CC BY
110Дариуш Домбровский
Отношение жителей Галичины и Волыни к Даниилу Романовичу. Между политической практикой, идеологической программой и взглядами придворных историков (к изучению механизмов исторической памяти на Руси)
Главной проблемой, рассматриваемой в настоящей работе, является отношение жителей Галичины и Волыни к Даниилу Романовичу и то, каким образом была выстроена память о минувших событиях, касающихся, прежде всего отношений между правителем и подданными.
Для объяснения механизмов формирования памяти об этой зависимости будут приведены конкретные примеры, взятые из Галицко-Волынской летописи, иллюстрирующие отношение общества к власти.
Представленные примеры хорошо показывают, во-первых, в какой мере и каким образом симпатии и происхождение автора источника влияли на формирование картины отдельных событий. Такая картина строилась с помощью риторических средств, умолчаний, гиперболизации и использования или исключения из употребления некоторых эпитетов. Во-вторых, мы имеем здесь наглядное свидетельство того, сколь много факторов следует учитывать при анализе этих сообщений. Дословное прочтение привлекаемых данных дало бы искаженный и сильно упрощенный, непосредственно дихотомический (плохие галичане - хорошие волыняне) образ в действительности очень сложных и динамично меняющихся отношений галицкой и запад-но-волынской общин к малолетнему Даниилу в 1205-1207 гг. Эти отношения были подверженных действию ряда разнородных внутренних и внешних факторов - политических, социальных и культурно-правовых. Все это и составляет наглядную картину того, каким образом в окружении Даниила Романовича осуществлялась историческая политика, и как ее принципы могли влиять на даваемую исследователями оценку событий, происходивших с участием князя, и описанных его придворным хронистом.
Ключевые слова: Галицко-Волынская летопись, историческая политика, общество, редактирование, источник.
Отношение жителей Галичины и Волыни к Даниилу Романовичу издавна вызывало живой интерес исследователей, что совершенно естественно, поскольку является одним из ключевых вопросов социально-политической истории Галиц-ко-Волынской Руси XIII в.
Как представляется, несмотря на существование обширной литературы1, по этой теме можно сказать еще кое-что новое. Нужно не ограничиваться только хорошо известной и неоднократно обсуждавшейся фактографией, а рассмотреть вопрос в другой, до сих пор не вполне намеченной, или не принятой во внимание перспективе. Мы имеем в виду, прежде всего, каким образом выражалась обозначенная в заглавии зависимость, иначе говоря, каким образом была выстроена
1 Исследователи, по сути, без исключения интересовались прежде всего, «реконструкцией истинной картины» событий, или вращались в сфере фактографии отношений между Романовичами и обществом. Очевидно, часто при этом они выполняли основательный критический анализ отдельных летописных известий, приходя к самым правильным выводам, доказывая «предвзятость» созданного летописцем образа. Также в целом было вполне установлено, что ее причиной была очевидная связь авторов сводов Галицко-Волынской летописи с Романовичами. Однако механизм соответствующего, совпадающего с интересами протекторов формирования картины событий еще не вызывал интереса у историков. В заключении стоит назвать наиболее важных авторов и работы, касающиеся отношений Романовичей с обществом. Очевидно, нет нужды в их скрупулезном обзоре. Настоящая работа не носит библиографического характера. Ограничусь наиболее важными работами, содержащими обширные и компетентные ссылки на остальную литературу: Грушевський M. С. Iсторiя Украши -Руси. Т. III: До року 1340. Кшв, 1993 [репр. изд.: Львов, 1905]. С. 17-22; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 193-195; Wlodarski B. Polska i Rus, 1194-1340. Warszawa, 1966. S. 31-39; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. С. 370-381; Головко O. Б. Корона Данила Галичького. Волинь i Галичина в державно-полночному розвитку Центрально-Схдао! Свропи раннього та класичного середньовiччя. Кшв, 2006. С. 258-264; Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. Документальное повествование. СПб., 2008. С. 9093. Отношения между галицкими элитами и Романовичами в интересующее нас время рассмотрены также в многочисленных статьях украинских исследователей Андрея Петрика и Мирослава Волощука, а также польского историка Адриана Юсуповича.
память о минувших событиях, касающихся, если смотреть в более широкой перспективе, не только отношений между правителем и подданными.
Для этой цели будут приведены конкретные примеры, взятые из Галицко-Волынской летописи, иллюстрирующие отношение общества к власти. Мы сосредоточимся на обсуждении двух случаев, связанных с самым началом правления Даниила, имеющих к тому же, следует добавить, чисто формальный характер, если учитывать возраст князя. Речь идет об эпизоде признания в 1205 г. жителями Галичины и Волыни власти старшего сына погибшего под Завихостом Романа Мстиславича и защиты его от покушения князя Рюрика Ро-стиславича и его союзников. Второй из избранных пассусов -летописный рассказ об обстоятельствах изгнания вдовы Романа вместе с детьми из Владимира-Волынского.
