CC BY
143ОЖИДАНИЯ И ИГРЫ: ДИАЛОГИЧЕСКОЕ И
ОБЩЕНИЕ
М. Р Арпентьева
Статья посвящена анализу проблем ожиданий в монологическом и диалогическом общении. Сравниваются особенности диалогического и монологического взаимодействий, реализующих «смыслы для себя» и «смыслы для других» на разных стадиях общения: перцепции, интеракции и интеграции. В качестве центрального, ядерного момента анализа ожиданий во взаимодействии рассматривается игра, анализируются ее составляющие — спектакль и состязание, особенности их реализации в монологическом и диалогическом взаимодействии на разных уровнях и стадиях общения, парадоксы и тенденции диалогического и монологического взаимодействий. Подчеркивается жизнеизменяющий потенциал диалогического общения, его направленность не только на решение проблем, но на развитие субъектов общения, преображение их жизнедеятельности, в том числе выходящее за пределы ожиданий.
Ключевые слова: диалог, монолог, общение, ожидания, самораскрытие, самопредъявление.
Введение. Диалогическое общение, помимо «прироста информации» и качественной специфики самой «информации», обладает жизнеизменяющим, преобразующим бытие человека, его отношение к себе и миру потенциалом. преобразование связано не только и не столько с ожидаемыми и намеченными, сколько с неожиданными, нетривиальными переменами и артефактами. Общение, выходящее за рамки ожиданий, выводящее за них субъектов, направлено не только на решение конкретных проблем, но и на развитие субъектов общения, преображение их жизнедеятельности: через осмысление проблемы, ее «смысла для себя» субъекты получают возможность осмыслить и переосмыслить всю свою жизнь, перейти от отстраненного и ма-нипулятивного монологического общения и его симулякров (фатического и ритуального общения) к обсуждению и решению реальных, значимых для них проблем в отношениях с реальным, а значит, значимым партнером. Общение не получает внутренней основы, если это не общение по поводу деятельности [Леонтьев 1975], однако общение не сводится к обслуживанию предмет-
монологическое
Об авторе:
Арпентьева Мариям Равильевна
канд. психол. наук, доцент, старший научный сотрудник кафедры психологии развития и образования Калужского государственного университета имени К. Э. Циолковского
Адрес для переписки: Россия, 248003 г.Калуга, ул.Болдина, д.19, кв.44. E-mail: [email protected]
32
М. Р. Арпентьева
ных задач, поставленных перед человеком. Сущность и содержание процессов интеракции в том, что они являются частью общения и реализации отношений людей [Морено 2001; флоренская 1991; Хараш 1977; Хараш 1979]. Интеракция выступает как производство и воспроизводство отношений между людьми, деятельностные, предметные задачи существуют в мире людей для того, чтобы сконцентрировать на себе намерения и запустить процессы общения. производство и воспроизводство отношений, распределение и утверждение интерперсональных позиций и статусов опосредовано обращением к предметным задачам, цели деятельности. Общение, взятое и как интерактивный поведенческий акт, и как аспект общественного бытия человека (со-бытия людей), только тогда становится целостной системой, «событием», когда его интерактивные и перцептивно-информационные компоненты включены в определенный мотивационный контекст, проблемно фокусированы. Диалог, в отличие от монолога как псевдообщения, — общение на уровне действительных мотивов деятельности. Участники коммуникации являются конкретными личностями, индивидуальностями, а не безликими коммуникаторами и реципиентами или «контактами», не просто субъектами деятельности, но и субъектами отношений. Они проявляют себя, открывают себя и друг друга в своих сообщениях и текстах: открыто реализуют себя и свои цели, строят и находят собственные смыслы или стремятся скрыть истинные смыслы и цели своей деятельности, внимательны к целям и смыслам других. В традиционных, монологических моделях люди игнорируют эти смыслы и цели в привычном беге «по кругу» упрощающих жизнь и ее смыслы, созданных другими людьми стереотипов [Хараш 1977; Хараш 1979]. Сообщение, однако, не только передача информации, но и событие в жизни людей, событие их со-бытия, оно подразумевает предъявление ими самих себя, слушание себя и друг друга. В сообщении есть и ожидание, и неожиданность, и игра.
