CC BY
64Перемещения в пространственных координатах: больше, чем географическая мобильность1
Анна Стрельникова*
В статье рассматриваются особенности изучения социальной мобильности применительно к географическим перемещениям (переезды из одного населенного пункта в другой, переезды внутри города и др.). Автором предпринята попытка представить особенности таких перемещений в качестве важного структурообразующего элемента индивидуальных и семейных биографий, в которых, в свою очередь, отражается субъективное восприятие результатов социальной мобильности. Статья базируется на результатах авторских эмпирических исследований, а также на вторичном анализе материалов проекта «Век социальной мобильности в России».
Ключевые слова: городское пространство, социальная мобильность, пространственные практики, "биографическая прогулка", вторичный анализ данных
Описание мобильности через проживаемый опыт перемещений
Географические перемещения индивидов или перемещения в физическом пространстве (переезды из одного населенного пункта в другой, переезды внутри города) всегда являлись предметом особого интереса в городских исследованиях (urban studies). Этот интерес относится не только к объективным характеристикам перемещений (частота, интенсивность), но также и к субъективным параметрам, таким, как накопление и передача опыта, связанного с перемещениями, и встраивание этого опыта в биографический проект. Поскольку люди в течение своей жизни выстраивают отношения с меняющимися местами обитания, восприятие этих мест несет в себе оценку этих перемещений: «смысл места меняется, и память о нем остается тогда, когда собственно происходящее имеет уже совсем иной смысл» (Филиппов, 2008, с. 250).
Для нашей исследовательской «рамки» мы считаем приоритетными концепты повседневности, субъективного восприятия прошлого и настоящего в пространственной среде. В частности, это проблематизация «естественного» (обжитого и осмысленного) устройства города или иного населенного пункта, которое воплощено в структурах пространства, а также в ментальных и телесных схемах его обитателей. Это описание повседневных пространственных практик и тех жизненных траекторий, которые вычерчиваются с течением времени при регулярном воспроизводстве этих практик. По мнению Э. Амина и Н. Трифта, повседневный опыт перемещений было бы перспективно описывать через такие конструкты, как пористость (транзитивность, открытость новому),
1 Статья подготовлена в рамках проекта «Межпоколенная социальная мобильность от ХХ века к XXI: четыре генерации российской истории», поддержанного Российским научным фондом. Грант № 14-28-00217.
* Стрельникова Анна, кандидат социологических наук, доцент департамента социологии НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник ИС РАН. [email protected].
ским вопросам о восприятии места своего проживания и окружающего пространства
I I
наличие ритмов городской жизни и отпечатки следов как пространственно-временная
ось мобильности (Амин, Трифт, 2002). .
В данной статье мы рассматриваем проблематику мобильности, которая связана >< с географическими перемещениями индивидов. Мы считаем, что, становясь проживаемым опытом перемещений2, мобильность превращается из географической в социаль- ^ ную: будучи мобильными, люди накапливают определенный опыт субъективных описа- ^ ний для каждого пункта своих перемещений, причем этот опыт накладывается на личные сх и семейные биографические сюжеты и меняет их. Это приводит нас к исследователь- §
(иерархизированного и многомерного) в различных жизненных ситуациях, о влиянии 2 населенного пункта и всей его инфраструктуры на биографические «повороты» и «перекрестки», т. е., в конечном счете, о проекции жизненных траекторий на физическое
(географическое) пространство и о влиянии географического «вектора» мобильности на ^
различные события жизни3. 1
И
Используемые методы и данные о
СХ
Для анализа пространственной составляющей в описании мобильности мы обра- С
тимся к результатам собственных исследований с использованием метода биографиче- щ
ской прогулки4 (Стрельникова, 2012), а также к материалам проекта «Век социальной мо- §
бильности в России» (Судьбы людей: Россия ХХ век5, 1996), где в качестве метода сбора щ
данных выступали биографические интервью с представителями нескольких поколений ^ одной семьи. Ниже кратко представлены ключевые характеристики этих методов.
