CC BY
26
И. В. Кононова
ОТРАЖЕНИЕ БРИТАНСКОЙ МОРАЛЬНО-ЭТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПТОСФЕРЫ ПЕРИОДА РАЗВИТИЯ ИДЕОЛОГИИ ПУРИТАНИЗМА В ТЕКСТАХ ПРОПОВЕДЕЙ
Проблема описания феноменов культуры через призму отражающих их языков является одной из самых актуальных в современной лингвистической парадигме. Не вызывает сомнений тот факт, что язык способен дать исследователю доступ к процессам культурного развития этносов. В настоящей статье на материале текстов проповедей рассматриваются основные тенденции становления морально-этических концептов в новоанглийский период.
Проповеди относятся к регулятивным текстам. Формируя нормативно-ценностную систему индивида, такие тексты устанавливают связи между действительностью и идеальной моделью мира. В текстах проповедей, являющихся морально-этическими регуляти-вами, с контролирующей инстанцией ассоциируется образ «внеземного», инобытийного «идеала», представителем которого может быть реальная историческая личность1. Тексты проповедей, начиная с англосаксонского периода, сыграли решающую роль в становлении устойчивых этически правильных моделей поведения в ходе этносоциогенеза.
Когнитивное содержание проповеди представлено, как правило, двумя моделями. Актуальным звеном смысловой структуры фоновой ситуации является один из положительно или отрицательно заряженных концептов, вербализуемых наименованиями грехов и добродетелей. Более частная модель отражает референтную ситуацию текста, в основе которой лежит определенный фрагмент реальной действительности2. В семантической пресуппозиции проповеди концепты семи смертных грехов и семи добродетелей входят в качестве объекта оценки в негативно окрашенную оценочную ситуацию.
Целевая связь регуляции состоит в экспликации отношений между элементами фактуальной и концептуальной информации. Механизмы реализации этих отношений базируются на своеобразии семантики имен с общим значением добродетели и пороки, которые проявляют в тексте проповеди амбивалентную природу. Они выступают в функции компонентов, составляющих понятийные сферы Бог/дьявол фоновой ситуации, включаясь в контекст «потустороннего мира», и в то же время они характеризуют актуальные или возможные качества поведения субъектов — участников динамической ситуации и в этой функции являются проводниками оценочного отношения.
Проводниками концептуальной информации проповеди являются обсуждаемые темы и языковые средства их передачи. Оценочный мир концептуальной информации проповеди формируется, по мнению И. Б. Руберт, рядом тематических констант жанра, в то время как фактуальная информация заключена непосредственно в темах, затрагивающих аспекты динамических моделей поведения адресата3. Проповеди были направлены на адресата в замкнутом временном интервале, в конкретных исторических условиях и касались разнообразных актуальных в то время проблем. Наложение концептуальной информации на фактуальную, восприятие когнитивных констант проповедей через призму
© И. В. Кононова, 2009
фактов культурного «микроконтекста» позволяет выявить этические концепты, входящие в этнокультурную доминанту4 рассматриваемого периода развития этноса.
Вопрос об адекватности текстов проповедей в качестве языкового материала при выявлении ценностных доминант той или иной эпохи возникает, главным образом, в связи с жанрообразующими особенностями этого типа текстов. В ходе своей эволюции проповедь очень мало изменилась на уровне содержательной макроструктуры: установленные для этого жанра еще в начале VI в. «Идеалы» остались прежними5. Приверженность неизменным идеалам стимулировала авторов проповедей как ранних, так и более поздних периодов, прибегать к аналогичным приемам аргументации и мотивации, применять одни и те же оценочные стереотипы, построенные на антитезе (грехи — добродетели, добро — зло и пр.). Относительная стабильность наблюдается и в плане тематики проповедей. И. Б. Руберт выделяет три основные подгруппы проповедей с учетом присущей им концептуальной информации:
1) проповеди, направленные на разъяснения религиозных догматов;
2) проповеди, основанные на описании событий из жизни Иисуса и святых угодников, приуроченные к религиозным праздникам и дням святых;
3) проповеди, направленные на реформацию церковной и мирской жизни пастыря и паствы6.
Стабильность содержательной структуры проповедей позволяет усомниться в правомерности обращения к ним как к источнику языкового материала при выявлении этнических ценностных стереотипов конкретной эпохи. Исключением в этом случае можно считать, на наш взгляд, проповеди протестантских священников периода Реформации. Именно в этот период проповедь наиболее лабильно отзывается на изменения в социальных институтах и общественной идеологии, в каком-то смысле выходя за рамки жанра. Наибольшей прагматической нагруженностью и соответствующей значимостью в формировании ценностных стереотипов обладают проповеди третьей из вышеуказанных групп, что объясняется их основной ориентированностью на динамическую социальную ситуацию. Именно к этой подгруппе относится проповедь Дж. Уиклиффа “Of Prelates”7.
