CC BY
31
ПАМЯТИ РАСУЛА ГАМЗАТОВА
Для него кончилась доля, началась история. В одном из последних интервью незадолго до 80-летия Расул с печалью посетовал на то, что его поэма памяти покойной жены Патимат не увидит света на русском: переводчиков, с которыми были связаны несколько десятилетий творческой работы, уже нет в живых. Я написал в Махачкалу: пришли, мол, подстрочник - переведу поэму и опубликую у нас, в Ростове... А пришло из Москвы известие, которое трудно перенести.
А давно ли я звонил ему, а он, уже, правда, тяжело больной, через помощника передал, что полностью доверяет мне подготовку издания в Ростове миниатюрной книги его стихов. И она, любовно оформленная, выпущена была издательством «Новая книга», которое возглавляет Аркадий Ленау. Первый экземпляр подарили Президенту России Владимиру Путину, когда он был на Дону. А весь тираж, изготовленный при поддержке полномочного представителя Президента страны в ЮФО Виктора Казанцева, им же был подарен Расулу Гамзатову у него дома.
' Конечно, придет время, и я, как многие другие, знавшие и любившие Расула, напишут о нем воспоминания. Пока же могу решиться лишь на заметки о нем - таком, каким он помнится мне.
Уж так сложилось в мире, что, когда умирает великий человек, сразу объявляется у него несчетное количество друзей. Что касается Расула, то это как раз неизбежно: человек огромного обаяния и дружелюбия, он притягивал к себе людей - не счесть, сколько их.
Познакомились мы без малого полвека назад. И за несколько дней до самого знакомства я увидел его в холле Союза писателей на улице Воровского (теперь по-старинному Поварской). И не могу не рассказать о том, какое впечатление на меня произвело увиденное. Я сидел в глубоком кресле у окна, когда справа, по лестнице поднялся в холл Александр Твардовский. Высокий, статный, в ладно сидевшем на нем сером костюме, он, засунув руки в карманы, медленно шел, ни на кого не обращая внимания. На лице его лежало выражение мрачного недовольства. И неожиданно, в одно мгновение, оно преобразилось - глаза потеплели, на лицо легла розовая краска. Он, напряженный до этого, размяк и раскинул руки: слева, из коридора навстречу ему вышел Расул Гамзатов, весь радостный, светящийся, сложивший губы трубочкой. Поэты обнялись, хлопая друг друга по лопаткам. О чем-то негромко переговариваясь, так они, вполуобнимку, и направились туда, откуда только что появился Расул. Позже я узнал, как строг Александр Трифонович, как нетерпим он к умилению и подобострастию и как добр и нежен к тем, кто истинно прост. Расул и тогда был уже изрядно известен, но известных в помещении Союза писателей было
- пруд пруди. А как ласково обошелся Твардовский с младшим другом своим - мало кто такого удостаивался!
Много лет спустя, уже давно знакомые, мы встретились с Расулом в Доме творчества писателей. Он подхватил меня под бок:
- Ты давно приехал?
- Сегодня днем, ~ говорю.
-Днем приехал и не зашел?
Я стал оправдываться:
, - Сильву Капутикян навестил, кофе пили, засиделись...
- Кофе! - изобразил он удивление и возмущение. - Это что - напиток мужчин? Нашел, что пить. Сейчас мы все исправим. Идем ко мне, у меня все приготовлено.
Я подумал, что у него в комнате собралась компания, но за небольшим круглым столом мы оказались вдвоем. Расул произнес красивый тост. Мы выпили за встречу, а потом довольно долго вспоминали наших общих знакомых, смеялись или печалились: в нашей писательской жизни все так причудливо переплетается! И я не сразу
нашелся, не понял, шутит ли он или всерьез говорит, когда после небольшой паузы Расул неожиданно полуутвердительно, полувопросительно произнес:
~ Слушай, я избалованный...
Я знал, что были люди, писатели и околописатели, снедаемые завистью и тщеславием, которые говорили: Расул заласкан, и почести падают ему под ноги, как яблоки с дерева - только успевай подбирать. А он-то вправду был велик - и душой, и умом, и талантом, и способностью к изнурительному труду, к человеколюбию. Расул был из тех национальных поэтов, которых можно было не переводить на русский стихами - достаточно было сделать хороший подстрочник, и он читался бы. И как читался бы! В этом смысле Расул был из ряда таких неповторимых поэтов, блистательных мастеров, редкостных мудрецов,. как балкарец Кайсын Кулиев, армянин Амо Сагиян, кабардинец Алим Кешоков, ингуш Джемалдин Яндиев, как, к счастью и ныне здравствующий, калмык Давид Кугультинов.
- Да ты что, Расул!.. Сколько знаю тебя, не замечал. Ты не из тех, кто чтим не по делу. И не заносишься ты - заносятся те, кому бремя славы не по плечу. Будь иначе, тебя любили бы Кайсын, Алим, Давид, Трифоныч?..
Он выслушал меня, сморщил переносицу, прыснул смехом:
- Слушай, за нас выпьем.
Расул глубоко любил и чтил Шолохова. Однажды мне позвонили из нашего, ростовского, Министерства культуры. Предстой какой-то праздник, и начальство хотело пригласить в гости Расула. Меня попросили позвонить ему, узнать сможет ли он приехать, примет ли предложение. Я связался с Расулом по телефону и, после личного разговора о том о сем, сказал ему: так, мол, и так.
- Слушай, говорят, у вас поставили памятник моим журавлям...
- Поставили, Расул, возле города Шахты, приедешь, сам увидишь.
- Слушай, мне так хочется в Вешенскую. Хочется постоять у могилы Шолохова, поклониться его памяти.
Я пообещал, поговорить с министерским начальством и позвонить снова. И позвонил, и, стыдясь, передал слова начальства, что такой возможности нет. Расул надолго замолчал, посопел в трубку и тихо и горько сказал:
- Значит, не приеду...
Больно сознавать, что Расул за свою славную жизнь во многих концах земли побывал - ему ведь по праву многое было доступно. А вот в Вешки съездить, у могилы Шолохова постоять, памяти его поклониться не довелось. Больно, и всегда будет больно за это непоправимое, словно ияв том виноват.
Николай Егоров
