CC BY
20
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2017, Том 26, Экспресс-выпуск 1532: 5035-5041
Памяти Владимира Владимировича Леоновича (1924-1998)
В.Е.Флинт
Второе издание. Первая публикация в 1998*
Уход человека из жизни — это всегда трагедия. Но когда уходит человек безгрешный, не совершивший за долгую жизнь ни одного сколько-нибудь сомнительного поступка, любимый всеми и не имеющий ни одного недоброжелателя, тогда горечь и боль утраты возрастают в десятки и сотни раз. Именно эти чувства испытали мы, орнитологи России, передавая 5 марта 1998 года друг другу печальное сообщение: скончался Владимир Владимирович Леонович. В этот день мы потеряли удивительного человека, поражавшего не только разнообразием и силой интеллекта, но и особой душевной чистотой. Он самозабвенно любил природу, а это — наиболее тонкий и полный тест на нравственное совершенство.
Биография Владимира Владимировича Леоновича сравнительно проста. Он родился 11 мая 1924 года в глубоко интеллигентной семье, в которой духовные ценности всегда были выше материальных. Его отец, Владимир Михайлович, был видным инженером, и в числе многих других попал в поле зрения органов госбезопасности, арестован в 1932 году, обвинён в антигосударственной деятельности, но по счастливой прихоти судьбы освобождён. Мать, Мария Григорьевна, учительница русского и латинского языка, была любителем и знатоком музыки и других искусств. Она оказала огромное влияние на формирование духовных интересов Владимира Владимировича, именно от неё он унаследовал любовь к классической музыке и к природе. Мария Григорьевна была знатоком флоры Средней России, собирала гербарий, живые цветы были неотъемлемой деталью домашней обстановки. Такая же любовь к диким цветам отличала и Владимира Владимировича: позже в его московской квартире с первых дней весны и до глубокой осени на всех столах стояли большие и удивительно красивые букеты, отражающие все стадии цветения подмосковных растений. Я ни у кого не видел таких выразительных, замечательных букетов, как у него.
Влияние матери сказалось и на знании иностранных языков: Владимир Владимирович превосходно и с удовольствием говорил на немецком и французском, свободно переводил английские тексты, знал зарубежную поэзию, читал в подлиннике художественную литературу.
* Флинт В.Е.1998. Памяти Владимира Владимировича Леоновича II Орнитология 28: 252-255. Рус. орнитол. журн. 2017. Том 26. Экспресс-выпуск № 1532
5035
А вот любовь и неодолимую тягу к птицам он, видимо, унаследовал от отца, под руководством которого начал вести дневник наблюдений за ними в возрасте девяти лет, и продолжал это занятие до последних дней своей жизни.
После ареста и последовавшего освобождения отца семья была вынуждена выехать из Москвы и поселиться в Дмитрове, в большом старом доме, принадлежавшим сёстрам отца. Здесь у Владимира Владимировича было гораздо больше возможностей для того, чтобы общаться с природой, и он на всю жизнь полюбил живописные окрестности города Дмитрова. Много позже, когда обе тёти уже скончались, Владимир Владимирович весной и осенью регулярно приезжал сюда, проводил наблюдение за прилётом и гнездованием птиц, собирал последние осенние цветы.
Стать профессиональным орнитологом всегда было мечтой Владимира Владимировича. В 1941 году он поступил на биологический факультет Московского университета, но вскоре должен был его оставить по болезни — у него нашли острую форму туберкулёза, осложнённую ещё с детства мучившим его диабетом. Крайне проблематичными оказались и перспективы полевых исследований. А без экспедиций Владимир Владимирович свою жизнь не представлял. Он всё-таки нашёл
Ч
V »
л
Владимир Владимирович Леонович (1924-1998).
в себе силы не сдаться и обрёк свой протест против заключения врачей в целенаправленное закаливание организма. Он много экскурсировал в окрестностях Дмитрова, проходя по 20 километров в день, а кроме того начал ежедневные обливания холодной водой, и продолжал эту процедуру в течение всей жизни. Как ни парадоксально, но проблемы со здоровьем имели и положительную сторону: Владимир Владимирович был освобождён от службы в армии. А ведь он принадлежал к тому поколению, которое почти целиком уничтожено войной!
