Научная статья на тему 'Парадоксы виртуальной субъектности: опыт включенного наблюдения электронных дневников'

Парадоксы виртуальной субъектности: опыт включенного наблюдения электронных дневников Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
384
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СУБЪЕКТ / СУБЪЕКТНОСТЬ / СУБЪЕКТИВАЦИЯ / ВИРТУАЛЬНОСТЬ / ИНТЕРНЕТ / МАССА / ВЛАСТЬ / ИСПОВЕДЬ / КУЛЬТУРА / ОБЩЕСТВО / SUBJECT / SUBJECTNESS / SUBJECTIVATION / VIRTUAL / INTERNET / MASSES / POWER / CONFESSION / CULTURE / SOCIETY

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Мосиенко Л. И.

Статья посвящена проблемам становления и реализации виртуальной субъект -ности. Опираясь на постмодернистскую концепцию субъекта и обобщая личный опыт ведения электронного дневника, автор рассматривает деятельность человека в виртуальном пространстве как одну из практик субъективации современного человека. Автор подвергает критическому анализу представление о неограниченной свободе человека в виртуальной реальности, выявляя специфику виртуальной исповедальности, телесности и социальности. На основе этого анализа делается вывод, что в виртуальной реальности действуют властные практики, аналогичные властным практикам массового общества. Автор считает, что карнавальность не является универсальной характеристикой виртуального общения, а только одним из возможных его состояний. Утверждается, что область проблематизации, в котором пользователи электронных дневников выстраивают свою субъектность, практически полностью совпадает с областью проблематизации современной культуры. В заключение делается вывод, что интернет-пространство выступает своеобразным «тренажером» для социализации в массовом обществе, инструментом формирования субъекта данного общества.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Paradoxes of virtual subjectness: experience in participant observation of electronic diaries

The article deals with the problems of formation and realization of virtual of subjectness. Based on the postmodernist concept of the subject and summarizing the personal experience of doing an electronic diary, the author examines human activities in the virtual space as a practices of the subjectivation of modern man. The author exposes the critical analysis of notion of unrestricted human freedom in virtual reality, revealing the specifics of the virtual confessional, physicality and sociality. On the basis of this analysis, it is concluded that in virtual reality are the power of practice, similar domineering practices of mass society. The author considers that the carnival is not a universal characteristic of virtual communication, but only one of its possible states. It is alleged that the area of problematization in which users of electronic diaries build their subjectivity, almost completely coincides with the region of problematization of contemporary culture. It concludes that the Internet space advocates a kind of «simulator» for socialization in a mass society.

Текст научной работы на тему «Парадоксы виртуальной субъектности: опыт включенного наблюдения электронных дневников»

12. Тамир, Юли. Класс и нация / Юли Тамир // Логос. — 2006. - № 2 (53). - С. 40-56.

13. Нехаев, А. В. Войны машин: Machina Humeana / А. В. Нехаев // Социологическое обозрение. — 2015. — Т. 14, № 3. - С. 9-47.

14. Национальные истории в советском и постсоветском государствах / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордю-гова ; предисл. Ф. Бомсдорфа. - Изд 2-е, испр. и доп. -М. : Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХ, 2003. -С. 388-395.

15. Connor, W. Ethno-Nationalism: The Quest for Understanding / W. Connor. - Princeton : Princeton University Press, 1994. - 248 p.

СУШКО Алексей Владимирович, доктор исторических наук, доцент (Россия), профессор кафедры отечественной истории Омского государственного технического университета; профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Омского автобронетанкового инженерного института.

Адрес для переписки: [email protected]

Статья поступила в редакцию 19.10.2016 г. © А. В. Сушко

УДК 130.2+124.5+304.2

Л. И. МОСИЕНКО

Омский государственный технический университет

ПАРАДОКСЫ ВИРТУАЛЬНОЙ СУБЪЕКТНОСТИ: ОПЫТ ВКЛЮЧЕННОГО НАБЛЮДЕНИЯ ЭЛЕКТРОННЫХ ДНЕВНИКОВ_

Статья посвящена проблемам становления и реализации виртуальной субъект -ности. Опираясь на постмодернистскую концепцию субъекта и обобщая личный опыт ведения электронного дневника, автор рассматривает деятельность человека в виртуальном пространстве как одну из практик субъективации современного человека. Автор подвергает критическому анализу представление о неограниченной свободе человека в виртуальной реальности, выявляя специфику виртуальной исповедальности, телесности и социальности. На основе этого анализа делается вывод, что в виртуальной реальности действуют властные практики, аналогичные властным практикам массового общества. Автор считает, что карнавальность не является универсальной характеристикой виртуального общения, а только одним из возможных его состояний. Утверждается, что область проблематизации, в котором пользователи электронных дневников выстраивают свою субъектность, практически полностью совпадает с областью проблематизации современной культуры. В заключение делается вывод, что интернет-пространство выступает своеобразным «тренажером» для социализации в массовом обществе, инструментом формирования субъекта данного общества.

Ключевые слова: субъект, субъектность, субъективация, виртуальность, интернет, масса, власть, исповедь, культура, общество.

