П.А. Столыпин и
судьба русской цивилизации*_
© А.И. Амосов, 2004
В течение 5 лет П.А. Столыпин проводил успешные реформы, направленные на индустриальное развитие при опоре на семейные фермерские и крупные культурные частновладельческие хозяйства. Впервые в тысячелетней истории России страна имела руководителя, способного вывести ее в мировые лидеры социально-экономического развития без жертв со стороны трудящихся и без революционного уничтожения духовных и семейных истоков великой цивилизации.
Экономическая и историческая науки отличаются от естественных тем, что в них по любому важному термину или понятию ведутся бесплодные споры, исключающие однозначное определение даже классификационных терминов, таких как цивилизация, капитализм, социализм и т.п. Биологи не спорят о том, кто является «истинным» млекопитающим - и мыши, и человек вскармливают потомство материнским молоком, значит, относятся к млекопитающим и никакого «глубинного» содержания этот классификационный термин не имеет. Иная ситуация в общественных науках.
Существует множество признаков, по которым классифицируются цивилизации. В зависимости от того, какие признаки берутся за основу, социологи, историки, экономисты, этнографы, культурологи, политологи и другие специалисты дают разные определения термина «цивилизация», при этом каждое из них представляется единственно верным. Методологический тупик в подобных случаях возни-
кает в связи с тем, что общественные науки отражают процессы, в которых сталкиваются многообразные противоречивые интересы. В частности, термин «цивилизация» еще с древних времен используется на практике в интересах геополитической борьбы. В политических интересах писались и переписывались летописи и иные исторические документы, на основании которых устанавливались «доказательства» превосходства одной цивилизации над другими. Общественная мысль в лучших своих проявлениях искала пути согласования интересов. В некоторой мере эта задача решается при внесении в политическую экономию и в другие общественные науки нравственных критериев. Подобными критериями в политической экономии пользовались У. Петти и А. Смит. Не останавливаясь на нравственном содержании трудовой теории стоимости и других понятий, отметим, что нравственная формула У. Петти - «труд... отец богатства, земля - его мать» (Антология..., 1993, с. 54)
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. 100
применима и к определению термина «цивилизация».
Труд - отец любой цивилизации, земля - ее мать. Творцами цивилизации являются те, кто трудился на земле. Из этого следует важное положение о решающей роли в возникновении и развитии российской цивилизации крестьян, овладевавших знаниями и умениями, имевших способности и таланты для постройки дома, для успешного земледелия, скотоводства, звероловства и рыболовства, бортничества; изготовления одежды, обуви, хозяйственного инвентаря; обладавших нравственными и духовными качествами, необходимыми для воспитания детей и для выполнения функций домохозяев. В течение тысячелетия со времен Киевской Руси и до 1930-х гг. XX в. российская цивилизация основывалась на труде, знаниях и умениях крестьянства. Реально творцами и носителями цивилизации являются не все представители крестьянского сословия, а те кто составлял группу «лучших», «семьянистых» крестьян.
В классово перекошенной советской историографии роль этой группы принижалась и искажалась. Л.В. Милов пишет, что «по крайней мере, последние полвека в нашей историографии главный акцент был сделан на выявлении общеевропейских черт исторического развития России, что само по себе правильно. Однако при разработке такого рода концепций были сделаны явно некорректные преувеличения. .. .Между тем в послевоенной отечественной историографии были и другие серьезнейшие перекосы в приоритетах, связанных с выбором исследования тех или иных проблем. В частности, огромнейшее количество работ было посвящено классовой борьбе, и почти не было исследований повседневной истории, в то время как в зарубежной литературе эта тематика разрабатывалась и тщательно, и скрупулезно на протяжении целых десятилетий» (Милов, 1998).
В момент становления российской цивилизации существовали следующие категории крестьян - смерды, закупы, холопы, изгои, зах-
ребетники, бобыли, казаки. Полноценное хозяйство вели лишь смерды, которых впоследствии власти учитывали как «лучших», «семьянистых» крестьян. При существовавшей в течение нескольких веков свободной запашке земель на Руси «семьянистые» крестьяне строили починки, вели семейное хозяйство за счет своего труда и имущества. Они не разоряли и не эксплуатировали других категорий крестьян. Последние не вели полноценного хозяйства не потому, что у них его кто-то экспроприировал, а из-за отсутствия необходимых физических или духовных качеств, способностей, умения или, наконец, воли и желания.
