CC BY
25
и.г. САГИРЯН
парантеза в системе текстообраующих средств
(на материале прозы М. Булгакова)
и.г. САГИРЯН
parenthesis in a system of text-forming means
(on the material of Bulgakov's prose)
I.G. SAGIRYAN
Статья посвящена анализу роли парантезы в системной организации текста. Парантеза рассматривается в качестве сверхфразового единства в рамках категории вставочности. Автор доказывает, что парантеза является особенностью идиостиля М. Булгакова.
Ключевые слова: парантеза, категория вставочности, сверхфразовое единство, семантика и структура текста, автосемантия текста.
The article is devoted to the analysis of a parenthesis role in a systematic organization of the text. Parenthesis is considered as a superphrase unit in terms of the category of insertion. The author proves that the parenthesis is a peculiarity of Bulgakov's idiomatic style.
Keywords: parenthesis, category of insertion, superphrase unit, semantics and structure of the text, autosemantics of the text.
В последнее время возрос интерес лингвистов к изучению семантики художественного текста и функционирования языковых единиц, участвующих в его организации. Открыт вопрос о критериях их вычленения в структуре текста, связи с включающим контекстом, графическом оформлении, функционировании в рамках индивидуального стиля того или иного писателя. Среди этих единиц заметная роль отводится парантезе. Парантеза (или парентеза, парентезис) в словаре риторических фигур Хазагерова Т.Г., Шириной Л.С. определяется как вставка внутрь предложения не соединенного с ним грамматически слова, словосочетания или другого предложения. С точки зрения стилистики, парантеза рассматривается как фигура размещения, основанная на вставке такой большой протяженности, что вслед за ней необходимо повторение предшествующего текста [5:150]. Именно такие парантезы наиболее часто встречаются в прозаическом творчестве М. Булгакова. Пример из романа «Мастер и Маргарита»: Подкараулил этого кота гражданин в тот момент, когда животное с вороватым видом (что же поделаешь, что у котов такой вид? Это не оттого, что они порочны, а от того, что они боятся, чтобы кто-либо из существ более сильных, чем они, - собаки и люди, - не причинили им какой-нибудь вред или обиду. И то и другое очень нетрудно, но чести в этом, уверяю, нет никакой. Да, нет никакой!), да, так с вороватым видом кот собирался устремиться зачем-то в лопухи.
В этом смысле целесообразно рассматривать парантезу как сверхфразовое единство (СФЕ) в рамках категории вставочности. З.Я. Тураева определяет СФЕ как «отрезок текста (устного или письменного), характеризующийся относительной смысловой и функциональной завершенностью, тесными логическими, грамматическими и лексическими связями, объединяющими его составляющие» [4:116] и указывает на терминологический диссонанс, при котором одно и то же явление разные авторы называют по-разному: сверхфразовое единство, сложное синтаксическое целое, прозаическая строфа, лирическое отступление и т.п. Так, Н.В. Малыче-
ва дает свое определение, но при этом употребляет термин сложное синтаксическое целое (ССЦ). «Сложное синтаксическое целое - это поликоммуникативная единица, которая включает в себя самостоятельные высказывания, обладает структурной независимостью, относительной смысловой завершенностью и является компонентом текста, формирующим концептуально значимый смысл» [2:26].
В любом случае авторы сходятся в одном: СФЕ (мы будем использовать этот термин) - это автосемантичная текстовая единица, находящаяся в определенных логических, структурных и функциональных взаимоотношениях с включающим контекстом. Зачастую смысл, заключенный в парантезе, идет в разрез со смыслом включающего контекста. Парантеза прерывает линейный ход повествования, уводит его на второй надповествовательный ярус, строит параллельную сюжетную линию, приводит в движение категории проспекции и ретроспекции и входит в рамки ирреальной модальности. Для разных парантез характерна разная степень автосе-мантии, причем граница СФЕ, как предполагает З.Я. Тураева, это точка ослабления интенсивности межфразовых связей, т.е. уменьшение смысловой общности (смена микротем, введение новой). Наблюдения показывают, что с включающим контекстом парантеза связана преимущественно на основе бессоюзного присоединения. Наибольшей автосемантичностью обладают парантезы, представляющие собой выделенные графически в абзацный отступ авторские отступления.
Как важнейший элемент в системе авторской поэтики и яркая особенность иди-остиля писателя авторское отступление, организованное особым образом, включается в текст в виде парантезы, имеет характер вставочности и достаточно четкие границы. По мнению И.И. Ермолаевой, авторское отступление представляет собой «логико-смысловое, синтаксическое и коммуникативное единство» [1:4].