В ранненовоанглийский период в рамках жанра проповеди выделились два направления: первое отражало взгляды католической церкви, второе — протестантских течений. Концептуальное и прагматическое содержание проповедей данного периода определяется борьбой этих религиозных направлений. К концу XIV в. сложилась социальная база реформации, которую составили средние и низшие слои населения. Средний социальный стратум впервые в истории оказался значимым звеном в модели адресата. Недовольство средних и низших социальных слоев было вызвано, с одной стороны, общей политикой государства и церкви, с другой — непониманием богослужений на латинском языке.
В трактатах и проповедях профессора теологии Оксфордского университета Джона Уиклиффа нашел отражение процесс зарождения протестантизма, подготовленный лоллардами. Проповеди Дж. Уиклиффа стимулировали процесс реформирования церкви, и, несмотря на то, что сама эпоха Реформации наступила позднее — в XVI в., истоки идеологии пуританизма легко выявляются в его сочинениях.
Текст проповеди “Of Prelates” строится на сочетании элементов сюжетно-фактуальной и сюжетно-концептуальной информации. И. Б. Руберт выделяет в композиции текста проповеди заглавие, введение, основную часть и развязку (заключение)8. Заглавие рассматриваемой проповеди реализует предметную информацию, в нем задается основная тема. Оно выполняет вторично-знаковую функцию, являясь пропозицией высшего уровня
по отношению к когнитивному содержанию всего текста. Эмоционально-экспрессивная функция представлена имплицитно, оценочная сема включена в коннотативную сферу лексемы prelates.
Проповеди Уиклиффа, как и его трактаты, были направлены на распространение лоллардистской доктрины, на критику высшего клира, обличение его представителей в грехах алчности, стяжательства и других проявлениях неумеренной (нехристианской) жизни. Они представляют собой скорее реализацию определенного социального заказа, чем толкование божественной воли. Основная прагматическая функция проповеди “Of Prelates” состоит в том, чтобы призвать средние и низшие слои паствы к борьбе с пороками высшей церковной и светской знати. Прелатам приписываются такие грехи, как алчность, обжорство, гордыня, тщеславие, лень, при этом отрицаются такие их качества как смирение, отказ от земных благ (нестяжание), бескорыстие и пр. Упоминание в тексте добродетелей Христа как идеалов, к которым следует стремиться всем верующим и, в первую очередь, служителем церкви, создает концептуальные оппозиции, на которых базируется все когнитивное содержание проповеди.
Элементами маркированной группы—лексемами репрезентантами этических концептов являются имена духовных проявлений человека с негативной окраской: pride (гордость), vanyte (тщеславие), coueitise (алчность), glotonye (обжорство), drounkenesse (пьянство), slouthe (лень), ypocrisie (ханжество, лицемерие), ydelnesse (праздность), lecherie (предательство).
Ср.: ВШ: lyuen in pompe and pride, coueitise, and in wraththe, slouthe and in ydelnesse, and stenkynge lecherie, glotonye and drounkenesse, and gret ypocrisie, and so techen the fendis armys of synne and distroien the clennesse of cristis lif as moche as thei may. (Но живут в роскоши, охваченные гордыней, алчностью, гневом к ближнему своему, праздностью и ленью, влачат гнусное существование, исполненное предательства, обжорства, пьянства и бесконечного лицемерия, и так лишь поддерживают армии греха и разрушают непорочность христианской жизни, как только могут).
But lord, who is nowe so coueitise abouten wordly lordschips and temporal goodis as oure prelatis, who is more idel in goddis seruyce, more in glotonye and wastynge of pore mennus goodis in schynynge vesselis and othere costis? And gif thei preien, that is with-outen deuocion to plese the peple, and comunly for offrynge,.. .and conditian disrtribuction and stynkyng lif of lecherie, robberie, pride, coueitise, glotonye. (Но Боже! Кто еще так жаждет привилегий в миру и сиюминутных благ, как наши прелаты? Кто гораздо более совершенен в обжорстве и трате денег бедняков на сверкающие сосуды и прочие ценности, чем в службе Господу нашему? И если они воздают молитву, то не во имя утешения своих ближних, а ради подношений,. и ведут гнусную жизнь, полную предательства, воровства, гордыни, алчности, обжорства).
Вышеперечисленные лексемы репрезентируют концептуальные оппозиции, организующие когнитивное пространство проповеди: гордыня — смирение (скромность); стяжание — бескорыстие; неумеренность (обжорство, пьянство) — аскетизм (умеренность); праздность — трудолюбие; предательство (неверность) — верность.
Положительные полюсы указанных концептуальных оппозиций вербализуются в текстах проповедей рядом лексем, содержащих в структуре значения сему интенсивной положительной оценки и являющихся фоном для лексических единиц, служащих ключевыми именами концептов.
Ср.: holy, holynesse, clennesse, good, charite, goddis lawe, goddis wille, deuocion, blis-synges, worthynesse, benefices, wisdom, gladly, ioiefully, openly, priuely, goodnesse, verray, treuthe, riztwisnesse, cristene, frely.
