CC BY
45
14. King Alfred's West-Saxon Version of Gregory's Pastoral Care. With an English Translation, the Latin Text, Notes, and an Introduction. London: Published for the Early English Text Society, Early English Text Society by N. Trübner, 1871.
15. Taunzend K.I. Istoriya anglijskih irusskih perevodov «Utesheniya filosofiej» Bo'eciya: monografiya. Moskva: FGBOU VO MGLU, 2019.
16. King Alfred's Anglo-Saxon Version of Boethius De Consolatione Philosophiae: With a Literal English Translation, Notes, and Glossary. London: G. Bell & Sons, 1895.
17. Tyulenev V.M. Pavel Orozij i ego «Istoriya protiv yazychnikov». Pavel Orozij. Istoriya protiv yazychnikov. Perevod s latinskogo, vstupitel'naya stat'ya, kommentarij i ukazatel' V.M. Tyuleneva. Sankt-Peterburg: «Izdatel'stvo Olega Abyshko», 2004; Kn. I - VII: 5 - 80.
18. King Alfred's Orosius. London: Early English Text Society. 1883; Vol. 79.
19. Toporov V.N. Issledovaniya po 'etimologii isemantike. Teoriya i nekotorye chastnye ee prilozheniya. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2004; T. 1.
20. Muhin S.V. Leksicheskaya kvantifikaciya v rasskazah Ottara i Vul'fstana. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Gumanitarnye nauki. 2020; № 6 (835): 95 - 107.
21. 'Erlihman V.V. Otec anglijskoj istorii. Beda Dostopochtennyj. Cerkovnaya istoriya naroda anglov. Perevod s latinskogo, vstupitel'naya stat'ya i kommentarij V.V. 'Erlihmana. Sankt-Peterburg: Aletejya, 2003: 231 - 245.
22. Ieronim. Pis'mo k Pammahiyu o luchshem sposobe perevoda. Pamyatniki srednevekovoj latinskoj literatury IV- IX vv. Moskva: Nauka, 1970.
23. Hargrove H.L. King Alfred's Old English Version of St. Augustine's Soliloquies. New York: Henry Holt and Company, 1904.
24. Nenarokova M.R. Perevod kak kul'turnaya adaptaciya: Dve antichnye istorii v izlozhenii korolya Al'freda Velikogo. Perevod i podrazhanie v literaturah Srednih vekov i Vozrozhdeniya. Moskva: IMLI RAN, 2002: 76 - 112.
25. Avgustin Blazhennyj. Ob istinnojreligii. Teologicheskij traktat. Minsk: Harvest, 2011.
26. Solomonovskaya A.L. Teoreticheskij bazis pozdneantichnyh i srednevekovyh vozzrenij na adekvatnost' perevoda i Corpus areopagiticum. Vestnik NGU. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikaciya, 2015; № 3: 43 - 54.
27. Shkol'nikova O.Yu. Srednevekovyj perevod s latyni: stilisticheskie i smyslovye transformacii teksta (na primere starofrancuzskogo perevoda «Zhitiya Svyatogo 'Et'ena de Granmon»). Vestnik TGU. 2008; № 2: 251 - 254.
Статья поступила в редакцию 25.05.21
УДК 81'26
Krivosheeva E.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Pacific National University (Khabarovsk, Russia), E-mail: enl77@mail.ru Maiboroda N.A., student, Pacific National University (Khabarovsk, Russia), E-mail: natashamayboroda13@gmail.com
IMPLICITY IN LITERARY WORKS OF JAPANESE WRITERS AND ITS TRANSFER INTO RUSSIAN LANGUAGE (BASED ON THE NOVEL "THE SNOW COUNTRY" BY K. YASUNARI). Japanese literature, as art, is replete with poetic images that do not always lend themselves to adequate transmission into Russian. The Japanese avoid transmitting all information verbally, relying on subtext. Means of expression in relation to Japanese art (poetry, prose, painting, theater, etc.) are aimed to capture an emotionally filled moment that disappears into eternity. Implicit information that characterizes the ideological component of Japanese culture in literary works is represented by such artistic means as metaphor, symbolism, imagery, parallelism, irony and similar linguistic. They contain hidden or ambiguous meaning and cause difficulties in translation. The article examines and analyzes methods of implicit transmission into Russian based on the translated work of K. Yasunari "The Snow Country".
