CC BY
62
ФЕДЕРАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И УПРАВЛЕНИЕ FEDERAL PoLITICS AND GoVERNMENT
Ars Administrandi (Искусство управления). 2021. Т. 13, № 4. С. 516-535.
Ars Administrandi. 2021. Vol. 13, no. 4, pp. 516-535.
Научная статья
УДК 329.05(470)
https://doi.org/10.17072/2218-9173-2021-4-516-535
ПАРТИЯ ВЛАСТИ И СИСТЕМНАЯ ОППОЗИЦИЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ: КОНВЕРГЕНЦИЯ ПУБЛИЧНОЙ РИТОРИКИ
Петр Вячеславович Панов1, Константин Андреевич Сулимов2и
1 2 Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия
1 Пермский федеральный исследовательский центр Уральского отделения Российской академии наук,
Пермь, Россия, panov.petr@gmail.com, https://orcid.org/0000-0002-0759-7618
2 k.sulimov@psu.rus, https://orcid.org/0000-0003-4277-3135
Аннотация. Введение: кооптация оппозиции является одним из важнейших инструментов воспроизводства авторитарного режима. В частности, автократии позволяют оппозиционным партиям завоевывать места в законодательных органах в обмен на их лояльность режиму. В Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации полностью доминирует партия власти «Единая Россия», но в течение последних четырех созывов (2003, 2007, 2011, 2016 годов) в парламенте также представлены три партии так называемой системной оппозиции: КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия». Согласно логике кооптации, они должны демонстрировать растущую лояльность, чтобы сохранить свое присутствие в парламенте. И это, в частности, может проявляться в публичной риторике депутатов на заседаниях Государственной Думы. Цель: проверка гипотезы, что со временем политические ценности и ориентации, выражаемые депутатами системной оппозиции в своих публичных выступлениях, станут ближе к тем, что выражают депутаты «Единой России». Методы: сбор и сравнение данных, охватывающих период 2003-2019 годов и включающих около 150 тыс. выступлений более чем тысячи депутатов, распределенных по партийным фракциям и четырем созывам; контент-анализ использования депутатами терминов «свобода» и «справедливость», составляющих бинарную оппозицию, проведенный с помощью специального программного обеспечения «Семограф». Результаты: в целом политические ценности и ориентации системной оппозиции и «Единой России» сходятся, хотя и неравномерно по времени и партийным фракциям. Выводы: на основе контент-анализа стенограмм заседаний Государственной Думы нами было показано, что оппозиция сближается с партией власти. Этот вывод согласуется с тем, что оппозиция является инструментом автократии.
© Панов П. В., Сулимов К. А., 2021
516
Ключевые слова: Россия, публичная риторика, Государственная Дума, идеологические ориентации, свобода, справедливость, контент-анализ, политические партии, кооптация
Благодарности: статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект № 20-011-00624 «Будущее России: содержание, смыслы и границы национального согласия».
Для цитирования: Панов П. В., Сулимов К. А. Партия власти и системная оппозиция в Государственной Думе: конвергенция публичной риторики // Ars Administrandi (Искусство управления). 2021. Том 13, № 4. С. 516-535. https://doi.org/10.17072/2218-9173-2021-4-516-535.
Original article
PARTY oF PowER AND SYSTEMIC oPPoSITIoN IN THE STATE
duma: toward convergence of public rhetoric
Petr V. Panov1, Konstantin A. Sulimov2H
1 2 Perm State University, Perm, Russia
1 Perm Federal Research Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, Perm, Russia,
panov.petr@gmail.com, https://orcid.org/0000-0002-0759-7618
2 k.sulimov@psu.ru«, https://orcid.org/0000-0003-4277-3135
Abstract. Introduction: it has been argued that the co-optation of opposition isoneofthemostimportantinstrumentsforauthoritarianregimesurvival.Specifically,autocracies allow opposition parties to win legislative seats in exchange for their loyalty to the regime. From this perspective, the party structure of the State Duma is studied, where the "United Russia" party of power has been fully dominant; however, in the last four convocations (2003, 2007, 2011, 2016), three so-called "systemic opposition" parties (Communist Party of the Russian Federation, Liberal democratic party of Russia, party "A Just Russia") were present in the Russian parliament. According to the "co-optation logic", they are supposed todemonstrateagrowingloyaltytomaintaintheirpresenceintheparliament.Thiscanbemanifested in the public rhetoric of deputies at the parliamentary sessions. Objectives: the hypothesis that over time political values and orientations expressed by the "systemic opposition" deputies become closer to those expressed by the deputies of the "United Russia" party has been tested through the study of the transcripts from the State Duma sessions. Methods: the dataset covers the period 2003-2019 and includes about 150 thousand legislative speeches from more than 1,000 deputies distributed among party factions and four convocations. Using "Semograph" special software, content analysis of some binary oppositions ("freedom versus justice") has been carried out. Results: it has been found out that, in general, political values and orientations of "systemic opposition" parties converge with those of the "United Russia" party, however, unevenly in time and party factions. Conclusions: based on content analysis of the State Duma sessions transcripts, it has been demonstrated that the opposition is converging with the party of power. This finding is consistent with the concept of opposition's co-optation as an instrument of autocracies.
Keywords: Russia, public rhetoric, State Duma, political values and orientations, freedom, justice, content analysis, political parties, co-optation
Acknowledgements: the research was funded by the grant provided by the Russian Foundation for Basic Research (RFBR), project no. 20-011-00624 "Russia's future: content, rationale and boundaries of national consent".
For citation: Panov, P. V. and Sulimov, K. A. (2021), "Party of power and systemic opposition in the State Duma: Toward convergence of public rhetoric", Ars Administrandi, vol. 13, no. 4, pp. 516-535, https://doi.org/10.17072/2218-9173-2021-4-516-535.
ВВЕДЕНИЕ
После политической неопределенности, характерной для России «девяностых», в 2000-е годы в стране произошла стабилизация политического режима. Уже к середине первого десятилетия нового века сложилась партийно-политическая система, которая в целом воспроизводится до настоящего времени. В значительной мере это объясняется тем, что после нескольких неудачных попыток правящей группе удалось наконец создать партию власти в лице «Единой России» (ЕР), которая играет роль доминирующей партии и имеет устойчивое большинство в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации. С другой стороны, стабильность обеспечивается тем, что в партийную систему инкорпорированы три партии так называемой системной оппозиции: Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ), Либерально-демократическая партия России (ЛДПР) и «Справедливая Россия» (СР). Именно эти партии стабильно представлены в нижней палате российского парламента. Такой формат партийно-политической системы соответствует логике кооптации, характерной для современных электоральных автократий. Их специфика состоит в том, что в обмен на доступ к электоральной и парламентской арене оппозиционные партии в целом демонстрируют лояльность существующему политическому режиму. Остается, однако, вопрос: насколько стабильна эта лояльность? Наблюдается ли динамика, и если да, то от чего она зависит? Есть ли различия в степени лояльности между разными партиями системной оппозиции?
