CC BY
71
научному мышлению современных литературоведов постструкту-ралистско-постмодернистской ориентации.
Для публицистики «третьей волны» русского зарубежья важна установка на полемичность текстов, приглашение читательской аудитории к соразмышлению, стремление уйти от назидательности, высокий литературный уровень. «Открыто обсуждая насущные вопросы, касающиеся катастрофы на родине, проблем жизни на чужбине, дальнейшей судьбы России, публицисты оказывали заметное влияние на идейно-политическую и социокультурную ориентацию эмигрантов» (с. 106), - заключает Н.М. Байбатырова.
К.А. Жулькова
Зарубежная литература
2018.02.028. ЕВ. СОКОЛОВА. ОТЗВУКИ РОССИИ У РИЛЬКЕ. (Обзор).
Ключевые слова: Р.М. Рильке; образ России; «Часослов»; русско-германские культурные связи; К.М. Азадовский.
Тема «Рильке и Россия» как «ярчайший эпизод из насыщенной событиями многовековой истории русско-германских "взаимоотражений"» (1, с. 5) всесторонне разработана и представлена документами в работах отечественного исследователя К.М. Азадовского (1; 4; 5). В отличие от издания (5), документирующего восприятие России этим крупным немецкоязычным поэтом, книга (1) построена по принципу «двунаправленности»: «документы, рассказывающие о поездках Рильке в Россию, его связях с деятелями русской культуры, занятиях русским языком и искусством и выполненных им переводах русских авторов на немецкий язык, соседствуют с материалами, освещающими восприятие Рильке в России первой трети ХХ в. (А. Биск, А. Блок, В. Иванов, Б. Пастернак, М. Цветаева и др.)» (1, с. 5).
Отсчет отношений поэта с Россией К.М. Азадовский начинает задолго до знакомства поэта с Лу Андреас-Саломе (1861-1937) в 1897 г. - со времен обучения в реальном военном училище в австрийском Санкт-Пёльтене и чтения русских писателей - в первую очередь Л. Толстого и И. Тургенева. Известно, что в начале 1894 г. в одном из писем начинающий поэт признался, что Толстой и Тур-
генев наряду с Золя были для него «пророками, провозгласившими, казалось, новый, блаженный век» (цит. по: 1, с. 9). Однако главная роль на «русских путях» Рильке принадлежит все-таки «этой выдающейся женщине», без влияния которой «мое развитие не пошло бы теми путями, на которых я смог кое-чего добиться» (письмо Р.М. Рильке М. Турн-унд-Таксис, 24.5.1924: цит. по: 1, с. 11).
Влияние Лу Андреас-Саломе определило тот страстный интерес к России, который Рильке обнаруживает уже летом 1897 г. -за два года до их совместного первого «русского путешествия». Как и многих других представителей западно-европейской духовной элиты ее поколения, именно поиски «новой религиозности» побуждают Лу Саломе обратить взгляд в сторону России, с которой, вторя Ницше, связывают теперь свои духовные устремления многие представители нового «неоромантического» поколения, отвергающего традиционные христианские догматы и отдающего предпочтение «естественности» и «первозданности». Русский народ, «очень юный и очень наивный» (Э.М. де Вогюэ), по их представлениям, полон не проявленных еще сил, и способен дать Западной Европе то, чего у нее нет - будущее, перспективу. Как раз тогда, когда произошла встреча с Рильке, Лу Андреас-Саломе была увлечена стремлением по-настоящему погрузиться в пространство русской культуры, философии и поэзии. Ее собственные сочинения - среди них статья о Лескове «Русская икона и ее поэт», которую Рильке позволено было переписать набело (6, 8. 15), - вливались в традицию восхваления, воспевали набожность и смирение исконного русского народа, выражали надежды, связанные с непостижимой русской душой, исполненной терпения и братской любви.