Начнем с историографии. Прежде всего, нужно учитывать, что Галицко-Волынская летопись является сложным источником, о структуре которого в литературе ведутся дискуссии. Сам я придерживаюсь взгляда о существовании двух редакций памятника, связанных с Даниилом, возникших в его время и охватывающих большую часть жизни князя. Первая из них была составлена ок. 1246/1247 г. и охватывает 1205 -1246/7 гг. Можно предположить, что определенную роль в процессе ее создания сыграл сам Даниил либо также и люди из его окружения. Вместе с тем, многие сообщения производят впечатление рассказанных летописцу участниками событий. Эти события в большинстве своем касаются деятельности сыновей Романа Мстиславича и его вдовы. Не исключено также, что авторы известий были очевидцами, по крайней мере, части зарегистрированных фактов.
Вторая часть доведена до зимы 1258/1259 г. и внезапно обрывается на фразе, завершающей сообщение о первом походе Бурундая на запад2. Можно сказать, что эта часть, как и предыдущая, составлена на основании свидетельств очевид-
2 Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М., 1998. Т. 2.
Ипатьевская летопись. Стб. 848.
цев событий (в том числе и самого Даниила?) и наблюдений автора.
Здесь нужно сделать еще одно замечание. Обе эти части Галицко-Волынской летописи, бесспорно, подверглись редактированию в позднейшее время. Кроме того, названный источник дошел до нас в виде компиляции, составленной несомненно после весны 1289 г. в правление Мстислава (II) Даниловича, включающей также своды, возникшие в окружении Василька Романовича и Владимира-Ивана Васильковича. Первый из них (свод Василька) был непосредственным продолжением редакции, возникшей в окружении Даниила и содержал, - правда, очень немногие - сведения о последних годах жизни этого выдающегося правителя вместе с его кратким и схематичным некрологом3.
Остается открытым вопрос, в какой мере окончательное редактирование источника через несколько десятилетий после описываемых событий повлияло на освещение отношения общества к Даниилу. Предполагаем, что в процессе позднейшей переработки текста, например, могли быть устранены
3 Так же, как и в примечании 1, ограничимся перечнем важнейших и новейших работ, содержащих обширные библиографические указания по истории и структуре Галицко-Волынской летописи: Грушевський М. С. Хронольопя подш Галицько-Волинськог лгтопиа // Грушевський М. С. Твори: У 50-ти томах. Льв1в, 2005. Т. 5. С. 327- 387; 2) Iсторiя украшсько! лггератури. Кшв, 1993. Т. III. С. 132-185; Орлов А. С. К вопросу об Ипатьевской летописи // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук СССР. 1926. Т. XXXI. С. 93-126; Черепнин Л. В. Летописец Даниила Галицкого // Исторические записки. 1941. Т. 12. С. 228-253; Па-шуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 17133; Генсьорський А. I. 1) Галицько-Волинський лгтопис (процес складан-ня, редакци i редактори). Кшв, 1958; 2) Галицько-Волинський лггопис (лекачш, фразеолопчш та ститстичт особливоста). Кигв, 1961; Poppe А. Latopis ipatjewski // Slownik Starozytnosci Slowianskich. Wroclaw, 1967. Т. III.
S. 20-21; Пауткин А. А. Галицкая летопись как памятник литературы Древней Руси. M., 1990; Котляр М. Ф. Галицько-Волинський лгтопис XIII ст. Кигв, 1993; Толочко П. П. Русские летописи и летописцы X - XIII вв. СПб., 2003. С. 222-271; Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI - XIII веков. M., 2009. С. 285-419.
ненужные с точки зрения редактора подробности, находившиеся в протографе, так что источник в итоге мог стать беднее.
Во-вторых, мы будем рассматривать отношение с правителем представителей трех социальных групп: светской элиты, духовенства (в основном иерархов) и остальной части населения - без учета внутренних разделений4. Неудивительно, что источник описывает отношения с князем почти исключительно представителей двух первых из названных выше социальных слоев, лишь изредка отступая от этого правила. В результате «обычные люди» в рассказе летописца выступают в качестве анонимного фона событий, хотя их действия приводят к особо значимым результатам. Они изображены как «движущая сила», но без всякой индивидуализации, и прежде всего без описания их отношения к правителю, что нас более всего интересует5.
В части Галицко-Волынской летописи, касающейся правления Даниила, названо чуть более ста светских лиц, поддающихся идентификации, из которых 40 следует признать
4 Такое разделение имеет свои основания не только в господствующей тогда модели общества, но прежде всего в характере сообщений источника. Не считая Рюриковичей и иных правителей, подавляющее большинство лиц, названных на страницах Галицко-Волынской летописи, составляют представители светской элиты, духовенство появляется на страницах этого памятника значительно реже, а представители иных социальных групп - спорадически.
5 Наблюдение по поводу недостатка сведений об отношении к правителю упомянутых представителей низших слоев общества не противоречит тому факту, что хронист, описывая действия горожан, представленных единым блоком, упоминает об их конкретных поступках в отношении определенных Рюриковичей (или иных династов). Низшие общественные слои, как явствует из Галицко-Волынской летописи, трактуются в качестве коллективного героя (ср., хотя бы, эпизод призвания Даниила частью галичан весной 1230 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 758) или же описание их отношения к к последовавшему вскоре конфликту старшего Романовича с Александром Всеволодовичем (Там же. Стб. 763-764)). Различие лиц, принадлежавших к этой социальной группе, возникало, когда они совершали какой-нибудь достойный упоминания поступок, и в его описании был заинтересован историк, -см. случай, описанный ниже, или же подчеркнутый героизм анонимного «простого» люда, защищавшего валы Сандомира от штурмовавших их воинов Бурундая. - Там же. Стб. 853.