МЕТОДОЛОГИЯ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ) ИССЛЕДОВАНИЯ
Чтобы ответить на поставленные вопросы, в данной статье представлены результаты анализа публичной риторики депутатов Государственной Думы в динамике за период с 2003 по 2019 годы. Эмпирическая основа анализа -официальные стенограммы заседаний Государственной Думы. В первой части статьи сформулированы гипотезы - теоретические ожидания, которые вытекают из концепции электорального авторитаризма и логики кооптации оппозиции. Вторая часть посвящена характеристике эмпирических данных, обоснованию индикаторов и методов анализа. В третьей части представлены результаты исследования.
Электоральный авторитаризм и логика кооптации оппозиции
Современные политические системы базируются на таких политических институтах, как выборы, многопартийность, парламентаризм. Эти институты, демократические по своему происхождению, в настоящее время весьма успешно адаптированы автократическими режимами, подавляющее большинство которых относится к категории электорального авторитаризма
(Schedler, 2006). Эмпирические исследования доказывают, что электоральные автократии оказываются значительно более устойчивыми, нежели традиционные персоналистские диктатуры или военные режимы (Geddes, 1999; Gandhi and Przeworski, 2007). Выборы имеют позитивный эффект для выживаемости автократий не только за счет того, что повышают легитимность режима и дают правящей элите информацию о настроениях избирателей и соотношении сил между различными политическими акторами, но и благодаря тому, что обеспечивают «менеджмент элит» (Gandhi and Lust-Okar, 2009). С одной стороны, благоприятные для режима результаты выборов позволяют «предотвращать расколы элит, удерживая членов правящей коалиции от дезертирства путем сигнализирования о том, что переход в лагерь оппозиции не дает никаких перспектив» (Медведев, 2020, с. 195). С другой стороны, выборы являются эффективным инструментом кооптации оппозиции в существующую систему. Как отмечают О. Д. Ройтер и его коллеги, «выборы - удобный способ кооптации элит, потому что они предоставляют элитам некоторую автономию и возможность работать над расширением своей собственной электоральной поддержки» (Reuter et al., 2016, p. 664).
В стабильном авторитарном режиме выборы призваны гарантировать победу правящей группы, однако часть избирателей голосует за оппозицию. Соответственно, оппозиционные партии получают часть мест в легислатурах, и за эти места между ними разворачивается борьба. В результате с помощью выборов режим «представляет акторам, не входящим в правящую коалицию, инструменты получения политических позиций (political offices), которые могут принести как материальные выгоды, так и ограниченное, но вполне реальное влияние на принятие политических решений» (Gandhi and Lust-Okar, 2009, p. 405). Последнее представляется немаловажным, поскольку, как показывают исследования, парламенты в современных автократиях играют не только церемониальную роль, но в той или иной мере оказывают воздействие на разработку и принятие политических решений (Williamson and Magaloni, 2020; Wiebrecht, 2021). Таким образом, выборы являются удобным инструментом для раскола оппозиции.
В то же время следует подчеркнуть, что выборы в условиях авторитарного режима - управляемый процесс. Используя различные механизмы и процедуры, правящая группа имеет возможность открывать доступ к электоральному полю одним политическим силам и закрывать другим. Соответственно, перед оппозицией встает дилемма. Если занять достаточно жесткую позицию, критикуя сами основания существующего режима, можно лишиться доступа к электоральному полю, а значит, к тем выгодам, которые дает получение указанных выше политических позиций. И наоборот, возможность получить эти политические позиции обусловлена отказом от жесткой критики и демонстрацией лояльности режиму. Как подчеркивают Д. Армстронг и его коллеги, такая дилемма - типичная черта оппозиции в современных автократиях: «Во многих авторитарных контекстах лидеры режима разделяют политическую оппозицию на системный компонент, которому разрешено участвовать в официальной политике, и несистемный... который исключен из выборов, распределения выгод и процесса разработки политики. В некоторых
случаях системную оппозицию называют "лояльной" или "официальной" ... Между тем исключенные группы иногда называют "радикальной оппозицией" или "непризнанной оппозицией"» (Armstrong et al., 2020, p. 2).
Вместе с тем системная оппозиция сталкивается с еще одной дилеммой: лояльность режиму гарантирует ей участие в электоральном процессе, но при этом чрезмерная лояльность ведет к уходу потенциальных сторонников в лагерь несистемной оппозиции. Возникает вопрос: как системная оппозиция решает эту дилемму? Если подойти к вопросу с позиций рациональности, можно предположить, что выбор зависит в первую очередь от политического контекста, то есть от текущей ситуации в стране. В условиях, когда режим стабилен и правящая группа прочно контролирует политические процессы, у системной оппозиции возникают более сильные стимулы для демонстрации лояльности, тогда как ослабление режима, напротив, благоприятствует снижению лояльности. Кроме того, следует учитывать различия между партиями системной оппозиции - как по их происхождению, историческому наследию, так и с точки зрения их ценностных и политических ориентаций. Логично предположить, что более идеологизированные и менее связанные с правящей группой партии демонстрируют меньшую лояльность режиму. Таким образом, можно сформулировать следующие гипотезы:
1. По мере укрепления авторитарного режима системная оппозиция склонна демонстрировать большую лояльность режиму.
2. Более тесные связи партии системной оппозиции с режимом с точки зрения ее происхождения ведут к большей лояльности режиму.
3. Чем более значимы политические ценности для партии системной оппозиции, тем ниже ее лояльность режиму.
Эмпирические данные и метод исследования
Различные аспекты кооптации оппозиции как инструмента российского политического режима довольно активно исследуются в литературе. Так, Г. Голосов, проанализировав результаты выборов в региональные легислатуры в 2003-2011 годах, обнаружил три стратегии кооптации в отношении отдельных политиков. Наряду с «непрямой кооптацией» оппозиционных партий в сложившуюся систему, то есть допуском их в парламенты в обмен на лояльность системе, имеет место «прямая кооптация», когда депутаты из оппозиционных партий переходят в «Единую Россию», и «промежуточная модель» (mediated co-optation) - создание квазиоппозиционных партий (Golosov, 2014). Исследование показало, что в отношении политиков из идеологически и организационно более сильных партий активнее используется первая стратегия. В ряде работ проанализирован такой инструмент кооптации партий системной оппозиции на региональном уровне, как передача им руководящих постов в парламентах (Reuter and Robertson, 2015; Dollbaum, 2017; Туровский и Сухова, 2021). Эта практика получает все более широкое распространение: если в 2010 году она использовалась в 35 регионах, то в 2020 году их количество выросло до 62 (Туровский и Сухова, 2021, с. 127).
Тем не менее ответ на вопрос, как влияет кооптация на лояльность системной оппозиции в отношении режима, остается неоднозначным. Если исполь-
зовать такой индикатор, как участие оппозиции в политических протестах, О. Д. Ройтер и Г. Робертсон доказали, что оно существенно снижается, если партия обладает руководящими позициями в региональном парламенте (Reuter and Robertson, 2015, p. 240). В то же время Я. Долбаум обнаружил, что отмеченная тенденция характерна только для ЛДПР и СР, но не находит подтверждения применительно к КПРФ (Dollbaum, 2017). А Р. Ф. Туровский и М. С. Сухова, опираясь на результаты протестного голосования по поправкам к Конституции Российской Федерации в 2020 году, пришли к выводу, что ни общие показатели кооптации партий системной оппозиции в региональные парламенты, ни показатели по отдельным партиям не влияют на масштабы протестного голосования (Туровский и Сухова, 2021, с. 135). Хотя голосование рядовых избирателей является лишь косвенным индикатором лояльности / нелояльности партий системной оппозиции, в целом авторы оценивают эффективность стратегии кооптации оппозиции невысоко, полагая, что «сильная оппозиция склонна воспринимать получение руководящих постов не как сделку с властями, а как признание своего влияния» (Туровский и Сухова, 2021, с. 139).
