Относительная хронология в истории языка Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Litera

Правильная ссылка на статью:

Галинская Е.А Относительная хронология в истории языка // Litera. 2024. № 11. DOI: 10.25136/24098698.2024.11.72257 EDN: RTIXRU URL: https://nbpublish.com'llbrary_read_article.ptp?id=72257

Относительная хронология в истории языка

Галинская Елена Аркадьевна

доктор филологических наук

профессор; филологический факультет; Московский государственный университет имени МВ.

Ломоносова

119991, Россия, г. Москва, уп. Ленинские Горы, 1, стр. 51,962

[email protected]

Статья из рубрики "Фонетика"

DOI:

10.25136/2409-8698.2024.11.72257 EDN:

ят1хяи

Дата направления статьи в редакцию:

07-11-2024

Аннотация: Предметом исследования являются способы установления хронологии протекания языковых процессов. Объект исследования - праславянские и восточнославянские процессы, для которых определяется не абсолютная, а относительная хронология. Констатируется, что для праславянского языка относительная хронология — практически единственный способ выявления истории фонетических изменений, и рассматривается соположение качественной дифференциации долгих и кратких гласных и монофтонгизации дифтонгов. Особое внимание уделяется фонетическим процессам, которые относятся уже к ранней письменной эпохе, но для которых по причине неотражения сопоставляемых явлений или позднего отражения одного из них в памятниках древнерусской письменности может быть установлена только относительная хронология. Немаловажным объектом исследования становится хронологизация относительно друг друга некоторых фонетических и морфологических процессов периода обособленного существования восточнославянских языков. Метод, применяющийся при определении относительной хронологии, состоит в сопоставлении результатов осуществления отдельных языковых процессов. Основные выводы исследования таковы: 1) дифференциация долгих и

кратких гласных предшествовала монофтонгизации дифтонгов; 2) закрытое [о] великорусского и южноукраинского типов возникло до прояснения редуцированных; 3) изменение [ч'] > [ш'] в западных южнорусских говорах происходило после отвердения исконного [ш']; 4) отвердение согласных перед [е], р] в украинском языке осуществлялось через какое-то время после вторичного смягчения согласных, изначально имевшего имело место во всех древневосточнославянских диалеках; 5) изменение [ку], [ду], [ху] в [кЧ], [д'П, [хЧ] произошло после изменения [у] редуцированного в большей части великорусских говоров в гласный [о]; 6) возникновение аканья в различных русских говорах по-разному хронологически соотносится с переходом [е] в [о]. 7) совпадение И.п. с В.п. мн.ч. у существительных, обозначающих лиц мужского пола, осуществилось до развития у них категории одушевленности. Новизна исследования состоит в выявлении конкретных случаев, к которым должен быть применен методологический подход, являющийся предметом статьи. Автор приходит к заключению о том, что относительная хронология оказывается необходимым методом не только при реконструкции праславянской фонетической системы в ее динамике, но и при определении порядка протекания некоторых языковых процессов в письменный период истории восточнославянских языков.

Ключевые слова:

относительная хронология, праславянский язык, девнерусский язык, историческая фонетика, историческая морфология, русские диалекты, аканье, редуцированные гласные, отвердение согласных, винительный падеж

Одной из важных задач славянского сравнительно-исторического языкознания является установление хронологии протекания фонетических процессов, которые шли на протяжении всего обозримого периода исторического развития славянских диалектов начиная с праславянской эпохи. В ряде случаев может быть установлена абсолютная хронология (как правило, применительно к тому времени, когда уже существовали памятники письменности), в ряде же случаев - только относительная, когда тем или иным способом сопоставляются результаты и условия осуществления сравниваемых процессов для дописьменных языков. Далее будет продемонстрировано несколько вариантов построения относительной хронологии на славянском материале.

Если обратиться к праславянскому периоду, то хрестоматийный пример определения относительной хронологии представляет собой решение вопроса о времени протекания I и II палатализаций заднеязычных согласных перед гласными переднего ряда: вторая палатализация осуществлялась позже, чем первая, поскольку между I и II палатализациями лежит монофтонгизация дифтонгов, в результате которой из дифтонга *о/, развились гласные переднего ряда [ё] и р].

