CC BY
161
УДК 1(091)
Коцюба В.И.
П.А. Флоренский и духовно-академическая философия
первой половины XIX века
Коцюба Вячеслав Иванович, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Московского физико-технического института (государственного университета)
E-mail: [email protected]
В статье рассматривается вклад о. Павла Флоренского в изучение истории духовно-академической философии и его отношение к данному направлению русской философии. Автор доказывает, что понимание философии у Флоренского и представителей духовно-академической философии первой половины XIX в. было принципиально различным и между ними не было философской преемственности.
Ключевые слова: история русской философии, духовно-академическая философия, П.А. Флоренский, Ф. Голубинский.
Духовно-академической философией в историко-философской литературе принято называть учения и философское наследие преподавателей философских дисциплин в духовных академиях Российской империи XIX - начала XX вв. Данное направление отечественной философской мысли вызывает особенный интерес у современных историков философии как одна из ветвей профессиональной философии в Рос-сии1. Первоначально специальный интерес к истории духовно-академической философии возник в стенах самих духовных академий в начале XX столетия. Одним из инициаторов изучения наследия духовно-академических преподавателей философии в то время стал доцент по кафедре истории философии Московской духовной академии (МДА) о. Павел Флоренский. В конце XX в. стало распространяться убеждение, что сам отец Павел был продолжателем философской традиции МДА2, у истоков которой стояли Ф.А. Голубинский и В.Д. Кудрявцев-Платонов, и что в творчестве Флоренского данная традиция нашла
«свое полное выражение»3. Кроме того, некоторые авторы в наше время усматривают особую преемственность между о. Ф. Голубинским и о. П. Флоренским в отношении софиологии4. Данная статья посвящена анализу отношения о. Павла Флоренского к духовно-академической философии первой половины XIX в. (когда Ф. Голубинский преподавал в МДА) и его вклада в изучение данного направления, сравнению взглядов знаменитого религиозного мыслителя Серебряного века и преподавателей философии духовных академий названного периода и оценке приведенных выше сужде-
Федор Александрович Голубинский (1797/98-1854), протоиерей, философ, богослов, профессор Московской духовной академии
Виктор Дмитриевич Кудрявцев-Платонов (1828-1891), русский религиозный философ, преемник Ф.А. Голубинского на кафедре философии МДА
1 См., напр. Абрамов А.И. Русское духовно-академическое философствование как феномен русской философской культуры // Сборник научных трудов по истории русской философии. М.: Кругъ, 2005. С. 31-117; Гунькин И.В. Онтология в русском духовно-академическом теизме XIX века: Дисс. ... канд. филос. наук. Уссурийск, 2006; Куценко Н.А. Духовно-академическая философия в России первой половины XIX века: Киевская и Петербургская школы (Новые материалы). М.: ИФ РАН, 2005; Она же. Протоиерей Иоанн Скворцов и киевская духовно-академическая школа // Философия религии: Альманах. М.: ИФ РАН, 2007. С. 393-427; Пишун В.С. Православная персонология и духовно-академическая философия XIX века. М.: Прометей, 1996; Шапошников Л.Е., Федоров А.А. Изучение философии и пути развития философской мысли в русских духовных академиях в XIX века // Русская философия: новые исследования и материалы. СПб.: Летний сад, 2001. С. 226-240 и др.
2 Иннокентий (Просвирнин) О творческом пути священника Павла Флоренского // Журнал Московской Патриархии. 1982. № 4. С. 65-76.
3 Иванов Вл. прот. Становление богословской мысли в Московской духовной академии (1814-1870) // Богословские труды. Юбилейный сборник. М.: Изд-во Моск. Патриархии, 1986. С. 133.
4 Гаврюшин Н.К. «Столп Церкви»: протоиерей Ф.А. Голубинский и его школа // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2008-2009 год. М.: Издательский дом «Регнум», 2012. С. 7-51.
ний относительно Флоренского и духовно-академической традиции.
Отец Павел исключительно высоко оценивал духовно-академическую философию, подчеркивая ее значение в истории просвещения и философского образования в России. Более того, он утверждал, что история преподавания философских наук в духовно-учебных заведениях России должна быть признана за основную нить истории русской философии вообще1. В отзыве на студенческую работу А. Даниловского, посвященную истории преподавания философии в духовных учебных заведениях2, Флоренский отличает «русскую философию» в широком смысле, как преимущественно историю преподавания философии в России, и в узком - как «самородно русскую философию», т.е. выразительницу именно русской, а не какой-либо иностранной мысли. Духовно-академическая философия, согласно Флоренскому, тесно переплетается с русской философии и в узком ее значении, поскольку академические преподаватели никогда не были только механическими передатчиками западных учений.
В связи с этим Флоренский в отзыве подчеркивал необходимость изучения духовно-академической философии для всякого историка русской мысли. Отец Павел старался поощрять к этому и студентов. Так, среди тем семестровых сочинений 1914-1915 гг. по истории философии им предлагаются: «Историко-философские воззрения Новицкого», «П.Д. Юркевич и его философское миросозерцание»3. Отмечая недостатки работы Даниловского, Флоренский, вместе с тем указывает необходимые, с его точки зрения, направления изучения духовно-академической философии. Это, во-первых, определение места преподавания философских наук в общей системе академического образования и взаимосвязи между философией и другими дисциплинами и, во-вторых, изучение влияния на преподавание философии лиц, хотя и не принадлежащих к академическим философским кафедрам, но являющихся «вдохновителями и покровителями курса всей академической жизни». Флоренский, надо признать, совершенно справедливо обращает внимание на роль в становлении духовно-академической философии таких личностей, как митрополиты Платон (Левшин), Филарет (Дроздов), архиеп. Иннокентий (Борисов). В рецензии на работу студента И. Успенского «Философские воззрения Иннокентия Архиепископа Херсонского», написанную в 1912 г., о. Павел также сетует на то, что имя этого выдающегося церковного проповедника «недостаточно прочно ассоциируется с указанием его заслуг перед русской религиозно-философской мыслию»4.
