CC BY
824
УДК 802.0:82.035
Передача экспрессивности при переводе художественной прозы
М. В. Фролова
Марийский государственный университет, Йошкар-Ола
В статье рассматриваются вопросы передачи экспрессивности при переводе художественной прозы на примере романа «Три товарища» Э. М. Ремарка; сравниваются переводы И. М. Шрайбера и Ю. И. Архипова. Категория экспрессивности рассматривается как стилистическая и прагматическая категории, семантическое и функциональное явления. Представлен анализ выражения экспрессивности на фонетическом, лексическом и семантическом уровнях.
The article focuses upon the means of expressiveness in the translation of belles-lettres style on the basis of E. M. Remarque’s novel «Three Comrades». I. M. Schreiber’s and Yu. I. Arkhipov’s translations are compared. The category of expressiveness is viewed as stylistic category, pragmatic category, semantic phenomenon and functional phenomenon. The author provides the analysis of phonetic expressiveness, expressive resources of lexical means and expressiveness at syntactical level.
Ключевые слова: художественный стиль, экспрессивность как категория и явление, роман
Э. М. Ремарка «Три товарища», переводы И. М. Шрайбера и Ю. И. Архипова, экспрессивность на фонетическом, лексическом и семантическом уровнях, выбор переводчика.
Художественный перевод произведений, язык которых служит свидетельством тесной связи писателя с народом, его корнями, традициями и культурой, представляет особую трудность для переводчика. Одним из таких мастеров пера, творчество которых отмечено печатью самобытности и индивидуальности стиля, является немецкий писатель двадцатого столетия Эрих Мария Ремарк. В настоящем исследовании предпринята попытка выявить некоторые особенности передачи экспрессивности при переводе с немецкого языка на русский на основе сопоставления с оригиналом двух переводов на русский язык романа «Три товарища», занимающего заметное место в творчестве писателя.
Важность изучения перевода экспрессивных средств обусловлена необходимостью адекватной передачи экспрессивной функции художественного произведения на языке перевода, воссоздания экспрессивного эффекта оригинала в переводе.
Категория экспрессивности в лингвистике
Изучение категории экспрессивности имеет в языке длительную традицию. В теоретических исследованиях со времен античности фигурирует понятие «экспрессия», которое обозначает в переводе с латинского (ехрге^'^чо) «выражение».
В современной лингвистической литературе многими учеными отмечается неоднозначность толкования понятия «экспрессивность». Прежде всего, это связано с тем, что данная категория выражает субъективное начало в языке и отражает особенности индивидуального сознания носителей того или иного языка.
Некоторые исследователи относят экспрессивность к стилистическим категориям. Этой точки зрения придерживался, например, известный швейцарский лингвист Ш. Балли, заложивший основы систематического
изучения экспрессивных средств, который определял предмет стилистики как «эмоциональную экспрессию элементов языковой системы, а также взаимодействие речевых фактов, способствующих формированию системы выразительных средств того или другого языка» [1, с. 17]. Являясь основоположником современных теорий и методов исследования экспрессивных факторов речи, Ш. Балли видел в дихотомии рационального и эмоционального сущность и прием исследования. Эта дихотомия была соотнесена Ш. Балли с противопоставлением функции идентификации и функции экспрессивной. Идентификацию он относил к области лингвистической логики, а ее цель усматривал в «нахождении чисто рассудочного выражения идеи» [1, с. 15]. Что же касается экспрессивной функции языка, то она не получила в его исследованиях завершенной формулировки.
Экспрессивность рассматривается как семантический феномен такими исследователями, как Е. В. Скво-рецкая, И. И. Туранский.
Е. В. Скворецкая обращает внимание на то, что «под экспрессивностью слова мы понимаем его свойство увеличивать изобразительность текста, взаимодействовать в основном на сферу чувств воспринимателя речи. Экспрессивность как семантический признак слова актуализирует качественно-количественные характеристики названного явления (например, интенсивность, неожиданность, резкость действия), эмоциональную оценку его говорящим, восприятие данного явления через призму другого, т. е. образность» [11, с. 42].
Аналогичной точки зрения придерживается И. И. Ту-ранский, отмечая, что сущность семантической категории экспрессивности «заключается в выражении дополнительных смысловых оттенков, наслаивающихся
на основное (лексическое или грамматическое) значение, или в усилении этого значения» [12, с. 15].
Довольно широко распространен подход к экспрессивности как к функциональному феномену. Экспрессивность как функцию языка рассматривают Э. П. Шубин [12], Е. М. Галкина-Федорук [4].
По Э. П. Шубину, экспрессивными называются те параметры знакового продукта, которые обеспечивают регулярное эмоционально-эстетическое воздействие на реципиента. Степень воздействия языковых средств оценивается при этом по-разному. В одних случаях слово, обозначая какое-либо понятие, не содержит в себе никаких элементов, воздействующих на восприятие. Тогда это нейтральное, индифферентное обозначение предмета мысли. В других - словесное значение имеет необходимые эмоциональные «подконтексты», придающие слову особый выразительный колорит и воздействующую силу [12, с. 16-17].
Е. М. Галкина-Федорук в статье «Об экспрессивности и эмоциональности в языке», ставшей знаковой в изучении понятия экспрессивности, дает следующее определение: «Экспрессия - это усиление выразительности, изобразительности, увеличение воздействующей силы сказанного. И все, что делает речь более яркой, сильно действующей, глубоко впечатляющей, является экспрессией» [4, с. 107].
Среди исследователей, относящих экспрессивность к разряду прагматических категорий, следует отметить Д. С. Писарева и А. М. Эмирову.
Д. С. Писарев отмечает, что во многих исследованиях не всегда четко проводится разграничение понятий эмотивность и экспрессивность. «Категории «эмоциональность» и «экспрессивность» являются соотносимыми, а главное различие между ними состоит в следующем: если основной функцией эмоциональности является чувственная оценка объектов внеязыковой действительности, то экспрессивность - это целенаправленное воздействие на слушателя с точки зрения впечатляющей силы высказывания, выразительности, его эстетической характеризации. Таким образом, экспрессивность - это категория, ориентированная на адресата, то есть имеющая прагматическое значение» [7, с. 121].