Дальнейшая хронология основных «русских вех» в биографии Рильке вкратце такова: в мае 1897 г. - знакомство с Лу Андре-ас-Саломе; июнь-июль 1897 г. - совместное с ней и А. Волынским пребывание в Вольфратсхаузене у Ф. фон Бюлов, интенсивные занятия русской культурой; осень 1897 г. - переезд вслед за Лу в Берлин: углубленные занятия «русской темой» продолжаются; принято решение к Пасхе ехать в Россию. Апрель-май 1899 г. - первое «русское путешествие» Рильке в обществе Лу Андреас-Саломе и ее мужа, Карла Андреаса. По возвращении в Германию пик творческой активности - написано значительное количество «русских стихов», прозаические «Истории о Господе Боге», в которых силен
«русский мотив»; ведется активная переписка с русскими знакомыми, поэт погружен в изучение русского языка и культуры - идет подготовка к новому большому путешествию.
Первое стихотворение Р.М. Рильке о «русских вещах» -«Знаменская» - написано 8 августа 1899 г. в Мейнингене вскоре после возвращения из первого «русского путешествия» (1, с. 36). Оно посвящено чудотворной иконе Божией Матери - «Знамение», -которую Рильке видел в соборе Знаменского монастыря в Москве. В письме матери он называет ее наиболее значительной и «самой чудотворной из всех» русских икон (письмо С. Рильке, 1.7.1899: 6, 8. 10), а сам образ играет центральную роль в восприятии им России, особенно в период первого страстного увлечения. Знаменская: иконописец Как дитя бы трепетное вел, линию свою веду я сердцем золотую: лик Твой, словно дверцей с сотнями лампад за ней, расцвел. После нужно платье все пройти, бережно его ровняя складки, руки - две персоны, без оглядки вверх по сторонам воздеты, гладки; у Тебя нет легкого пути. Умалясь, Тебе расти в затемненности иконы, молим: так пребудь же в оной, и подводим неуклонно кисть вокруг Твоей короны к неизбывной робости. Ты не думай, не желаю робкой кистью скрыть Тебя -дивно милость воспылает, всякий контур возлюбя. Ты не думай, не пытаюсь спутать синей бахромой, чудом нежным Ты питаешь всякий дом - не только мой. Распростерлась беспристрастно над мирами - Ты щедра.
День катится солнцем красным от колен Твоих с утра. Но, прости, мы верим все же: меньше голубицы можешь стать - мала, бела, нежна. И такою сходишь к нам в образ, как к себе на ложе, в нем находим мы Тебя; будто спишь, непостижима -на коленях (накажи нас) лоб целуем Твой - любя1.
В письме к своей петербургской знакомой Елене Ворониной в конце июля 1899 г. поэт связывает «ощущение себя русским» с поклонением этой иконе: «Я становлюсь все более чужд немецким вещам, а когда я буду знать язык и смогу говорить на нем, я буду чувствовать себя до конца русским. Тогда я трижды, как православный, поклонюсь Знаменской, которую я люблю больше всего» (Е.М. Ворониной, 27.7.1899: 1, с. 155).
Тогда же, в Мейнингене, были написаны пять стихотворений цикла «Цари», впоследствии переработанного и включенного во второе издание «Книги образов» (1906). «Насыщенные яркими красочными деталями царского быта XVI в., которыми любовался Рильке в Московском Кремле или Доме бояр Романовых, эти стихи передают сложившееся к тому времени восприятие поэтом России и русской истории» (1, с. 37). Былинные персонажи Илья Муромец и Соловей Разбойник соседствуют здесь с историческими - последним из Рюриковичей Федором Иоанновичем и его терзаемым страхами отцом Иваном Грозным, стихотворный образ которого у Рильке соотнесен с картиной В.М. Васнецова «Царь Иван Васильевич Грозный» (1897):
Слуги его все больше пищи дают стаям каких-то диких и темных слухов, слухов, в которых он, как во всем он тут. Фавориты сперва разнесут.
1 Здесь и далее в обзоре стихи Р.М. Рильке приводятся в новых переводах, выполненных автором обзора специально для трехстороннего (германо-швейцарско-российского) выставочного проекта «Рильке и Россия» (Марбах - Цюрих -Москва, 2017-2018 гг.).