Перечисленные лексические единицы репрезентируют периферию ассоциативного поля концептов смирение, бескорыстие, трудолюбие, верность, аскетизм в данной их текстовой реализации.
Концепты гордыня, стяжание, праздность, неверность, неумеренность репрезентированы в тексте проповеди ключевыми именами концепта — “pride” (6 употреблений),
“coueitise” (8), “glotonye” (5) “slouthe” (6), “ydelnesse” (6), “lecherie” (8). Каждая из ключе______________________________________________ о
вых лексем многократно повторяется, что говорит о высокой актуальности реализуемых концептов. Ярко выраженный ценностный аспект концептов находит отражение в наличии оценочной составляющей в когнитивном (денотативном) компоненте значения языковых единиц, являющихся ключевыми именами концептов, в свойственных этим единицам оценочных коннотациях и их сочетаемости с оценочной лексикой в рамках рассматриваемого регулятивного текста. Данная лексика не только повышает негативную оценочность реализуемых концептов в силу процессов комбинирования эмотивных сем, но и, являясь фоном для лексических единиц — ключевых имен концептов, репрезентирует периферию структуры концептов (ценностную составляющую).
Лексемы stenkynge (гнусный, мерзкий), synne (грех), distroien (разрушают), abho-mynable (отвратительный), wicked (злой), fals (ложный, фальшивый), disceyuen (обманывают), wraththe (гнев, злоба), robberie (грабеж), wrongful (грешный, злой), wrong, euyl (зло. злой) и др. вербализируют следующие концептуальные признаки ассоциативного поля исследуемых концептов: «неумеренность (праздность и пр.) 1) отвратительна, 2) гнусна,
3)разрушительна, 4) бесчестна, 5) несет зло и 6) потери и т. д.»
Выявленные концептуальные пары представляют собой кардинальные оппозиции грехов и добродетелей, они выводятся из фактуальной информации текста проповеди и, в связи с этим, составляют лишь часть лингвокультурных концептов, репрезентированных теми же ключевыми именами. Все рассматриваемые подконцепты10 включают в понятийной составляющей признак «грех» либо «добродетель», имея, соответственно, сходные структуры ценностных составляющих.
Во второй половине XVI в. часть буржуазно-дворянских слоев стремилась осуществить в стране более радикальную реформацию церкви. Именно поэтому после создания в Женеве в 1555 г. среди английских эмигрантов первой кальвинистской общины в течение второй половины XVI в. в Англии сформировалось и быстро завоевало популярность пуританское движение — национальная разновидность кальвинизма.
Наиболее значимым для кальвинизма догматом считается учение об избранности к спасению. Если ставить вопрос о значимости названного догмата под углом зрения его культурно-исторического влияния на судьбу Англии, то, по мнению целого ряда историков и культурологов, она была чрезвычайно велика11. В соответствии с учением Кальвина часть людей изначально, еще до их рождения, была предопределена к спасению, остальные же прокляты навек. Благодеяния или проступки людей не оказывали влияния на их судьбы и возможность получить вечное блаженство после смерти. «Это учение, — пишет М. Вебер, — в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего, один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида»12. Исследуя истоки профессиональной этики аскетического протестантизма, М. Вебер отмечает, что крайняя духовная изоляция отдельного человека сочеталась в кальвинизме с несомненной устремленностью к совершенствованию социальной организации, насколько бы парадоксальным это ни казалось на первый взгляд. Решающим, в данном случае, являлось
то, что «христианин доказывал факт своего избранничества посредством деятельности “in majorem Dei gloriam” (к вящей славе Божьей), а постоянный страх перед обожествлением рукотворного и властью личных привязанностей неминуемо должен был направить эту энергию на путь такой деятельности, которая ставила перед собой чисто материальные (не имевшие никакой личной направленности) цели»13. Христианин, которому было дорого его избранничество, руководствовался целью, поставленной перед ним Богом, а такая цель могла быть только безличной. Все чисто эмоциональное, т. е. не обусловленные рационально личные отношения между людьми, очень легко вызывает в аскетической этике подозрение в том, что они относятся к сфере обожествления рукотворного. Бог, создавая мир, и в социальном устройстве желал объективной целесообразности как одного из путей приумножения славы своей. Поэтому любая человеческая активность должна была всецело направляться в русло рационализации мира. «Любовь к ближнему», мыслимая как служение Богу, а не отдельной твари, находит свое выражение, в первую очередь, в выполнении профессионального долга. При этом она обретает своеобразный объективно безразличный характер деятельности, направленной на рациональное преобразование окружающего социального космоса.