Практически вся поступательная история фонетических изменений в праславянском языке восстановлена с помощью относительной хронологии, но есть и вопросы, мнения по которым у исследователей не сходятся. Так, в исторической славистике нет единой точки зрения по поводу того, что произошло раньше — качественная дифференциация долгих и кратких гласных или монофтонгизация дифтонгов. В то время как большинство ученых полагают, что качественная дифференциация предшествовала монофтонгизации дифтонгов, некоторые исследователи располагают монофтонгизацию дифтонгов на хронологической оси до формирования новых тембровых различий исконных монофтонгов. Об этом пишет, в частности, В. К. Журавлев [7, с- 8-121, есть указания на

реконструкцию подобной относительной хронологии у Г. Ланта [18, с—19—28]. а Ф. Кортландт даже полагает, что между монофтонгизацией дифтонгов и появлением новых

тембровых различий у гласных лежит целый ряд процессов [17, с- 266-2691. Однако можно привести соображение, ставящее под сомнение подобную относительную хронологию: ведь в таком случае гласный [и] из *ои„ совпал бы с *и, а в славянских языках рефлексы *и~ и *ои„ различаются, и это значит, что сначала *и~ изменился в [у], а потом *ои„ перешел в [и], то есть качественная дифференциация долгих и кратких гласных все же, по-видимому, предшествовала монофтонгизации дифтонгов.

Есть фонетические явления, которые относятся уже к письменной эпохе, но по причине неотражения сопоставляемых явлений или позднего отражения одного из них в памятниках древнерусской письменности их хронология относительно друг друга может быть установлена только путем сопоставления результатов осуществления фонетических процессов.

Так, в древнерусской фонетической системе, а именно в ее будущей великорусской части, в какой-то момент возник закрытый гласный [о], развившийся из открытого [о]

исконного под автономным ударением [11, с- 173]. в древнерусской деловой и бытовой письменности не было традиции обозначать разными буквенными знаками исконное [о] и вновь образовавшееся [о]. Первый памятник, где отражается распределение [о] и [о] великорусского типа, относится к церковнославянской языковой сфере, и это рукопись

«Мерило Праведное» XIV в., исследованная А. А. Зализняком[10] (до нас дошло и большое количество более поздних текстов, где это распределение отражено), но вполне возможно, что [о] появилось значительно раньше XIV в. Есть возможность определить, как соотносится по времени возникновение [о] великорусского типа и прояснение сильных редуцированных. В той позиции, где возник [о], то есть под автономным ударением, мог находиться также и сильный [ъ], например, бъдрыи, лъжька, пълзати. В тех памятниках письменности, которые отражают противопоставление <о> и <о> великорусского типа, а также в русских диалектах, где такое противопоставление до сих пор сохраняется, любой звук [о], восходящий к сильному [ъ], и, что важно, — в том числе к тому [ъ], который стоял под автономным ударением, преимущественно отражается как <о>. Следовательно, [о] появилось до прояснения сильных редуцированных, ведь в ином случае, то есть если бы [ъ] в сильной позиции совпал с гласным [о] до того, как образовался [о], рефлексы сильного [ъ] оказались бы в русских диалектах, различающих два типа о, разными в зависимости от того, находился ли он под автономным ударением или нет.

Кроме [о] великорусского типа, в древнерусском языке образовывалось и [о] южноукраинского типа: оно возникало в новозакрытых или, по другой терминологии, перестроенных слогах, а именно в таких слогах, после гласного которых в раннедревнерусском языке находился слог с редуцированным в слабой позиции,

впоследствии утратившимся ———Можно констатировать, что звук [о] южноукраинского типа, так же, как возникший в совершенно других условиях звук [о] великорусского типа, появился до прояснения сильных редуцированных, поскольку [о], восходящее к [ъ], в новозакрытом / перестроенном слоге в нормальных случаях не дает в украинском языке рефлексов закрытого [о]. См. обо всем этом подробнее