Митрополит Платон (в миру Петр Георгиевич Левшин, 1737-1812), митрополит Московский и Коломенский, член Святейшего Синода, придворный проповедник, законоучитель наследника престола, реформатор духовного образования
Митрополит Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов, 1782/831867), крупнейший русский православный богослов XIX в., митрополит Московский и Коломенский, действительный член Императорской Российской академии (1818); почетный член (18271841) Императорской Академии наук, ординарный академик (1841) по Отделению русского языка и словесности
Архиепископ Иннокентий (в миру Иван Алексеевич Борисов, 18001857), архиепископ Херсонский и Таврический (с 1848), член Российской академии (1836), Святейшего Синода (с 1856), знаменитый проповедник
С легкой руки о. Павла Флоренского в историко-философский лексикон вошел и стал популярным термин «киевская школа», используемый применительно к представителям духовно-академической философии Киевской духовной академии (КДА). В своем известном труде «Столп и утверждение истины», обосновывая в 4-м письме тезис о том, что разум причастен бытию, а бытие - разумности, и познание есть реальное вхождение познаваемого в познающего, Флоренский ссылается на согласие с этим тезисом многих русских мыслителей и в числе их также называет преподавателей филосо-
1 Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1912 год // Богословский вестник. 1913. Т. 1. № 1. С. 234.
2 Даниловский А. История преподавания философских наук в духовно-учебных заведениях России. 1912 // ОР РГБ. Ф. 172 (Архив МДА). Оп. 232, Ед. хр. 10.
Андроник (Трубачев) игумен Священник Павел Флоренский - профессор Московской духовной академии // Московская духовная академия 300 лет (1685-1985) Богословские труды. Юбилейный сборник. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1986. С. 236.
Новицкий Орест Маркович (1806-1884) - философ, писатель, психолог, историк немецкой классической философии, председатель Киевского цензурного комитета, профессор философии в Императорском Киевском Университете святого Владимира. Автор трудов по философии, логике, психологии, богословию, истории философии и религии. (Прим. ред.). Юркевич Памфил Данилович (1826 или 1827-1874) - философ и педагог, профессор Киевской духовной академии, с 1861 г. приглашен в Московский университет на философскую кафедру, где читал логику, психологию, историю философии и педагогику. В 1869-1873 гг. - декан историко-филологического факультета Московского университета. (Прим. ред.).
4 Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1912 год // Богословский вестник. 1913. Т. 1. № 4. С. 432.
фии КДА (преимущественно первой половины XIX в.). В примечании Флоренский писал: «Таких же взглядов держалась и славная Киевская школа историков мысли, примыкавшая к платонизму и к немецкому идеализму. Сюда должно отнести ректора Киевской Духовной Академии архимандрита Иннокентия Борисова, впоследствии Архиепископа Херсонского, по воззрению которого «только вера уничтожает ту непроходимую бездну, которая лежит между нами и предметами нашего познания, только она разрывает ту непроницаемую завесу, которая скрывает бытие вещей» <...> Подобно ему думали и друзья его, О.М. Новицкий, В.Н. Карпов, С.С. Гогоцкий, И.М. Скворцов, Михневич, Авсенев, Амфитеатров»1.
Еще одно, третье, направление изучения духовно-академической философии, предлагаемое о. Павлом Флоренским, - влияние уже самой философии духовных академий на русское общество через тех, кто временно или косвенно испытал ее воздействие и по своим взглядам был близок к ней. Флоренский считает немыслимым говорить о философии в духовных школах, не принимая во внимание известных выходцев из семинарий и академий, таких как М. Сперанский или будущие материалисты и нигилисты (Антонович, Чернышевский), масоны, а также близких к ним по взглядам славянофилов. Среди мыслителей, испытавших воздействие академической философии, Флоренский называет и Вл. Соловьева. В письме от 2.03.1916 известному биографу Вл. Соловьева С.М. Лукьянову о. Павел писал: «Владимир Соловьев был близок с Дмитрием Федоровичем Голубинским, сыном известного прот. Ф.А. Голубинского. Последний же, как выясняется, глубоко выносил в себе идею Софии, которая перешла от него к Бухареву (см. в Богословском вестнике, 1915 г. октябрь-ноябрь-декабрь статью священника А.М. Белорукова "Внутренний перелом в жизни А.И. Бухарева (архимандрита Феодора)''. Д.Ф. Голубинский, чтитель памяти и идейных заветов отца своего, вероятно, сообщил ее и Соловьеву. <...> Именно из Академии, по-видимому, вынес эту идею Соловьев, т.к. после Академии он специально посвящает себя поискам литературы в этом направлении (путешествие за границу). Мне представляется, что Соловьев поступил в Академию просто для занятий богословием и историей Церкви, но потом, набредя тут на предустановленную в его душе идею Софии, бросил и Академию и богословие вообще, и занялся специально Софией. Это, конечно, моя догадка. Но весьма интересно было бы проверить ее. Если бы она подтвердилась, то тогда вышло бы, что Соловьев нашел себя именно в Московской академии»2. Как показывает эта цитата, у отца Павла был особенный личный интерес к духовно-академической философии, на традицию которой он, судя по всему, стремился опереться для обоснования собственного религиозно-философского учения. Очевидно, для Флоренского было бы весьма отрадно установить, что софиология Соловьева, под влиянием которой находился он сам, берет свое начало в стенах Московской духовной академии. В отзыве на работу Даниловского о. Павел также упрекает автора, что тот не увидел преемственность русской философии с Платоном, который, согласно Флоренскому, является родоначальником русской идеи философской как таковой. В известной лекции «Общечеловеческие корни идеализма», прочитанной в МДА в 1908 г., Флоренский называет Платона языческим родителем, вдохновителем и истинным основателем духовной Академии, а себя и студентов - «сынами древнего Пророка Аттики»3.
