CC BY
43
В. Н. Колесников
ПАРЛАМЕНТСКАЯ КУЛЬТУРА КАК МОДЕЛИРУЮЩАЯ СИСТЕМА ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ
Статья посвящена характеристике парламентской культуры как решающего фактора политической стабильности. Она содержит анализ основных показателей отечественной парламентской культуры и их воздействия на современный политический процесс. Также учитываются различные исследовательские позиции по данной проблеме, включая и зарубежных авторов. Используются данные новейших социологических исследований реального состояния российской парламентской культуры, обосновывается вывод о решающей роли парламентской демократии в политической стабильности общества.
Ключевые слова: парламент, политическая культура, парламентская культура, политическая стабильность, Россия.
Проблема политической стабильности общества относится к числу наиболее актуальной в отечественном политологическом дискурсе. В связи с этим анализ феномена отечественной парламентской культуры позволяет, наряду с поиском эффективных форм и методов её формирования, исследовать воздействие парламентской культуры на политическую стабильность общества. Последнее обстоятельство и составляет основную задачу статьи.
Система парламентской культуры в целостном понимании данного феномена включает в себя две основные подсистемы: парламентскую культуры общества в целом и культуру профессиональной парламентской деятельности народных представителей — депутатов. В данном случае речь может идти о культуре профессиональной парламентской деятельности, что позволяет говорить о специфических свойствах данного феномена по сравнению с общесоциальным содержанием парламентской культуры (см.: Васильев, 1998; Автономов, 2002; Жуков и др., 2004).
Эти свойства культуры профессиональной депутатской деятельности существенно обусловлены нормативностью индивидуального и группового поведения парламентариев и характеризуются владением основами политической теории парламентаризма; креативными и нормативными навыками; механизмами парламентской деятельности и отношений; навыками ролевого корпоративного дисциплинарного взаимодействия; эмоционально-волевой устойчивостью и подготовленностью к адекватной политической оценке и самооценке парламентской деятельности; политической ответственностью парламентариев; профессиональной эффективностью
© В. Н. Колесников, 2009
законодательной власти; морально-этической детерминированностью функционирования системы парламентских взаимоотношений.
Некоторые из вышеприведенных критериев парламентской культуры могут быть выражены в конкретных показателях. Прежде всего, это относится к такому критерию, как профессиональная эффективность законодательной власти.
Анализ результатов законотворчества депутатов Государственной Думы ФС РФ как основного направления их деятельности показывает, что в период 1995-2006 гг. ежегодно ими вносилось в среднем по 499 законопроектов. После всестороннего их обсуждения по вносимым законопроектам ежегодно принималось 70-75 законов. В 2006 г. по инициативе депутатов Государственной Думы было принято 108 законов — это лучший показатель за период 1996-2006 гг. За 2004-2006 гг. депутаты Государственной Думы четвертого созыва стали авторами 291 закона — это также лучший показатель для любого трехлетнего периода на протяжении 11 лет (см.: Савченко, 2007, с. 39). Если исходить только из данного критерия, то можно сделать вывод о том, что налицо устойчивая тенденция усиления профессиональной законотворческой деятельности российских депутатов.
Однако применение многофакторного анализа эффективности депутатской деятельности позволяет избежать упрощенных оценок. Сам по себе факт высокой интенсивности законотворческой деятельности парламентариев ещё мало убеждает в высоком уровне парламентской культуры. Должны быть приняты во внимание другие существенные условия законотворческой деятельности и её воздействия на политический процесс в стране. Прежде всего, речь идет о характеристике регионально-электоральной и корпоративной, в настоящее время в большей степени партийной, позиции парламентариев, которая является итогом внутреннего решения ими вопроса об отношении к гражданскому обществу и социальным ценностям. Не в меньшей степени на эффективность депутатской деятельности влияют её мотивационные и институциональные основания.
Должны быть также приняты во внимание организационно-политические и социально-психологические механизмы, которые определяют состояние профессиональной культуры парламентариев. Именно они во многом обеспечивают при благоприятных социально-политических, материально-технических, экономических и организационных условиях высокий уровень профессиональной парламентской культуры.