Наиболее сильные и способные крестьяне являлись основой и западной цивилизации. Отличие последней заключалось в использовании властями более жестоких методов избавления от бедных и слабых, например физического уничтожения сотен тысяч бедняков в Англии во времена «огораживания» или истребления индейцев в США. В России свободных земель было достаточно и их колонизация осуществлялась более цивилизованными методами. Переход к индустриальному развитию поставил задачу трансформации крестьянских цивилизаций в новые формы цивилизаций. Сто- щ
*
лыпин предлагал осуществить эту трансфер- § мацию в эволюционном варианте - сохраняя и | обновляя основы традиционной цивилизации, п После 1917 г. в России был реализован рево- § люционный проект индустриализации с унич- | тожением традиционной цивилизации. §
Что касается переселенческой политики, § то трансформация этого процесса при Столы- § пине состояла в тщательном планировании ив «с материальном и финансовом обеспечении пе- * реселенцев. я
По данным автора антистолыпинских пуб- 1 ликаций М.С. Симоновой, за 1906-1916 гг. из ♦ центральных губерний переселились в Сибирь ^ 3 млн крестьян, из них вернулись на прежние места 548 тыс. (18%). Симонова считает зак- 3 репление 82% переселившихся неудачей сто- ^
лыпинской аграрной политики (Ленин). На наш взгляд, приведенные данные свидетельствуют, напротив, о большом успехе переселенческой политики. Если абстрагироваться от фактора лишения крестьянских хозяйств работников в связи с призывом в армию в 1914— 1916 гг., то и тогда 548 тыс. возвратившихся -это немного. Дело в том, что Симонова ошибается, когда пишет о переселении из центральных губерний «деревенской бедноты». Цель Столыпина в аграрной политике заключалась в поддержке «лучших», «семьянистых» крестьян. Им предоставлялась возможность перевезти в специально сконструированных вагонах скот и хозяйственный инвентарь. Бедноте без лошадей и коров на новом месте делать было нечего, кроме как получить «подъемные». Подобные детали нашей историографией оставлялись без внимания.
Антистолыпинская литература в советские времена насчитывала десятки и сотни книг и статей. Большинство из них, как и цитировавшаяся выше статья, содержат наряду с полезными сведениями, классовые перекосы. Первоисточником указанных перекосов является обязательное следование работам В.И. Ленина. Поэтому целесообразно до того как исследовать реформы П.А. Столыпина, ознакомиться с работой Ленина, посвященной аграрной программе социал-демократов в первой русской революции. В данной работе В.И. Ленин выдвигает лозунг увеличения «вдвое» наделов «обездоленных» крестьян за счет экспроприации «крепостнических латифундий». Однако это чисто политический лозунг, необходимый лишь для привлечения крестьян к классовой борьбе. Ленин оговаривается, что не обязательно нужно передавать землю крестьянам в собственность. Проблемы реальной передачи земли крестьянам в работе не рассматриваются, они не интересовали Ленина, с пренебрежением писавшего о рассуждениях на эту тему государственных деятелей, кадетов, народников и т.п. Главная задача для Ленина - найти
аргументы в пользу экспроприации. Он пишет: «В основу пересмотра социал-демократической аграрной программы необходимо положить новейшие данные о землевладении...» (Ленин, с. 195-196). В чем же состоит новизна приведенных им «данных».
Она заключается в сопоставлении несопоставимых статистических данных и в придумывании Лениным не имеющей отношения к реальной действительности новой классово-руга-тельной классификации землевладельцев. Законодательство России выделяло в тот период надельные, общинные, частновладельческие, казенные, удельные, кабинетские, церковные, монастырские земли. Ленин после статистических манипуляций, о которых будет сказано ниже, выделил 4 группы землевладельцев: 1) «разоренное крестьянство, задавленное крепостнической эксплуатацией», 2) «среднее крестьянство», 3) «крестьянская буржуазия и капиталистическое землевладение», 4) «крепостнические латифундии». Искажение смысла «новейших данных» понадобилось Ленину, чтобы в разделе «Из-за чего идет борьба» написать ключевую фразу: «У десяти миллионов крестьянских дворов (1 группа) 73 млн десятин земли. У двадцати восьми тысяч благородных и чумазых лендлордов - 62 млн десятин» (Ленин, с. 201). Далее Ленин «обосновывает» возможность «округления» цифр и получает нужный ему результат - если экспроприировать земли «лендлордов», то «разоренная крепостничеством» группа крестьян сможет удвоить свои земельные наделы. Социал-демократы, как, впрочем, и эсеры, строили революционную пропаганду среди крестьян, используя многовековое стремление их к бесплатному получению земли. В течение нескольких веков князья, бояре, правительство и дворяне захватывали черные (крестьянские) земли. В начале XX в. у большинства крестьян не сохранилось в народной памяти крепостного права. В то же время крестьянский мир поддерживал идею о несправедливости владения землей теми, кто на ней не
работает. В народной памяти в течение веков сохранялась мечта о свободной запашке, крестьяне считали справедливым бесплатный черный (в пользу крестьян) передел земли.
Это не значит, что для подъема сельского хозяйства России в начале XX в. нужен был черный передел. Безнравственность классовой позиции В.И. Ленина состояла в том, что он, призывая крестьян в революционных целях к черному переделу, понимал ненужность и невозможность этого передела, о чем говорит факт отказа большевиков от этой идеи после прихода к власти. После революции помещичьи земли использовались для организации коммун и совхозов. Иначе и не могло быть. Средний размер «крепостнических латифундий» в статистических выкладках аграрной программы Ленина в 2 333 десятины1 - это такая средняя величина, которая непригодна для практического применения. Ленин это понимал, он оговаривается в своей работе, что 70 млн десятин, предназначенных к экспроприации - это земля с лесом, но ведь беднякам тоже лес нужен. Демонстрируя напускную объективность, он исключил из своего «щедрого» раздела тундру, однако умалчивал о том, о чем постоянно говорили чиновники столыпинского правительства. Крестьянскому двору в центральных губерниях России нельзя прирезать земли за сотни и тысячи километров от него. Главноуправляющий землеустройством и земледелием A.C. Стишинский докладывал в Думе в мае 1906 г. (то есть Ленин читал это выступление), что в большинстве уездов Европейской России отчуждение в пользу крестьян всех частновладельческих, казенных, удельных и иных земель позволит увеличить крестьянские наделы лишь на 0,1-0,3 десятины на наличную душу мужского пола (Столыпинская реформа..., 2003, с. 23). Иначе и быть не могло, поскольку, по переписи 1877-1879 гг., средний размер помещичьего владения в Курской губернии сос-
1 Десятина равна 1,09 гектара.