Трудно сказать, что помогло больше — физические упражнения или сила характера, но здоровье Владимира Владимировича заметно улучшилось, и в 1944 году он снова оказался студентом МГУ. К сожалению, не на биофаке, а на искусствоведческом отделении исторического факультета. В 1948 году, ещё будучи студентом, Владимир Владимирович был зачислен научным сотрудником в отдел нумизматики Государственного музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина (ГМИИ). В 1952 году он стал там же хранителем драгоценных металлов, а с 1961 года — учёным секретарём музея. В этой должности он пребывал до самого выхода на пенсию. В 1980 году Владимиру Владимировичу присвоено почётное звание Заслуженного работника культуры РСФСР.
Но ГМИИ так никогда и не стал основной ареной деятельности Владимира Владимировича, несмотря даже на его добросовестность и повышенное чувство ответственности. Это был как бы второй план его жизни. А первый план — это изучение птиц, и в этом одно из самых удивительных проявлений личности Владимира Владимировича. Он был типичным орнитологом-любителем. Он не имел биологического образования, он никогда не занимал официальных должностей в зоологических научных учреждениях, но его колоссальной эрудиции в области знания и понимания птиц мог позавидовать любой профессиональный орнитолог. Он был подобен тем бесчисленным английским администраторам, врачам, военным, миссионерам и даже шпионам, которые в прошлом и в начале нынешнего века наряду с официальной службой в колониях собрали гигантский материал по биологии и распространению птиц, положенный затем в основу фундаментальных сводок по птицам Бирмы и Южной Африки, Борнео и Аравии, многих других экзотических стран. Он был единственным орнитологом-любителем и в СССР, и в современной России. Таких у нас больше нет.
Работая в музее изобразительных искусств, Владимир Владимирович часто бывал в Зоологическом музее МГУ, в его орнитологическом отделе. Конечно, он был хорошо знаком и с Георгием Петровичем Дементьевым, и с Николаем Алексеевичем Гладковым, и с Ангелиной Михайловной Судиловской, и даже состоял с ними в дружеских отношениях. Но звёзды отечественной орнитологии (и я твёрдо знаю это!)
недопонимали и недооценивали уникальность его дарования. Единственным человеком в Зоомузее, с которым у Владимира Владимировича было полное взаимопонимание, я бы даже сказал — любовь, это Евгений Павлович Спангенберг. В чём-то они были даже похожи. Может быть в том, что они изучали птицу как вид и как личность, а закономерностям, общим вопросам отводили второстепенное место? Оба они были ассами в наблюдении тончайших элементов нюансов поведения птиц, в отыскивании гнёзд, в опознавании голосов. Когда же переходили к более широким обобщениям, их работы утрачивали и уникальность, и свежесть, и оказывались несколько слабее их же фаунистиче-ских или аутэкологических исследований.
В орнитологических кругах В.В.Леонович более всего был известен как собиратель кладок птиц, по крайней мере в первые годы своей деятельности. Нужно заметить, что в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов коллекционирование оологических материалов было почти повальным увлечением, и регулярные орнитологические семинары в Зоомузее часто заканчивались интереснейшим неформальным обсуждением новых находок гнёзд. Генераторами интереса к оологии были, естественно, Е.Н.Спангенберг и Александр Петрович Кузякин, обладавшие в то время крупнейшими частными оологическими коллекциями. Владимир Владимирович был несколько в стороне от страстей, закипавших вокруг сбора гнёзд и яиц, но его коллекция постепенно увеличивалась, и скоро по ряду разделов вышла на первое место.
Вопреки общему убеждению, В.В.Леонович не был коллекционером в прямом смысле этого слова, и в отличие от Спангенберга и Ку-зякина (с которым Владимир Владимирович свёл тесную дружбу), никогда не обменивался кладками и не принимал их в подарок. Признавалось только собранное им самим и отпрепарированное своими руками! А вот подарки он делал охотно, и после каждой его экспедиции оо-логи Москвы гадали, кому что перепадёт из всегда уникальных сборов Леоновича. Правила были железными: если привозилась одна кладка нового вида, то она безоговорочно оставалась у Владимира Владимировича, если две - одна шла Спану, если три - получал свою долю и Кузякин. Это была дань почтительности к авторитетам, и Владимир Владимирович радовался тому, что доставил радость своим учителям.