Цель исследования: сравнительный анализ структуры диалогического и монологического общения, выявление роли ожиданий и специфики игрового ядра общения в диалоге и монологе.
Задачи исследования: выявление специфики диалогического и монологического общения на перцептивном, коммуникативном и интерактивном уровнях, анализ особенностей проявления ожиданий на этих уровнях, раскрытие роли игрового ядра общения в формировании, развитии и коррекции социальных ожиданий.
Ожидания и игровое ядро общения: общение как спектакль и как состязание. Люди, начинающие общение, с самого начала так или иначе предвосхищают некую «интригу», игру отношений, они готовятся к ней, как игроки, предполагающие наличие соревнования, направленного на достижение собственных целей, а также как драматурги и актеры, включенные в сценическое действо, спектакль, который нередко развернуто проигрывается до самого общения и продолжает разыгрываться после того, как конкретная ситуация общения давно завершена. поэтому «ядро» общения можно назвать «игровым»: с точки зрения человеческой жизни игра — это и «есть то дело, ради которого мы прихо-
33
Социальные явления. 2015 (3)
дим в этот мир и объединяемся в общности и сообщества» [Боулби 2003; Гофман 2004; Петровский 2007; Хараш 1983; Хараш 2003; Хейзинга 1997]. такое «ядро» возникает даже в мимолетной, дистанционной или виртуальной встрече двух и более людей, в том числе в виде гипотез о правилах взаимодействия и возможном развитии отношений в связи с предстоящими предметными задачами, а также в виде впечатлений и «следов памяти», продолжающихся после встречи (контакта) внутри общавшихся диалогов. при описании отношений взрослых людей понятие игры привлекается в «негативном» контексте для обозначения целого ряда тенденций и аспектов, отличающих нарушенное, уплощенное, монологическое общение-симулякр и реализуемые в этом общении «объектные», манипулятивные, конкурентные, отчужденные и имитирующие отношения к себе и миру [Василюк 1996; казанжи 2014; ковалев 1997; копьев 2007; Орлов 2002; Сатир 1992; Ухтомский 2003; флоренская 1991], при описании отношений детей — в «позитивном» контексте, как деятельность, развивающая и корректирующая личность и ее отношения [Лэндрет 1994; эдконин 1999].
Игра, в отличие от ожиданий, часто представляющих собой результат редуцированного под действием стереотипных предвосхищений диалога, выступает как форма полноценного общения и его суть. Игра отражает «потоковый», спонтанный и эмерджентный характер общения, его «непрограммируемость» и неожиданность. Общение благодаря игре как со-бытию, процессу взаимодействия людей как сложных систем, функционирующих по принципам синергии, параллелирования и гистерезиса, обретает реальную значимость как процесс совместного решения проблем и изучения себя и жизни. Развивающий характер истинного общения проявляется в том, что оно стимулирует возвращение человека из конечности «самоподтверждающихся стереотипов» и отрицающих себя и реальность симулякров и созданных для поддержания иерархий псевдосекретов в реальность бесконечных смыслов и неограниченности творчества жизни, ждущих раскрытия и осмысления тайн бытия. Игра — это состязание или соревнование, включающее противостояние сил и стратегий; но и шоу, лицедейство, включающее согласованность ролей и линий сюжета. «Игра есть борьба за что-нибудь или представление чего-нибудь... игра «представляет» борьбу за что-то либо является состязанием в том, кто лучше других что-то представит» [Хейзинга 1997, 24]. Поэтому состязание и спектакль имеют много общего: спектакль, как и игра, состязателен, а состязание, как и спектакль, зрелищно. Оба они предполагают наличие правил и сценариев-ожиданий, отступление от которых чревато разрушением совместного действа — общения. Чтобы находиться и оставаться в игре, даже разрушая ее, индивид должен делать вид, что играет по правилам, лицедействовать. Поэтому «мошенникам и лицемерам... всегда доставалось меньше, нежели тем, кто нарушал игру» и разрушал ожидания [Хейзинга 1997, 22-23]. И состязание, и спектакль собирают наблюдателей, побуждая участников к самоподаче, самопредставлению в виде самораскрытия или самопредъявления. человек как собеседник — это «игрок» и «актер», условием максимальной самоотдачи — полноценного, деятельного усилия — является правильный для каждой конкретной ситуации выбор между двумя ипостасями. Успешное и полноценное общение ориенти-