Вместе с тем в своих собственных сочинениях Флоренский, хотя и упоминает представителей духовно-академической философии, когда говорит о традиции русской философии4, однако нигде не цитирует их произведения и не показывает знакомства с ними. Это становится особенно показательным, когда он рассматривает темы, близкие тем, которыми в свое время занимались преподаватели философии духовных академий. Так, в своем лекционном курсе по истории античной философии, цель которого сам лектор видел в том, чтобы «подвергнуть внимательнейшему проникновению связь античной религии и античной философии в момент возникновения этой последней»5, Флоренский ни словом не упоминает об известной, можно сказать, главной работе О.М. Новицкого «Постепенное развитие древних философских учений в связи с развитием языческих верований», хотя о. Павел отнес Новицкого к числу наиболее значимых русских философов, и книга последнего, по оценкам специалистов в области античной культуры и фило-
1 Флоренский П.А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М.: Правда, 1990. С. 645. Карпов Василий Николаевич (1798-1867) - философ-идеалист, психолог, переводчик и комментатор Платона, преподавал философию в КДА и Санкт-Петербургской духовной академии, профессор философии СПбДА; Гогоцкий Сильвестр Силь-вестрович (1813-1889) - философ-идеалист, доктор философии и древней филологии, профессор Киевского Университета св. Владимира по кафедре философии, действительный статский советник; Скворцов Иван (Иоанн) Михайлович (17951863) - философ, богослов, один из основателей Киевской религиозно-философской школы, кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора, заслуженный ординарный профессор Киевского Университета святого Владимира и КДА; Михневич Иосиф Григорьевич (1809-1885) - писатель, религиозный мыслитель, историк философии, богослов, профессор КДА, профессор Ришельевского лицея по кафедре философии, впоследствии - помощник попечителя Варшавского и Киевского учебных округов; архимандрит Феофан (в миру Петр Семенович Авсенев; 1810-1852) - философ, психолог, историк немецкой литературы, профессор по кафедре философии в КДА и Киевском Университете святого Владимира, настоятель Русской посольской церкви в Риме; Амфитеатров, Егор Васильевич (1815-1888) - профессор Московской духовной академии по кафедре словесности и истории литературы. (Прим. ред.).
2 Лукьянов С.М. О Вл.С. Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии. Кн. 1.Петроград, 1916. С. 343-344. Бухарев Александр Матвеевич (в монашестве Феодор, 1822-1871) - духовный писатель, богослов, ординарный профессор МДА. (Прим. ред.).
3 Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма [Пробная лекция] // Богословский вестник. 1909. Т. 1. № 2. С. 285.
4 Так, в примечаниях к своей знаменитой книге «Столп и утверждение Истины» Флоренский среди наиболее значимых русских философов вместе с Г. Сковородой, М. Сперанским, Н. Федоровым, Вл. Соловьевым, славянофилами также называет прот. Ф. Голубинского, В.Д. Кудрявцева, архиеп. Иннокентия (Борисова), С.С. Гогоцкого, О.М. Новицкого, В.Н. Карпова, П.Д. Юркеви-ча) (См.: Флоренский П.А Сочинения. Т. 1. С. 614. Прим. 16). Но при упоминании о «славной киевской школе», Флоренский цитирует только архиеп. Иннокентия, а остальных мыслителей просто перечисляет, хотя, говоря здесь же о других мыслителях, таких как А Аскольдов, Н.О. Лосский и др., указывает их сочинения и соответствующие страницы в этих сочинениях.
5 Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1996. С. 69.
Дмитрий Федорович Голубинский (1832-1903), писатель, преподаватель физики, геометрию и естественнонаучной апологетики в МДА, ординарный профессор по классу физико-математических наук, профессор естественнонаучной апологетики
софии1 и современников Флоренского2, вполне заслуживала того, чтобы быть упомянутой наряду с цитируемыми о. Павлом работами кн. С. Трубецкого, С.С. Глаголева3 и др. Также, при условии достаточного знакомства Флоренского с трудами профессора философии МДА В.Д. Кудрявцева, который был предшественником и учителем А.И. Введенского4 на кафедре философии, а сам Флоренский называл себя учеником последнего, вполне можно было бы ожидать в лекциях Флоренского упоминаний о «Чтениях по философии религии» В.Д. Кудрявцева. Ведь Кудрявцев в свое время так же, как и Флоренский, выступал с критикой сведения античной и вообще древней религии к натуралистическим, эвгеме-рическим или метафизическим аллегориям и доказывал религиозное происхождение философии.
В одном из своих черновиков о. Павел странным образом причисляет к шеллингианцам ряд известных философов-академистов первой половины XIX в. - протоиереев И. Скворцова, Ф.А. Голубинского, Ф.Ф. Сидонского . Перечисленных мыслителей по их воззрениям при всем желании никак нельзя назвать последователями Шеллинга. И если о влиянии Шеллинга на Скворцова говорится у Колубовского6 (правда, без указания, где и в чем проявилось это влияние), то Голубинского и Сидонского к шеллингианцам до Флоренского среди историков русской философии никто не причислял. Опять же странно, что в длинном списке русских шеллингианцев у Флоренского отсутствует тот, кого скорее всего можно было бы назвать сторонником взглядов знаменитого мюнхенского мыслителя в духовно-академической философии и кто отчасти был близок самому Флоренскому по направленности интересов - профессор философии Киевской духовной семинарии архим. Феофан (Авсенев). В связи с этим также возникает подозрение, что Флоренский имел смутные представления о духовно-академической философии XIX в. - может быть, по недостатку времени для ее изучения, - и вместе с тем старался видеть представителей этого направления русской философии как своих предшественников. Причисляя философов-академистов к шеллингианцам, о. Павел, будучи преподавателем философии в МДА, и самого себя явно относил к ветви «платоно-аристотелевско-гете-шеллинговского генеалогического дерева», «новый расцвет» которого, согласно Флоренскому, сменил «происшедший кризис аналитического мировоззрения» .
Изложенное выше предположение Флоренского о влиянии идей одного из самых видных представителей духовно-академической философии прот. Ф.А. Голубинского на молодого Вл. Соловьева в пору пребывания последнего в стенах Московской духовной академии заслуживает особенного внимания историка философии, поскольку именно это предположение, как показывает анализ историко-философской литературы, стало одним из веских оснований для причисления данного мыслителя, а с ним и духовно-академической традиции вообще, к провозвестникам зарождения русской софиологии.
Как видно из вышеизложенного письма, сам о. Павел Флоренский рассматривал свое предположение как произвольную догадку, которая еще нуждается в проверке. Свою догадку Флоренский строит, ссылаясь на статью А.М. Белорукова о Бухареве. Таким образом, заключение о том, что Ф. Голубинский выносил в себе идею Софии, что она именно от него перешла к Бухареву и что сын Голубинского был чтителем заветов отца своего, Флоренский сделал именно из статьи Белорукова.