А. М. Эмирова определяет экспрессивный компонент как «часть прагматического значения, которая связана с выражением эмоций и оценок говорящего (в лексике и фразеологии) - так называемое эмотив-ное, эмоционально-оценочное значение, в грамматике -субъективно-модальное» [10].
Говоря о неоднозначности толкования категории экспрессивности в лингвистике, нельзя не отметить точку зрения Г. В. Вахитовой, понимающей под экспрессивностью «любое усиление содержания текста, выделение и акцентирование информации, которую он передает, осуществляемое самыми разнообразными способами и средствами. Экспрессивная функция текста реализуется лишь при включении текста в процесс общения, т. е. при наличии реципиента, способного воспринять сообщение в текстовой форме» [3, с. 7].
Она считает, что семантическая и функциональная природа экспрессивности проявляет себя только в процессе «жизненного цикла» текста, включающего такие звенья, как: «порождение-текст-понимание» или «замысел-текст-смысл». Налицо когнитивный подход к изучению экспрессивности.
Исходя из тщательного анализа научных трактовок понятия экспрессивность, мы склонны придерживаться определения, представленного В. Н. Гридиным: «Экспрессивность - совокупность семантико-стилисти-ческих признаков единиц языка, которые обеспечивают ее способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к адресату или содержанию речи» [14, с. 591]. На наш взгляд, содержание категории экспрессивности определяют коннотации, которые наслаиваются на основное значение языковой единицы и таким образом создают изобразительность и выразительность речи. Экспрессивность составляет основную часть кон-нотативного значения языковых единиц, не входя в их денотативное содержание. То есть экспрессивность трактуется как семантическая категория. Вслед за В. К. Харченко [13] мы полагаем, что в основе экспрессии лежит несоответствие каких-либо языковых средств языковым стандартам. Поэтому сущность языковой экспрессии, вероятно, заключается в преодолении всевозможных шаблонов, стандартов; экспрессия в языке выступает как нечто нерегулярное, нетипичное и поэтому необычное, свежее, выразительное.
При рассмотрении лингвистической природы экспрессивности следует разграничивать языковую и речевую экспрессивность. Под языковыми средствами выражения экспрессивности понимаются экспрессивные средства, которые присущи самой системе языка и которые обладают регулярной воспроизводимостью. Следовательно, их перевод на русский язык, в принципе, не должен представлять значительных трудностей, так как большинству языковых экспрессивных средств системы немецкого языка можно найти эквивалентное соответствие в системе русского языка. Так, например, немецкое существительное die Pratze «лапа» (разг. о руке) в следующем примере переведено на русский язык своим прямым соответствием, значение которого усилено суффиксом с экспрессивным оценочным значением размера:
Als er mich sah, zog er mich mit seiner breiten Pratze zu sich heran [14, с. 48]. - Увидев меня, он простер свою огромную лапищу и притянул меня к себе [9, с. 49]. -Увидев меня, он огромной лапищей притянул меня к себе [8, с. 60].
Однако почти каждый экспрессив ИЯ коррелирует не с одним, а с несколькими экспрессивами ПЯ; таким образом, задача переводчика заключается в правильном выборе такой единицы ПЯ, которая в функциональном отношении была бы максимально эквивалентна единице ИЯ. Например:
«Wo istLina?»fragte ich.
«Sauft», erwiderte er und deutete mit dem Kopf auf das bmrische Zelt. «Mit einem Schmied» [14, с. 69].
- А где же Лина? - спросил я.
- Хлобыщет пивко, - кивнул он в сторону тента. - С каким-то кузнецом [9, с. 70].
- Где Лина? - спросил я.
- Накачивается пивом, - ответил он и кивнул головой на палатку в сельском стиле. - С каким-то кузнецом [8, с. 82].
Данный отрезок перевода иллюстрирует то, что немецкий глагол saufen, являющийся разговорным глаголом и дающийся в словаре с пометкой «груб.», имеет прямые словарные русские эквиваленты «пить», «пьянствовать». Однако они неприменимы в данной ситуации, так как первый вариант не несет так называемого экспрессивного «налета», а второй, являясь непереходным глаголом, не сочетается с существительным «пиво». Оба переводчика выбирают при переводе единицы ПЯ, которые также представляют собой языковые экспрессивы системы русского языка, однако не являются прямыми соответствиями оригинальной языковой единицы. Этот факт подтверждает тезис о том, что даже при переводе языковых случаев экспрессивности перевод не может быть сведен к простой замене единиц ИЯ единицами ПЯ.
Речевая экспрессивность реализуется только в процессе речи и создается только контекстом. Вне определенного контекста в сознании носителей языка данные экспрессивные значения отсутствуют. В этом случае речь идет об окказиональных употреблениях языковых единиц. Н. В. Губенко выдвигает мысль о том, что основным признаком адгерентной (т. е. речевой) экспрессивности является «использование слова в экспрессивно переносном значении, т. е. в основе ее возникновения лежит полисемантичность слова» [5, с. 8]. В плане сопоставления оригинала романа с двумя его переводами на русский язык особый интерес представляет именно перевод речевых средств, т. е. тех, которые становятся экспрессивными лишь в контексте при употреблении в речи. Такой сопоставительный анализ дает возможность выяснить, как преодолеваются трудности, обусловленные как отношениями между системами языков, участвующих в переводе, так и некоторыми внелингвистическими факторами, а также выявить, какие элементы оригинала остаются не переданными в переводе.