Групповые, фракционные действия парламентариев регулируются нормативно-правовыми актами, положениями и нормами в та_ 129
ЛОЯИШЭКС. 2009. Том 5. № 1
кой же степени, как индивидуальные и системные. Субъектом их регулирования являются партийные фракции или независимые, неформальные совокупности парламентариев, связанные с межличностными и межгрупповыми отношениями и выполняющие отдельные функции. При этом групповые, фракционные действия субъектов профессиональной парламентской деятельности достаточно жестко регламентированы (действия во фракции, участие в различных групповых мероприятиях типа фракционных совещаний и собраний)1. Выяснение этих условий как раз и предполагает использование всей системы критериев и показателей парламентской культуры в целом.
Анализ научной литературы и практики отечественного парламентаризма позволяет выделить систему критериев парламентской культуры на общесоциальном уровне, включающую в себя такие компоненты, как: а) укоренённость общественных представлений о народном суверенитете; б) доверие к представительным институтам; в) реальная возможность реализации права на участие в формировании органов власти; г) адекватность народного представительства; д) степень политической конкуренции; е) публичный характер функционирования парламентских институтов; ж) электоральная активность; з) взаимная политическая ответственность граждан и их избранников.
Роль данных критериев парламентской культуры состоит в системной презентации наиболее общих признаков для определения уровня её развития. Проблема критериев и показателей развития парламентской культура сама по себе находится в начальной стадии разработки в современном политологическом знании, являясь одновременно одним из перспективных направлений сравнительных политологических исследований.
В настоящее время в политической компаративистике применяются более двух десятков различного рода индексов, с помощью которых исследователь получает возможность измерения отдельных сторон политического пространства2. Рейтинговые оценки, выводимые с помощью подобных индексов международными или авторитетными национальными организациями, — инструмент, требующий методологической точности в применении. Любая задействованная в них статистическая информация нуждается в проверке
1 Анализу тех или иных аспектов профессиональной парламентской деятельности посвящены ряд исследований отечественных политологов (см., напр.: Абрамова, Губаева, Мицкевич и др., 2000; Законодательный процесс, 2000; Савченко, 2004; Артюшин, 2007).
2 Индексный анализ различных аспектов политического процесса в настоящее время широко применяется в политологических исследованиях (см.: Fish, 2006; Миронюк, Тимофеев, Ваславский, 2006; Зазнаев, 2007; Макаренко, 2008).
130 _
на сопоставимость с другими странами, экспертные заключения могут оказаться субъективными. Но если рассматривать рейтинги и индексы не как «вердикт стране», а как аналитический инструмент со своими недостатками и достоинствами, использовать такие их преимущества, как универсальность и повторяемость, то они бывают весьма полезными.
При выделении критериев развития парламентской культуры возможно, на наш взгляд, использование некоторых индексов политического развития, с помощью которых эти критерии могут быть измерены и сопоставимы в динамике своего развития. Полагаем, что в число такого рода индексов могут быть включены показатели, отражающие способы передачи власти, тип избирательной системы, индекс полномочий парламента, индекс формы правления, рейтинг «Freedom House», индекс демократии, индекс институциональных основ демократии3. Помимо этого, в анализе эволюции парламентской культуры могут быть использованы и такие применяемые в современных политологических исследованиях рейтинги и индексы, как тип политического строя, классификация режимов Л. Даймонда4.
Критерии и показатели выполняют роль конкретных эталонов при оценке состояния системы парламентской культуры. Их использование дает возможность объективно охарактеризовать уровни продуктивности функционирования системы парламентской культуры и их воздействие на политическую стабильность. Нижеследующие в обобщенном виде критерии развития парламентской культуры позволяют конкретизировать её воздействие на политическую стабильность. Речь идет о таких критериях, как функциональная полнота парламентских институтов, преемственность власти, законотворческая эффективность депутатского корпуса, целенаправленная активность депутатов, мотивация парламентского труда; морально-этические нормы поведения депутатов, оппозиционар-ность как атрибут парламентаризма, публичность парламентской деятельности, укоренённость общественных представлений о на-
3 Данный индекс разработан и использован авторами уникального исследования отечественных политологов «Политический атлас современности», поставивших своей целью построить индекс институциональных основ демократии, не прибегая к экспертным опросам и опираясь исключительно на объективные показатели (Политический атлас современности, 2007).
