CC BY
57
ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ
УДК 78.071.1:130.2
ББК 85.313(0)5:87.3(0)5
ПАРАДОКСЫ ВЕКА ПРОСВЕЩЕНИЯ, ИЛИ МОЖЕТ ЛИ МОЦАРТ БЫТЬ ОБМАНЩИКОМ?
Е.Б. РАШКОВСКИЙ
Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино ул. Николоямская, д. 1, г. Москва, 109189, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Исходя из философской методологии Вл. Соловьева и опираясь на культурологический анализ творчества Моцарта, рассматривается центральный парадокс идей и практик «Века Просвещения»: парадокс рациональности и мистицизма. Этот творческий парадокс оказался основою не только эстетики Моцарта, но и экзистенциальной основой его краткой жизни. Коллизия рационального и мистического рассматривается как одна из центральных универсалий человеческого творчества.
Ключевые слова: музыка, философия, культура, «Век Просвещения», парадокс, рациональность, мистика, оправдание, абсолютизм, революция, примирение, «Волшебная флейта» Моцарта.
PARADOX OF THE ENLIGHTMENT AGE, OR CAN MOZART BE A DECEIVER?
E.B. RASHKOVSKY M.I. Rudomino All-Russia State Library for Foreign Literature 1, Nikoloyamskaya St., Moscow, 109189, Russian Federation E-mail: [email protected]
The author considers the practice and ideas basic paradox of the Enlightenment age on the basis of V.Solovyov's philosophical methodology of culturological analysis of Mozart's works: rationality and mysticism paradox. This paradox turned out to be the existential basis of both Mozart's esthetics and his short life. The саllision of the rational and mystical is considered as one of the central universal of human art.
Key words: music, philosophy, culture, «The Enlightenment age», paradox, rationality, mysticism, justification, absolutism, revolution, reconciliation, «The Magic Flute» by Mozart.
Откуда, как разлад возник? И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?
Федор Тютчев
Некоторые теоретические посылки
Связи Вл. Соловьева с м1ром музыки многозначны. Сама его философия -музыка мысли. Субъективно чуждый музыкальной культуре, на которую сам он
оказал некоторое влияние1, Соловьев - особенно в поздние годы своего творчества - разработал ту методологию соотнесения, которая, на наш взгляд, небесполезна и для понимания вершинных проявлений м1рового музыкального творчества во всём многообразии его духовных и культурно-исторических связей. Эта методология соотнесения2 обосновывает особый, причем насущно необходимый для наук социо-гуманитарного круга корреляционный подход к явлениям человеческой истории, мысли и культуры. В частности, подход, связанный с пониманием многозначной взаимосвязи когнитивных (Истина), этических (Добро) и эстетических (Красота) предпосылок в чувствованиях, мышлении и прак-сисе человека, но также и с пониманием опасностей, связанных с нарушением насущной, но всегда недосказанной взаимосвязи этих предпосылок.
В настоящее время особый научный интерес представляет для нас проблема той полидискурсности мышления и творчества Соловьева, которая и находится у истоков его методологии соотнесения3.
Итак, разговор пойдет прежде всего о странной и великой амбивалентности просветительства и мистицизма «осьмнадцатого» столетия, прежде всего второй его половины. Об амбивалентности, наложившей свой отпечаток на всю последующую историю м1ровой культуры.
В нынешнее время трудно представить себе, каким образом принципы противоположных, казалось бы, м1ровоззренческих установок - рационализма и мистицизма - могли легко уживаться в одних и тех же национальных пространствах Европы, в одних и тех же малых человеческих группах, но также -что сегодня выглядит особенно странным - в одних и тех же человеческих существованиях. Как могли уживаться элементы строжайшего научного подхода в естествознании и этнологии и элементы, по существу, якобинского радикализма с розенкрейцерской мистикой в м1росозерцании Георга Форстера?4 Как могли уживаться в духовном м1ре нашего Александра Радищева пафос свободы и беспощадная социальная аналитика с элементами религиозного пиетизма? Как «поверяли» друг друга - если вспомнить текст пушкинской траге-дии5 - жесткая коррекция «алгебры» и мистика «гармонии»?
Разумеется, историки философии поспешат ответить на эти вопросы, ссылаясь на результаты этих духовных коллизий Века Просвещения в антиномическом философствовании Канта или в гегелевской, или же в соловьевской диалектике. Можно искать объяснения этих коллизий и ретроспективно, погру-
1 См.: Максимов М.В. Забытый Соловьев: поэзия В.С. Соловьева в русской музыке // Соловь-евские исследования. 2010. Вып. 3(27). С. 101-133 [1]; Вып. 4(28). С.109-155 [2]; 2011. Вып. 1(29). С. 117-135 [3].
2 Об этом я немало писал в своих книгах и статьях, в частности, и в тех, которые опубликованы на страницах «Соловьевских исследований».