В данной статье при изложении биографии духовного писателя А.М. Бухарева, выходца из МДА, утверждается, что на него значительно повлиял Ф. Голубинский, и это отражается в суждениях Бухарева о Премудрости Божией. Белоруков полагает, что о таком влиянии говорят воспоминания Бухарева, что он, обращая внимание на цитирование Белинским текстов из Св. Писания, радовался, думая, что «вот, наконец, взялись люди за ум, - углубляться в Премудрость Божию и раскрывать ея свет для всяких дел»8. Белоруков видит здесь доказательство очевидного влияния Ф. Голубинского в том, что Бухарев упоминает в данной цитате Премудрость Божию. Далее Белоруков упоминает спор Бухарева с другом однокурсником Тихонравовым, в котором первый отстаивал благодатное Христово, а другой - «с самоотвержением любви... во Христе и обыкновенное земное». Остается совершенно непонятным, каким образом эти два высказывания Бухарева говорят о влиянии на него Ф. Голу-бинского. В первой цитате из по контексту видно, что Бухарев под Премудростью Божией подразумевал слово Божие, с радостью думая, что вот наконец и светские авторы обращаются к Св. Писанию, чтобы им руководствоваться в жизни.
Александр Матвеевич Бухарев (в монашестве Феодор, 1822-1871)
1 Среди общих обзоров древнегреческой философии у русских авторов Лосев первой называет работу Новицкого (Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М.: Ладомир, 1994. С. 509). Лосев характеризует эту работу как «замечательное исследование по истории античной философии», цитирует его, называя характеристики Новицкого «блестящими», и отмечает несправедливость забвения такого автора (Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М.: АСТ, 2000. С. 63).
2 Так, В. Розанов в своих «Заметках о важнейших течениях русской философской мысли» говорит о труде Новицкого как о «единственной цельной истории древней философии в русской ученой литературе» (Розанов В.В. Заметки о важнейших течениях русской философской мысли в связи с переводной литературой по философии // Вопросы философии и психологии. 1890. Год 1. Кн. 3. С. 6).
3 Глаголев Сергей Сергеевич (1865-1937) - богослов, духовный писатель, профессор МДА по кафедре введения в круг богословских наук. (Прим. ред.).
4 Алексей Иванович Введенский (1861-1913), писатель, философ, богослов, экстраординарный профессор, впоследствии -член правления МДА. (Прим. ред.).
5 Флоренский П.А. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 375.
Сидонский (при рождении - Баранов) Федор Федорович (1805-1873) - протоиерей, писатель, философ-идеалист, доктор философии, действительный член Императорского археологического общества, член германского национального музея в Нюрнберге, член Лазаревского института восточных языков. (Прим. ред.).
6 Колубовский Яков Николаевич (1863-1929) - историк и библиограф русской философскии, философ-идеалист. Сотрудник журнала «Вопросы философии и психологии» и «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, для которого написал ряд статей о русских философах, автор первых очерков истории русской философии (Материалы для истории философии в России // Вопросы философии и психологии. 1890-1891), имеющих биобиблиографический характер. (Прим. ред.).
7 Флоренский П.А. Указ. соч. С. 32-33.
8 Белоруков А.М. свящ. Внутренний перелом в жизни А.И. Бухарева (архимандрита Феодора) // Богословский вестник. 1915. Т. 3. № 10/11/12. С. 801.
Во второй цитате даже не упоминается Премудрость Божия, и сказанное в ней не выглядит как нечто особенное, позволяющее говорить о влиянии Голубинского. Говоря о Ф. Голубинском, Белоруков упоминает о его сыне как о почитателе взглядов отца. На это утверждение также опирается Флоренский, выдвигая свою догадку. Белоруков полагает, что о дружбе Бухарева с Дм. Голубинским свидетельствует их переписка. Однако письма Бухарева, указанные Белоруковым (№ 14, 17-18), показывают, что переписка Бухарева с сыном Голубинского была связана исключительно с вопросом о рецензировании Дмитрием Феодоровичем как специалистом по естествознанию и профессором естественнонаучной апологетики МДА книги Бухарева «О миротворении», и в письмах не видно каких-либо указаний на некую близость их отношений1. И, главное, Белоруков не указывает, из каких высказываний Дм. Голубинского или иных свидетельств можно сделать вывод, что он был «хранителем отеческих преданий» в учении о Софии2.
Таким образом, оба суждения о. Павла Флоренского - о том, что Голубинский был почитателем Софии, и о том, что сын Голубинского был хранителем заветов отца своего в почитании Софии, - основаны на совершенно не обоснованных утверждениях статьи Белорукова. Также необоснованным в статье Белорукова является утверждение об исключительном влиянии Ф. Голубинского на Бухарева, на что вполне справедливо указывает современный исследователь философии Голубинского профессор МДА Н.К. Гаврюшин, замечая, что мы не можем доверять суждениям Белорукова еще и потому, что статья его, как полагает Гаврюшин, была напечатана по заказу и под редакцией Флоренского, и «попытка представить А.М. Бухарева верным учеником и последователем Голубинского <...> исходила из источника, активно и целенаправленно порождавшего разные «легенды»3.
Хотя предположение Флоренского о влиянии Голубинского на Соловьева им самим рассматривалось лишь как догадка, оно, можно сказать, стало решающим фактором для причисления Голубинского к провозвестникам софиологии. Примечательно, что все те исследователи жизни и философии Вл. Соловьева, которые упоминают о Ф. Голубинском, -С.М. Соловьев, К. Мочульский и, ссылаясь на него, В.В. Зеньковский, А.Ф. Лосев, а в наше время, например, А.П. Козырев, - опираются исключительно на предположение о. Павла Флоренского. При этом они никак не верифицируют его, в лучшем случае оставляя исследование этого вопроса на будущее.