Как правило, авторское отступление заключает в себе микротему, которая стоит особняком по отношению к включающему контексту. Связь осуществляется за счет синтаксических, лексико-грамматических средств и ассоциативных отношений. Чаще всего включающий контекст содержит ключевое слово, смысл и назначение которого раскрываются в парантезе.
Формальные границы парантезы в художественном произведении могут быть определены при участии графического параметра. Парантеза выделяется в отдельный абзац (отдельный семантический блок) кавычками, скобками либо в форме значительного отступа от красной строки. Часто границы смыслового блока формально совпадают с абзацем. В качестве грамматических показателей выступают: смена видо-временных форм глаголов парантезы и включающего контекста, выделение субъекта мыслительной ситуации и обозначение его формами личных местоимений. «Принадлежность компонентов ССЦ разным субъектно-речевым планам нарушает их взаимопроницаемость, что проявляется в семантической некоордини-рованности компонентов ССЦ в целом ряде смысловых аспектов: в пространстве, во времени, в масштабе событий, отраженных в компонентах ССЦ, в предметном и ментальном аспекте, в модальности и т.п.» [3:433].
Включенные фрагменты характеризуются сложной организацией форм речи. Парантеза функционирует в форме монолога, диалога, полилога и аутодиалога. Авторская речь сочетает повествовательный и описательный контексты, иногда предельно сближаясь с речью какого-либо героя.
Рассуждение автора идет в форме внутреннего монолога, который на определенном этапе переходит в аутодиалог. Как правило, такие парантезы эмоционально насыщены и прагматически обусловлены:
и.г. САГиРЯН
- Прошу еще по рюмке, - пригласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач, фельдшер, две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми месяцами никого, кроме сотен больных. Мы работаем, мы погребены в снегу. Неужели же нельзя нам выпить по две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить уездными шпротами в день рождения врача?) («Записки юного врача»).
Семантическое содержание парантезы тематически обусловлено. Ей присуща субъективно-оценочная модальность, т.к. она выполняют функцию оценки описываемых событий в виде позитивных или негативных эмоциональных оценок.
Не меньший интерес в романе «Белая гвардия» представляет парантеза, содержащая в себе воспоминание о прошлом Турбина. Оно уводит повествование к категории ретроспекции. Писатель вводит ретроспективную парантезу с целью сделать паузу в линейном развертывании повествования, повернуть время назад, но связь времен остается и проявляется она в сравнении. «Если в тексте преобладает принцип линейной связности (т.е. представление явлений предметного мира в виде последовательности цепи действий и событий), членение текста можно признать объективным. Если писатель, в соответствии с собственным видением мира, выделяет какие-то кажущиеся ему особенно важными факты, сегментацию текста следует считать субъективной» [4:120]. Парантеза объединяется с включающим контекстом на основе тесной смысловой и логической связи, наблюдается общность видо-временного плана - глаголы СФЕ и включающего контекста в форме прошедшего времени. Непосредственно парантеза вводится на основе бессоюзной присоединительной связи. В этом случае важно учесть, что парантеза предваряется многоточием. Это значит, что содержание СФЕ восходит к некоему фрагменту, взятому из целого воспоминания. Эпизод из прошлого юнкерского училища органично вливается в его настоящее: тот же коридор, те же юные офицеры, только «коренастый Максим» сильно постарел, и обстановка стала напряженной. В силу своей функциональной значимости парантеза имеет ретроспективный характер и поэтому тесно связана прежде всего с предшествующим контекстом. Как отмечает И.И. Ермолаева, «текстовая зона связи лирического отступления и контекста может быть разделена на ближайшую, охватывающую предыдущие и последующие предложения вокруг лирического отступления, и на расширенную, которая характеризует дистантные связи между элементами текста, находящимися на значительном расстоянии друг от друга» [1:6].
Пустая тоска овладела Турбиным. Тут же, у холодной балюстрады, с исключительной ясностью перед ним прошло воспоминание.
...Толпа гимназистов всех возрастов в полном восхищении валила по этому самому коридору. Коренастый Максим, старший педель, стремительно увлекал две черные фигурки, открывая чудное шествие.
- Пущай, пущай, пущай, пущай, - бормотал он, - пущай по случаю радостного приезда господина попечителя господин инспектор полюбуется на господина Турбина с господином Мышлаевским. Это им будет удовольствие. Прямо-таки замечательное удовольствие! и т.д.