Для более позднего периода, в частности применительно ко времени обособленного существования восточнославянских языков, некоторые фонетические явления также хронологизируются относительно друг друга путем сопоставления результатов

соответствующих изменений. Так, в истории русского языка произошло отвердение шипящих согласных [ш] и [ж], и при этом в западных южнорусских говорах осуществилась утрата затвора аффрикатой [ч'] (т.е. [ч'] > [ш'], например, доч'ка > дош'ка). Несомненно, что изменение [ч'] > [ш'] происходило после отвердения того [ш'], которое издревле воплощало фонему <ш>, поскольку об этом свидетельствует сохранение в тех южнорусских говорах, о которых здесь идет речь, различения между фонемой <ш> и фонемой <ш'>, выступающей на месте прежней фонемы <ч> (см. об этом [12, с. З^).

Важный факт из истории украинского языка устанавливается путем сопоставления между собой некоторых явлений современной украинской фонетики. Перед исконными [е] и р] ныне в украинском языке представлены твердые согласные, напр.: бити [ЬШ] 'бить', звертати [zvertati] 'поворачивать'. Если рассматривать украинский язык в контексте всего славянского языкового мира, то есть учитывать языки, в которых исконно твердые согласные перед гласными переднего ряда остались твердыми (сербохорватский и словенский), то встает вопрос о природе описанного явления: осуществилось ли вторичное смягчение согласных в древневосточнославянских говорах, которые в дальнейшем легли в основу украинского языка, последовательно, а лишь потом произошло отвердение согласных перед [е] и р], или же перед этими гласными вторичное смягчение не проходило вовсе. Оказывается, что есть неоспоримый аргумент в пользу первого решения проблемы. Дело в том, что в формах 2 лица множественного числа повелительного наклонения типа роб1ть, бер'/ть конечный согласный — палатализованный. Исторически же в повелительном наклонении была флексия -те, то есть до того, как утратился звук [е], согласный перед ним успел пережить вторичное смягчение, иначе бы мягкость в абсолютном конце слова не сохранилась. Таким образом, отвердение согласных перед [е] и р] - не древний процесс, так как он прошел через какое-то время после вторичного смягчения согласных, которое произошло изначально во всех древневосточнославянских говорах.

Данные современного русского языка и его диалектов позволяют определить относительную хронологию изменения [ку], [ду], [ху] в [к'1 ], [д'П, [х'П и прояснения напряженных редуцированных. Оно произошло после того, как [у] редуцированное в положении перед [Л изменилось в большей части великорусских говоров в [о], ведь в этих говорах (и в том числе в литературном языке) имеются формы именительного падежа единственного числа мужского рода слов адъективного склонения типа сухой, такой, другой, а если бы фонетические изменения протекали не в указанной последовательности, были бы формы сухей, такей, другей^1-.

В исторической русистике значительное внимание уделяется проблеме происхождения аканья, которое сейчас распространено в южновеликорусских говорах и части среднерусских говоров, а также в белорусском языке. Существует ряд гипотез о том, как могло возникнуть аканье. Так, В. И. Лыткин считал, что аканье имеет субстратное происхождение и возникло под воздействием прамордовского или древнемокшанского языков [13 с. 44-52], однако необходимого количества конкретного материала В. И. Лыткин не приводит. Болгарский ученый В. Георгиев предполагал, что аканье — это явление, восходящее к глубокой праславянской древности, но в дальнейшем оно сохранилось лишь в отдельных славянских диалектах. По мнению В. Георгиева, которое кардинально расходится с общепринятой в палеославистике точкой зрения, индоевропейские *о и *а совпали не в [о], а в [а], но затем это [а] изменилось в [о], причем в окающих говорах в любых условиях, а в акающих — только в ударном слоге с—20-29]. Эта гипотеза не имеет, по-видимому, под собой серьезных оснований, в

частности, потому, что из нее никак не выводится неразличение гласных неверхнего подъема после мягких согласных, также относящееся к аканью в широком смысле этого слова.