Как возможна виртуальная субъектность? Американский социолог М. Киммел в своей книге «Гендерное общество» [1] приводит очень интересные данные о транссексуалах: оказывается именно они, а вовсе не «натуралы» демонстрируют типичное женское и типично мужское поведение. Биологические женщины и биологические мужчины склонны в большей степени отклоняться от предписанных им социальных ролей и стилей поведения. Этот пример свидетельствует о том, что в культуре есть некие тексты, которые повествуют об истинах и нормах сегодняшнего дня максимально откровенно и просто, но находятся не всегда там, где мы их ожидаем увидеть. Быть может, истину нужно спрашивать не у тех, кто ее воплощает, а у тех, кто ее имитирует. М. Фуко считал, что один из главных способов добывания истины в нашей культуре —

это исповедь, признание [2]. Будучи первоначально принудительным действием власти (пытка и исповедь — «черные близнецы средневековья», как назвал их М. Фуко), эта техника индивидуализации постепенно превратилась в «инструмент обретения внутренней свободы» [3], в средство самопознания. Она распространила свои эффекты не только на правосудие, медицину, педагогику и религию, но и на семейные отношения, любовные связи, на самую обыденную жизнь и на самые торжественные ритуалы. Человек стал отныне «животным признающимся» (М. Фуко [2, с.158]).

К этому перечню сегодня можно добавить еще и виртуальную жизнь человека: от самопрезентации в социальных сетях до «исповедей себя» в бло-гах. Однако какую истину сообщает нам исповедь, сделанная в маске, а то и вообще анонимно? Как

работает эта техника субъективации в виртуальном пространстве?

Главная идея моей статьи (которую я попытаюсь обосновать по ходу изложения): виртуальный субъект (при всей парадоксальности мыслить субъектом кого-то, кто выступает анонимно) — это и есть тот простой и ясный текст, что являет истину современного человека и в «реале»: «весомо, грубо, зримо» обрисовывает нам субъекта современной культуры и современного общества.

Этот тезис находится в противоречии с распространенными суждениями о виртуальной реальности, как о «суррогате реальной жизни» и о человеке в ней, как псевдо-субъекте. Не буду спорить: трангеексуал — это ведь тоже псевдо-мужчина или псевдо-женщина, но именно поэтому он есть прекрасное зеркало (хоть и с элементами шаржа, гротеска) современных гендерных стереотипов и действующих гендерных норм. В виртуальной реальности наше реальное Я претерпевает ту же процедуру, что тело транссексуала под ножом пластического хирурга: транс-субъектность — я меняю свое реальное «Я» на то, которое хотел бы иметь! Только тут не смена пола, а смена субъектности — с реальной на желаемую. В этом акте уже проявляется моя субъектность, как моя свобода, мой выбор, мое творчество.

Однако я не собираюсь заниматься воспеванием виртуальной свободы самоконструирования: это уже сделали многие другие исследователи. Практически общим местом стали утверждения о том, что Интернет дает человеку такую меру свободы, которая невозможна для него в «реале»: нет «телесности» и «социальности», а значит, и многих ограничений, налагаемых социальными статусами — как предписанными, так и приобретенными (полом, возрастом, должностью и проч.). «Вливаясь в виртуальный социум чата, человек получает полную свободу в сотворении самого себя, которая ограничена только его фантазией» [4, с. 207]. Только ли фантазией? Так ли уж безгранична эта свобода? Ведь за виртуальным субъектом стоит реальный человек — с почерпнутыми из своего социального и культурного опыта практиками самовыстраивания, самопрезентации, со вполне конкретным запасом знаний, навыков, культурного багажа и т. п. Почувствовать себя свободным и стать свободным — это не одно и тоже. Хорошо бы исследовать границы этой свободы. Для этого я собираюсь рассмотреть: что человек делает с этой своей свободой — как он ею распоряжается, как именно «выбирает себя». Действительно ли в виртуальной реальности человек получает, наконец, возможность быть собой? Действительно ли, для истинной персонификации надо прибегнуть к инструментам депер-сонификации: «нику» вместо имени, аватару вместо портрета, «олбанскому языку» вместо литературного? (см. интересное исследование этого парадокса на лексическом уровне в [5].)

Если допустить, что в виртуальной реальности свобода человека, действительно, безгранична, мы столкнемся с известной диалектикой: абсолютная свобода чревата превращением в свою противоположность — в произвол и его тотальную безответственность. Другими словами, постулируя неограниченную свободу виртуального субъекта, мы отрицаем возможность его существования. Полная анонимность — это действительно, «смерть» субъекта. Поэтому понятие «виртуальной субъектности» уже само по себе есть парадокс: в той мере, в какой

виртуальные практики допускают безответственность, в такой мере виртуальный субъект невозможен, и можно говорить только об акторе.

Я попытаюсь обосновать, что свобода человека в виртуальном мире очень и очень ограничена, а потому все же можно говорить о виртуальном субъекте. Как и в «реале», там тоже действуют властные практики, исходящие не только от самого индивида, но и от виртуального сообщества — вплоть до санкций! Эти властные практики и «лепят» виртуального субъекта. Какого и как? — для этого надо обратиться к теме проблематизации: о чем пишут и о чем молчат в Интернете его юзеры.

Ну, и главное: что дает человеку опыт субъекти-вации и реализации своей субъектности в виртуале, по сравнению с аналогичным опытом в «реале»?

Правда, «реал» все больше напоминает виртуал. «У социального больше нет имени. Вперед выступает анонимность. Масса. Массы», — писал Ж. Бо-дрийяр [6]. В «реале» человек современной эпохи тоже имеет много свободы для «самоконструирования». Он может выбрать пол, семью, профессию, религию — то, что человек традиционного общества не смел выбирать, а мог только принимать: все это было естественным, а не искусственным, это не попадало в область проблематизации. Человек общества постмодерна почти бесконечно пластичен в выборе своей идентичности — он изменчив, вплоть до потери своей индивидуальности и «смерти субъекта».

