CC BY
49
УДК 811.1 А. В. Кожокина
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2012. Вып. 3
ОЗНАЧИВАНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ЗНАКОВ
Подход к человеку как к Animal Symbolicum, «символическому существу», т. е. существу, которое способно к семиотической деятельности и активно использует знаки, (sign-using animal), широко распространен [1, p. 13]. По мнению Л. С. Выготского, сиг-нификация (способность человека создавать и использовать знаки) является «основной и самой общей деятельностью человека, отличающей его от животного с психологической точки зрения» [2, c. 79-80]1.
Цель настоящей статьи — рассмотреть особенности процесса означивания языковых знаков (знаков естественных языков и непосредственно производных от них знаковых систем). Под термином «означивание» понимается процесс образования окказионального знака, т. е. присвоения материальному объекту знаковой функции, «ознаковление». Этот вид знаковой деятельности производится человеком спонтанно, по случаю. Если вопросы, связанные с природой готового знака, конвенциональных знаковых систем, к которым регулярно обращаются члены общества, изучены достаточно полно2, то проблема «первичного» окказионального означивания рассматривается реже. Ее изучение связано в первую очередь с именами А. И. Варшавской [5] и ее учеников И. В. Кочкаревой [6] и А. В. Кожокиной [7].
С точки зрения филогенеза исследователями изучена способность первобытного человека к означиванию объектов [8, 9]. Эти сведения подтверждаются онтогенетическими данными [2, 10-12]. Исследователи единодушно отмечают, что дети способны создавать знаки еще на доречевом уровне развития. Таким образом, окказиональное означивание представляет собой один из первичных видов деятельности человека, подобно питанию, ориентации в действительности. Знаковая деятельность шире, чем язык, и охватывает помимо вербальных знаков также систему знаков в широком смысле.
Поскольку окказиональный знак образуется при взаимодействии человека со внешним миром, знаковая деятельность носит когнитивный характер. А. И. Варшавская предлагает схему анализа познавательного акта, которая строится на основании данных языка и включает акт перцепции и акт понимания: «Некто услышал / увидел Нечто — Некто понял Что» [5, с. 283]. Высказывание о знаковой ситуации можно представить следующим образом: «Некто увидел / услышал Нечто — Некто понял, что это знак Чего-то». Вслед за А. И. Варшавской мы будем считать, что знаковая «предсемио-зисная» ситуация включает: 1) субъект, который может присвоить знаковую функцию объекту; 2) объект, которому присваивается знаковая функция (это может быть любой предмет с каким-то его свойством или признаком, явление природы, действие человека, животного); 3) смысл «знака» — то, как субъект понял увиденное, или смысл понятого; а также 4) знаковое отношение, которое устанавливает субъект [5].
Поскольку человек говорит о результатах своей окказиональной знаковой деятельности, в языке есть специальные средства для их выражения. Высказывания,
1 Об использовании знаковых средств в коммуникации животных, зоосемиотике см., например: [3].
2 Подробную библиографию по данной проблеме и анализ основных точек зрения см.: [4].
© А. В. Кожокина, 2012
выражающие реальную ситуацию, в которой создается окказиональный знак, организовываются предикатами со значением «быть знаком», «значить»: to be sign, mark of, to mean. Группа глаголов (более 30 единиц) с этим значением в английском языке рассматривается И. В. Кочкаревой [6]. Приведенные предикаты наиболее часто встречаются в материале нашего анализа.
В знаковой ситуации в качестве объекта означивания может выступать языковой знак. Это возможно на основании того, что он материален, его наличие в тексте можно рассматривать как «графический образ», «письменное начертание» (по Ф. де Соссю-ру [13, с. 47]). Иными словами, «графический образ» языкового знака можно увидеть, а «звуковой образ» — услышать.
Человек может обращаться со словом, как с любым объектом окружающего мира. Материальность языковых знаков дает основания считать, что они могут переозначиваться. Вербальный знак, образованный в результате акта номинации, уже имеет общепринятое, конвенциональное значение. Однако он может стать окказиональным, если ему приписать новое сугубо индивидуальное значение. Иллюстрацией такого двойного переозначивания может служить следующий пример:
(1) Rat-tat! She knocked at the door.
"Password!"
"Er — Bonfire Night!" said Barbara.
The door remained shut, and there was a dead silence inside. Barbara gave a little giggle.
"All right. I know it! Guy Fawkes!" The door opened and she went in [14, p. 11].
Данное высказывание является примером полного замещения общепринятого смысла языкового знака новым, понятным только узкому кругу людей — со-субъектов знаковой ситуации, в ходе которой используется данный знак. Символическая фраза "Guy Fawkes" становится паролем, условным знаком. Она осмысливается как знак того, стоит ли дверь открыть или же держать закрытой.