Таким образом, проблема «кооптация в обмен на лояльность» исследуется преимущественно в кросс-региональном измерении, на эмпирическом материале региональных парламентов, а также на регионально агрегированных данных по протестным акциям и голосованию. В настоящей работе для выявления степени лояльности системной оппозиции использованы иные эмпирические данные, а именно риторика депутатов от системной оппозиции на публичной арене Государственной Думы.
Процесс обсуждения и принятия законопроектов, а также других вопросов и документов на пленарных заседаниях Государственной Думы сопровождается выступлениями депутатов от разных фракций. Типичная картина выглядит следующим образом: краткое представление законопроекта (проекта постановления, запроса, обращения и т. п.) депутатом от ответственного комитета, несколько вопросов и ответы на них (может не быть), выступления «по мотивам» последующего голосования (далеко не всегда, а если есть, то обычно немного).
За годы работы Государственной Думы депутаты наговорили довольно значительные объемы «текстов». В рамках этого исследования была использована часть специально созданной в середине 2019 года базы данных депутатских выступлений, извлеченных из стенограмм пленарных заседаний Государственной Думы1 (весь массив с 1994 по 2019 годы включает 324 тыс. выступлений / реплик, или 27 млн словоупотреблений, от порядка 2,5 тыс. депутатов и других лиц). Такие объемы требуют специальных инструментов анализа, поэтому данные обрабатывались в информационной системе «Семограф»2, позволяющей осуществлять поиск и фильтрацию отдельных
1 База данных «Стенограммы заседаний Государственной Думы» [Электронный ресурс] // Офиц. сайт Гос. Думы Федер. Собр. Рос. Федерации. URL: http://transcript.duma.gov.ru/ (дата обращения: 29.09.2021).
2 Информационная система «Семограф» [Электронный ресурс]. URL: https://semograph.org/ (дата обращения: 02.10.2021).
словоупотреблений (термов) и их контекстов (выступлений / реплик), использовать поля и метаполя, создавать семантические карты и графы и прочее (общий дизайн технологии работы с дискурсом депутатов Государственной Думы по этой базе см.: Белоусов и др., 2020).
Для того чтобы протестировать сформулированные выше гипотезы, необходимо выделить такие позиции (выражаемые словоупотреблениями в выступлениях депутатов), которые будут значимо отличать партии друг от друга, иметь значимый политический и / или ценностно-идеологический характер, а также могут меняться со временем. Эти изменения в логике сближения или расхождения партийных позиций с позицией доминирующей политической силы могут быть интерпретированы как изменение степени лояльности.
В анализе больших объемов текстов, включая и парламентское говорение, уже накоплен довольно значительный опыт. Однако задача по превращению «подсчета слов в оценки "выраженных предпочтений" или "заявленных позиций"» остается трудной просто в силу того, что позиции и предпочтения не являются единственными (и даже первыми в ряду) источниками вариаций в словоупотреблении (Lauderdale and Herzog, 2016, p. 392).
Необходимо отметить, что парламентское говорение в относительно стандартном теоретическом представлении связано с другим заметным видом деятельности депутатов - голосованием по законопроектам. Связь обычно интерпретируют таким образом, что выступления депутатов, во-первых, являются инструментом влияния на принятие законопроектов, то есть депутаты пытаются убедить коллег с помощью речи, а во-вторых, парламентская арена может быть использована для разъяснения политических позиций и результатов голосования другим партиям, широкой публике и избирателям (Proksch and Slapin, 2012). Эта связь, если ее принять и использовать данные по голосованиям, могла бы помочь выявить предпочтения и позиции. Однако в ситуации, когда парламент применительно к политически важным для режима вопросам действует по модели "rubber stamp", а в отношении других вопросов может быть «полем битвы элит» (Noble and Schulmann, 2018), связь между парламентским говорением и действиями, имеющими конкретные последствия, то есть голосованием по законопроектам, сама по себе нуждается в исследовании.
Строго говоря, мы в целом плохо понимаем, почему депутаты в стенах Государственной Думы говорят то, что они говорят, кому адресуются и какой смысл вкладывают в свои слова. Однако мы исходим из того, что у депутатов есть некие фундаментальные ценностные ориентации, образующие высокоуровневую символическую систему, связанную с политической идентификацией, и выражающиеся в их суждениях по самым разным поводам. Для эмпирического анализа и тестирования гипотез была выбрана бинарная оппозиция «свобода versus справедливость». Использование этой оппозиции, как представляется, дает несколько важных возможностей в анализе публичной речи депутатов.
Во-первых, она отражает значимые и устойчивые идейно-ценностные ориентации. Традиционно эта оппозиция связывается с противопоставлением
по линии «левые» - «правые». Первые выступают скорее за справедливость3, вторые - скорее за свободу (это, разумеется, касается «либерально ориентированных» правых). Противопоставление сложилось исторически: «основные идеологические движения прошлого века придавали различное значение основным и часто противоречивым ценностям. Например, коммунизм подчеркивает равенство, но не свободу; капитализм - свободу, но не равенство» (Frey and Powell, 2005, p. 136). При этом это противопоставление оказывается под большим вопросом в современном мире - и идеологически, и в политической практике, и в массовом сознании, и в отношении индивидуальной самоидентификации. Люди в разных странах и с разными политическими ориен-тациями по-разному понимают само это различение (Zuell and Scholz, 2019), но при этом все равно его используют. Уже довольно давно лево-правое измерение начало смещаться из области классового размежевания в сферу систем ценностей (Knutsen, 1997; Markowski, 1997). Схожие процессы идут и в России. Здесь сложилась и до сих пор сохраняется практика употребления понятий «правый» - «левый», притом, что реальный опыт политического и идеологического размежевания явно куда разнообразнее. Однако сами эти и связанные с ними понятия востребованы в качестве значимых маркеров. Как отмечала О. Ю. Малинова, «не обсуждается, почему свобода, та или иная мера равенства, солидарность - это хорошо. Названные ценности просто постулируются, потому что "так принято" у либералов или социал-демократов» (Мали-нова, 2001, с. 99). Наблюдатели и сами партии охотно пользуются разными политическими понятиями этого уровня абстракции для внешнего описания и самоописания, нередко совершенно парадоксальным с традиционной точки зрения образом (Гончаров, 2010; Работяжев, 2014).