Отец Павел надеялся, что ознакомление с дневниками Дм. Голубинского поможет верифицировать его догадку о близости отношений между Соловьевым и Дм. Голубинским. К сожалению, именно дневников 1873 г., когда Соловьев был вольнослушателем МДА, нет в архиве Голубинских. Но сохранились записные книжки Дм. Голубинского данного периода, в которых тот тщательно записывал все выдаваемые им книги из библиотеки отца по просьбе студентов и знакомых, а также текущие дела. В этих книжках нигде не упоминается Соловьев4. Показательно также, что все, кто говорит об этих отношениях, начиная с Флоренского, не приводят ни одного свидетельства самого Вл. Соловьева или Дм. Голубинского об их знакомстве - ни в письмах, ни в их воспоминаниях, ни в воспоминаниях их современников. Утверждение о таком знакомстве появляется только в догадке Флоренского, через 40 лет после пребывания Соловьева в стенах Академии, когда ни Соловьева, ни Дм. Голубинского, ни многих очевидцев той эпохи уж не было в живых.
Подводя итог рассмотрению догадки Флоренского, можно сказать, что в ней нет ни одного чем-либо подтвержденного суждения, кроме того, что действительно, начиная с 1873-1874 г. Соловьев начинает проявлять интерес к софио-логической тематике. Но то, что прот. Голубинский был «поклонником Софии», что его сын «был хранителем отеческого предания», что Дм. Голубинский и Вл. Соловьев были знакомы и что именно первый ознакомил последнего с идеей Софии, - все это ничем текстологически не подтверждено5.
Уже самое беглое знакомство с трудами о. Павла при сравнении их с наследием Ф. Голубинского, Скворцова, Сидонского, Карпова и других академических преподавателей философии XIX в. показывает явное отличие их мировоззрений, свидетельствующее об отсутствии какой-либо преемственности.
Во-первых, работы последних отличала системность, традиционная для академического преподавания того времени и совсем не характерная для Флоренского, писавшего в предисловии к работе «У водоразделов мысли: черты конкретной метафизики»: «Читатель не найдет здесь никакой système и пусть не спрашивает таковой; кому же этот дух
ч 6 ^
дороже самой мысли, тому лучше немедленно отложить в сторону книгу» . Такое же отсутствие систематического изложения можно видеть и в других произведениях о. Павла. Для сравнения приведем высказывания Ф. Голубинского,
1 Скорее можно сделать вывод, что Дм. Голубинский не входил в число близких общих знакомых Бухарева: о нем упоминается вскользь, только в трех письмах из множества других, и только в связи с рецензией, и совсем не так, как о других людях, которых сам Бухарев называет своими друзьями. См.: Феодор (Бухарев) архим. Письма к А.А. Лебедеву // Богословский вестник. 1915. Т.3. № 10/11/12. С. 426-428.
2 В журнале «Богословский вестник» в свое время были опубликованы письма Дм. Голубинского, в примечаниях к которым, составленных о. П. Флоренским, отмечаются замеченные при жизни странности в поведении Дм. Голубинского, которые некоторыми его современниками расценивались как признаки принадлежности Дм. Голубинского к масонству. Флоренский также обращает внимание на то, что в одном из них Дм. Голубинский в качестве положительного образца обличительной литературы приводит книгу начала XIX столетия «Угроз Световостоков» Юнга-Штиллинга, который, по словам автора письма, «как видно, одушевлен истинным благочестием и христианской любовью» (Письма профессоров Московской духовной академии Д.Ф. Голубинского ... к протоиерею Петроградского Казанского собора Александру Алексеевичу Лебедеву // Богословский вестник. 1916. Т.3. № 10/11/12. С. 380). Комментируя эти слова, о. Павел Флоренский отмечает, что они могут показаться странными для современного церковного человека, но они не случайны, потому что Дм. Голубинский, как и его отец, имел склонность к пиетизму, распространенному в российском обществе в начале XIX столетия. Действительно, книга Юнга-Штиллинга - одно из типичных популярных изданий эпохи «александровского мистицизма», и верно, что отзыв об авторе этой книги как об одушевленном «истинным благочестием» мог быть оспорен многими церковными мыслителями. Однако «Угроз Световостоков», имеющий нравственно-обличительную и религиозно-назидательную окраску, весьма далеко отстоит по своему характеру и по своей направленности от софиологической традиции с ее вниманием к космологическим и теософским темам
3 Гаврюшин Н.К. «Столп Церкви»: протоиерей Ф.А. Голубинский. С. 38.
4 Голубинский Д.Ф. Записная книжка с описанием книг, бумаг и вещей 1872-1876 // ОР РГБ. Ф. 76/1 (Архив Голубинских). К.17. Ед.хр. 8.
5 Более подробный анализ предположения догадки Флоренского см.: Коцюба В.И. Можно ли считать прот. Ф.А. Голубинского провозвестником русской софиологии // Вопросы философии. 2012. № 5. С. 103-113.
6 Флоренский П.А. Сочинения... Т. 2. С. 28.
которого Флоренский воспринимал как родственного себе приверженца софиологии: «Философия должна заниматься исследованием сил, законов и целей систематически»1; «По образу изложения метафизика должна быть знанием, т.е. составом однородных познаний, выведенных из своих начал в связи и порядке, где все носит на себе характер систематического единства»2. И для других представителей духовно-академической философии системность являлась очевидным неотъемлемым свойством философии как науки.
Во-вторых, объяснение неприятия системности у Флоренского можно найти в его приверженности к «диалектическому» методу в мышлении. Отец Павел полагал, что мышление должно быть «непосредственно живым», не доказывающим, а показывающим, «вглядывающимся» в реальность и следующим за предметом мысли. В этом проявляется свобода мышления и его самодеятельность, без которых, по Флоренскому, немыслима настоящая философия. «Диалектике» о. Павел противопоставляет «мышление школьное» - рассудочное, анализирующее и классифицирующее3. Такое мышление, давая определения, лишает мысль свободы движения, а совокупность мыслей - «внутреннего единства». Для Флоренского предмет мысли сам определяет себя и дает новое откровение о реальности. Но у философов-академистов мы встречаем как раз «школьное мышление», анализирующее и определяющее, их рассуждения следует тем стандартам научности, которые Флоренский критикует за упорядочивающий «мертвящий» жизнь метод, противопоставляя им философию как несовместимую с наукой жизнеутверждающую «умную медитацию жизни, претворяемую в текущее слово»4.