Важно учитывать при этом, что кальвинистский Бог требовал от своих избранных не отдельных «добрых дел», а святости, возведенной в систему. Здесь не могло быть и речи ни о характерном для католицизма, столь свойственном природе человека, чередовании греха и покаяния, отпущения одних грехов и совершения новых; ни о сбалансировании всей жизни с помощью отдельных наказаний и находящихся в распоряжении церкви средств сообщения благодати. Христианская аскеза в рамках кальвинизма превратилась в систематически разработанный метод рационального жизненного поведения, целью которого было освобождение человека от иррациональных инстинктов, от влияния природы и мира вещей и подчинение его жизни некоему планомерному стремлению, а его действий — постоянному самоконтролю и проверке их этической значимости. Для нас при рассмотрении национальной морально-этической концептосферы британцев этого периода важен тот факт, что подобное активное самообладание было как высшей формой рациональной монашеской добродетели, так и основным идеалом практической жизни пуритан вообще.
Одним из известнейших протестантских проповедников середины XVI в., пропагандирующих идеи зарождающегося пуританизма, был Хью Латимер. Причиной его казни в 1555 г. послужили жесткость и категоричность оценок, звучавших в его публичных проповедях, одной из которых являлась “Sermon of the Plough”, произнесенная у собора St. Paul’s 18 января 1548 г. Это одна из самых известных проповедей Латимера и ярчайший образец реформаторской проповеди.
В ранненовоанглийский период наблюдается «всплеск» метафорического осмысления действительности. Метафоры, изобретаемые полемически настроенными мыслителями, пронизывали тексты всех жанров того времени. Проповедь «реагирует» на это тем, что ее авторы стремятся к особой метафорической презентации концептуального содержания, причем развитие определенной метафоры иногда ложится в основу всего композиционного построения проповеди.
Во введении проповеди “Sermon of the Plough”14 эксплицируется ее основная метафора: труд проповедника автор уподобляет работе пахаря. Раскрытие метафоры осуществляется на протяжении всего текста проповеди. Происхождение основной метафоры текста следует искать в евангельской притче о сеятеле, где зерно аллегорически символизирует
веру (или Царствие Божие), земля — душу человека, которая может иметь различную степень плодородности в отношении «зерна», а сеятель — проповедника Слова (Mattew, 13. 18-30, Mark, 4. 1-15, Luke, 8. 5-15). Аллюзия на евангельский текст содержит аллегорию: маленькое горчичное зернышко, которое вырастает в огромное дерево, символизирует Царствие Божие.
Употребленное метафорически слово ploughing, изначально содержащее в структуре значения семантический признак «тяжелый труд», приобретает в тексте сему «духовные усилия» и реализует значение процесса духовного мира. Х. Латимер, эксплицируя необходимость данного уподобления, просит прощения у аудитории за будто бы сокрытое в нем пренебрежение к труду священника на Ниве Божьей:
Ye may not be offended with my similitude, in that I compare preaching to the labour and work ofploughing, and the preacher to a ploughman: ye may not be offended with this my similitude; for I have been slandered of some persons for such things.
Основная метафора проповеди служит средством репрезентации концепта «трудолюбие». Данный культурный концепт, обладающий высокой апеллируемостью в тексте проповеди в силу избранной тематики, реализуется, помимо указанных выше метафор и аллегорий, лексемой diligent (diligently «усердный, прилежный, исполняющий свой долг»), 21 употребление. Очевидно, что базовой концептуальной осью текста является оппозиция «трудолюбие — праздность».
Основной характеристикой доминантного в рамках культуры концепта является полиапеллируемость. Как отмечает Г. Г. Слышкин, «в процессе коммуникации апелляции к концепту могут носить концентрированный и дисперсивный характер»15. При концентрированной апелляции концепт реализуется эксплицитно — с помощью конкретной языковой единицы, имеющей с ним внеконтекстуальную номинативную связь. При дисперсивной апелляции он формируется в сознании адресата при помощи совокупности значений языковых единиц, которые не являются средствами его номинации. В тексте анализируемой проповеди апелляции к концепту трудолюбие носят как концентрированный, так и дисперсивный характер. Средствами дисперсивной апелляции к концепту являются лексемы labour (17 употреблений) и work (26 употреблений). Следующие лексические единицы, принадлежащие разным частям речи, репрезентируют его периферию и создают оценочный статус: right, faith, trust, merits, righteous, respect, law, favour, duty, charitable, charity, merciful, vocation, tranquility, calling, wisdom, learning, godliness, flourishing, conscience, marvellous, glory, holy, honour, fruitful, light, obedience, compassion и др.
Ценностный аспект концепта находит выражение также в сочетаемости единиц, номинирующих концепт, с оценочными прилагательными и наречиями: great labours, necessary works, busy work, continual work, good work, work faithfully.
Ключевыми лексемами, репрезентирующими концепт праздность в рассматриваемом тексте, являются: loiter (loiterer, loitering) «бездельничать, праздно проводить время» (10), negligent (negligently) «пренебрегающий своим долгом, нерадивый» (7), idle «праздный» (4), unoccupied (2). Ценностная составляющая концепта праздность реализуется в тексте проповеди посредством употребления следующих лексем, содержащих в когнитивном (денотативном) значении сему интенсивной негативной оценки: destruction, idolatry, pride, avarice, cruelty, tyranny, proud, malicious, merciless, unmercifulness, covetousness, greedy, envy, hatred, evilness, shame, serpents, stinging, hunger, destroying и пр.
