CC BY
56
001: 10.24412/2072-4098-2021-10-100-105 Ответственность лиц, контролирующих корпорацию И.И. Ромашкова доцент Департамента правового регулирования экономической деятельности Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, кандидат юридических наук (г. Москва)
Ирина Ивановна Ромашкова, iiromashkova@fa.ru
В связи с легитимацией корпоративных юридических лиц в отечественном законодательстве появилась необходимость выработки механизмов разрешения вопросов, которые неизменно сопровождают деятельность этих юридических лиц. Одним из таких вопросов, который остро стоит перед правоприменителями, является вопрос о возможности привлечения к ответственности по обязательствам юридического лица не только само юридическое лицо, но и иных лиц, которые своими действиями способствовали наступлению негативных последствий в виде невозможности исполнить юридическим лицом свои обязанности в полном объеме.
Специфика корпоративного юридического лица, в первую очередь хозяйственного общества, позволяет создавать его единолично, фактически устанавливая «ширму» для ограничения ответственности конечного бенефициара. Кроме того, установленное ограничение ответственности по обязательствам юридического лица в пределах имущества юридического лица потенциально открывает возможность злоупотребления со стороны лиц, уполномоченных выступать от имени юридического лица, членов коллегиальных органов юридического лица и иных лиц, определяющих действия юридического лица. Таким образом, закрепление в законодательстве работающих механизмов, позволяющих привлекать к ответственности по обязательствам юридических лиц в качестве субсидиарных ответчиков лиц, указанных в статье 53.1
Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ), не только позволит защитить права добросовестных участников правоотношений, но и будет способствовать оздоровлению предпринимательской деятельности и повышению ответственности ее участников.
Стоит отметить, что вопрос ухода от ответственности непосредственных выгодоприобретателей юридического лица посредством ограничения ее объема только имуществом юридического лица не является новым для законодателя. В российском законодательстве содержатся отдельные нормы, позволяющие привлекать к имущественной ответственности по обязательствам юридического лица иных лиц, если будет установлено, что невозможность юридического лица исполнить свои обязательства связана с действиями таких лиц. Так, например, в статье 67.3 ГК РФ закреплена субсидиарная ответственность материнской компании по долгам дочерней «В случае несостоятельности (банкротства) дочернего общества по вине основного хозяйственного товарищества или общества...». Аналогичные положения, но уже в отношении более широкого круга лиц, включены в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» [2].
Таким образом, отечественный законодатель частично воспринял западную концепцию снятия (срыва), или «прокалывания», «корпоративной вуали», позволяющей обойти ранее установленный принцип ограничения ответственности юридическо-
го лица только имуществом юридического лица. И хотя в отечественной доктрине этот термин не получил существенного распространения, отрицать необходимость его разумного применения невозможно.
Вместе с тем в российском правовом поле продолжается дискуссия относительно того, нужно ли включить в нормативные акты или изложить в судебной практике основные моменты указанной концепции (см. [3, с. 90]).
Одним из сторонников концепции снятия корпоративной вуали является Антон Александрович Иванов. Как председатель ранее существовавшего Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, он, как никто другой, осознавал потребность во введении и последующим применении такой доктрины в действующие нормы законодательства. Внедрение концепции, не позволяющей субъектам деятельности злоупотреблять своими правами, рассматривалось им как элемент, фактически формирующий «социальную ответственность бизнеса», вследствие чего заимствование опыта у стран, применяющих эту концепцию, представлялось обоснованным.
Вопрос о внедрении в отечественное законодательство положений о снятии корпоративной вуали рассматривался и в проекте ГК РФ, где, в частности, предлагалось установить солидарную ответственность для контролирующих и подконтрольных им лиц в определенных случаях. Позднее эти положения были исключены законодателем, однако, несмотря на указанные обстоятельства и с учетом отечественной практики, можно сделать вывод, что концепция снятия вуали может иметь место и применяться даже при условии незакрепления в норме права.
Наиболее приоритетным направлением для реализации концепции срыва вуали может послужить цель установления конечного бенефициара. Такая задача стоит, как правило, в тех случаях, когда учреждается компания «одного лица», деятельность которой является по большей части фиктив-
ной и существование которой обусловлено использованием механизма ограниченной ответственности. При этом выгодоприобретатель, кроме собственно приобретаемого им обогащения, фактически осуществляет власть над учрежденной организацией (управляет ею). В отношении таких ситуаций А.А. Верещагин отмечал, что возможности концепции срыва корпоративной вуали применяются не только с целью преодолеть ограниченную ответственность юридических лиц, но и для предотвращения возникновения концепции «безграничной» ответственности (см. [4, с. 81-82]).