тавлял 204 десятины, в Московской - 379, а в Оренбургской - 5 285 десятин (Лысенко, 2002, с. 19-20). За прошедшие после этого годы помещичье землевладение сократилось, о чем косвенно свидетельствует и Ленин, указывая, что 30% владельцев «крепостнических латифундий» не являются дворянами (видимо, их и называет Ленин чумазыми лендлордами). Стишинский объяснял депутатам Думы, что из расчета земель для возможного отчуждения следует исключить водоохранные и природоза-щитные леса, а также лесные угодья горных заводов. Это сокращает исчисленный Лениным фонд в 2 раза. Из оставшихся 35 млн десятин «латифундий» часть казенных земель отходила крестьянам по столыпинской реформе без всяких экспроприаций. Часть земель уже находилась в собственности крестьян или в аренде у малоземельных крестьянских дворов. Что касается других частных владений, то столыпинское правительство совершенно правильно стояло за сохранение культурных имений, дававших хороший заработок наемным работникам и выполнявших функции развития сельского хозяйства. В частности, бессмысленно было отбирать землю у владельцев конных заводов и сахарозаводчиков.
Граф А. Орлов потратил в свое время огром- § ные средства на создание орловской породы | рысаков, одной из лучших в мире, и к началу о XX в. эти заводы представляли собой нацио- § нальное достояние. То же самое можно сказать | о создававшихся столетиями крупных предпри- * ятиях по разведению лошадей в степных райо- § нах. После революции первоклассные конные 1 заводы разграбили и разрушили, но вряд ли это * повысило уровень цивилизации и благосостоя- 35 ние народа. Латифундия в переводе с латинско- Я го означает крупное земельное владение, отри- I цательное звучание этому термину Ленин при- * дал с помощью прилагательного «крепостни- ^ ческая». Через 46 лет после отмены крепостно- "
о
о
го права в России не было крепостнического землевладения и крепостнических латифундий, и Ленину это было хорошо известно. Вывод о понимании Лениным того, что никакого крепостничества в имениях уже нет, основан на факте полного отсутствия в его работе аналитических данных или деталей относительно крепостнического ведения хозяйства в имениях.
По материалам симпатизирующего Ленину британского историка М. Пирсона, с 1909 по 1921 г. Ленин состоял в социалистическом групповом браке с Инессой Арманд - женой подмосковного владельца «крепостнической латифундии» Александра Арманда (Пирсон, 2003).
Основу русской цивилизации, как и большинства иных, составляла традиционная патриархальная семья с ее нравственными устоями, традициями в воспитании детей и т.п. В работах Ленина о традиционной семье говорится с таким же презрением и пренебрежением, как и о помещичьих имениях. Между тем «латифундист» Александр Арманд был не только заботливым мужем и отцом 5 детей от Инессы, включая одного ребенка, рожденного ею в гражданском браке с другим человеком, он являлся образцовым владельцем имения и фабрикантом, чуждым проявлений крепостничества.
Потомок пленного француза Александр Арманд на момент венчания с Инессой являлся хозяином текстильной фабрики в Пушкино и имения в окрестностях его. Он входил в круг предпринимателей (одним из них был меценат Мамонтов) и одновременно в круг московской интеллигенции (включая Чехова), активно участвовал в деятельности Московского земского собрания, выделял средства на создание школы для своих рабочих и местных крестьян и на другие нужды социального характера. В период политических волнений 1905 г. фабрикант и «латифундист» стоял на стороне своих рабочих и местных крестьян. Поскольку А. Арманд был способным инженером и руководителем, дела на его фабрике и в имении шли хорошо, производство расширялось, работни-
ки не «обездоливались». В период эмиграции Инессы и ее революционной деятельности в тесном контакте с Лениным Александр поддерживал Инессу материально и давал ей возможность общаться с детьми. После революции Инесса дистанцировалась от своего мужа и от своего буржуазного происхождения. Александр Арманд не захотел выехать в эмиграцию и попросил крестьян принять его в коммуну, организованную на базе его имения, в качестве кузнеца и механика. Попытки бывшего хозяина давать советы по культурному ведению хозяйства не нашли отклика, и он до своей смерти в 1943 г. не дождался восстановления прежнего уровня производства в бывшем имении (Пирсон, 2003, с. 378).