Логико-ассоциативные связи, способствующие сцеплению текста, апеллируют не к включающему контексту, а к фоновым знаниям читателя и провоцируют его сопоставить и сравнить факты изображаемого с жизненным опытом. При внимательном прочтении романа становится ясно, что писатель изображает жизнь своих героев с позиции «здесь и сейчас». Границы художественного времени обозначены
планом настоящего. По этой причине каких-либо экскурсов в прошлое своих героев писатель не делает. Однако иногда писатель дает читателю возможность понять их характеры и объяснить поступки. Воспоминание Алексея Турбина в коридоре юнкерского училища, в котором он учился, связано с образом Максима, старшего надзирателя. «А снизу на лестнице показалась фигурка и медленно полезла по ступеням вверх. Когда она повернула на первой площадке, и Малышев и Турбин, свесившись с перил, разглядели ее. Фигурка шла на разъезжающихся больших ногах и трясла белой головой. На фигурке была широкая двубортная куртка с серебряными пуговицами и цветными зелеными петлицами. В прыгающих руках у фигурки торчал огромный ключ».
В человеке, которого писатель нарочито именует «фигурка», Турбин узнал бывшего надзирателя. Далее писатель вводит парантезу, которая представляет собой описание фрагмента действительности из прошлого. Булгакову необходимо показать контраст, который возник между прошлым и настоящим. Сейчас страх, смерть, Петлюра, немцы, тьма. А тогда... «Тогда было солнце, шум и грохот. И Максим тогда был не такой, как теперь, - белый, скорбный и голодный. У Максима на голове была черная сапожная щетка, лишь кое-где тронутая нитями проседи, у Максима железные клещи вместо рук и на шее медаль величиною с колесо на экипаже...».
Небольшой поворот в повествовании в сторону ретроспекции оказывается вполне достаточным, чтобы осветить картину «давно минувших дней». Прошлое было светлым, и теперь его нет. Недаром образ Максима появляется в эпизоде, когда Мышлаевский проверяет свет в коридоре училища. «Тьма свернулась и убежала в его[коридора - И.С.] концы. Мышлаевский овладел ключом моментально и, просунув руку в ящик, начал играть, щелкая черными ручками. Свет, ослепительный до того, что даже отливал в розовое, то загорался, то исчезал. Вспыхнули шары в зале и погасли. Неожиданно загорелись два шара по концам коридора, и тьма, кувыркнувшись, улизнула совсем». Свет на мгновение разогнал тьму, но в конце концов погас.
Как отмечает Н.В. Малычева, «художественный текст допускает соприкосновение описаний реальных и воображаемых ситуаций, т.е. возможно соприкосновение актуального и виртуального. В силу полифонии художественного текста контактно расположенные и связанные своим содержанием компоненты ССЦ представляют реальную действительность, отраженную разными сферами человеческого мышления: репродуктивной, информативно-логической, с одной стороны, и сферой образного метафорического мышления, репродуктивного восприятия действительности в воспоминаниях или мечтах о будущем персонажа - с другой» [2:26]. Далее Н.В. Малычева утверждает, что «между компонентами ССЦ, представляющими актуальное и виртуальное, невозможны таксисные отношения, т.е. они не могут обозначать одновременные или непосредственно следующие друг за другом события, так как располагаются в разных мыслительных плоскостях» [2:26].
Парантеза - важнейший элемент в системе авторской поэтики, яркая особенность идиостиля писателя. Обладая вставочным характером и графически выделенными границами, парантеза представляет собой сверхфразовое единство. Благодаря своей автономности в тексте, парантеза явилась новым и оригинальным средством выражения субъективного авторского «Я». Есть основание допустить, что такое синтаксическое явление послужит и для решения более сложных композиционных
и.Г. САГиРЯН
задач в плане создания художественного текста в том случае, если возникнет необходимость изолировать объемные фрагменты в составе целого произведения.
Семантическая, коммуникативная и формальная организация парантезы дает основание полагать, что она представляет собой логико-смысловое, синтаксическое и коммуникативное единство. Анализ средств связи парантезы с включающим контекстом показал главенствующую роль бессоюзного присоединения, при котором сохраняется отнесенность к единому тематическому и контекстуально-семантическому плану.
Литература
1. Ермолаева И.И. Лирическое отступление как включение в текст: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 1996. - С. 4, 6.
2. Малычева Н.В. О некоторых структурно-семантических и коммуникативных признаках сложного синтаксического целого // Известия Ростовского государственного педагогического университета: Сб. науч. тр. - Ростов н/Д, 1998. -Вып. 1: Филология. - С. 26.
3. Малычева Н.В. Проблема дифференциации сложного синтаксического целого и сложного предложения// Русский язык: исторические судьбы и современность: IV Междунар. конгресс исследователей русского языка: Труды и материалы. -М., 2010. - С. 433.
4. Тураева З.Я. Лингвистика текста. Текст: Структура и семантика: Учебное пособие. - М., 2009. - С. 116, 120.
5. Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика: Курс лекций и Словарь риторических фигур: Учеб. пос. - Ростов н/Д., 1994. - С. 150.