Во-вторых, использование этой оппозиции позволяет сосредоточиться не на политических предпочтениях (policy preferences), с выявлением которых, как уже отмечалось, есть серьезные трудности (Lauderdale and Herzog, 2016), а на политических разногласиях (political disagreement). В контексте употребления слов «свобода» и «справедливость» это означает, что само по себе использование одного из них никак не может указывать на идеологический профиль говорящего. Упоминание свободы может иметь негативный характер - например, в логике нарратива о «разгуле свободы» в 1990-е годы (Малинова, 2018)4. Важно также, что свобода и справедливость имеют для современных людей скорее положительное значение или, по крайней мере, не являются однозначно негативными ценностями. Соответственно, в конкретных идеологических построениях и мировоззрениях свобода и справедливость скорее будут каким-то образом сочетаться, нежели жестко противо-
3 Или даже равенство. Но это слово значительно меньше мировоззренчески нагружено, то есть часто используется в совершенно нейтральных контекстах, поэтому от него отказались, однако дистрибутивная справедливость идет рука об руку с равенством, даже когда от нее отстраиваются.
4 То же со справедливостью, когда она, например, в логике Хайека отождествляется с завистью к успеху (Хайек, 2018, c. 123). Кроме того, имеет значение жанр и тема выступления / текста и многое другое. Например, в знаменитой теории Джона Ролза слово «справедливость» и его производные очевидным образом упоминаются намного чаще, чем слово «свобода» и его производные. Это при том, что свобода в этой теории имеет абсолютный приоритет (см.: Ролз, 2010).
поставляться друг другу. Иными словами, среди депутатов Государственной Думы едва ли удастся обнаружить тех, кто принципиально отвергает свободу или справедливость. Скорее можно ожидать различных интерпретаций того и другого, которые позволяют их позитивно сочетать (хотя бы в логике «неправильную» свободу / справедливость заменить на «правильные»). Таким образом, использование оппозиции понятий, которые на фундаментальном уровне отсылают к различным ценностным ориентациям, позволяет устроить что-то вроде квазидебатов на всем корпусе текстов выступлений депутатов и выявить относительные, а не абсолютные предпочтения.
Логика исследования выстроена следующим образом. Были идентифицированы все депутаты по их принадлежности к четырем фракциям: ЕР, КПРФ, ЛДПР и СР. На основании фракционной идентификации в информационной системе «Семограф» были созданы выборки текстов - публичных выступлений депутатов на пленарных заседаниях - по фракциям и созывам.
Далее с помощью инструментария «Семографа» были найдены и агрегированы все выступления, в которых упоминались слова «свобода» и «справедливость» и их производные (включая «несправедливость», которая агрегировалась со справедливостью, и «несвободу» - слово, которое депутатами фактически не используется, всего несколько случаев). Отбирались только те выступления, в которых эти слова использовались как существительные. Это было сделано для того, чтобы повысить значимость словоупотребления и одновременно отсеять нерелевантные ценностному измерению словоупотребления, такие как «освободить» (от должности, налога и пр.), «свободные» (средства, порт и пр.), «справедливо» (говорят, считал, сказано), «справедливая» (цена, Россия), «справедливости ради» и т. п. Кроме того, отфильтровывались существительные с нерелевантными значениями: «лишение свободы» (весьма популярное словоупотребление), «радио Свободы», «партия Свободы» и пр.
На основании полученных значений словоупотреблений было определено соотношение двух ценностей в публичных выступлениях по каждой выборке - переменная «Св-Сп»: количество выступлений, в которых упоминается «свобода», было поделено на количество выступлений с упоминанием «(не)справедливости». Смысл переменной - во сколько раз чаще упоминалась первая относительно второй. Использование этой логики избавило от необходимости взвешивать количество употреблений на количество депутатов и / или выступлений. Далее полученные значения переменной «Св-Сп» сравнивались между фракциями в динамике, то есть в разных созывах.
Поскольку актуальная партийная структура российского парламента (доминирующая ЕР и три партии системной оппозиции) сложилась в период работы Думы 4-го созыва, для анализа были взяты тексты выступлений депутатов начиная именно с этого созыва: 4-й (2003-2007), 5-й (2007-2011), 6-й (2011-2016) и 7-й (2016-2019). Распределение мест между четырьмя партиями в Думе представлено в табл. 1.
Таблица 1 / Table 1
Фракционные составы Государственной Думы (2003-2016) / Factional compositions of the State Duma (2003-2016)
Созыв ЕР КПРФ ЛДПР СР Всего
Мандаты Депутаты Мандаты Депутаты Мандаты Депутаты Мандаты Депутаты Мандаты Депутаты
4-й 223 328 52 50 36 30 37 35 348 443
5-й 315 348 57 62 40 44 38 39 450 493
6-й 238 289 92 103 56 65 64 73 450 530
7-й 343 369 42 50 39 48 23 27 447 494
Источник: составлено авторами по данным электоральной статистики и фракционной принадлежности депутатов.
Следует уточнить, что в 2003-2007 годы партийная структура Государственной Думы несколько отличалась. СР как партия была создана только в 2006 году в результате объединения нескольких партийных образований: «Родины», Российской партии пенсионеров и Российской партии жизни, в 2007 году в состав СР вошли и члены Социалистической единой партии России. Из них только «Родина» преодолела 5 %-ный порог на выборах 2003 года, и она в данном исследовании рассматривается как «аналог» СР. Кроме того, в 2003 году выборы проводились по смешанной системе и по одномандатным округам были избраны 32 депутата от других партий («Яблоко», Союз правых сил, Народная партия и т. д.), а также 69 самовыдвиженцев. Казалось бы, все они останутся за рамками анализа, однако депутаты в этот период могли менять свою фракционную принадлежность. Так, вскоре после выборов большинство самовыдвиженцев вступили во фракцию ЕР; там же оказались некоторые представители других партий, в том числе КПРФ, ЛДПР и «Родины», в результате чего в их фракциях оказалось меньше депутатов, чем было избрано изначально. Позже в ЕР влились депутаты от Народной и Аграрной партий. В «Родине» произошел раскол, и часть ее депутатов вместе с несколькими представителями других партий и самовыдвиженцев создали фракцию «Справедливая Россия - Родина (Народно-патриотический союз)» из 35 депутатов, которую, собственно, и следует рассматривать как «фракцию СР». Таким образом, подавляющая часть депутатов 4-го созыва поддается идентификации с одной из четырех партий и только 33 депутата, которые оставались за рамками четырех партий, не были включены в исследование5.
Кроме того, необходимо учесть, что, во-первых, для 4-го и 7-го созывов, когда Государственная Дума избиралась по смешанной системе, были характерны дополнительные выборы, если по тем или иным причинам из нижней палаты парламента выбывал депутат, избранный по одномандатному округу (иногда на таких выборах побеждал представитель иной партии). Во-вторых,
5 На выборах 2007 и 2011 годов использовалась только пропорциональная система, поэтому все депутаты идентифицируются как представители одной из четырех партий. В 2016 году, когда вернулись к смешанной системе, не от четырех основных партий по одномандатным округам были избраны всего три депутата, из них один (самовыдвиженец) вступил во фракцию ЕР, то есть только два депутата не учитываются в анализе.