4 Характеристики выделяемых Л. Даймондом типов режимов — либеральные демократии, электоральные демократии, внутренне противоречивый режим, конкурентный авторитарный режим, электоральный авторитарный режим, закрытый авторитарный режим — в той или иной степени связаны с анализом политической стабильности (Diamond, 2003).
_ 131
родном суверенитете, доверие к представительным институтам, участие представительных органов в формировании иных органов власти, адекватность народного представительства, степень политической конкуренции, политическая ответственность парламентариев, электоральная активность избирателей. Эти критерии, отражающие реальное состояния парламентской культуры страны в целом, одновременно оказывают воздействие различной степени на политическую стабильность общества.
Введение на основе конституционных норм процедуры формирования власти через систему обязательного избрания властных структур от Президента России до главы субъекта Российской Федерации явилось в своё время одним из важных достижений процесса формирования демократического правового государства в нашей стране. Однако на деле в ряде случаев это приводило к тому, что с точки зрения аксиологии и идеологии ориентации федеральной и региональной властей не всегда совпадали между собой. В демократических принципах делегирования властных полномочий от большинства к элите скрыт механизм возможного внутреннего конфликта сегментов власти. В его основе, помимо амбиций, лежат политическая культура носителей власти, система их ценностей, образцов поведения и моделей действий (см.: Пеньков, 2000, с. 85-86).
Населением страны власть зачастую персонифицируется и при этом уже не рассматривается как единое целое, а в восприятии граждан возникают обособленные ориентации на федеральный Центр и регион (см.: Холодковский, 2009). Практика показывает, что эти восприятия могут носить порой диаметрально противоположный характер. В общественном сознании и в политической культуре утверждается дуализм отношения индивидуума, социальной группы к власти: в зависимости от степени идентификации системы ценностей и установок формируется отношение к власти (или к ее отдельным институтам) и соответствующая этому модель политического поведения.
В конечном счете массовые настроения, социальная память, утвердившаяся политическая культура, характер оценки социально-политической и экономической ситуации большинством избирателей приводят во власть тех, кто «совпадает» по системе ценностей (или удачно созданному с помощью избирательных технологий образу) с политической культурой наиболее активной части населения. Неизбежное в таких случаях соизмерение выбора, сделанного в ходе избирательной кампании, с реалиями «отправления» властных полномочий» в ряде случаев приводит к разочарованию граждан. Но тем самым подобная общественная реакция несет в себе потенциальную угрозу демократической политической стабильности.
Существует и еще одна проблема власти, которая сказалась на становлении парламентской культуры в России. Речь идет о том, в период постсоветской трансформации в стране не удалось избежать девальвации власти, ее структур. В России не удалось планомерно обновить государственную машину. Не случайно именно эта проблема возникала в качестве одной из главных практически во всех посланиях президентов РФ Федеральному собранию, включая и выступление Д. А. Медведева 5 ноября 2008 г. Президент страны особо подчеркнул, что «государственная бюрократия по-прежнему, как и 20 лет назад, руководствуется все тем же недоверием к свободному человеку, к свободной деятельности... Такая система абсолютно неэффективна... она порождает массовый правовой нигилизм, она вступает в противоречие с Конституцией, тормозит развитие институтов инновационной экономики и демократии» (Медведев, 2008, http: // www.kreml.org/ other/ 196380834).
Судя по данным социологических опросов россиян, можно говорить и о таком отчетливо проявляющемся противоречии в процессе эволюции парламентской культуры, как диссонанс между легальными основаниями парламентаризма и готовностью общества реально применять навыки парламентских отношений. Отвечая на вопрос социологов «Политическая жизнь — это сложное многогранное явление. В чем, на Ваш взгляд, сегодня она проявляется чаще всего?», россияне в 2007 г поставили деятельность парламента и политических партий, участие населения в выборах и референдумах лишь на 7 и 8-е места в перечне форм политической жизни (ВЦИОМ, 2007, www.vciom.ru/novosti/press-vypuski).
