CC BY
34
И.В. Кологривова
ПАРАДИГМАТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ: МОДЕРН
Идеология рассматривается сквозь призму парадигмы Модерна, которая господствовала в политической науке в начале ХХ в. Пристальное внимание уделяется вопросам конструирования языкового значения идеологических явлений.
Идеология посредством языка конструирует новую реальность, диагностируя реальность повседневной жизни. Диагностика как неотъемлемая часть реализации идеологического процесса метастазируется на все сферы общественной жизни, которые можно описать и понять с помощью языка. Сконструированное языком значение отдельных слов и выражений и прошедшее процесс сложной рефлексии перетекает в сферу политиколингвистической парадигмальности. Парадигмальность в контексте политической лингвистики рассматривается в русле методологических установок, заложенных в анклав структурной лингвистики (Ф. Де Соссюр, Р. Барт). Для Р. Барта парадигматический объект характеризуется тем, что он связан с другими объектами своего класса отношением сходства или несходства для того, чтобы мы могли видеть различия между ними [1. С. 256]. Человек как рефлексирующий субъект выделял в реальности некоторые контуры пространства объектов, которые Ролан Барт называл «единицами» [1. С. 256], чтобы наделить их актуальным смыслом. Актуализация невозможна без процесса деконструкции имеющегося смысла объекта (слова в тексте и высказывания в речи), а затем его вторичной реконструкции. Фердинанд де Соссюр стигнифицирует этот процесс как моделирование по схеме «или - или» [2. С. 76]. Также структура модели предполагает, что значение объекта имеет множественную природу (два и более смысла). В отличие, например, от парадигмы синхронии, где порождающиеся смыслы развиваются «по закону амебы». Этот факт объясняется тем, что объекты как классификаторы реальности сосуществуют одновременно.
В политико-лингвистической парадигме можно выделить несколько классов объектов, пропорциональных количеству условно выделяемых сфер общественной жизни:
- политические объекты (президент, правительство, партия, режим);
- социальные объекты (социальная группа, класс, общество, статус);
- культурологические объекты (театр, опера, балет, литература, фольклор);
- экономические объекты (деньги, товары, цена, спрос, предложение, капитал, олигарх, малый бизнес, кооператив).
Пересечение смыслов в поле классов объектов, а также их расстановка по степени приоритетности говорят о принадлежности к единой политико-лингвистической парадигме.
В современных гуманитарных науках, и в частности в политологии, принято выделять 2 крупные общенаучные парадигмы: модерн и постмодерн, различающиеся кардинально не только в методологическом аппарате, но и по хронологическим рамкам их становления.
Эпоха Модерна (современности) есть совпадающая в исторических рамках и в применении методологиче-
ского аппарата познания концепта «идеология» политико-лингвистическая парадигма. Хронологически ее становление начинается в XIX в., когда на политическую арену выходят «большие» идеологии - социализм, либерализм, коммунизм, консерватизм и т.д. Их действенность по отношению к субъектам воздействия (социальным группам) характеризуется отсутствием источников семантических помех. Это объясняется тем, что работы А. де Токвиля, Э. Берка, Дж.Ст. Милля, К. Маркса, Ф. Энгельса были рассчитаны на понимание людьми в их собственных социальных группах.
Язык политической идеологии, заложенный в это время, Г. Маркузе называет «открытым языком» [3. С. 142]. Его открытость связана с различными путями развития существительных и «развертывания своего содержания в противоречивых предикатах» [3. С. 142]. Речь идет о классических словах-идеологемах, господствующих в политическом языке XIX в., - «буржуазии» и «пролетариате». Если для либералов и консерваторов концептуализация буржуазии объяснялась их социальностью (буржуазия как «субъект технического прогресса, освобождения, завоевания природы, создания социального богатства» [3. С. 142]), то для марксистов и социалистов буржуазность несла в себе ба-зисность разрушения социальной структуры будущего общества и инструмент поглощения общего достатка.
Такая открытость в идеологическом поле связана с характером языковой природы: его можно понять только в терминах неизменной ориентации на ДРУГОГО или ДРУГИХ. По мнению автора «теории диалога» М. Бахтина, «говорящий с самого начала ждет от них ответа, активного ответного понимания» [4. С. 200]. Знак выступает как активный компонент речи и текста, его значение стигнифицируется, модифицируется и трансформируется в непостоянных условиях воздействия социальных тонов и ценностей. Социальные ценности и адекватные им коннотации меняются, поэтому лингвистическое поле становится гетерогенным образованием с пересекающимся множеством конфликтных интересов. Такое множество конфликтогенных точек делает язык полем идеологической борьбы, а знаки - прямыми посредниками идеологии, без которых ценности и идеи не получили бы «путевки в жизнь», оставшись мертвыми структурами.