Общепризнанно, что язык или, вернее, речевая деятельность и человек настолько связаны между собой, что определяя одно из них, мы делаем выводы и о другом. Недаром ученые говорят: язык как черта личности, авторский язык. На то, что языковые привычки характеризуют личность человека, указывал еще Э. Сепир: «Языковые привычки человека весьма существенны как бессознательные индикаторы наиболее существенных черт его личности... Обычный человек никогда не довольствуется одним лишь содержанием речи, но очень чувствителен к скрытому смыслу языкового поведения, хотя этот скрытый смысл почти не поддается сознательному анализу. В общем и целом не будет преувеличением сказать, что одна из действительно важных функций языка заключается в постоянной сигнализации того, какое психологическое место занимают его носители в обществе» [15, с. 234].
Более того, Э. Сепир разработал уровневое описание речи. Самый низший и базовый уровень речи, характеризующий человека, — это голос, голосовая динамика (интонация, ритм, плавность, темп речи). Далее следуют произношение, затем длина и строение предложений, характер и объем словаря, употребительность наукообразной лексики, стиль, которым пользуется человек [15, с. 233, 285-297]. В теории речевых актов Дж. Л. Остин отмечал, что сказать нечто всегда означает: а) осуществить акт произнесения определенных звуков (фонетический акт); б) осуществить акт произнесения определенных вокабул или слов, т. е. звуковых сочетаний определенных типов, принад-
лежащих данному словарю и выступающих именно как таковые в составе определенной конструкции, иначе говоря в соответствии с определенной грамматикой и именно в этом качестве с определенной интонацией (фатический акт); в) осуществить акт использования высказывания с более или менее определенным смыслом и референцией (ретический акт) [16, с. 83].
Для нашего анализа представляется возможным объединить основные моменты, выделяемые Дж. Л. Остином в локуции, с уровневым описанием речи, предложенным Э. Сепиром. Думается, что критерии оценки локуции или процесса говорения исходят из размышлений человека над языком и находят свое отражение в означивании речевой деятельности человеком. Подтверждением сказанного является тот факт, что в повседневной жизни человек часто характеризует другого человека, прибегая к означиванию его речи.
Итак, первое, на что обращает внимание человек в процессе речевой коммуникации, это голос. По Э. Сепиру, голос является низшим уровнем речи, поскольку наследуется с рождения. Второй параметр оценки речи — это голосовая динамика, включающая такие факторы, как интонация, ритм, относительная плавность/гладкость речи и темп. Поскольку рассматриваемые нами высказывания взяты в основном из художественной литературы, можно сделать вывод о том, что они принадлежат не-лингвистам, «наивным лингвистам»3 (по О. А. Журавской). Не будучи ученым-профессионалом, не обладая специальными знаниями о языке, простому человеку сложно разграничить голос и голосовую динамику, в частности интонацию. Поэтому в следующих примерах речь в основном идет об интонации говорящего, которая подвергается означиванию.
(2) "Wait in the reception area, Robin. I'll be out in just a moment. I want to talk to the doctor". Kerry's voice carried what Robin called "the tone". It meant "and I don't want to hear any arguments" [18, p. 68].
В данном примере один из коммуникантов по тону собеседника сделал вывод о том, что спорить бесполезно и надо подчиниться говорящему.
(3) Carry: I want to talk to you, Frederick.
Frederick: When you use that tone of voice you need two hours. Let's make it in the morning, Mother [19, p. 140].
По тону матери сын понял, что разговор обещает быть долгим, и предложил его перенести на другое время. Приведем еще пример, когда один из коммуникантов интерпретирует смысл слов говорящего исходя из паралингвистических и экстралингвистических моментов.
(4) "Did you have a good time?" "Marvelous", my mother said, but you could tell she didn't mean it [20, p. 180].
На вопрос о том, хорошо ли провела время в гостях, мать героя повествования ответила «чудесно», но по тому, как, вероятно, была произнесена фраза и учитывая тот факт, что мать вообще не любит ходить в гости, герой сделал вывод, что ответ матери надо понимать иначе.
3 Под термином «наивный лингвист» О. А. Журавская понимает «носителя языка, который не связан профессионально с лингвистикой, но все же является лингвистом в силу того, что часто предметами его наблюдений служат язык, речь окружающих людей» [17, с. 4].