если депутаты, избранные по партийным спискам, слагают мандаты - делаются «замены», то есть их место, в соответствии с принятыми правилами, занимают другие кандидаты из партийного списка. По этим причинам количество реальных депутатов, участвовавших в работе Государственной Думы в течение всего созыва, оказывается больше, чем избранных изначально. В табл. 1 эти данные представлены в столбцах «Депутаты». Таким образом, анализ публичных выступлений депутатов Государственной Думы проводился как с учетом увеличения количества народных избранников вследствие дополнительных выборов и «замен», так и по реальной фракционной принадлежности (или смене фракционной принадлежности), а не по субъекту выдвижения на выборах. Поскольку нас интересует соотношение ценностей свободы и справедливости, это устраняет разницу в количестве их упоминаний, которая является очевидным следствием различий между фракциями в количественном составе депутатов.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Количество упоминаний «свободы» (Св) и «справедливости» (Сп), а также значения переменной «Св-Сп» для каждой из четырех партий в динамике (по созывам) отражены в табл. 2, а в табл. 3 полученные результаты представлены в виде матрицы.
Таблица 2/ Table 2
Результаты контент-анализа выступлений депутатов Государственной Думы / Results of content analysis of speeches by the State Duma deputies
Фракции Созывы Переменные
Св Сп Св-Сп
ЕР 4-й 212 88 2,41
5-й 196 117 1,68
6-й 279 150 1,86
7-й 108 133 0,81
КПРФ 4-й 111 91 1,22
5-й 96 104 0,92
6-й 119 143 0,83
7-й 62 126 0,49
ЛДПР 4-й 57 14 4,07
5-й 124 46 2,7
6-й 193 109 1,77
7-й 73 55 1,33
СР 4-й 45 22 2,05
5-й 52 70 0,74
6-й 149 112 1,33
7-й 55 71 0,77
Источник: составлено авторами по данным информационной системы «Семограф».
Таблица 3 / Table 3
Матрица значений переменной «Св-Сп» по фракциям и созывам / Matrix of variable "Sv-Sp" values by factions and convocations
Фракция 4-й созыв 5-й созыв 6-й созыв 7-й созыв
ЕР 2,41 1,68 1,86 0,81
КПРФ 1,22 0,92 0,83 0,49
ЛДПР 4,07 2,70 1,77 1,33
СР 2,05 0,74 1,33 0,77
Среднее 2,44 1,51 1,45 0,85
Стандартное отклонение 1,04 0,77 0,41 0,30
Источник: собственные расчеты авторов.
Результаты анализа демонстрируют, что по значениям переменной «Св-Сп» партии существенно различаются. В 4-м созыве значимость «справедливости» выше всех у КПРФ, а «свободы» - у ЛДПР. Это вполне ожидаемо, учитывая, что КПРФ позиционируется как левая партия, а ЛДПР - как правая. СР и особенно ЕР занимают по значению «Св-Сп» серединную позицию. В последующих созывах этот «спектр» в целом воспроизводится, хотя обращают на себя внимание два исключения. Во-первых, в 5-м созыве (2007-2011) СР оказалась более левой, чем КПРФ. Вероятно, это объясняется тем, что СР изначально задумывалась как «вторая партия власти», призванная работать на левом фланге, чтобы вытеснить оттуда коммунистов. Когда эта идея не реализовалась, СР (особенно явно в 7-м созыве) вернулась в этом спектре на «привычное» место около ЕР. Во-вторых, в 6-м созыве (2011-2016) ЕР оказалась «наиболее правой» по своей риторике по шкале «свобода versus справедливость»6. Таким образом, фракции Государственной Думы демонстрируют различия во взглядах, по крайней мере на уровне публичной риторики.
Вместе с тем мы видим, что риторика депутатов Государственной Думы имеет явно выраженную тенденцию сдвига в соотношении ценностей по линии «свобода versus справедливость» в пользу «справедливости». Об этом говорят прежде всего средние значения «Св-Сп»: от созыва к созыву они неуклонно снижаются. Если в 4-м созыве «свобода» в выступлениях депутатов упоминалась в 2,4 раза чаще, чем «справедливость», то в 7-м созыве, напротив, апелляция к «справедливости» встречается в 1,2 раза чаще, чем к «свободе». Что касается партии власти, это вполне соответствует интуитивным ожи-
6 Возможно, это связано с особым, «протестным» контекстом, в котором формировалась Государственная Дума в 2011 году и начинала свою деятельность зимой - летом 2012 года. Общественный запрос был комплексным («честные выборы» отсылали и к свободе, и к справедливости). В табл. 2 видно, что количество выступлений, в которых упоминается и «свобода», и «справедливость», в 6-м созыве растет у всех партий, но по-разному. Депутаты ЕР могли реагировать на изменение видимых общественных настроений актуализацией тематики «свободы» в большей степени, чем тематики «справедливости». В этом могла проявляться их защитная реакция: ЕР оказалась «пострадавшей» стороной, ее представительство в нижней палате парламента сильно сократилось. Возможно, такая логика применима и к СР. Но эти предположения требуют специальной проверки.
даниям, связанным с трансформацией политической риторики правящей группы в сторону «традиционных ценностей», критики «либерализма» и т. д. Однако принципиально важным представляется тот факт, что тенденция к снижению значимости «свободы» характерна для всех партий, то есть тренд, задаваемый правящей группой, подхвачен всеми партиями.
Этот общий тренд, в принципе, можно было бы объяснить изменением общественно-политической ситуации в стране в целом. Депутаты от оппозиционных партий не могут не учитывать контекст, в котором они работают и производят свои публичные выступления. Хотят они того или нет, но они вынуждены обращаться к идеологемам, доминирующим в публичном дискурсе. Однако привлекает внимание то обстоятельство, что на протяжении всех четырех созывов неизменно снижается стандартное отклонение значений «Св-Сп» по фракциям. Это явным образом свидетельствует, что речь идет не только об общей тенденции в публичном дискурсе, но, как и предполагалось в соответствии с гипотезой 1, о конвергенции публичной риторики депутатов партии власти и системной оппозиции.
Еще более явно об этом говорят отклонения в значениях «Св-Сп» от ЕР, рассчитанные для каждой партии системной оппозиции отдельно и в сумме, представленные в табл. 4.
Таблица 4/ Table 4
Отклонения системной оппозиции в значениях «Св-Сп» от ЕР / "Sv-Sp" values deviations between "systemic opposition" and the "United Russia" party of power
Фракция 4-й созыв 5-й созыв 6-й созыв 7-й созыв Сумма модулей по партиям
КПРФ -1,19 -0,76 -1,03 -0,32 3,30
ЛДПР 1,66 1,02 -0,09 0,52 3,29
СР 0,36 -0,94 0,53 -0,04 1,87
Сумма модулей по созывам 3,21 2,72 1,65 0,88 -
Источник: собственные расчеты авторов.