Методология М. Бахтина, основывающаяся на критике соссюровской «объективной» лингвистики, получила распространение в кругу советских лингвистов (В. Волошинов, Г. Винокур, А. Селищев). Все результаты исследования в области философии языка В. Во-лошинова можно свести к тезису о том, что «слово -идеологический феномен par exellence» [5. С. 226]. В повседневной жизни слова объединяются в высказывания, оформляются в речь, но это не индивидуальный язык, а язык социума, с которым человек может себя
идентифицировать или дифференцировать. Идентификация или дифференциация подразумевают определенную знаковость, которую В. Волошинов дефинициро-вал как «общее определение всех идеологических явлений» [5. С. 226].
Идентифицировать СЕБЯ и ДРУГОГО можно через высказывание, которое определяет «говорящий с его мировоззрением, с его оценками и эмоциями, с одной стороны, и предмет его речи и система языка (языковых средств), с другой» [4. С. 195]. М. Бахтин и В. Волошинов рассматривают язык и высказывания в контексте такого направления в лингвистической мысли начала ХХ в., как «абстрактный субъективизм», основным предметом исследования которого является проблема диалогичности в языковой сфере, детерминированной социологическими законами.
В. Волошинов, развивая теорию языка в социологическом ракурсе М. Бахтина, пошел дальше своего учителя и выдвинул слово на первый план науки «науки об идеологиях» [5. С. 226]. Эта наука живет по марксистским законам детерминации: идеология - надстройка над экономическим базисом. Идеолог как носитель индивидуального сознания не является «архитектором идеологической надстройки», а лишь «жильцом, приютившимся в социальном здании идеологических знаков» [5. С. 226]. Таким образом, В. Волошинов подчеркивает квинтэссенцио-нальность идеологии как объективной реальности, продуцированной в человеческом сознании.
Методологическую трудность в определении границ объективного и субъективного советские лингвисты пытались решить с помощью инструмента внешней среды -идеологии. Индивидуальный субъективизм с объективными идеологическими установками при познании объективной реальности должен был дать лингвистике 20-х гг. ХХ в. в СССР образец «чистой науки» об идеологиях.
Позитивистское отношение к действительности распространялось и на людей повседневности. При прочтении идеологических текстов, которые были, по
утверждению Г. Винокура, «простыми, как мычание» [6. С. 79], повседневному человеку не надо было задумываться: переход от восприятия к действию был скорым. Увеличение амплитуды употребления некоторых слов и выражений, по мнению А.М. Селищева, «утратило не только эмоциональную окраску, но и реальное значение, не соответствуя тем предметам и явлениям действительности, к которым относятся они в речи лиц, бессменно пользующихся тем или иным модным словом» [7. С. 115].
Таким образом, абсолютная идеологизация языкового политического пространства начинает давать некоторые семиотические и семантические сбои. Часть идеологических слов и выражений становится «мертвыми». Например, часто употребляемый лозунг конца 20-х. гг. ХХ в. «Бюрократизм - язва на теле пролетарского государства. Активностью рабочих и крестьян вырвем его с корнем!» быстро утратил свой семантический смысл ввиду противоречивой природы советского государства.
Постепенно позитивистское отношение к действительности наполняется негативным пафосом. Метастазы идеологии больше не могут достигнуть пределов жизни каждого отдельного человека. На смену эпохе Модерна приходит Поздний Модерн с его неприятием любых попыток рационального обоснования действительности и идеологического отношения к ней.
Хронологически парадигма Позднего Модерна совпадает с периодом разочарования в структурной методологии ее идеологов и апологетов, для которых «чистой» объективной реальности уже не существует. Происходит отказ от гегемонии монореальности в пользу признания полицентричности политического мира и полисемии политического языка. Такая множественность позволяет получать импульсы для развития различных смыслов, линейно детерминированных в рамках Модерна способностью означающего, прямой и полной репрезентации обозначаемого им объекта.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Структурализм как деятельность // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.
2. Соссюр де Ф. Курс общей лингвистики. М.: Логос, 1998. 296 с.
3. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: АСТ; Ермак, 2003. 331 с.
4. Бахтин М.М. Проблема речевого жанра // Собр. соч.: В 7 т. М.: Русские словари, 1996. Т. 5.
5. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка (основные проблемы социологического метода в науке об языке) // Волошинов В.Н. Филосо-
фия и социология гуманитарных наук. СПб.: Аста-пресс ltd, 1995.
6. Винокур Г. Культура языка. М., 1925. 218 с.
7. Селищее А.М. Язык революционной эпохи (из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926)). М.: Работник просвещения,
1928. 248 с.
Статья поступила в редакцию журнала 13 ноября 2006 г., принята к печати 20 ноября 2006 г.