3 Предварительные материалы по этой моей работе см.: Зубков Н.Н. «Credo» и «cogito» как историко-культурная проблема // Культура и искусство. М., 2013. № 2(24). С. 148-149 [4].
4 На заметку: у Форстера и Моцарта были в Вене общие друзья - хозяйки музыкальных салонов - пианистка графиня Вильгельмина Тун (Thun) и писательница Каролина Пихлер (См.: Аберт Г. В.А. Моцарт. Ч. 2, кн. 1 / пер. с нем., коммент. К.К. Саквы. М.: Музыка, 1989. С. 76-77 [5]).
5 См.: Пушкин А.С. Моцарт и Сальери. Сцена I, монолог Сальери.
жаясь в глубинные пласты истории мысли: в тексты Экклезиаста и в Книгу Иова, в диа-логику Платона, в трактат Абеляра «Да и Нет»... Однако вопрос о том, почему столь интимно и органично уживались друг с другом эти противоположные идеи рационализма и мистицизма в сознании людей XVIII столетия, остается всё же открытым. И более того, вопрос о том, каким образом эта коллизия определила собой одно из вершинных пространств мысли и культуры Века Просвещения - творчество Вольфганга Амадея Моцарта, также остается открытым.
Последующий наш разговор представляет собой попытку приблизиться к пониманию этого вопроса.
От Картезия чтение...
На наш взгляд, чтобы глубже подойти к моцартовскому фокусу проблемы Века Просвещения, поначалу следовало бы отодвинуть наше исследование на столетие с лишним назад. Ибо Веку Просвещения предшествовал тот философский радикализм Рене Декарта, который впервые обосновал право человеческого мышления воссоздавать Бытие в самом себе - воссоздавать вопреки неимоверной трудности и, скорее всего, неразрешимости такой задачи. Однако без осознанной постановки такой задачи мышление Нового времени не состоялось бы как мышление и философия Нового времени (рЫ1о-8орЬЗа!) не состоялась бы как философия6. Да и человек Нового времени - именно как «мыслящая реальность»7 - не состоялся бы как человек8. И как еще в свое время подметил Г.Г. Шпет, скептическое уклонение от этой проблемы (уклонение, может быть, весьма комфортное и приятное в плане чисто психологическом) знаменует собой не только капитуляцию и самоликвидацию философской мысли, но и, по существу, отказ мышления от своего тяжкого и царственного призвания: пытаться всякий раз заново - в новых жизненных и интеллектуальных условиях -символически воссоздавать Бытие в самом себе. Таким образом, философский скепсис есть, в конечном счете, отказ мышления от самого себя9.
Еще со времен христианской патристики один из коренных вопросов философствования ставился, примерно, таким образом: как Бог, единственный и непреложный Обладатель полноты Бытия («Я есмь Путь, Истина и Жизнь»10), позволил и доверил мне, ограниченному, смертному и грешному существу, мыслить о Себе и о Своем Бытии (которое есть в какой-то почти исчезающе малой мере и мое Бытие, и Бытие моих предков, моих собратий и возможных потомков11)?
6 См.: Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М.: Прогресс / Культура, 1993 [6].
7 См.: Реале Дж. и Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. Новое время (от Леонардо до Канта) / пер. Св. Мальцевой. СПб.: Петрополис, 1996. С. 198.
8 О глобальном, выходящем за европейские рамки значении картезианского интеллектуального переворота см.: Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция стран Востока Х1Х-ХХ века. М.: Наука-ГРВЛ, 1990 [7].
9 См.: Шпет Г.Г. Скептик и его душа // Шпет Г.Г. Философские этюды. М.: Прогресс, 1994. С. 117-221 [8].
10 Ин. 14:6.
11 Разговор о Бытии в его историческом преломлении - особый разговор. Таков, в частности, основной сюжет моих книг по философии истории.
Но коль скоро, спрашивает французский мыслитель, уделенный человеку Свыше дар мышления заведомо неадекватен своему важнейшему Предмету, то неужто Бог может оказаться «обманщиком»? - Только Декарт имел дерзость поставить вопрос с такой остротой.
Этому вопросу и посвятил Декарт свое третье «Метафизическое размышление», где речь идет о взаимном оправдании12, с одной стороны, превышающего меру нашей греховности и меру наших мыслительных и нравственных изъянов великодушия Бога, а с другой - дерзаний нашей человеческой мысли и - шире - нашего существования и творчества.
Всевышний, рассуждает Рене Декарт, уделил мне, человеку, не только дар мысли как таковой, но и дар упорядочения моих ощущений, чувств и наблюдений в корректности мыслительного процесса, в «естественном свете моего ума». В той корректности, которая, не снимая вопрос о несоизмеримости нашего познавательного опыта с полнотою Божественной жизни, всё же помогает нам искать путь от наших «приблизительных идей» к «первой идее», к «первообразу», к «субстанции бесконечной»13.