У Ленина нет доказательств того, что 10,5 млн дворов «разоренного крестьянства, задавленного крепостнической эксплуатацией» действительно разорены и задавлены крепостниками. Он приводит статистику - в среднем на «разоренный» двор приходилось 7 десятин надельной земли - и комментирует: этого мало, чтобы прокормить семью. Вообще владение 7,6 га земли плюс приусадебным участком, имевшимся у всех крестьян по законам самодержавной власти, в принципе, позволяло семье кормиться, имея 2-3 коров и 1-2 лошади. Но по данным, приводимым Лениным, 2 765 тыс. дворов вообще не имели лошадей, еще 2 885 тыс. дворов имели лишь одну лошадь и 2 240 тыс. дворов располагали двумя лошадьми. Спрашивается, зачем нужно наделять дополнительной землей дворы, которым и имеющуюся землю нечем обрабатывать? Сам Ленин пишет, что многие из крестьян в группе, имевшей в среднем 7 десятин на двор, сдавали свои земли в аренду. Ленин умалчивает, что за средней цифрой в 7 десятин на двор скрывается большая дифференциация внутри этой огромной группы в 10,5 млн дворов. По данным статистики за 1880 г., от 7 до 10% крестьянских дворов в губерниях Европейской части России вообще были безземельными, то есть
располагали только приусадебными участками (Лысенко, 2002, с. 23). Из этого следует, что средняя цифра в 7 десятин по группе в 10,5 млн дворов мало о чем говорит. Историческая задача состояла не в экспроприации культурных имений, конных заводов или лесных угодий, а в обеспечении несельскохозяйственной занятости и хорошего заработка для миллионов безлошадных крестьян. Столыпин, выступая в Государственной Думе, говорил о поддержке им социалистических идей в части обеспечения благосостояния всех слоев трудящихся, он выступал против революционных методов решения государственных задач (Столыпинская реформа..., 2003). Ленин же с презрением относился к соображениям государственного характера (Ленин, с. 196).
Рассматривая его работу, нельзя не сказать о якобы американском и прусском путях «буржуазного развития» сельского хозяйства. Этому определению в советской историографии аграрного вопроса придавали ранг учения, хотя оно вносит лишь путаницу в суть проблемы. Американский путь, по Ленину, состоит в том, что «помещичьего хозяйства или нет, или оно разбивается революцией, которая конфискует и раздробляет феодальные поместья...» (Ленин, с. 216). В истории США никто не конфисковал и не раздробил феодальные поместья, которых в США никогда не было. Ленин «пристегивает» американское фермерство к революции без всяких оснований. Прусский путь, по Ленину, -это когда «крепостническое помещичье хозяйство медленно перерастает в буржуазное, юнкерское, осуждая крестьян на десятилетия самой мучительной экспроприации и кабалы...» (Ленин, с. 216). Трудно воспринимать данный текст всерьез. Крепостное право в Пруссии отменили задолго до «буржуазного» развития. Зачем юнкерским хозяйствам нужно было заниматься «мучительной» экспроприацией крестьян? Чтобы придать правдоподобие придуманной Лениным обездоленности крепостничеством российских крестьян в 1905 г.
Крепостное право вообще не играло в России такой огромной роли, которая ему приписана в работах с классовым перекосом. В крепостной зависимости никогда не находилось больше половины крестьян России. Из этой половины на момент отмены крепостного права лишь 25% крестьян исполняли повинности по барщине, а остальные были на оброке. Оброчные крестьяне платили налог на содержание помещичьего хозяйства и в остальном от него не зависели. Среди оброчных крестьян имелись и такие, которые превосходили своего барина по величине доходов. Все это «повседневная» история, которую только в последние годы стали описывать российские историки, среди которых можно выделить работу Б.Н. Миронова (Миронов, 1999).
Крестьянская революция 1905 г., на борьбу с которой направляли свои усилия П.А. Столыпин и его правительство, к крепостнической эксплуатации не имела никакого отношения. Глубинные ее корни состояли в аграрном перенаселении и в недостаточном развитии отечественной промышленности и других несельскохозяйственных видов деятельности. Конкретные причины волнений обусловливались усилением давления и податного гнета на крестьян щ в связи с прозападной политикой правительс- § тва С.Ю. Витте, поддерживаемой коррумпиро- | ванным слоем лиц, ориентированных на экс- 8 порт зерна и сырьевых товаров и на импорт » всего необходимого из-за рубежа. Не останав- | ливаясь детально на роли Витте в остром эко- * номическом кризисе, начавшемся в России в § 1901 г., и в ухудшении положения крестьян пе- §
(О
ред революцией 1905 г. отметим следующее. В
результате резкого сокращения денежной мае- ®
сы из-за перехода в 1897 г. на конвертируемый °
золотой рубль промышленность и сельское хо- I
зяйство оказались без средств для развития. ♦
«На помощь» пришли зарубежные займы. На- ^
чиная с 1900 г. на выплату долгов западноевро- "
пейскому финансовому капиталу уходило 40% 8
бюджета страны (Нечволодов, 1906). Чтобы ^
иметь средства для выплат по внешним займам и для импорта, крестьян вынуждали и принуждали сдавать зерно, направлявшееся затем на экспорт по низким ценам. Именно это, а не какая-то крепостническая эксплуатация было причиной социальной напряженности в деревне. Почему же Ленин в отличие от русских экономистов того времени не пишет об истинных причинах «обездоленности» крестьян? Потому что В.И. Ленина интересы крестьянства и развития сельского хозяйства интересовали еще меньше, чем С.Ю. Витте. Коллективизация сельского хозяйства при советской власти вначале осуществлялась тоже с целью увеличить экспорт зерна. Большевики, строго следуя ленинской аграрной программе в деле ликвидации классово чуждых элементов в лице зажиточных крестьян, при хорошем урожае в 1930 г. выгребли все колхозное зерно для экспорта. Это подорвало стимулы для сева зерновых в 1931 г. и привело к массовому забою скота. В итоге, за исключением 1930 г., страна лишилась возможности использовать экспорт зерна в качестве важного источника средств для социалистической индустриализации.
