CC BY
412
Н. В. Халявин
ОЦЕНКА НОВГОРОДСКИХ СОБЫТИЙ 1136 ГОДА В СОВЕТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
1136 год — дата, которую можно считать одной из самых важных для новгородской историографии. Желание точно определить время начала «республиканских» порядков в Новгороде заставляет историков вновь и вновь обращаться к трактовке событий, произошедших в 30-е годы XII в. на берегах Волхова. Этот год часто выделяется не только в связи с переменами, происходившими во внутреннем политическом устройстве Новгорода, но и как важный рубеж в его отношениях с Киевом, генезис новгородской самостоятельности.
Летописец, сообщая о том, что случилось в Новгороде в 1136 г.. писал: «Новгородци призваша Псковичь и Ладожанъ, и сдумаша яко изгонити князя своего Всеволода, и всадиша и въ епископль дворъ съ женою и съ детми и съ тещею, мая 28, и стражие стре-жаху день и нощь, 30 мужь на день съ оружьемъ; и седе 2 месяца, и пустиша и изъ града 15, а Володимира сына его прияша; а се вины его творяху: 1-е не блюдетъ смередъ, 2-е чему хотелъ еси сести въ Пе-реяславли, 3-е ехалъ еси съ полку преди всехъ, а того много на поча-тыи, велевъ ны къ Всеволоду приступити, а паки отступити велитъ; и не пустиша его, донелъ же инъ князь будетъ. Приде къ Новуго-роду князь Святославъ Олговичь изъ Чернигова отъ брата Всево-лодка, а Всеволода выгнаша Новгородци отъ себе, онъ же приде къ строеви своему Ярополку Киеву, и да ему Вышегородъ, и седе ту лето едино». А когда на следующий год Всеволод Мстиславич вздумал вернуться обратно на новгородский стол, «позванъ отай
© Н. В. Халявин, 2011
Новгородцкими мужи и Псковичи, Жирятою и приятели его: “по-иди, княже, тебе хотять опять”. И яко услышано бысть се, яко Все-володъ въ Псковъ съ братомъ Святополкомъ, и мятежь бысть великъ въ Новегородъ, не въсхотеша людие Всеволода»1.
Этот эпизод из жизни Новгорода, обильной самыми разнообразными мятежами, в дореволюционной историографии особого внимания не привлекал. С. М. Соловьев, например, больше интереса проявил к предшествующим событиям. По его мнению, когда княживший с 1117 г. в Новгороде Всеволод согласился на предложение своего дяди киевского князя Ярополка Владимировича и перешел в 1132 г. на княжение в Переяславль, новгородцы восприняли это как нарушение данной им клятвы не покидать Новгорода до смерти и были оскорблены таким поведением князя. Поэтому, когда Всеволод «явился назад в Новгород, то нашел здесь сильное волнение — встань великую в людях (выделено в оригинале. — Н.Х.), по выражению летописца: пришли псковичи и ладожане в Новгород, и Всеволод должен был выехать из него; потом, однако, граждане скоро одумались и возвратили его назад. Можно, впрочем, с вероятностью полагать, что Всеволод был принят не так уже, как прежде, что здесь положено начало условиям или рядам новгородцев с князьями; вероятно, также с этого времени и посадник переменяет свой характер чиновника княжеского на характер чиновника народного, от веча избираемого, хотя и не без участия князя»2.
Выделять именно 1136 год как особый рубеж в новгородской истории советская историческая наука стала вслед за Б. Д. Грековым, назвавшим в своей статье 1929 г., следуя принятой тогда риторике, события, случившиеся в Новгороде XII столетия, «революцией». Яркий и привлекательный термин быстро вошел в научный оборот, хотя Н. А. Рожков, например, публикуя в 1930 г. «Русскую историю в сравнительно-историческом освещении», по прежнему не был склонен придавать событиям 1136 г. какого-то исключительного значения и выступал, по сути, с традиционных позиций дореволюционной историографии, указывая, что «не одна какая-нибудь резкая катастрофа, а длинный ряд мелких изменений и частных отступлений создал положение князя (в Новгороде. — Н. Х.) в более позднее время, во второй половине XIII и в XIV веке. Это положение характеризуется началом договора»3.