Итак, нашему сознанию уделено Свыше два взаимосвязанных дара: дар мышления и дар выбора корректного пути («метода») разработки наших мыслительных задач.
Однако, эксплицируя этот круг идей Декарта, можно было бы сказать и о третьем даре нашему сознанию - о даре свободы в отыскании конкретных предпосылок и задач в наших поисках «первой идеи».
Стало быть, опровергаемая Декартом концепция-поклеп («Бог - обманщик») вытекает из непонимания самого характера нашего мышления именно как дара. Или - если сказать точнее - совокупности даров.
Так что, если следовать мысли Декарта, сказать по совести (conscience!) о Недосказанном, по совести выразить Невыразимое, - не в этом ли основной парадокс человеческой мысли и культуры? И не в этом ли их основная правда? И, стало быть, их «соловьевское» оправдание (о-правдание!).
А можно сказать и так: человеческое сознание и творчество вынуждены исходить из своих отрывочных данных и предпосылок, но им доверено и присуждено поведать о Целом.
Думается, это краткое обращение к наследию старого картезианского рационализма поможет нам понять что-то и в музыке Моцарта - этой бесспорной вести о «субстанции бесконечности» в нашем фрагментированном и помраченном опыте земной культуры.
12 Философское «оправдание» (если следовать за мыслью Вл. Соловьева) есть не тяжба и не судопроизводственная процедура, но усмотрение в отношениях Бога и человека некоей высшей Правды. См.: Рашковский Е.Б. Осознанная свобода. Материалы к истории мысли и культуры ХУШ-ХХ столетий. М.: Новый хронограф, 2005. С. 114-136 [9].
13 См.: Декарт Р. Метафизические размышления / пер. В.М. Невежиной; под ред. проф. А.И. Введенского. СПб.: Типография В. Безобразова и Ко, 1901. С. 43-56 [10].
Как отмечал Герман Аберт, один из самых тщательных исследователей жизни и творчества Моцарта, композитор мало интересовался напрямую м1ром теоретических идей и конструкций. Его внутренние творческие процессы были связаны по преимуществу с интересом к конкретным людям. Именно этот интерес к м1ру людей и питал по преимуществу его музыкальное творчество. Однако м1р людей и м1р идей нераздельны. Идеи высказывают себя в людских чувствах и поступках, а люди - подчас неосознанным и неожиданным для себя образом - входят в идейные пространства14.
Разумеется, реальность художественного творчества во многих отношениях воображаема, или, по словам Я.Э. Голосовкера, «имагинативна»15. Но эта воображаемая и мыслимая реальность отнюдь не иллюзорна, ибо этой реальностью во многих отношениях строятся наши пронизывающие собой историю и культуру чувствования, мысли и поступки. И эта реальность - в высших своих проявлениях - несет в себе бесспорный момент нашего о-правдания в контексте «субстанции бесконечной». Через творческую имагинацию Вольфганга Амадея16 Моцарта мы в той или иной степени - вольно или невольно - приобщены к этой всеобщей, всегда недосказанной, но столь насущной для каждого из нас «субстанции».
Лта-Беш
Иоханнес Хризостом Вольфганг Амадей Моцарт - человек эпохи Просвещения и его парадоксов. Революционно-протестные стихии в его творчестве парадоксально сопрягаются с идеей красоты и благоустроенности Вселенной. Разумеется, Моцарт - не «философ на троне» (наподобие монархов-преобразователей Фридриха Прусского, Екатерины или Иосифа II), не политик, не идеолог, не наставник масонской ложи17, не революционер. Все эти просветительски мыслящие люди мечтали о создании таких институтов управления и власти, которые позволили бы примирить эту красоту и благоустроенность с общественной и духовной жизнью людей. А Моцарт не был социальным деятелем. Он был художником. Но тем острее должна быть не выразимая в обычных словах мечта о такого рода примирении, тем напряженнее должен
14 См.: Аберт Г. Указ. соч. С. 6, 69-71, 265.
15 См.: Голосовкер Я.Э. Избранное: логика мифа. СПб.: Центр гуманитарных инициатив / Университетская книга, 2010 [11].
16 Второе (точнее даже - четвертое) имя композитора слагается из двух латинских слов: Amo (любить) и Deus (Бог). Немецкая версия этого имени, данная будущему композитору при крещении - Готтлиб.
17 Моцарт принял масонское посвящение в 1784 г. - в год написания 24-го концерта для клавира с оркестром до минор (опус К.491), одного, как мне кажется, из вершинных непрограммных своих произведений. Индексацию произведений Моцарта принято давать по каталогу, созданному австрийским ботаником и музыковедом Людвигом Алоизом Фердинандом фон Кёхелем (1800-1877). Первое издание каталога Кёхеля вышло в 1862 г. В моем распоряжении находится издание: Köchel's Catalog of Mozart's Works [Upd. 2/18/2008] - http: // www.classical.net/ music/composer/works/mozart [12].