Как отмечалось выше, тексты проповедей нового времени, в отличие от ранних, отличаются высокой концентрацией стилистических приемов. Дисперсивная апелляция
к концептуальной оппозиции «праздность — трудолюбие» в текстах Латимера в ряде случаев реализуется через тропы. В рассматриваемой проповеди она репрезентируется, в частности, посредством метонимии в следующем предложении: Paul was no sitting bishop, but a walking bishop. Значимость ежедневного труда священника концептуализируется через метафору: The preaching of the word of God unto the people is called meat: scripture calleth it meat; not strawberries, that come but once a year, and tarry not long, but are soon gone: but it is meat, it is no dainties.
Очевидно, что тема проповеди обусловливает доминирование в ней концептуальной оппозиции «праздность — трудолюбие», однако сам факт выбора темы мотивируется значимостью данного концепта на уровне культуры.
Результатом Реформации как таковой было, как отмечалось выше, прежде всего то, что в противовес католической точке зрения моральное значение мирского профессионального труда и религиозное воздаяние за него чрезвычайно возросли. Профессиональное призвание в рамках протестантизма есть то, что человек должен принять как веление Господне. Конкретная профессия каждого человека становится для него непосредственным выражением божественной воли, заветом Господа выполнять свой долг именно в том положении, которое человек занимает по воле провидения. Представление о поставленной Богом задаче звучит, по мнению М. Вебера, в немецком слове “Beruf” и, в еще большей степени, в английском “calling”16. Если мы проследим историческую эволюцию этого концепта, то окажется, что в языках народов, тяготеющих в преобладающей своей части к католицизму (итальянском, испанском, французском), отсутствует концепт аналогичный тому, что в немецком языке именуется “Beruf”, а в английском языке “calling”. Концепт, воплощающий в себе идею определенного жизненного положения, четко ограниченной сферы деятельности, существует в национальных концептосферах по преимуществу всех протестантских народов. Данный концепт впервые вычленен в переводах Библии, но не в силу духа подлинника, а в силу духа перевода. В частности, отношение Нового завета к этому вопросу с классической ясностью отражено в типичной для Востока той эпохи молитве: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», исключающей всякую прямую связь современной идеи профессионального призвания с учением Иисуса.
Лексема calling (наравне с duty) является репрезентантом концепта, ставшего в период английской Реформации одним из самых значимых этических концептов и вызвавшего изменение структуры всей морально-этической концептосферы. В исследуемой проповеди Латимера лексема duty встречается 7 раз, а лексема calling 2 раза, что говорит о растущей значимости концепта “duty” в британской национальной концептосфере. Кроме того, все перечисленные выше лексемы, репрезентирующие концепт «трудолюбие», в частности, diligent «усердный, прилежный, исполняющий свой долг», также дисперсивно реализуют концепт “duty”. Таким образом, отношение к мирской деятельности как к долгу и высшей ценности складывается в британской морально-этической концептосфере уже к середине XVI в. В рассматриваемой проповеди оно не только реализуется посредством высокой частотности употребления лексем-репрезентантов, но и выражается автором прямо:
A faith that maketh a man righteous, without respect of works: as ye have it very well declared and set forth in the Homily.
В рамках рассматриваемого религиозного дискурса актуальностью отличается также концепт “honour”, организующий морально-этическую концептосферу рыцарского периода: существительное honour употребляется в тексте 11 раз, прилагательное honourable —3 раза. Сравнительно низкая аппелируемость к концепту объясняется скорее
жанровой принадлежностью избранного для анализа текста, чем снижением значимости концепта в рамках новой этнокультурной доминанты. Понятие чести, как известно, не фигурирует среди христианских добродетелей, а межсословная соревновательность, лежащая в основе рыцарского понимания чести, чужда христианским идеалам, культивировавшим терпение и послушание. С XV в. дворянство начинает утрачивать господствующие позиции в обществе. Однако захватывающая все большую власть буржуазия не отрицает рыцарского идеала, а, напротив, стремится ему внешне подражать, вольно или невольно изменяя при этом содержание важнейших рыцарских ценностей. Происходит интерференция буржуазного и дворянского личностных образцов17. Концепт “honour” по-прежнему остается доминантным, но связан он на этом этапе не столько с военной, сколько с торговой и производственной сферами. Основным проявлением чести становится исполнение человеком своего мирского долга, т. е. добросовестное и честное выполнение той работы, которой он зарабатывает на жизнь. Когнитивные признаки ядра куртуазного концерта “honour” — «воинственность» и «служение» — уходят в его исторический слой, более того, концепт, в своем актуальном слое, вообще теряет образное ядро, присущее ему в рыцарский период, постепенно обретая все большее количество понятийных признаков.
Очевидно, что этнокультурная доминанта периода Реформации и зарождения буржуазных отношений — «исполнение мирского долга, умеренность и трудолюбие во имя Господа» — возникла как результат естественного развития и трансформации этнокультурной доминанты рыцарского периода.