Научная позиция Б. Д. Грекова, броское название его статьи—«Революция в Новгороде Великом в XII в.» гораздо больше соответствовали времени своего появления. Советская историческая наука, переживавшая стадию становления, выработки новых научно-исследовательских принципов, нуждалась в неординарных работах, в корне меняющих отношение к привычным историческим схемам, бросающих вызов пыльному академическому наследию. Статья Б. Д. Грекова полностью отвечала этим ожиданиям.
Следуя марксистско-ленинской логике, Б. Д. Греков отверг распространенный к тому времени в исторической науке тезис о том, что вольность Новгороду даровал князь Ярослав Мудрый, поскольку «от князя не могли исходить те формы ограничения княжеской власти, которые составляли существо новгородской конституции. На такие уступки ни одна власть добровольно не идет»4.
Историк обращал внимание на то, что Новгород до XII в. мало чем отличался от других русских земель, был обычным русским княжеством и вдруг со второй половины XII в. превращается в республику. Эта трансформация объясняется, по Грекову, изменением в положении новгородского князя: он по-прежнему выступал авторитетным представителем русского княжеского рода, военачальником, но по отношению к вечу и городу руководствовался теперь не своей волей, а особыми рядами (докончаниями) с вече, которые выработались, по-видимому, в 30-е годы XII в. Князя лишили права распоряжаться здесь землей и даже отняли у него патрональный храм — святую Софию, которая стала средоточием государственной жизни вольного Новгорода. Все произошедшее в Новгороде Б. Д. Греков предлагал считать революцией, непосредственным воплощением которой стало изгнание из города князя Всеволода Мсти-славича в 1136 г.
Практически одновременно с работой Б. Д. Грекова увидела свет публикация И. М. Троцкого «Возникновение Новгородской республики». Изучив становление вечевой новгородской государственности, И. М. Троцкий пришел к выводу, что события 1136 г. были лишь одним из эпизодов в сложном процессе образования русской северозападной республики, «обратившем на себя внимание не столь длительное у современников, сколько у потомков»5. Печальная судьба И. М. Троцкого, осужденного вместе с теми, кого отнесли к школе
М. Н. Покровского, отразилась и на его научном наследии, которое надолго выпало из поля зрения ученых-историков.
Научная позиция Б. Д. Грекова, в том числе и его оценка событий 1136 г. в Новгороде, становилась единственно верной и допустимой в исторической литературе. Именно Б. Д. Греков выступил с ключевым докладом на объединенном пленуме Института истории феодального общества Государственной академии истории материальной культуры и Ученого совета Новгородских государственных музеев в 1936 г., сформулировав, по сути, программу изучения древнего Новгорода для советских ученых.
Надо сказать, что позиция Б. Д. Грекова по отношению к событиям 1136 г. претерпела некоторые изменения: историк отказался от столь радикального применительно к XII в. термина, как «революция», схожей точки зрения придерживались и его коллеги. Например, А. В. Арциховский, признавая правоту Б. Д. Грекова в обосновании датировки начала новгородского республиканского строя 1136 г., тем не менее, заметил, что термин «революция» по отношению к данным событиям неправомерен6.
Можно отметить, что историков 1930-х годов, видевших в событиях 1136 г. начало новгородского республиканского строя, особенно интересовала социальная подоплека новгородского восстания. Так,
В. Н. Бернадский писал, что «своеобразие Новгорода заключалось в том, что после обособления от Киева он стал феодальной республикой. Образование этой республики было результатом обостренных классовых боев XII—XIII вв.», а далее отмечал, что «бурные события 1136 г. имели огромное значение для древнейшей истории Новгорода. Начиная с этого времени, новгородская городская община постепенно захватила всю власть в городе... С 1136 г. Новгород стал республиканской городской общиной»7.
А. А. Строков отмечал, что «борьба, разыгравшаяся в Новгороде в 30-х гг. (XII в. — Н. Х.) раскрывает картину назревших классовых противоречий. В 1136 г. собираются на вече новгородцы и жители пригородов. Они смещают князя Всеволода Мстиславича. Князю Всеволоду были предъявлены обвинения, главное из которых заключалось в том, что он “не блюдет смерд”. Это указывает, что главной силой в данных событиях были закабаленные боярами смерды». Результатами борьбы А. А. Строков считал то, что князья попали
в зависимость от веча, на котором главенствовало местное боярство, а Новгород в целом освободился от своей зависимости от Киева и оформился в самостоятельную политическую организацию8.
