CC BY
83
СОЦИОЛОГИЯ
ПЕРЕОТКРЫТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ ГОРОДА И СЕЛА
Ч.И. Ильдарханова
Академия наук Республики Татарстан, Центр семьи и демографии. Россия 420111, г. Казань, ул. Левобулачная, д.36а, 305.
Мировая социологическая мысль уделяет всё большее внимание динамике становления градо-сельских отношений в условиях модернизации современного жизненного пространства, чему и посвящена данная статья. Статья посвящена анализу методологических подходов к изучению социальных проблем села в условиях развития сетевых отношений с городом, что приводит к формированию жизненного пространства нового качества. Социологическое видение выбранного концепта представлено сквозь призму международных теоретических конструктов современного города и села, объясняющих формирование возникающего при этом пространства через специфику социального капитала, влияние жизненной среды на конфигурацию пространства и исторической ретроспективы становления градо-сельского социума в условиях глобализации и развития сетевых отношений.
Отличие понятий жизненная среда и жизненное пространство автор трактует таким образом, что второе включает (в отличие от субъектов) акторов с их многообразными сетевыми связями, такими, как Интернет, новые мобильности людей, товаров, капиталов, которые всё более выходят далеко за пределы локала проживания. И они не сводятся, как прежде, к конкретному социокультурному жизненному миру. Локализация социального пространства в определенной жизненной среде (среде обитания), по мнению автора, имеет социокультурную смысловую нагруженность как жизненное пространство. Его анализ структурирован через дифференциацию социальных групп, основанную на социокультурных причинно-следственных связях. Процессы урбанизации села и рурбанизации общества автор рассматривает в аксиологическом ключе. Описаны три измерения устойчивости градо-сельских отношений, включая экономическую, социальную и природоохранную сферы. Автор полагает, что развитие потенциала градо-сельского пространства следует прогнозировать, исходя из оценки социального капитала каждого из пространственных сообществ с выявлением социальных норм, ценностей и образцов поведения как основы для институционализации новых градо-сельских отношений. Актуализирована разработка новой градо-сельской дихотомии и противопоставление не городского/ сельского пространства, а изменяющихся под влиянием рефлексии и изменяемых как городских, так и сельских регионов.
Ключевые слова: жизненная среда, жизненное пространство, градо-сельское пространство, ресурсный потенциал, градо-сельские отношения, село, социальное пространство, социальные ресурсы, социальный капитал.
Глобальная социология сегодня более ориентирована на учёт пространственного контекста, что означает признание некорректности опоры только на специфические теоретические конструкты, которые соответствуют региону, культуре и традициям [13; с. 23]. Для изучения как городских, так и сельских реалий, будь то в масштабах страны или отдельного региона, наиболее эффективным следует признать методологию контекстуализма, которая в полной мере учитывает существующие различия в менталитете населения, стилях управления, уровне развития экономики и социальной сферы [6].
Динамика жизненного пространства изменяющегося города (город-государство, доинду-стриальный город, информациональный город, глобальный город, город-призрак, раздвоенный город) достаточно широко обобщена в социологических теориях, связанных, в первую очередь, с именами М. Вебера, К. Маркса, Г. Зиммеля, Э. Дюркгейма, Ф. Тённиса, Э. Бёрджесса, А. Шютца, Д. Харвея, М. Кастельса, С. Сас-сен, У. Эко и др. [7; с. 141-143; 567]. Например, У. Эко наделяет созданные человеком сооружения городского пространства качествами императивности и эмотивности (архитектура принуждает к определённым нормам проживания и одновременно даёт либо ощущения покоя, исходящего от храма греков, или тревоги от церкви в стиле барокко), либо и того и другого одновременно [16; с. 204].