Противниками рассматриваемой концепции в отечественном праве являются такие ученые, как О.В. Горбач и У.Б. Филатова. Ими была высказана следующая точка зрения: «в большинстве стран бизнес не боится ответственности, а у нас он закрывается ото всех корпоративных щитов. У нас бизнес генетически воспитан так, чтобы ото всех защищаться в офшорах. Это не нормально, а значит, когда-то это должно закончиться, и вот тогда проблема «снятия корпоративной вуали» отпадет сама собой» [5, с. 8]. Указанная позиция представляется спорной в связи с тем, что рассматриваемая концепция не теряет своей актуальности в различных странах на протяжении длительного периода времени вне зависимости от условий, в которых находится бизнес. Вопрос необходимости устанавливать конечного бенефициара юридического лица для защиты прав его кредиторов одинаково остро стоит практически во всех странах.
Несмотря на законодательное отсутствие исследуемой концепции, судебная практика в лице ранее действовавшего президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в 2012 году прямо использовала термин «срывание корпоративной вуали». В уже ставшем одним из самых обсуждаемых в практике споров (в деле Парекс Банка) суд указывал на аффилированность лиц, при которой на территории Российской Федерации реальную экономическую
деятельность осуществляют именно ответчики (см. [6]). Позднее в Обзоре судебной практики [7], подготовленном Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации, также освещалась позиция суда по этому делу, которая являлась своеобразным ориентиром для судов по схожим спорам.
Обозначенная на тот момент позиция Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации позволила выделить два ключевых признака, которые должны были лечь в основу применения фактически существующей, но законом не признанной концепции, а именно:
1) в качестве первого и ключевого признака выделялась противоправность цели экономической деятельности. Суть этого положения заключалась в том, что сделки, осуществляемые организацией, не подразумевают наличие коммерческой цели (не направлены на осуществление законной предпринимательской деятельности, для которой учреждалось юридическое лицо). На самом деле проводимые сделки неразумны и направлены на прикрытие противозаконной цели получить во что бы то ни было коммерческую выгоду;
2) второй признак, определенный судом, касается несовпадения реальной роли лица, задействованного в правоотношении, и его формального статуса. Этот признак позволяет установить, что созданная у злоупотребляющего юридического лица организационная структура также бессмысленна с деловой точки зрения. Истинный же мотив построения такой структуры - предоставление лишь формальной самостоятельности для организации, хотя фактически ситуация складывается совсем иначе (как, собственно, в упомянутом деле Парекс Банка).
Стоит отметить, что эти признаки не являются единственными, но в то же время они имеют важное значение при рассмотрении вопросов о возможности игнорирования принципа автономности и независимости юридического лица, который впервые был установлен в известном деле «Salomon v. A. Salomon & Co Ltd» в 1897 году в Англии,
где совет лордов подтвердил независимость Соломона как физического лица от созданной им компании. В отсутствие четких нормативных предписаний концепция все же находит свое отражение в практике судов с привязкой к общим началам гражданского права, содержащимся в статьях 1 и 10 ГК РФ.
Также не следует забывать, что снятие корпоративной вуали - это действенный инструмент защиты кредиторов в системе отношений с их должниками, которые опосредованно представлены защищенными фигурами - учредителями и участниками организаций. Предпринимательский риск кредиторов, являясь основополагающей категорией экономических отношений профессиональных субъектов, обеспечивается лишь тем имуществом, которое имеется у их контрагентов. Дополнительно обеспечить такой риск позволяется лишь в случаях, определенных законом либо учредительными документами юридических лиц.
В России саму реализацию снятия вуали на конкретных примерах проследить сложно, так как примеры единичны. Наиболее распространенным инструментом защиты кредиторов в аспекте привлечения к ответственности лиц, стоящих за юридическим лицом, является механизм, установленный законодателем в процедуре несостоятельности (банкротства). В таких случаях перспектива привлечения к ответственности дополнительных ответчиков открывается тогда, когда умышленными действиями конкретных лиц юридическое лицо приобрело признаки несостоятельного.
В настоящее время, как уже отмечалось, действующие нормы гражданского законодательства не содержат таких общих норм. Специальные же правила, касающиеся опосредованно концепции снятия вуали, известные в процедуре несостоятельности (банкротства), выявленный пробел не восполняют.