Биографическая прогулка — это метод, в котором биографическое интервью, как ш
реконструкция жизненного пути в целом или отдельных этапов жизни, комбинируется с §
включенным наблюдением, проводимым во время прогулки по определенным городским С
маршрутам. Сначала с респондентом проводится первичное интервью, в котором задают- св
ся вопросы о городе проживания, о восприятии различных частей городского простран- §
ства, о поведенческих стереотипах в прошлом и настоящем. Определяются привычные ^
городские маршруты, по которым респондент перемещался в молодости, фиксируется ^
общее отношение к городу на тот момент, обсуждаются практики появления любимых ^
и нелюбимых мест в городе. По итогам интервью выбирается одно из городских мест, сх в котором затем проводится прогулка респондента и интервьюера, которая дополняется
2 М. де Серто называет повседневные перемещения пространственными практиками, уточняя, что в них категория пространства дополняется категорией времени, причем обе категории имеют субъективный характер (см.: Серто, 2010).
3 Отдельной непростой задачей является поиск и верификация «единиц измерения» для отображения жизненных траекторий как восходящих или нисходящих, крутых или сглаженных. Например: «Как и на каком расстоянии, например, в измерении «Брак», определить положение мужчины, находившегося в настоящий момент в первом браке, относительно его холостого состояния или в момент развода после первого брака?» (Судьбы людей: Россия ХХ век, 1996, с. 414-415). Понимая всю методическую сложность данного вопроса, мы выносим его за рамки данной статьи.
4 Было проведено 19 биографических прогулок с жителями г. Москвы в возрасте 50 лет и старше. При отборе респондентов мы не ставили перед собой цели репрезентировать все население данной возрастной группы. Однако респонденты подбирались таким образом, чтобы по возможности охватить жителей центральных и окраинных районов, коренных жителей и приезжих, различающихся по образованию и по другим статусным характеристикам.
5 В данной монографии представлены некоторые результаты проекта «Век социальной мобильности в России», который проводился сотрудниками Института социологии РАН (В. Семенова, Е. Рождественская и др.) в сотрудничестве с французским социологом Д. Берто. Отбор респондентов осуществлялся среди возрастной когорты 1965-1967 годов рождения участников лонгитюдного проекта «Пути поколения России» (М. Титма, В. Семенова, Л. Коклягина), обеспечивая, тем самым, аналитическую и методическую преемственность и взаимодополняемость данных. Также при отборе респондентов учитывалась гетерогенность относительно принадлежности к различным социальным стратам.
вторым интервью (во время прогулки или по ее окончании). В ходе прогулки фиксируется то, как респондент описывает изменения городского пространства, свои ощущения от любимого ранее места в городе, событийный ряд, который ассоциируется у респондента с местом прогулки, другие впечатления о городе, также уточняются и дополняются все основные сюжеты из первичного интервью. Таким образом, идея метода заключается в постепенном разворачивании биографии индивида с помощью прогулки, которая позволяет реконструировать прошлое в пространственно-телесном опыте.
Как замечает Б. В. Голофаст, «если история жизни излагается в горизонте обыденного сознания, то требуется подчас значительное усилие даже для обнаружения или осознания изменившегося порядка вещей» (Голофаст, 1995, с. 75). Поскольку повседневное общение само по себе не располагает к детальным повествованиям о событиях прошлого, исследователю приходится искать методические приемы, которые выступили бы в роли биографического импульса. Одним из удачных приемов мы считаем биографическую прогулку, в ходе которой пространственные схемы дополняют биографический подход через телесное погружение в прошлое.