Обращая внимание на важные последствия новгородских событий второй трети XII в., Ю. Н. Дмитриев брал более широкий хронологический фон: «годы 1132 и последующие — годы напряженной внутренней социальной борьбы, в результате которой изменился политический строй Новгорода: возникает так называемая Новгородская республика, причем пересматриваются с одной стороны отношения Новгорода и Киева, с другой — объем власти и прав князя в Новгороде»9.
Несколько особняком в ряду исторических произведений 1930-х годов стоит работа С. А. Таракановой-Белкиной, которая была посвящена социально-экономическим проблемам Новгорода, но также исследовательница уделила внимание и социально-политическим проблемам Великого Новгорода. По мнению С. А. Таракановой-Белкиной, события 1136 г. — это не только результат борьбы Новгорода с Киевом, но и противодействие суверенным княжеским правам вообще. «Лишив княжескую власть значительной доли ее самостоятельности, Великий Новгород превратился в своеобразную феодальную республику». Автор особо отмечает, что «события 1136 года не были революцией. Внеся существенные изменения в общественный строй Великого Новгорода, они ничего не изменили в способе производства»10
Послевоенное десятилетие характеризовалось для историографии Новгорода тем, что опубликованные в это время труды в основном являлись продолжением, своего рода подведением итогов тому, что было сделано историками в довоенный период и во время войны.
Историки все чаще отказываются от «революционной» оценки новгородских событий XII в. Уже в работе 1945 года В. В. Мавродин приходил к заключению, что 1136 год в истории Новгорода не был ни неожиданностью, ни рубежом. Он явился лишь звеном в цепи событий, приведших Новгород к республиканскому устройству, одним из этапов эволюции новгородской государственности11. Эти выводы явились прямым продолжением работы В. В. Мавродина над темой, поднятой им еще в довоенных исследованиях и частично затронутой
в 1939 г. в статье «Некоторые моменты из истории разложения родового строя на территории древней Руси». Здесь ученый называл кроме времени Ярослава, «предоставившего новгородцам известные свободы во внутреннем управлении по “Уставу”», период «брожений, вспышек, восстаний, длившийся с 1118 по 1136 г. и завершившийся образованием новгородской феодальной республики торгового города-государства»12
Д. С. Лихачев выделил церковно-религиозный аспект перемен, произошедших в Новгороде в 30-40-е годы XII в., обратив внимание на соперничество Киева и Новгорода в этой сфере. Ученый отметил, что в 1145 г. Киев покинул митрополит Михаил, и вместо него было решено назначить митрополита из русских — Климента (что и сделали в 1147 г.). Нифонт, новгородский епископ, выступал против, в чем поспешил заверить Константинополь и за что пострадал, когда его вызвали в Киев и заточили в Печерском монастыре. Из монастыря он был вызволен Юрием Долгоруким, занявшим Киев в 1149 г. и придерживавшимся в церковном вопросе провизантий-ской ориентации. Примерно в это же время Нифонт получил от Константинопольского патриарха титул архиепископа. Этот шаг византийцы предприняли, видимо, для того, чтобы дать новгородскому владыке некоторую независимость от киевского русского митрополита. Нифонт возглавлял новгородскую церковь в 1136 г., он был последним новгородским епископом, которого прислал на эту кафедру киевский митрополит: после его смерти должность главы новгородской церкви становится выборной. По мнению Д. С. Лихачева, «реформа церковного управления Новгорода была, по-видимому, продумана и установлена знатоком церковного законодательства Нифонтом, который очевидно и завещал провести ее в жизнь при первом же случае, то есть сразу после своей смерти. Такое объяснение устраняет хронологический разрыв между избранием первого епископа и временем вероятного политического переустройства Новгорода. Установление новых порядков в новгородской церкви лежит, таким образом, в связи с установлением нового политического строя в Новгороде, в котором новгородская церковь с этой поры начала играть главенствующую роль»13.