Так как при переводе художественной прозы экспрессивное значение, как правило, доминирует над лексическим, средства речевой экспрессивности оригинала представляют для переводчика свободу выбора для единиц ИЯ таких соответствий в ПЯ, которые, в первую очередь, должны являться не содержательными, а функциональными эквивалентными соответствиями. В то же время именно речевые экспрессивы создают особые трудности при переводе художественного произведения. Например:
Was wollen Sie denn fur den Grofivater haben? [14, с. 109]
- Сколько же вы хотите за это ископаемое? [9, с. 112]
- Сколько вы хотите за этого дедушку? [8, с. 124]
Здесь речь идет о продающейся на аукционе машине, которой интересуется молодой человек «пижонского вида» и которая была отобрана у прежнего хозяина за долги. По-видимому, автомобиль является изношенным, однако лексема Grofivater в вышеприведенной лексике указывает не столько на возраст машины, сколько выражает пренебрежительное отношение к ней потенциального покупателя. Данный пример показателен в отношении выбора переводчиком доминирующей функции: переводчик И. М. Шрайбер [8] предпочел сохранить в переводе денотативную функцию, а Ю. И. Архипов [9] - экспрессивную функцию, поэтому его перевод выигрывает.
Вышеуказанный факт о том, что при переводе речевых экспрессивов оригинала переводчик сталкивается с необходимостью выбора одного варианта из многих, может быть проиллюстрирован следующей выборкой примеров: в оригинале Роберт очень часто называет свою меблированную комнату в пансионе словом die Bude «лачуга», «хибара» (с пометкой «разг.»), «дом», «помещение» (с пометкой «шутл.»). В переводе мы можем наблюдать разнообразие соответствий, которые наряду с более ярко выраженной экспрессивностью, отличаются зачастую и большей степенью конкретизации. Например:
1. Die Bude gefiel mir auf einmal gar nicht [14, с. 26].
Конура моя мне вдруг разонравилась [9, с. 26].
Конура вдруг совершенно перестала мне нравиться [8, с. 37].
2. Abends ist diese Bude fur uns schon fast eine Art Zuhause [14, с. 33].
По вечерам эта лачуга становится для нас чем-то вроде родного дома [9, с. 33].
По вечерам эта лавочка становится для нас чем-то вроде родного дома [8, с. 44].
3. In der Bude war Licht [14, с. 42].
Сарай наш светился [9, с. 43].
(Япошел в мастерскую). Там горел свет [В, с. 54].
4. Ich war dabei, meine Bude auszuschmucken [14, с. В1].
Я приводил свою комнату в божеский вид [9, с. 83].
Я прибирал свою комнату и украшал ее [8, с. 95].
При переводе лексемы die Bude на русский язык используются следующие приемы: прием экспрессивной конкретизации («конура», «лачуга», «лавочка», «сарай»), прием экспрессивной генерализации («комната»), прием опущения экспрессивной информации («Там горел свет»).
Экспрессивные возможности фонетики
Г оворя об экспрессивных возможностях единиц фонетического уровня языка, С. М. Мезенин [6] отмечает, что семантика фонем достаточно условна, т. к. фонема не коррелирует с конкретным денотатом, но обладает смыслоразличительной функцией. Однако даже такая элементарная единица, как фонема, а точнее - ее речевые манифестации (аллофоны, звуки речи) обладают
образными потенциями, отражая реальный звучащий мир (ономатопея) или выступая в качестве динамического интенсификатора (аллитерация) [6, с. 51]. Таким образом, организация звуковой формы направлена на использование фонетического значения как художественно-выразительного средства для подчеркивания общего содержания и усиления экспрессивного звучания произведения. Экспрессивность на уровне фонетики реализуется непосредственно в формальной структуре слова при помощи таких средств, как фонемные повторы (аллитерация, ассонанс) и особый фонемный состав (ономатопея), а также создается путем фонологически нерелевантного для данного языка изменения качества фонем, при помощи просодических средств и специальных ритмико-интонационных конструкций. Другими словами, фонетический облик слова играет определенную роль в организации художественной речи.
В связи с тем, что роман Э. М. Ремарка «Три товарища» представляет собой образец художественной прозы, экспрессивность на уровне фонетики встречается в нем сравнительно редко. Тем не менее, отдельные элементы текста оригинала, маркированные фонетической экспрессивностью и представляющие определенные трудности при переводе на русский язык, заслуживают детального рассмотрения.
Экспрессивность речи героев романа и ее эмоциональное эстетическое воздействие повышают авторские фонетические средства, связанные со звуковой материей речи через выбор слов, их расположение и повторы. Одним из таких средств является аллитерация, основанная на фонемном повторе. Так как фонемный повтор является важным средством передачи эстетической информации, то, следовательно, его компоненты входят в инвариант перевода и передаются как с учетом своего количества, так и качества, то есть принадлежности к определенному уровню языка, в нашем случае - к фонетическому.
Однако в случае аллитерации для пары языков не-мецкий-русский наблюдаются неравнообъемные корреляции: в немецких текстах гораздо чаще встречается анафорический фонемный повтор (начальная аллитерация). Это объясняется давней традицией его применения во всех германских языках, что связано с особенностями германской акцентуации (фиксированное ударение на первом корневом слоге повлекло за собой его выделенность в слове, и именно этот слог стал сопровождаться фонемным повтором. Например: Aller Anfang ist schwer. Frank und frei). Способность фонемного повтора связывать разные по значению слова и его эстетическая привлекательность - причины расширения диапазона его использования в немецких текстах. В настоящее время повтор широко используется как в заголовках, рекламных девизах, рекламе, объявлениях, так и в публицистике, прозаических и стихотворных художественных текстах на немецком языке. Однако для русской культуры текста повтор гораздо менее типичен (хотя вполне возможен и встречается как начальная морфема в комплексах: «похаживает да
поглядывает», «стерпится - слюбится»). Учитывая меньшую эстетическую значимость повтора для русского читателя, переводчик иногда отказывается от его передачи. Например:
Ich sah das Gesicht uberdicht, uberdeutlich, wie durch ein Vergrofierungsglas, riesig, jede Bartstoppel, die rote, rauhe porige Haut... [14, с. 115]. - Я только рассматривал эту харю, как в увеличительное стекло, - близко, отчетливо, крупным планом, каждый волосок щетины, каждую пору красной, обветренной кожи... [9, с. 117]. - Я сидел неподвижно, видел его лицо слишком близко, слишком отчетливо, как сквозь увеличительное стекло, каждый волосок щетины, красную, обветренную, пористую кожу... [8, с. 129].