Существенно меньше внимания уделяет социология исследованию жизненного пространства села, несмотря на то, что это пространство организовано в соответствии с исторически сложившимися тенденциями общественного устройства. В сельском пространстве действуют сетевые связи и отношения, присущие, подчеркнём, всему обществу, происходят сложные трансформационные процессы, возникают угрозы и вызовы, имеющие как локальный, так и мировой масштаб. Становление градо-сельских отношений в условиях современной модернизации жизненного пространства, включающей преобразование производительных сил, распространение информационных технологий, развитие социального капитала, культуры в целом побуждает социологов-теоретиков к переоткрытию новой реальности, чему и посвящена данная статья.
Анализ конкретного сельского пространства ведётся сегодня в дисциплинарных рамках разных наук - экономики, экономической географии, психологии - что, с одной стороны, создаёт возможности применения/импремента-ции междисциплинарных подходов, взаимного обогащения наук исследовательскими ресурсами. С другой стороны, имеет место определённое доминирование конкретного теоретико-методологического инструментария, что смещает акцент с анализа реального на сконструированное должное, а также возводит барьеры между разными сферами научного знания.
Поскольку современное село - это место жизни людей и функционирования социохо-зяйственных структур, одной их которых на сельских территориях является аграрно-про-довольственный комплекс сетевого типа, то данное пространство интерпретируется нами, исходя из значимости таких факторов как социокультурные причинно-следственные связи, сетевые отношения, дифференциация групп населения, не одинаково вовлеченных в хозяйственную среду. Между акторами, которые находятся в таких укладах, как фермерство, коллективно-долевой сектор или семейное хозяйство, существуют большие различия, как по уровню доходов, по материальному обеспечению функционирования аграрно-производственного комплекса сетевого типа, по характеру сетевых взаимодействий, так и в образе жизни. Обращение к достижениям экономической науки в этом контексте становится необходимым.
Однако есть и сложности, которые связаны не только с несовпадением терминологии (многие эконом
исты, например, не признают различий между субъектом и актором). Для социологов же особенно важны ценности и нормы, задающие предписанные и приобретённые статусы и социальные роли, жизненный мир людей (А. Шютц). Культурные смыслы социальной жизни также фактически умаляются как значимый фактор деятельности, особенно в социально-экономических отношениях, которые культурно конструируются [4]. Истоки этого находятся в экономических теориях (Г. Беккер), особенно в новейшей из них - неоклассической теории, ставящей в центр несдерживаемый эгоистический интерес человека (Ф. Фукуяма).
Для современных социологов особенно неприемлема претензия ряда экономистов на то, что открытая ими методология даёт в руки инструмент построения чуть ли не «универсальной» науки о человеке, позволяющей объяснить практически все аспекты человеческого поведения [18]. Однако индивиды далеко не всегда демонстрируют рациональный выбор «предельной полезности». В реальной жизни всё сложнее: нормативная ориентация, казалось бы, должна удерживать человека от того, чтобы бросаться на помощь другому в критической ситуации, нередко с опасностью для своей жизни, то есть речь не идёт об удовлетворении им своего эгоистического интереса.. Точно так же люди в определённом социокультурном пространстве демонстрируют отказ от выгодных действий с позиции материальной пользы и прагматических интересов. Это исследовал ещё российско-американский социолог П.А. Сорокин, анализируя реалии взаимной помощи и производства добра [10].
Сегодня тенденция производства добра по отношению к другим людям и природе не изжила себя. Это особенно наглядно видно на примере сельской реальности: несмотря на то, что аграрная реформа конституировала свобо-
ду выбора трудовой деятельности и некоторые её виды (фермерство) демонстрируют хорошие перспективы с точки зрения материальной выгоды, претендентов на данную новацию по удельному весу ко всему населению экономически активных возрастов оказалось совсем немного. Причина заключается не в одних организационных трудностях вхождения в этот сектор, но и культурно сконструированной предрасположенности индивидов к определённому образу жизни, другим ценностям, включая заботу о близких, ограничение своих материальных потребностей, сохранение природы.