Женщины тоже вполголоса говорят,
строят союзы. Точно ему известно.
Или служанки, те не расскажут честно,
взгляды отводят, шепчут что-то про яд.
Стены сплошь в дуплах: шкафы и полки,
с чердаков убийцы щурятся колко
да монахи играют в лад.
А у него - только взгляд
там и тут; только шаг неслышный
по ступенькам до самой крыши;
у него - только посох-копье.
Только кающегося тряпье
(по которому холод лютый
вверх ползет, вцепляясь когтями)
у него - никого, кто друг,
только ужас каждой минуты,
страхом липким целыми днями
он гоним мимо всех без изъятия
лиц вокруг, через тьмы объятий,
вероятно, злодейских рук.
В узком месте кого-то вдруг
он за полу хватает, тащит,
в гневе к свету его волочет;
а в окне силуэт, но вот
кто схватил? И кто схвачен?
Кто тут я и кто тот?
Но и «Знаменская», и стихи о героях и царях, по К.М. Аза-довскому, являют собой лишь преддверие к «Часослову», отличительным признаком которого стало «переплетение мистического и эстетического элементов на русской почве» (1, с. 38). Цикл стихотворений, который впоследствии составил первую его книгу -«Книгу о монашеской жизни» - Рильке написал с 20 сентября по 14 октября 1899 г. в Шмаргендорфе.
Молитвенный поток от первого лица, льющийся из уст монаха-иконописца и разделенный на 67 стихотворений, несомненно, свидетельствует о том, что переживание России было у Рильке глубоко религиозным. «Бог - центральное понятие, средоточие и ядро поэтического космоса Рильке. Это - извечное иррациональное
начало, разлитое в мире и сокрытое в его глубине: "вещь вещей" и "безграничное присутствие". Бог "Часослова" вездесущ и неуловим; он постоянно отрицает самого себя; он - "лес противоречий"» (1, с. 37). Такого противоречивого «темного» Бога исполнен благочестивый и набожный русский человек-художник. «Наблюдая прежде всего обрядовую, т.е. "эстетическую" сторону православия, Рильке, очевидно, усматривал в исступленно молящихся русских людях родственное ему ощущение жизни как темной слепой стихии» (1, с. 38), сами же их молитвы, идущие от сердца, звучали для него как «чистая поэзия».
Не случайно в первом же стихотворении «Часослова» из образа монаха-иконописца прорастает и впервые обретает форму чрезвычайно важная для поэта впоследствии «поэтика вещи» (Ding-Gedicht). Вещь, дело, предмет (таковы основные лексические значения немецкого слова «das Ding»), сливаясь с «колокольным звоном» (по созвучию и аналогии с английским «ding» - звон колокола; звук, имитирующий этот звон), требовательным в основе своей (нем. «dingen» - нанимать, вербовать), образуют концептуальное ядро его поэтики вещи, взывающей к «творящему» взгляду художника, способного «видеть» звучащую, вибрационную «сущность вещи», открывая ее для нее самой и воплощая в слове (3, с. 33-65). Звон ясен и чист, ускользающий час металлом задел меня, -дрожат во мне чувства. Я знаю: сейчас мне подвластна пластичность дня. Ничто не свершилось, пока не взгляну, всякий застыл поворот; взгляд мой, созрев, по себе жену из вещного мира берет. Ничто мне не мелко, я рад вещам -на золоте вещь хороша -подняв, отпускаю, не зная и сам, чья воспарит душа...
Представление о «видящем» (= творящем) взгляде художника в противовес скольжению зрительного восприятия по поверхности вещей впоследствии станет центральным в его романе о Мальте Лаурдисе Бригге (1910-1914).