людьми Даниила, 26 - галичане, с точки зрения придворного летописца, - подданные Романовичей, фактически же служившие разным правителям и часто враждебно настроенные к сыновьям Романа Мстиславича. Остальные - лица, связанные с Васильком Романовичем или иными Рюриковичами6. При этом подавляющее большинство названных составляли представители элиты или княжеского окружения7. Лишь 4 лица (2 ремесленника, в том числе безымянный создатель скульптурного декора капители в церкви св. Иоанна Златоуста в Холме8 и названный по именам «хитрец Андрей»9, парубок боярина Добрыни10 и певец Митуса, служивший при дворе перемышльского епископа11) не подходят к этой категории12. Интересной для выявления механизмов памяти, но затронутой здесь лишь в качестве отступления, исследовательской проблемой, является выяснение, для чего названная четверка оказалась на страницах Галицко-Волынской летописи. Попытка вероятного ответа на такой вопрос вполне возможна. Оба ремесленника были задействованы в крупнейшем, наиболее престижном строительном проекте Даниила, реализацию которо-
6 Представляя здесь свои авторские подсчеты, с удовлетворением отметим, что нам хорошо известна написанная под руководством Славомира Гавласа и ожидающая публикации докторская работа Адриана Юсуповича (Elity ziemi halickiej i wlodzimierskiej w czasach Romanowiczöw (1205-1269). Studium prozopograficzne. Warszawa, 2010), автор которой представил биограммы 90 представителей галицкой и владимирской светской элиты. В расчет не берутся упоминающиеся как правило окказионально не-русины (венгры, поляки, немцы, литовцы, ятвяги или монголы).
7 Мы рассматриваем отдельных «представителей элит» и «лиц из окружения князей»; казалось бы, эти категории перекрывают друг друга, но все же не до конца. Возьмем, к примеру, половца Актая. Вероятно, он служил при дворе Даниила в качестве посыльного (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 794). С одной стороны, в широком смысле - как дворянин - был представителем элиты. Однако трудно, с другой стороны, сравнивать его с высокопоставленными придворными или великими боярами.
8 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 843
9 Там же. Стб. 843.
10 Там же. Стб. 737.
11 Там же. Стб. 794.
12 Оба названных мастера были притом, очевидно, связаны с двором Даниила, поскольку работали по его заказу.
го создатель соответствующей части источника по всей вероятности наблюдал воочию. Не исключено, что они были лично знакомы летописцу. Они могли показаться ему выдающимися мастерами или были признаны особо важными лицами как исполнители важных частей грандиозного замысла, каким был холмский комплекс.
Что же, в свою очередь, касается парубка боярина Добрыни, он совершил геройский поступок, лично взяв в плен в 1221 г.г. венгерского военачальника Филия. Сам факт захвата ненавистного Романовичам врага был достоин упоминания, кроме того, этим подчеркивалось, что парубок опозорил гордого венгерского воеводу, чьи полные презрения к русинам слова галицко-волынский летописец отметил ранее13.
По тем же мотивам, хотя, возможно, и несколько иному поводу в Галицко-Волынскую летопись включены сведения о певце Митусе. Его пример показывает, как будет наказана гордость, и какая несчастная судьба ожидает людей, выступающих против Даниила. В соответствующем месте летописи мы узнаем, что Митуса, отказавшийся перейти на службу к старшему Романовичу и оставшийся в окружении оппозиционного перемышльского епископа, в 1242 г. во время похода войск Даниила на Перемышль был, вероятно, взят в плен и в оковах предстал перед лицом победоносного правителя. Целый абзац о горькой доле «гордого» - что подчеркнуто (как в случае Филия) - певца сопровождается морализаторской ссылкой на библейскую притчу14.
13 Филием было сказано по поводу боя с русинами: «один камень разобьет много горшков» и «острого меча, быстрого коня [хватит для] всей Руси». Автором соответствующей части Галицко-Волынской летописи эти сентенции были признаны проявлением в последствии наказанной Богом гордыни венгерского военачальника. - ПСРЛ. Т. 2. Стб. 736.
14 Относительно фигуры Митусы см. интересную, содержащую обзор старой литературы статью Юрия Ясиновского и Богдана Кондратюка (Да-нило Романович i лггописний Митуса // Княжа доба. 1сторш i культура. Львгв, 2008. Т. 2. С. 158-166). Авторы пришли к выводу, что это был прославленный церковный певец, талантливый артист, который - не исключено, хотя это и не подтверждается в источниках - исполнял также светскую музыку. - Ср.: Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. С. 249-252.
После этого экскурса вернемся к нашей главной теме. Следует помнить, что в Галицко-Волынской летописи мы неоднократно встречаем известия о действиях больших социальных групп, например, городской общины или могущественного рода.