Поскольку концепты экономической теории рационального действия для поддержания своей «элегантности» вытесняют целый комплекс проблем за пределы объяснительных моделей, проблематика ценностей и норм объективно попадает в поле внимания социологии, которая занимается ценностно-культурным обоснованием рационального/иррационального действия и причинно-следственной зависимости многих процессов от социальной и культурной среды. Изучение конкретных городских и сельских реалий, их динамики строится также с учётом общенаучного знания: конфликтологической и ролевой теорий, структурно-фукнциональном и системном анализах и др.
Понятие жизненного пространства является производным от социального пространства, которое, по мысли французского социолога П. Бурдьё, конституируется в объективных связях между позициями, занимаемыми в распределении ресурсов. Сами акторы социального пространства распределяются соответственно капиталу, которым они обладают. Этому способствуют: экономический капитал в его различных формах, социальный, культурный и символический капиталы. Бурдьё выделяет ещё и второе измерение - структуру капиталов, разделяемых по относительному весу их видов в общем имеющемся у акторов капиталов [1; с. 188].
П. Бурдьё подчёркивает и следующую особенность социального пространства: взаимодействия, которые происходят с обладателями социального капитала, предполагают признание дистанции между акторами и что из неё можно получать некие преимущества. На наш взгляд, перспектива перехода к более реалистичному видению данного явления возникает, если его конкретизировать применительно к среде, где разворачиваются взаимодействия разных акторов. Иными словами, локализация социального пространства в определённой жизненной среде (среде обитания), по нашему мнению, имеет социокультурную смысловую нагруженность как жизненное пространство, задающее общий характер социальных действий и взаимодействий акторов.
Парадигма, как методологический инструмент, определяя квинтэссенцию взглядов исследователя на предмет изучения, предполагает и аксиоматические допущения [5]. Одним из та-
ких допущений является признание зависимости благополучия жителей от благоприятной среды. Понятия жизненная среда и жизненное пространство различаются: если первое включает в основном предметный мир обитания, то второе - акторов с их многообразными связями, сетевыми отношениями, которые могут выходить далеко за пределы локала проживания. Мы полагаем, что ресурсы, которые входят в жизненную среду, определяют ситуации не одинаково и даже противоречиво. Одни из них могут использоваться неограниченное количество раз, другие изнашиваются, устаревают и выходят из строя, третьи требуют постоянных импульсов для поддержки их функционирования.
Какова структура, содержание и формы реализации ресурсного потенциала жизненного пространства села? Прежде всего - это совокупность социальных ресурсов, к которым мы относим любые проявления духовно-практической деятельности, а также способности к ней, которая потенциально существует, однако не всегда по каким-либо причинам действует. Речь идёт, по существу, о личностных качествах акторов, которые проявляются в производственной сфере в виде инновационной позиции, имея в виду их активное участие в культурном конструировании и сельского бытия в его многообразных измерениях, в самоуправлении и личном участии в разного рода местной (или выходящей за пределы своего села) самодеятельности.
Привлекательность жизни на селе во многом определяется подручностью расположения различных локальных ресурсов, что зависит как от истоков - возникновения села, так и от активизма самих акторов, которые способны действовать, чтобы среда обитания приобретала инклюзивный характер [22]. Это достижимо при установлении большего контроля гражданского общества, различных ассоциаций, союзов, движений над тем, как конструируются места жизни [2].
Влияние природных условий, специфики ландшафтов на образ жизни населения рассматривалось географами [3; с. 8]. Их работы носят, в основном, характер монографического описания специфики разных природных зон, которые предопределяют формы и виды хозяйственной и бытовой жизнедеятельности населения. Социологи пошли дальше. Они показали, что природные объекты, будучи социальными фактами, которые расположены в территориальном пространстве, могут достаточно жёстко предписывать условия жизнедеятельности обитающих там людей (Э. Дюркгейм). Верно и то, что человек не хотел мириться с такой предзаданностью своего существования в природной среде, преобразовывал её - проводил каналы, менял русла рек, осушая болота и орошая зоны пустынь. При этом допускал и неоправданное усердие: не познав до конца ненамеренные последствия, значимость которых была особо исследована Р. Мертоном.