Key words: implicitness, Japanese, translation, Russian, adequacy, subtext, means of expression.
Е.И. Криеошеееа, канд. филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Тихоокеанский государственный университет», г. Хабаровск, E-mail: enl77@mail.ru Н.А. Майборода, студентка, ФГБОУ ВО «Тихоокеанский государственный университет», г. Хабаровск, E-mail: natashamayboroda13@gmail.com
ПЕРЕДАЧА ИМПЛИЦИТНОСТИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЯПОНСКИХ АВТОРОВ (НА МАТЕРИАЛЕ НОВЕЛЛЫ «СНЕЖНАЯ СТРАНА» К. ЯСУНАРИ)
Японская литература, как и искусство, изобилует поэтическими образами, которые не всегда поддаются адекватной передаче на русский язык. Японцы избегают передавать всю информацию вербальным путем, полагаясь на подтекст Многие средства выразительности относительно японского искусства (поэзия, проза, живопись, театр и т.д.) направлены на попытку запечатлеть эмоционально наполненное содержанием мгновение, исчезающее в вечности. Имплицитная информация, характеризующая идейную составляющую японской культуры, в литературных произведениях представлена такими художественными средствами, как метафоричность, символичность, образность, параллелизм, ирония и другими языковыми средствами, содержащими скрытый или многозначный смысл, которые вызывают затруднения при переводе. В статье рассматриваются и анализируются способы передачи имплицитной информации на русский язык на материале переведенного произведения К. Ясунари «Снежная страна».
Ключевые слова: имплицитность, японский язык, перевод, русский язык, адекватность, подтекст, средства выразительности.
Адекватная оценка явления имплицитности в японском языке неразрывно связана с исторически сложившимися особенностями японской культуры. Согласно трудам японистов В.М. Алпатова и М.П. Герасимовой, такое понятие, как имплицитность, существующее в японском искусстве, возникло благодаря особенностям мировосприятия японцев. В частности, сюда можно отнести отношение к буддийской философии как к наиболее гармоничному Пути развития Вселенной и сформированные на этой основе философские и эстетические каноны традиционных японских искусств (например «гэкидоу» - «путь театрального искусства», «кадоу» - «путь цветов», или искусство икебаны, «сёдоу» - «путь письма», или искусство каллиграфии). В данном случае уместно говорить о слиянии японского эстетического сознания с религиозным, в отличие от эстетического восприятия художественности западными европейцами [1; 2]. Так, в работах К. Ясунари акцентируется внимание на отношении человека к природе как к неотъемлемой части всего целого (Универсума) без желания самовыражения и противопоставления себя окружающему миру [3].
С учетом мировоззренческой парадигмы японского общества, которая опирается на «опосредованное выражение значимых смыслов», средствами ее выразительности являются двуплановость действительности (одновременное выражение повседневной действительности со стороны человеческих чувств и поступков в сочетании с космографическим планом Небытия, выражаемого символически через образы природы и сезонность), и композиционно-структурная линейность содержания [2, с. 69].
Японские исследователи в большинстве случаев придают значение гипотезе Э. Сепира-Уорфа о том, что поведение людей и их восприятие мира обусловлены их языком [4].
Японская культура считается высококонтекстуальной культурой, в которой основная часть информации извлекается из окружающей среды и людей, включенных во взаимодействие [5]. Данный тип культуры имеет ряд следующих особенностей, отражающихся в японской языковой картине мира:
1. Невыраженная манера речи с многозначительными и многочисленными паузами:
- наличие неопределенных выражений «аймай». Под этим понимается такое изложение дела, из которого можно вывести более одного значения, что делает высказывание невнятным и неполным, ставя под сомнение его подлинный смысл [6];
- культура замалчивания «тинмоку». Японцы избегают передавать всю информацию вербальным путем, полагаясь на подтекст, и значительная часть информации только подразумевается в языке. К причинам такого подхода можно отнести исторический фактор (философия дзэн-буддизма, согласно которому истина существует только в молчании) и культурный (групповое сознание, в котором молчание - важная составляющая в создании гармоничных отношений). Грамматическая структура японского языка позволяет опускать те или иные элементы структуры предложения, которые выражены в других языках.