Более обоснованной представляется редукционная теория происхождения аканья,

разработанная А. А. Шахматовым [16, с-—331-343], которая объясняет возникновение аканья и после твердых, и после мягких согласных, а также учитывает диссимилятивные модели аканья и яканья. Исходным пунктом редукционной теории является тезис о сокращении праславянских долгот у гласных сначала в безударных слогах, в результате чего появляются редуцированные звуки, а потом и в ударных слогах, что приводит к компенсаторному удлинению редуцированных гласных первого предударного слога перед ударными гласными верхнего и средне-верхнего подъема. Недостатком этой теории является то, что А. А. Шахматов исходит из праславянского противопоставления долгих и кратких гласных, тогда как аканье могло развиться только после падения редуцированных — процесса древнерусской эпохи. Эту относительную хронологию

неоспоримо доказал Р. И. Аванесов^1—с:—138-139], аргументы которого состоят в следующем.

1. Развитие аканья привело к появлению редуцированных гласных, так что, если бы исконные редуцированные [ъ] и [ь] в языковой системе еще присутствовали, новые редуцированные совпали бы с ними и разделили их дальнейшую судьбу, а этого не произошло.

2. Во всех типах диссимилятивного аканья и яканья в 1-м предударном слоге одинаково реализуются гласные неверхнего подъема, находившиеся в 1-м предударном слоге исконно, и гласные, которые попали в 1-й предударный слог лишь в результате утраты редуцированных в слабых позициях, а до этого стоявшие во 2-м предударном слоге.

Однако эпоха после падения редуцированных, в которую развилось аканье, — понятие широкое. В северных русских говорах утрата неконечных слабых редуцированных началась со второй четверти XII в. [8, с 58], а конечные слабые редуцированные исчезли

еще раньше [9, с- 264~1. Первые же, абсолютно единичные, примеры отражения аканья датируются лишь второй половиной XIV в. Поэтому есть смысл более пристально посмотреть на относительную хронологию появления аканья и протекания еще одного фонетического процесса из истории русского языка — изменения [е] в [о] после твердых согласных перед мягкими, отражение которого в памятниках древнерусской письменности встречается начиная со второй половины XII в. Установлению этой относительной хронологии помогает обращение к данным современной русской лингвистической географии, а именно к распространению в южнорусских говорах некоторых моделей диссимилятивного, ассимилятивно-диссимилятивного и умеренно-диссимилятивного яканья. Речь идет о диссимилятивном яканье щигровского, суджанского и мосальского типов, об ассимилятивно-диссимилятивном яканье всех типов (новоселковского, кидусовского, ореховского и култуковского) и об умеренно-диссимилятивном яканье новоселковского и кидусовского типов.

Эти модели вокализма характеризуются тем, что в них перед ударными гласными среднего подъема неразличающиеся гласные неверхнего подъема имеют в 1-м предударном слоге разные реализации - ['а] и [и], например, [д'ир'евн'ъ] — [л'а сок] Остальные типы диссимилятивного яканья (архаический, жиздринский, донской, дмитровский) характеризуются одинаковой реализацией гласных неверхнего подъема в 1-м предударном слоге перед ударными гласными среднего подъема [6, карта 8!, так что

для дальнейших рассуждений они материала не дают.

Интересующие нас модели вокализма можно разделить на две группы в зависимости от того, как реагируют гласные первого предударного слога на ударный ['о] (из *е, *ь) -так же, как на [е], не перешедший в ['о], или так же, как на [о], находящийся после твердых согласных.

К первой группе моделей относятся щигровский и суджанский типы диссимилятивного яканья, новоселковский и кидусовский типы ассимилятивно-диссимилятивного яканья, а также умеренно-диссимилятивное яканье новоселковского и кидусовского типов. Здесь [и] произносится как перед [е], не перешедшим в ['о] (напр., [д'ир'евн'ъ]), так и перед ['о] из *е, *ь (например, [в'ис'олъЛ), тогда как перед [о] открытым, стоящим после твердого согласного (в непервом слоге слова исконно это может быть только бывший сильный [ъ]), в 1-м предударном слоге звучит ['а] (например, [л'а сок]).