был быть чисто художнический опыт переживания и осмысления дисгармоний людского существования.
В один и тот же год (1786) создается, по существу, революционная опера «Свадьба Фигаро» на сюжет комедии Бомарше и 25-й концерт для клавира с оркестром до мажор18, с его исполненным умиротворения и высокой печали andante.
Протест и катарсис умиротворения - казалось бы, две художественные тенденции, конфликтующие одна с другой. Но конфликт разрешается в самой неповторимости моцартовского музыкального письма.
Опера «Свадьба Фигаро» написана на либретто Лоренцо Да Понте (1749-1838)19. Тираноборческий мотив - мотив протеста против взбесившегося от праздности и безнаказанности барства - образует сюжетный и собственно музыкальный стержень оперы. Слабые и приниженные, защищая самих себя, вынуждены высмеять и проучить обнаглевшего сюзерена - графа Альмавиву. Вспомним слова из каватины Фигаро c гитарой в первом акте оперы:
Se vuol bailare, signor contino, Se vuol bailare, signor contino, Il chitarrino le suoner?...20 [13]
А уж в «Дон Жуане» Моцарт еще более суров в своем отношении к развратному и глумливому барству: само Провидение, Чье долготерпение исчерпано, предает Дон Жуана адскому пламени.
.. .Позднее, уже в предсмертном Реквиеме, Моцарт вновь вернется к теме адского пламени:
Confutatis maledictis Flammis acribus addictis, Voca me cum benedictis...21 [14]
По всей видимости, наделенный редким чувством человеческого достоин-ства22 и настрадавшийся от барского самодурства и спеси, плебей по рождению Моцарт (вспомним, как третировал семейство Моцартов архиепископ Зальц-
18 Моцарт В.А. Опус К.503.
19Аббат Л. Да Понте создал на итальянском языке множество либретто для Антонио Сальери и три либретто для Моцарта («Свадьба Фигаро», «Дон Жуан», «Так поступают все женщины»). В 1805 г. он перебрался в США, став первым католическим священником в профессуре Колумбийского университета. В 1826 г. организовал первую постановку «Дон Жуана» в США.
20 «Если синьор графчик изволит поплясать (bis), гитарка ему подыграет...». (Le Nozze di Figaro Opera buffa in quttro atti. W. A Mozart. Libretto di L. Da Ponte. [Atto primo, sc. 2] // operastanford.edu/iu/libretti.figaro.htm [13]. Обращаю внимание на уничижительный в данном случае суффикс -ino в этом пассаже.
21 «Смятенного, проклятого, // Жгучему пламени обреченного, // Призови меня с Твоими благословенными.» (Фома из Челано, XIII век). - Requiem Survey.org. Latin Text // www.requiemsurvey.org/latintext.php [14].
22 См.: Аберт Г. Указ. соч. С. 14.
бургский граф Колоредо), равно как и его либреттист, крещеный венецианский еврей, накопил в своей жизни немало раздражения против "signori contini"...
При всём при этом надобно помнить, что Моцарт ни сном ни духом не был ненавистником аристократии; у него было множество чутких и понимающих титулованных друзей. Но вот с глумлением над человеческим достоинством он -как истинный человек эпохи Просвещения - смириться не мог.
Есть один любопытный музыкально-исторический эпизод.
Коль скоро здесь упомянут 25-й концерт до мажор для клавира с оркестром, то приходит на ум соображение вот какого рода: соображение, связанное и с музыкальной, и с поэтической историей последних десятилетий «осьмнад-цатого века». Основная тема allegro maestoso этого концерта, написанного 4 декабря 1786 г. (т. е., по существу, одновременно с величаво барочной Пражской симфонией № 38 ре мажор, написанной два дня спустя23, и в период между работами над операми «Свадьба Фигаро» и «Дон Жуан»), как бы предвосхищает мелодию «Марсельезы». Ту самую мелодию, которая была напета капитаном французских революционных войск Руже де Лиллем и обработана и положена на клавир мэром Страсбурга бароном Дитрихом в ночь на 25 апреля 1792 г., когда Моцарта уже почти пять месяцев не было в живых.
Что сие? - Проделки «духа времени» (Zetgeist)? Или, может быть, барон Дитрих слышал или читал в партитуре моцартовский 25-й концерт? Остается только гадать.24
Но, так или иначе, эта сложная и многозначная связь музыки Моцарта с революционными тенденциями его эпохи оттеняется - как бы по правилам некоего условного исторического контрапункта - мистической глубиной его Месс, масонских кантат и, наконец, почти что явным собеседованием с Ангельским мiром, на котором строится великая Сороковая соль-минорная симфония25.