В данном случае морфемная аллитерация uberdicht -uberdeutlich, выражающая степень интенсификации признака, не находит должного отражения в переводе Ю. И. Архипова [9], однако выражается посредством добавления интенсификатора «слишком» у переводчика И. М. Шрайбера [8]. Таким образом, И. М. Шрайбер [8] сохраняет функцию аллитерации, но опускает в переводе ее как таковую.
Необходимость передачи аллитерации в переводе возникает в тех случаях, когда аллитерация выполняет эстетическую функцию. Например:
Langsam bekam alles Griff und Glanz [14, с. 35]. -Постепенно все обретало свой лад и толк [9, с. 35]. -Постепенно все становилось осязаемым и ясным [8, с. 46].
Следует отметить, что переводчик Ю. И. Архипов [9] при переводе аллитерации максимально приблизился к оригиналу, передав не только ее смысловое наполнение, но и некоторый эстетизм, который нашел отражение в передаче звукового повтора с изменением порядка следования компонентов «лад и толк». Переводчик И. М. Шрайбер [8] отказался от передачи эстетической функции аллитерации, сохранив в переводе лишь смысл высказывания.
В репликах героев романа нередки такие черты просторечия на фонетическом уровне, как элизии вида hat’s = hat es, ’nen = einen и др., которые служат для выражения различных эмоций. Прямые соответствия подобных форм невозможны, поскольку русский язык не располагает соответствующим потенциалом фонетических экспрессивных средств. Поэтому при переводе следует, в первую очередь, определить функцию данного фонетического средства и воспроизвести именно эту функцию при помощи средств, принадлежащих к другим уровням языка. Например:
«Ist denn das fur ’n Modell, Ihr Wagen da?» fragte er Koster, der ihm am ndchsten stand, mit einem Gesicht wie eine Essiggurke [14, с. 12]. - Это что за модель такая? - обратился он с уксусной гримасой к стоявшему ближе всех к нему Кестеру [9, с. 12]. - Какой марки ваша машина? - спросил он с уксусно-кислой гримасой, обращаясь к Кестеру, который стоял ближе к нему [8, с. 23].
В данном примере элизия выражает презрение Бин-динга к «старой развалине» и создает ощущение речи «сквозь зубы». Эта функция находит отражение в варианте перевода, предложенном Ю. И. Архиповым [9], в котором при помощи разговорной формы «что за... » и инверсии «машина такая» это презрительное отношение сохраняется. Переводчик И. М. Шрайбер [8] опускает в переводе данное фонетическое средство, таким образом, его перевод теряет экспрессивность, присущую оригиналу.
Меньшие трудности ожидают переводчика при переводе элизионных стяжений, являющихся лишь показателем разговорности и не выполняющих функций передачи каких бы то ни было эмоций. Например: «Eine Schande, ihn so ‘runtersaufen», bestatigte Alfons [14, с. 201]. - Даже стыдно эдак-то его глушить, -подтвердил Альфонс [9, с. 205]. - Просто стыдно пить его так! - подтвердил Альфонс [8, с. 217].
Данный пример иллюстрирует то, что в переводе И. М. Шрайбера [8] функция элизии не находит должного отражения: разговорное ‘runtersaufen передается нейтральным «пить», теряя при этом свою разговорность и, следовательно, экспрессивность. При передаче этой экспрессивной лексемы с измененным фонетическим обликом Ю. И. Архипов [9] прибегает к экспрессивному варианту «глушить», при этом дополнительная «разговорность» создается при помощи добавления «эдак-то», тем самым выигрывая в экспрессивности.
При рассмотрении фонетических экспрессивных средств следует также отметить, что обоим переводчикам вполне адекватно в содержательном и функциональном аспекте удалось передать такой фонетический прием, как ономатопею. Например:
Die Reifen begannen zu knarren - zu zischen - zu heulen - zu pfeifen - der Motor gab jetzt alles her, was er hatte [14, с. 56]. - Шины визжали, шипели, выли, свистели - мотор отдавал теперь все, на что был способен [9, с. 57]. Покрышки скрипели, шипели, завывали, свистели, - мотор отдавал теперь всю свою мощь [8, с. 69].
В данном случае в обоих переводах имеет место как сохранение эстетической функции ономатопеи, так и ее структурного содержания, т. е. количества и категориальной принадлежности компонентов.
При рассмотрении передачи фонетических экспрессивных средств в переводе выявляется следующая закономерность: языковые возможности выражения фонетической экспрессивности в немецком и русском языках не всегда совпадают. Поэтому в процессе перевода очень важен учет прагматического и функционального компонента высказывания. Воспроизведение функции фонетического приема возможно на любом другом уровне языка при наличии соответствующего экспрессивного потенциала.
Словообразовательные средства экспрессивности Словообразовательная система немецкого разговорного языка обладает богатыми экспрессивными
возможностями, которые, тем не менее, не всегда или не полностью совпадают с экспрессивными возможностями русского языка, что ведет к созданию определенных трудностей в переводе художественной прозы с немецкого языка на русский.
Особый языковой колорит придают роману многочисленные авторские сложные слова, характеризующиеся необычным лексическим наполнением закрепленных в системе немецкого языка словообразовательных моделей. Именно сложные слова заключают в себе весь спектр эмоционально-экспрессивной оценки, передаваемой в речи героев: иронию, сарказм, удивление, восхищение.