Логичным представляется то, что механизм срыва вуали должен иметь место
тогда, когда юридическое лицо прекращает действовать или фактически свою деятельность не осуществляет. В других же случаях, при которых неисполнение обязательств, хотя и возникает по вине контролирующих лиц, но имущество у организаций имеется, требования кредиторов нужно (как, впрочем, это работает и сейчас) погашать за счет имеющегося имущества. В этом случае концепция прокалывания вуали все же должна быть «перекрыта» принципом ограниченной ответственности и включаться только при необходимости защиты интересов кредиторов, когда другие способы защиты исчерпаны.
В мире снятие корпоративной вуали - явление очень известное, и вполне справедливо утверждать, что применяется практически везде. Так, по праву штата Нью-Йорк (и ряда других штатов США) для применения доктрины необходимо одновременное выполнение двух условий:
1)владелец полностью доминировал (exercised complete domination) над корпорацией в отношении рассматриваемой операции;
2) это доминирование использовалось для обмана или правонарушения (fraud or wrong), которое причинило ущерб стороне, требующей «снятия вуали».
К сожалению, заимствовать какой-то конкретный иностранный опыт в отечественных реалиях достаточно трудно и представляется малоэффективным. Отечественное корпоративное право обладает целым рядом специфических черт, вследствие чего слепое копирование механизмов разрешения вопросов, разработанных и успешно применяемых зарубежным правопорядком, может не только не достичь желаемой цели, но и запутать или осложнить решение тех вопросов, для которых он был заимствован. В связи с этим, несмотря на то что наиболее перспективным представляется использование англо-американского подхода к концепции снятия корпоративной вуали, в силу определенных причин сделать это объективно нельзя.
Необходимо учитывать, что отечественная правовая система - это система рома-но-германская и в качестве ключевых источников регулирования судебная практика рассматриваться не может. Для нашей системы необходимы строгие нормативные предписания в этом вопросе, как и в любых других вопросах.
Также правопонимание, заключенное в англо-американском подходе, существенно различается с российским. Исходя из этого вопрос ответственности контролирующего лица при наличии автономности самой организации и механизма ограниченной ответственности может быть решен только с учетом «индивидуальных» признаков, характерных для романо-германской системы.
Так, правовая система Германии предусматривает возможность передачи ответственности по имущественным обязательствам от юридического лица к контролирующим лицам, что фактически предопределяет реализацию положений доктрины «снятия корпоративной вуали» в нормах германского права. Схожие черты правового регулирования корпоративных отношений также прослеживаются в части обеспечения контроля одного общества другим в случае объединения их в одну группу (см. [8, с. 43]).
Судебная практика Германии является ярким примером того, что можно официально не использовать доктрину «снятия корпоративной вуали», однако фактически интегрировать ее в положения национальной правовой системы. Еще до Второй мировой войны Верховный суд Германии постановил, что компания и ее акционеры рассматриваются как единое целое, если судья вынужден игнорировать независимость общества и его участников (см. [9, с. 71]).
Концепция прокалывания вуали в достаточной степени распространена в латиноамериканской правовой системе (Мексика, Бразилия, Аргентина), а также в Азии (Китай, Япония, Индия). Законодательство
Южной Кореи прямо указывает на то, что по долговым обязательствам юридического лица перед кредиторами ответственность возлагается на участников корпорации. В статье 171 Коммерческого кодекса суды для установления акционеров могут заглянуть за корпоративный занавес юридического лица в особых случаях (см. [10, с. 39]).
Таким образом, в настоящее время можно говорить о фактическом закреплении в отечественном законодательстве концепции «снятия корпоративной вуали», но только в прямо установленных случаях. Особый интерес вызывает пункт 3 статьи 53.1 ГК РФ. Указанная норма допускает возможность привлечения к ответственности лица, которое фактически руководит и осуществляет юридически значимые действия от имени юридического лица, в том числе имеющего возможности для дачи указаний дочерним предприятиям. В этом положении законодатель указывает на возможность реального привлечения к ответственности так называемых «теневых директоров». Сегодня такой подход в наибольшей степени отражает принципы и сущность доктрины «снятие корпоративной вуали» в том виде, в котором она применяется в странах англо-саксонской правовой системы. Основаниями для применения концепции являются:
• выявление противоправных целей деятельности контролирующего лица в отношении юридического лица;
• расхождение между формальным статусом юридического лица и его фактической ролью;
• иные действия, свидетельствующие о недобросовестности действий контролирующего лица.