Следует обратить внимание на сравнительно малый объем информации нашего источника относительно духовенства, особенно высшего. В общей сложности в различных его частях упоминается только 11 духовных лиц, в том числе 6 епископов, среди которых 4 фигурируют в списке владимирских епископов, выполнявших свои функции во времена Даниила и Василька: Асаф = Иоасаф со Святой Горы (весьма вероятно тождественный с позднейшим угровским епископом и самовольным претендентом на киевскую митрополию), Василий со Святой Горы, Микифор по прозвищу Станило (ранее - как подчеркивает источник - слуга Василька) и Кузьма. Кроме них были названы галицкий епископ Артемий и холм-ский епископ Иван. Далее мы должны вспомнить двух русских митрополитов Кирилла I и Кирилла II; одного дьяка Ва-силя Молза; Тимофея, «книжника, родом из Киева»; духовного отца Мстислава Мстиславича, попа Юрия, доверенного вдовы Романа Мстиславича; Григория, монаха, возможно, игумена Полонинского монастыря, наставника Войшелка Миндовговича.
Кроме того, в соответствующем месте Галицко-Волынской летописи находим сведения о перемышльском епископе, к сожалению, неназванном по имени; об анонимном попе, посланном с дипломатической миссией Владимиром Игоревичем во Владимир-Волынский; общая информация об угнетаемых венгерским воеводой Бенедиктом и его людьми галицких монахинях; общее упоминание о владыках державы Романовичей, участвовавших в торжественной коронации Даниила в Дрогичине; наконец, также сведения о монахах киевского Выдубицкого монастыря, где Даниил молился перед поездкой к хану Батыю в октябре 1245 г. Это вся информация, содержащаяся в интересующей нас части Галицко-Волынской летописи.
Перейдем теперь к обсуждению двух указанных выше эпизодов, иллюстрирующих интересующую нас проблему. Вспомним сперва, что само начало правления Даниила было связано с событием, которое с точки зрения оценки отношения общества к правителю представляется необычным. Речь идет о признании его власти владимиро-волынской и, что наиболее интересно, галицкой элитами. Старшему сыну Романа к моменту смерти отца (19.VI.1205) было чуть более 4 лет. В политической практике Руси того времени это почти полностью исключало возможность наследования престола. Конечно, малолетних мальчиков сажали на княжение, но всегда в качестве наместников отцов или ближайших родственников15. Однако в данном случае дело шло о передаче власти малолетнему династу (очевидно, номинальной) после трагической смерти отца. Особенно интересно, что мы не узнаем об этом из Галицко-Волынской летописи16, которая вместо того сообщает, что объединенные силы владимиро-волынских и галиц-ких бояр встали на защиту малолетнего правителя против войск Рюрика Ростиславича. Прежде чем представить дальнейшие результаты этого столкновения, заметим, что молчание источника волынского происхождения о выступлении не только галицкой, но и владимиро-волынской элиты в под-
15 Проблема приобретения власти малолетними членами династии, связанная с установлением границы между малолетством и совершеннолетием, до сих пор должным образом не изучена и требует дальнейших компетентных исследований. Во всяком случае, можно сказать, что известно довольно много примеров посажения в данных княжествах в качестве наместников малолетних Рюриковичей. Передача престола ребенку была сенсацией, уже хотя бы в виду того, что на раздробленной, но по-прежнему понимаемой как коллективное наследие Рюриковичей Руси было больше взрослых представителей династии, чем вакантных волостей (особенно важных). Еще раз подчеркнем, что у нас нет возможности обсуждать здесь эту интригующую проблему.
16 Информацию об интронизации Даниила в Галиче (точнее говоря, о том, что галичане целовали ему крест), а затем об эффективном сопротивлении атаке Рюрика и Ольговичей, сообщает возникшая в Северо-Восточной Руси Лаврентьевская летопись, связанная в этой своей части, вероятно, с окружением Всеволода Большое Гнездо. - ПСРЛ. М., 2001. Т. 1. Лавренть-евская летопись. Стб. 425-426.
держку вокняжения малолетнего Даниила является красноречивым. Акт лояльности галицких бояр (который в последующих частях источника будут совершать простые люди) видимо не подходил летописцу для идеологического обоснования истории начала правления Даниила, и в силу этого, по-видимому, опущенный.