В этом плане Интернет кажется идеальной средой для существования субъекта современного общества: «сконструированный, множественный, фрагментарный и противоречивый» [3] — все эти характеристики субъекта общества постмодерна кажутся буквально списанными с субъекта виртуального. Кажется, что и в реале человек наслаждается практически бесконечной свободой. Но имеет ли он «право» умереть, сойти с ума, быть аскетом, быть многодетным, асексуальным, толстым, старым? Даже в самом свободном обществе есть свои табу: наша эпоха — не исключение. Но действуют ли социальные нормы и культурные запреты в вир-туале?

О теоретических основаниях. Я беру за основу постмодернисткую концепцию субъекта, прежде всего, М. Фуко, который трансцендентальному субъекту философии Нового времени (начало которого Фуко связывает с именем Декарта: субъект рассматривался как субстанция или априорная форма существования разумного индивида) противопоставлял исторического субъекта (идея которого, по его мнению, принадлежит Канту). Идея историчности субъекта позволяет поставить вопрос об условиях и основаниях возникновения субъекта, причем не в плане теоретико-онтологическом, а в плане конкретно-историческом. Рассмотрение этих условий, которое Фуко предпринимает в своих работах, позволяет утверждать, что «субъект», «субъект-ность» не являются универсальными характеристиками человеческого существования, но выступают одной из исторически возможных форм организации самосознания. Процесс становления исторически определенной субъективности (субъективация) не столько духовный, сколько практический: осуществление его происходит на основе включенности во все многообразие практик.

Согласно М. Фуко, субъективация проводится методом объективации. В науке это осуществляется теоретически — через выделение объекта

исследования, в социальной, политическом и индивидуальной сфере — практически, через «разделяющие практики». Субъект разделен внутри себя, либо разделен другими. Этот процесс разделения и превращает его в объект. Как потом утверждал Ж. Бодрийяр, всякое разделение — это операция власти, которая воцаряется как раз в пространстве этого разрыва [7].

В формировании субъекта участвуют разные практики разделения, поэтому складываются разные субъекты. Практики разделения приводят к индивидуализации через техники процедур признания, наказания и поощрения. Субъективация осуществляется в двух «режимах» — внешней и внутренней субъективации: через властные практики (научные, политические и социальные) и через «самообъективацию» (у Фуко этого понятия нет: использую термин Голенкова С. И. [8]), то есть через «техники себя» в различных формах индивидуального опыта. Таким образом, становление индивида в качестве субъекта — это многосторонний и многоплановый процесс, в результате которого получается не единственный самотождественный субъект, но субъект множественный, внутренне расчлененный, благодаря тем практикам и техникам, которые определяли его, или, благодаря которым, он определялся сам.

Я обращаюсь к одной из таких техник — исповеди (признанию), широко представленной в интернет-пространстве, а именно — в электронных дневниках: ЖЖ (livejournal.com — «живых журналах») и дайрах (diary.ru — «дневниках»). Это самая «исповедальная» и, возможно, самая рефлексивная площадка Интернета. Следуя за М. Фуко, признаем исповедь бесценным свидетельством того — что является в данном обществе областью проблематиза-ции, а что нет (о чем люди говорят и о чем молчат). Эти свидетельства самоосмысления человека наиболее явно, чем иные культурные тексты, показывают нам — что происходит с социальными нормами и с самим человеком. В этой области он выстраивает и реализует свою субъектность и, одновременно, это область властного контроля за индивидом (то, в чем человек видит свою свободу и достоинство, всегда есть ресурс, который управляется: не только им самим, но и обществом). Поэтому исповедь есть одна их техник индивидуализации, на основе которых и происходит формирование («складывание» по Фуко) субъектности.

О методе исследования. Тут бы, конечно, пригодился контент-анализ. Но не будучи профессиональным социологом, я не рискну выполнить эту работу. В качестве метода эмпирического исследования я использую включенное наблюдение: опираясь на постмодернистскую концепцию субъекта, я постараюсь умозрительно обобщить свой личный опыт пятилетнего пребывания в системе электронных дневников. Этот опыт не позволяет мне согласиться со многими расхожими утверждениями о деятельности человека в виртуальной реальности, которые я то и дело встречаю в научной литературе. Вот некоторые из них.

Парадокс первый: исповедь в карнавальной маске? Анонимность виртуального субъекта создает, как считается, эффект «разговора в поезде», то есть возможность предельно искренней исповедально-сти. «Одна только возможность в любой момент прервать общение и навсегда исчезнуть в не имеющей границ Сети позволяет себя вести несколько иначе, чем в повседневном опыте коммуникации.

Возникает своеобразный эффект «разговора в поезде», когда именно перед незнакомым человеком «выворачивают душу наизнанку», потому что понимают — возможности встретиться после откровения не будет и лицо не только не будет потеряно, но еще и приобретет дополнительный лоск, ведь незнакомец примет «историю бедствий» за чистую монету», — пишет Савенкова Е. В в статье, посвященной карнавальным аспектам виртуального общения [9, с. 38]. Другой автор, также признающий карнавальный характер виртуальной реальности, не менее оптимистичен: «... собственный образ в сети — это не ширма для психологических комплексов, напротив, маскарадный наряд, раскрывающий истинную сущность субъекта, каковой он видит ее в данный момент. Этот акт позволяет субъекту ощутить себя наравне с другим, не хуже и не лучше, не обделенным привилегиями, не скованным условностями, не страдающим от предрассудков и стереотипов, свободным участником диалога» [10, с. 62].