34
М. Р. Арпентьева
ровано на самовыражение (самоотдачу), неуспех предопределяется преобладанием самоподачи и ориентацией на ожидания [Арпентьева 2015; Доценко 197; Хейзинга 1997, Rime 2007; Sullivan 1953]. Монологическому общению, в отличие от диалога и игры, свойственна не фасилитация, а коакция, при которой люди выполняют одно и то же задание, находясь рядом, но не взаимодействуя [Allport 1979]. коакция интенсифицирует стороны человеческой деятельности, которые обращены не к индивидуальности и творчеству, личному выбору, а к воспроизведению, социальным нормам и стереотипам. при наличии выраженного «смыслообразующего» контекста усилий, «смыслов для себя», дающих возможность и определяющих настоятельность, необходимость выбора, он подвергается деиндивидуализации, упрощению и усреднению. «тайна» (как «секрет» или «псевдосекрет») выступает организующим принципом монологической интеракции. Состязание в условиях коакции и «страх сцены» берут начало в тайне «другого» (его мнимой непредсказуемости, «прикрытой» стереотипами «смыслов для других»). присутствие угрожающего «другого» как «тайны» активизирует тенденции к защите собственного «я». поэтому монолог связан с двумя состояниями: либо взаимный антагонизм и недоверие, проявляющиеся во вражде и соперничестве, в тенденции управления впечатлениями, либо объединение для совместной манипуляции третьим «другим» [Орлов 2002]. Всякая игра исключительна и обособлена, что проявляется «в таинственности, которой игра любит себя окружать... Это игра для нас, а не для других» [Хейзинга 1997, 23]. Поскольку монологическая интеракция — объединение через общность секрета, она имеет два полюса — соперничество и сообщничество: взаимную антагонистическую манипуляцию и договор о совместной манипуляции «третьими лицами». Изучение «игрового ядра» затруднительно: тайна — то, о чем люди молчат; выдать ее — совершить предательство. тайны не исследуются, а расследуются. Реконструкция «секретов» может также идти от «обратного». В этом случае темы, которые избегаются, вытесняются, вплоть до бессознательного уровня. Они указывают путь к содержанию «игрового ядра» группы [Морено 2001; Петровский 2007]. Диалогические интеракции осуществляются вокруг предметных задач и приглашают к партнерству. Если рассматривать типы интеракции, то партнерство выступает высшей ступенью объединения индивидуальных усилий. В подлинном диалоге хранителем тайн являются не люди, а предметный мир: тайна — не то, что скрывается, а то, что скрыто, что-то непознанное, таящееся в части мира, которая приковала к себе внимание общающихся, партнеров. Тайна доступна пониманию и исследованию, нужно лишь усилие для ее осознания и изучения (открытость пониманию, отношениям, воздействиям). Партнерство — открытая система взаимодействий, ее поведение может быть противопоставлено другим системам. Оно может пониматься как враждебное и конкурентное, но внутри оно таким не является, партнерство есть объединение индивидуальных усилий совместного самовыражения. Если сообщники заняты совершенствованием самоподачи (как актерская труппа, разыгрывающая спектакль, в котором люди помогают друг другу кем-то притвориться и на кого-то повлиять), то в партнерских взаимоотношениях наблюдается максимизация самоотдачи, забота о реализации внутреннего потен-
35
Социальные явления. 2015 (3)
циала каждого из участников [DeKoven 1999]. Поэтому психологическая помощь, по сути, направлена на раскрытие и избавление человека от индивидуальных тайн, которые он, чтобы «не проболтаться» и поделиться с другими, скрывает даже от самого себя. Однако ситуации исповеди и институт исповеди и «социального обмена переживаниями» имеют универсальный характер. Напротив, жизнь «сделавшего самого себя», «одинокого рейнджера» долго человека не радует и приводит к деструкции личности, ее отношений с собой и миром [Бандура 2000]: возможность разделить опыт, переживание или представление часто достойная субъективная «плата» за самые тяжелые ситуации и травмы жизнедеятельности. В обычном общении искушение и потребность доверить свои тайны другим обычно борются со страхом разоблачения, негативной оценки и формирования негативного впечатления о себе, что полностью противоречит целям самопрезентации [Амяга 1991; гофман 2004]. партнерство — осознанное соучастие в жизни человечества, состояние субъекта общения и деятельности, характеризующееся совместностью самоотдачи.
