CC BY
225
48. Черменский, П.Н. Прошлое Тамбовского края. - Тамбов, 1961.
49. Чижикоеа, Л.Н. Особенности этнокультурного развития населения Воронежской области // Советская этнография. -М., 1984. - № 3. - С. 3 - 14.
50. Чижикоеа, Л.Н. Русско-украинское пограничье: история и судьбы традиционно-бытовой культуры. - М.,1988.
51. Чижикоеа, Л.Н. Этнокультурная история южнорусского населения // Этнографическое обозрение. - 1998. - № 5. -С. 27 - 44.
52. Шенников, A.A. Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв. - Л., 1987.
53. Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры / отв. ред. К.В. Чистов. - М., 1987.
54. Яковлев, A. Засечная черта Московского государства в XVII веке. Очерк из истории обороны южной окраины Московского государства. - М., 1916.
УДК 947.081.11(471.324) ББК 63.3(2)622.1
ОТМЕНА КРЕПОСТНОГО ПРАВА В ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ
Фурсов Владимир Николаевич,
доктор исторических наук, профессор Воронежский государственный педагогический университет (г. Воронеж)
Аннотация. Анализируется процесс отмены крепостного права в Воронежской губернии. Ключевые слова: русская деревня, отмена крепостного права, крестьянство, Воронежская губерния.
THE ABOLITION OF SERFDOM IN VORONESH PROVINCE
Fursov V.N., Professor, Dr.Hab. Voronezh State Pedagogical University
Abstract. The aim of investidation to analyse the process of the abolition of serfdom in Voronesh Province. Ked words: Russian village, the abolition of serfdom, peasantry, Voronezh province.
5 марта 1861 г. в день начала Великого поста по всей Российской империи началось обнародование «Манифеста» (его автором был московский митрополит Филарет, впоследствии канонизированный Русской православной церковью) и «Положений 19 февраля 1861 года». Время объявления документов выбиралось не случайно. Правительство опасалось серьезных неприятностей и поэтому, ко всему прочему, была проведена серия подготовительных мероприятий, смысл которых сводился к тому, чтобы с помощью различных мер воздействия, в том числе силовых, сдержать, а где необходимо, подавить взрыв возможного крестьянского недовольства.
Слухи об отмене крепостного права появились в Воронежской губернии еще до подписания «Манифеста». В донесении штаб-офицера корпуса жандармов на-
чальнику III отделения 5 декабря 1860 г. отмечалось, что все «ожидают высочайшего манифеста к 1 декабря или в январе и начальник губернии серьезно беспокоится, не получая никаких предварительных распоряжений». 10 марта 1861 г. «на законном основании высочайший манифест о крестьянах» был обнародован в Троицком кафедральном соборе «в присутствии всех военных и гражданских чинов» губернии. Впечатление от «Манифеста» осталось крайне неблагоприятным. Всеобщего ликования не последовало. «10 марта, - писал И. Никитин в письме Н.И. Второву в С.-Петербург, - у нас был объявлен ожидаемый так давно и с таким нетерпением высочайший манифест об освобождении крестьян. Какое впечатление произвел он на народ? Ровно никакого. Мужики поняли из него только то, что им еще остается два года
14
ожиданий»[1]. «Народ недоволен волею, он ждет больше» [2], «крестьяне не верят, дворовые недовольны» [3]. Эти свидетельства современников из перлюстрированных III отделением писем отражали психологическое настроение крестьянства. Даже в среде правящего класса вынуждены были признать «сдержанность народа». В обзоре действий министерства внутренних дел отмечалось, что «за общей радостью почти везде последовало разочарование» [4], которое нередко приобретало активные формы протеста. Хроникой крестьянского движения зафиксировано 69 массовых выступлений, 35 из которых были подавлены с помощью военной силы.
Крепостные крестьяне составляли значительную группу населения Воронежской губернии. По 10-й переписи, проведенной в 1856 г., за помещиками числилось 517346 душ крепостных обоего пола, что составляло 27% жителей губернии. Распределение их было неравномерным. В южных уездах - Бирючинском, Бобровском, Богу-чарском, Валуйском, Новохоперском, Острогожском, Павловском - проживало 66% крепостного населения, а в остальных пяти уездах 34% [5].