Как законченная этическая концепция аскетический протестантизм сложился в Британии в XVII в. Его носителями являлись в первую очередь следующие четыре направления: кальвинизм, который завоевал господство в XVII в.; пиетизм; методизм; вышедшие из анабаптистского движения секты. Ни одно из этих направлений не было полностью изолировано от остальных, не существовало также строгого отграничения этих течений от неаскетических церквей Реформации18.
Одним из значительных английских проповедников, развернувших свою деятельность в первой половине XVIII в., был Джонатан Эдвардс (1703-1758), известный тем, что в своих проповедях он последовательно и страстно излагал кальвинистические взгляды. Одна из известных проповедей Эдвардса “Wicked Men Useful in their Destruction Only”19 посвящена важнейшей нравственной установке кальвинизма: человек, дабы обрести внутреннюю уверенность в спасении должен неутомимо и систематически приносить пользу Господу. Лучшее же, что может сделать тот, кто не подчиняет всецело свою активность рационализации мира, — это немедленно погибнуть (“If he bring not forth fruit to God, there is no other way in which he can be useful, but in being destroyed”).
На основании метода количественного подсчета лексем-номинантов концепта можно заключить, что ключевым для данной проповеди является концепт «польза, выгода», что представляется естественным, притом, что «активная деятельность во имя рациональной целесообразности» представляла собой этнокультурную доминанту британцев данного исторического периода.
Лексема useful употреблена в рассматриваемой проповеди 47 раз, лексема usefulness — 4 раза, useless — 17 раз, лексема profitable — 8 раз, unprofitable — 5 раз, unprofitableness — 2 раза, profit — 2 раза, существительное benefit встречается 6 раз, глагол to benefit —2 раза, существительное worth употреблено 2 раза, прилагательное worthless — 3. Итак, в анализируемом тексте насчитывается 98 случая прямой концентрированной апелляции к концепту «польза».
Прямая апелляция к концепту посредством употребления ключевых лексем не является единственным средством его языковой реализации в тексте. Базовой аллегорией, организующей рассматриваемый текст, является виноградная лоза, символизирующая человека на его жизненном пути и пути служения Господу (“Christians are compared to the branches of a vine”). Аллегория заимствована из Ветхого завета: автор подчеркивает, что человек нужен Всевышнему лишь тогда, когда он приносит пользу, как и виноградное дерево ценно для человека лишь тогда, когда оно дает плоды. Бесплодная виноградная лоза уступает другим деревьям, ибо ее древесина пригодна только для того, чтобы топить печь. Так и человек, «не приносящий плодов» на ниве Господа своего, не достоин жизни “If men bring forth no fruit to God, they are wholly useless”. Такой, казалось бы, жестко утилитарный подход к человеческой жизни естественным образом вытекал из основной доктрины кальвинизма и неизбежно пронизывал все проповеди пуританских священников. Таким образом, упоминания виноградной лозы в тексте проповеди являются дисперсивными апелляциями к тому же концепту.
Автор проповеди утверждает, что приносить пользу Господу своему христианин может, только неустанно трудясь. В связи с этим все случаи концентрированной и диспер-сивной апелляции к концепту «польза» являются одновременно случаями дисперсивной апелляции к концептуальной оппозиции «трудолюбие — праздность». При этом в тексте выявляется значительное количество других случаев: лексема work и ее производные (workmanship, worker) употреблены 14 раз, лексема business —5 раз. Существительное business, заимствованное их французского языка в XVI в., употребляется в тексте XVII в. в значении, приближенном к значению слова work. Ср.: He therefore is made for the service and glory of God. This is the whole work and business of man; it is his highest end, to which all other ends are subordinate.
Важно отметить, что от верного христианина ожидалась не просто систематическая деятельность во славу Господа, но деятельность усердная и активная. Таким образом, концепт «трудолюбие» дисперсивно репрезентирован в тексте проповеди также лексемами actively (20 употреблений) и activity (4). Ср.: That man can no otherwise be useful actively than by bringing forth fruit to God.
Ценностная составляющая концепта «трудолюбие» создается посредством сочетаемости лексем, репрезентирующих его в тексте, с лексемами, обладающими интенсивной положительной оценочностью: glory (26 употреблений), glorify (22), divine (11), goodness (7), noble (8), grace (8) и пр. Ср.: This was the very design and aim of the Author of man, this was the work for which he made him, viz. to serve and glorify his Maker. What an honour it will be to such poor creatures as you are, to bring forth fruit to the divine glory.
Таким образом, ценностная составляющая концепта «трудолюбие», реализуемого в рамках религиозного дискурса, включает следующие признаки: «трудолюбивый человек восславляет имя Господа»; «трудолюбивый человек благороден»; «на трудолюбивых снисходит Божья благодать» и пр.