Яркой экспрессивно-эмоциональной окраской обладают в немецком языке окказиональные производные глаголы, образованные при помощи наречий, употребленных в качестве приставок и указывающих на направление. Их экспрессивный потенциал основывается на том, что они создаются на основе существующих моделей (например, gehen «идти» + um «около», «вокруг» = umgehen «обходить», «делать крюк»), однако смысловая основа не обязательно представляет собой глагол движения. При отсутствии подобных возможностей в русском языке при переводе чаще всего используются различные переводческие трансформации. Например:
Dann liefien wir Karl losheulen [14, с. 17]. - Потом запустили на всю катушку мотор нашего «Карла» [9, с. 17]. - Потом запустили нашего «Карла» [8, с. 27].
Глагол losheulen, будучи производным глаголом, образован от основного глагола heulen «выть», «завывать», «реветь» и приставки los-, имеющей в данном случае экспрессивное значение меры действия основного глагола.
Передавая значение меры на русский язык, Ю. И. Архипов [9] использует прием добавления фразеологизма, а И. М. Шрайбер [8] опускает в переводе этот компонент смысла.
Экспрессивные средства, используемые Э. М. Ремарком в романе «Три товарища», создаются также на базе существующих моделей словосложения. Общеизвестно, что экспрессивность на этом уровне как нельзя лучше реализуется в немецком языке, в котором словосложение имеет практически неограниченные возможности. К этому типу экспрессивных средств следует отнести многочисленные авторские неологизмы, которые довольно часто встречаются на страницах романа. Например:
Sie litt an Torschlufipanik [14, с. 65]. - Главным ее страданием была надвигающаяся старость [9, с. 67]. - Ее угнетал страх приближающейся старости [8, с. 79].
В переводе Ю. И. Архипова [9] происходит перераспределение значения авторского неологизма, представляющего собой безэквивалентную в русском языке лексическую единицу, на все предложение. И. М. Шрайбер [8] в своем переводе умело использует прием смысловой модуляции («закрытие ворот» ^ «старость»).
«Du bist ein ganz Geliebter, ein Brotchenklauer und Rumsaufer, ein Liebling bist du!» [14, с. 201]. - Вооб-ще-то ты самый любимый на свете воришка булочек и ромодуй - вот ты кто! [9, с. 207]. - Ты мой самый любимый, ты воруешь булочки и хлещешь ром. Ты прелесть! [8, с. 220].
При анализе данного примера следует отметить, что переводчику Ю. И. Архипову удалось решить сложную переводческую задачу - передать при помощи калькирования и создания неологизма значение двух лексем оригинала, сохранив при этом экспрессивный потенциал оригинала. Переводчик И. М. Шрайбер [8] в целях сохранения экспрессивности отказался в переводе от передачи структурных особенностей авторских новообразований, использовав прием грамматической замены и заменив их экспрессивно'-эквивалентными словосочетаниями.
Hat gar nicht unrecht, der alte dicke Leichenpinseler [14, с. 189]. - Не так уж не прав этот старый, толстый некрофил-малеватель [9, с. 192]. - Не так уж он неправ, этот старый толстяк, малюющий покойников [8, с. 205].
Ю. М. Архипов [9] в своем переводе калькирует структуру оригинальной лексемы, при этом он предпочитает конкретизировать значение первого компонента сложного слова, подобрав ему эквивалент «некрофил», который, на наш взгляд, идеально подходит применительно к художнику, зарабатывающему себе на жизнь написанием портретов умерших людей. Во втором варианте использован описательный перевод, при этом пренебрежительную оценку как компонент экспрессивности передает прилагательное «малюющий».
Таким образом, целям усиления экспрессии языка романа Э. М. Ремарка «Три товарища» служат авторские неологизмы, создаваемые по существующей словообразовательной модели немецкого языка, но с изменением узуального аффиксального состава используемых морфем. Производные глаголы, образующиеся при помощи наречий, используемых в качестве приставок, а также многочисленные сложные слова имеют окказиональный характер.
Несовпадение экспрессивного словообразовательного потенциала в системах немецкого и русского языков создает определенные трудности в переводе, решение которых основывается на использовании определенных переводческих приемов, таких как калькирование, грамматическая замена, конкретизация и др., выбор которых зависит от возможности сохранения экспрессивности. При этом зачастую перевод авторских неологизмов требует определенных навыков словотворчества.
Экспрессивные ресурсы лексических средств
Лексические экспрессивные средства охватывают пласт слов, имеющих помимо своего предметно-логического значения еще и оценочный компонент, а также междометия и усилительные частицы.
С. М. Мезенин отмечает, что слово (лексема) - единица наиболее гибкая по отношению к экспрессивности и располагающая максимальными экспрессивными
возможностями в силу широты семантики, совмещающей денотативную и десигнативную функции. Подмена означаемого в речевой цепи, одновременная реализация двух значений составляет основу метафорического употребления [6, с. 52].
В романе Э. М. Ремарка «Три товарища» значительным экспрессивным потенциалом на уровне лексики обладают слова, являющиеся по своему вещественному значению полными синонимами по отношению к соответствующим словам современного немецкого языка и отличающиеся от последних только своей лексической окраской и, следовательно, экспрессивной маркированностью. Однако при этом такая экспрессивность может выражать авторскую иронию или иронию персонажа по отношению к самому себе или к другому персонажу.
Многие используемые автором лексемы, принадлежащие к разговорному стилю речи, представляют собой вторичные образования и характеризуются повышенной экспрессивностью по причине не до конца утраченных связей между основным и производным значениями. Например:
Koster hatte den Wagen, eine hochbordige, alte Kiste, seinerzeit auf einer Auktion fur ein Butterbrot gekauft [14, с. 98]. - Этот старый рыдван с высоким кузовом Кестер приобрел как-то на аукционе, и стоил он не больше одного бутерброда [9, с. 101]. - Однажды на аукционе Кестер купил по дешевке старую колымагу с высоким кузовом [8, с. 113].
Немецкое существительное die Kiste, в своем прямом значении обозначающее «ящик», «сундук», в ходе языкового развития приобрело значение шутливо -презрительного наименования транспортного средства («драндулет» - об автомобиле, «летающая этажерка» - о самолете, «старая калоша» - о лодке). Поэтому перевод этого существительного на русский язык словами «рыдван» и «драндулет» является вполне обоснованным, так как данные варианты передают некоторый пренебрежительный оттенок значения.