Ко второй группе моделей принадлежат ореховский и култуковский типы ассимилятивно-диссимилятивного яканья и мосальский тип диссимилятивного яканья. Тут реакция гласного первого предударного слога на [е], не перешедшее в ['о], и на ['о] из *е, *ь разная: с одной стороны, произносится [д'ир'евн'ъ], а с другой стороны, [в'а с'олъЛ — так же, как [л'а сок].

Сопоставление реакции гласного 1-го предударного слога на ударный ['о] из *е, *ь со всей очевидностью демонстрирует следующую относительную хронологию: в говорах первого типа яканье развилось до того, как осуществился переход [е] в ['о], а в говорах второго типа - после, то есть тогда, когда [о], стоявшее после твердых согласных, и ['о] из *е, *ь, находившееся после мягких согласных, еще представляли собой одну единицу.

Модели, отнесенные к первой группе (с разной реакцией гласного первого предударного слога на ['о] и [о]), занимают обширную территорию центральной части южнорусского наречия, на востоке есть лишь отдельные «островки» с такими типами вокализма. В то же время култуковский и ореховский типы ассимилятивно-диссимилятивного яканья, относящиеся ко второй группе моделей, локализуются на крайней восточной периферии южнорусского наречия — в восточной и частично

центральной части Рязанской группы —карта 8]. Мосальский тип диссимилятивного яканья, равным образом входящий во вторую группу моделей, имеет чрезвычайно малое распространение и представлен несколькими точечными «островками» в юго-западной диалектной зоне, сосуществуя в основном с жиздринским диссимилятивным яканьем.

Итак, можно сделать следующие обобщения. Подавляющий массив говоров центральной части южнорусского наречия характеризуется моделями вокализма первой группы, где гласный 1-го предударного слога по-разному реагирует на ['о] и [о] ударного слога. На востоке распространены модели из второй группы, где в 1-м предударном слоге перед ['о] произносится тот же самый гласный, что и перед ударным [о]. И, наконец, на западе, в зоне распространения жиздринского диссимилятивного яканья (непоказательного для наших рассуждений, поскольку тут перед всеми гласными среднего подъема в первом предударном слоге на месте неразличающихся гласных неверхнего подъема звучит ['а]), также, хотя и единичными маленькими разрозненными «островками», представлен мосальский тип диссимилятивного яканья из второй группы.

Это позволяет сделать вывод об относительной хронологии возникновения аканья-яканья и перехода [е] в ['о] после твердых согласных перед мягкими: развившись после падения редуцированных, оно заняло центральную часть южнорусского наречия до

перехода [е] в ['о] и лишь позднее распространилось на восток — после того как осуществился указанный переход. Видимо, и на запад аканье-яканье также пришло позднее, когда [е] после твердых согласных перед мягкими уже изменился в ['о].

Выше шла речь лишь об исторической фонетике, для которой применение метода относительной хронологии является непременным условием установления времени осуществления целого ряда процессов, протекавших как в дописьменный, так и в письменный период. Но имеются и морфологические явления, существовавшие в эпоху, когда письменные памятники уже были, но тем не менее требующие от исследователей обращения к методу относительной хронологии.

В истории русского языка кардинальные изменения произошли с винительным падежом. Эти изменения привели к тому, что он очень слабо отличается от других падежей и имеет сейчас собственные формы только у существительных I склонения в единственном числе. У всех остальных существительных он совпадает либо с И.п., либо с Р.п., так что его можно отнести к классу «слабо дифференцированных» падежей [14, с- 174].

