CC BY
18
Андрей откинулся на спинку стула. Так. Вот, значит, до чего дожили... Прелестно... Поздравляю, господин советник...
- Что значит - не хотят? - сказал он. - Кто их спрашивает?
- Измотаны, господин советник, - сказал Фогель доверительно. - Курево кончается, поносы замучили. А главное - боятся. Страшно, господин советник» [2, 333-334]
Суть этого бунта, солдатского, вполне ясна - люди голодны, их терзает страх перед неопределенностью. По классификации Стругацких это голодный бунт, тогда как революцию Гейгера вполне можно назвать сытым бунтом, ведь на тот момент в Городе все находилось в относительном порядке, сам Гейгер был политическим деятелем и, мягко говоря, от голода не страдал, а «отключение солнца» стало лишь поводом, сыгравшим на руку его амбициозным планам.
Таким образом, в повести «Град обреченный» братьев Стругацких вполне отчетливо проступает мотив
народного бунта, причем авторы описывают его именно как бессмысленный и беспощадный, а главное - закономерный процесс. Стругацкие через призму восприятия главного героя - Андрея Воронина - доносят до нас мысль о том, что все это действительно страшно и жестоко. В тоже время устами Изи Кацмана писатели говорят, что это будет всегда, вне зависимости от обстоятельств и чьих-то желаний. Фактически они вводят понятия «сытого бунта» и «голодного бунта». Первый, как это ни парадоксально, происходит от банальной скуки, когда люди имеют достаточно высокий уровень жизни, второй - в результате того, что ключевые потребности народа оказываются неудовлетворенными. Какой бунт при этом страшнее - вопрос риторический.
Список литературы
1. Володихин Д.М., Прашкевич Г.М. Братья Стругацкие. - М.: Молодая Гвардия, 2012 - 350 с.
2. Стругацкий А., Стругацкий Б. Град обреченный. -М.: АСТ, Астрель, 2010. - 460 с.
П. АГБАБИ «ЖЕНЩИНА БАФА» (ОПЫТ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОГО АНАЛИЗА)
Ганин Владимир Николаевич
Докт. филол. наук, профессор кафедры всемирной литературы, г. Москва
Одной из характерных черт современной литературы, испытавшей влияние постмодернистской поэтики, становится ее интертекстуальность. Мир воспринимается постмодернистами как текст или повествование. «Ничего не существует вне текста», - заявил один из основоположников постмодернизма Жак Деррида [1, с. 178]. Поэтому и художественное произведение, с точки зрения представителей этого направления, не воспроизводит реальный мир, а лишь отсылает к другим текстам. В подобных обстоятельствах одной из эффективных методик изучения художественного произведения, во всей полноте, раскрывающей систему заложенных в ней смыслов, становится интертекстуальный анализ. Для того, чтобы проверить его возможности на практике, обратимся к одному из стихотворений британской поэтессы Агбаби, в творчестве которой явно сказывается влияние постмодернистской культуры.
Пейшенс Агбаби (Patience Agbabi, род. 1965) в полный голос заявила о себе как поэтесса во второй половине 90-х годов. В настоящее время она является обладателем нескольких престижных литературных премий и избрана поэтом-лауреатом города Кентербери. Ее родители перебрались в Англию из Нигерии. Вскоре после рождения девочку удочерила семья англичан. Детство и юность будущей поэтессы прошли в Суссексе и Северном Уэльсе. Приемные родители позволяли Пейшенс свободно общаться с биологическими родителями, поэтому она называется себя «человеком двух культур».
Литературой она увлеклась очень рано, и одним из любимых ее авторов в школьные годы стал Джеффри Чо-сер. Этот интерес к классической литературе повлиял и на ее собственную поэзию. Агбаби любит экспериментировать с традиционными жанрами, вдыхать новую жизнь в классические тексты. В 2014 году она выпустила сборник Telling Tales, в котором переложила на современный язык и дала современную интерпретацию «Кентерберийским
рассказам» своего любимого Чосера. Некоторые литературные обозреватели назвали это издание «ремиксом "Кентерберийских рассказов"».