Обратим также внимание на передачу престола четырехлетнему Романовичу. Способствовал ли этому страх (ибо местные элиты слишком хорошо помнили жестокие репрессии, испытанные при Романе17, которые, несомненно, ослабили ее склонность к сопротивлению западноволынской династии), или лояльность, или временный перевес определенной фракции, или, наконец, прагматизм элиты, рассчитывавшей на легкое правление малолетнего князя и его матери-регентши? Кто знает, может быть последнее объяснение наиболее правдоподобно. Посмотрим на события, разыгравшиеся в Галиц-ком княжестве в 1211 г. Тогда группа бояр, не желавших терпеть сильной, направленной против эмансипации элит власти Игоревичей, отправилась в Венгрию с целью приглашения на стол несовершеннолетнего Даниила. С помощью венгров оппозиционеры достигли цели. Одиннадцатилетний князь был посажен в Галиче18. Это убедительный довод, что старший Романович в то время воспринимался как выгодная для группы вельмож марионетка. Полностью подтверждает подобную интерпретацию продолжение этого эпизода. Вскоре после того в Галич прибыла мать князя, вероятнее всего желая взять сына под опеку. Бояре через короткое время ее выгнали, оставив на столе Даниила19. Галицкие элиты уже имели возможность узнать политическое искусство княгини-вдовы, вероятно поэтому опасались, что она окажет влияние на сына, сни-
17 Об этих репрессиях наиболее точно информирует магистр Винцен-тий, прозванный Кадлубком. - Magistri Vincentii dicti Kadlubek Chronica Polonorum / Wyd. Marian Plezia // Monumenta Poloniae Histórica nova series. Kraków, 1994. T. XI. S. 185-186.
18 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 723-727.
19 Там же, Стб. 727.
зив значение бояр, и решили ее удалить, оставляя за ней роль формальной правительницы при малолетнем Романовиче.
А может быть, за решением галичан - чего нельзя исключать - скрывались по меньшей мере несколько из названных причин? В любом случае, хотя и невозможно дать вполне определенные ответы на поставленные вопросы, мы утверждаем, что указанные здесь потенциально важные факторы определяли отношение общества к власти при тех конкретных, а также сходных обстоятельствах.
Вернемся, однако, к затронутому вопросу выступления вельмож (и, вероятно, не только их) в защиту Даниила перед лицом нападения Рюрика Ростиславича. Правда, произошедшую у Серета битву галицкие и владимирские бояре проиграли, однако удержали, по крайней мере, оборону Галича20. Далее в интересующем нас источнике находим удивительную информацию о том, что вдова Романа отправилась на встречу с венгерским королем Андреем II в Санок. В ответ на ее просьбу и следуя прежним договоренностям с Романом, Ар-пад прислал свои войска в Галич на помощь регентше и ее сыновьям. Особенно непонятным для нас остается то, что, согласно Галицко-Волынской летописи, присутствие венгров остановило галичан от предательства интересов своего малолетнего правителя21.
Рассмотрим это сообщение с логической точки зрения, т. е. выясним, могло ли быть так, чтобы галичане в течение короткого времени сперва интронизировали Даниила, сразу затем мужественно сражались в поле с его врагами и практически одновременно выступили против него, или, скорее, это проекция негативного отношения к ним предполагаемого волынского историка? Очевидно, теоретически можно принять первое объяснение, однако оно гораздо менее правдоподобно, чем предположение, что мы имеем дело с анахронизмом и сознательной клеветой на галичан. Это предположение подтверждает, во-первых, ясная в хронологическом отношении
20 Там же. Стб. 717.
21 Там же. Стб. 717.
последовательность событий (сперва галичане признали Даниила, и только потом появились венгерские отряды якобы с целью удержать местную элиту от выступления против малолетнего правителя), во-вторых, фраза, которая в анализируемом источнике приведена непосредственно после цитированной. Следом мы узнаем, что через короткое время после отступления Рюрика Ростиславича из-под Галича кем-то были приглашены в город изгнанные Романом Кормильчичи, сторонники передачи власти в княжестве Игоревичам. Согласно автору Галицко-Волынской летописи, это они убедили местных бояр пригласить на стол сыновей Игоря Святославича22, что, согласно нашему источнику, привело к бегству из города княгини Романовой и ее сыновей.
Постараемся подытожить представленный модуль. Как кажется, негативно настроенный к галицким вельможам волынский летописец, создавая спустя определенное время повествование о героической борьбе своего князя за овладение Галичем, в которой одним из главных его врагов была значительная часть местных бояр, умышленно искажал описание событий с самого начала (номинального) правления в Галиче героя своего рассказа и протектора. К счастью для исследователей, созданная с этой целью конструкция не вполне согласована (хронологическое несоответствие между сообщениями об отражении верными Даниилу войсками атаки Рюрика Ро-стиславича и его союзников в отношении к упоминанию о появлении первых обвинений в «неверности» галицких бояр), а, кроме того, сохранился независимый источник (Лаврентьев-ская летопись), иначе, чем волынский летописец, представляющий отношение галичан к Даниилу в период непосредственно после смерти Романа Мстиславича.
Ровно противоположную ситуацию с точки зрения оценки отношения общества к князю находим в сообщении о событиях, которые разыгрались во Владимире-Волынском несколько позже, а именно незадолго до 28.II.1207. В то время, как рассказывает летописец, туда прибыл посол Владими-
22 Там же. Стб. 718.
ра Игоревича. Он привез требование, чтобы владимирцы выдали сыновей Романа и приняли на княжение брата галицкого князя, Святослава. Владимир пригрозил, что в случае отказа уничтожит стольный град Западной Волыни. Как выразительно отмечает источник, князь в своих планах опирался на совет «безбожных галичан». Согласно приведенному сообщению, владимирцы сначала хотели убить попа, прибывшего с посольством. В его защиту, однако, выступили трое бояр, Мсти-бог, Мончук и Микифор. Они утверждали, что не следует убивать посла, при чем тут же автор сообщения пояснил, что их намерение было нечистым («имели неправду в сердце своем, так как хотели предать своего господина и город»). Узнав о всем этом, княгиня-вдова решила бежать из Владимира вместе с детьми и небольшой группой верных людей. Так и было
23
сделано .