Значительной актуальностью, несмотря на то, что рассматривается текст проповеди, отличается концептуальная оппозиция «честь — бесчестие», репрезентированная в тексте лексемами honour (9), noble (8), dishonour (3). Данный факт объясняется тем, что концепт «честь» по-прежнему оставался в этнокультурной доминанте, изменилась лишь его структура: в актуальном слое концепта индуцировались признаки «долг», «трудолюбие» и «честность». Данные трансформации структуры концепта можно наблюдать в следующем
случае его реализации, взятом из текста проповеди: How lamentable and shameful to you, that such a noble tree should be more useless than any tree of the forest; that man, whom God hath thus set in honour, should make himself more worthless than the beasts that perish!
Употребление лексем-репрезентантов концепта — noble и honour — в одном контексте с лексемами useless и worthless, реализующими концепт «польза», сигнализирует
об изменении структуры концепта.
Идея практической рационализации жизни христианина под углом зрения ее полезности, являющаяся краеугольным камнем пуританизма, нашла отражения также в произведениях Джорджа Уайтфилда (1714-1770), выдающегося агитатора первого поколения методистов и самого последовательного приверженца данного направления. Концепт «польза-выгода» репрезентирован как в названиях проповедей Уайтфилда (“The Benefits of an Early Piety”, “The Necessity and Benefits of Religious Society”), так и в самих текстах.
Анализ текстов проповедей Дж. Уайтфилда позволяет прийти к заключению, что значимость концепта “duty” в рамках морально-этической концептосферы англичан значительно возросла к концу XVII в. Лексема duty обладает высокой частотностью не только в текстах проповедей, но и в их названиях (“The Great Duty of Family Religion”, “Britain’s Mercies, and Britain’s Duty”, “Thankfulness for Mercies received, a necessary Duty”, “The Duty of searching the Scriptures”, “The Great Duty of Charity Recommended”, “Intercession every Christian’s Duty”).
В тексте проповеди “Directions How to Hear Sermons” (Sermon 28) лексема duty встречается 11 раз, в проповеди “The Great Duty of Family Religion” (Sermon 4) — 16. Показателем того, что концепт “duty” превратился в центральный элемент национальной концептосферы, является то, что на уровне языка он стал объектом детализированной и оценочно насыщенной номинации. Помимо ключевой лексемы он репрезентирован в тексте проповеди “The Great Duty of Family Religion”20 лексическими единицами to be obliged (4 употребления), to be committеd (5), diligent (3), diligently (2), а также средствами вторичной номинации: burden (2 употребления), charge (3), to be bound (2). Значительное количество средств метафорической номинации концептов абстракций может с той же степенью точности сигнализировать об их актуальности и ценностной значимости в национальной картине мира, что и уровень метафорической диффузности21 концептов предметных сущностей. Концентрированная реализации концепта “duty” осуществляется в тексте указанной проповеди Дж. Уайтфилда также грамматическими средствами, в первую очередь при помощи модальных глаголов should, ought, must и глагольной конструкции to be to. Глагол ought встречается в тексте проповеди 17 раз, should — 11, must —10 раз, to be to — 7 раз.
Ср.: It is greatly to be feared, that out of those many households that call themselves Christians, there are but few that serve God in their respective families as they ought.
I am to show that it is the duty of every governor of a family to take care, that not only he himself, but also that those committed to his charge, should serve the Lord.
Последний пример является яркой иллюстрацией полиаппелируемости концепта “duty” в рамках данного религиозного дискурса и его высокой номинативной плотности в языке.
Значительной актуальностью в структуре текста проповеди отличается также концептуальная оппозиция «честность — лживость». Средствами прямой апелляции к ней являются лексемы sincere (3 употребления), sincerity (3), truth (6), true (4), truly (2), honesty (3), lies (4).
Необходимо отметить, что «честность» понималась в духе пуританизма в первую очередь как «добросовестность» в исполнении своего долга, в методичном следовании своему призванию (“certain calling”). Как отмечает М. Вебер, «специфическая форма, которую мирская аскеза принимает у пуритан, в XVII в. нашла свое отражение в практическом утверждении важного принципа капиталистической этики, согласно которому “honesty is the best policy”»22. Наличие зоны пересечения концептов “duty” и “honesty” наблюдается в следующем дискурсивном воплощении концепта “honesty” в рассматриваемой проповеди: If neither gratitude to God, nor love and pity to your children, will prevail on you; yet let a principle of COMMON HONESTY AND JUSTICE move you to set up the holy resolution in the text.
Употребление прилагательного common в атрибутивном сочетании с существительным honesty говорит о значимости и обыденности концепта “honesty”, закрепленности в его структуре идеи необходимости быть честным и смотреть на это как на нечто крайне обычное и повседневное. Важно отметить при этом, что сочетание существительного honesty с прилагательным common сближает в данной дискурсивной трактовке концепты “duty” и “honesty” и свидетельствует о наличии зоны пересечения в их структурах, так как лексема common частотнее функционирует в качестве атрибутива именно с существительным duty.