В профессиональной деятельности парламента России — в Совете Федерации и в Государственной Думе Федерального собрания РФ, в региональных законодательных собраниях, как свидетельствует современная практика, проявляются существенные противоречия между: а) имеющимся научным потенциалом, прежде всего политологии, определяющим успешность оптимизации парламентской деятельности, и его невостребованностью в реальной политической практике; б) целью конституционной законотворческой миссии парламентской деятельности, ее результатами, принимаемыми законами и развитием российского общества; в) потребностью парламентской деятельности иметь эффективные модели, алгоритмы, технологии для ее эффективного осуществления и недостаточно обоснованными практическими действиями парламентариев, за которые они не несут адекватной ответственности; г) обязанностью парламентариев поддерживать непрерывные связи с избирателями и отсутствием реальных возможностей и механизмов для эффек-
тивного взаимодействия и воздействия электората на деятельность субъектов представительной власти.
Складывающаяся в настоящее время ситуация в профессиональной деятельности отечественных парламентариев всех уровней характеризуется явным несоответствием ее реального состояния критериям эффективности, задачам законотворчества и тем возможностям депутатов, которые не востребованы реальной практикой.
К числу существенных проявлений противоречивости современного этапа развития парламентской культуры, несомненно, относится социально-политическая дисфункция российского парламента. Понятно, что российский парламентаризм как политический феномен относится к привлеченным элементам отечественной политической культуры. Во многом именно данным обстоятельством объясняется отсутствие в практической деятельности российского парламента ряда существенных политических функций. Как известно, в числе первых исследователей характера отечественного парламентаризма был М. Вебер, уже в двух своих статьях 1906 г. охарактеризовавший народившуюся Государственную Думу как проявление псевдодемократии, «псевдоконституционализма» (см.: Вебер, 2007).
Отечественный парламентаризм постсоветского периода конституировался, в сущности, в условиях той же, что в начале XX в. дилеммы развития страны: традиционализм против модернизации. В 1905-1906 гг. российский парламентаризм рождался в противоречивом столкновении исторической России с идеями и опытом западноевропейского и североамериканского конституционализма. В конечном итоге Россия историческая одержала верх, подчинив себе модернистский для страны парламентский институт.
Спустя столетие парламентские институты по всему миру превратились в необходимый атрибут и в одну из политических основ государственности практически во всех странах мира. Однако, как и во времена М. Вебера, продолжает оставаться актуальной исследовательская задача по анализу качественной стороны парламентаризма и его социально-политической эффективности. С этих позиций анализ функциональной полноценности отечественного парламентаризма позволяет обратить внимание исследователей на качественную сторону российского парламентаризма, на его реальную и потенциальную роль в реальном политическом процессе.
В отечественной литературе не существует устоявшегося мнения относительно оптимального набора парламентских функций. В одних случая говорится о четырех парламентских функциях, включая представительскую, законодательную, контрольную и учредительную (см.: Шеховцов, 2002, с. 10). Последняя приобретает прин-
ципиальное значение для утверждения и развития парламентаризма. Обращая на это внимание в своем исследовании эволюции отечественного парламентаризма, Н. И. Бирюков и В. М. Сергеев подчеркивают системные последствия неспособности отечественного парламента сыграть учредительную роль в момент трансформации общественного строя в стране (Бирюков, Сергеев, 2004, с. 329, 380, 403, 434-435). Другие ученые описывают пять парламентских функций, добавляя к вышеуказанным и властную функцию (см.: Романов, 2002). В целом же с точки зрения социально-политической роли парламентских институтов оптимальная система основных парламентских функций может включать в себя шесть из них: учредительную, представительную, законодательную, бюджетно-финансовую, властную и контрольную (см.: Автономов, 1999, с. 306-309)5.