Что же стоит за парадоксами уживающихся в одном человеке, одном художнике мотивов протеста и внутренней смятенности и - внутреннего покоя? Неужто чисто игровая стихия или та вольная или невольная мистификация, которая, как правило, вытекает из повышенной впечатлительности, возбудимости и душевной неустойчивости осредненных «художественных натур»? -Едва ли. Некоторые исследователи творчества Моцарта (Герман Аберт, Дэвид Вайсс), принимая во внимание все психологические нюансы жизни и творчества композитора, всё же настаивают на удивительно твердой смысловой доминанте его музыки. По словам Вайсса, совсем не случайно, что работа над Сороковой симфонией примыкает по времени к работе над «Дон Жуаном»26.
23 Моцарт В.А. Опус К.504.
24 И что любопытно: эта же основная тема allegro maestoso, но уже в некоем сантиментали-зированном, «кукольном виде» была положена П.И. Чайковским в основу Пасторали из второго акта «Пиковой дамы»
25 Моцарт В.А. Опус К.550.
26 Аберт же отмечает, что работа над «Дон Жуаном» - оперой об адском пламени как о воздаянии за цинический нигилизм, за барское глумление над чувствами и судьбами людей -необратимо подорвала физическое здоровье музыканта (см.: Аберт Г. Указ. соч. С. 21-22).
В своей трактовке творчества Моцарта Вайсс исходит из той библейской интуиции, что Жизнь как таковая (хаййим, зоэ) находится под безусловным Божественным суверенитетом: «Набрасывая уже первые аккорды, он ощущал, что музыкальное повествование будет не только о земном, но и о небесном: в собственных звуках различал он музыку Ангельских голосов. Но и не только это он различал. Собственная музыка вовлекала его в борение помраченного (profane) человеческого существования с тем, что превыше него самого. И в этой симфонии вынужден он был пересоздавать хаос и падшесть м1ра в гармонию (order). Им повелевала внутренняя потребность преображать безобразие в красоту, разброд - в равновесие. Как ни помрачен м1р, но сама жизнь - священна»27.
А один из крупнейших богословов прошлого столетия - «диалектический теолог» Карл Барт (1886-1968) - обращает внимание на уникальность сочетания благоговения, радости и трагизма в музыке Моцарта. Согласно Барту, при всей композиционной и жанровой строгости произведений Моцарта они обнаруживают не только послушание законом музыки его времени, но удивительную внутреннюю свободу в работе с музыкальным материалом: примером тому - богатство минорных и трагических вкраплений, организующих и возвышающих, казалось бы, даже самые светлые мелодические потоки. И это - не столько даже само противоречие, сколько его нелегкое пересоздание в актах внутренней творческой свободы28.
Во всяком случае, внутренним смысловым движителем музыки Моцарта выступала одна и та же вечная, но по-особому акцентированная в Век Просвещения идея Совершенства. Однако у Моцарта эта идея обращалась не только к разным измерениям человеческой души, но и к разным аудиториям. Она по-разному акцентировалась для широкой публики (как это было в операх29, отчасти даже и в Мессах) и для дружеского круга понимающих и сочувствующих - со-чувствую-щих! - людей (как это было, прежде всего, в его непрограммной музыке).
А предсмертная опера «Волшебная флейта» (1791) оказалась осознанной попыткою совмещения двух выражений мистики Совершенства - если вспомнить стихи Пастернака - «на народе простом» [17, с. 121]. В поверхностном слое, в слое, если можно так выразиться, рационально-популистском, «Волшебная флейта» - это назидательная, воспитательная сказка для масс30, но в слое глубинном - это введение через масонскую символику в таинственные структуры жизни, мысли и веры.
27 Weiss D. Sacred and Profane. A Novel of the Life and Times of Mozart. N.Y.: W Morrow a. Co, Inc., 1968. P. 587 [15].
28 См.: Barth K. Wolfgang Amadeus Mozart. Brescia: Queriniana, 1980. P. 33-38. - http // www.ru.scribd.com/doc/34340432/Barth-K-Wolfgang-Amadeus-Mozart-1956 [16].
29 Даже в заключительных словах и аккордах «революционной» «Свадьбы Фигаро» звучат темы примирения и прощения: любовь и раскаяние торжествуют над иронией и гротеском.
30 И в этой опере есть также свой редуцированный тираноборческий мотив: преодоление земного всевластия Царицы Ночи. Как и утверждение права на счастье не только для избранных, духовно утонченных (Тамино и Памина), но и для людей простых и непритязательных (Папагено и Папагена).
Математически выверенная гармония оказывается указанием на Божественную бесконечность.
Параллели: таинственность разумного и разумность таинственного
Моцартовский парадокс рационального и мистического, профанного и священного, земного и Небесного - парадокс, несущий художнику страдание в повседневной жизни, но одновременно и радость высшего, недосказанного познания, - был одним из базовых культурных парадоксов Века Просвещения. Сколь отчетливо осознавал это Моцарт на уровне рациональном - почти не имеет значения. Ибо он мыслил духовную и культурную проблематику своей эпохи, прежде всего, в музыкальных образах31. Однако, если вспомнить младшего современника Моцарта, Стендаля, творчество Моцарта - именно «с философской точки зрения» - достойно удивления на все века32.