2. Превалируют невербальные формы общения и умение «говорить глазами»:
- концепция домысливания «харагэй» (общение без слов) и «исин дэн-син». Этот практикуемый японцами способ взаимодействия предполагает предугадывание мыслей других людей исходя из контекста неполноты высказываний. Это способ скрытой передачи намерений и мыслей, но в отличие от «харагэй» осуществляется интуитивно, на подсознательном уровне [6].
3. Избыточность информации излишняя ввиду опоры на фоновые знания:
- противопоставление свой - чужой «ути - сото» - это «основное понятие, которое формирует японское общество» [7, с. 22]. Это понятие определяется каждым человеком индивидуально и может зависеть от конкретной ситуации, так как один и тот же человек может быть «своим» в одних условиях и «чужим» в других.
4. Минимализация конфликтной ситуации и отсутствие открытого недовольства:
- концепция зависимости «амаэ», что означает заботливое ласковое отношение матери, которое получает от нее ребенок. Понятие также можно охарактеризовать как «психологическая зависимость от доброжелательности окружающих, иногда понимаемая как помощь или симпатия» [8, с. 17].
При переводе имплицитного содержания ставятся такие проблемы, как устранение импликации, несвойственной переводимому языку, и использование импликации там, где они будут уместны в качестве приема компрессии текста или стилистического средства.
Художественные и поэтические тексты являются результатом авторского замысла, в котором содержится чувственно-эстетические образы, допускающие неограниченное количество интерпретаций за счет импликативности их компонентов. Для выявления и анализа особенностей передачи имлицитности с японского языка на русский было выбрано произведение известного японского писателя Кавабата Ясунари «Снежная страна», перевод которого был выполнен профессиональным переводчиком З. Рахимом [9].
Рассказ ведется от третьего лица, со стороны Симамуры, главного героя, в которого влюбляется гейша Комако. Конфликт состоит в том, что Комако любит Симамуру, но знает, что их любовь не может длиться вечно, потому что она гейша, а он ее клиент. Трагичность ситуации усугубляется тем, что Симамура не понимает ее чувств.
I. Передача символичных импликатур.
1. Описание креповой ткани (аллегория):
XfrьШl)Ш£^Vst^TltШ®t¿fr^Vfootz [10]. «...В снегу прядут нить, в снегу ткут, в снежной воде промывают, на снегу отбеливают. Все в снегу - от первого волоконца пряжи до готовой сотканной ткани» [9].
Креповую ткань производят молодые женщины одинокой темной зимой, у которых нет другого способа потратить свою энергию и, в некотором смысле, свои чувства. То, что эту изысканную вещь, в которую они вкладывают себя, покупают такие люди, как Симамура, в магазинах дешевого ширпотреба вместо дорогого красивого кимоно, кажется ему грустным. Описание производства креповой ткани содержит в себе смысл всей истории - это символичная метафора бесполезного расходования любви Комако. Любовь Комако, как креповая ткань, привлекательная своей легкой прохладой и напитанная эмоциями женщин, которые ее ткали, изнашивается и выбрасывается. Симамура находит эту культуру производства ткани мучительно грустной и считает ее образцом своей собственной ситуации. Описание самой ткани при переводе передано имплицитно, но за счет неоднократного повторения образа в романе импликатуру возможно вывести самостоятельно.
2. Симамура наблюдает за ранними осенними насекомыми, которые попали к нему в комнату:
[10]. «На оконной сетке сидели мотыльки, сидели долго, словно приклеившись к ней, и вдруг оказывалось, что некоторые из них уже мертвые. Они падали, как увядшие листья» [9].
В этом отрывке имеется отсылка к такому эстетическому явлению, как «моно но аварэ» - печальному очарованию вещей и отношению японцев к смене сезонов. В данном случае «печальная красота уходящего» и бренность скоротечной жизни насекомых символизируют напрасную любовь Комако к Симамуре и предзнаменует их расставание как неизбежный финал. Перевод на русский язык передает имплицитный смысл в соответствии с оригиналом, но для русского читателя, не имеющего фоновых знаний, процесс вывода имплицитной информации в эксплицитную самостоятельно будет представлять сложность. Имплицитное содержание в данном случае требует пояснений, поскольку в русской культуре отсутствует схожее отношение к скоротечности жизни и явлениям природы.