С одной стороны, карнавал, а с другой — исповедь: не абсурдно ли такое сочетание? Нет, считает данный автор: карнавальность (в ее бахтинском понимании [11]) стремится «к установлению подлинно человеческих, свободных взаимоотношений или, переиначив слова Гоббса, ad colloquium omnium cum omnibus — к диалогу всех со всеми» [10, с. 62].

Однако мой личный опыт свидетельствует о другом: эффекта «разговора в поезде» в виртуальной реальности практически нет — во всяком случае, не в электронных дневниках. При том что личный дневник — жанр по замыслу сугубо исповедальный, здесь мало кто пишет именно о себе. Подавляющая часть постов у большинства юзеров — это впечатления от прочитанного, увиденного (фильмы, книги, путешествия), хобби, фото котят, актеров и т. п. Огромную массу контента личных дневников составляют также фандомные дела и проблемы, в том числе — собственное творчество на материале любимых фильмов, сериалов, книг, мультиков или игр: рассказы (фики), коллажи и рисунки (арты), фан-видео (клипы) и т. п. Дневников собственно в исповедальном жанре не очень много — по моим наблюдениям, так пишут только те, у кого закрытый дневник, то есть доступ к записям разрешен только узкому кругу юзеров. Обычно у таких авторов очень немного подписчиков: около 20 — 30 человек, то есть не больше малой социальной группы, которую автор дайра обычно хорошо знает в лицо — в том числе через «реал».

Парадоксально, но факт: наиболее откровенными оказываются люди, которые как раз очень плохо скрылись за «никами» — те, кто в силу каких-то причин не предпринял больших усилий, чтоб разделить свое виртуальное и свое реальное Я. Фактически они переносят модель общения из «реала» в виртуал: откровенность только с близкими и хорошо знаемыми. Конечно, и по рецензии на сериал человек может очень явно проявить свое «лицо» (как минимум, систему ценностей), но тем не менее эффект анонимности, как «разговор в вагоне», здесь не работает!

К сожалению, не знаю, какой процент закрытых дневников, но, думаю, их не меньше половины: сужу по статистике своих ПЧ (постоянных читателей). Люди огораживают пространство общения, моделируя что-то вроде уютного кафе или гостиной частного дома, куда незнакомые просто не заходят.

Сделать свой дайр открытой площадкой, людной площадью мало кто хочет. На дайрах есть такие площадки — выйдя из своих закрытых «домиков», любой юзер может пообщаться на форумах «дайри-беста» (лучшие публикации, отбираемые админами сайта) или в каких-то других сообществах — в том числе полностью анонимно (без ника: как «гость»). Но есть юзеры, которые никогда на таких площадках не выступают. В начале своей «интернет-жизни» я любила высказываться там, но со временам и мой интерес к такого рода деятельности угас: уровень дискуссий там удручающий... В общем, люди находят свой круг общения и впоследствии не очень стремятся его расширять. Впрочем, как и в реале.

Почему так ограничена исповедальность и так популярно «огораживание»? Думаю, причина проста: исповедь перед толпой попросту невозможна. Писать о своих проблемах в открытом дневнике — это подставлять себя под возможный удар резких оценок, бесцеремонных советов: почти то же самое, что раздеться на ветру. Поэтому люди, хоть и закутаны в свой виртуальный «ник», не спешат нести в виртуал свое реальное-интимное-личное-значимое. Они не хотят быть в толпе: для настоящей исповеди нужна дистанция, которой там нет. Ведь даже в закрытых дневниках никто не застрахован от того, что исповедь может превратиться в допрос, а то и с применением пыток. Почему? Ну, хотя бы потому, что маска — это тайна. Будучи под маской, виртуальный субъект, как верно заметила Савенкова Е. В. [9], является объектом желания: кто-то захочет тебя «познать», разоблачить, «добраться до живого» и будет «пытать» тебя вопросами (см. о вопросе-пытке как проявлении власти у Э. Каннети [12]). Однако есть ли у кого-то в виртуальном пространстве такая власть над анонимным юзером? Если следовать концепции М. Фуко, то любая власть — это власть над телом (см. его исследование истории психиатрических больниц [13]), но есть ли тело у виртуального субъекта?

Парадокс виртуальной телесности. Считается, что тела у виртуального субъекта нет. В частности, Савенкова Е. В., ища специфические отличия виртуального карнавала от реального, указывает как раз на иной статус телесности. Это, по мысли автора, не снимает ответственности и не исключает риска за свои действия у виртуального субъекта: «У анонимного двойника тем не менее есть своя история, свои взлеты и падения, рейтинг и репутация, которой дорожит прежде всего тот, кто себя позиционирует в данном сообществе. В каком-то смысле, добропорядочный горожанин, принимающий участие в карнавальном действе, мог позволить себе значительно больше безответственности, чем современный виртуал, и единственное, чем рисковал человек эпохи позднего Средневековья — это собственное тело, его целостность и сохранность» [9, с. 38]. Мысль, на мой взгляд, вполне справедливая, но разве не рискует своим телом и человек, сидящий за компьютером? Я не о сидячем или ночном образе жизни и не о питании фастфудом, но о таком явлении, как троллинг. На мой взгляд, «тролли» (уточню — «тонкие тролли»: те, кто занимается троллингом сознательно, а не те, кто без чувства юмора и просто некультурен) — это проводники «реальности» в той мере, в какой реальность вообще возможна в виртуальном мире.