Предпосылки к этому были заложены уже в праславянском языке: совпадение по фонетическим причинам И. и В. пп. у слов мужского рода *о -, *и - и */ -склонений в единственном числе (напр., столъ, сынъ, гость); действие «правила среднего рода», предусматривавшее совпадение В.п. с И.п. во множественном числе (напр., села); совпадение И.-В. пп. у слов женского рода во множественном числе (напр., горы), а у слов */ -склонения женского рода и в единственном числе (напр., кость). Следующим шагом было произошедшее, видимо, в дописьменную эпоху, совпадение И.п. с В.п. у существительных консонантного склонения: камы > камень (м.р. ед.ч.); матере, свекрове, бръве > матери, свекрови, бръви (ж.р. мн.ч.). Таким образом, в древнерусском языке различение формы И. и В. пп., не считая единственного числа *а-склонения, осталось только у слов мужского рода во множественном числе. Ср.:

И.п. стол-и меч-и гвозд-ие лед-ове дьн-е

В.п. стол-ы меч-Ь гвозд-и лед-ы дьн-и

Впрочем, и тут в результате унификации по твердому варианту склонения формы типа мечЬ под влиянием форм типа столы столы получили окончание -и и совпали с формами И.п.

Следующий шаг к превращению В.п. в «слабо дифференцированный» произошел уже в письменный период: у данной группы существительных формы именительного падежа заместились формами винительного. Ср. совр. И.п. столы, гвозди, льды, дни. Возникает вопрос о том, как соотносится по времени описанный процесс с развитием категории одушевленности у слов, обозначающих лиц мужского пола, во множественном числе. Дело в том, что такие существительные твердого варианта склонения в И.п. мн. ч. так же, как неодушевленные, заместили окончание -и окончанием -ы (например, смьрди >

смьрды)[2]. Очевидно, что относительная хронология здесь должна быть такой: совпадение И.п. с В.п. мн.ч. у существительных, обозначающих лиц мужского пола, произошло до развития у них категории одушевленности, иначе в И.п. мн.ч. они не получили бы флексию -ы. Косвенно это подтверждается памятниками письменности XIII в., в единичных случаях содержащими формы с окончанием -ы в И.п. мн.ч. (напр., се приПхаша послыНовг. гр. 1268 г.), и более поздними текстами XIV в. с формами Р.п. со значением В.п. (напр., послали есмы своихъ пословъ Перемирная гр. вел. кн. литовского Ольгерда Гедиминовича с вел. кн. Дмитрием Ивановичем 1371 г.). Но сами по себе примеры из письменных источников не могут быть вполне доказательными,

поскольку, как известно, памятникам письменности, в том числе деловой, была присуща грамматическая норма, которая во многих случаях отличалась консервативностью (см.

об этом [15, с 25], так что формы типа В.п. мн. ч. пословъ могли и не отразиться сразу, как только они стали появляться в языке. Поэтому опора на относительную хронологию здесь более надежна.

Итак, относительная хронология оказывается необходимым методом не только при реконструкции праславянской фонетической системы в ее динамике, но и при определении порядка протекания некоторых языковых процессов, в том числе морфологических, в письменный период истории восточнославянских языков.

■Ш Вопреки указанию Р. И. Аванесова, который писал, что получились бы формы такий, сухий, другий и под [2, с 255~1.

Есть, однако, несколько слов, основа которых в единственном числе оканчивается на твердый согласный, а форма И.п. мн.ч. сохраняет древнюю флексию И.п. ]и в виде [и], и, следовательно, согласный перед ним мягкий. Это современные существительные сосед - соседи и черт - черти. Наличие окончания [и] у этих существительных привело к тому, что основа подпарадигмы множественного числа стала мягкой во всех падежных формах. Ср. совр. сосед - соседа - соседу и т.д., с одной стороны, и соседи - соседей -соседям и т.д. - с другой. См. об этом подробнее [3, с 221-222].

Библиография

1. Аванесов Р. И. Вопросы образования русского языка в его говорах // Вестник МГУ. 1947. № 9. С. 138-139.

2. Аванесов Р. И. Русская литературная и диалектная фонетика. М.: Просвещение, 1974. 287 с.

3. Галинская Е. А. Историческая грамматика русского языка. Фонетика. Морфология. М.: УРСС, 2016. 316 с.

4. Галинская Е. А. К истории звуков древнерусского языка // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2018. № 4. С. 7-24.