Но коль скоро речь у нас о музыке «с философской точки зрения», вспомним, по крайней мере, трех великих современников Моцарта, воистину оправдавших философские искания Века Просвещения.
1. Маркиз Чезаре Беккариа (1738 - 1794) с его трактатом «О преступлениях и наказаниях»33. Согласно маркизу Беккариа, принцип возмездного наказания не отвечает ни истории, ни Вышней правде. Ибо сам акт преступления уже в самом себе несет моменты жестокого наказания, и посему так важен принцип смягчения чисто репрессивной системы наказаний ради мистической (и одновременно - этической) задачи возрождения и восстановления «внутреннего» человека34.
2. Йоханн Готтфрид Гердер (1744-1802). Согласно его философии истории, идея метафизического и мистического единства рода людского необходимо раскрывается через его эмпирическое многообразие. Строгие, выстроенные на рациональных основаниях исследования в области географии, этнологии, лингвистики, локальных историй мыслятся необходимой предпосылкой познания таинственности истории всеобщей.
31 См.: Аберт Г. Указ. соч. С. 27-28.
32 См.: Стендаль. Жизнь Моцарта // Собр. соч. в 15 т. Т. 8. М.: Правда, 1959. С. 202 [18].
33 Ценнейшее русское издание этого труда с подведением разночтений и нераскрытыми (в силу страшного времени сталинского террора) ссылками на итальянские архивы: Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / Биографический очерк и перевод книги Беккариа «О преступлениях и наказаниях» проф. М.М. Исаева. М.: Юриздат НКЮ СССР, 1939. [19]. См. в этой связи: Рашковская Ш.С. Михаил Михайлович Исаев, 1880-1950 // Правоведение. М., 1981. № 1. С. 80-85 [20].
34 Прямо или, скорее, косвенно эта идея маркиза Беккариа оказала огромное влияние на русскую мысль и литературу (Достоевский, Толстой), в которой именно идея «внутреннего» человека стала доминирующей. К сожалению, все эти благородные темы и влияния почти не затронули российскую «правоприменительную» и пенитенциарную практику. Презумпция виновности и принцип возмездного наказания (даже с превышением меры возмездия над мерою общественного ущерба) так и остались на Руси - вопреки всей казенно-гуманистической фразеологии - по существу, непоколебленными.
3. Иммануил Кант (1724 - 1804). Рациональное «расколдовывание» человеческого мышления, стремящегося в конечном счете замкнуться либо на догматической теологии, либо на догматическом материализме / атеизме, привело кёнигсбергского философа к оправданию «практического разума», т. е. к оправданию внутренних, почти что безотчетных нравственных сил в человеке. Если угодно - к мистике нравственного начала в человеческой личности. И косвенно - к мистике Вселенной. И этот прорыв Канта к идее таинственности нравственного опыта человека, по существу, перерос все его стремления к обоснованию «религии в пределах одного только разума». По словам Вл. Соловьева, Кант «...освободил ум человеческий от грубых и недостойных понятий о душе, мире и Боге и тем вызвал потребность в более удовлетворительных основаниях для наших верований; в особенности своею критикою псевдорациональной схоластики в области теологии он оказал истинной религии услугу, в значительной степени искупающую односторонность его собственного морально-рационалистического толкования религиозных фактов» [21, с. 478].
Все эти три мыслителя по возрасту были старше безвременно сгоревшего Моцарта, и все трое пережили его. Но, подобно Моцарту, все они были - вольно или невольно - одержимы всё той же просветительской идеей Совершенства как объективного, Свыше заданного призвания и человека и Вселенной. Призвания, провозглашенного еще Нагорной проповедью35. И все они пытались - если снова вспомнить Пушкина - осуществить «поверку» гармонии Небес алгеброю Земли. «Поверку», эвристически необходимую (ибо не уйти нам от наших земных предпосылок), но духовно недостаточную.
Чем ситуативно разрешился абсолютизм «осьмнадцатого века» - общеизвестно. Но вот его вопросник - вопросник о соотношении и нерасторжимой взаимосвязи рационального и таинственного в человеке - как был, так и остается непреложным. И каждой эпохе, каждому поколению, каждому мыслящему человеку выпадает заново - применительно к собственным обстоятельствам и предпосылкам - формулировать и решать эту проблему.
.. .А музыка Моцарта продолжает быть живым и открытым вопросом о недосказанных смыслах нашего пребывания на Земле. И, возможно, эти открытые вопросы о недосказанном и образуют сердцевину человеческой жизни. Если же вспомнить Соловьева:
Жизнь только подвиг, - и правда живая
Светит бессмертьем в истлевших гробах [22, с. 100].