Структура общения и ожидания. Общение как интеграция. В динамическом аспекте интеграция включает выбор между доверием и защитой. Общение, как известно, начинается со встречи, в процессе которой монологическая установка проявляется в защитных тенденциях, в стремлении к уходу от встречи и понимания, к сокрытию, а диалогическая — в доверии, в стремлении к самораскрытию и взаимному раскрытию, истинной встрече как «событию со-бытия» [бахтин 1979; копьев 2007]. Монолог как «овеществление действительности» при овеществлении другого, противостоящего субъекта становится «палкой о двух концах». С одной стороны, субъект якобы упрощает задачу контакта, проигнорировав реальные возможности (степени свободы) другого и сведя их к привычному для себя «вееру» альтернативных ожиданий, обретает уверенность и субъективную свободу выбора поступков в общении с ним. Однако, с другой стороны, лишив партнера одухотворенности, субъект лишает и себя возможности видеть в нем близкое существо, возникает отчуждение, при котором другой становится чужим и даже менее предсказуемым, более опасным, чем был до «превращения» в объект. поэтому встреча с субъектом, превращенным в «безгласный» объект, вселяет выраженную панику, заставляет принять меры к самообороне, включая угрозы потери старого понимания себя и мира, разрушения отношений и потери имеющегося социального статуса (влияния). готовность к интеграции для субъектов в монологе — это готовность дать отпор. перспектива интеграции — всегда противоборство и в перспективе разъединение. Диалогическая установка проявляется на этапе интеграции в доверии как диспозиции построения и развития отношений, реализации отношенческой интенции. Она включает отказ от защитных стратегий, обнажение как снятие ролевых и иных масок, обнаружение «я», общение делает «я» доступным другому и доступным «я» другого. Субъект доверяется жизни, ее потоку, как целое — целому, признает другого способным понять и признает себя важным, событием для другого, перестает сравнивать себя с ним и добровольно превращает себя в объект для другого. Он перестает фокусироваться на вто-
36
М. Р. Арпентьева
ричных для общения аспектах, «Эго» как совокупности «смыслов для других» [Михайлова 2007].
Структура общения и ожидания. Общение как перцепция.
перцепция как одна из сторон-стадий в общении включает аспекты, связанные с предубеждением и принятием [Андреева 2008]. при этом людей, которые доверяют и доверяются, партнеры воспринимают иначе, нежели тех, которые встречают их той или иной защитной стратегией. Монолог разворачивается в деформированном страхами пространстве, где царит либо невнимание к другому, его игнорирование, либо, если игнорирование невозможно, сравнение себя с ним и попытка принизить, «утвердиться за счет» другого [Доценко 1997]. Диспозиции защиты и доверия определяют формирование различных пространств коммуникации, перцептивные установки относительно другого — предубеждение или принятие. предубеждение как доминирование ожиданий или стереотипа, «картинки в голове» освобождает от необходимости быть внимательным к объекту. Дестереотипизация возникает, когда «картинка в голове» меняется в процессе реального соприкосновения и возникновения новой связи по типу проблемно-смысловой фокусировки — сосредоточения людей на значимом для них предмете. принятие как «немотивированная позитивная оценка», своеобразная «клятва верности» человечности разрушается или не достигается, если переживание ценности другого связывается с требованиями обоснований. тогда принятие уступает место предубеждению и ожиданиям или так и не возникает. продукт принятия — подтверждение достоверности собственного бытия со стороны другого [Лейнг 1995; Менджерицкая 1996]. «Вненаходимость» дает возможность «объять» другого как целое, завершенное и значимое [Бахтин 1979, 34-35]. В отсутствие другого человек обречен на вечное сомнение по поводу своего бытия, при котором даже ожиданиям не суждено быть ни отвергнутыми, ни подтвержденными [Festinger 1954].