К началу 1950-х годов советское новгородоведение находилось в состоянии некоторого застоя; складывалось впечатление, что ученые
из работы в работу повторяют одно и то же. В этой ситуации совершенно логичным стало появление в 9-м номере «Вопросов истории» за 1950 г. статьи А. Монгайта и Г. Федорова, озаглавленной «Вопросы истории Великого Новгорода». Для ученых начала 50-х годов она явилась таким же программным заявлением, каким в свое время был доклад Б. Д. Грекова 1936 г., зачитанный на совместном пленуме ГАИМК и Ученого совета Новгородских государственных музеев. В статье подводились итоги тому, что уже было сделано, и формулировались новые задачи, стоящие перед историками Новгорода.
Авторы публикации в «Вопросах истории» подтверждали, что «в результате событий 1136 г. в Новгороде одержало победу республиканское устройство»14, но указывали, что этому предшествовала длительная борьба новгородцев за независимость от Киева, шедшая рука об руку с вызреванием феодальных отношений, которые способствовали отпадению от метрополии, привели к прекращению выплаты дани Киеву, усилению деятельности веча и получению от Ярослава особых грамот, предоставляющих Новгороду самостоятельность.
Таким образом, к 1950-м годам в отечественной историографии сформировалось устойчивое представление о формировании самостоятельной новгородской республиканской государственности. Этот процесс брал свое начало с XI в., от отказа Ярослава платить дань Киеву, объявленного в 1015 г., после чего новгородские бояре, «используя выступления ремесленно-торговых слоев населения, добились ограничения, а затем и падения княжеской власти в Новгороде». В результате восстания 1136 г. в Новгороде установилась боярская республика, причем «в событиях 1136 г. сливается антифеодальная борьба крестьянства и городской бедноты против боярства с политической борьбой Новгорода за независимость от Киева»15. В таком виде эти выводы содержались в академическом издании «Очерков истории СССР», вышедших под редакцией Б. Д. Грекова в 1953 г.
Представление о 1136 годе как о переломном моменте, после которого в Новгороде утверждаются вечевые порядки, в 1950-е годы было в советской исторической науке общепринятым. О «революции» больше не говорили, однако о том, что «восстание 1136 г. стало своего рода гранью в истории Великого Новгорода. До этого
времени в Новгороде обычно княжил старший сын киевского великого князя. После 1136 г. на новгородском столе происходит быстрая смена князей, вследствие чего усиливается значение боярского совета, посадника и тысяцкого»16 с незначительными отступлениями от принятого шаблона писали практически все авторы17.
Обновление оценок, касающихся новгородской истории вообще и событий 1136 г. в частности, произошло после выхода в 1962 г. работы В. Л. Янина «Новгородские посадники». Для новгородоведе-ния появление этого произведения стало выдающимся событием, а значение творчества В. Л. Янина для всей последующей новгородской историографии можно проиллюстрировать словами А. В. Петрова: «любой исследователь средневекового Новгорода, пишущий на исходе XX в. и в начале века XXI, где бы он ни жил и к какой бы школе ни принадлежал, вынужден признать, что находится в сильной зависимости от трудов и концепций В. Л. Янина, составивших эпоху в новгородоведении»18.
Впрочем, оценка событий 1136 г. радикально новой у В. Л. Янина не была. Рассуждая о складывании Новгородской республики и критикуя уже в общем-то ушедшее из историографии представление
о некоей «революционности» этого процесса, В. Л. Янин присоединялся к тем, кто считал, что «восстание 1136 г. вовсе не порождает тех норм республиканской жизни, возникновение которых обычно связывается с ним. Их сложение начинается в более раннее время. Посадничество нового типа, этот главный орган республиканской власти, впервые возникает еще в конце XI в. и, по-видимому, с самого начала является выборным... В то же время восстание 1136 г. является главным и итоговым результатом длительной борьбы, наполнявшей политическую жизнь Новгорода на протяжении всего княжения Мстислава и всего княжения Всеволода, а не стремительной вспышкой внезапно пробудившегося политического сознания новгородцев»19.
