Э.Н. Волкова
ОТНОШЕНИЯ «УЧИТЕЛЬ-УЧЕНИК» В ТРАДИЦИОННОЙ И СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
Ряд наметившихся тенденций в современной культуре (и, в частности, в образовании) парадоксальным образом возвращают нас к соответствующим сценариям традиционного общества. Согласно концепции нового трайбализма Ж. Делеза и Ф. Гваттари1, в настоящее время на поверхность культуры вышла маргинальность (в ее самых разных видах), вновь стала значимой психология малых групп - новых племен. Проявления этой психологии связаны с попытками заново найти необходимую для каждого человека «групповую солидарность», испытать ощущение, что здесь ты среди своих, понятных и близких. Но «племенная психология» размывает сложившиеся в новоевропейской культуре социальные, идеологические и эстетические границы. После долгого господства рационализма с его «расколдовыванием мира» (метафора Макса Вебера) в сознании людей XXI в. происходит новое его «заколдовывание», возвращается интерес к религиозным сектантским движениям, эзотеризму, оккультизму, медитации; это происходит еще и потому, что социальная практика давно оформившихся религиозных конфессий, как правило, не может удовлетворить потребность в общинных, психологически комфортных отношениях. Кроме того, благодаря российским средствам массовой информации формируется образ современной западной культуры как «карнавальной», «маскарадной», причем политика, экономика, религия, искусство превращаются во «всеобъемлющий шоу-бизнес». А значение СМИ сейчас настолько велико, что позволило О. Тоффлеру, например, говорить о формировании новой, «информационной», цивилизации, в которой процесс глобализации культуры закономерен и неизбежен.
Чем же может привлечь современного потребителя культуры тот способ сохранения и передачи традиции, который сложился еще в архаических сообществах, а окончательно оформился на Древнем Востоке? Авторитетный российский исследо-
ватель индийской культуры В.С. Семенцов предлагает свой оригинальный ответ на этот вопрос2. По его мнению, хотя в ведийской Индии, как всегда и везде, обучение состояло в передаче учителем ученику определенной массы информации, фиксированной в текстах, главной его целью было воспроизведение не текста, но личности учителя - и новое «духовное» рождение ученика. Именно этот принцип является главным в процессе трансляции ведийской культуры и любой традиционной культуры вообще. В одном из самых ранних ведийских гимнов «акт рождения» ученика связывается с обрядом инициации, а вся его долгая жизнь в доме учителя уподобляется долгому жертвоприношению, становится священной и неподвластной смерти. В церемониях инициации находят отражение архаические представления о магической передаче некой «силы» от человека к другому человеку, животному или предмету. Описывая церемонию инициации ученика, ведийские тексты постоянно обыгрывают процесс вынашивания младенца в материнской утробе, наделяя его священной и космической символикой. Ведическая доктрина о порождении ученика учителем (которое понималось как нечто вполне реальное, хотя и невоспринимаемое физическим зрением) вводит в духовную сферу родовое начало, определяющее отношения людей в традиционном обществе. Изначальным типом передачи знания, судя по всему, было обучение сына природным отцом, а брахман, передающий священные знания родному сыну, считался еще и его «духовным отцом».
Какими приемами передавались эти знания? Священные тексты веды по памяти произносились учителем вслух, а затем повторялись и заучивались учеником. При этом ученик старался как можно точнее воспроизвести не только слова, но и - что не менее важно - интонацию, мимику и жесты учителя, а «продвинутый», «посвященный в тайну» ученик - и мысли учителя, и его толкования текста. Таким способом ученик усваивал весь ритуал - сложную иерархизированную систему сакрального поведения. Брахманический ритуал заставлял ученика воспроизводить одновременно речевые, физические и ментальные компоненты поведения учителя и тем самым обеспечивал воспроизводство его личности с удивительной полнотой. В.С. Се-менцов проводит такую параллель: каждому современному любителю поэзии хорошо известно состояние «одержимости» стихами (или даже отдельной строкой) любимого поэта, и в этом можно увидеть слабый отголосок той постоянной рецитации священных текстов, которой требовала от каждого ученика традиционная культура.
Однако данный вариант трансляции культуры, который, казалось бы, может обеспечить ее «вечное и неизменное» существование, несет в себе зерно собственной гибели. Ведь каждый последующий гуру, вживаясь в образ своего наставника, частично растворяет его в своей личности и невольно передает ученику уже не совсем то, что воспринял. Как ни удивительно, сами ведийские тексты (например, «Бхагавадгита») свидетельствуют о ясном понимании, что за многие сотни лет в результате накопления массы таких «незначительных» сдвигов от первоначального содержания традиции почти ничего не остается, она «приходит в упадок» (об этом говорится от имени самого бога Кришны). Время в конце концов ломает любую великую традицию, какой бы консервативной она ни была и какими бы способами ни пыталась отгородиться от всех искажений и нововведений.
Ведическая традиция предлагает и другое решение проблемы сохранения ее чистоты - парадоксальное с современной точки зрения. Речь идет о возможности обращаться к первоучителю (Кришне), который прямо призывает учеников «прийти к Нему», «достичь Его» и получать духовное рождение прямо от него, через головы всех земных учителей. Для этого адепту традиции нужно отождествиться с образом идеального перво-ученика Кришны - Арджуны - и, постоянно пребывая памятью в священном тексте Бхагавадгиты, отнестись к словам Кришны с тем благоговейным вниманием, с той любвью-соучастием (бхак-ти), которым он ранее научился в доме земного учителя. Согласно тексту поэмы Арджуна умеет отождествляться с Кришной, даже выступающим в качестве космического Абсолюта, и изумленно созерцать весь мир изнутри своего учителя. К этому же Бхагавадгита призывает каждого ученика (из тех, кого традиция допускает к эзотерическому смыслу поэмы), достойного того, чтобы «родиться» от Первоучителя.