Структура общения и ожидания. Общение как информирование. На
стадии или в контексте информирования общение выступает как манипуляция или самовыражение [Амяга 1991]. Стереотип является источником ожиданий и таким образом направляет поведение и рождает стремление управлять поведением другого. защита требует отгородиться от реальности стереотипом, а стереотип — исправить под себя реальность, в результате возникают «самоподтверждающиеся пророчества» обмана и самообмана, «запутанные клубки» и «двойные связи» отношений, круги «вины — мести», «бегства — преследования». Манипуляция через ожидания начинает «штамповать» поведение человека и других людей, помогая подогнать действительность под предубеждения.
Особенно важны в этом процессе ролевые ожидания или экспектации (expectations). Ожидание выступает как непреднамеренная манипуляция со стороны субъекта, однако со временем манипулятивная стратегия становится почти единственным способом воздействия на сознание и поведение человека, собеседника, а также единственным способом самоуправления, при которых ответы «объекта» манипуляции нужны лишь для возможно более полного повышения воздейственности. В лучшем
37
Социальные явления. 2015 (3)
случае учитываются «обратные связи», однако «объекту» до «субъекта», коммуникатора, его мотивов и техник общения все равно якобы «нет никакого дела», а лексико-лингвистические барьеры понимания полагаются мало распространенными: «значения для других» признаются априорно «понятными» и отражающими не столько конвенциональные нормы, сколько саму реальность. при этом ожидание безответности и разобщенности (диффузности) аудитории поддерживают ожидания внушаемости [Katz & Lazarsfeld 1955]. Манипуляция проявляется в стратегии поиска средств выражения для достижения нужного «эффекта». «закрытые» (конвенциональные) формы отношений предполагают, что партнеры довольствуются предъявлением текстов, построенных по нормативно кодируемым правилам, и теми «смыслами для других», которые в них заключены. Их смыслы «для себя» скрываются за ролевым фасадом и конвенционально, как правило, игнорируются, что приводит к разделению людей на манипулирующих и манипулируемых. На основе этого возникают мотивы «быть понятым», прозрачным или, напротив, «оставаться недоступным», загадочным и непонятным. Для субъектов, решающих задачи самовыражения, подчас манипулятивное действие вообще теряет ценность. «Открытое» (диалогическое) общение происходит на уровне «смыслов для себя» [Сатир 1992; чиксентмихайи 2012]. Монолог — это обращение к другому, с другим, скрывающее его внутреннюю подоплеку. Диалог — это обращение к себе, услышанное другим, внутренняя жизнь, озвученная в слове. Взаимообмен смыслами способствует взаимопроникновению сфер сознания и обогащению жизнедеятельности собеседников, проникновению их в затекстовый мир, смысловому пониманию друг друга и мира. Интеграция, соединяющая общение с комплексом человеческой жизнедеятельности, завершает «развертку» стадий общения.
Выводы по итогам исследования. Идеальный случай диалога — «проблемно-смысловая фокусировка», предполагающая сосредоточенность независимых субъектов на общем предмете, который составляет для каждого особую проблему и наделен глубоким личностным смыслом. такое состояние достигается в результате практик осознанного отношения к себе и миру, поисковой активности и стремления к пониманию себя и мира, отказу от ожиданий как иллюзий всезнания, всемогущества и «дефициентной» любви.