Во многом под влиянием работ В. Л. Янина и его учеников в исторической литературе стало принято говорить о складывании в Новгороде в результате классовой борьбы 1136 г. своеобразной боярской республики, в которой местная феодальная знать подчинила себе все институты власти — и княжеские, и вечевые. Из года в год в сочинениях историков стали появляться неизменно повторяющиеся
тезисы. Их можно проследить по трудам Б. А. Рыбакова—«с этого времени (после 1136 г. — Н. Х.) вольнолюбивый Новгород окончательно становится боярской феодальной республикой»20, Л. В. Че-репнина—«XII в. является критическим периодом в жизни Новгородской земли. В это именно время в процессе сильных классовых и внутриклассовых боев складываются основные черты ее политического уклада, оформляется независимость от Киева и вырабатывается облик самостоятельной аристократической республики»21, А. М. Сахарова—«...в Новгороде и Пскове... высокий уровень экономического развития и ослабление княжеской власти создали условия для существования своеобразного республиканского строя»22 и других.
Нарушителем историографического спокойствия и однообразия выступил И. Я. Фроянов. В статье 1985 г. он заметил, что начало складывания новгородской республиканской государственности следует искать не в событиях 1136-1137 гг., а гораздо раньше — в первой трети XI в. Становление республики на севере Руси шло под знаком борьбы Новгорода с Киевом за свою самостоятельность. Одним из первых проявлений такой самостоятельности стало завоеванное новгородцами во второй половине XI в. право изгнания князей, присылаемых из Киева: «Способность выдворить того или иного князя—явный признак возросшей активности новгородской общины, формирующейся городской волости»23. Сомнению подвергалась и классовая основа новгородских мятежей: как отмечал И. Я. Фроянов, борьба новгородцев против киевских князей не была антикняжеской—они, по сути, боролись с конкретными представителями княжеской власти, а не с институтом княжения как таковым.
То, что произошло в Новгороде в первые десятилетия XII в., можно считать итогом становления Новгородской республики, а не ее началом. «Изгнание в 1136 г. новгородцами Всеволода ликвидировало последние остатки власти Киева над Новгородом. Перестав быть креатурой киевских правителей, новгородские князья становятся в полном смысле слова местной властью, зависимой исключительно от веча». Существенно новым было то, что утвердившимся в исторической литературе взглядам о снижении роли князя в Новгороде после 1136 г. И. Я. Фроянов противопоставлял вывод, что «после 1136-1137 года положение княжеской власти в Новгороде упрочилось, а роль князя возросла»24. Идеи ученого получили свое
развитие в его дальнейших работах. В 1988 г. была выпущена книга «Города-государства Древней Руси», в которой И. Я. Фроянов еще раз отметил, что именно после 1136 г. новгородский князь становится «в полном смысле слова» местной властью, причем роль его возрастает25.
Начало 1990-х годов ознаменовалось выходом двух монографий, посвященных новгородской истории. Это были «Мятежный Новгород» И. Я. Фроянова и «Вольный Новгород» О. В. Мартышина. Вторая работа была солидным историко-правовым исследованием новгородского прошлого, хотя особой новизной выводов не отличалась. Касаясь 1136 г., О. В. Мартышин признавал, что «1136 г. не следует рассматривать как дату возникновения новгородской республики», однако оговаривался, «что это был крупный этап в формировании самоуправления, в утверждении независимости от Киева... После 1136 г. принцип новгородской вольности в князьях утвердился на практике, и вскоре, став обычным, получил признание»26.
Что касается «Мятежного Новгорода», этот труд стал своего рода итоговым, обобщавшим те новые подходы к проблемам новгородской истории, которые были выработаны И. Я. Фрояновым и сторонниками его исторической концепции. Основные выводы, которые констатировались в этой монографии, уже содержались в более ранних публикациях ученого, однако теперь они были собраны в единую стройную систему. Историк определял первую треть XI в. как время начала становления новгородской республики, а события 1136-1137 гг. оценивал как завершающий этапа этого процесса. Рассматривая прочно закрепившийся в историографии подход к оценкам событий 1136 г., предложенный В. Л. Яниным, И. Я. Фроянов отметил, что, на его взгляд, «наиболее существенным изъяном концепции В. Л. Янина является... объяснение смены князей и посадников в Новгороде причинами, связанными только с внутрибоярской и межкняжеской борьбой. Лишь эпизодически, в моменты наивысшего обострения классовых противоречий исследователь выводит на историческую сцену народные массы, чтобы потом снова забыть о них»27. Вернуть народу, новгородской общине роль главной политической силы в Новгороде и была призвана монография И. Я. Фроянова: «Внутрибояр-ская борьба, хотя и оказывала влияние на замещение высших государственных постов Новгородской республики, но, чтобы та или
иная смена правителя состоялась, необходимо было волеизъявление масс новгородцев, которые в конечном итоге решали, кому стать местным князем и посадником»28.