Фуко писал [13], что в практике лечения психически больных людей всегда использовалось вли-

яние на тело — его «дисциплинировали» вплоть до пыток: негуманно, но зато эффективно, так как тело — проводник реальности для любого Я. Так вот и иные «тролли» могут «добраться до тела» даже на виртуальном карнавале — вынудить юзера сбросить маску и проявить «истинное лицо», то есть вывести из эмоционального равновесия, довести до «баттхерта»: разозлить, обидеть, «задеть за живое» — заставить человека на том конце Интернета злиться, учащенно дышать, суметь приковать его тело на целый вечер к «компу» своими «комента-ми». Да, тот, кто может повлиять на твое тело даже через виртуальные каналы, у того и власть!

Методы троллинга многообразны. Простое оскорбление может не сработать — наиболее изощренный троллинг предполагает с виду вежливый удар по болевой точке юзера. Если тролль более или менее сведущ в психологии людей и правильно вычислил свою жертву, то у него это получится. Это сложно сделать на форумах, но вполне реально в сообществах и в личных дневниках: и пара постов о посторонних вещах иногда очень явно выдает болевые точки пишущего.

Смысл троллинга? Считается, что только «лул-зы» — посмеяться над кем-то. Разумеется, это демонстрация власти в сообществе, где все вроде бы равны. По содержанию это некое «разоблачение» другого человека — принудительное выведывание его истины. По смыслу это санкция: да, в виртуальном пространстве тоже действуют санкции по отношению к тем, кто нарушает его нормы и правила, кто ведет себя в этом социальном пространстве как в личном. Если кто-то думает, что здесь нет никаких правил и норм, тому достаточно одного — их нарушить. Речь идет не только о правилах сообществ, за соблюдением которых следят модераторы, это и определенные особенности проявления личности, мышления, общения. Какие именно — чуть позже. Сейчас же отмечу, что санкции, как и в реальном обществе, многообразны: троллинг — лишь одна из форм виртуальных санкций. Стигматизировать и наложить санкцию могут не только в прямом общении, но и «заочно»; не только отдельные юзеры, но и целые группы. Здесь достаточно показательно существование скандально известного на дайрах «холивар-соо»: сообщества, где в режиме анонимности обсуждаются не только проблемы, но и многие юзеры. Причем обсуждаются далеко не в литературных выражениях, настойчиво добираясь до «телесности» своих жертв: откуда-то добываются фотографии реального человека, факты его биографии и проч. Не так давно был случай, когда санкция из вир-туала перешла в самый непосредственный «реал»: в поле зрения холивар-соо попали двое юзеров, заподозренных в жестоком обращении с животными, хотя в своих дневниках они и писали о своей любви к животным (показателем чего было наличие у них дома около двух десятков кошек). Активные деятели холивар-соо нашли этих юзеров в реале и организовали расселение больных и голодных животных по приютам и просто по желающим принять. Всё это, разумеется, подробно описывалось и обсуждалось в «холиварне».

На мой взгляд, существование этого сообщества еще раз подтверждает, что «телесность» невозможно полностью элиминировать из виртуального субъекта: в конечном счете, на «телесности» и строятся любые властные практики — как виртуала, так и реала!

Кроме этого, мы видим здесь далеко не праздничную толпу, а толпу преследующую, толпу-стаю. Если использовать классификацию массы, которую дает Э. Каннети в своей известной книге «Массы и власть» [12], праздничная толпа — лишь одно из пяти аффективных состояний массы. Поэтому, на мой взгляд, характеристика виртуального общения как «карнавального», хотя и весьма эвристична, но все же слишком узка: массы могут принимать и иные состояния, описанные Э. Каннети. Думаю, точнее говорить о массе вообще, а не о праздничной (карнавальной) массе. В конце концов, маску надевает не только участник карнавала, но и многие другие — например, гладиатор или палач.

«Конец социального»: власть массы. Да, «массы» теперь все реже выходят на площади — они сидят за «компами», но и там тоже организуют «акции», «флешмобы» (Э. Каннети: ритм — то, чем живет масса), собираются на «форумах» и объединяются в сообщества. Это еще один парадокс: виртуальность представляют обычно как одиночество человека, разъединенность его с другими (и даже обсуждают это как проблему: человек перестает стремиться к контактам в реале). Однако на самом деле он не одинок — он на людной площади, он в толпе.

Человек в реальной толпе, как и в виртуальной, тоже обезличен: тут не имеют значения звания, награды, социальные статусы. «Каждый ощущает, что, примкнув к массе, он переступил границы собственной личности, ликвидировал все дистанции, которые отбрасывали его назад — к самому себе. Сбросив груз дистанций, человек освобождается, и эта обретенная свобода есть свобода переступа-ния границ», — писал Э. Каннети [12, с. 24].

«Конец социального»? Думаю, свобода от социального в виртуальной реальности, о которой так много говорят исследователи, если и есть, то не в большей степени, чем в реальном мире. Причем примерно в том же смысле, в каком о конце социального писал Ж. Бодрийяр, характеризуя массовое общество.

Книга Ж. Бодрийяра «В тени молчаливого большинства, или Конец социального» [6] посвящена реальной, а не виртуальной массе, но лично у меня при ее чтении было сильное ощущение, что уважаемый ученый тоже, как и я, имеет опыт «жизни» на дайрах (где тут «ржущие» смайлики?). Практически все характеристики массового общества, данные им, применимы и к интернет-массе. Вот только эта масса не «безмолвствует», а говорит, точнее — пишет. Однако проявляет она себя так же. Здесь снова очень показательно упомянутое выше «холи-вар-соо» в плане того, кто и за что подвергается коллективному осуждению-осмеянию. Впрочем, эта грязная курилка дайров лишь в концентрированном виде выражает то, что имеет место в виртуале вообще:

1. Ненависть к носителям смыслов и ценностей. Как считал Ж. Бодрийяр, масса сопротивляется ценностям и смыслам, потому что они несут в себе иерархию — то, что разрушает массу. Поэтому масса обрушивает свои репрессивные практики на любого носителя смыслов, обвиняя их в покушении на власть: любого, кто претендует на какие-то обобщения, то есть на истинную точку зрения; кто выступает с аргументированной оценкой какого-то явления. Тут моментально выявляется целый ряд оскорбленных, обиженных и агрессивных — примеры на материале электронных дневников могу

приводить до бесконечности, особенно из сообщества «дайри-бест».