Сравнительный анализ структуры диалогического и монологического общения позволяет сделать вывод о различной роли ожиданий и существовании специфики игрового ядра общения в диалоге и монологе. В диалоге ожидания разрушают живую ткань общения, мешая увидеть как собеседника, так и самого себя. В монологе они помогают упростить общение, «оптимизировать» его, сведя общение к контакту как обмену ожиданиями. Игровое ядро диалога — это взаимодействие двух сущностей, трансперсональный контакт по поводу значимой для общающихся и мира проблем или деятельности. это взаимодействие предполагает реальные, осмысленные, значимые и искренние отношения людей. Игровое ядро монолога — тайна отношений, скрытая под ожиданиями и претензиями на любовь и принятие, понимание и мудрость, уважение и искренность. это взаимодействие предполагает «контакт масок» и «бло-
38
М. Р. Арпентьева
ков» сознания, при которых собеседник используется для достижения собственных, не связанных с общением целей и значимой для общающихся и общества деятельности. также существует специфика диалогического и монологического общения на перцептивном, коммуникативном и интерактивном уровнях. Анализ особенностей проявления ожиданий на разных уровнях показывает, что вырождение общения в спектакль или состязание препятствует формированию и развитию отношений, а также представлений человека о себе и мире, закрепляя и воспроизводя социальные ожидания и в разной мере осознанные тайные сговоры участников по поводу этих ожиданий и стоящей за ними реальности. гармоничное общение предполагает гармонию этих двух «ипостасей» игры (спектакля и состязания) и служит коррекции социальных ожиданий, переходу от мира ожиданий к реальному миру, познанию его тайн.
Список литературы
1 Амяга Н. В. Самораскрытие и самопредьявление личности в общении // Личность. Общение. Групповые процессы. — М.: АН СССР, 1991. — С. 57-74.
2 Андреева Г. М. Социальная психология. — М.: Аспект Пресс, 2008. — 384 с.
3 Арпентьева М. Р Практикум по психологическому консультированию. — Калуга: КГУ, 2014.
— 336 с.
4 Арпентьева М. Р Стратегии социального поведения личности. — Калуга: КГУ, 2015. — 300 с.
5 Бандура А. Теория социального научения. — СПб.: Евразия, 2000. — 320 с.
6 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 424 с.
7 Берн Э. Игры, в которые играют люди. — М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. — 640 с.
8 Боулби Дж. Привязанность. — М.: Гардарики, 2003. — 477 с.
9 Василюк Ф. Е. Молитва-молчание-психотерапия // Московский психотерапевтический журнал. — 1996. — №4. — С.141-145.
10 Выготский Л. С. Мышление и речь. Психика, сознание, бессознательное. — М.: Лабиринт, 2001. — 368 с.
11 Гоффман Э. Представление себя другим в повседневной жизни. — М.: ИС РАН, 2004. — 751 с.
12 Дмитриева Е. Г. Адольф Хараш и его метод // Журнал практического психолога. — 2014.
— № 1. — С. 141-152.
13 Доценко Е. Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. — М.: Че-Ро, Изд-во МГУ, 1997. — 344 с.
14 Казанжи М. Й. Психолопя фасилятивносл. — Одесса: Куприенко С. В., 2014. — 327 с.
15 Карнеги Д. Законы влияния. — Мн.: Попурри, 2015. — 380 с.
16 Кнорре Е. Б. Адольф Хараш: парадоксы диалога // Журнал практического психолога. — 2014. — № 1. — С. 92-98.
17 Ковалев Г. А. Три парадигмы в психологии, три стратегии психологического воздействия // Вопросы психологии. — 1987. — № 3. -С. 41-49.
18 Кокурина И. Г. Методика изучения мотивации трудовой деятельности. — М.: МГУ, 1990. — 90 с.
19 Копьев А. Ф. Взаимоотношение «Я» — «Другой» // Московский психотерапевтический журнал. — 2007. — Юбилейный выпуск. — С. 85-97.
20 Лейнг Р Расколотое «Я». — СПб.: Белый кролик, Академия, 1995. — 352 с.
21 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Политиздат, 1975. — 304 с.