В «ясном звоне», который «металлом задел» монаха, продолжает звучать самый большой из кремлевских колоколов, чей могучий голос в пасхальную ночь 1899 г. до такой степени потряс молодого поэта вскоре по приезде его в Москву, что звук этот долго еще раздавался потом в его жизни. «Ясный звон» металла уподоблен удару, толкнувшему восприятие монаха к наивысшему (6, 8. 11). Тот уже не слышит акустические колебания, он воспринимает их всем телом. Мощное ощущение «открывает ему глаза»: наделяет взгляд свойствами, выходящими за рамки физиологии. Это «новое зрение» - не просто узнавание или постижение в философском или религиозном смысле. «Русские вещи» Рильке под взглядом видящего возникают впервые. Вещи есть то, чем видит их такой - «зрелый» - взгляд. Целиком на усмотрение смотрящего остается и собственно выбор «вещей», которые охватываются взглядом и получают через него завершение. Всякому творящему взгляду предстает вещь именно «по нему».
Т. Шмидт прозаически уподобляет такой способ видения «проекции» (6, 8. 11). Он подчеркивает, что молитвы Рильке обращены не к тому богу западного христианства, который, по Ницше, умер: «своего» Бога Рильке нашел в России и наделил атрибутом «темный», поскольку верил, что потемневшим иконам в полумраке православных церквей удалось сохранить «светобога» его детства. Если на Западе церковь окружает бога со всех сторон, «как пойманного раненого зверя» («Часослов»), то в России церковь подобна «открытому сердцу» (С. Рильке, 29.4.1899: 6, 8. 12). Как следует из сказки «Как на Руси появилась измена», входящей в прозаический цикл «Историй о господе Боге» (1899), Россия Рильке непосредственно граничит с Богом1: «это страна незавершенного Бога, где в каждом телодвижении народа изливается тепло становления, словно нескончаемая благодать» (Е. Фактор, 3.6.1899: 6, 8. 12); «само Творение» там еще продолжается. А незадолго до смерти он назовет свою встречу с Россией «главным событием» (1, с. 64).
С 9 мая по 22 августа 1900 г. продолжается второе путешествие Рильке по России, на этот раз вдвоем с Лу: помимо Москвы и Петербурга они вновь встречаются с Л. Толстым (на этот раз в Яс-
1 Рильке Р.М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. - М.: Искусство, 1971. - С. 395.
ной Поляне), посещают Тулу, Киев, Кременчуг, Полтаву, путешествуют по Волге. Закончив путешествие в Ярославле, проводят три дня в деревне Кресто-Богородское, откуда возвращаются в Москву, чтобы 18 июля вновь отправиться в «русскую деревню» - на этот раз в Тверскую губернию, где в деревне Низовка живет рекомендованный им Софьей Шиль крестьянский поэт Спиридон Дрожжин. В свою очередь, Дрожжин представил Рильке и Лу своему соседу, Николаю Толстому, отдаленному родственнику Льва Николаевича -к нему, в имение Новинки, на несколько дней перебираются путешественники; впоследствии у Рильке завязывается оживленная переписка с Н. Толстым.
Мысль «остаться на русской земле» - во всяком случае, провести там ближайшую зиму - не раз посещает обоих путешественников, однако этим планам не суждено сбыться, тем более, что в их отношениях намечается трещина (1, с. 65). Почти весь август 1900 г. Рильке провел в Петербурге один, расширяя круг знакомств (наиболее ценным из которых стало знакомство с А. Бенуа) и работая в библиотеке, в то время как Лу отдыхала у родных на берегу Финского залива.