Все сложное кажется подозрительным или сразу же неприемлемым: негативная оценка некоего социального явления при толерантном отношении к его представителям (например, негативное высказывание о гомосексуализме и при этом вполне дружеское общение с юзером-геем) называется в «холивар-соо» «двуличием» либо более неприличным словом. Наиболее частой фигурой осмеяния является «белый плащ»: человек, осуждающий нечто, но делающий это сам, на практике — любой моралист (так как предполагается, что «все мы из одного теста»).

В этом же контексте репрессируется любая серьезность: «пафос» могут позволить себе только иные тролли, как «власть имущие», но не «простые смертные». Попутно становятся жертвами все люди без чувства юмора, особенно из числа «моралистов».

2. Ускользая от смыслов и репрессируя их носителей, масса существует в плоскости образов и «зрелищ». «Рациональная коммуникация и массы несовместимы», — писал Ж. Бодрийяр [6, с. 16]. Чтобы убедиться в верности его слов, достаточно открыть комментарии к любому посту, собравшему много читателей, и посчитать количество тех, кто верно понял смысл старт-топика, а кто ответил на уровне непосредственного реагирования — без паузы на понимание и осмысление. Обсуждение любой темы происходит, как правило, на уровне эмоций, с неизбежным размыванием понятий, подмене их.

Очень типичная ситуация, когда некто несется на всем скаку, рубя налево и направо, толсто и тонко намекая, что у всех здесь высказавшихся «не в порядке с головой», но не замечает при этом, что воюет с точкой зрения, которая никем и не была высказана. Суждения, но не умозаключения: здесь любят судить, осуждать, но не думать!

3. Масса сопротивляется попыткам ее изучения. Зондирование, тесты, референдумы — это, как считал Ж. Бодрийяр, в современном обществе уже не есть репрезентация, а только симуляция. Масса благополучно избегает участи стать объектом изучения. Иначе и не может быть, ведь масса, как уже отмечено выше, существует «по ту сторону» смыслов и идей. Добавлю от себя, что массу страшит участь стать объектом изучения именно потому, что это означает быть «засеченной радарами» власти. Появившаяся недавно в «википедии» статья о дайрах вызвала на самих дайрах приступ паранойи на тему: «нас могут закрыть» (в статье упоминалось, что на дайрах в рамках «фандомных битв» производится много порно-контента). Статья была расценена как «донос», автор всячески и со всех сторон осужден (при этом была предпринята усиленная попытка «добраться до тела» — установить личность автора), а содержание статьи подвергнуто пристальному и скрупулезному разбору с выводом: «все там неправильно». (Если эта моя статья однажды попадет в поле зрения «холивар-соо», то, думаю, и ее, и меня ждет та же участь.)

Перечень совпадений массового общества в реале с виртуальными массами можно продолжать, но, думаю, и сказанного достаточно: виртуальный мир предельно отчетливо отражает реальный, то есть нашу эпоху, наше общество — то, каким оно стало в последние два десятилетия.

Это особенно хорошо видно и при анализе того, о чем в этом виртуальном мире можно говорить и о чем желательно молчать: рассмотрим проблемное поле, то есть место, где виртуальный аноним становится субъектом.

Область проблематизации виртуального субъекта. Итак, подхожу к самому главному: как и для чего люди используют свою виртуальную свободу — пусть, как оказалось, и сильно ограниченную? В чем видят свое главное достоинство, чем гордятся, в чем пытаются властвовать собой? На первый взгляд, на этот вопрос сложно ответить: в виртуале мы все же достаточно разные: мир электронных дневников не исключение. Среди нас есть графоманы и профессиональные писатели, преподаватели вузов и еще студенты, мужчины и женщины, 20-летние и 50-летние. Интересы, проблемы, мера искренности тоже, как я уже писала, очень и очень разные.

Как разобраться в этом информационном потоке? Можно, конечно, заглянуть в статистику дайров и подсчитать — какая тематика наиболее популярна (существует тематический каталог сообществ) или провести контент-анализ нескольких случайных дневников. Я оставляю это занятие профессиональным социологам, а сама постараюсь обобщить свои впечатления от пятилетнего включенного наблюдения дайров в контексте вопроса: существуют ли здесь те культурные табу и культурные нормы, которые есть в современном реале? Ответить очень просто: они здесь предельно очевидны — даже более, чем в реале.

«Какая-то скользкая дорожка привела нас — за несколько веков — к тому, чтобы вопрос о том, что мы такое суть, адресовать сексу», — писал М. Фуко [14, с. 176]. За два последних десятилетия российская культура, вслед за западноевропейской, тоже стала культурой эмансипированного секса. Свою свободу и достоинство человек стал усматривать уже не в труде и не в подвиге, а в отдыхе и наслаждении. Ну что же: именно на таком субъекте, если верить все тому же Ж. Бодрийяру, держится «общество потребления» [15]. В качестве фундаментального запрета наша культура имеет теперь не секс, а смерть.