Вместе с тем, хотя институт привлечения к ответственности сотрудников, директоров, учредителей по обязательствам юридического лица присутствует в Российской Федерации, однако регламентирующие его нормы представлены весьма разрозненно и закреплены различными нормативными
правовыми актами, а именно:
• ответственность за причинение вреда компании руководителем закрепляется в статьях 15 и 53.1 ГК РФ;
• наличие причинно-следственной связи виновных действий руководителя и неплатежеспособности компании регулируется статьями 15 и 1064 ГК РФ;
• субсидиарная ответственность по обязательствам корпорации предусмотрена статьям 61.11 и 61.12 Закона о несостоятельности.
Таким образом, возможность взыскания долгов с организации снижается или возрастает в зависимости от того, является такая организация банкротом или же имеет действующий статус. Кроме того, исполнение обязательств зависит от предмета спора (бюджетный долг или обязательства перед контрагентами); от лица, взыскивающего долги (налоговые органы или кредиторы), а также от ряда иных факторов.
В делах о привлечении к ответственности по обязательствам юридического лица суду надлежит установить реальность или фиктивность создания организации, а также оценить влияние управленческих решений на развитие компании и их связь с возникшими долговыми обязательствами.
Существующее законодательство не содержит прямые нормы, указывающие на право суда применять концепцию срыва корпоративной вуали, то есть официально использовать ее в качестве основания принятого решения. Вместе с тем, рассматривая вопрос о возможности применения концепции российскими судами, стоит обратить внимание на мнение А.А. Иванова о причинах препятствия внедрения концепции срыва корпоративной вуали в судебную практику: «Это проблема менталитета судей, воспитанных в приверженности формализму, и сторон, которые не заявляют такие требования... Не за горами и то время, когда суды будут рассматривать проблемы «снятия корпоративной вуали». Если стороны будут заявлять и обосновы-
вать такие требования, суды будут вынуждены их рассматривать» 1.
Таким образом, на основании изложенного можно сделать следующие выводы.
Сущность концепции снятия корпоративной вуали заключается в том, что в случае установления действий и намерений, связанных с созданием и функционированием юридического лица с целью незаконного обогащения и избавления от долговых обязательств, принцип ограниченной ответственности субъектов гражданского законодательства может не применяться.
Сложность применения концепции в том, что в Российской Федерации суд при наличии определенных обстоятельств вправе не учитывать ее положения. При этом отсутствует четкая правовая регламентация применения, поэтому при разрешении вопросов об ответственности по обязательствам юридического лица суд принимает решение об использовании концепции снятия корпоративной вуали на основании внутренних убеждений и личного профессионального опыта.
ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИСТОЧНИКИ
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) : Федеральный закон от 30 ноября 1994 года № 51-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
2.О несостоятельности (банкротстве) : Федеральный закон от 26 октября 2002 года № 127-ФЗ // Российская газета. 2002. № 209-210 (с изменениями и дополнениями, вступившими в силу со 2 января 2021 года).
3. Букреева М. А. Доктрина «снятия корпоративной вуали»: отечественный и зарубежный опыт применения (на примере РФ и США) // Студенческий форум. 2019. № 1-4 (45). С. 86-91.
4. Верещагина А. А. Доктрина «снятие корпоративной вуали»: проблема примене-
ния // Студенческий форум. 2020. № 1 (94), С. 81-82.
5. Филатова У. Б., Горбач О. В. Доктрина «снятия корпоративной вуали»: некоторые аспекты применения // Юрист. 2019. № 1. С. 7-10.
6. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 4 апреля 2012 года № 16404/11 по делу № А40-21127/11-98-184 // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2012. № 10.
7. Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с рассмотрением арбитражными судами дел с участием иностранных лиц : информационное письмо Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 года № 158. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
8. Колонтаевская И. Ф. Проблемы взаимодействия корпоративного права России и зарубежных стран. Доктрина «снятие корпоративной вуали» // Вестник Московского университета им. С.Ю. Витте. Серия 2: Юридические науки. 2017. № 4 (13). С. 43-48.
9. Ряхлов А. А. Сравнительно-правовой анализ института срыва корпоративной вуали в России и зарубежных странах // Евразийский юридический журнал. 2018. № 6 (121). С. 69-73.
10. Ко М. Принцип «отказа от признаков юридического лица» в правовой системе Южной Кореи // Вестник Московского университета им. С.Ю. Витте. Серия 2: Юридические науки. 2018. № 3 (17). С. 38-40.
11. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) : Федеральный закон от 26 января 1996 года № 14-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
12. Государство рискует лишиться крупных активов. URL: http://www.arbitr.ru/arxiv/ press-centr/smi/57981.html/ (дата обращения: 2 апреля 2021 года).
1 См. URL: http://www.arbitr.ru/arxiv/press-centr/smi/57981.html/