А вот от впавшего на исходе жизни в бедность и похороненного «по третьему разряду» Моцарта и «гробов» не осталось. Остались только музыка и облеченная в музыку мысль.
Гегель, наверняка, был прав, настаивая на иллюзорности, вымышленнос-ти взятых в своей обособленности художественных произведений. Однако все-
35 Мф 5:48.
гда недосказанная, но внутренне насущная связь Истины, Добра и Красоты во внутреннем опыте большого художника (при всех его недомыслиях и срывах) -эта связь остается непреложной. Как непреложна связь работы человеческой чувствительности, разума и мистического проникновения. Вымышленное, «има-гинативное» становится для человеческого сознания реальнейшим (realiora), чем-то неизмеримо бсльшим, нежели просто «нас возвышающий обман»36.
Не могут фальшивить звуки Волшебной Флейты. И не может быть обманщиком Вольфганг Амадей Моцарт.
Апрель 2013 (Неделя Крестопоклонная) Список литературы
1. Максимов М.В. Забытый Соловьев: поэзия В.С. Соловьева в русской музыке. Ч. 1 / вступ. ст. и публ. М.В. Максимова // Соловьёвские исследования. 2010. Вып. 3(27). С. 101-131.
2. Максимов М.В. Забытый Соловьев: поэзия В.С. Соловьева в русской музыке. Ч. 2 / вступ. ст. и публ. М.В. Максимова // Соловьёвские исследования. 2010. Вып. 4(28). С. 109-155.
3. Максимов М.В. Забытый Соловьев: поэзия В.С. Соловьева в русской музыке. Ч. 3 / вступ. ст. и публ. М.В. Максимова // Соловьёвские исследования. 2011. Вып. 1(29). С. 117-135.
4. Зубков Н.Н. «Credo» и «cogito» как историко-культурная проблема // Культура и искусство. М., 2013. № 2(24). С. 144-152.
5. Аберт Г. В.А. Моцарт. Ч. 2. Кн. 1: 1783-1787 / пер. с нем., коммент. К.К. Саквы. М.: Музыка, 1989. 495 с.
6. Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М.: Прогресс / Культура, 1993. 352 с.
7. Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция стран Востока XIX-XX веков. М.: Наука-ГРВЛ, 1990. 203 с.
8. Шпет Г.Г. Скептик и его душа // Шпет Г.Г. Философские этюды. М.: Прогресс, 1994. С. 117-221.
9. Рашковский Е.Б. Осознанная свобода. Материалы к истории мысли и культуры XVIII-XX столетий. М.: Новый хронограф, 2005. 253 с.
10. Декарт Р. Метафизические размышления / пер. В.М. Невежиной; под ред. проф. А.И. Введенского. СПб.: Типография В. Безобразова и Ко, 1901. 96 с.
11. Голосовкер Я.Э. Избранное: логика мифа. СПб.: Центр гуманитарных инициатив / Университетская книга, 2010. 496 с.
12. Kochel L. A F. von. Köchel's Catalog of Mozart's Works [Upd. 2/18/2008]. http.: // www.classical.net/music/composer/works/mozart
13. Le Nozze di Figaro. Opera buffa in Quattro atti. W A Mozart. Libretto di L. da Ponte // opera.stanford.edu/iu/libretti.figaro.htm
14. Requiemsurvey.org. Latin Text // www.requiemsurvey.org/latintext.php
15. Weiss D. Sacred and Profane. A Novel of the Life and Times of Mozart. N.Y.: W Morrow a Co, Inc., 1968. 639 p.
16. Barth K. Wolfgang Amadeus Mozart. Bresia: Queriniana, 1980. http: // www.ru.scribd.com/ doc/34340432/Barth-K-Wolfgang-Amadeus-Mozart-1956
17. Пастернак Борис. Вакханалия // Пастернак Борис. Стихотворения и поэмы. Т. 2 / сост., подгот. текста и примеч. В.С. Баевского и Е.Б. Пастернака. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 117-124.
36 Пушкин А.С. Стихотворение «Герой» (1830).
18. Стендаль. Жизнь Моцарта // Собр. соч. в 15 т. Т. 8. М.: Правда, 1959. С. 160-202.
19. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / Биографический очерк и перевод книги Беккариа «О преступлениях и наказаниях» проф. М.М. Исаева. М.: Юриздат НКЮ, 1939. 464 с.
20. Рашковская Ш.С. Михаил Михайлович Исаев, 1880-1950 // Правоведение. М., 1981. № 1. С. 80-85.
21. Соловьев В.С. Кант // Соч. в 2 т. Т. 2 / общ. ред. и сост. А.В. Гулыги и А.Ф. Лосева. М.: Мысль, 1988. С. 441-479.
22. Соловьев В.С. Если желанья бегут, словно тени... // Соловьёв В.С. Стихотворения и шуточные пьесы / вступ. ст., сост. и примеч. З.Г. Минц. Л.: Сов. писатель, 1974. C. 100.