Впрочем, сборник Telling Tales не был первой попыткой Агбаби перелицевать чосеровский текст. В свою вторую книгу Transformatrix (2000) она включила стихотворение The Wife of Bafa, уже название которого заставляет вспомнить Батскую ткачиху (Wife of Bath) из «Кентерберийских рассказов». В черновом варианте стихотворение носило название The Wife of Bongoko, но очевидно поэтессе было важно, чтобы у читателя сразу же возникли ассоциации с известным произведением. Соучастие читателя, его вовлеченность в процесс раскрытия смысла текста имеет принципиальное значение для литературы постмодернизма, и интертекст (особенно эксплицитный) оказывает действенную помощь в достижении этой цели. Как заметила французская исследовательница Н. Пьеге-Гро: «В случае пародии, стилизации и аллюзии читатель неизбежно превращается в участника текстовой игры. Любая аллюзия - это своего рода игровой прием, когда можно сказать многое, ничего не говоря, донести свою мысль посредством иносказаний, однако эта игра требует проницательности от адресата текста. Искажение великих образцов или великих произведений литературы также преследует цель вызвать улыбку у сведущего читателя. Пародия предполагает, что деформированный текст будет узнан, ставка при этом делается на поддержание постоянного напряжения между ощущением тождества двух текстов и одновременным осознанием различия между ними. Именно из такого напряжения и рождается удовольствие от текста» [2, с. 145].
В книге Чосера вторая часть словосочетания Wife of Bath указывает место (город Бат), откуда прибыла героиня. У Агбаби же вторая часть обозначает фамилию персонажа - для автора здесь важнее схожесть звучания, чем значения, так как это позволяет быстрее запустить механизм узнавания читателем исходного текста. Но, тем не
менее, чтобы восстановить равновесие героиня Агбаби уже во второй строке отмечает, откуда она: My nave is Mrs Alice Ebi Bafa I come from Nigeria [3, p. 21].
Упоминание об африканской стране должно сократить дистанцию между «женщиной Бафа» и «женщиной из Бата», так как уклад жизни в Нигерии еще во многих отношениях близок к средневековому.
Однако Алис далее гордо заявляет, что она «биз-несвумен»:
I am very fine, isn't it. My next birthday I'll be... twenty nine. I'm business woman [3, p. 21]. Словосочетание business woman встречается и в «Общем прологе» у Чосера, когда он представляет Бат-скую ткачиху среди прочих паломников:
There was a business woman, from near Bath [4, p.
12].
Однако оно имеется лишь в переводе на современный английский язык, в книге самого Чосера оно не используется:
A good Wif was ther of beside Bath [5, p. 33]. Выражение A good Wif имело значение «хозяйка дома» во времена создания «Кентерберийских рассказов». Переводчик на современный английский хотел подчеркнуть, что паломница из Бата не вела праздный образ жизни, а занималась ремеслом. Героиня Агбаби называет себя business woman, чтобы придать себе большую значительность, чем есть на самом деле. С этой же целью она упоминает, что путешествовала первым классом. Сигналом, который предупреждает, что не следует безоглядно доверять миссис Бафа, становится пауза, возникающая прежде, чем она называет свой возраст. Эта пауза заставляет подозревать, что героине явно не двадцать девять лет, а гораздо больше. Да и бизнесом ее, как становится понятно дальше, является мелкая торговля, вероятно уличная. И всякая претензия на респектабельность улетучивается в концовке стихотворения, где «женщина Бафа», уже унижаясь, упрашивает купить у нее хоть что-то: I give you discount 'cause I like your smile. The quality is very good. If I take off more I will not make profit And I travel to Lagos next week. Make it my lucky day. Please, I beg you [3, p. 22].
Батская ткачиха не стремится пустить пыль в глаза и занять в глазах окружающих более высокое положение, чем-то было в реальности. В средние века это было гораздо сложнее. О положении человека судили не по словам, а по другим приметам. Поэтому прежде, чем Батская ткачиха заговорила сама, ее описывает автор:
So skilled a clothmaker, that she outdistanced
Even the weavers of Ypres and Ghent. [.]