Морфология территориального пространства, включающая как ландшафты, так и рассредоточенные в нём поселения разного типа -от крупных, средних и малых городов до сёл и деревень - является результатом взаимодействия исторического наследия и трансформационных процессов. Современное обустройство мест обитания сельских жителей во многом определяется истоками освоения территорий, которым присущи общие и особенные черты. Если взять какое-нибудь сельское поселение страны с очень большой глубиной исторического существования, то его зарождение теряется в глубине веков (например, сельские поселения Греции, Италии). Совсем другая ситуация в странах с относительно «молодой» историей, как США, Канада, Россия. Здесь поселения возникали вследствие того, что участки территории занимались пришлыми людьми. В одних случаях оттесняя аборигенов (США), в других, как правило, сосуществуя с коренными этносами мирно, поскольку природных ресурсов, необходимых для выживания, хватало всем (Россия).
Освоение территорий и характер расселения во многом определялись и институционализа-цией этого процесса. Переселенцы из Западной Европы на американский континент имели право получать землю для фермерской занятости в собственность. Они и селились на этой земле, поэтому и сейчас в США вся сельская территория покрыта одиноко и далеко стоящими друг от друга фермерскими усадьбами. В России эта модель реализовалась в результате аграрной реформы П. А. Столыпина частично, в меньшей степени в европейской части России, в большей -в Сибири и Казахстане. Но этой модели история отвела очень немного времени в связи с революциями 1917 г. и сменой политических режимов. Зато формы расселения, сложившиеся от стремления крестьян жить общинно и поддерживаемые властью с эпохи закрепощения крестьян, то есть с XVII в., оставались сравнительно незыблемыми и в советское время. По крайней мере, до начала 70-х гг. XX в., когда была проведена мобилизационная акция разделения всех сёл и деревень на имеющие и не имеющие «перспективу» развития.
Новые поселения, необходимость которых была связана в СССР с расселением людей на целинных и залежных землях, вводимых в хозяйственный оборот, строилась в рамках функциональной парадигмы, причём решения принимались по схеме, о которой писал К. Алек-сандер, то есть специалистами, не встречавшимися с будущими обитателями (жителями) [17; с. 67]. Отзвуки острейших дискуссий о том, кто из учёных-аграрников больше всего подтолкнул власть к ликвидации «неперспективных» деревень, сохраняются до последнего времени [11]. Забегая вперёд, отметим, что рационализация размещения сети школ и медицинских учреждений, проводимая органами, ответственными за образование и здоровье нации уже в наши дни,
инициировала социальные результаты, близкие к тем, которые дала акция прямой ликвидации неперспективных деревень. Последствия их - в подталкивании процесса обезлюдения сельских территорий.
Другой аспект жизненного пространства села связан с понятием гемайншафт (Ф. Тён-нис), то есть степенью сохранения общинных начал жизни. Если подходить к оценке ориен-таций человека (особенно ставя этот вопрос в прогностической версии) по поводу преодоления трудностей «надеюсь на себя», «надеюсь на других акторов и организации», то склонность к солидарности, коллективизму и патернализму оказываются присущи преимущественно старшему поколению [9]. Молодёжь больше надеется на себя, хотя до некоторых рубежей своей биографии надеется и на родителей. В такой логике легко прийти к выводу, что отношения по типу гемайншафт на селе исчезают.
В общности люди пребывают в существенной связи, а в обществе в существенной отдалённости друг от друга [12]. По Тённису, здесь нет духа единства и той деятельности, которая осуществляется ради него самого и одновременно ради тех, с кем он связан. В обществе же каждый выступает только за себя, а против всех прочих он находится в состоянии повышенной напряженности. Другими словами, в общности господствующим моментом является отсутствие иного принуждения к нормативному поведению кроме рычагов нравственности, любви, сострадания. В современном российском пространстве села эти факторы действуют и имеют сильное влияние на индивидов любого возраста, молодых и старых, причём в разных этнических сообществах с большей или меньшей эффективностью. Участвует и конфессиональный признак. Например, в селах с этнически разнородным населением теснота связей более сильной оказывается в моноэтнических группах.