Сталин расстрелял чрезмерно активных ленинцев, руководивших коллективизацией, и после того как начали работать построенные в короткие сроки заводы тракторного и сельскохозяйственного машиностроения, аграрная политика изменилась к лучшему, что принесло положительные плоды во 2-й пятилетке.
Фактически социалистическую индустриализацию удалось осуществить, опираясь, по большому счету, на источники финансирования, не связанные с экспортом зерна и коллективизацией сельского хозяйства. Из этого следует вывод о принципиальной возможности не менее успешной индустриализации при сохранении в России крупных культурных частновладельческих хозяйств и при опоре на фермерские хозяйства, создание которых предусматривалось реформой П.А. Столыпина. В выступлениях Столыпина и членов его прави-
тельства ставились задачи не только индустриализации, но и перехода к социализации, к элементам социализма, который затем реализовался в развитых индустриальных странах со смешанной экономикой. Привилегии дворянства и община в России, как и в других странах, при естественном ходе событий должны были уступить место более современным формам социального устройства и муниципального управления. Не излагая истории общины, отметим, что община XIX - начала XX в. - это продукт политики правительства, а не результат развития российской цивилизации.
Переход к уравнительно-передельной общине осуществлялся в XVIII в. и он связан с усилением гнета на крестьян, обусловленным «европеизацией» дворянства. Крестьян обязывали, наряду с прежними податями, оплачивать импорт из Европы предметов роскоши, отдавать зерно для экспорта и т.п. Особенно тяжелыми оказались времена бироновщины, то есть прямого правления западных «цивилизаторов» - временщиков. Правительство Анны Иоанновны посылало военные команды для сбора с крестьян податей по 2-3 раза в год, в результате за 10 лет подобного приобщения к европейской цивилизации вымерло 10% от общего числа крестьян (Ключевский, 1997).
Екатерина II, размышляя о путях увеличения доходов государственной казны, понимала, что этого нельзя достичь непрерывным увеличением поборов с крестьян. В обуржуазивавшейся Европе указанную задачу решали путем отмены крепостного права и соответственно поборов в пользу дворянства. Екатерина II не могла посягнуть на интересы дворянства и нанесла удар по доходам духовенства.
В 1764 г. от крепостной зависимости были освобождены 2 млн монастырских крестьян (Яшина, 2003). Это означало освобождение их от податей и повинностей в пользу монастырей, что привело к закрытию или запустению многих из них. Таким образом, из всех вариантов приобщения к европейской цивилизации
власть избрала тот, который ущемлял развитие русской цивилизации. Вместо перераспределения доходов в пользу развития сельского хозяйства, предпринимательства, духовной культуры правительство искало пути для облегчения сбора податей с крестьян и исполнения ими повинностей. Эти поиски привели к преобразованию древней территориальной общины в уравнительно-передельную сельскую, а затем деревенскую общины.
Во второй половине XVIII в. правительство завершило переход к сельской общине, в XIX в. на смену сельской общине пришла деревенская. Прежде чем говорить о них, следует заметить, что на обширной территории исторической России никогда не было единообразных форм землепользования. Например, на территории современной Беларуси еще в XVI в. власти ликвидировали общину и нарезали крестьянские земли в соответствии с распространившейся тогда на германских и польских территориях волочной системой землепользования2. Что касается уравнительно-передельной общины, то переход к ней был обусловлен необходимостью выработать новые методы установления тягла в условиях распространения многод-ворных сел и деревень и усиления дифференциации среди увеличившегося по численности крестьянского сословия. Правительство испытывало трудности при установлении тягла от площади запашки. «Семьянистые», «лучшие» крестьяне, которых позже в передельной общине стали называть «кулаками» и «мироедами», уходили от постоянно увеличивавшегося тягла, запахивая не входившие в административные переписи пустоши. Попытки распределения тягла по ревизским душам также наталкивались на большие трудности, связанные с ростом численности крестьян и их дифференциацией. Для облегчения сбора податей и установления повинностей и было узаконено уравни-
тельно-передельное землевладение в общине. Правительство возложило на крестьянское самоуправление помимо функций, имевшихся и у волостной общины, еще функции уравнительного (подушевого) передела земли. Наделение общин правами передела земли не было связано с развитием производительных сил сельского хозяйства, поскольку уравнительно-передельная чересполосица являлась более отсталым способом землепользования по сравнению не только с фермерскими формами хозяйства, но и с более старыми системами типа волочко-вой или свободной запашки.
Общинное самоуправление не было и институтом демократии, поскольку российское крестьянство не имело гражданских прав, которыми наделялись члены древнегреческого или иного демоса. После реформы 1861 г. деревенская община постепенно приобщалась к выполнению некоторых полезных социальных функций в части создания церковно-приход-ских школ, фельдшерских пунктов и т.п. Но роль общины в решении социальных вопросов оставалась невысокой, она не стала органом муниципального управления.