Взгляды И. Я. Фроянова поддержали многие его ученики, но наибольший вклад в новгородоведение внес, пожалуй, А. В. Петров. В одной из ранних своих работ в 1985 г. он отмечал, характеризуя в целом внутриполитическую борьбу в Великом Новгороде XII - начала XIII в., что «эта борьба не была явлением, присущим классовому (феодальному) обществу. Ее рубежи в первую очередь проходили не по линии, разделявшей лагеря народа и знати или лагеря различных групп господствующего класса, а по линии, разделявшей соперничавшие демократические общины, лишь руководимые знатью (руководить и господствовать совсем не одно и то же)»29. Обращаясь непосредственно к событиям 1136 г. в Новгороде, А. В. Петров отмечал в автореферате кандидатской диссертации, что «начавшаяся в конце XI в. внутриобщинная борьба за власть, тем не менее, до середины XII в. находилась на втором плане политической жизни Новгорода, уступая передний план конфликтам городской общины как целого с князем как ставленником Киева», и заключал, фактически полностью повторяя слова своего учителя: «...историю взаимоотношений Новгорода с князьями нельзя рассматривать как вытеснение чужеродного политического начала традицией государственности, берущей начало из местных истоков. После событий 1136-1138 гг. положение новгородского князя упрочилось, а влияние на местные дела возросло»30.
В монографии 2003 г. «От язычества к Святой Руси», выпущенной к защите докторской диссертации, содержалось принципиально важное дополнение к прежним взглядам А. В. Петрова на новгородские события 30-х годов XII в. Объясняя случившееся, ученый выделил древнерусский политический принцип «одиначества» (нераздельности всех форм власти), который позволяет понять перемены, произошедшие в Новгороде: «Если Всеволод Мстиславич еще сохранял черты киевского наместника, то события начала XII в. (1117-118 гг., 1125-1126 гг. и главным образом 1136-1337 гг.) окончательно стерли эти черты с облика новгородского князя. Последний полностью вписался в новгородскую действительность второй половины XI - XII вв., характерными чертами которой были демократизм, политическое
“одиначество” самого веча и князя с вечем и вытекающее из всего этого право вечевого избрания князей (“вольность в князьях”)... В основе конфликтов, приведших к его торжеству, лежало стремление новгородцев поставить необходимую в Киевской Руси княжескую власть в соответствие с условиями города-государства второй половины XI - XII вв.»31.
Подводя некоторые итоги обзору советской и современной историографии, касающейся новгородских событий 30-х годов XII в., можно резюмировать, что в ней по-прежнему присутствует оценка 1136 г. как некоего рубежного этапа, отделяющего «княжеское» устройство новгородской власти от «республиканского» периода32, при этом сами события 1136 г. расцениваются как проявление классовой борьбы. В то же время сформировалась устойчивая традиция рассматривать перемены в политическом устройстве Новгорода как результат длительной эволюции, а сами процессы 30-х годов XII в. расценивать вне концепции классового противостояния (И. Я. Фро-янов, А. В. Петров). Попытки выйти за пределы этого дискуссионного поля существуют, но представляются пока что невнятными33.
1 ПСРЛ. М., 2000. Т. IV. С. 5.
2 Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1993. Кн. I. Т. 1-2. С. 403.
3 Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом освещении: (Основы социальной динамики): В 12 т. 3-е изд. М.; Л., 1930. Т. II. С. 282-287.
4 Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. // Ученые записки Российской Ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук. Институт истории. М., 1929. Т. IV. С. 3.
5 Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Известия АН СССР Сер. VII. Отделение общественных наук. 1932. №. 5. С. 373.
6 Арциховский А. В. К истории Новгорода // Исторические записки. 1938. Т. II. С. 125.
7 Бернадский В. Н. Господин Великий Новгород: Очерки по истории Новгорода. М.; Л., 1936. С. 17, 20-21.
8 Строков А. А. Борьба смердов и «черных» людей в Новгороде Великом // Новгородский исторический сборник. 1937. Вып. 2. С. 39-40.