На страницах романа встречается также ряд оценочных существительных, имеющих в контексте вместо присущего им в языке отрицательного характера противоположный, положительный характер оценки. Например:
«Alter Junge», sagte Valentin.
«Verfluchter Salzknabe», erwiderte ich [14, с. 65].
- Дорогой ты мой старик, - сказал Валентин.
- Дружище, черт бы тебя побрал! - воскликнул я [8, с. 77].
В русском языке положительная оценка слова «старик» (грамматическая замена прилагательного alter) создается добавлением прилагательного «дорогой» в первой реплике. Во втором предложении, при наличии междометия «черт бы тебя побрал», имеющего определенно отрицательный компонент оценки, положительный создается при помощи словообразовательной модели «друг» ^ «дружище», при этом заложенное в суффиксе экспрессивное оценочное значение размера
(ср. «дом» ^ «домище») в слове «дружище» становится мерой качества. Следует отметить, что в переводе Ю. И. Архипова [9] данный диалог опущен по неизвестной причине.
Значительные трудности создает также перевод слов, у которых развилось дополнительное, экспрессивное значение меры и степени:
Ich ging in die Bank zuruck und betrank mich nun erst richtig [14, с. 54]. - Я вернулся в бар и только теперь напился до зеленых чертиков [9, с. 55]. - Я вернулся в бар и теперь уж напился по-настоящему [8, с. 66]
В русском языке прямое соответствие richtig -«правильно», «верно» - не подверглось в процессе языкового развития подобному семантическому изменению и поэтому не имеет значения меры и степени. На русский язык этот компонент смысла передается И. М. Шрайбером [8] при помощи фразеологизма, который традиционно выражает меру и степень при глаголе «напиться». Ю. И. Архипов [9] использует в переводе нейтральное с точки зрения выражения экспрессивности наречие «по-настоящему».
В ряду лексико-семантических особенностей, определяющих функциональный стиль разговорной речи, следует упомянуть также своеобразие окружений, в которые попадают те или иные лексемы вопреки их узуальным синтагматическим свойствам, что, однако, и создает «налет» разговорности речи героев романа и повышает общую экспрессивность и эмоциональность речи. Например:
«Nun komm, gesegneter Kunde! Komm, lieblicher Brieftaschenbesitzer! Wir harren deiner wie der Brautigam der Braut!»
DieBraut liefi auf sich warten... [14, с. 76].
- Приди же, благословенный покупатель! Приди, любезный бумажниконосец! Взыскуем тебя, что жених невесты!
Однако невеста не спешила... [9, с. 77].
- Так явись же нам, о благословенный покупатель. Приди, о милый обладатель туго набитого бумажника! Мы ждем не дождемся тебя, как жених невесту.
Однако невеста не спешила... [8, с. 88].
В данном случае семантическое отношение «продавец/покупатель» по принципу схожести заменяется семантическим отношением «жених/невеста». При этом возможен дословный перевод, так как он не нарушает принципа семантической сочетаемости, заложенного в оригинале.
Эмоционально-экспрессивной окраской обладают также такие единицы текста оригинала, как фразеологизмы. Как известно, роль фразеологизмов во всех языках заключается в повышении экспрессивности высказывания. Экспрессивность фрагментов текста оригинала, создаваемая за счет фразеологических единиц, в большинстве своем сохраняется и в текстах на ПЯ, хотя перевод таких случаев возможен как на фразеологическом уровне, так и на уровне стилистически маркированных лексем, например:
«Quatch deinem alten Vater Lenz nicht vor, der in den Schluchten des Herzens zu Hause ist». [14, с. 154]. -И не пудри мозги старому папаше Ленцу, который собаку съел в сердечных делах [9, с. 156]. - Не морочь голову своему старому папе Ленцу, который чувствует себя в сердечных тайниках как дома [8, с. 168].
В аспекте адекватной передачи фразеологических единиц данный пример иллюстрирует тот факт, что дословный перевод немецкого фразеологизма zu Hause sein нельзя признать удачным, так как его русский эквивалент «быть как дома» означает «быть у кого-л. в доме своим человеком». Здесь же Э. М. Ремарк вкладывает в него совершенно иной смысл - «быть специалистом по каким-либо вопросам», по этой причине перевод Ю. И. Архипова [9] более адекватно передает смысл оригинала и не уступает ему по степени экспрессивности.
Фразеологизм при переводе может быть передан также при помощи стилистически маркированной лексемы: «Halt den Schnabel, die Situation ist ernst» [14, с. 69]. -Кончай трепаться, дело серьезное! [9, с. 70]. - Да заткнись ты, ведь ситуация серьезная! [8, с. 81].
Дословный перевод фразеологизма den Schnabel halten «держать язык за зубами» привел бы к нарушению узуса русской речи, поэтому оба переводчика сделали выбор в пользу экспрессивно окрашенных лексем.
Заслуживающей интерес представляется также передача на русский язык приема так называемого оживления внутренней формы. Например:
Ich wufite zu sehr, dafi alle Liebe den Wunsch nach Ewigkeit hatte und dafi darin ihre ewige Qual lag [14, с. 125]. - Я слишком хорошо знал, что всякая любовь хочет быть вечной и в этом ее вечная мука [9, с. 129]. -Я слишком хорошо знал - всякая любовь хочет быть вечной, в этом и состоит ее вечная мука [8, с. 142].
Здесь представлен тот редкий случай, когда структура и смысл обыгрываемого слова в оригинале и в переводе совпадают, поэтому для сохранения в переводе смысла и принципа игры достаточно простой грамматической замены для соответствия нормам русской речи.