Идея духовного рождения ученика от своего учителя, с точки зрения В.В. Малявина (специалиста по китайской традиционной культуре), получила своеобразный поворот в даосизме3. Здесь учитель и ученик уподоблялись матери и младенцу, которые способны понимать друг друга без слов - и даже без самого «понимания» (в новоевропейском смысле этого слова). По даосским представлениям, каждый великий Учитель потому и велик, что он не хочет, чтобы ученик был похож на него; наоборот, он предоставляет ученику возможность «прорастать» из семени его собственной личности, чтобы стать самим собою («тем, что он есть»). Парадоксальность такой традиции специально подчеркивается, ведь все приемы, ритуалы и сама фигура учителя здесь
подлежат «забытью», чтобы ученик мог сохранить в себе изначальную «мудрость младенца в материнской утробе».
И несмотря на неизбежный упадок любой традиции, постепенно скатывающейся к неподвижности и «застою», можно предполагать существование такого ядра традиционной культуры, с которым ни один человек не может окончательно разорвать (если он остается человеком).
С приходом постмодернистской эпохи, после зловещих событий истории XX в. оказалась под вопросом и такая традиция, как христианская теология. Вместо образа «универсального» Бога, вполне соответствующего тенденциям глобализации культуры, в гетто и трущобах послевоенного мира возникло представление о Боге, который всегда принимает сторону обездоленных, а не властвующих. Возник всплеск пристрастных и почти политеистических воззрений: фрагментарный религиозный опыт видит в Боге негра, нищего или даже женщину. Религия возвращается в мир в упрощенных, фантастических формах «массовой культуры».
Культовая практика маргинальных христианских общин как будто пришла из глубокой архаики: посетителя поражает напор жизненной энергии, экстатические восклицания, ритмичные танцы и песнопения членов таких общин. В этих «низовых» общинах люди вновь обретают те связи, которые делали первых христиан «членами одного тела». По словам американского теолога Харви Кокса, «сегодня побеги постсовременного христианства прорастают на обочинах и в расщелинах» культуры, но эти побеги могут стать религиозной основой новой мировой цивилизации4. И в фундаменте такой цивилизации могли бы оказаться общины «других» христиан, «других» мусульман, «других» форм сложившихся мировоззрений, а также различных вариантов раннего религиозного опыта человечества.
Современная информационно-технологическая революция, как это ни парадоксально, не противодействует этим тенденциям, а скорее способствует им. Ведь именно она сделала условными все государственные и географические границы, привела к резкому взлету мобильности не только капиталов, товаров, людей, но и к мобильности идей. Обмен знаниями и опытом через компьютерные сети впервые дает возможность - в реальном режиме времени - устанавливать связи между Учителем (или претендентом на эту роль) и его учениками из любых стран и континентов. Это позволяет формировать самые различные объединения (женские, правозащитные, природоохранные организации), в том числе и союзы антиглобалистов, и религиозные
общины «других». Сама постмодернистская культура подчеркивает и эстетизирует различия, множественность, Другое («otherness»). Фрагментарность, сужающая поле зрения, но подчеркивающая особенное, позволяет радоваться многообразию мира и находить в «информационном поле» своих - тех, с кем психологически удобно и комфортно.
Новые технические средства обучения впервые дают возможность заново формировать в едином мировом информационном пространстве сети «невидимых колледжей», объединявших в начале Нового времени тех, кто создавал европейскую науку. Уже затухающий, как казалось, процесс формирования научных и художественных школ вокруг современных Учителей (выдающихся творческих личностей) получает теперь новый импульс со стороны философии персонализма и «диалога культур», которые вновь становятся предельно актуальными. Мартин Бубер утверждал, что подлинно человеческая жизнь начинается с событий-отношений Я-Ты, когда каждое единичное Ты является прозрением в нем Бога (каким бы именем его ни называли)5. Современный философ В.В. Бибихин, например, полагал, что философия как понимающее принятие возвращает человека к началам бытия и к себе самому. Вопреки всем жестоким и многообразным расколам между людьми (особенно между людьми одного мировоззрения), их связывает прочная связь узнавания другого в себе, себя - в другом. Именно такое узнавание обеспечивает любому сообществу возможность и призвание быть не муравейником, а миром6 (на языке православия - собором).
Таким образом, обнаруживаемые многими исследователями черты сходства между архаической (традиционной) и постмодернистской культурами могут оказаться вовсе не случайными, а служить свидетельством начала чего-то принципиально нового, в том числе и в методах обучения, трансляции культуры. И нам еще предстоит научиться «понимать и принимать» эту рождающуюся Другую культуру.
Примечания
Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип (реферативное изложение). М., 1990.
Семенцов В.С. Проблема трансляции традиционной культуры на примере судьбы Бхагавадгиты // Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М., 1988.
Малявин В.В. В поисках традиции // Там же.
1
2
3
4 Кокс Х. Религия в мирском граде // Социально-политическое измерение христианства. М., 1994.
5 Бубер М. Я и Ты. М., 1993.
6 Бибихин В. Мир. Томск, 1999.