Система свобод и запретов всегда взаимосвязана. Поэтому тайну свободы наиболее явно выдают запреты и санкции. О «главной свободе» виртуального субъекта можно догадаться и без умозрения и даже без многолетнего опыта наблюдения: достаточно проанализировать ругательства, существующие в этой среде. «Недотраханный (-ая)» — это самое популярное определение-санкция на всех дайрах, в переводе: больной на голову, ненормальный, дура (дурак). Это одновременно и универсальная причина, которой объясняется все и вся: та же «ненормальность» или то, что ею кажется в глазах троллей и иных «хейтеров» данного юзера. «Добравшись до тела» своей жертвы и обнаружив неполную семью или что-то, свидетельствующее об отсутствии личной жизни, «холиварщики» с видом опытных врачей, получивших подтверждение поставленному ими диагнозу, заключают: «ну мы так и думали».

В соответствии с этим, демонстрировать свою сексуальную раскованность — это быть нормальным, своим, уважаемым, свободным. Игнорировать секс, а тем более покушаться на что-то с ним связанное (например, признаться публично, что не любишь порно) — быть ненормальным и даже «неприкасаемым», то есть безвозвратно испортить свою

сетевую репутацию, а то и стать объектом коллективной травли. (М-да, как далеко в прошлое ушли эпохи, когда повышенная сексуальность, наоборот, считалась болезнью!).

Не менее показателен и контент «фандомных битв»: каждый уважающий себя автор (то есть не «фиялка»), должен уметь запросто написать фик, склепать видео или сделать коллаж порнографического содержания. Среди двух-трех сотней команд, участвующих в этих соревнованиях по фан-творчеству (ежегодно проводятся две фандомные битвы — зимняя и летняя), наберется не больше десятка, которые закрывают рейтинговые «леве-лы» не порно, а чем-то иным. Особенно популярен «слэш», то есть гомо-тематика (впрочем, и в нерейтинговом исполнении тоже).

В общем, мы не увидим в виртуальной культуре ничего, чего бы уже не было в культуре «реала». Свою виртуальную свободу (в том числе — творчества) массовый юзер использует для конструирования себя как субъекта желания.

Материнство и отцовство — не предмет гордости, но скорее фигура умолчания либо даже презрения — «овуляшка», как обозначение тех, кто вкладывается в свое родительство с предельной самоотдачей. И наоборот: выставить себя слегка инфантильным, то есть склонным пошалить, полениться, поиграть, позабавляться, сделать глупость — это типично для самопрезентации юзеров: это одно из явных свидетельств свободы индивида в контексте современной системы ценностей.

Смерть, как и в «реале», табуирована — об этом не говорят и не пишут: даже в фан-творчестве правилом хорошего тона считается «уползать» (спасать) героев, убитых «злыми сценаристами». Открыто говорить о смерти (не стебаясь при этом) — дать верный повод для аборигенов сети покрутить пальцем у виска.

Я думаю, сказанного достаточно, чтобы заключить: виртуальная субъектность предполагает не свободу самовыражения, но манифестацию своей приобщенности к социально и культурно одобряемой норме! Виртуальный аноним использует свою свободу для конструирования себя по шаблону идеального субъекта массового общества. Он декларирует свою нормальность — это и есть главное содержание его «исповеди»! В общем-то этого и следовало ожидать в реальности, где при всей «развоплощенной телесности» и «конце социальности» все же действуют властные практики — со всеми своими многообразными санкциями, и где анонимные юзеры используют свою свободу, чтобы репрессировать всех, кто и под ником пытается остаться самим собой.

Вывод, конечно, печальный — человек хотел стать свободным, ускользнуть из-под власти. Для этого даже притворился «мертвым субъектом» — стал анонимом. Как иные животные притворяются мертвыми, чтобы не стать жертвой хищника, так и современный человек рад ускользнуть из-под власти стереотипа, ему нравится быть непрозрачным и / или ненаходимым. Так он прячется от цепких рук общества потребления, которое, используя свои индивидуализирующие практики, жаждет сделать его объектом своей заботы, то есть заставить купить еще какой-то товар или какую-то услугу. Так он ускользает от вездесущего ока дисциплинарной власти («паноптикума» по М. Фуко), которая тоже кажется анонимной, но лишь на фоне традиционной власти, которая контролировала человека

извне, шумно и страшно потрясая мечом. Дисциплинарная власть действует иначе: она контролирует человека изнутри, апеллируя к его собственному разуму или (в случае неочевидных вещей) к научно обозначенной норме. Можно ли ускользнуть от этой власти хотя бы под маской? Или придется «сойти с ума — сойти с капитализма»? Однако есть подозрение, что и безумие, и подсознательное, и «секс-наркотики-революцию» — все это современное общество потребления тоже успешно интегрировало в себя: поставило служить себе на благо. Так ли это? Ответ положительный. В виртуальной реальности субъекту тоже не укрыться — даже там: под аватаром и ником.

Вместо заключения: парадоксы виртуального опыта. Мне осталось ответить на последний вопрос, поставленный во введении: что же дает человеку опыт виртуальной субъектности (транс-субъектности)? Как меняет его? Ведь «опыт — это то, из чего ты сам выходишь измененным» (М. Фуко [14, с. 42 — 46]). Ответы на этот вопрос, думаю, тоже парадоксальны:

1. Виртуал позволяет познать реал! Виртуальная реальность оказалось моделью массового общества. Значит, интернет-пространство — это хороший «тренажер» для социализации в массовом обществе. Виртуальная реальность формирует субъекта массового общества: как минимум вносит в это дело достаточно большой вклад.