Средством усиления экспрессивности художественного текста служит также использование лексических изобразительных средств языка. Так, проанализировав роман Э. М. Ремарка «Три товарища» с точки зрения употребляемых в нем лексических изобразительных средств языка, нами выявлено, что языку этого писателя присущи насыщенная образность и высокая степень метафоризации. Одним из наиболее часто употребляемых лексических стилистических приемов в романе является метафора. Например:
«Kommt herein, Kinder! Wir wollen uns die Hande an Erinnerungen warmen». [14, с. 210]. - Входите же, дети мои! Согреем руки у костра воспоминаний [9, с. 213]. - Заходите, детки! Согреемся воспоминаниями [8, с. 226].
При переводе данной авторской метафоры с немецкого на русский язык следует обращать внимание
на семантические отношения между образным и предметным планом. Поскольку дословная передача метафоры привела бы к нарушению норм художественной речи русского языка, переводчикам пришлось использовать трансформации: Ю. И. Архипов [9] - добавление, И. М. Шрайбер [8] - опущение. При этом оба переводчика, по-видимому, отталкивались от семантики слов в метафорическом сочетании подлинника и адекватно передали как семантическую, так и экспрессивную информацию оригинала.
К метафорической группе тропов относится также используемый автором прием сравнения, повышающий общую образность языка художественного произведения: Ich erwartete, dafi Gottfried die Gelegenheit ausnutzen und losgehen wurde wie eine Bombe [14, с. 12]. - Я ожидал, что Готфрид воспользуется случаем и затрещит как пулемет [9, с. 13]. - Я ожидал, что Готтфрид использует обстоятельства и взорвется, как бомба [8, с. 24].
Несмотря на то, что сравнения, благодаря своей семантической структуре, практически всегда являются результатом калькирования и, следовательно, абсолютными речевыми вариантами (см. перевод И. М. Шрайбера [8]), трансформационный перевод Ю. И. Архипова [9] в данном случае кажется более приемлемым, так как этот перевод сравнения не только сохраняет экспрессивное значение, но и в большей мере соответствует нормам русского языка.
Говоря о передаче эпитетов в переводе, следует отметить то, что они, как правило, передаются с учетом их структурных и семантических особенностей и с соблюдением нормативного семантического согласования с определяемым словом, а также с учетом степени их индивидуализированности. Например:
Alfons war ein schwerer, ruhiger Mann [14, с. 60]. -Альфонс был увалень и флегматик [9, с. 60]. - Альфонс был грузным, спокойным человеком [8, с. 71].
Таким образом, экспрессивность лексических средств языка романа Э. М. Ремарка «Три товарища» создается использованием стилистически маркированных лексем, принадлежащих к разговорному стилю речи. К речевым приемам усиления экспрессии относится формирование у оценочных существительных значения с противоположным, положительным характером оценки, развитие у ряда слов другого экспрессивного значения - значения меры и степени, а также оживление внутренней формы. Образный заряд произведения несут используемые автором тропы метафорической группы - метафоры и сравнения.
При сопоставлении текстов перевода с оригиналом обращает на себя внимание тот факт, что на лексическом уровне авторы перевода стараются максимально передать экспрессивно окрашенные элементы оригинала, сумев подобрать лексемы ПЯ, в той или иной мере по степени экспрессивности соответствующие ИЯ. Экспрессивный потенциал синтаксиса Понятие экспрессивности применительно к синтаксическому уровню обсуждается в целом ряде работ. Экспрессивные синтаксические конструкции противо-
поставляются конструкциям, находящимся в состоянии синтаксического покоя, а экспрессивность определяется как «свойство синтаксических форм увеличивать прагматический потенциал высказывания сверх той степени, которая достигнута лексическими значениями элементов, наполняющих эти синтаксические формы» [2, с. 5].
Экспрессивность в художественном тексте может быть передана не только специальным выбором слов, но и особым их размещением - специальными синтаксическими средствами.
Так, например, для языка многих произведений Э. М. Ремарка характерна диалогическая форма представления художественной информации. А диалоги, в свою очередь, характеризуются использованием синтаксических способов компрессии, то есть пропуском логически необходимых элементов высказывания. На страницах романа наиболее часто встречаются эллиптические вопросно-ответные конструкции. Например:
«Davon sind zwanzig Mark verdient. Die werden wir heute auf den Kopf hauen. Mussen die Jungfernfahrt doch feiern» [14, с. 271]. - Тут двадцать марок прибыли. Ими-то мы и тряхнем сегодня. Надо же обмыть первый денечек! [9, с. 275]. - Из них двадцать марок -чистый заработок. Придется размочить их сегодня. Ведь должны же мы отпраздновать первый рейс! [8, с. 290].
В данном примере экспрессивность создается путем опущения подлежащего, однако в русском языке односоставные предложения менее экспрессивны, поэтому при переводе на русский язык Ю. И. Архипов [9] конкретизирует глагол feiern более разговорным глаголом с фамильярной окраской «обмыть», а И. М. Шрайбер [8] прибегает к приему добавления усилительной частицы «ведь».
Экспрессивной изобразительностью в синтаксисе языка романа обладают также парцеллированные конструкции. Например:
Die Betriebsamen triumphierten. Die Korruption. Das Elend [14, с. 46]. - Торжествовали деляги, коррупция, нищета [9, с. 47]. - Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета [8, с. 59].
В данном случае экспрессивность парцелляции оригинала не нашла отражения ни в одном из представленных переводов. В варианте Ю. И. Архипова [9] использование приема объединения предложения привело к потере экспрессивности, а сохранение сегментирования предложения в переводе И. М. Шрайбера [8] не сохраняет экспрессивного эффекта и, кроме того, звучит неестественно. Более того, даже анализ широкого контекста показал, что экспрессивность данного предложения не была компенсирована и в ближайшем окружении.
Определенную экспрессивную нагрузку также несет используемый автором прием простого контактного повтора, который в силу различия в мере экспрессивности в двух языках передается на русский язык посредством использования трансформационных способов перевода. Например:
Der Nebel zog und zog. Die Kreuze der Grabsteine ragten blafi aus der Schwaden [14, с. 100]. - А туман все клубился, повисая клочьями на белесых могильных крестах [9, с. 103]. - А туман все клубился вокруг. Из его рваных клочьев торчали бледные могильные кресты [8, с. 115].