3.) Цветовая символика:
Щ)[10]. «Должно быть, Комако подхватила подол кимоно, и каждый раз, когда она взмахивала руками, красное нижнее кимоно то больше, то меньше выбивалось из-под верхнего. Симамура видел, как красные полы вспыхивают в звездном свете» [9].
В этом отрывке имплицитность заключается в символичности красного цвета внутреннего слоя кимоно Комако. Из нескольких кимоно, которые японская женщина, особенно гейша, носит послойно, внутреннее кимоно часто имеет более яркий цвет, чем внешний, что соответствует его близости к телу женщины. Поскольку гейша обычно ходит маленькими шагами, нижнее кимоно будет в большинстве случаев полностью скрыто, поэтому только в моменты близости внешний слой отступает, и цвет внутреннего становится видимым. Таким образом, Симамура находит вспышку красного цвета у Комако под кимоно как деталь, символизирующую ее любовь и чувственное тепло.
II. Передача образных импликатур.
1. Образ склада с шелпопрядом, сгорающего в огне и дыму, искры и свет под аномально ярким Млечным путем - этот сильный образ впечатляет Сима-муру.
¿fci^iTTSroiWftttro&Ä^äftfi.ä.Wtfcofc [10]. «Млечный Путь, с грохотом низвергаясь, надвигался прямо на него» [9].
Знание оригинального японского языка добавляет еще больше образности к этой строке, потому что словосочетание Млечный Путь в японском языке «ЖГОЯ» буквально переводится как «Река Небес», в отличие от более статически звучащего в русском языке слова «Путь». Эта Река, будто колеблется и движется потоком над его головой, надвигаясь на Симамуру, проходя через него, как бы отражая его эмоциональное впечатление от напряженной ситуации. В этой заключительной фразе проиллюстрировано эмоциональное состояние героя, и эта образность отражена имплицитно в переводе с использованием трансформаций для адаптации содержания языковыми художественными средствами (эпитетами) русского языка.
2. Образ чувств Комако, рождающийся в мыслях Симамуры передается через ее игру на сямисэне:
t [10]. «.и ему осталось только подчиниться воле Комако и с радостью нестись в мелодичном потоке» [9].
Комако ассоциируется с могучей, чувственной водой, которая угрожает смести Симамуру. При переводе использовались образные средства русского языка, происходит замещение образов. Если в японском языке используются глаголы, имеющие связь с водным потоком (уносящий поток)
(всплывать), то в русском языке поток становится мелодичным. Ассоциациа-тивная связь с натурой Комако при переводе утрачена, имплицитный смысл опущен.
III. Метафоричное сравнение
1. Авторская метафора:
[10]. «Но губы, прекрасные, удивительно подвижные, подрагивающие, даже когда она молчала, цвели, как бутон. Впрочем, ему показалось, что они, скорее, походили на свернувшуюся колечком изящную пиявку» [9].
В этом отрывке сексуализированное описание губ Комако характеризует ее чувственность и подчеркивает сладострастие, которое видит в ней Симамура. Однако в японском языке, как и в русском, подобная ассоциация отсутствует, это исключительно авторская метафора, призывающая читателя увидеть эту ассоциативную связь между двумя объектами - женскими губами и пиявкой, свернувшейся кольцом. Имплицитный образ, заданный автором, отражен в переводе с сохранением импликатуры.
2. Сравнение Комако с нежеланным объектом:
SÜtft^Wfcfi—oMfEftbftfc.W'ifeofc [10]. «Из вагона казалось, будто в грязном стеклянном ящике жалкой деревенской фруктовой лавки забыли один-единственный невиданный плод» [9].
В этом наглядном примере Симамура видит Комако в зале ожидания на вокзале и сравнивает ее с жалким нежелательным объектом. На самом деле это именно то, чем она и является в его представлении. Имплицитность метафорического сравнения при переводе передана на русский язык аналогичными языковыми средствами с ее сохранением.
IV. Параллелизм или отожествление (выводятся из контекста ситуации).
Сюда же можно отнести такой прием, как опосредованность - относится к
качествам или сценариям, в которых переживания одного человека происходят через другого человека.