Такое отличие в понимании мышления, на наш взгляд, было обусловлено не только различным пониманием философии у о. Павла и академистов первой половины XIX в. (Флоренский противопоставляет науку и философию5, в то время как академисты рассматривают философию в качестве науки), но и разным пониманием свободы мышления и его целей. У Флоренского свобода мышления понимается как свобода беспрепятственно следовать созерцаемым предметам мысли, куда бы они не вели мыслителя. У представителей духовно-академической философии Ф.А. Голу-бинского, В.Н. Карпова, О.М. Новицкого свобода мышления понимается как свобода выбора направления мысли, как свобода быть независимым от представлений и переживаний и подчинять свою мыслительную деятельность избираемой субъектом мышления благой и разумной цели6. У первого речь идет скорее о свободе самой мысли как некоего процесса мышления, у вторых - о свободе субъекта мысли, починяющего свое мышление определенным научно-практическим и нравственным задачам. При том, с точки зрения академистов, позиция, выражаемая Флоренским, смешивает мышление и деятельность воображения.
В-третьих, подход о. Павла к философии имел своим следствием открытость его философских рассуждений для самых разнообразных культурных и философских традиций, включая оккультизм и фольклор. Зеньковский и современные исследователи верно отмечают здесь близость Флоренского к «новому религиозному сознанию» Серебряного века7, добавим, чуждому духовно-академической традиции XIX столетия. В этой принципиальной «открытости» заключается следующее существенное различие взглядов академических преподавателей философии XIX в. и автора «Опыта православной теодицеи». Философы-академисты, вероятно, нашли бы в философских работах Флоренского непривычное для них смешение разных «стилей» или, говоря современным языком, дискурсов: философского, богословского, научного, художественного, эпистолярного и ораторского.
В-четвертых, самым существенным для нашего сравнения является смешение у Флоренского философского и богословского дискурса в тех вопросах, в которых у академистов всегда различалось то, что открывается человеку естественным путем и что - через сверхъестественное божественное Откровение. Поэтому в их трудах было, например, немыслимо логическое доказательство того, что «Истина есть единая сущность о трех ипостасях» через «само-доказательность и само-обоснованность Субъекта Истины Я», которое «есть отношение к Он через Ты», и прямое указание при этом на Лица Пресвятой Троицы, как это имело место у автора «Опыта православной теодицеи»8. Ф.А. Голубинский четко отделял то, что открывается уму через естественное богопознание, от того, что дано узнать человеку через Божественное Откровение. Доказывая с помощью аргументации, восходящей к Иоанну Дамаскину, «внешнее единство» Бога, означающее единственность, Голубинский отмечает, что этим «мы нимало не погрешим против высочайшей тайны триединства в Божестве, которой разум не может дознать сам собою»9. Голубинский не видит здесь никакого противоречия потому, что триединство Бога для него и представителей патристики принципиально отличается от множественности, характерной для всего остального. И Голубинский никак не старается логически изъяснить богооткровенную тайну триединства в рамках своего «Умозрительного Богословия», а принимает ее как Откровение внутренней, независимой от творения, жизни Бога, принципиально недоступное естественному богопознанию, познающему бытие Бога через исследование мира и человека. При отличии понимания философии у Карпова, Новицкого и других академистов первой половины XIX в. от понимания Голубинского, все они также четко отделяли философские истины от истин сверхъестественного божественного Откровения10.
1 Голубинский Ф. Лекции по философии, умозрительному богословию и умозрительной философии. СПб.: Изд-во общества памяти игум. Таисии, 2006. С. 30.
2 Там же. С. 69.
3 Флоренский П.А. Разум и диалектика [Вступительное слово перед зашитою на степень магистра книги «О Духовной Истине». М., 1912 г.] // Богословский вестник. 1914. Т. 3. № 9. С. 93.
4 Флоренский П.А. Сочинения... Т. 2. С. 130.
5 «Философия в самом существенном отрицает метод науки - отрицает и борется с ним и плавит его неподвижность жаром своего Эроса к подлинно-сущему. В противоположности мысли, которая твердо «стоит» и «неподвижна», и мысли, которая «убегает и не хочет стоять, где ее поставили», указывается несовместимость Науки и Философии. Эта несовместимость есть <.. .> непримиримость рабства и свободы, непримиримость спеленутой мумии и живого тела» (Там же. С. 129).
6 Так, Карпов видит проявление свободы рассудка как главного деятеля сознания в способности поставлять себя под влияние тех или иных впечатлений (внешних чувств или умозрения) См.: Карпов В.Н. Систематическое изложение логики. СПб., 1856. С. 20. То же представление о свободе и ее связи с деятельностью ума можно найти у Ф.А. Голубинского. См. Голубинский Ф. Указ. соч. С. 640-641.
7 См. Зеньковский В.В. История русской философии. Л.: ЭГО, 1991.Т. 2. Ч. 2. С. 187; Бонецкая Н.К. П.А. Флоренский и «новое религиозное сознание» // П.А. Флоренский: pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 1996. С. 645-663.
8 Флоренский П. А. Сочинения ... Т. 1. С. 48-49.
9 Голубинский Ф. Указ. соч. С. 444.
10 См.: Новицкий О.М. Постепенное развитие философских учений в связи с развитием языческих верований. К., 1860. Ч. 1. С. 18.
В-пятых, существенным отличием взглядов о. Павла Флоренского и представителей духовно-академической философии рассматриваемого периода является их различное отношение к платонизму. Здесь мы остановимся на тех из академистов, чьи имена в истории русской мысли наиболее тесно были связаны с понятием платонизма. Это прот. Ф.А. Голубинский, философию которого архиеп. Филарет (Гумилевский), учившийся у него философии, а впоследствии бывший ректором МДА, назвал христианской и «по направлению платоновой»1, и известный переводчик сочинений Платона профессор философии Санкт-Петербургской дуовной академии В.Н. Карпов. Сам Флоренский, как уже отмечалось, считал Платона «родоначальником русской идеи философской». Отличие обнаруживается в том, что именно ценили Голубинский, Карпов и Флоренский в философии Платона. Голубинский видел заслугу Платона в построении полной системы философии, в испытании пределов познавательных сил человека в познании сущностей явлений, в учении о сотворении мира Богом по определенному плану, в раскрытии природы души, ее невещественности, отличии от тела, в учении об уме и его идеях, о цели души, заключающейся в небесной лучшей жизни, в доказательствах бессмертия души.