В то же время, как отмечал М. Тодаро, защитить сообщества от внешних воздействий практически невозможно [14]. Сами сообщества, будучи помимо поселенческой ещё и хозяйственной организацией, способны на рефлексивное, самопроизвольное, спонтанное действие, что ограничивает перспективу предсказуемости и прогнозирования. Но бесспорно одно, что это образование подчиняется социальной динамике: общим изменениям функционирования институтов в обществе; переходу от более ранней стадии к более поздней; и импульсам от самопреобразований, которые претерпевает общество на протяжении большого отрезка времени [15].
Эти выводы имеют важное значение в понимании того, как происходят модернизационные процессы не только в городских, но и в сельских сообществах, и в том, какую роль в них занимают качества гемайншафт . Государства всегда заинтересованы в том, чтобы сельские жители эффективно адаптировались к господствующим социально-экономическим отношениям в обще-
стве, не отставали во включении в институты развития. Но каждое сообщество при наличии неких (определенных) общих черт по-своему уникально. Поэтому первейшей важной задачей государственного воздействия является распознавание и поддержание их самоорганизующихся сил и свойств. Аналитики сельских реалий западного общества обращают внимание на ряд новых тенденций, которые нам представляются важными для сравнения с процессами российского жизненного пространства села.
Во-первых, сельское хозяйство как вид производства превращается из основного занятия в дополнительное [21]. А это означает, что в глазах других акторов, прежде всего горожан, использование сельского пространства, село и его жители теряют прежний статус с обретением нового. Теперь село начинает рассматриваться как место досуговых занятий, «туризма», общения с природой.
Во-вторых, людские ресурсы и имеющиеся там площадки для каких-либо производств приобретают новое значение для акторов сетевой рыночной экономики. На село выносятся отдельные виды промышленного производства, что актуализируется более дешевой рабочей силой и меньшими транзакционными расходами. Все вместе эти факторы приводят и к ослаблению контроля общности над территорией [20].
Определяющими как на мировом, так и на региональном уровне деловыми территориями являются междугородние взаимодействия. Соотношение градо-сельских интеракций и торговли существенно ниже, что обусловлено изменением образцов потребления и сокращением сельского населения. В сфере трудовой занятости, промышленности, культуры и образа жизни постепенно происходит процесс урбанизации села. Для развитых стран характерен процесс рурбанизации - интеграции городских форм и условий жизни на сельскую территорию [7; с. 627], сопровождающейся миграцией в село. По аналитической оценке западных учёных, сокращающиеся городские места более низкого ранга имеют больше общих характеристик с окружающими их сельскими территориями, чем с расширяющимися городами. Сельские территории расширяющихся городских регионов имеют больше общего с такими городами, чем с исчезающими, периферийными сельскими местностями. Данное явление актуализирует разработку новой градо-сельской дихотомии и противопоставление не городских/сельских местностей, а развивающихся/ исчезающих как городских, так и сельских регионов.
Выделяют три измерения развития градо-сельских отношений: экономическое, социальное и природоохранное. С точки зрения экономической устойчивости, существует несколько секторов риска, как позитивного, так и негативного. Во-первых, миграция горожан в село, вызванная минимизацией расходов на ЖКХ. Во-вторых, перемещение производства из города в периферию, обусловленное снижением стоимости аренды помещения и рабочей силы при сохранении городского пространства рынком сбыта своей продукции. Чрезвычайно важным аспектом выступает приоритет развитых стран сохранить экологические ресурсы отечественного сельского пространства, перенося промышленное производство на площади стран с низкой стоимостью аренды земель.