1. Несмотря на то, что Комако предпочитает проводить Симамуру на поезд в конце первой части, вместо того, чтобы идти к смертному одру Юкио, ее преднамеренность в выборе вызывает недовольство у Симамуры и вызывает чувство ненависти к ней из-за его эмоциональной идентификации себя с Юкио:
[10]. «Симамура вдруг почувствовал к ней чисто
физическую ненависть» [9].
Казалось бы, Симамура искренне сопереживает Юкио и проявляет заботу о нем, однако это не так. Симамура с самого начала отождествлял себя с Юкио, за которым ухаживает Йоко. Также они разделяют одну и ту же позицию в любовном треугольнике с Комако и Ёко. Поэтому отказ Комако поддержать Юкио перед смертью почти физически ощущается Симамурой как выпад в свой адрес.
Проводится параллель между противопоставляемыми парами Симамура - Юкио и Комако - Йоко. Имплицитность наложения образа сохранена при переводе на русский язык, и читателю предоставлена возможность самому извлечь эксплицитный смысл из высказывания.
V. Имплицитность в подтексте высказывания.
1. Противоречивость чувств героини:
[10].
«- Горько мне, понимаешь? Ты ведь уезжаешь. Домой, в Токио. Горько...
- А я и на самом деле собирался завтра уехать.
- Как? Почему ты уезжаешь?» [9].
В первой реплике Комако фраза звучит как «Возвращайся-ка ты в Токио». А в следующей ее фразе звучит вопрос «Ах вот как! Почему же ты уезжаешь?», что говорит о противоречивых чувствах героини. С одной стороны, ей горько быть с ним, и она сама отправляет его в Токио, так как понимает, что их отношения ни к чему не смогут привести; с другой стороны, ей не хочется отпускать его ввиду своей привязанности. В переводе имплицитная информация передана в эксплицитной форме в виде указания прямой причины, почему ей горько, и вторая реплика может восприниматься читателем как просто вопрос, требующий ответа. Хотя на самом деле отражает борьбу Комако со своими чувствами, имплицитный смысл опущен.
[10].
«- А что мне делать? Я же ничем не могу тебе помочь, сколько бы тут ни прожил» [9].
Симамура, несмотря на бесплодные надежды Комако, подчеркивает, что не в его силах что-либо сделать для нее, как для женщины, которая в него влюблена. И их отношения не выйдут за рамки гейши и клиента. Имплицитный смысл этого высказывания читатель может вывести сам, исходя из контекста произведения.
2. Комако отдается Симамуре, хотя и говорит ему многозначительно:
Библиографический список
[10]. «- Я бы ни о чем не пожалела. Ни о чем. Но я не такая. Не такая я женщина. Вы же сами говорили, что все у нас быстро кончится...» [9].
Посвятив себя роману без какой-либо иллюзии на то, что он может продлиться дольше, чем эти короткие мгновения, Комако делает смелый и трагический шаг Она не хочет, чтобы Симамура неправильно понял и опошлил ее чувства, ошибочно принимая ее эмоциональное желание за похоть проститутки («такого рода женщина»). Однако чтобы сохранить свое достоинство, она хочет дать ему понять, что она следует своим подлинным чувствам, а не прихотям или похоти профессионалки, спящей с ним. Имплицитный смысл сохранен в переводе.
Проанализировав отобранные примеры, можно сделать выводы о том, какие способы имплицитности присутствуют в японской прозе, какими переводческими приемами можно их реализовать при передаче на русский язык: 1) символизм не всегда возможно передать прямо ввиду отличий японских и русских представлений касательно символики чувств, явлений, объектов, цветового символизма. Имплицитный смысл чаще всего либо эксплицируется и поясняется, либо происходит замена символического смысла на другой с учетом русских реалий; 2) образность представлена в переводе языковыми средствами, преимущественно художественными эпитетами, которыми богат русский литературный язык, что позволяет сохранять имплицитный смысл в языке перевода; 3) метафоричные сравнения, в том числе и исключительно авторские, передают имплицитное содержание сравнительными оборотами, описательными приемами с использованием художественных эпитетов либо путем замены одного имплицитного образа на другой; 4) параллелизм или отожествление в переводе представлены с сохранением имплицитного образного смысла, извлекаемого из контекста всего произведения читателем самостоятельно; 5) имплицитный смысл, заключенный в подтексте высказывания, сохраняется за исключением случаев его опущения или искажения.