Повторение автором в оригинальном предложении сказуемого приводит к интенсификации высказывания, что находит свое отражение в переводах обоих переводчиков в использовании приема добавления («все»), в переводе Ю. И. Архипова [9] использован также прием объединения предложения.
Таким образом, экспрессия языка романа Э. М. Ремарка «Три товарища» на синтаксическом уровне создается изменением синтаксических связей слов, т. е. изменением обычного порядка слов, использованием эллиптических конструкций, синтаксических повторов и т. д. Различия в употреблении экспрессивных средств на уровне синтаксиса текста обусловливают необходимость использования в переводе трансформационных приемов, таких как членение и объединение предложений, добавления и др.
Таким образом, языковая категория экспрессивности может быть определена как выражение субъективного отношения говорящего к предмету речи, а именно как эмоционально-оценочное отношение субъекта речи к тому, что фиксируется в объективном содержании языковых единиц. В ходе исследования анализируемого материала было выявлено, что содержание категории экспрессивности определяют коннотации, которые наслаиваются на основное значение языковой единицы и таким образом создают изобразительность и выразительность речи. При этом экспрессивность составляет основную часть коннотативного значения языковых единиц, не входя в их денотативное содержание.
Изучение лингвистической категории экспрессивности в целом позволило сделать вывод о том, что экспрессивные потенции слова противопоставляются не только его общей коннотации, но и общей коннотации текста, которая развертывает, увеличивает экспрессивные возможности отдельных слов, имея в своем распоряжении богатую систему способов и приемов выразительности.
Было выявлено, что экспрессивность языка романа
Э. М. Ремарка появляется в результате необычного стилистического использования тех или иных языковых средств, интенсификации количественных и качественных аспектов обозначаемого, использования ассоциативных образов, вызывающих положительную или отрицательную эмоциональную оценку. Язык Э. М. Ремарка располагает широким спектром экспрессивных средств на разных языковых уровнях. При этом различные средства и приемы создания экспрессивности могут зачастую сочетаться и взаимодействовать на всех уровнях языковой системы. Их концентрацией в одном тексте автор создает особый художественный мир произведения, формирует его наибольший экспрессивный потенциал.
Сопоставление оригинального текста романа Э. М. Ремарка «Три товарища» и его переводов на русский язык позволило проанализировать предложенные переводчиками (И. М. Шрайбером и Ю. И. Архиповым) пути решения проблемы эквивалентности перевода, а также оценить, насколько успешно они справились с задачей воссоздания в языке перевода образных художественных средств оригинала и сохранения его национальной окраски.
Многие элементы экспрессивного выражения оригинала были в семантическом, контекстуальном и структурном отношении эквивалентно воспроизведены на русском языке. Между тем, в обоих переводах встречаются и случаи как слишком вольного, так и буквального перевода отдельных фрагментов, что зачастую приводит к утрате эмоционального оттенка, заложенного в оригинале.
В целом авторам переводов удалось вполне успешно решить сложную задачу воссоздания в языке перевода экспрессивного выражения текста оригинала и сохранения его национальной окраски, при создании текстов, близких к оригиналу с экстралингвистической точки зрения (национальных и культурных особенностей немецкого и русского народов) и по силе художественного и эмоционального воздействия на российского читателя.
ЛИТЕРАТУРА
1. Балли Ш. Французская стилистика. 2-е изд., стер. - М.: Эдито-риал УРСС, 2001. - 392 с.
2. Береговская Э. М. Очерки по экспрессивному синтаксису. -М.: Рохос, 2004. - 208 с.
3. Вахитова Г. В. Способы передачи внутренней экспрессивности текста (на материале юридической литературы на русском и английском языках): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Уфа, 2007. - 23 с.
4. Галкина-Федорук Е. И. Об экспрессивности и эмоциональности в языке: сб. ст. по языкознанию. - М.: Изд-во МГУ, 1958.
5. Губенко Н. В. Экспрессивность средств выражения утверждения и отрицания в языке подлинника и переводов романов Э. М. Ремарка: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Краснодар, 2006. - 23 с.
6. Мезенин С. М. Образность как лингвистическая категория // Вопросы языкознания. - 1983. - № 6. - С. 48-57.
7. Писарев Д. С. Функционирование восклицательных предложений в современном французском языке и их прагматический аспект // Прагматические аспекты функционирования языка: сб. науч. тр. - Барнаул, Изд-во АГУ, 1983. - С. 114-125.
8. Ремарк Э. М. Собрание сочинений [Текст]: в 8 т. Т. 2: Три товарища: роман; пер. с нем.: И. М. Шрайбера, Л. Яковенко. - М.: ТЕРРА, 1997. - 384 с.
9. РемаркЭ. М. Три товарища [Текст]: роман; пер. с нем. Ю. И. Архипова. - М.: Худ. лит., 1989.
10. Сафина Р. А. Экспрессивный компонент фразеологического значения (на материале русских и немецких ФЕ, выражающих денежные отношения). - http://www. ksu. ru/fil/kn2/index. php
11. Скворецкая Е. В. Экспрессивные возможности глаголов психического воздействия в русском языке // Экспрессивность лексики и фразеологии: межвуз. сб. науч. тр. - Новосибирск: Новосибирск. гос. ун-т, 1983. - С. 42-50.
12. Туранский И. И. Семантическая категория интенсивности в английском языке: моногр. - М.: Высш. шк., 1990. - 174 с.
13. Харченко В. К. Разграничение оценочности, образности, экспрессии и эмоциональности в семантике слова // Русский язык в школе. - 1976. - № 3. - С. 66-71.
14. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая рос. энцикл., 2000. - 688 с.
15. Remarque E. M. Drei Kameraden. - M.: Jupiter-Inter, 2005. - 376 S.