Третий параметр анализа речи — это произношение. Как правило, каждый тип произношения так или иначе маркирован. «Наивный лингвист», зная произносительные нормы своего языка, по произношению собеседника может судить о том, кто перед ним: иностранец, уроженец той или иной области родной страны, образованный или не очень образованный человек.
(5) He looked as sure of himself as Jack, but in a different way; the Yorkshire accent which I suspected him of overdoing a bit, was one of the marks of that self-assurance [21, p. 180].
В рассматриваемом примере несколько нарочитый йоркширский акцент воспринимается «наивным лингвистом» как один из признаков самоуверенности говорящего.
Означивание вербальных знаков связано с социолингвистикой. Как показывает исследование фактического материала, в языковом сознании человека существует закрепленный стереотип речи представителей ряда профессий, различных родов деятельности, социальных слоев. Обращая внимание на манеру произнесения слов, специфические речевые особенности говорящего, человек означивает их, ссылаясь на стереотипы.
(6) He is a gardener... His speech is peppered with the twangy inflections of island patois, the vestige of his having grown up the son of a farmer in Trinidad. A long white beard stretches nearly to his waist*4.
Слушающий описывает речь говорящего, в которой он замечает использование местного наречия, свойственного жителям острова (island patois). Из этого он делает вывод о том, что говорящий работает садовником. Определяя род деятельности говорящего, слушающий руководствуется своим знанием. Ему известно, что для представителей данного рода профессии существует определенный интонационный и диалектный стереотип.
Следующий пример иллюстрирует означивание речевого поведения политика. Сообщается об особенностях его речи на лексическом уровне. Согласно общепринятой точке зрения, политику не свойственно приносить извинения за свои действия.
(7) Being a politician means never saying you're sorry*.
Человек может интерпретировать знаково действия другого человека, о которых он узнает через слова. Подобное осмысление вербальных знаков можно сравнить со «скрытыми смыслами», которые рассматривает А. А. Масленникова. «Скрытый смысл — это всякий смысл, вербально не выражаемый в тексте сообщения, но воспринимающийся адресатом как подразумеваемый и интерпретируемый им на основании языковой компетенции, знаний о мире и имеющихся в тексте сообщения показателей» [22, c. 6]. Приведем пример:
(8) Jack opened the other envelope. It was telegram. "Don't worry, dearest", it said, "Love Veronica". It had been sent from Zurich, at ten-thirty the night before. Jack read it twice, searching for a code, a hidden message. All this means, he thought, that last night at ten-thirty she was alive and in Zurich [18, p. 253].
4 Примеры, отмеченные *, представлены в базе электронного ресурса British National Corpus (URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk/).
Посланная из определенного места в определенное время телеграмма служит основанием полагать, что Вероника, пропавшая несколько дней назад, накануне вечером находилась в Цюрихе и была жива. Осмысляя прочитанное, герой приписывает значение знака не самому тексту телеграммы, а тому, что она была написана и отправлена, т. е. действию. За текстом телеграммы герой ищет какой-то код, скрытый смысл (a code, a hidden message). Наличие в анализируемом примере глагола to mean позволяет считать, что посланная телеграмма является знаком, а то, что Вероника, когда писала и отравляла телеграмму, была жива, — смыслом знака.
Человек представляет собой именно то, что он говорит. Слова, которые часто употребляет человек, описывают состояние его психики, черты характера и т. д. Наличие слов-сорняков, слов-паразитов может быть обусловлено внутренним состоянием говорящего (взволнованностью, растерянностью и т. д.), бедностью словарного запаса. Грубые слова могут характеризовать и представлять человека злым и жестоким. Приведем пример:
(9) The swear words, of course, had been picked up from the Older Man, a debonair, greying composer: he used them when his new symphony wouldn't come right, this being a sure sign of his extreme sophistication and wickedness [21, p. 48].
В примере (9) использование говорящим в речи ругательств (swear words) расценивается как явный признак присутствия соответствующих характерологических особенностей личности (extreme sophistication and wickedness).
Слова, которые произносит человек, могут выступать в качестве симптома болезни. В таком случае речь также идет о ситуации переосмысления вербальных знаков, которые приобретают иной смысл для человека:
(10) She saw that he tried to speak. ...His lips moved. He didn't look at her. His eyes stared unseeing at the whitewashed wall. She leaned over to him so that she might hear. But he spoke quite clearly.
"The dog it was that died".
She stayed as still as though she were turned to stone. She couldn't understand and gazed at him in terrified perplexity. It was meaningless. Delirium [23, p. 186].
Героиня — жена больного — всматривается в лицо своего мужа, заметив, что он ей что-то говорит. Она не может понять смысл его слов и на основании этого приходит к выводу, что он бредит. Бессвязная речь осмысливается как знак болезни — "delirium".