Что касается проекта «Век социальной мобильности в России», в нем была реализована качественная исследовательская стратегия (пионерская на тот момент для российской социологии как по методологическим основаниям, так и по масштабности), включающая в себя многоэтапный анализ семейных жизненных траекторий. В ходе проекта для реконструкции истории семьи на протяжении нескольких поколений исследовательским коллективом было собрано и проанализировано более 120 биографических интервью из 68 семей. В этих интервью раскрываются вопросы принятия решений в различных жизненных ситуациях, даются описания стартовых и текущих статусных позиций индивидов и членов их семей — словом, отражена субъективная картина событий жизни и эмоций, с ними связанных. При этом исследователи предприняли попытку анализа сведений не только о самом информанте, но также обо всем «расширенном семейном клане» родственников (двоюродные братья и сестры, дяди и тети и др.), в результате «каждая история описывает траектории жизни 20-30 членов семьи» (Судьбы людей..., 1996, с. 10). В монографию «Судьбы людей: Россия XX век» были включены семейные истории, отражающие как уникальный опыт, так и типичные для своего времени стратегии семей.
Освоенное пространство как результат географической мобильности
В наших биографических прогулках проблематика мобильности в биографии индивида акцентировалась через различные мета-сюжеты (жизненные «повороты» и «перекрестки»), которые, так или иначе, проявлялись в каждом интервью. Это практики переездов (в город или внутри города), опыт перемещений на всевозможном транспорте, опыт длительных пеших прогулок, появление ориентиров в освоенном пространстве.
Сюжеты интервью, посвященные переездам, наиболее интересны с точки зрения анализа траекторий мобильности. Так, в ходе описания переезда в Москву из пригорода или из другого населенного пункта обычно проговариваются изменения привычного жизненного уклада, а также появление различных возможностей, недоступных ранее. Кроме того, подобные сюжеты позволяют увидеть не только само это событие глазами респондента, но и систему аргументации, которую применяет рассказчик при выражении своего отношения к «старому» и «новому» положению в пространстве:
«А когда мы переехали, сломали этот дом... мы переехали в новый. Мне было дико, что для того, чтобы выкинуть мусор на площадке, я должна была надевать на себя что-то приличное» (ж., 55).
Обсуждение опыта использования городского транспорта и пеших прогулок наглядно показывает, что в течение жизни человек не только перемещается в пространственной среде, но и формирует свое отношение к ней:
«Выезжать из своего района стала регулярно с 11 лет, ездила в гости к бабушке
в Подмосковье через весь город. Мне очень нравилось! Целых два часа, и я искала
новые маршруты, пересаживалась на разные трамваи, было интересно. Вот сначала ><
на 1-м, потом на 49-м, потом на 12-м, потом уже на электричку» (ж. 64), 2
св
I
«Как-то мы росли с Москвой. Например, вот все какие-нибудь новые стройки. ^ Новый Арбат, например. Мы были школьниками. Мы следили, мы знали всегда, ка- О. кие новые районы появляются, какие новые здания появляются, мы гуляли по горо- о ду. Вот. И как-то успевали с ним расти» (м., 59). ^
Можно сказать, что переезд становится переломной точкой не только в личной био- ^ графии, но и в ее пространственном воплощении. Новый район проживания постепенно щ наполняется событиями и эмоционально окрашенными смыслами, в то время как визиты в места, значимые в прошлом, могут восприниматься обезличенно, т. к. уже произошло застывание образа городского пространства таким, каким он теперь не является:
о
«стали выпячиваться эти высотки... понастроили» (м., 51),
С щ
«Практически не осталось ни одного старого дома. Всё сломано, либо реконструировано так, что трудно понять, что здесь было когда-то... это не моя Москва» ^ (ж, 50). Ф
Некоторые наши информанты признавались, что им теперь не очень хочется выезжать «в Москву» из своего отдаленного района, а также не хочется ориентироваться в изменениях пространства столицы:
можностей для любой формы мобильности поведение человека становится ригидным, непластичным, однообразным, и он «...обречен думать и смотреть на мир сквозь очки своей «социальной ячейки». уединение внутри своей социальной ячейки удерживает его от того, чтобы овладеть гибкими и разнообразными взглядами, более широкими перспективами ума» (Сорокин, 2004, с. 102-103). Т. е. в данном случае «застывание» жизненной траектории на какой-то определенной социальной позиции влечет за собой и снижение или полную утрату потребностей в географической мобильности.