22 Лэндрет Г. Л. Игровая терапия. — М.: МПА, 1994. -368 с.
23 Менджерицкая Ю. А. Феномен подтверждения — неподтверждения и развитие личности // Психологический вестник РГУ — Вып. 1. — Ч. 2. -Ростов-н/Д.: РГУ, 1996. — С. 115-131.
24 Минигалиева М. Р Стратегии понимания клиента в психологическом консультировании: дис. ... канд. психол. наук. — М.: МГУ, 1999. — 275 с.
25 Михайлова Е. В. Самопрезентация. — СПб.: Речь, 2007. — 224 с.
26 Морено Дж. Л. Социометрия. — М.: Академический Проект, 2001. — 330 с.
27 Орлов А. Б. Психологическое консультирование и психотерапия: триалогический подход // Вопросы психологии. — 2002. — №4. — С. 3-19.
28 Петровский А. В. Психология и время. — СПб.: Питер, 2007. — 448 с.
29 Постмодерн /под ред. Л. Г. Ионина. — Харьков, 2002. — 247 с.
30 Потебня A. A. Слово и миф. — М.: Правда, 1989. — 623 с.
31 Сатир В. Как строить себя и свою семью. — М.: Педагогика-пресс, 1992. — 190 с.
39
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
Социальные явления. 2015 (3)
Ухтомский А. А. От двойника к собеседнику // Ухтомский А. А. Доминанта. — СПб.: Питер, 2002. — С. 335-391.
Флоренская Т А. Диалог в практической психологии. — М.: ИП АН СССР, 1991. — 244 с. Хараш А. У. Личность, сознание и общение // Психолого-педагогические проблемы общения / под ред. А. А. Бодалева. — М.: АПН СССР, 1979. — С. 17-35.
Хараш А. У. О механизме общественной детерминации индивидуальной деятельности // Психология в вузе. — 2014. — № 1. — С. 12-24.
Хараш А. У. Межличностный контакт как исходное понятие психологии устной пропаганды // Вопросы психологии. — 1977. — №4. — С. 52-63.
Хараш А. У Монолог и диалог // Социально-психологическая компетентность / сост. и ред.
M. Р Арпентьева. — Калуга: КГУ им. К. Э. Циолковского, 2015. — 250 с.
Хараш А. У. Смысловая структура публичного выступления // Социальная психология / сост. Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая. — М.: Аспект Пресс, 2003. — С. 71-84. Хараш А. У Социально-психологические механизмы коммуникативного воздействия: дис. ... канд. психол. наук. — М.: МГУ, 1983. — 33 с.
Хейзинга Й. Homo Ludens. — М.: Прогресс — Традиция, 1997. — 416 с.
Чиксентмихайи М. Поток. — М.: Альпина нон-фикшн, 2012. — 520 с.
Шостром Э. Человек-манипулятор: внутреннее путешествие от манипуляции к актуализации. — К.: PSYLIB, 2003. — 140 с.
Эльконин Д. Б. Психология игры. — М.: Владос, 1999. — 360 с.
Allport G. W. The Nature of Prejudice. — N.-Y.: Addison-Wesley Publishing Company, 1979. — 537 с.
DeKoven B. Building an inner playground // AHP Perspect. — 1999. — June-july. — P.18. Festinger L. A theory of social comparison processes // Hum^n Relations. — 1954. — V.7. — P. 117-140.
Jourard S. Healthy Personality. — N.-J.: Prentice-Hall, 1974. — 380 p.
Katz D. & Lazarsfeld P F. Personal influence. — N.-Y.: Free Press, 1955. -230 р.
Rime B., Interpersonal emotion regulation // Handbook of emotion regulation / J. J. Gross (Ed.). — N.-Y.: Guilford, 2007. — P. 466-485.
Sullivan H.St. The Interpersonal Theory of Psychiatry / Ed. by H. S. Perry and M. L. Gawel. —
N. -Y: W. W. Norton & Co., Inc., 1953. — 393 p.
Whorf B. L. Language, thought and reality / Ed. John B. Carroll. — N.-Y: Wiley, 1956.