В своей же коллекции В.В.Леонович стремился собрать не единичные кладки, а серии, охватывающие всю географическую, подвидовую и индивидуальную изменчивость. Для Е.Н.Спангенберга же и А.П.Ку-зякина главным вопросом было получение нового, ещё не представленного в коллекции вида. Вот почему Владимир Владимирович никогда не знал, сколько кладок в его коллекции и скольким видам они принадлежат, но с поразительной точностью помнил «в лицо» каждую, отдельно взятую кладку.
Владимир Владимирович свято хранил заложенную А.П.Кузяки-ным традицию собирать кладки вместе с гнёздами или гнездовой выстилкой, а также принял на вооружение разработанные Кузякиным систему и планировку размещения коробок для кладок. Вместе с тем, в отличие от своих учителей, кладки в коллекции он первоначально не систематизировал по видам, а хранил их в соответствии с географией своих сборов. Да и этикеток при кладках почти не было, указывался только номер, а вся описательная часть хранилась в виде дневников. Это отражалось на зрелищности коллекции, затрудняло работу с ней, и Владимир Владимирович, пользуясь каждой свободной минутой, приводил её в общепринятый вид. Но процесс этот был медленным, так как полные этикетки содержали массу информации, и изготовление каждой из них требовало не только времени, но и «раскопок» в полевых дневниках.
А коллекция была поистине уникальной! Владимир Владимирович был уникальным мастером поиска гнёзд, и это его умение вызывало всеобщее восхищение. Позже ему в этом мастерстве создал конкуренцию его друг и ученик Георгий Серафимович Кисленко, но и он, при всей его талантливости, превзойти Владимира Владимировича не смог. Особыми жемчужинами коллекции стали кладки азиатского бекасо-видного веретенника, кроншнепа-малютки, сибирского пепельного улита, японского свиристеля, рыжехвостой мухоловки, иранской пеночки и ряда других видов, гнёзда которых были найдены Владимиром Владимировичем на территории СССР впервые. Многие из них остаются уникальными и по сей день.
В поразительных способностях Владимира Владимировича отыскивать гнёзда я мог убедиться на собственном опыте. Как-то раз волею судеб наши пути пересеклись в аэропорту Тикси. В.В.Леонович и Борис Николаевич Вепринцев ждали самолёт на Хатангу, и у нас образовалось два часа свободного времени. Была ранняя весна, снег почти сошёл, и окружающая тундра полнилась голосами куликов. Наиболее интересным в окрестностях Тикси для нас был кулик-воробей, и мы вдвоём отправились на поиски гнёзд. Я отнюдь не новичок в выслеживании гнёзд куликов, но результаты нашей экскурсии указали мне моё место: за то время, пока я нашёл два гнезда кулика-воробья, Владимир Владимирович собрал пять кладок! Это - класс.
География экспедиционных работ Владимира Владимировича поистине необъятна. Она охватывает Казахстан, побережья и острова Белого моря, Таймыр, долину Индигирки, Чукотку и Магаданскую область, Кавказ и Закавказье, Амурскую область, Приморье, Сахалин, Курилы, Камчатку, Забайкалье, Туву и все республики Средней Азии -Туркмению, Таджикистан, Узбекистан и Киргизию. Экспедиционная деятельность Владимира Владимировича началась в 1954 году. И на
протяжении 20 лет официально не финансировалась. Весь год он копил деньги на летнюю поездку из своей скромной зарплаты, часто отказывая себе даже в самом необходимом. Лишь изредка он получал небольшие субсидии от Московского общества испытателей природы, членом которого был с 1958 года. Только начиная с 1974 года, после знакомства с Б.Н.Вепринцевым, Владимир Владимирович стал официальным участником академических экспедиций.