Итак, на основании анализа текстов проповедей периода Реформации можно заключить, что нравственные законы, утверждаемые проповедями этого периода, имеют утилитарное обоснование: трудолюбие, честность,умеренность являются добродетелями, т. к. они полезны. Концепт «честь», доминантный в рыцарский период, не утратил своей организующей концептосферу роли, по-прежнему являясь экспериенциальным кластером прототипических признаков, организующим всю морально-этическую концептосферу, однако его структура подверглась значительным изменениям. Понятийная составляющая концепта расширилась за счет следующих признаков, возникших в рамках новой этнокультурной доминанты: «трудолюбие», «умеренность», «чувство долга», «честность». Важно отметить, что с формированием в базовом слое концепта новых концептуальных признаков изменились иерархические отношения между ними. Колебание актуальности концептуальных признаков в составе концепта является естественным процессом, обусловленным, как правило, культурно-историческими условиями жизни общества. Сформировавшиеся в рамках рыцарской этнокультурной доминанты признаки «доблесть», «скромность», «щедрость», «самопожертвование», «верность» сохранились в структуре концепта, однако их актуальность и оценочный потенциал трансформировались. В значительной степени утратили актуальность концептуальные признаки «доблесть» и «самопожертвование», т. к. в исторический слой отошел когнитивный признак ядра концепта, их порождающий («воинственность»). Приведенный выше количественный подсчет апелляций к концепту показывает, что концептуальные признаки «скромность» и «верность» сохранили прежнюю значимость в рамках новой этнокультурной доминанты. Концепт «щедрость» трансформировался в «милосердие» (charity). Количество прямых апелляций к данному концепту, в частности, в текстах проповедей Дж. Уайтфилда говорит о его высокой актуальности и интенсивной оценочности. Однако очевидно, что этот концепт является автохтонным23 для данного типа дискурса, и для того, чтобы сделать заключение о его актуальности на уровне культуры необходимо рассмотреть его реализации в рамках текстов другой жанровой принадлежности.
Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных единиц, используемых в различных областях науки24, акцентуацией ценностного элемента. Именно этот факт
обусловливает принцип эволюции структуры концепта, которую не следует рассматривать как процесс постоянного наращивания объема актуального слоя концепта. По мере обогащения концепта новыми ценностно акцентуированными признаками протекает переход ряда старых, теряющих актуальность и интенсивность оценочности, в исторический слой концепта. Важно учитывать при этом, что ни один из когда-либо ценностно акцентуированных признаков концепта не элиминируется полностью, сохраняя способность актуализироваться в особых условиях дискурса.
1 Руберт И. Б. Становление и развитие английских регулятивных текстов. СПб., 1995. С. 45.
2 Там же. С. 45.
3 Там же. С. 46.
4 Понятие «этнокультурной доминанты» было введено в лингвокультурологию И. В. Шапошниковой (см.: Шапошникова И. В. Системные диахронические изменения лексико-семантического кода английского языка в лингво-этническом аспекте. Иркутск, 1999. С. 60), которая определяет ее как совокупность значимых, символических для определенного этапа развития этноса концептов, постоянно ассоциирующихся друг с другом в сознании людей. Этнокультурная доминанта образуется совокупностью императивов эпохи—религиозными, моральными, идеологическими, военно-политическими и пр. ценностями, присущими этносу в конкретный исторический период.
5Руберт И. Б. Указ. соч. С. 96.
6 Там же. С. 48.
7 Wycliffe J. Sermons. Of Prelates. URL: http://www.chmtl.indiana.edu/tme/14th/OFPRELA_TEXT.html.
8Руберт И .Б. Указ. соч. С. 45.
9 Слышкин Г. Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты. Волгоград, 2004. С. 27.
10 Там же. С. 27.
11 Вебер М. Протестантская этика и «дух» капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 139; Сапрыкин Ю. М. От Чосера до Шекспира: этические и политические идеи Англии. М., 1985; ОссовскаяМ. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. М., 1997.
12Вебер М. Указ. соч. С. 142.
13 Там же. С. 215.
14LatimerH. Sermons. URL:http://articles.christiansunite.com/article10740.shtml.
15 Слышкин Г. Г. Указ. соч. С. 34.
16Вебер М. Указ. соч. С. 96.
17 Оссовская М. Указ. соч. С. 433.
18Вебер М. Указ. соч. С. 136.
19Edwards J. Sermons. URL: http://articles.christiansunite.com/article3369.shtml.
20 Whitefield G. Sermons. URL: http://articles.christiansunite.com/article972.shtml.
21 Совокупности исходящих ассоциаций. См.: Слышкин Г. Г. Указ. соч. С. 56.
22 Вебер М. Протестантская этика и «дух» капитализма // Избранные произведения. М., 1990. С. 181.
23 Автохтонными считаются концепты, исторически сформировавшиеся в пределах данного типа дискурса и регулярно в нем воспроизводимые. См.: Слышкин Г. Г. Указ. соч. С. 114-115.
24 Например, когнитивный концепт, фрейм, сценарий, скрипт, понятие, гештальт, мнема.