1. Алпатов В.М. О языковой картине мира японцев. Историческая психология и социология истории. 2008; № 1: 133 - 141.
2. Герасимова М.П. Имплицитность японского искусства. Японские исследования. 2017; № 4: 62 - 79.
3. Yasunari K. Bi-no sonzai to hakken. Токио. 1975; Т. 15.
4. Саркисов К.О. Японский тип культуры. Японский феномен. Москва: РИО Института Востоковедения РАН., 1996.
5. Samovar L. Communication between cultures. Belmont, CA: Wadsworth Publishing Company, 1995.
6. Дэвис Р, Икэно О. Япония. Как ее понять: очерки современной японской культуры. Перевод с английского Ю.Е. Бугаева. Москва: Астрель, 2009.
7. Tanaka L. Gender, Language and Culture. A Study of Japanese Television Interview Discourse. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins, 2004.
8. ft*M„A7l®iSo!§$B№Itt,1980.
9. Ясунари К. Снежная страна. Перевод с японского З. Рахима. Санкт-Петербург: Издательство: Амфора, 2000.
10. ШчМ.Ш.ЖЮиШЙ.ЯХЖ, 2006.
References
1. Alpatov V.M. O yazykovoj kartine mira yaponcev. Istoricheskaya psihologiya i sociologiya istorii. 2008; № 1: 133 - 141.
2. Gerasimova M.P. Implicitnost' yaponskogo iskusstva. Yaponskie issledovaniya. 2017; № 4: 62 - 79.
3. Yasunari K. Bi-no sonzai to hakken. Tokio. 1975; T. 15.
4. Sarkisov K.O. Yaponskij tip kul'tury. Yaponskij fenomen. Moskva: RIO Institute Vostokovedeniya RAN., 1996.
5. Samovar L. Communication between cultures. Belmont, CA: Wadsworth Publishing Company, 1995.
6. D'evis R., Ik'eno O. Yaponiya. Kak ee ponyat': ocherki sovremennoj yaponskoj kul'tury. Perevod s anglijskogo Yu.E. Bugaeva. Moskva: Astrel', 2009.
7. Tanaka L. Gender, Language and Culture. A Study of Japanese Television Interview Discourse. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins, 2004.
8. ft*M„A7l®iSo!§$B№Itt,1980.
9. Yasunari K. Snezhnaya strana. Perevod s yaponskogo Z. Rahima. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo: Amfora, 2000.
10. JI|SiM„Sll.№Itt:»tt.iii«lt, 2006.
Статья поступила в редакцию 30.05.21
УДК 811.111'42'37
Krisalnaya Yu.V., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Yugra State University (Khanty-Mansiysk, Russia),
E-mail: y.krisalnaya@gmail.com
COGNITIVE MODIFICATIONS OF RELIGIOUS CONCEPTS: BIBLICAL PERSONAL NAMES IN MODERN BRANDING (BASED ON ENGLISH MEDIA). Axio-logical framework of language and cognitive pictures of the world is a marker of cultural and social and moral state of the society. Religious concepts as axiologicaly marked units of knowledge constitute a subject of particular linguistic interest, within the perspective of development of globalisation and secularisation trends. The paper highlights forms of cognitive modifications of religious concepts 'BIBLICAL FIGURE', 'SIN' and other. The material of the research comprises 18 English brands (official sites, web pages on history and philosophy of branding, charts, social network accounts, advertising campaigns). The use of biblical personal names as brands is studied; the possible determinants of choice of biblical names are suggested. Four main models of use of biblical personal names are defined, the models are ranged due to the level of cognitive modification. The article shows the examples of such cognitive modifications as demetaphorisation, desacralisation, cognitive substitution in modern branding.
Key words: religious concept, BIBLE, cognitive modification, branding.
Ю.В. Крисальная, канд. филол. наук, ст. преп., Югорский государственный университет, г. Ханты-Мансийск,
E-mail: y.krisalnaya@gmail.com