Суммарное значение девиаций для всех партий системной оппозиции снижается с каждым новым созывом. Если в 4-м созыве оно достигает 3,21, то в последнем составляет всего 0,88. Иначе говоря, с каждым созывом публичная риторика системной оппозиции в Государственной Думе все более и более сближает ее с партией власти. Что касается отдельных партий, здесь динамика не настолько линейная. КПРФ, как и положено левой партии, демонстрирует отрицательные значения на протяжении всего периода, но отклонения по модулю уменьшаются, за исключением 6-го созыва. Аналогичная картина характерна для ЛДПР, только знак девиаций у этой партии, как и должно быть, положительный - значения отклонений уменьшаются, и снова только 6-й созыв несколько ломает тенденцию. Однако, как представляется, причина этих исключений не в КПРФ и ЛДПР, а в отмечавшейся выше флуктуации у ЕР, когда в 6-м созыве значение «Св-Сп» у нее перестало падать
и даже несколько возросло. Иными словами, это партия власти на какое-то время «вышла из тренда», а коммунисты и либерал-демократы верно следовали избранной тенденции на сближение с ЕР. В целом КПРФ и ЛДПР, двигаясь с разных сторон спектра, постепенно сближаются с партией власти, причем, как показывают результаты анализа, коммунисты в своей риторике оказываются даже несколько ближе к ЕР, чем либеральные демократы. Если считать, что из всех трех партий системной оппозиции наиболее идеологизированной является КПРФ, то гипотеза 3 подтверждается частично. Впрочем, данное несоответствие можно объяснить не столько политической позицией, сколько подчеркнуто экспрессивным стилем публичной риторики, характерным для ЛДПР.
Самая неровная траектория девиаций от ЕР у справедливороссов. Начав со значения 0,36, что является наименьшим отклонением от ЕР среди всех партий системной оппозиции, в 5-м созыве СР, как уже отмечалось, стала культивировать левую риторику, и настолько активно, что значение девиации от ЕР, в отличие от других партий, выросло. В 6-м созыве, наоборот, депутаты от СР «качнулись вправо» (в сторону «свободы»). Судя по всему, это связано с активностью группы депутатов от СР, которая приняла участие в протест-ном движении за честные выборы. Как известно, руководство КПРФ и ЛДПР заняло весьма сдержанную позицию в отношении этого движения, а СР, будучи существенно слабее в организационном плане, не сразу смогла преодолеть «фронду» и избавиться от депутатов, занявших критическую позицию в отношении режима. Это и отразилось в публичной риторике фракции СР. Правда, в конце концов «порядок» во фракции был наведен и СР снова стала партией, наиболее близкой к ЕР. В 7-м созыве отклонение СР от партии власти по шкале «свобода versus справедливость» составляет всего 0,04, то есть публичная риторика депутатов этой партии в Государственной Думе практически не отличается от партии власти. Иначе говоря, несмотря на рваную траекторию девиаций от ЕР, СР, генетически наиболее тесно связанная с режимом, оказывается наиболее лояльной режиму партией, и это соответствует гипотезе 2.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Такимобразом,порезультатампроведенногоисследованиявсетригипотезы нашли подтверждение. Сформировавшийся в России к середине 2000-х годов политический режим укрепился и закрепился. Сложившаяся к концу 4-го созыва партийная структура Государственной Думы принципиально не менялась на протяжении длительного времени, и с каждым новым созывом она все больше костенела. Несмотря на то, что в каждом созыве депутатский корпус обновляется7, во всех партиях, в том числе и в системной оппозиции,
7 В каждом созыве Государственная Дума обновляется примерно наполовину, причем особой разницы между партиями нет (50 % +/-10 %). А если и есть (в 2016 году в ЕР обновление составило более 50 %, у КПРФ и СР - примерно по 20 %, ЛДПР - 28 %), то это может быть связано скорее с тем, что в 2016 году оппозиция в целом получила существенно меньше мест, чем в 2011-м. И это как раз свидетельствует в пользу того, что правящие в партиях группы стабильны в парламенте уже многие годы. Так, по нашим подсчетам, 65 депутатов были во всех 4-х созывах, из них около 40 - от ЕР, но в и каждой из трех оппозиционных таковых около десятка.
сложилась когорта «несменяемых» депутатов, которыми, вполне естественно, являются наиболее авторитетные лидеры партии. Таким образом, укрепившись в парламенте, партии системной оппозиции оказываются все более заинтересованными в сохранении своего «места» в партийной системе, а поскольку политический режим демонстрирует довольно высокую степень устойчивости, у системной оппозиции возникают серьезные стимулы для демонстрации лояльности. Это со всей очевидностью проявляется в их публичной риторике на заседаниях Государственной Думы. С точки зрения артикуляции таких базовых ценностных ориентаций, как «свобода versus справедливость», различия между партиями системной оппозиции сохраняются: коммунисты по-прежнему демонстрируют более левые, а либерал-демократы - более правые взгляды. Однако и системная оппозиция в целом, и каждая из партий по отдельности, во-первых, все больше сближаются с ЕР, а во-вторых, что даже более показательно, дрейфуют вместе с ЕР в сторону увеличения значимости «справедливости». При этом наибольшее сближение и наивысшую лояльность демонстрирует СР, что обусловлено как ее «провластным» происхождением, так и аморфностью политических ценностей этой партии.
Конкретный механизм реализации идейно-ценностной конвергенции, проявляющейся в публичной риторике, то есть за пределами конкретных действий в виде голосования по принципиальным для режима вопросам, может быть связан как раз с «окостенением» Государственной Думы и формированием когорты «несменяемых» депутатов - именно они наиболее активны в публичных выступлениях. Можно предположить, что срабатывает интерактивный момент: долговременное совместное говорение и необходимость реагировать друг на друга перекрещивает повестки и вымывает, маргинализи-рует периферийные темы. Но при этом происходит не совместное сближение всех со всеми, а трех партий с ЕР.
Именно ЕР занимает центральную, срединную позицию в соотношении ценностей «свободы» и «справедливости» - из всех четырех партий именно ее значения по этому соотношению ближе всего к средним (см. табл. 3). То, что эта позиция неслучайна и партия власти действительно представляет в парламенте центральную логику всего режима, подтверждается результатом дополнительного анализа президентских посланий на предмет соотношения тех же ценностей в разрезе периодов соответствующих созывов Государственной Думы8. Послания демонстрируют тот же «идейно-ценностный» тренд на изменение соотношения «свободы» и «справедливости» в пользу последней, и при этом конкретные значения соотношения оказываются ближе всего
8 Послания Президента Федеральному Собранию [Электронный ресурс] // Офиц. сайт Президента Рос. Федерации. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages (дата обращения: 19.10.2021). Отобраны послания, которые примерно совпадают по периодам с созывами Государственной Думы (и с данными по стенограммам, используемым в исследовании, -до 2019 года). Полного совпадения нет, потому что менялось время представления послания внутри годового цикла: до 2007 года включительно они были в апреле - мае, потом в ноябре - декабре, с 2018 года - в январе - апреле. Всего было проанализировано 16 посланий: 4-й созыв - 4 послания, 5-й созыв - тоже 4 послания, 6-й созыв - 5 посланий, 7-й созыв- 3 послания. Так же как в отношении думских выступлений, результаты были очищены от нерелевантных «ценностному измерению» употреблений обоих слов и их производных.
к значениям именно ЕР (и, соответственно, к среднему из всех четырех партий). В посланиях периода 4-го созыва «свобода» упоминалась чаще «справедливости» в среднем в 2,56 раза (ЕР - 2,41), в период 5-го созыва - в 2,28 (ЕР - 1,68), в период 6-го - в 1,58 (ЕР - 1,86) и в период 7-го - в 0,72 (ЕР - 0,81).
Есть заметное отличие в значениях в период 5-го созыва, и динамика переходов между периодами не совпадает9. Но сходство общей логики несомненно, и это подтверждает ключевой вывод исследования. Депутаты от партий системной оппозиции сближаются не только с депутатами от ЕР, но и с «президентской линией». Но это также подтверждает теоретически довольно очевидный тезис, что сам механизм реализации идейно-ценностной конвергенции явно имеет комплексную природу и не замыкается в публично-риторическом пространстве пленарных заседаний Государственной Думы.