С позиции социальной устойчивости, важными являются:
1) градо-сельские связи родственного и земляческого характера, повышающие экономический потенциал села в случае, если мигранты из города приносят доход и городские продукты в сельскую территорию;
2) появление новых форм градо-сельских отношений, основанных на культурных интересах индивидов и их желании сохранить сельскую культуру;
3) создание градо-сельских отношений на основе рекреационных возможностей и туризма.
В отношении придоохранной устойчивости, актуальными являются вопросы экологически бережного к природе и безопасного для здоровья и жизнедеятельности человека развития территории в условиях модернизации села. Прогнозирование потенциала градо-сельского пространства предполагает оценку социального капитала каждого из пространственных сообществ с выявлением социальных норм, ценностей и образцов поведения как основы для институционализации новых градо-сель-ских отношений.
Все эти и другие предпосылки (информационного и коммуникационного характера) ведут к решительному изменению мировосприятия сельских жителей. Для того чтобы выжить в новых условиях, они вынуждены придумывать механизмы, поддерживающие их инклюзию, человеческое достоинство в новой среде. Этому помогает и волонтёрское движение, потенциал которого становится осмысленным ресурсом самоорганизации за счет включения энергии возбуждённой среды, то есть самих жителей [23].
Список литературы
1. Бурдье П. Начала. Социальное пространство и символическая власть. Пер. с франц. - М.: Босю-Ьодоз, 1994. 288 с.
2. Горшков М.К. Гражданское общество и гражданское сознание в современной России//Гуманитарий юга России, 2013. №1. С.12-22.
3. Зубаревич Н. В. Регионы России: неравенство, кризис, модернизация. М.: Независимый институт социальной политики, 2010. 160 с.
4. Кравченко С.А. Культуральная социология Дж. Александера (генезис, понятия, возможности инструментария) // Социс, 2012. № 5. С. 13-22.
5. Кравченко С.А. Модерн и постмодерн: «старое» и новое видение // Социс, 2007. № 9. С. 13-22.
6. Кравченко С.А. Переоткрытие социальной реальности как показатель валидности социологического знания // Социс, 2014. №5. С. 27-37.
7. Кравченко С. А. Социологический толковый русско-английский словарь / С.А. Кравченко; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) МИД России, каф. социологии. — М.: МГИМО-Университет, 2013. 895 с.
8. Нефедова Т. Г., Пэллот Дж. Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова? М.: Новое издательство, 2006. 320 с.
9. Салагаев А. Л., Сергеев С. А., Сергеева З. Х., Макаров А. С. Социальная целостность, политическая стабильность и скрытые страхи: социокультурный портрет Республики Татарстан / Социокультурные портреты регионов России: опыт комплексной реализации. Сборник материалов IV Всероссийской научно-практической конференции 18-22 сентября 2008 г., Чебоксары. С. 217.
10. Сорокин П. Таинственная энергия любви // Социс, 1991. №8, 9. С. 144-159.
11. Староверов В. И. История и теория социологического анализа российской агросферы. - М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2009. 436 с.
12. Тённис Ф. Общность и общество // Социологический журнал, 1998. № 3/4. С. 207-229.
13. Титаренко Л. Г. Национальное и наднациональное в социологии // Социс, 2011. №1. с. 22-29.
14. Тодаро М. Экономическое развитие / М.П. Тодаро. - М.: Экономический факультет МГУ, ЮНИТИ, 1997. 667 с.
15. Штомпка П. Состояние социальных изменений / Пер. с англ., под ред. В.А. Ядова. М.: Аспект-Пресс, 1996. 416 с. С. 286-287.
16. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: Петрополис, 1998. 432 с.
17. Alexander, C., Davis, H., Martinez, J. The Production of Houses. Oxford: Oxford University Press, New York, 1985. 381 pp.