Her headkerchiefs were of the finest weave, Ten pounds and more they weighed, I do believe, Those that she wore on Sundays on her head. Her stockings were of finest scarlet red, Very tightly laced; shoes pliable and new. Bold was her face, and handsome; florid too. She had been respectable all her life, And five times married, that's to say in church, Not counting other loves she'd had in youth [4, p. 12]. Рассказчик отмечает, что в своем ремесле ткачиха достигла большего мастерства и превзошла ткачей из Гента и Ипра, которые считались лучшими производителями тканей на континенте. Далее следует описание
одежды, которое свидетельствует о ее преуспевании и обеспеченности. Автор даже использует по отношению к своей героине определение respectable, правда, последующая информация о том, что ткачиха пять раз выходила замуж и имела бессчётное количество любовников в молодости, заставляет воспринимать с иронией эту похвалу.
Интертекст в данном случае помогает лучше осознать, насколько в современной жизни позиция, оценка, репутация зависят не от объективных качеств предмета, явления или человека, а от внешних факторов: рекламы, пиара, красноречия. Впрочем, интертекст побуждает читателя более внимательно присмотреться к исходному тексту. Такой новый взгляд позволяет заметить, что трещина между казаться и быть наметилась уже в ту эпоху. Ирония Чосера как раз акцентирует на ней внимание. Очень часто он перечисляет достоинства персонажа, но приводимые далее факты вступают с этой характеристикой в противоречие. Например, Батскую ткачиху он называет «почтенной» (respectable), но далее говорит о ее пяти браках и многочисленных любовниках, что никак не вяжется с эпитетом «почтенная».
Соотнесение стихотворения Агбаби с текстом «Кентерберийских рассказов» также позволяет увидеть различия в жизненных ценностях ее героини и Батской ткачихи. Для миссис Бафа, как и для многих западных женщин, большое значение имеет карьера, которая зачастую и определяет их положение в обществе. Потому начало стихотворения Агбаби, и его финальная часть посвящены профессиональной деятельности ее героини. Батская ткачиха о своей работе не упоминает совсем. Главный ее жизненный интерес связан с любовными утехами. Она приводит многочисленные ссылки на различные авторитетные источники, в том числе и на Библию, чтобы доказать их законность и необходимость для человека. Она готова была удовлетвориться тем, что мог дать в этой сфере брачный союз, но трое мужей оказались слишком старыми, чтобы соответствовать ее плотским аппетитам, и потому ей приходилось искать любовников на стороне. Однако из рассказа Батской ткачихи можно понять, что она с должным уважением относилась ко всем супругам и не сожалеет ни об одном из браков: Thanks be to God, I've had no less than five Husbands at the church door - if one may believe I could be wed so often legally! And each a man of standing, in his way [4, p. 219]. У миссис Бафа в отношении к браку опять же чувствуется влияние западной культуры с некоторой долей феминистской идеологии. Рассказ о своей семейной жизни она начинает с упоминания об отце: My father had four wives So I had five husbands [3, p. 22]. В этих строках слышится и вызов, и разрыв с традицией, которая допускает многоженство и определяет зависимое положение женщины. Каждый ее брачный союз также можно трактовать как вызов мужчине. Трех мужей, которые были старше ее, она довела до истощения и смерти «любовными упражнениями». Для нее такой финал служит доказательством ее превосходства над мужчинами. Когда пятый муж попытался прибегнуть к физическому насилию, героиня стихотворения дала ему достойный отпор:
He turned into wife batterer. He was to regret his action. I beat him till he begged for his ancestor [3, p. 22]. Ничего подобного нет у Чосера: Батская ткачиха первой дает оплеуху пятому мужу, который значительно
моложе ее, но в ответ получает такую трепку, что теряет сознание.
Различаются взгляды героинь и на такой важный аспект семейной жизни как деторождение. Мы не знаем, если у Батской ткачихи дети, она ни разу не упоминает о них, вполне вероятно, что она бесплодна. Однако она признает, что Бог создал человека способным к размножению, и она придает этой функции человеческой природы очень большое значение. Хотя из ее же слов становится очевидно, что ее больше интересует процесс, предшествующий деторождению, чем результат.
Миссис Бафа бездетна, и она допускает, что некоторые из соплеменников подозревают ее в колдовстве из-за этого. Но на самом деле причина кроется в достижениях западной медицины, которые позволяют избежать нежелательной беременности:
Some say I'm a witchcraft 'cause I did not bear them children. They do not understand the Western medicine [3, p. 22].