ф &
С
«ну разве что по делу... и быстрее обратно» (м., 51), щ
§
«постепенно привыкаешь: дом — работа... особенно ориентироваться не нужно» ^ (м., 55), -а
«В общем-то я могу сказать, что я уже половину Москвы не знаю» (м., 53). ^
О
Это согласуется с представлениями П. Сорокина о том, что при уменьшении воз- ^
I
Реализация новых возможностей в пространстве как результат социальной мобильности
Можно сказать, что географическое пространство раскрывается параллельно с сюжетами биографии: осваивается определенный этап жизни — осваивается и территория. Карта освоения города (или иного населенного пункта)6 у коренных жителей прорисовывается от мест детских прогулок («сюда мы ходили с мамой») к местам романтических
6 В ходе наших биографических прогулок рассматривалось освоение городского пространства (на примере г. Москвы).
встреч («вот на этой лавочке сидели с будущим мужем»), от мест учебы («открыла район Полянки-Ордынки, когда поступила в училище») — к местам работы, потребления и т. д.
Карта освоения города у приезжих начинается с тех элементов пространства, которые оказались актуализированы в первое время после переезда, и некоторое время эти элементы служат опорными точками среди чужого и неизвестного. Это вокзал или иной транспортный узел как символические «ворота» в новую жизнь, символы центра города, жилье (квартира, общежитие), место работы или учебы.
В проекте «Век социальной мобильности в России» в истории Кантеровичей (Судьбы людей., 1996, с. 15-41) можно обнаружить сложнейший рисунок географических перемещений, который проецировался на жизнь семьи. Многочисленные переезды членов семьи были связаны как с восходящей мобильностью (получение образования в другом городе, повышение по карьерной лестнице, получение собственного жилья), так и с нисходящей (репрессии и длительная жизнь на «комсомольских стройках», вынужденный уход с работы из-за недоброжелательности и доносов, неравные браки, лишение прописки). Столь динамичная картина перемещений была связана с необходимостью выживания семьи в сложнейших условиях, от утраченных благополучных дореволюционных позиций семьи до изначально враждебного к «бывшим» социалистического общества. Фактически, возможность дышать «различным социальным воздухом» позволила семье Канторовичей непрерывно получать новый опыт и приспосабливаться к меняющимся условиям жизни. П. Сорокин называет таких мобильных индивидов «туристами», которые путешествуют по различным социальным ячейкам, не собираясь останавливаться надолго ни в одной из них (Сорокин, 2004, с. 107).
На микроуровне можно оценить комфортность пребывания в городе и степень включенности человека в его жизнь (а следовательно, и эффективность мобильности) по появлению любимых городских мест и других ориентиров. До тех пор, пока их нет, город является чужим, или, если применить метафору К. Линча о читаемости городского пространства (Линч, 1982), «непрочитанным»:
«Здесь мы жили, Черемушки. Здесь работа дядина, я знала, что она на севере. Ну вот, собственно, и все. Больше я ничего в Москве не знала» (ж., 52).
В проекте «Век социальной мобильности в России» в истории семьи Шинелевых (Судьбы людей., 1996, с. 70-99) также можно увидеть пример подобной «непрочитан-ности», которая сохранялась вплоть до конца жизни мигрантов. Согласно материалам интервью, мигранты-крестьяне после переезда сохранили свой привычный уклад жизни, в то время как город с его развлечениями, культурными ценностями, окружением остался для них чужим. Переезд, конечно, был значимым событием в их биографиях и принес множество изменений. Во-первых, появилась новая работа — неквалифицированная и тяжелая, однако приносящая деньги, в отличие от колхозных трудодней. Во-вторых, произошел переезд в новое жилье — в рабочее общежитие, и, со временем, им удалось получить собственные квартиры. Затем в биографию добавлялись такие этапы, как получение базового профессионального образования, создание семей, рождение детей. Однако на фоне всех указанных изменений, субъективно для самих мигрантов город мог остаться неосвоенным:
«прожив почти 40 лет в Москве, она не знала, с кем водить дружбу. Ее интересовала только семья, родственники. Она не ходила ни в театры, ни на концерты, ни на выставки. Не любил там бывать и ее муж, хотя он и стал инженером» (Судьбы людей., 1996, с. 88).