На Западе развитие крестьянской цивилизации шло путем ликвидации общин, вытеснения из сельского хозяйства лишнего населения (в том числе путем эмиграции) и организации семейных ферм. Государство поддерживало культурные слои, связанные с развитием сельского хозяйства и с производством новых промышленных средств производства для села. В Центральной России способные крестьяне не могли стать культурными фермерами, они переходили в разряды купцов и промышленных капиталистов, культурный слой в сельском хозяйстве представляли не лучшие из фермеров, а лучшие из владельцев имений. Такова была цена сохранения общины уравнительно-передельного типа. Среди русских аристократов XIX в. были
ш
55
0
1 О
X £
"О
о
2 Земля нарезалась подворно, без чересполосиц и переделов. Крестьяне были арендаторами земли на условиях «вечной» аренды с жесткой (крепостной) регламентацией повинностей.
N3 О
о
владельцы культурных имений, стремившиеся улучшить положение крестьян и перейти к прогрессивным системам земледелия и скотоводства. К их числу принадлежал и родной дядя П.А. Столыпина, внук талантливого государственного деятеля Н.С. Мордвинова (автора концепции протекционизма), и двоюродный брат М.Ю. Лермонтова Дмитрий Аркадьевич Столыпин (1818-1893). Молодой офицер в отставке еще в 1840-е гг., вступив в наследство, проводил эксперименты по безвозмездной передаче земли крестьянам. На собственном опыте, а также наблюдая попытки других помещиков улучшить жизнь крестьян, он убедился в невозможности решения аграрных проблем на основе только предоставления земли и свободы крестьянам. Он посвятил десятилетия изучению зарубежного и отечественного теоретического и практического опыта, написал много статей и брошюр об организации земельной собственности и рациональном ведении хозяйства. Изучая опыт принудительной организации правительством уравнительно-передельных общин в южных губерниях в 1830-1840 гг., Д.А. Столыпин не только присоединился к группе авторитетных российских ученых, государственных деятелей и писателей, указывавших на тупиковый путь ведения хозяйства при уравнительной общинной чересполосице, он провел расчеты оптимального ведения хозяйства по хуторской системе на условиях аренды земли и построек и осуществил в своих имениях удачный эксперимент по добровольному переходу крестьян на хуторское землепользование. Эффективность арендных хозяйств, созданных Дмитрием Аркадьевичем, обусловливалась соблюдением процедуры отбора трудолюбивых и способных крестьян, тщательными расчетами и обоснованиями размеров земельного участка, размещения пашен, покосов и пастбищ, места для колодца, сада, огорода, типа жилища для крестьянской семьи, построек для скота и инвентаря.
Через несколько лет после начала эксперимента по созданию хуторских хозяйств на ус-
ловиях аренды многие арендаторы смогли выкупить земли и постройки в свою собственность. Независимая комиссия отмечала: «Даже беднейшие из хуторян производили впечатление такого достатка и довольства, которое... напоминает невольно соседние немецкие колонии». Д.А. Столыпин не был экспериментатором-одиночкой. У него имелись единомышленники, ученики и последователи, но широкого распространения его опыт не получил по многим причинам. Как пишет социолог Голосенко И.А.: «Подавляющая часть помещиков боялась сдавать крестьянам землю в аренду, полагая, что после нескольких лет работы на ней те начнут считать ее собственностью, ибо вера в «черный передел» в крестьянской душе обладала силой инстинкта» (Нечволодов, 1906).
Петр Аркадьевич Столыпин, будучи прекрасно знаком с опытами дяди по созданию в их родовых имениях хуторских хозяйств, принял решение идти к хуторскому (фермерскому) хозяйству, используя наряду с другими источниками участки земли, «отрубаемые» от передельного землепользования общин.
По реформе П.А. Столыпина, крестьяне получали землю либо при переселении на предоставляемые им государством земли, либо за счет оформления во владение участков-отру-бов на землях передельных деревенских общин. Специфика отрубов состояла в том, что крестьяне чаще всего оставались жить в своих прежних деревенских домах. За три года после начала столыпинской реформы из общины решили выделиться 17% от общего числа об-щинников-домохозяев (Правда Столыпина, 1999). По сравнению с ничтожной долей крестьян, оформивших пользование индивидуальными земельными участками по реформам 1992-2003 гг., 17% за три года - это немало, особенно, если учесть, что еще свыше 1 млн крестьян за первые три года столыпинской реформы получили землю по программе переселения. В последующем по закону о землеустройстве (29 мая 1911 г.) факт выдачи крестья-
нину акта о землеустройстве делал его личным собственником отведенного ему государственной комиссией участка. В.Г. Тюкавкин обращает внимание на то, что после принятия указанного закона крестьянам для получения земли не нужно было выходить из общины. «Уже к 1915 г. было землеустроено фактически (в натуре) 3,5 млн дворов на площади, превышающей территорию такого государства, как Италия» (Тюкавкин, 2001). Это серьезный аргумент в пользу поддержки крестьянами реформ П.А. Столыпина. Однако после убийства реформатора ему не нашлось равноценной замены в решении вопросов обеспечения «зем-леустроенных» крестьян средствами производства, и потому сосредоточим внимание на результатах реформы за 3 года ее осуществления под непосредственным руководством Столыпина (его убили через 4 месяца после издания закона о землеустройстве). В чем же состоит причина того, что большинство крестьян не покинуло общины в первые три года столыпинской реформы?