References
1. Maksimov, M.V Zabytyy Solov'ev: poeziya VS. Solov'eva v russkoy muzyke. Ch. 1 [Forgotten Solovyov: the poetry by Solovyov in Russian music. P.1, Introduction by M.VMaksimov], in Solov'evskie issledovaniya, 2010, issue 3(27), рр. 101-131.
2. Maksimov, M.V. Zabytyy Solov'ev: poeziya VS. Solov'eva v russkoy muzyke. Ch. 2 [Forgotten Solovyov: the poetry by Solovyov in Russian music. P.2, Introduction by M.VMaksimov], in Solov'evskie issledovaniya, 2010, issue 4(28), pp. 109-155.
3. Maksimov, M.V. Zabytyy Solov'ev: poeziya VS. Solov'eva v russkoy muzyke. Ch. 3 [Forgotten Solovyov: the poetry by Solovyov in Russian music. P.3, Introduction by M.VMaksimov], in Solov'evskie issledovaniya, 2011, issue 1(29), pp. 117-135.
4. Zubkov, N.N. «Credo» i «cogito» kak istoriko-kul'turnaya problema [«Credo» and «cogito» as historic-cultural problem], in Kul'tura i iskusstvo [Culture and Art]. Moscow, 2013, no. 2(24), pp. 144-152.
5. Abert, G. VA Motsart. Ch. 2. Kn. 1:1783-1787, Moscow: Muzyka, 1989, 495 p.
6. Mamardashvili, M.K. Kartezianskierazmyshleniya [Cartesian reflections]. Moscow: Progress / Kul'tura, 1993, 352 p.
7. Rashkovskiy, E.B. Nauchnoe znanie, instituty nauki i intelligentsiya stran Vostoka XIX-XX vekov [Scientific knowledge, Institutes of Science and Eastern countries' intelligenzia in 19-20 centuries], Moscow: Nauka-GRVL, 1990, 203 p.
8. Shpet, G.G. Skeptik i ego dusha [Sceptic and his soul], in Shpet, G.G. Filosofskie etyudy [Philosophic sketches], Moscow: Progress, 1994, pp. 117-221.
9. Rashkovskiy, E.B. Osoznannaya svoboda. Materialy k istorii mysli i kul'tury XVIII-XXstoletiy [Realized freedom.Proceedings to the history of thought and culture of the 18-20 centuries], Moscow: Novyy khronograf, 2005, 253 p.
10. Dekart, R. Metafizicheskie razmyshleniya [Methaphisical meditations], Saint-Petersburg: Tipografiya V Bezobrazova i Ko, 1901, 96 p.
11. Golosovker, YaE. Izbrannoe: logika mifa [Selection: the logic of Myth], Saint-Petersburg: Tsentr gumanitarnykh initsiativ / Universitetskaya kniga, 2010, 496 p.
12. Kochel, L.A F von. Kochel's Catalog of Mozart's Works [Upd. 2/18/2008]. http: // www.classical.net/music/composer/works/mozart
13. Le Nozze di Figaro. Opera buffa in Quattro atti. W A Mozart. Libretto di L. da Ponte // opera.stanford.edu/iu/libretti.figaro.htm
14. Requiemsurvey.org. Latin Text // www.requiemsurvey.org/latintext.php
15. Weiss, D. Sacred and Profane. A Novel of the Life and Times of Mozart. N.Y.: W Morrow a Co, Inc., 1968, 639 p.
16. Barth, K. Wolfgang Amadeus Mozart. Bresia: Queriniana, 1980. http: // www.ru.scribd.com/ doc/34340432/Barth-K-Wolfgang-Amadeus-Mozart-1956
17. Pasternak, Boris. Vakkhanaliya [Bacchanalia], in Pasternak, Boris. Stikhotvoreniya ipoemy [Poems], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1990, vol. 2, pp. 117-124.
18. Stendal'. Zhizn' Motsarta [Mozart's life],in Sobraniesochineniy v 151., t. 8 [The Selection of works in 15 vol., vol. 8], Moscow: Pravda, 1959, pp. 160-202.
19. Bekkaria, Ch. Oprestupleniyakh inakazaniyakh [About crimes and punishments], Moscow: Yurizdat NKYu, 1939, 464 p.
20. Rashkovskaya, sh.s. Mikhail Mikhaylovich Isaev, 1880-1950 [Mikhail Mikhaylovich Isaev, 1880-1950], in Pravovedenie [Jurisprudence], Moscow, 1981, no. 1, pp. 80-85.
21. Solov'ev, VS. Kant [Kant], in Sochineniy v2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow: Mysl, 1988, pp. 441-479.
22. Solov'ev, VS. Esli zhelan'ya begut, slovno teni.. .[If wishes run like shadows..], in Solov'ev, VS. Stikhotvoreniya ishutochnyep'esy [Poems and humoristic plays], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1974, p. 100.