У Карпова основными темами платоновской философии являются: 1) нравственное учение, теория добродетелей для человека и общества; 2) учение об истине вместе с критикой других философских и софистических учений; 3) рассмотрение истины и добра под формами прекрасного и приведение их к единству в религии, человеке и его произведениях2.
При этом и Голубинский, и Карпов излагают взгляды Платона посредством современного им философского категориального аппарата, вписывая эти взгляды в общий философский контекст. Они ценят у Платона те философские идеи, которые оказываются близкими христианскому мировоззрению (учение о важности добродетели, о бессмертии души и т.д.). У Флоренского же при обращении к философии Платона на первый план выдвигаются такие понятия, как эрос, вдохновение, выход из своего я и единство с миром, одушевленность природы3. И Флоренский восхищается именно тем в Платоне, что отнюдь не было значимым для Голубинского и Карпова в платоновском наследии, а именно - манерой изложения платоновских диалогов.
В Платоне Флоренский видит родственную ему диалектическую стихию подлинной философии, противоположную «философии школьной», свободное созерцательное течение мысли, «ритм вопросов и ответов», в котором «никакой ответ не есть погранично-последний ответ»4. Карпов же видит в избранной форме изложения философских идей у Платона, с одной стороны, некий компромисс между «высокими идеями ума, требующими нового философского языка» и «вкусом своего времени, желавшим приобрести мудрость под легкими и общенародными формами слова»5, с другой - удобное для того времени неразвитости наук средство всестороннего обсуждения философских вопросов, совмещенного с критикой других учений и изъяснением своих. Карпов полагает, что диалоги Платона были созданы именно как литературные произведения и рассчитаны на читателей, а в самом преподавании философии в Академии Платон использовал обычный учебный стиль изложения, только изредка пользуясь диалогическими приемами. И свой диалогический стиль Платон не считал неким достоинством методологии своей философии. При этом Карпов отмечает как существенное свойство платоновских диалогов то, что «в них никогда не выводятся и ясно не высказываются последние результаты исследований и что они в философском отношении не имеют ни определенного начала, ни определенного конца». Карпов полагает, что это свойство не отражает позиции самого автора, но скорее связано с дидактической целью Платона, подвести читателя к признанию правоты своего учения и неверности критикуемых им других учений. По мнению Карпова, именно по этой причине отсутствия начала и конца, восхищающей Флоренского, философия Платона во все времена понимаема была различно и увлекала умы.
Подтверждением сказанного Карповым может быть принципиально различное восприятие Платона у Ф. Голу-бинского и Флоренского. Последний тяготел к платонизму Шеллинга, причисляя себя к «платоно-аристотелевско-гете-шеллинговскому генеалогическому древу»6, к платонизму метафизики всеединства и софиологии. В то время как Ф. Голубинский ориентировался на платонизм Ф. Якоби, который «открыл новое учение в духе Платона, и коего Германия называет воскресшим Платоном», и который противостал учению Фихте и Шеллинга . В лекциях по умозрительной (рациональной) психологии Голубинский называет Якоби «восстановителем платонова учения об идеях и силе ума» и говорит что этот немецкий мыслитель «выше всех идей поставлял идею о Бесконечном, к которой прочии относятся как отрасли к корню»8. Именно такое учение об определяющем значении идеи Бесконечного для человека и об идеях ума, учение, отличное от прежней вольфианской традиции, стало основой «платоновой» философии Голубинского. Якоби был принципиальный противник и критик философии всеединства, в которой он видел путь к пантеизму и натурализму и яркими выразителями которой считал Дж. Бруно, Спинозу и Шеллинга, в философии всеединства которого он видел «преображенный спинозизм»9. И Голубинский, отмечая, что Шеллинг в своем учении об Абсолютном восстановляет платонизм и учение Плотина , недвусмысленно вслед за Якоби относит философию мюнхенского мыслителя не к теизму, а к идеалистическому пантеизму11.
Резюмируя изложенное, можно признать несомненные заслуги Флоренского в истории изучения последней: они проявились в утверждении значимости данного течения для русской философии и в поощрении изучения наследия академистов этого периода в академической среде начала XX столетия. Ценным также являлось указание Флоренского на важность изучения значения митрополита Филарета (Дроздова), архиеп. Иннокентия (Борисова) в становлении духовно-академической философии. Вместе с тем сам Флоренский, как показывают его труды, не занимался изучением филосо-
1 Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского Обзор русской литературы: 1720-1858. СПб., 1861. Кн. 2. С. 192.
2 Карпов В.Н. О сочинениях Платона // Сочинения Платона, переведенные с греческого и объясненные проф. СПбДА Карповым. СПб., 1841.Ч. 1. С. 54-56.
3 См. Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма... С. 285-286.
4 Флоренский П.А. Сочинения .Т. 2. С. 131.
5 Карпов В.Н. Указ. соч. С. 27-28.
6 Флоренский П.А. Сочинения ...Т.2. С. 33.
7 Голубинский Ф. Указ. соч. С. 62.
8 Там же. С. 567.
9 Jacobi Fr.H. Werke, Gesamtausgabe. Hamburg: Meiner, 2000, Bd. 3, S. 80.
10 Голубинский Ф. Указ. соч. С. 564.
11 Там же. С. 41.
фии академистов первой половины XIX в., они не оказали никакого влияния на становление его собственных взглядов, и философские и мировоззренческие приоритеты их и Флоренского значительно различались. Потому выдвигавшиеся с начала 80-х гг. ХХ в. тезисы об одной философской традиции в МДА, завершителем которой стал о. П. Флоренский, о преемственности взглядов Ф. Голубинского, В.Д. Кудрявцева-Платонова и о. П. Флоренского или о принадлежности Ф.А. Голубинского, В.Н. Карпова и Флоренского к одной преемственной традиции «христианского платонизма»1, на наш взгляд, нельзя признать верными.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абрамов А.И. Русское духовно-академическое философствование как феномен русской философской культуры //
Сборник научных трудов по истории русской философии. М.: Кругъ, 2005. С. 31-117.