Поскольку функции находят свое проявление в полномочиях парламентов, проблема функциональной полноценности российского парламента напрямую связана с эффективностью парламентских институтов и характером их восприятия в общественном сознании. В этом смысле, полагаем, политическая стабильность общества существенным образом зависит от способности российской политической культуры к трансформации в сторону легитимации и инсти-туционализации разнородных социально-политических интересов, существующих (или, скорее, возникающих) на российской почве, и от ее способности обеспечить функционирование представительных органов как инструмента нахождения жизнеспособного баланса этих интересов. Это в полной мере проявляется в конституционной трактовке полномочий Государственной Думы. Ст. 94 Конституции РФ следующим образом формулирует функциональное предназначение российского парламента: «Федеральное собрание — парламент Российской Федерации — является представительным и законодательным органом Российской Федерации». Иные функции, включая зафиксированные в теории парламентаризма и в политической практике устойчивых парламентских демократий, в Основном законе страны отсутствуют. В этом плане инициированные Президентом РФ Д. А. Медведевым изменения Конституции РФ в части расширения контрольных полномочий Государственной Думы в принципиальном плане, на наш взгляд, мало что меняют в характере отечественного парламентаризма.
5 Встречаются и достаточно оригинальные описания наборов парламентских функций, например в работе С. А. Кислицына и Н. П. Леоненковой, которые относят к парламентским функциям такие, как законотворчество, представление избирателей, осуществление контроля, политический диалог, информирование общественности и снятие политическим путем напряжений при конфликтах социальных интересов (Кислицын, Леоненкова, 2004. с. 82).
_ 135
Практический политический опыт продемонстрировал, что эволюция отечественных представительных институтов «обладает достаточно определенной направленностью: парламент последовательно утрачивая свои общественно-политические функции, чем дальше, тем больше попадает в зависимость от исполнительных структур власти» (см.: Соловьев, 2005, с. 55).
Этот вывод находит подтверждение в новейших сравнительных исследованиях результатов демократического транзита в посткоммунистических странах. В нашем случае значительный интерес представляет, например, один из индексов демократического развития — индекс полномочий парламента (ИПП), рассчитанный С. Фишем для посткоммунистических стран (Fish, 2006)6. Основываясь на этой исследовательской методике, российский политолог Б. И. Макаренко установил в своем сравнительном исследовании демократизации в посткоммунистических странах, что современная Россия по индексу парламентских полномочий (0,4) входит в замыкающую группу из 30 стран Восточной Европы и бывших советских республик. Для сравнения можно привести этот индекс по другим странам: Латвия — 0,84; Словения, Македония, Чехия, Хорватия, Болгария — 0,78; Украина — 0,50; Азербайджан — 0,44; Казахстан — 0,31; Таджикистан — 0,41; Белоруссия и Узбекистан — 0,28 (Макаренко, 2008, с. 122-123). Уместно подчеркнуть, что Б. И. Макаренко в данной работе использует наряду с ИПП ещё 13 индексов демократического развития, корреляционные связи между которыми лишь подтверждают нашу оценку парламентской дисфункциональ-ности Государственной Думы. Деятельность последней, таким образом, демонстрирует противоречия между научно обоснованной системой функций представительных институтов власти и отечественной политической практикой.
В подобных условиях, да к тому еще в последовательном возрастании административных факторов управления, институты представительной власти неизбежно утрачивают свою социально-политическую природу (Соловьев, 2006, с. 55-57).
Еще одно противоречие процесса развития парламентской культуры в реформирующейся России заключается в неадекватном характере политического представительства. Суть дела заключается в том, что легальные формы народного представительства в системе реальных парламентских отношений не воспринимаются обществом как отражение его интересов. Последнее обстоятельство в условиях постсоциалистической России приобрело характер
6 Данный индекс вычисляется как соотношение числа конкретных полномочий, которыми обладает тот или иной парламент, к общему числу парламентских полномочий.
136 _
устойчивой тенденции, о чем убедительно свидетельствуют, например, результаты многолетнего исследования С. П. Обухова (Обухов, 2007).
Особый характер связи народных представителей с избирателями в совокупности с другими названными свойствами также составляет качество представительности органов публичной власти. В пространстве современной парламентской культуры России данная атрибуция представительства также носит противоречивый характер, что самым непосредственным образом влияет на развитие политической стабильности. Несомненно, к числу противоречий современного процесса парламентских отношений относится и противоречие между политико-властным и управленческо-административным подходами к анализу реального политического процесса при явном доминировании последнего.