18. Becker, G. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago: University of Chicago Press, 1976. Рр. 3-14.
19. Chaltertom, P. Seeking the Urban Common: Furthering the Dabateon Spatial Justice / City. 2010. Vol. 14(6). Pp. 625-628.
20. Ross, M.L. The Local Community: A Survey Approach // American Sociological Review XXVII, February, 1962. Pp. 75-84.
21. Social Capital and Rural Development in the Knowledge Society / Edited by Hans Westland, Kiyoshi Kobayashi. Edward Elgar Publishing Limited. 2013, 338 pp.
22. Soja, E. Seeking Spatial Justice. Minneapolis of Minnesote Press, 2010. P. 280.
23. Westland, H. and Gawell, M. Building Social Capital for Social Entrepreneurship // Annals of Public and Cooperative Economics, 2012, 83 (1). Pp. 101-116.
Об авторе
Ильдарханова Чулпан Ильдусовна - к.с.н., учёный секретарь, Центр семьи и демографии Академии наук Республики Татарстан (г. Казань), [email protected], тел. 89600516864, 420111, г. Казань, ул. Лево-булачная, д.36а, 305.
REDISCOVERY OF SOCIAL REALITY OF THE CITY AND THE VILLAGE: METHODOLOGICAL NOVATIONS OF THE STUDY OF LIFE SPACE DYNAMICS
Ch. I. Ildarhanova
Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan, Family and demography center (Kazan).
Abstract: The world sociological thought pays more attention to the dynamics of urban-rural relations within the modernization of the living space. Their achievements are highlighted in the paper. Social problems of rural society that is changing and is being changed under the influence of development of network relations with the city are suggested to be analyzed in the context of living space of a new quality that is forming in the modern world. Sociological vision of the concept is presented on the base of international urban-rural theoretical constructs, explaining formation of a new establishing space by specifics of social capital, influence of living environment on space
configuration, and historical retrospective of rural society institualization under the conditions of globalization and development of network relations. The difference between concepts 'living environment' and 'living space' is explained in the broader context of the second one. Unlike subjects it includes actors with their various ties like internet, new types of mobility of people, goods and capitals towards the city that go far and far outside local of inhabiting and are not restricted just by subjective world of place of inhabiting. Social space localization in definite living environment, according to the author's viewpoint, possesses important social and cultural value. Living space analysis is structured by differentiation of social groups based on social and cultural causality. The author brings value and cultural basis of changes in social actions of citizens of a modern village and traces the role of social and cultural environment on development of network processes in a rural territory. It is underlined how demographic resources of a rural society lead to the lost of relations that are formed on a community type rather than on a society type. Processes of urbanization of a rural area and rurbanization of the society are given in an axiological perspective. Three dimensions of sustainability of urban-rural relations are described: including economic, social and environmental spheres. The author supposes that evaluation of social capital of each of spatial communities study of social norms, values and behavioral standards will promote prognosis of the potential of modern rural-urban space as a base for institualization of new urban-rural relations. Attention has been drawn to the necessity to develop new urban-rural dichotomy and oppose not rural/urban spaces but areas, both urban and rural, that change and are being changed under the influence of introspection.
Key words: living environment, living space, urban-rural space, resource potential, urban-rural relations, village, rural reality, social space, social resources, social capital.
References
1. Burd'e P. Nachala. Social'noe prostranstvo i simvolicheskaja vlast' [The foundations. Social space and symbolic power]. Per. s franc. Moscow, Socio-Logos, 1994. 288 p.
2. Gorshkov M. K. Grazhdanskoe obshhestvo i grazhdanskoe soznanie v sovremennoj Rossii [Civil society and civil consciousness of modern Russia]. Gumanitarij juga Rossii, 2013, no.11, pp.12-22.
3. Zubarevich N. V. Regiony Rossii: neravenstvo, krizis, modernizacija [Russian regions: inequality, crisis, modernization]. Moscow. Nezavisimyj institut social'noj politiki [Independent Institute of social policy], 2010. 160 p.