2. Андроник (Трубачев), игум. Священник Павел Флоренский - профессор Московской духовной академии // Московская
духовная академия 300 лет (1685-1985). Богословские труды. Юбилейный сборник. М.: Изд-во Моск. Патриархии, 1986. С. 226-246.
3. Белоруков А.М. свящ. Внутренний перелом в жизни А.И. Бухарева (архимандрита Феодора) // Богословский вестник.
1915. Т. 3. № 10/11/12. С. 785-867 (1-я паг.).
4. Бонецкая Н.К. П.А. Флоренский и «новое религиозное сознание» // П.А. Флоренский: Pro et Contra. СПб.: Изд-во РХГИ,
1996. С. 645-663.
5. Гаврюшин Н.К. «Столп Церкви»: протоиерей Ф.А. Голубинский и его школа // Исследования по истории русской мысли:
Ежегодник за 2008-2009 год / Под ред. М.А. Колерова и Н.С. Плотникова. М.: Издательский дом «Регнум», 2012. С. 7-51.
6. Гаврюшин Н.К. У истоков русской духовно-академической философии. Святитель Филарет (Дроздов) между Кантом и
Фесслером. // Вопросы философии. 2003. № 2. С. 131-139.
7. Голубинский Д.Ф. Записная книжка с описанием книг, бумаг и вещей 1872-1876 // ОР РГБ. Ф. 76/1 (Архив Голубин-
ских). К. 17. Ед. хр. 8.
8. Голубинский Д.Ф. Письма // Богословский вестник. 1916. Т. 3. № 10/11/12. С. 370-396 (2-я паг.).
9. Голубинский Ф. прот. Лекции по философии, умозрительному богословию, умозрительной психологии. - СПб.: Изд-во
общества памяти игум. Таисии, 2006.
10. Гунькин И.В. Онтология в русском духовно-академическом теизме XIX века: Дисс. ... канд. филос. наук. Уссурийск, 2006.
11. Даниловский А. История преподавания философских наук в духовно-учебных заведениях России. 1912 // ОР РГБ.
Ф. 172 (Архив МДА). Оп. 232. Ед. хр. 10.
12. Зеньковский В.В. История русской философии. В 2 т. Ленинград: ЭГО, 1991. 2 т.
13. Иванов В. прот. Становление богословской мысли в Московской духовной академии (1814-1870) // Богословские тру-
ды. Юбилейный сборник. М.: Изд-во Моск. Патриархии, 1986. С. 113-147.
14. Иннокентий (Просвирнин) архим. О творческом пути священника Павла Флоренского // Журнал Московской Патриар-
хии.1982. № 4. С. 65-76.
15. Карпов В.Н. О сочинениях Платона // Сочинения Платона, переведенные с греческого и объясненные проф. СПбДА
Карповым. СПб., 1841. Ч. 1. С. 21-56.
16. Карпов В.Н. Систематическое изложение логики. СПб., 1856.
17. Коцюба В.И. Можно ли считать прот. Ф.А. Голубинского провозвестником русской софиологии // Вопросы философии.
2012. № 5. С. 103-113.
18. Куценко Н.А. Духовно-академическая философия в России первой половины XIX века: Киевская и Петербургская шко-
лы. (Новые материалы). М.: ИФ РАН, 2005.
19. Куценко Н.А. Протоиерей Иоанн Скворцов и киевская духовно-академическая школа // Философия религии: Альманах.
М.: ИФ РАН, 2007. С. 393-427.
20. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М.: АСТ, 2000.
21. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М.: Ладомир, 1994.
22. Лукьянов С.М. О Вл.С. Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии. Кн. 1. Петроград, 1916.
23. Новицкий О.М. Постепенное развитие философских учений в связи с развитием языческих верований. К., 1860-1861. Ч. 1-4.
24. Пишун В.С. Православная персонология и духовно-академическая философия XIX века. М.: Прометей, 1996.
25. Розанов В.В. Заметки о важнейших течениях русской философской мысли в связи с переводной литературой по фило-
софии // Вопросы философии и психологии. 1890. Год 1. Кн. 3. С. 1-36.
26. Филарет, архиеп. Черниговский и Нежинский. Обзор русской литературы: 1720-1858. Кн. 2. СПб., 1861.
27. Флоренский П.А. Разум и диалектика [Вступительное слово перед зашитою на степень магистра книги «О Духовной
Истине». М., 1912 г.] // Богословский вестник. 1914. Т. 3. № 9. С. 86-98 (1-я паг.).
28. Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1996. Т. 2.
29. Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма: [Пробная лекция] // Богословский вестник. 1909. Т. 1. № 2.
С. 284-297 (2-я паг.).
30. Флоренский П.А. Сочинения: В 2 т. М.: Правда, 1990.
31. Шапошников Л.Е., Федоров А.А. Изучение философии и пути развития философской мысли в русских духовных ака-
демиях в XIX века // Русская философия: новые исследования и материалы. СПб.: Летний сад, 2001. С. 226-240.
32. Danzas J. "Russian Sophiology 1." New Blackfriars 18.211 (1937): 763-773.
33. Danzas J. "Russian Sophiology 2." New Blackfriars 18.212 (1937): 842-848.
34. Jacobi Fr.H. Werke, Gesamtausgabe. Hamburg: Meiner, 2000, Bd. 3.
35. Valliere P. Modern Russian Theology: Bukharev, Soloviev, Bulgakov. Orthodox Theology in a New Key. Edinburgh: T&T Clark, 2000.
Цитирование по ГОСТ Р 7.0.11—2011:
Коцюба, В. И. П.А. Флоренский и духовно-академическая философия первой половины XIX века / В.И. Коцюба // Пространство и Время. — 2015. — № 1—2(19—20). — С. 187—194. Стационарный сетевой адрес 2226-7271provr_st1_2-19_20.2015.54._
1 Гаврюшин Н.К. У истоков русской духовно-академической философии. Святитель Филарет (Дроздов) между Кантом и Фесслером // Вопросы философии. 2003. № 2. С.138.