Обратим внимание, что всю вину за изгнание Романовичей из их отчины летописец свалил на Игоревичей, галичан и трех конкретных владимирцев. Даже достойный с этической точки зрения поступок, каким было спасение посла от смерти, остался приниженным в силу приписывания ему злого намерения. Основная часть местного сообщества между тем была очищена (в виду безучастия), хотя, объективно говоря, их отношение к своим природным правителям оказалось еще хуже, чем у галичан. Тем не менее, угроза бунта была реальной, коль скоро княгиня решилась на немедленный побег в Малую Польшу к Лешку Белому, с которым не имела никаких регулярных отношений24. Более того, кажется, что Святослав Игоревич был принят владимирцами без сопротивления. Уместно будет также отметить, что немного позднее жители отчины Романовичей взбунтовались против нового правителя, но выступили не за своего «отчича», а за его двоюродного брата, к этому времени уже, наверное, взрослого Александра Всеволо-
23 Там же. Стб. 718-719.
24 Там же. Стб. 718-719. Правда, вопреки требованиям, Романовичи не были выданы Владимиру, раз им было позволено бежать.
довича25. Признание его или, по меньшей мере, нейтральное отношение владимирцев к потомкам Романа зимой 1206/1207 г., а также в последствии, определенно были не на руку летописцу. Как кажется, предрешили это две главные причины. Во-первых, это противоречило общему настрою создаваемой им с точки зрения определенной исторической перспективы повести о борьбе Даниила за наследие отца, в которой именно галичане, как мы знаем, были теми злыми, непокорными оппозиционерами, а жители Волыни храбро поддерживали своего государя, будучи опорой его политических планов. Во-вторых, весьма вероятно, автор сообщения/редактор сам происходил из отчины Романовичей.
К счастью, как и в ранее проанализированном случае, реляция историка оказалась не вполне консеквентной, что дает основания представить наши выводы.
Пора подытожить сказанное. Оба представленные примера хорошо показывают, во-первых, насколько сильно и каким образом симпатия и происхождение автора источника влияли на формирование образа отдельных событий. Такая картина строилась с помощью риторических средств, умолчаний, гиперболизации и использования или исключения из употребления некоторых эпитетов. Во-вторых, мы имеем здесь наглядное свидетельство того, сколь много факторов следует учитывать при анализе этих сообщений. Дословное прочтение обоих отрывков дало бы искаженный и сильно упрощенный, непосредственно дихотомический (плохие галичане - хорошие волыняне) образ в действительности очень сложных и динамично меняющихся отношений галицкой и западно-волынской общин к малолетнему Даниилу в 12051207 гг.. Эти отношения были подверженных действию ряда разнородных внутренних и внешних факторов - политических, социальных и культурно-правовых. Все это и составляет
25 Об этом однозначно свидетельствует реляция Галицко-Волынской летописи (Там же. Стб. 720). О вероятном времени рождения Александра Всеволодовича см.: Dqbrowski Б. Genealogia Mstislawowicz6w. Pieгwsze роко1еша ^о pocz^tku XIV wieku). Kгak6w, 2008. S. 323-324.
наглядную картину того, каким образом в окружении Даниила Романовича осуществлялась историческая политика, и как ее принципы могли влиять на даваемую исследователями оценку событий, происходивших с участием князя, и описанных его придворным хронистом.
Перевод с польского А. В. Майорова
Автор: Дариуш Домбровски, - доктор исторических наук, профессор Института истории Университета Казимира Великого (ул. Ход-кевича, д. 30, 85-064, Быдгощ, Польша). [email protected]
Литература, использованная в статье
Генсьорський А. I. Галицько-Волинський лнопис (лекичш, фра-зеологiчнi та ститстичш особливостi). Кжв, 1961. 284 с.
Генсьорський А. I. Галицько-Волинський лгтопис (процес складан-ня, редакци г редактори). Кжв, 1958. 101 с.
Головко О. Б. Корона Данила Галичького. Волинь Г Галичина в державно-полночному розвитку Центрально-СхГдно1 Свропи раннього та класичного середньовГччя. Кжв, 2006. 575 с.
Грушевський М. С. ЬторГя укра1нсько1 лГтератури. Кжв, 1993. Т. III. 289 с.
Грушевський М. С. Ьторш Укра1ни - Руси. Т. III: До року 1340. Ки1в, 1993 [репр. изд.: Львов, 1905]. 592 с.
Грушевський М. С. Хронольопя подш Галицько-Волинськог лно-писГ // Грушевський М. С. Твори: У 50-ти томах. Львгв, 2005. Т. 5. С. 327387.
Котляр М. Ф. Галицько-Волинський лнопис XIII ст. Кжв, 1993.
167 с.
Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. Документальное повествование. СПб., 2008. 313 с.
Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. 640 с.
Орлов А. С. К вопросу об Ипатьевской летописи // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук СССР. 1926. Т. XXXI. С. 93-126.
Пауткин А. А. Галицкая летопись как памятник литературы Древней Руси. M., 1990. 77 с.
Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. 331 c.
Полное собрание русских летописей. М., 2001. Т. 1: Лаврентьев-ская летопись. 496 с.
Полное собрание русских летописей. М., 1998. Т. 2: Ипатьевская летопись. 648 c.
Толочко П. П. Русские летописи и летописцы X - XIII вв. СПб., 2003. 296 c.
Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI - XIII веков. M., 2009. 439 с.
Черепнин Л. В. Летописец Даниила Галицкого // Исторические записки. 1941. Т. 12. С. 228-253.
Ясиновский Ю., Кондратюк Б. Данило Романович i лггописний Митуса // Княжа доба. i культура. Львш, 2008. Т. 2. С. 158-166.
Dqbrowski D. Genealogia Mscislawowiczów. Pierwsze pokolenia (do pocz^tku XIV wieku). Kraków, 2008. 831 s.
Jusupovic A. Elity ziemi halickiej i wlodzimierskiej w czasach Romanowiczów (1205-1269). Studium prozopograficzne. (Warszawa, 2010).
Magistri Vincentii dicti Kadlubek Chronica Polonorum / Wyd. Marian Plezia // Monumenta Poloniae Histórica nova series. Kraków, 1994. T. XI. 212 c.
Poppe А. Latopis ipatjewski // Slownik Starozytnosci Slowiañskich. Wroclaw, 1967. Т. III. S. 20-21.
Wlodarski B. Polska i Rus, 1194-1340. Warszawa, 1966. 327 s.
Information about the article Author: Dariusz D^browski, PhD, Professor, Institute of History of Kazimir the Great University. Bydgoszcz, Poland (30, Chodkiewicz st., Bydgoszcz, 85-064, Poland). [email protected]
Title: The attitudes of Halych and Volhynia societies towards Daniel Romanovich. Between political practice, ideological program and look of the court chroniclers (a contribution to research on historical policy in mediaeval Rus). Summary: The attitudes of Halych and Volhynia societies towards Daniel Romanovich aroused a keen interest of researchers for a long time. This is absolutely
natural, because it is one of the key issues in the field of political-social history of Halych-Volhynia Rus in the thirteenth century.
It seems that despite the existence of extensive literature, something new can be however still said on the subject. Not so much concerning the essentially very well known and frequently discussed factual material, but by approaching the problem from a different, until now not very much considered or contemplated perspective. I think primarily of the way in which that particular relationship referred to in the title of this enunciation was expressed, or in other words, how was built the memory of given facts, when this process is viewed from a broader perspective, obviously encompassing not only the relationship between the ruler and the subjects.
Of course, for this purpose it will be advisable to cite specific examples contained in the Halych-Volhynian Chronicle - the source somewhat of the nature of "court records" of Romanovich Dynasty - illustrating the attitude of society to the ruler, since this is the area of our interest. I will focus on the discussion of two such examples, related to the beginning of the reign of Daniel, having, moreover, what I should add, a purely formal - in fact - character because of the Duke's age at the time. It is namely about an episode of the recognition, in 1205, by the Halych and Volhynia inhabitants of the power of the elder son of Roman Msti-slavich killed in Zawichost, and of defending his position against the wiles of Prince Rurik Rostislavovich and his allies. The second of the selected passages is the chronicles story about the circumstances of the expulsion of the Roman's widow and her children from Volodymyr-Volynskyi at the beginning of 1207.
Both of these examples show very well, firstly, how strong and how exactly the preferences and the origin of the source's author influenced the shaping of an image of individual events. This image was built by the use of rhetorical means, concealment, exaggeration and use of or refraining from the use of epithets. Secondly, we have here an instructional testimony on how many factors should be taken into account in the analysis of the given record. For a literal reading of the two passages would give a definitely distorted and simplified, indeed, outright dichotomous (Halych bad - western Volhynians good) image of a very complex, in fact, and rapidly changing reality, subject to a number of different internal and external, political, social and legal-cultural factors affecting the attitudes of Halych and western Volhynian societies to juvenile Daniel in the years 1205 to 1207. All this composes into a vivid image of how the historical policy was conducted in the circles close to Daniel Romanovich, and how its principles could affect the evaluation by researchers of events which took place with the participation of the prince and which were described in his courtly chronicles.
Key words: Halych-Volhynian Chronicle, Daniel Romanovich, historical policy, society, edition, source.
References (transliteration)
Hens'ors'kyj A. I. Halyc'ko-Volyns'kyj litopys (leksichni, frazeologich-ni ta stylistychni osoblyvosti) [Halych-Volhynian Chronicle (lexical, phraseological and stylistic features)]. Kiev, 1961. 284 p. (In Ukrainian).
Hens'ors'kyj A. I. Halyc'k-Volyns'kyj litopys (proces skladannja, redakciji i redaktory) [Halych-Volhynian Chronicle (process of creation, versions and editors)]. Kiev, 1958. 101 c. (In Ukrainian).