4. Kravchenko S. A. Kul'tural'naja sociologija Dzh. Aleksandera (genezis, ponjatija, vozmozhnosti instrumentarija) [Cultural sociology of J. Alexander]. Socis, 2012, no. 5, pp. 13-22.
5. Kravchenko S. A. Modern i postmodern: «staroe» i novoe videnie [Modern and postmodern: old and new view]. Socis, 2007, no. 9. pp, 13-22.
6. Kravchenko S. A. Pereotkrytie social'noj real'nosti kak pokazatel' validnosti sociologicheskogo znanija [Rediscovery of social reality as a factor of validity of sociological knowledge]. Socis, 2014, no. 5, pp. 27-37.
7. Kravchenko S. A. Sociologicheskij tolkovyj russko-anglijskij slovar' [Sociological Russian-English definition dictionary]. Moscow. MGIMO-Universitet, 2013. 895 p.
8. Nefedova T. G., Pjellot Dzh. Neizvestnoe sel'skoe hozjajstvo, ili Zachem nuzhna korova? [Unknown agricultural industry or why do we need a cow?]. Moscow. Novoe izdatel'stvo, 2006. 320 p.
9. Salagaev A. L., Sergeev S. A., Sergeeva Z. H., Makarov A. S. Social'naja celostnost', politicheskaja stabil'nost' i skrytye strahi: sociokul'turnyj portret Respubliki Tatarstan [Social entirety, political stability and latent fears] / Sociokul'turnye portrety regionov Rossii: opyt kompleksnoj realizacii. Sbornik materialov IV Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii 18-22 sentjabrja 2008, Cheboksary, p. 217.
10. Sorokin P. Tainstvennaja jenergija ljubvi [Mysterious energy of love]. Socis, 1991. no. 8, pp.144-159.
11. Staroverov V. I. Istorija i teorija sociologicheskogo analiza rossijskoj agrosfery [History and theory of sociological analysis of agrosphere]. Moscow. RIC ISPI RAN, 2009. 436 p.
12. Tennis F. Obshhnost' i obshhestvo [Community and society]. Sociologicheskij zhurnal. 1998. no. 3/4. pp. 207-229.
13. Titarenko L. G. Nacional'noe i nadnacional'noe v sociologii [National and undernational in sociology]. Socis, 2011. no. 1. pp. 22-29.
14. Todaro M. Jekonomicheskoe razvitie [Economic development]. Moscow. Jekonomicheskij fakul'tet MGU, JuNITI, 1997. 667 p.
15. Shtompka P. Sostojanie social'nyh izmenenij [The state of social changes]. Moscow. Aspekt-Press, 1996. 416 p.
16. Jeko U. Otsutstvujushhaja struktura. Vvedenie v semiologiju [Absent structure. Semiology introduction]. Saint-Petersburg. Petropolis, 1998. 432 p.
17. Alexander, C., Davis, H., Martinez, J. The Production of Houses. Oxford: Oxford University Press, New York, 1985. 381 p.
18. Becker, G. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago: University of Chicago Press, 1976. pp. 3-14.
19. Chaltertom, P. Seeking the Urban Common: Furthering the Dabateon Spatial Justice / City. 2010. Vol. 14(6). pp. 625-628.
20. Ross, M.L. The Local Community: A Survey Approach // American sociological review XXVII, February, 1962. pp. 75-84.
21. Social Capital and Rural Development in the Knowledge Society / Edited by Hans Westland, Kiyoshi Kobayashi. Edward Elgar Publishing Limited. 2013, 338 p.
22. Soja, E. Seeking Spatial Justice. Minneapolis of Minnesote Press, 2010. 280 p.
23. Westland, H. and Gawell, M. Building Social Capital for Social Entrepreneurship // Annals of public and cooperative economics, 2012, 83 (1), pp. 101-116.
About the author
Chulpan I. Ildarhanova - Senior fellow, Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan, Family and demography center (Kazan). E-mail: [email protected].