Система математических знаков относится к искусственным языкам. Однако, как показывает материал, и эти конвенциональные, специально созданные знаки могут переозначиваться. В следующем примере речь идет о том, что ревнивый муж нанял частного детектива для наблюдения за собственной женой. Он договаривается с ним, как они будут обозначать различные объекты, попадающие в поле зрения детектива, о которых он будет сообщать своему клиенту в дальнейшей переписке. Для этого выбираются математические знаки, с помощью которых собранная детективом информация зашифровывается:
(11) It's your key. The case we'll call 7x. The party watched will be 17; the watcher 19; the Mansions 25, yourself — I should say, your firm — 31; my firm 32, myself 2. In case you should have to mention your client in writing I have called him 43; any person we suspect will be 47; a second person 51 [24, p. 143].
Следствием (результатом) того, как эта система работает, является следующее высказывание:
(12) "A gentleman", he said, consulting the key in his left hand, "47 as we say, has been playing marked attention to 17 during the last month in Paris". <.> "One rather curious point — 47 has the same name as — 31!" [24, p. 195].
Смысл высказывания понятен лишь автору данного сообщения — детективу и его адресату — клиенту. В подобных случаях имеет место двойное кодирование. Цифры переосмысливаются и приобретают дополнительный знаковый смысл, что позволяет им функционировать в определенных условиях уже не как математические, а как окказиональные знаки.
Итак, на основании изложенного можно сделать вывод о том, что в качестве объектов означивания могут выступать «объекты», которые в той или иной степени обладают знаковой природой, такие как знаки естественных и искусственных языков. Возможность их переозначивания обусловлена знаковостью мышления, способностью человека создавать, интерпретировать и использовать знаки.
Источники и литература
1. Burke K. Language as Symbolic Action. Berkley; Los Angeles: University of California Press, 1966. 514 р.
2. Выготский Л. С. Основные проблемы современной дефектологии // Выготский Л. С. Собр. соч.: в 6 т. М.: Педагогика, 1983. Т. 3. Проблемы развития психики. С. 5-328.
3. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. 447 с.
4. Чертов Л. Ф. Знаковость. Опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационной связи. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1993. 378 с.
5. Варшавская А. И. Языковые единицы и отношения совместности. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2008. 325 с.
6. Кочкарева И. В. Конструкции, организованные предикатами со значением «быть знаком», «значить» (на материале современного английского языка): дис. ... канд. филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 2002. 193 с.
7. Кожокина А. В. Синкретизм выражения причинно-следственного и знакового отношений (на материале английского языка): автореф. дис. . канд. филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 2009. 17 с.
8. Спиркин А. Происхождение сознания. М.: Госполитиздат. 1960. 471 с.
9. Sapir E. Culture, Language and Personality. Selected Essays. Berkley; Los Angeles: University of California Press. 1966. 617 p.
10. Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение // Семиотика / сост., вступ. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова. М.: Радуга, 1983. С. 90-102.
11. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во МГУ, 1981. 584 с.
12. Эльконин Д. Б. Введение в психологию развития (в традиции культурно-исторической теории Л. С. Выготского). М.: Тривола, 1994. 167 с.
13. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики: пер. с фр. / под ред. и с примеч. Р. И. Шор. 2-е изд. М.: УРСС, 2004. 271 с.
14. Sayers D. L. In the Teeth of the Evidence. London: New English Library: Times Mirror, 1985. 288 p.
15. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.: Прогресс: Универс, 1993. 654 с.
16. Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. 1986. Вып. 17. Теория речевых актов. С. 22-131.
17. Журавская О. А. Метаязык «наивного лингвиста» в описании речевой деятельности (на материале английского языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 1998. 16 с.
18. Shaw I. Two Weeks in Another Town. London: New English Library: Times Mirror, 1981. 156 p.
19. Hellman L. The Autumn Garden. Three American Plays. Moscow: Progress Publishers, 1995. 210 p.
20. Salinger J. D. The Catcher in the Rye. Moscow: Progress Publishers, 1972. 247 p.
21. Braine J. Room at the Top. Moscow: Foreign Languages Publishing House, 1994. 245 p.
22. Масленникова А. А. Скрытые смыслы и их лингвистическая интерпретация: автореф. дис. ... д-ра филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 1999. 35 с.
23. Maugham S. The Painted Veil. Moscow: Progress Publishers, 1981. 189 p.
24. Galsworthy J. The Forsyte Saga. Moscow: Progress Publishers, 2000. 345 p.
Статья поступила в редакцию 18 июня 2012 г.