На отруба вышло столько крестьянских семей, сколько имело для этого достаточно средств и движимого имущества. Столыпин, следуя методологии своего дяди, предусмотрел выделение выходящим на отруба семьям (домохозяевам и дворам) льготных ссуд, безвозвратных пособий и содействия в постройке новых жилищ путем льготного или бесплатного отпуска лесных материалов. Отруба рассматривались Столыпиным в качестве переходного этапа к хуторским хозяйствам, находящимся на уровне лучших ферм США. Подчеркнем: все крестьянские семьи, и даже их большинство, не могли и не должны были становиться фермерами. В центральных областях России наблюдалось аграрное перенаселение. При выводе всех крестьян на отруба размеры земельных участков оставались бы прежними, но в отличие от прежней уравнительной чересполосицы, одним семьям достались бы лучшие земли, а другим худшие.
На бытовом уровне у тех кто не получал помощи от правительства для выхода на отруба, возникали враждебные чувства по отношению к тем кто такую помощь получал. Отношения между крестьянами внутри общины не были идеальными никогда. Задолго до столыпинской реформы община разложилась, и многие общины резко сократили выполнение уравнительно-передельных функций. Столыпин не разрушал общины, а пытался произвести постепенную замену этого отжившего института органами местного самоуправления. Столыпинская аграрная реформа имела бы блестящее завершение, будучи совмещенной с индустриальным развитием страны. Однако между ней и индустриализацией пролегла пропасть «великих потрясений». Большевики сделали ставку на разжигание вражды внутри деревни и уничтожение зажиточных крестьян, но существовал и иной путь разрешения данного противоречия.
Объективно при индустриализации индивидуальных крестьянских хозяйств или при коллективизации в какой-то цивилизованной форме можно было бы увеличить объемы сельскохозяйственного экспорта так, как это происходило при Столыпине. Однако для подобной аграрной эволюции в СССР отсутство- щ вали субъективные условия. Не было уже ком- § петентных специалистов, талантливых землев- 1
х:
ладельцев, коннозаводчиков и т.п., мало оста- |
валось уже и зажиточных крестьян, обладав- §
ших знаниями и способностями к культурному |
ведению земледелия и скотоводства. *
Из сказанного по поводу гипотетической §
возможности фермерского пути индустриали- §
го
зации отечественного сельского хозяйства от- £
о
нюдь не следует, что коллективный труд в рам- ® ках колхозов и совхозов представлял собой аб- Я
О
солютно тупиковую ветвь аграрной эволюции. 1 Индустриализация сельского хозяйства позво- ♦ ляет получить эффект масштаба на крупных ^ предприятиях. Миф о неэффективности кол- "
го
хозно-совхозного сельского хозяйства основан § на некорректных сопоставлениях численности ^
занятых и объема производимой продукции по несопоставимой структуре в СССР и в странах с фермерским хозяйством. На территории СССР не было такого единообразия в структуре сельского хозяйства, как в США, а тем более в западноевропейских странах. Если сравнивать по сопоставимой структуре производства, то ситуация выглядит следующим образом.
Внутренние цены на сельскохозяйственную продукцию в СССР были в 2 и более раз ниже, чем в США и в странах ЕС. Это означает, что по критерию рыночной эффективности крупные индустриальные сельскохозяйственные предприятия СССР в 1965 - 1990 гг. были эффективнее, чем фермерские хозяйства западных стран. Если сравнивать объемы производства отдельных продуктов на единицу площади, то, например, эффективность агропромышленного комплекса Московской области была не ниже, чем на любой сопоставимой территории стран Запада. В частности, в 1990 г. в Подмосковье производилось на гектар пашни: яиц на порядок больше, чем в Дании и Швеции; молока в 1,6 раза больше, чем в Швеции, и на 10% меньше, чем в Дании; мяса на 3% больше, чем в Дании, и в 2,5 раза больше, чем в Швеции; картофеля существенно больше, чем в Дании и Швеции. Зерна в Подмосковье производилось меньше, чем в указанных странах, поскольку внутри СССР выделялись специализированные зерновые регионы (Тю-кавкин, 2001).
Этот пример показывает, что, как и на предшествующих стадиях аграрной эволюции, сейчас главную роль в эффективном функционировании сельского хозяйства играют размеры средств, направляемых в аграрный сектор. Решающую роль играет использование современных технологий, квалификация и уровень знаний работников. Опыт Подмосковья свидетельствует о большом вкладе в эффективность АПК аграрной науки, племенных заводов, опытных станций, ветеринарных служб и других элементов, обеспечивающих развитие аг-
рарного сектора вне зависимости, а скорее благодаря отсутствию рыночного оборота земли.