В сравнительных политических исследованиях давно уже показано как генетическое родство, так и различия этих подходов (Государственная политика..., 2006, с. 16-36). В российских реалиях административное начало в государственной политике с начала 2000-х годов воплотилось в концепции вертикализации власти, реализация которой сопровождается существенной деформацией пространства парламентских отношений. К числу этих деформаций мы относим минимизацию политической конкуренции, превращение института выборов фактически в инструмент административной власти, сужение возможностей реализации гражданами пассивного избирательного права, маргинализацию политической оппозиции, подавляющее присутствие государственно-административных структур в сфере политических коммуникаций и т. п.
В политической науке многократно анализировались причины противоречия между идеал-типическими чертами политической культуры и типами политических связей, существующими в наиболее стабильных и преуспевающих демократиях (см.: Пивоваров, 1996, с. 14). «И хотя в целом активистская политическая культура, скорее всего, есть лишь утопический идеал, — писали Алмонд и Верба, — должны быть и другие, более значимые причины того, почему в самых процветающих демократиях существует сложно переплетенная, смешанная гражданская культура. Такая культура, порою включающая в себя явно несовместимые политические ориентации, кажется наиболее соответствующей потребностям демократических политических систем, поскольку они также представляют собой переплетение противоречий» (Almond, Verba, 1963, р. 177).
Таким образом, Алмонд и Верба обосновывают одну из важнейших комбинаций типов политических культур — «гражданскую
культуру». Для нас здесь существенно то, что всякая национальная политическая культура, согласно этой концепции, представляет собой противоречивое смешение разных «идеальных типов». В чем проявляется это противоречие применительно к современной российской парламентской культуре? В первую очередь, на наш взгляд, — в дисбалансе общих демократических ценностей, разделяемых значимым большинством населения, и низким уровнем реальной поддержки парламентских институтов. Действительно, результаты новейших исследований отечественных ученых фиксируют устоявшуюся тенденцию в массовом политическом сознании: приверженность демократическим идеалам в целом и одновременно с этим низкий уровень одобрения деятельности представительных институтов (см.: Петухов, 2007).
Анализ структуры политических и общественных ценностей россиян позволяет нам зафиксировать ещё одно противоречие, существенным образом воздействующее на развитие политической стабильности в современной России. Речь идет о дисгармонии социально-экономических и политических ценностей и установок в сознании россиян: первые явно преобладают, хотя именно от вторых зависит успешное функционирование демократии (Аналитический доклад, 2008, с. 81-104).
Наконец, нельзя не отметить ещё одно из самых выраженных противоречий в современном отечественном политическом процессе, связанное с фактическим отсутствием в стране системы политической социализации на фоне актуализации потребностей формирования парламентской культуры. В российском обществе начала 2000-х годов возникла потребность в определении целей его развития, во внутриполитической консолидации страны, формировании ответственного гражданина новой России. Поэтому отсутствие системы политической социализации представляет собой серьезную политическую проблему. Прежде всего, речь идет о той подсистеме социализации, которая связана непосредственно с гражданами, а не с политическими элитами.
Касаясь этой важной проблемы, важно подчеркнуть, что в постсоветской России структурам и институтам политического образования и социализации элиты в реформированном виде удалось интегрироваться в систему воспроизводства новой элиты, правда, не монополизируя ее воспроизводство (выборы). Первая же подсистема советской социализации — институты политической социализации граждан — оказалась полностью утраченной без какой-либо замены новыми. «Формирование политической идентичности, усвоение политических ценностей и политических убеждений гражданина, развитие политических качеств личности, — пишет в этой
связи Н. А. Головин, — отдано на откуп стихии политического процесса в кризисном обществе» (Головин, 2004, с.5).
В условиях современной политико-административной реформы в России процесс агрегирования и артикуляции общественных, групповых и личных интересов характеризуется противоречивостью и неустойчивостью. Это неизбежно накладывает свой отпечаток на формирование и развитие парламентской культуры, одновременно придавая противоречивый и неустойчивый характер политическому процессу в целом. Во-первых, углубляющиеся социальные расколы получают соответствующее отражение в общественном сознании, включая и пространство парламентской культуры. Во-вторых, утрата прежних ценностных ориентиров, имеющих системный характер, не привела к выстраиванию адекватной системы политических ценностей в условиях современного этапа развития. В-третьих, принципиально изменились институциональные условия функционирования политической культуры в целом. Достаточно сказать, что в стране в настоящее время фактически отсутствует какая-либо система гражданского образования.