Опять же в этом просматривается стремление героини Агбаби ориентироваться на систему ценностей, сформированную западной культурой.
Таким образом, смысл стихотворения The wife of Bafa в полной мере раскрывается лишь в сопоставление с соответствующим отрывком из «Кентерберийских рассказов». Без обращения к чосеровскому тексту некоторые моменты произведения Агбаби могут остаться темными для
современного читателя. Например, миссис Бафа горделиво заявляет:
I cast a spell with my gap-tooth smile [3, p. 22]. У Чосера в «Общем прологе» в портрете Батской ткачихи также отмечается эта деталь:
For she was gap-toothed, if you take my meaning [4, p. 13].
Позднее сама героиня упоминает эту особенность своей внешности и объясняет ее как знак богини любви Венеры. Комментарий же к этому эпизоду поясняет, что редкозубость в средние века считалась признаком похотливости.
Список литературы
1. Деррида Ж. Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. М., 1995. № 5. - с. 170 - 189.
2. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. Пер. с фр. / Общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Коси-кова. М.: Издательство ЛКИ, 2008. - 240 с.
3. Agbabi P. Wife of Bafa // Identity Parade. New British and Irish Poets. Tarset: Bloodaxe Books, 2010. - 384 p.
4. Chaucer G. The Canterbury Tales. Oxford: Oxford Univ. Press, 1985. - 482 p.
5. Chaucer G. The Wife of Bath's Prologue and Tale. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1994. - 138 p.
ОБ ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ
ПРОИЗВЕДЕНИЯХ
Мир, в котором мы живем, можно назвать миром имен и названий. Ведь практически каждый реальный объект, да и вымышленный тоже имеет или может иметь свое собственное наименование. При этом одни названия настолько древние, что их воспринимают как возникшие сами собой, поскольку неизвестен их автор, а иногда даже и народ, языку которого это слово принадлежало. История таких имен скрыта от нас завесой времени. Этим, в частности, отличаются названия некоторых рек, морей, гор, звезд. Напротив, существуют другие имена и названия, дата рождения которых установлена точно или даже широко известна, которые связаны с чьим-то известным историческим лицом или с какими-то событиями, или с какими-либо природными условиями.
Имена собственные становятся объектом пристального внимания филологов-лингвистов и литературоведов. Происходит это потому, что любое наименование, любое имя собственное - это слово. И как слово входит в систему языка, образуется по законам языка, по определенным правилам реализуется в речи и подвергается возможным изменениям в дальнейшем. Оно живет в разных формах речевой деятельности человека - устноречевой, разговорной, письменно-официальной, письменно-научной и др. Одной из таких форм, одной из живых имен и названий или же дающим им жизнь, являются произведения художественной литературы.
Академик В.В.Виноградов отмечал: "Вопрос о подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурных их своеобразиях в разных жанрах и
Гасанова С.Х.,
к.ф.н., доцент, каф. ТОиТНЯО ФНК ДПУ
стилях, об их образцах, характеристических функциях и т.п. не может быть проиллюстрирован немногими примерами. Это очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы". В самом деле, имена и названия являются неотъемлемым элементом формы художественного произведения, слагаемым стиля писателя, одним из средств, создающих художественный образ. Они могут нести ярко выраженную смысловую нагрузку, и обладать скрытым ассоциативным фоном, и иметь особый звуковой облик; имена и названия способны передавать национальный и местный колорит, отражать историческую эпоху, к которой относится действие романа, повести, рассказа, обладать социальной характеристикой.
В рассказах и повестях, романах и новеллах живут, работают, творят, мечтают люди, текут реки, бушуют штормы на морях и океанах, вырастают и исчезают деревни, поселки, города, светят звезды - все это так, как в реальной жизни. Поэтому, конечно, писатели не могут в своей работе обойтись и без использования имен собственных, причем практически всех видов: от имен и фамилий людей до географических названий. Подчас работа писателя над собственными именами представляет собой сложный и трудоемкий процесс: фамилии, имена, наименования должны быть стилистически верны и точны, должны отвечать идее, целям, произведения, должны нести характерный колорит, а иногда и какой-то специальный смысл, особое значение. Примечательно в этом плане высказывание Юрия Тынянова: " В художественном произведении нет неговорящих имен... Каждое имя, названное