Несмотря на постепенное охлаждение между ним и Лу, по возвращении из этого путешествия «активная фаза» любви к России у Рильке продолжается - вплоть до начала 1902 г., когда была достигнута критическая точка (6, 8. 15). После женитьбы на художнице Кларе Вестхоф в апреле 1901 г. и рождения дочери Рут в декабре того же года поэт, опасаясь, что не сможет обеспечить семье надежное существование скромным заработком от литературных занятий в Германии, решил перебраться в другую страну. Он искал подходящего места в Вене и Париже, но именно в его письмах в Россию в конце 1901 - начале 1902 г. (Н. Толстому: 5, с. 479-483; Л. Пастернаку: 5, с. 478-479; А. Бенуа: 5, с. 471-472; П. Эттингеру: 5, с. 473-476; А. Суворину: 5, с. 493-499) выражено намерение перебраться туда, если только его пригласят. Однако никаких предложений не последовало. К тому же А. Бенуа убедил поэта, что жизнь в России «вдвое, если не втрое» дороже, чем в Германии (от А. Бенуа, февраль 1902: 5, с. 489). И вот всего через два месяца Рильке пишет знакомому, что переезд решен окончательно - но в Париж.
Страстное увлечение Россией сопровождает поэта и во Францию, куда он перебирается в 1902 г. В письме, адресованном парижскому писателю и исследователю Мельхиору де Вогюэ, чья книга «Русский роман» (Le roman russe, 1886) произвела на него большое впечатление, Рильке подчеркивает, что, отправляясь в Париж, не теряет надежды расширить познания в области русской культуры и просит у «маэстро» поддержки (6, S. 17).
Без малого пять лет - от знакомства с Лу Андреас-Саломе до переезда в Париж - составляют период наиболее страстного увлечения поэта Россией. По накалу за ним сразу следуют последние два года его жизни (1924-1926), когда в Париже он встречался с русскими эмигрантами, сделался завсегдатаем русского театра марионеток, восстановил дружеские отношения с Леонидом Пастернаком, пригласил русскую секретаршу (Евгению Черносвитову), вел переписку с Мариной Цветаевой, уникальную по поэтическому содержанию и эмоциональному накалу (4).
Однако, подчеркивает Т. Шмидт, взгляд поэта полностью не отворачивался от России и между 1903 и 1924 гг. В этот период занятия Рильке «русскими вещами» обретают множество граней -литературную, социальную, политическую1 (5, с. 83-115). Переработка первоначальных «Молитв» («Gebete») в «Часослов» (1905), доработка цикла «Цари» и включение его во второе издание «Книги образов» (1906), петербургские стихи из книги «Новые стихотворения, вторая часть» (1908), как и роман «Записки Мальте Ла-урдиса Бригге» (1904-1910) и даже «Сонеты к Орфею» (1922), полны «русских отзвуков», выявляемых многими исследователями.
Обращаясь к «русскому стихотворению» «Ночная поездка» (Nächtliche Fahrt) с подзаголовком «Санкт-Петербург» из сборника «Новые стихотворения, вторая часть», А. И. Жеребин определяет его главную тему как «кризис и преодоление рационалистической культуры» (2, с. 88). Анализируя, как накладывается на поэтическую форму стихотворения (три строфы) его синтаксическая конструкция (два периода), исследователь выявляет «поворотный пункт» (строки 16-17) динамики лирического сюжета: «в этот час
1 О конкретных аспектах и непрерывном характере увлеченности Рильке Россией см. книгу «"Моя таинственная родина": Рильке и Россия» = «Meine geheimnisvolle Heimat»: Rilke und Russland / Hrsg. von Schmidt Th. unter Mitarbeit von Maas J. - Berlin, 2017.
город стал / исчезать» - в котором происходит смещение - благодаря «традиционной топике» - из реальности в «русский мираж всеединства, иллюзию преодоления дуалистической картины мира» (2, с. 86). Мысль, которая оказывается в стихотворении Рильке гранитом, названа «предательской» и должна покинуть «мозг» Петра-Петербурга: «В мозгу безумца, породившем, а затем выронившем мысль о граните, неопределенность и пустота (leeres schwankedes Gehirn). Чем эту пустоту заполнить, Рильке хорошо знал, во всяком случае, в те годы, когда путешествовал по просторам России - страны, которая "граничит с Богом", и, противопоставляя Россию Петербургу и Европе, вынашивал в себе религиозную утопию творческого преображения жизни» (2, с. 88).