Коренным образом изменились условия политического участия. Новые условия производственной и общественной жизни привели к тому, что прежде существовавшие факторы социального взаимодействия, солидарности, взаимопомощи и т. п. ушли в прошлое. В этом плане целые социальные классы и слои как бы растворились в аморфном социальном пространстве (производственный класс, интеллигенция). Современное российское общество, отмечает в этой связи ведущий научный сотрудник «Левада-центра» Борис Дубин, «раздроблено до состояния песка. А песок форму не держит, если его намочить, то еще как-то, а когда высохнет — тут же рассыплется» (Дубин, 2007, http: //www.rosbalt.ru/2007/03/05/288455.html).
Социальная атомизация современного российского общества мало способствует формированию общезначимых социально-политических установок. Между тем и сторонники, и противники парламентских институтов сходятся в том, что в основе их деятельности лежит способность общества осознавать общезначимый политический интерес, формулировать его должным образом и на этой основе выстраивать систему политического представительства. Таким образом, анализ факторов парламентской культуры позволяет выделить в первую очередь публичный характер парламентских отношений как одно из наиболее существенных условий эффективности парламентских институтов.
Существенным атрибутом парламентской культуры является и адекватность политического представительства характеру сложив_ 139
ПОЛИШЭКС. 2009. Том 5. № 1
шихся на данный период времени общественных отношений, что во многом определяет степень политической ответственности парламентских институтов. Эффективность и политический вес парламентских учреждений и всей системы парламентских отношений в современных условиях во многом обеспечивается наличием постоянной политической коммуникации между субъектами парламентских отношений и способностью к эффективному политическому диалогу между всеми политическими акторами.
Достижению этой цели могут способствовать изменения избирательной системы, настроенной в настоящее время на интересы власти, а не на интересы граждан, которые не могут адекватно реализовать свое избирательное право. Важен также жесткий и контролируемый запрет на участие в политической борьбе для органов власти любых уровней и всех ветвей. Исходя из этого принципа, неправомерное вмешательство должностных лиц в политическую конкуренцию должно пресекаться. Это значит, что данные ограничения должны быть четко прописаны в законодательстве.
Политическая конкуренция, выборы — это средства формирования власти, принадлежащие гражданскому обществу, и власть не должна иметь право вмешиваться в этот процесс. Власть имеет право только на предусмотренные законом действия, направленные на обеспечение и поддержание честной, равноправной и открытой конкуренции.
В целях обеспечения демократической политической стабильности необходимо реальное усиление роли партий и всего гражданского общества в политической жизни страны. В этом же направлении существенное значение имеет восстановление возможностей участия независимых СМИ в общественно-политической жизни страны, в первую очередь в избирательных кампаниях. Очевидно, что в настоящее время парламентская культура в отечественном политическом процессе предстает как сложное и достаточно противоречивое явление. Но в любом случае её формирование и развитие выступают важнейшим неоинституциональным основанием политической стабильности общественного развития страны.
Литература
1. Абрамова А. И., Губаева Т. В, Мицкевич А. В. и др. Законотворчество в Российской Федерации: Научно-практическое и учебное пособие // Институт законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ. М.: Формула права, 2000. 604 с.
2. Абрамова О. К. Некоторые аспекты организации представительной власти и выборов // Проблемы народного представительства в Российской Федерации / Под ред. С. А. Авакьяна. М.: Изд-во МГУ, 1998. 181 с.
3. Автономов А. С. Правовая онтология политики (к построению системы категорий). М.: Индограф, 1999. 383 с.
4. Автономов А. С. Избирательная власть. М.: Права человека, 2002. 81 с.
6. Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Полис. 1992. № 4. С. 122-123.
6. Аналитический доклад Института социологии РАН «Российская идентичность в социологическом измерении» // Полис. 2008. № 3. С. 81-104.
7. Артюшин С. М. Роль коалиций в современном политическом процессе (на примере законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта Российской Федерации): Автореф. канд. дис. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена. 2007. 21 с.
8. Бирюков Н. И., Сергеев В. М.. Становление институтов представительной власти в современной России. М.: «Издательский сервис», 2004. б43 с.