Каждый выезд Владимир Владимирович планировал заранее и продумывал предварительно не только маршрут, но и список видов, которых мог встретить в выбранном для поездки месте. В этом списке, составленном по литературным материалам, он особо выделял мало изученные или отсутствующие в его коллекции виды, и был счастлив, когда удавалось закрыть ещё одно белое пятно. А это бывало всегда: я не помню случая, когда бы Владимир Владимирович вернул без сенсационного открытия или находки.
Примечательна судьба оологической коллекции В.В.Леоновича. Он трезво смотрел на жизнь и смерть, и его беспокоила судьба собранного им научного сокровища. Поэтому ещё задолго до своей кончины Владимир Владимирович официально завещал коллекцию Зоологическому музею ММосковского университета и начал её передачу, выверяя этикетки и распределяя кладки в систематическом порядке. Коллекцию, имеющую, кстати, огромную материальную стоимость. Воля его исполнена, и коллекция сейчас под надёжным хранением в Зоомузее. Это - свидетельство высочайших духовных качеств Владимира Владимировича. Он был бессребреником высшей пробы.
Было бы неверным считать, что деятельность В.В.Леоновича ограничивалась собиранием кладок и наблюдениями за жизнью птиц. Он написал ряд принципиально важных статей, в которых на основании обработки полевых наблюдений и изучения коллекционных материалов высказал интересные соображения о возможностях использования оологических критериев в систематике птиц, о скорости и условиях формирования окраски скорлупы яиц в группах родственных видов, о систематике и филогении различных групп птиц, о биологии малоизученных видов и о других аспектах классической орнитологии. Часть этих работ опубликована за рубежом и получила высокую оценку специалистов.
Особый этап в жизни В.В.Леоновича составляет его сотрудничество с выдающимся российским орнитологом Борисом Николаевичем Веп-ринцевым. В.В.Леонович был замечательным знатоком птичьих голосов, безошибочно определял особенности и нюансы не только песен, но и позывок на подвидовом уровне. Такие особенности он рассматривал как важный диагностический признак, и практика многократно подтверждала его абсолютную правоту. Вепринцев по достоинству оценил
этот своеобразный дар Владимира Владимировича и привлёк его к созданию фонотеки голосов птиц России. После кончины Бориса Николаевича в 1990 году В.В.Леонович принял у него научную эстафету и до конца своей жизни был главным специалистом Фонотеки голосов животных РАН в Пущино.
Многие и долгие годы связывала нас с Владимиром Владимировичем тесная и ничем не нарушаемая дружба. Я часто бывал у него дома, ездили мы вместе и в Дмитров. Общение с Владимиром Владимировичем всегда доставляло истинную радость. Природная мягкость характера и постоянная приветливость в отношении друзей не противоречили независимости его взглядов, его духовной твёрдости. За всю свою жизнь Владимир Владимирович не выкурил ни одной сигареты, не взял в рот ни капли спиртного. Он был убеждённым вегетарианцем, и в экспедиционных условиях, когда временами кроме мяса другой пищи практически не бывало, ему приходилось трудно. В последние годы жизни Владимир Владимирович остался в полном одиночестве, но это не озлобило его, не сделало замкнутым или эгоистичным. Напротив, он ещё больше радовался визитам друзей и особенно молодёжи. По-прежнему с весны до осени в широких плошках стояли удивительно красивые букеты, которые он формировал с фантастическим умением и вкусом. Он так же, как и раньше, обожал музыку, особенно Шостаковича и Шнитке, он также боготворил Рихтера. Он жил, не сдаваясь до самого конца.
Я никогда не забуду его. И думаю, что в этом не буду одинок.
Вечная ему память!
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2017, Том 26, Экспресс-выпуск 1532: 5041-5044
Новая встреча лебедя-шипуна Cygnus olor под Архангельском
В.А.Андреев
Валерий Аркадьевич Андреев. Кафедра биологии, экологии и биотехнологии, Северный (Арктический) федеральный университет им. М.В.Ломоносова, Наб. Северной Двины, 17, Архангельск, 163000, Россия. E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 18 ноября 2017
В середине ноября 2017 года в устьевой области Северной Двины на реке Левковке, в одноимённой деревне, расположенной в ближайших окрестностях Архангельска, остановился лебедь-шипун Cygnus