Воспоминания о России с примечательной регулярностью возвращаются к Р. М. Рильке в канун Пасхи, - не только в письмах к Лу, разделившей с ним переживание «подлинной Пасхи» в 1899 г. -«той долгой необычайной, особенной и бурной ночью, когда всюду толпился народ, а Иванъ ВеликШ бил, настигая меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я думаю, мне хватит ее на целую жизнь» (Лу Андреас-Саломе, 30.3.1904: 5, с. 519). С «русским Новым годом» (13.1.1923: 6, S. 17), «с наступающим русским» «между двумя Рождествами» (31.12.1920: 6, S. 17) Рильке безошибочно поздравлял ее вплоть до середины 1920-х годов.
На Октябрьскую революцию Рильке реагировал осторожно, «скорее со страхом, чем с радостью»: «возлюбленная Россия, которая сейчас в действительности делает первый шаг человечности», противопоставила себя «миру, где человечность как жизненный принцип пока еще совсем не работает» (К. Рильке, 8.12.1917: 6, S. 18). Однако вечная Россия Рильке вскоре вновь вступает в свои права: она «использует "большевизм" просто "как огородное пугало", чтобы защититься от высокомерного и вредного вмешательства Запада» (М. фон Турн-унд-Таксис, 23.7.1920: 6, S. 18). Но ведь и во время своих путешествий по России поэт умел не замечать действительных обстоятельств, и на осторожные замечания русских друзей, обращавших его внимание на теневые стороны общественного устройства, возражал: «я не боюсь, что русский народ мог умереть от голода: ведь, Бог сам ее кормит вечной своей любви» (Р.М. Рильке - С. Шиль, по-русски, 29.8.1900: 5, с. 308).
Имеются свидетельства, что приверженность поэта России проявлялась также и внешне: известен ряд описаний его появлений в Ворпсведе в русской крестьянской рубахе и красных сапогах (6, S. 18). Художница Лу Альбер-Лазар, которая впервые увидела Рильке в сентябре 1914 г., не догадываясь, кто перед ней, вспоминает, что подумала тогда: «Что тут делает этот русский... война же все-таки!»1
Как отмечает К.М. Азадовский, «свое специфическое восприятие России Рильке сохранит до конца жизни. Богоизбранная страна, наивный и набожный народ-художник и русский бог, что явится в будущем, - таков идеальный образ, сложившийся у поэта в 1899-1900 гг. и созданный преимущественно его поэтической фантазией. Подтверждение этой "новой красоте" Рильке находил, как ему казалось, повсюду: и в русском ландшафте, и в русских писателях (Льве Толстом, Дрожжине), и в русских художниках (В.М. Васнецове)» (1, с. 47).
Список литературы
1. Азадовский К.М. Рильке и Россия: Статьи и публикации. - М.: Новое литературное обозрение, 2011. - 432 с., ил. - (Новое литературное обзрение. Научное приложение; т. 95).
2. Жеребин А.И. Сердце и гранит. О стихотворении Рильке «Ночная поездка» // Die Frau mit Eigenschaften: К юбилею Н.С. Павловой. - М.: РГГУ, 2015. -С. 81-89.
3. Павлова Н.С. О Рильке. - М.: РГГУ, 2012. - 220 с.
4. Райнер Мария Рильке. Борис Пастернак. Марина Цветаева. Письма 1926 года / Переводы и комментарии Азадовского К.М., Пастернака Е.Б., Пастернак Е.В. -М., 1990. - 256 с.
5. Рильке и Россия: Письма. Дневники. Воспоминания. Стихи / Сост., предисл., пер., примеч.: Азадовский К.М. - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003.
6. Шмидт Т. Образы Рильке и России.
Schmidt Th. Bilder von Rilke und Russland // Rilke und Russland: Marbacher Katalog 69 / Hrsg. von Schmidt Th. - Marbach am Neckar: Deutsche Schillergesellschaft, 2017. - S. 10-22.
1 Albert-Lasard L. Wege mit Rilke. - Frankfurt a.M., 1952. - S. 12.