9. Васильев Р. Ф. Профессионализм представительных органов власти и их правотворная деятельность // Проблемы народного представительства в Российской Федерации / Под ред. С. А. Авакьяна. М.: Изд-во МГУ, 1998. 181 с.
10. Вебер М. О России: Избранное / Пер. А. Кустарева. М.: Росспэн, 2007. 167 с.
11. ВЦИОМ. Пресс-выпуск. 2007. № бб8. 2б марта // www.vciom.ru/novosti/press-vypuski
12. Головин Н. А. Теоретико-методологические основы исследования политической социализации. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. 28б с.
13. Государственная политика и управление. Концепции и проблемы государственной политики и управления. Ч. I: Концепции и проблемы государственной политики и управления / Под ред. Л. В. Сморгунова. М.: Росспэн, 200б. 384 с.
14. Демократия, управление, культура: проблемные измерения современной политики. Российская ассоциация политической науки / Гл. ред. А. И. Соловьев. М.: Росспэн, 2007. 660 с.
16. Дубин Б. Интервью агентству «Росбалт» // http://www.rosbalt.ru/2007/03/06/ 288466.html
16. Жуков В. И., Лаптев Л. Г., Савченко И. С. Профессионализм политической деятельности. М.: РИЦ «Москва - Санкт-Петербург», 2004. 192 с.
17. Зазнаев О. Индексный анализ полупрезидентских государств Европы и постсоветских пространств // Полис. 2007. № 2.
18. Законодательный процесс: Понятие. Институты. Стадии: Науч.-практ. пособие / Отв. ред. Р. Ф. Васильев. М.: Юриспруденция, 2000. 317 с.
19. Кислицын С. А., Леоненкова Н. П. Представительные органы власти и парламентская культура Республики Адыгея. Майкоп: Изд-во МГТУ, 2004. 98 с.
20. Макаренко Б. В. Посткоммунистические страны: некоторые итоги трансформации // Полития. 2008. № 3.
21. Медведев Д. А. Послание Федеральному собранию // http: // www.kreml.org/ other/ 19б380834
22. Миронюк М. Г., Тимофеев И. Н., Ваславский Я. И. Универсальные сравнения с использованием количественных методов анализа (Обзор прецедентов) // Полис. 200б. № 6.
23. Обухов С. П. Современный российский парламентаризм: политические проблемы развития и их отражение в общественном мнении страны (1989-2006 гг.): Автореф. докт. дис. М.: 2007. 64 с.
24. Петухов В. В. Демократия участия и политическая трансформация России.: М.: Academia, 2007. 174 с.
26. Пеньков В. Ф. Политический прогресс и политическая культура. М.: Изд. дом «NOTA BENE»; Тамбов: Изд-во гостипографии «Пролетарский светоч», 2000. 1бб с.
26. Пивоваров Ю. С. Политическая культура. Методологический очерк. М.: ИНИОН РАН, 199б. 89 с.
27. Политический атлас современности. М.: МГИМО-Университет, 2007. 270 с.
28. Романов Р. М. Парламентаризм: теория, история и современность. М.: Ми-рос, 2002. 296 с.
29. Савченко И. С. Парламентская дисциплина: закономерности и факторы развития: Автореф. докт. дис. М.: 2007. 54 с.
30. Соловьев А. И. Российский парламент в новейшей политической истории: пути эволюции и проблемы развития // Сравнительное изучение парламентов и опыт парламентаризма в России: выборы, голосование, репрезентативность. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию принятия Закона о выборах депутатов I Государственной Думы. Санкт-Петербург, 15-16 декабря 2005 г. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. 363 с.
31. Холодковский К. Г. К вопросу о политической системе современной России // Полис. 2009. № 2.
32. Шеховцов В. А. Развитие российского парламентаризма. Владивосток: Дальнаука, 2002. 320 с.
33. Almond G. A, Verba S. The civil culture: Political attitudes a democracy in five nation. Princeton (New York): Princeton university press, 1963.
34. Diamond L. Can the Whole World Become Democratic? Democracy, Development and International Policies. Irvine, 2003.
35. Fish M. S. Stronger Legislatures, Stronger Democracies // Journal of Democracy. 2006. Vol. 17. N 1.