Список источников
Белоусов К. И., Лабутин И. А., Рябинин К. В. и др. «Депутатская картография» на материале стенограмм заседаний ГД РФ // Вестник Пермского университета. Политология. 2020. Т. 14, № 4. С. 138-152. https://doi.org/10.17072/2218-1067-2020-4-138-152.
Гончаров В. Э. Идеологический брендинг «Единой России» // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2010. Т. 6, № 1. С. 68-82.
Малинова О. Ю. Обоснование политики 2000-х годов в дискурсе
B. В. Путина и формирование мифа о «лихих девяностых» // Политическая наука. 2018. № 3. С. 45-69. https://doi.org/10.31249/poln/2018.03.03.
Малинова О. Ю. Партийные идеологии в России: атрибут или антураж? // Полис. Политические исследования. 2001. № 5. С. 97-106.
Медведев Ю. С. Зачем автократам выборы? Политическая наука о роли выборов при авторитаризме // Сравнительная политика. 2020. Т. 11, № 4.
C. 189-200. https://doi.org/10.24411/2221-3279-2020-10058.
Работяжев Н. В. Между традицией и утопией: левый консерватизм в России // Полис. Политические исследования. 2014. № 4. С. 114-130. https://doi. org/10.17976/jpps/2014.04.08.
Ролз Д. Теория справедливости. М.: Изд-во ЛКИ, 2010. 536 с.
Туровский Р. Ф., Сухова М. С. Кооптация оппозиции в региональных парламентах России: игра с нарушением правил // Полития. 2021. № 2. С. 121-143. https://doi.org/10.30570/2078-5089-2021-101-2-121-143.
Хайек Ф. А. фон Конституция свободы / Под ред. А. Красновой, пер. с англ. Б. Пинскер. М.: Новое изд-во, 2018. 528 с.
Armstrong D., Reuter O. J., Robertson G. B. Getting the opposition together: Protest coordination in authoritarian regimes // Post-Soviet Affairs. 2020. Vol. 36, № 1. P. 1-19. https://doi.org/10.1080/1060586X.2019.1665941.
Dollbaum J. M. Curbing protest through elite co-optation? Regional protest mobilization by the Russian systemic opposition during the "for fair elections" pro-
9 Надо также учитывать, что «президентские» данные менее надежны из-за значительно меньшего объема текстов и соответствующих словоупотреблений.
tests 2011-2012 // Journal of Eurasian Studies. 2017. Vol. 8, № 2. P. 109-122. https:// doi.org/10.1016/j.euras.2017.01.002.
Frey R. A., Powell L. A. Beyond left-right ideology in the study of justice perception. Interdependent and independent distributive worldviews in Jamaica and New Zealand // Journal of Cross-Cultural Psychology. 2005. Vol. 36, № 1. P. 117-146. https://doi.org/10.1177/0022022104271429.
Gandhi J., Lust-Okar E. Elections under authoritarianism // Annual Review of Political Science. 2009. Vol. 12. P. 403-422. https://doi.org/10.1146/annurev. polisci.11.060106.095434.
Gandhi J., Przeworski A. Authoritarian institutions and the survival of autocrats // Comparative Political Studies. 2007. Vol. 40, № 11. P. 1279-1301. https://doi. org/10.1177/0010414007305817.
Geddes B. Authoritarian breakdown: Empirical test of a game theoretic argument // Paper presented at the annual meeting of the American Political Science Association. Atlanta, GA, 1999. 62 p.
Golosov G. Co-optation in the process of dominant party system building: The case of Russia // East European Politics. 2014. Vol. 30, № 2. P. 271-285. https:// doi.org/10.1080/21599165.2014.899211.
Knutsen O. The partisan and the value-based component of left-right self-placement: A comparative study // International Political Science Review. 1997. Vol. 18, № 2. P. 191-225. https://doi.org/10.1177/019251297018002005.
Lauderdale B., Herzog A. Measuring political positions from legislative speech // Political Analysis. 2016. Vol. 24, № 3. P. 374-394. https://doi.org/10.1093/pan/mpw017.
Markowski R. Political parties and ideological spaces in East Central Europe // Communist and Post-Communist Studies. 1997. Vol. 30, № 3. P. 221-254. https:// doi.org/10.1016/S0967-067X(97)00006-8.
Noble B., Schulmann E. Not just a rubber stamp: Parliament and lawmak-ing // The new autocracy: Information, politics, and policy in Putin's Russia / Ed. by D. Treisman. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2018. P. 49-82.
Proksch S.-O., Slapin J. B. Institutional foundations of legislative speech // American Journal of Political Science. 2012. Vol. 56, № 3. P. 520-537. https://doi. org/10.1111/j.1540-5907.2011.00565.x.
Reuter O. J., Buckley N., Shubenkova A. et al. Local elections in authoritarian regimes: An elite-based theory with evidence from Russian mayoral elections // Comparative Political Studies. 2016. Vol. 49, № 5. P. 662-697. https://doi. org/10.1177/0010414015626439.
Reuter O. J., Robertson G. Legislatures, cooptation, and social protest in contemporary authoritarian regimes // The Journal of Politics. 2015. Vol. 77, № 1. P. 235-248. https://doi.org/10.1086/678390.
Schedler A. The logic of electoral authoritarianism // Electoral authoritarianism: The dynamics of unfree competition / Ed. by A. Schedler. Boulder, CO: Lynne Rienner, 2006. P. 1-26.
Wiebrecht F. Legislatures' strength in authoritarian regimes // Democratization. 2021. Vol. 28, № 3. P. 1075-1094. https://doi.org/10.1080/13510347.2021.1881487.
Williamson S., Magaloni B. Legislatures and policy making in authoritarian regimes // Comparative Political Studies. 2020. Vol. 53, № 9. P. 1525-1543. https:// doi.org/10.1177/0010414020912288.
Zuell C, Scholz E. Construct equivalence of left-right scale placement in a cross-national perspective // International Journal of Sociology. 2019. Vol. 49, № 1. P. 77-95. https://doi.org/10.1080/00207659.2018.1560982.
Информация об авторах
П. В. Панов - доктор политических наук, главный научный сотрудник ФГБУН Пермский федеральный исследовательский центр Уральского отделения Российской академии наук, 614990, Россия, г. Пермь, ул. Ленина, 13а; профессор кафедры политических наук ФГАОУ ВО «Пермский государственный национальный исследовательский университет», 614990, Россия, г. Пермь, ул. Букирева, 15
SPIN-код (РИНЦ): 1739-3478
AuthorlD (РИНЦ): 77223
Web of Science ResearcherlD: 0-2160-2016
К. А. Сулимов - кандидат политических наук, заведующий кафедрой политических наук ФГАОУ ВО «Пермский государственный национальный исследовательский университет», 614990, Россия, г. Пермь, ул. Букирева, 15
SPIN-код (РИНЦ): 8939-8832
AuthorlD (РИНЦ): 165171
Web of Science ResearcherlD: N-9455-2018
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Статья поступила в редакцию 11.11.2021; одобрена после рецензирования 26.11.2021; принята к публикации 27.11.2021.