2. Чтобы найти себя, надо сначала себя «потерять»! Это очень банальный парадокс, но и тут он работает. Действительно, виртуальный опыт есть прекрасный способ самопознания для рефлексирующей личности. Быть частью массы интересно — ты начинаешь лучше понимать свое отличие от нее, ты осознаешь свои слабости и обнаруживаешь свои уязвимые места, ты практикуешься в стрессоустой-чивости и в умении управлять своим гневом, ты учишься говорить на разных языках — настолько успешно, что тебя начинают принимать за представителя другого пола или совсем иной возрастной группы... И наконец, ты находишь свою «экологическую нишу» — нет, не популярности ищут в сети, но «своих»: через виртуальное общение в твоей жизни появляются новые друзья.

Главный парадокс в жизни под маской — ты начинаешь лучше понимать себя, а именно — обнаруживаешь то, что не можешь в себе изменить: находишь ту свою субстанцию, которая неизменна под всеми масками. Это, наверное, и есть твоя личность. Ты не теряешь себя в масках, а наоборот находишь. Ты видишь свои отражения в других юзе-рах, как в кривых зеркалах: каким ты мог бы стать, но не стал (к счастью или к сожалению). В итоге всего этого понимаешь окончательно — кто же есть ты сам. Но одновременно понимаешь и другое — тут нельзя быть в полной мере собой. Впрочем, как и в реале. Мы приходим в виртуальный мир с иллюзией братства-равенста-свободы. Уходим (или по-прежнему остаемся), поняв, что всего этого тут не больше, чем в реале. Нажив друзей и врагов. Полюбив их обоих. Поняв, кто ты есть: кем можешь и кем не можешь быть. Все-таки Фуко прав — исповедь есть очень эффективный способ добывания истины!

В заключение — нечто вроде примечания. Памятуя, что «истина всегда конкретна», напомню, что выводы, сделанные здесь, сделаны, хоть и при свете идей выдающихся философов постмодернизма, но все же на достаточной узкой эмпирической

площадке Интернета. В какой мере эти выводы и утверждения можно экстраполировать на виртуальную деятельность вообще — я не знаю. Дайры — всего лишь маленький квартал в огромном мегаполисе Интернета. До какой степени его жители и его нравы репрезентативны для всего мегаполиса — вопрос отрытый. Однако в той мере, в какой этот квартал все же является частью виртуальной реальности, я надеюсь, что сделанное мною обобщение будет полезным для дальнейшего изучения этой реальности.

Библиографический список

1. Киммел, М. Гендерное общество / М. Киммел. - М : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). - 2006. - 464 с.

2. Фуко, М. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы / М. Фуко. - М. : Ad Marginem, 1999. - 479 с.

3. Номеровская, А. Д. Концепции субъективации в работах М. Фуко и Дж. Батлер: гендерный подход / А. Д. Номеровская // Грамота, 2012. - Режим доступа : www.gramota.net/ editions/3.html. - Загл. с экрана (дата обращения: 19.10.2016).

4. Новоженина, О. В. Интернет как новая реальность и феномен современной цивилизации / О. В. Новоженина // Интернет как новая реальность и феномен современной цивилизации - Режим доступа : http://iphras.ru/elib/Vliyan_ Internet_13.html. - Загл. с экрана (дата обращения: 19.10.2016).

5. Егорова, В. И. Персонификация и деперсонификация — основные виды проявления карнавальности в виртуальной среде / В. И. Егорова // Современные проблемы науки и образования. - Режим доступа : http://www.science-education. ru/ru/article/view?id = 6611 (дата обращения: 15.10.2016).

6. Бодрийяр, Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. / Ж. Бодрийяр. - Екатеринбург : Изд-во Уральского ун-та, 2000. - 82 с.

7. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть / Ж. Бо-дрийяр. - 2-е изд. - М. : Добросвет : КДУ, 2006. - 389 с.

8. Голенков, С. И. Понятие субъективации Мишеля Фуко / С. И. Голенков // Вестник Самарской гуманитарной академии. Сер. Философия. Филология. - 2007. - № 1. - С. 54-66.

9. Савенкова, Е. В. Карнавальная составляющая виртуального общения / Е. В. Савенкова // Вестник Самарской гуманитарной академии. Сер. Философия. Филология. - 2010. -№ 1(7) - С. 33-41.

10. Вавилова, Ж. Е. Виртуальный карнавал как пространство знаковой репрезентации субъекта / Ж. Е. Вавилова // Информационное общество. - 2014. - Вып. 4. - С. 56-62.

11. Бахтин, М. А. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. / М. А. Бахтин. - 2-е изд. - М. : Художественная лит., 1990. - 543 с.

12. Каннети, Э. Массы и власть / Э. Каннети. - М. : Ad Marginem, 1997. - 527 с.

13. Фуко, М. Психиатрическая власть: курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1973-1974 учебном году / М. Фуко ; пер. с фр. А. В. Шестакова. - СПб. : Наука, 2007. - 450 с.

14. Фуко, М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности / М. Фуко // Работы разных лет ; пер. с фр. -М. : Касталь, 1996. - 448 с.

15. Бодрийяр, Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры / Ж. Бодрийяр ; пер. с фр., послесл. и примеч. Е. А. Самарской. - М. : Республика; Культурная революция, 2006. - 269 с.

МОСИЕНКО Лилия Ивановна, кандидат философских наук, доцент (Россия), доцент кафедры философии и социальных коммуникаций. Адрес для переписки: mosienko_Ш[email protected]

Статья поступила в редакцию 25.10.2016 г. © Л. И. Мосиенко

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.