9 Дмитриев Н. Ю. Изображение отца Александра Невского на Нередицкой фреске XIII века // Новгородский исторический сборник. 1938. Вып. 3-4. С. 42.
10 Тараканова-Белкина С. А. Боярское и монастырское землевладение в новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939. С. 27.
11 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 348-350.
12 Мавродин В. В. Некоторые моменты из истории разложения родового строя на территории древней Руси // Ученые записки Ленингр. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. Кафедра истории СССР. 1939. С. 159-160.
13 Лихачев Д. С. «Софийский временник» и новгородский политический переворот 1136 г. // Исторические записки. 1948. Т. 25. С. 245, 250. — Вопрос о стремлении Новгорода к церковной независимости от Киева в дальнейшем был рассмотрен А. С. Хорошевым. См. его работы: Хорошев А. С. 1) Церковь в социальнополитической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. 224 с.; 2) Политическая история русской канонизации (XI-XV[ вв.). М., 1986. 208 с.
14 Монгайт А., Федоров Г. Вопросы истории Великого Новгорода: (До включения его в состав русского централизованного государства) // Вопросы истории. 1950. №. 9. С. 103-119.
15 Очерки истории СССР. Период феодализма. IX-XV вв. / Под ред. Б. Д. Грекова. М., 1953. Ч. 1. С. 349-350.
16 ТихомировМ.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XШ вв. М., 1955. С. 197. — Аналогичные выводы содержатся и в другой работе М. Н. Тихомирова: Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 206.
17 См., например: ПашутоВ. Т. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век). М. 1956. С. 48; Лихачев Д. С. Новгород Великий: Очерк истории культуры Новгорода XI-XVП вв. М., 1959. С. 23; Арциховский А.В. Новгород Великий в XI-XV вв. // Вопросы истории. 1960. №. 9. С. 29; Кар-герМ. К. Новгород Великий. М.; Л., 1961. С. 16.
18 Петров А.В. От язычества к Святой Руси: Новгородские усобицы: (К изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. С. 19-20.
19 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 72-73. — Эти выводы ученый полностью повторил в издании 2003 г. (Янин В. Л. Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 106).
20 Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964. С. 174.
21 Новосельцев А.П., Пашуто В. Т., Черепнин Л.В., Шушарин В. П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 247.
22 Сахаров А. М. Образование и развитие российского государства
в XIV-XVII вв. М., 1969. С. 42.
23 Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события
1136-1137 гг. // Вестник ЛГУ Сер. 2. История, язык, литература. Л., 1985. Вып. 4.
С. 11.
24 Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события
1136-1137 гг. // Вестник ЛГУ. Сер. 2. Л., 1987. Вып. 1. С. 13.
25 Фроянов И. Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 167-168.
26 Мартышин О. В. Вольный Новгород: Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992. С. 83.
27 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII ст. СПб., 1992. С. 214.
28 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород... С. 234.
29 Петров А.В. К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII - начала XIII вв. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985. Вып. 9. С. 81.
30 Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII-XШ вв.: Автореф. ... дис. канд. ист. наук. Л., 1990. С. 9-10.
31 Петров А.В. От язычества к Святой Руси... С. 136-137.
32 См., например: Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в. СПб., 2003. С. 506, 625; Янин В. Л. У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. №. 8.
С. 681.
33 К примеру, проявляющееся в коллективной работе 2008 г. стремление сформулировать собственное отношение к новгородским событиям 30-х годов XII в. сопровождается у П. В. Лукина массой допусков и оговорок. Так, оценивая мятеж, который вспыхнул в Новгороде, когда туда в 1137/38 гг. попытался вернуться Всеволод Мстиславич, историк пишет: «Под приятелями Всеволода имеется в виду, очевидно (здесь и далее курсив наш. — Н. Х.), часть новгородских бояр, симпатизировавшая этому князю. Они и стали жертвами “мятежа”. Вполне возможно, что среди его зачинщиков были и другие представители новгородской знати—противники Всеволода, но из текста, думается, следует, что в этом проявлении социально-политической активности участвовали не только бояре, но и другие слои новгородского населения» (Горский А. А., Кучкин В. А., Лукин П. В., Стефанович П. С. Древняя Русь: Очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 48).