References
Belousov, K. I., Labutin, I. A., Ryabinin, K. V. et al. (2020), "Deputies cartography on the material of the stenograms of the sittings of the State Duma", Bulletin of Perm University. Political Science, vol. 14, no. 4, pp. 138-152, https://doi.org/10.17072/2218-1067-2020-4-138-152.
Goncharov, V. E. (2010), "Ideological branding of United Russia", Political Expertise: POLITEX, vol. 6, no. 1, pp. 68-82.
Malinova, O. Yu. (2018), "Justifying the political course of the 2000s and constructing the myth about "the hard nineties" in the Vladimir Putin's discourse", Political Science, no. 3, pp. 45-69, https://doi.org/10.31249/poln/2018.03.03.
Malinova, O. Yu. (2001), "Party ideologies in Russia: An attribute or entourage?", Polis. Political Studies, no. 5, pp. 97-106.
Medvedev, Yu. S. (2020), "Why do autocrats need elections? Political science about the role of elections in authoritarianism", Comparative Politics Russia, vol. 11, no. 4, pp. 189-200, https://doi.org/10.24411/2221-3279-2020-10058.
Rabotyazhev, N. V. (2014), "Between tradition and utopia: Left-wing conservatism in Russia", Polis. Political Studies, no. 4, pp. 114-130, https://doi.org/10.17976/ jpps/2014.04.08.
Rawls, J. (2010), Teoriya spravedlivosti [A theory of justice], LKI Publishing, Moscow, Russia.
Turovsky, R. F. and Sukhova, M. S. (2021), "Co-optation of opposition in Russian regional parliaments: Game that breaks rules", Politeia, no. 2, pp. 121-143, https:// doi.org/10.30570/2078-5089-2021-101-2-121-143.
Hayek, F. A. von (2018), Konstitutsiya svobody [The constitution of liberty], Translated by Pinsker, B., Novoe izdatel'stvo, Moscow, Russia.
Armstrong, D., Reuter, O. J. and Robertson, G. B. (2020), "Getting the opposition together: Protest coordination in authoritarian regimes", Post-Soviet Affairs, vol. 36, no. 1, pp. 1-19, https://doi.org/10.1080/1060586X.2019.1665941.
Dollbaum, J. M. (2017), "Curbing protest through elite co-optation? Regional protest mobilization by the Russian systemic opposition during the "for fair election" protests 2011-2012", Journal of Eurasian Studies, vol. 8, no. 2, pp. 109-122, https:// doi.org/10.1016/j.euras.2017.01.002.
Frey, R. A. and Powell, L. A. (2005), "Beyond left-right ideology in the study of justice perception. Interdependent and independent distributive worldviews in Jamaica and New Zealand", Journal of Cross-Cultural Psychology, vol. 36, no. 1, pp. 117-146, https://doi.org/10.1177/0022022104271429.
Gandhi, J. and Lust-Okar, E. (2009), "Elections under authoritarianism", Annual Review of Political Science, vol. 12, pp. 403-422, https://doi.org/10.1146/annurev. polisci.11.060106.095434.
Gandhi, J. and Przeworski, A. (2007), "Authoritarian institutions and the survival of autocrats", Comparative Political Studies, vol. 40, no. 11, pp. 1279-1301, https:// doi.org/10.1177/0010414007305817.
Geddes, B. (1999), Authoritarian breakdown: Empirical test of a game theoretic argument, paper presented at the annual meeting of the American Political Science Association, Atlanta, GA, US.
Golosov, G. (2014), "Co-optation in the process of dominant party system building: The case of Russia", East European Politics, vol. 30, no. 2, pp. 271-285, https://doi.org/10.1080/21599165.2014.899211.
Knutsen, O. (1997), "The partisan and the value-based component of left-right self-placement: A comparative study", International Political Science Review, vol. 18, no. 2, pp. 191-225, https://doi.org/10.1177/019251297018002005.
Lauderdale, B. and Herzog, A. (2016), "Measuring political positions from legislative speech?" Political Analysis, vol. 24, no. 3, pp. 374-394, https://doi. org/10.1093/pan/mpw017.
Markowski, R. (1997), "Political parties and ideological spaces in East Central Europe", Communist and Post-Communist Studies, vol. 30, no. 3, pp. 221-254, https:// doi.org/10.1016/S0967-067X(97)00006-8.
Noble, B. and Schulmann, E. (2018), "Not just a rubber stamp: Parliament and lawmaking", in Treisman, D. (ed.), The new autocracy: Information, politics, and policy in Putin's Russia, Brookings Institution Press, Washington, D.C., US, pp. 49-82.
Proksch, S.-O. and Slapin, J. B. (2012), "Institutional foundations of legislative speech", American Journal of Political Science, vol. 56, no. 3, pp. 520-537, https://doi. org/10.1111/j.1540-5907.2011.00565.x.
Reuter, O. J. and Robertson, G. (2015), "Legislatures, cooptation, and social protest in contemporary authoritarian regimes", The Journal of Politics, vol. 77, no. 1, pp. 235-248, https://doi.org/10.1086/678390.
Reuter, O. J., Buckley, N., Shubenkova, A. et al. (2016), "Local elections in authoritarian regimes: An elite-based theory with evidence from Russian mayoral elections", Comparative Political Studies, vol. 49, no. 5, pp. 662-697, https://doi. org/10.1177/0010414015626439.
Schedler, A. (2006), "The logic of electoral authoritarianism", in Schedler, A. (ed.), Electoral authoritarianism: The dynamics of unfree competition, Lynne Rienner, Boulder, CO, US, pp. 1-26.
Wiebrecht, F. (2021), "Between elites and opposition: Legislatures' strength in authoritarian regimes", Democratization, vol. 28, no. 3, pp. 1075-1094, https://doi. org/10.1080/13510347.2021.1881487.
Williamson, S. and Magaloni, B. (2020), "Legislatures and policy making in authoritarian regimes", Comparative Political Studies, vol. 53, no. 9, pp. 1525-1543, https://doi.org/10.1177/0010414020912288.
Zuell, C. and Scholz, E. (2019), "Construct equivalence of left-right scale placement in a cross-national perspective", International Journal of Sociology, vol. 49, no. 1, pp. 77-95, https://doi.org/10.1080/00207659.2018.1560982.
Information about the authors
P. V. Panov - Doctor of Political Sciences, Chief Researcher, Perm Federal Research Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, 13a Lenin str., Perm, 614990, Russia, Professor of Political Sciences Department, Perm State University, 15 Bukirev str., Perm, 614990, Russia
SPIN-code (RSCI): 1739-3478
AuthorID (RSCI): 77223
Web of Science ResearcherlD: O-2160-2016
K. A. Sulimov - Candidate of Political Sciences, Head of Political Sciences Department, Perm State University, 15 Bukirev str., Perm, 614990, Russia
SPIN-code (RSCI): 8939-8832
AuthorlD (RSCI): 165171
Web of Science ResearcherID: N-9455-2018
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article.
The authors declare no conflicts of interests.
The article was submitted 11.11.2021; approved after reviewing 26.11.2021; accepted for publication 27.11.2021.