5. Георгиев В. И. Русское аканье и его отношение к системе фонем праславянского языка// Вопросы языкознания. 1963. № 2. С. 20-29.

6. Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск I: Фонетика / Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей. М.: Наука, 1986.

7. Журавлев В. К. Из истории вокализма в праславянском языке позднего периода // Вопросы языкознания. 1963. № 2. С. 8-19.

8. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М.: Языки славянской культуры, 2004. 872 с.

9. Зализняк А. А. К изучению языка берестяных грамот // Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте: Из раскопок 1984-1989 годов. М.: Наука, 1993. С. 241-270.

10. Зализняк А. А. «Мерило Праведное» XIV века как акцентологический источник // Зализняк А. А. Труды по акцентологии. Т. I. М. Языки славянских культур, 2010. С. 531708.

11. Зализняк А. А. От праславянской акцентуации к русской. М.: Наука, 1985. 428 с.

12. Касаткин Л. Л. Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка. М.: Наука - Школа ЯРК, 1999. - 526 с.

13. Лыткин В. И. Еще раз к вопросу о происхождении русского аканья // Вопросы языкознания. 1965. № 4. С. 44-52.

14. Плунгян В. В. Общая морфология. Введение в проблематику. М.: УРСС, 2003. 384 с.

15. Хабургаев Г. А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М.: Издательство Московского университета, 1990. - 296 с.

16. Шахматов А. А. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Пг.: Отделение русского языка и словесности Императорской академии наук, 1915. 367 с.

17. Kortlandt F. On the History of the Slavic Nasal Vowels // Indogermanische Forschungen. 1979 (84). P. 259-272.

18. Lunt H. G. The Progressive Palatalization of Common Slavic. Skopje: Macedonian Academy of Sciences and Arts, 1981. 99 р.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Рецензируемая статья посвящена вопросам относительной хронологии фонетических изменений в истории славянских языков. Предмет исследования актуален: «одной из важных задач славянского сравнительно-исторического языкознания является установление хронологии протекания фонетических процессов, которые шли на протяжении всего обозримого периода исторического развития славянских диалектов начиная с праславянской эпохи». Отмечается, что «практически вся поступательная история фонетических изменений в праславянском языке восстановлена с помощью относительной хронологии, но есть и вопросы, мнения по которым у исследователей не сходятся».

Теоретической базой исследования послужили работы таких российских и зарубежных ученых, как А.А. Зализняк, Р.И. Аванесов, В.К. Журавлев, Е.А. Галинская, Л.Л Касаткин, Г. Лант, Ф. Кортландт и др., посвященные исторической морфологии русского языка, истории звуков древнерусского языка, акцентологии русского языка. Библиография статьи составляет 11 источников, соответствует специфике изучаемого предмета, содержательным требованиям и находит отражение на страницах статьи. Следует отметить, что автор(ы) совсем не апеллируют к актуальным научным работам, изданным в последние 3 года, что не позволяет судить о реальной степени изученности данной проблемы в современном научном сообществе.

Методология исследования определена поставленной целью, задачами и носит комплексный характер: применяются общенаучные методы анализа и синтеза; научно-теоретический анализ; историко-сравнительный метод, к которому обращаются при изучении исторического развития отдельного языка в целях выявления его внутренних и внешних закономерностей; описательный метод и такие его приемы, как наблюдение и обобщение отобранного материала. Анализ теоретического материала и его практическое обоснование позволили автору(ам) прийти к выводу о том, что «относительная хронология оказывается необходимым методом не только при реконструкции праславянской фонетической системы в ее динамике, но и при определении порядка протекания некоторых языковых процессов, в том числе морфологических, в письменный период истории восточнославянских языков», что вполне соответствует логике проведенного исследования.

Теоретическая значимость и практическая ценность работы заключаются в ее вкладе в решение проблем славянского сравнительно-исторического языкознания, хронологии протекания фонетических процессов, в сравнительном рассмотрении вариантов построения относительной хронологии на славянском материале, а также в возможности использования ее результатов в последующих научных изысканиях по заявленной

проблематике и в вузовских курсах по языкознанию и теории языка, по истории русского языка, в курсах по общей и диахронической фонологии.