В 2002 г. личные подсобные хозяйства населения произвели 93,0% от общего объема производства в России картофеля, 81,5% овощей, 55,7% скота и птицы на мясо, 50,3% молока, 26,7% яиц (Опыт и проблемы управления..., 1999). В производстве продуктов питания на своих подсобных либо садово-огородных участках принимали участие большинство жителей страны - 124 млн человек (Состояние и меры..., 2003). Личные хозяйства спасают россиян от голода, но они не могут обеспечить города продовольствием. Земли индустриальных сельскохозяйственных предприятий поделены в начале рыночных реформ на 12 млн паев. За годы развала села аграрной реформой эти паи сдавались в аренду, выкупались коммерческими структурами, выделялись в «фермерские» хозяйства. Термин «фермерские» употреблен в кавычках по той причине, что из 264 тыс. крестьянских хозяйств, оставшихся к 2002 г., лишь очень немногие обеспечены средствами производства на уровне индустриальных фермерских хозяйств. В 2002 г., по официальной статистике, крестьянские (фермерские) хозяйства произвели лишь 4% от общего объема валовой продукции сельского хозяйства, в том числе 12,2% зерна, 1,3 - картофеля, 2,6 - овощей, 1,9 - мяса, 2,1 - молока, 0,6% яиц. Имеются ли перспективы у фермерских хозяйств в России?
Современная ферма должна располагать техникой и оборудованием. Для краткости рассмотрим лишь потребность в тракторах. При американской производительности труда в сельском хозяйстве Россию смогли бы прокормить 1,5 млн фермеров. Это означает, что парк тракторов не может быть меньше 1,5 млн единиц, а с учетом потребностей семенных, племенных и иных хозяйств, а также крупных ферм нужно иметь свыше 2 млн тракторов. Фактически в 2002 г. в сельском хозяйстве осталось в наличии 719 тыс. тракторов. Поставки тракторов в этом году составили около 10 тыс.
штук, списание - в 5 раз больше (Правда Столыпина, 1999). В 2003 г. ситуация осталась прежней - списание тракторов намного превышало их поставки. Если увеличить ежегодные поставки тракторов в 10 раз, то потребуется примерно 15 лет для решения задачи доведения парка до 2 млн единиц. Следует учитывать, что критическое снижение обеспечения техникой произошло и по уборочным комбайнам, плугам, сеялкам, оборудованию для ферм и т.п.
Гипотетически, если направить миллиарды долларов на инвестиции в расширение поставок техники для села, то проблема может быть решена. Вопрос в том, сколько средств на эти цели будет выделено. При ориентации на крупные индустриальные предприятия потребность в основных фондах сокращается за счет эффекта масштаба примерно в 1,5-2 раза (в зависимости от вида фондов). Видимо, это обстоятельство будет решающим в восстановлении сельского хозяйства в виде крупных индустриальных предприятий, использующих современные достижения аграрной науки и
техники. Однако к сельскому хозяйству нельзя подходить как к обычной отрасли. В аграрной сфере формируется генофонд российской цивилизации.
При обсуждении будущего аграрной сферы чаще всего без внимания остается вопрос о сохранении, а точнее - о возрождении разрушенной семьи как основы российской цивилизации. Это разрушение произошло еще в советский период, когда в результате урбанизации на основе переселения населения в малогабаритные городские квартиры вместо трансформации традиционной семьи в новые формы ее просто ликвидировали. Значение этого института в нашем обществоведении недооценивается. Между тем именно существование традиционной семьи на протяжении 10-12 веков русской истории обеспечивало решение демографических, жилищных, хозяйственных, воспитательных, духовных, культурных проблем развития социума. Перед Россией стоит задача по примеру стран Запада принимать меры по сохранению большой крестьянской семьи в сельской местности.
Литература
Антология экономической классики: Петти, Смит, Рикардо. -М.: Эконов-Ключ, 1993, с. 54. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3 книгах. Т. 3. - М.: Мысль, 1997. С. 137-139. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Издание пятое, т. 16.
Лысенко Е.Г. Подсобные хозяйства населения России за 100 лет. - М.: Россельхозакадемия, 2002. Милое Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. - М.: РОССПЭН, 1998.
Миронов Б.Н. Социальная история России, т. 1,2-С-Пб.: 1999.
Нечволодов А. От разорения к достатку.-С-Пб.: 1906. Опыт и проблемы управления социально-экономическим развитием Московской области. Материалы конференции 25 ноября 1999 г. -М.: Администрация МО-ИЭ РАН, 1999. С. 40-48. Пирсон М. Инесса Арманд. - М.: Эксмо, 2003.
Политическая экономия. Экономическая энциклопе- ш
дия. Том 4. - М.: Сов. энциклопедия, 1980, с. 74. °
Правда Столыпина. — Саратов: Соотечественник, s
1999. Вып. 1. С. 120, 194-204. |
О
Состояние и меры по развитию агропромышленного § производства РФ. Ежегодный доклад. - М.: МСХ РФ. 2003. С. 110-111. g
Столыпинская реформа и землеустроитель A.A. Ко- 01 фод. Документы. Переписка. Мемуары. - М.: Рус- g ский путь, 2003. ^
s
Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столы- S пинская аграрная реформа. М.: Памятники истори- о ческой мысли, 2001, с. 29-30. ^
Экономические проблемы воспроизводства в АПК § России. - М.: Энциклопедия российских деревень. 1 2003. С. 437. „
Яшина О. Саввино-Сторожевский монастырь. Шесть z веков истории. - Издание Саввино-Сторожевского cj ставропигиального монастыря, 2003. С. 49. м
о
о ^
Рукопись поступила в редакцию 26.02.2004 г. ^