Holovko O. B. Korona Danila Galic'kogo. Volin' i Galichina v derzhavno-politichnomu rozvitku Central'no-Shidnoï Cvropi rann'ogo ta klasichnogo seredn'ovichchja. [Crown Daniel Galitsky. Volhynia and Galicia in the state and the political development of Central and Eastern Europe early and classical medieval]. Kiev, 2006. 575 p. (In Russian).
Hrushevs'kyj M. S. Istorija ukrains'koj literatury [History of Ukrainian Literature]. Kiev, 1993. Vol. 3. 289 p. (In Russian).
Hrushevs'kyj M. S. Istorija Ukrajiny - Rusy [History of Ukraine -Rus]. Vol. 3. Kiev, 1993. 592 p. [reprint: L'vov 1905]. (In Ukrainian).
Hrushevs'kyj M. S. Khronologija podij Halyc'ko - Volyns'koj litopysi [Chronology of Halych - Volhynian Chronicle], in Hrushevs'kyj M. S. Tvory u 50-ty tomakh [Hrushevsky M.S. wroks in 50 volumes]. L'viv, 2005. Vol. 5, pp. 327- 387. (In Ukrainian).
Kotljar M. F. Galic'ko - Volyns'kyi litopysXIIIst. [Halych - Volhynian Chronicle of 13th Century]. Kiev, 1993. 167 p. (In Ukrainian).
Kotljar N. F. Daniil, knjaz' Galickij. Dokumantal'noe povestvovanie. [Daniel, prince of Galicia. Documentary research]. St.Petersburg, 2008. 313 p. (In Russian).
Maiorov A. V. Galicko-Volynskaja Rus'. Ocherki social'no-politicheskih otnoshenij v domongol'skij period. Knjaz', bojare i gorodskaja ob-shhina. [Galicia-Volyn Rus'. Essays on the socio-political relations in the pre-Mongol period. Prince, nobles and urban communities]. St.Petersburg, 2001. 640 p. (In Russian).
Orlov A. S. K voprosu ob Ipat'evskoj letopisi [To the question of Hypa-tian Chronicle]. Izvestija Otdelenija russkogo jazyka i slovesnosti Akademii nauk SSSR. 1926, vol. 31, pp. 93-126. (In Russian).
Pautkin A. A. Galickaja letopis' kak pamjatnik literatury Drevnej Rusi [Halych - Volhynian Chronicle as a classic of Old Russian Literature]. Moscow, 1990. 77 p. (In Russian).
Pashuto V. T. Ocherki po istorii Galicko-Volynskoi Rusi [An Outline History of Galich - Volhynian Rus]. Moscow, 1950. 331 p. (In Russian).
Polnoe Sobranie Russkikh Letopisej [The Complete Collection of Russian Chronicles]. Moscow, 2001. Vol. 1. 498 p. (In Russian).
Polnoe Sobranie Russkikh Letopisej [The Complete Collection of Russian Chronicles]. Moscow, 1998. Vol. 1. 648 p. (In Russian).
Tolochko P. P. Russkie letopisi i letopiscy X - XIII vv. [Russian chronicles and chroniclers of 10 - 13th C.]. St.Petersburg, 2003. 296 p. (In Russian).
Uzhankov A. N. Problemy istoriografii i tekstologii drevnerusskikh pamjatnikov XI - XIII vekov [The problems of historiography and textology of the Old Russian Literature of 10 - 13th Centuries]. Moscow, 2009. 439 p. (In Russian).
Cherepnin L. V. Letopisec Daniila Galickogo [Danil Romanovich Chronicle]. Istoricheskie zapiski. 1941, vol. 12, pp. 228-253. (In Russian).
Jasynovskyj J., Kondratiuk B. Danylo Romanovich i litopysny Mytusa [Danil Romanovich and chronicles Mitusa]. Knjazha doba. Istorija i kul'tura. 2008, vol. 2, pp. 158-166. (In Ukrainian).
D^browski Dariusz Genealogía Mscislawowiczów. Pierwsze pokolenia (do poczqtku XIV wieku). [Genealogy of Mstislavovichi. The first generation (pre-14th century)]. Cracow, 2008. (In Polish).
Jusupovic A. Elity ziemi halickiej i wlodzimierskiej w czasach Romanowiczów (1205-1269). Studium prozopograficzne [The Elite of Halych and Volhynia Lands in the time of Romanovichi (1205 - 1269). Prosopographical Study] (manuscript: Warsaw, 2010). (In Polish).
Magistri Vincentii dicti Kadlubek Chronica Polonorum [Master Vincen-tius so-called Kadlubek Polish Chronicle] / ed. Marian Plezia Cracow, 1994 (=Monumenta Poloniae Historica nova series. Vol. 11). 212 p. (In Latin).
Poppe A. Latopis ipatjewski [Hypatian Chronicle]. Slownik Starozytnosci Slowianskich. 1967, vol. 3, pp. 20-21. (In Polish).
Wlodarski B. Polska i Rus, 1194-1340 [Poland and Rus 1194 - 1340]. Warsaw, 1966. 327 p. (In Polish).