Представленный материал имеет четкую, логически выстроенную структуру. Исследование выполнено в русле современных научных подходов. Стиль изложения материала соответствует требованиям научного описания. Однако объем материала слишком мал для раскрытия темы исследования. Рекомендуем автору(ам) расширить материал, в том числе за счет теоретического анализа актуальных работ по изучаемой проблематике.

По мнению рецензента, название статьи слишком широкое и требует конкретизации. Однако это на усмотрение автора(ов).

Под номером 9 указаны сразу три библиографических источника «9. Хабургаев Г.А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М.: Издательство Московского университета, 1990. - 296 с. 10 Kortlandt F. On the History of the Slavic Nasal Vowels // Indogermanische Forschungen. 1979 (84). P. 259-272. 11. Lunt H.G. The Progressive Palatalization of Common Slavic. Skopje: Macedonian Academy of Sciences and Arts, 1981. 99 р.», что требует корректировки.

Статья имеет завершенный вид; она вполне самостоятельна, оригинальна, будет полезна широкому кругу лиц и может быть рекомендована к публикации в научном журнале «Litera» после устранения указанных выше замечаний.

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Рецензируемая статья посвящена проблеме исторического развития языка. Последнее время подобных исследований не так много, следовательно, определенная актуальность и научная новизна наличны. Автор достаточно подробно останавливается на изменениях языковой системы в ходе т.н. исторической стабилизации. Методы исследования соотносятся с рядом актуальных наработок (см. библиографию), фактические ошибки отсутствуют, тема раскрывается объемно, точно, объективно. Считаю, что в работе в должной степени представлен и блок аргументации. Стиль сочинения собственно научный: например, «Если обратиться к праславянскому периоду, то хрестоматийный пример определения относительной хронологии представляет собой решение вопроса о времени протекания I и II палатализаций заднеязычных согласных перед гласными переднего ряда: вторая палатализация осуществлялась позже, чем первая, поскольку между I и II палатализациями лежит монофтонгизация дифтонгов, в результате которой из дифтонга развились гласные переднего ряда [ё] и р]», или «Для более позднего периода, в частности применительно ко времени обособленного существования восточнославянских языков, некоторые фонетические явления также хронологизируются относительно друг друга путем сопоставления результатов соответствующих изменений. Так, в истории русского языка произошло отвердение шипящих согласных [ш] и [ж], и при этом в западных южнорусских говорах осуществилась утрата затвора аффрикатой [ч'] (т.е. [ч'] > [ш'], например, доч'ка > дош'ка)», или «Более обоснованной представляется редукционная теория происхождения аканья, разработанная А. А. Шахматовым [16, с. 331-343], которая объясняет возникновение аканья и после твердых, и после мягких согласных, а также учитывает диссимилятивные модели аканья и яканья. Исходным пунктом редукционной теории является тезис о сокращении праславянских долгот у гласных сначала в безударных слогах, в результате чего появляются редуцированные звуки, а потом и в ударных слогах, что приводит к

компенсаторному удлинению редуцированных гласных первого предударного слога перед ударными гласными верхнего и средне-верхнего подъема» и т.д. Как видим цитации даются верно, серьезная правка излишня. Считаю, что основная цель исследования достигнута, блок задач решен. Автор приходит к выводу, что «относительная хронология оказывается необходимым методом не только при реконструкции праславянской фонетической системы в ее динамике, но и при определении порядка протекания некоторых языковых процессов, в том числе морфологических, в письменный период истории восточнославянских языков». Циклический формат разверстки вопроса оправдан, ибо «одной из важных задач славянского сравнительно-исторического языкознания является установление хронологии протекания фонетических процессов, которые шли на протяжении всего обозримого периода исторического развития славянских диалектов начиная с праславянской эпохи». Основные требования издания учтены, материал целостен; его можно активно использовать при изучении истории языка. Рекомендую статью «Относительная хронология в истории языка» к публикации в журнале «Litera».