Однако подобная неосвоенность не помешала переехавшим в город крестьянам сформировать четкую образовательную стратегию для своих детей. Крестьяне-мигранты
были нацелены реализовать новую возможность, которую предоставила им географическая мобильность: дать детям высшее образование. Несмотря на то, что оно воспринималось родителями инструментально, как способ избавления детей от физического >< труда, сам факт появления этой возможности (и ее последующая реализация) говорит о том, что посредством миграции в город менялся социальный статус семьи, причем бо- ^ лее высокая статусная ступенька служила стартом для детей — второго поколения горо- ^ жан. В результате географическая мобильность имела «отсроченный» эффект, обеспе- О.
чив формирование новых стартовых позиций для детей мигрантов через образование. §
><
Заключение £
I I
Таким образом, пространственные «точки» становятся точками в рисунке жизненной Ф траектории и отражают результаты социальной мобильности, будь то переход в статус ^ горожанина или внутригородской переезд, связанный с изменением семейного статуса. I
Одной из характеристик биографического повествования является детализация рассказа, подразумевающая осознанную (со стороны рассказчика) необходимость о
в уточнении тех или иных сюжетов биографии через соотнесенность со временем и про-
и которые без подобных переходных ситуаций, возможно, не оказались бы актуализиро-
о
странством. Таким образом, время и пространство могут выступать в качестве упорядо- С
чивающих элементов рассказа о жизни, что позволяет говорить о возможности анализа ®
городских биографий, или биографий, насыщенных пространственными практиками. 5
Точками отсчета в городской биографии могут служить переезды, первые самостоя- щ
тельные перемещения по городу, утрата или обретение жилья и другие уникальные эпи- 5
зоды житейского опыта, то есть ситуации перехода «состояние-событие-состояние». 9;
Важно отметить, что «интервалы» между этими яркими точками заполняются обычными, Ф повседневными событиями, которые также могут стать объектом интереса социолога,
С
ванными в рассказе о жизни. то
1
Литература 5
Амин Э., Трифт Н. Внятность повседневного города / Пер. С. П. Баньковской // Логос. 2002. -а
№ 3-4. С. 209-233. §
ГолофастВ. Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. ^
1995. № 1. С. 71-89. О
Линч К. Образ города / Пер. с англ. В. Л. Глазычева. М.: Стройиздат, 1982. ^
Серто М. де. Практика повседневной жизни. Пространственные практики / Пер. с англ. I
Н. Эдельмана // Прогнозис. 2010. № 1 (20). С. 151-184.
Сорокин П. А. Влияние мобильности на человеческое поведение и психологию / Пер. с англ. М. В. Соколовой // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2004. № 2 (70). С. 101-110.
Стрельникова А. В. Метод биографической прогулки: интервью в пространственном измерении // Современная социология — современной России: Сборник статей VI международной научно-практической конференции памяти А. О. Крыштановского / под ред. А. Б. Гофмана, Г. В. Градосель-ской, И. Ф. Девятко, Д. Х. Ибрагимова, И. М. Козиной, Л. Я. Косалс, В. А. Мансурова, В. Г. Николаева, О. А. Оберемко, Н. Е. Покровского, Ю. Н. Толстовой, А. Ю. Чепуренко, Е. Р. Ярской-Смирновой. М.: Издательский дом НИУ ВШЭ, 2012. С. 665-672.
Судьбы людей: Россия XX век. Биографии семей как объект социологического исследования. М.: ИС РАН, 1996.
Филиппов А. Ф. Социология пространства. СПб: Владимир Даль, 2008.