По данным И.И. Игнатович, в Воронежской губернии было 45% оброчных и 55% барщинных крестьян. Анализ уставных грамот позволил внести существенные коррективы в эти цифры. Соотношение крестьян, состоявших на разных формах повинностей, характеризуется следующим образом: оброчные - 23,4%, барщинные - 46,8%, на смешанной повинности - 29,8% [6].
По реформе 19 февраля 1861 г. крестьянам предоставлялась усадебная оседлость и земельный надел, за который они временно отбывали повинности работой или деньгами. Помещики были обязаны наделить крестьян землей, тогда как до реформы у них юридически ничего не имелось: по закону вся земля принадлежала помещику. Всего в Воронежской губернии было роздано 143674 надела (без дарственников), из них 91858 наделов высшего размера. 93825 наделов осталось без изменений, к 15586 сделана прирезка, в 88263 производилась отрезка. 41 тысяча крестьян получила дарственные наделы, составлявшие четверть внешнего надела [7]. По данным 1877 г., надельные земли 85460 хозяйств бывших помещичьих крестьян составили 572865 дес. [8]. Предоставление крестьянам земельных наделов усилило в них «стремление упрочить и развить собственное хозяйство», а в зажиточных слоях деревни - жажду предпринимательства и наживы». Это были предпосылки для развития социальной психологии сельской буржуазии, кулаков.
Реформа давала крестьянам право приобретать на свое имя движимое и недвижимое имущество. После утверждения уставных грамот и завершения выкупной сделки предметом особо оживленного товарного оборота стала земля, на которую предъявили спрос различные категории крестьян. Всего в центрально-черноземных губерниях с 1863 по 1882 гг., по сведениям Министерства финансов, крестьянами куплено 858076 дес. земли на сумму 38 529907 руб. За вычетом проданных участков у крестьян осталось 552124 дес. [9]. Купить землю могли далеко не все нуждающиеся в ней. Как правило, количество владельцев обратно
пропорционально количеству купленной земли. Основная доля земли, приобретенной крестьянами, - 480018 дес. с величиной надела от 11 до 1000 дес. и более, сосредоточивалась в руках зажиточной и богатой прослоек деревни [10]. Это подтверждается анализом статистических данных о хозяйстве крестьян по Задонскому уезду. Беднейшие крестьяне безлошадные и с одной лошадью составили 65% всех дворов. Из купленной земли на их долю приходилось 16,3%. А крестьяне с четырьмя и более лошадьми на хозяйство (3,2% от всех дворов), отнесенные к разряду кулаков, получили 47,8% всей купленной земли. Таким образом, уже в первые два десятилетия после реформы в деревне образовалась категория сельской буржуазии. Об этом свидетельствуют бюджеты крестьянских хозяйств, описанных Ф. Щербиной в середине 80-х гг. XIX в., согласно которым общий доход у части крестьян составлял 1000 и более рублей [11].
Многие зажиточные крестьяне занимались ростовщичеством. По 10 селениям Острогожского уезда 27 крупных ростовщиков-крестьян раздавали в начале 80-х гг. 16950 руб. и 72 мелких кредитора - 10965 руб. в год [12]. Развитие купли-продажи, большие запасы денег в одних руках, ростовщичество доказывают наличие и укрепление капиталистических отношений в деревне, что в целом было прогрессивным явлением, так как вело к ослаблению и уничтожению пережитков крепостничества. Вместе с тем изменилась нравственная атмосфера деревни. Дух солидарности, который господствовал в патриархально-крепостной общине, постепенно исчезал, уступая место своекорыстному чувству домохозяина, а в зажиточной семье - стремлению к стяжательству и обогащению.
До перехода крестьян на выкуп они считались временнообязанными по отношению к помещикам и продолжали отбывать повинности в форме оброка или барщины.
Величина душевного оброка для Воронежской губернии ограничивалась девятью руб. в год за высший, как правило, урезанный надел. Оброк вносился помещику сразу всем обществом, при круговой поруке крестьян друг за друга. Несвоевременная уплата оброка приводила к тому, что должника помещик мог подвергнуть через мирового посредника телесному наказанию. Массовые экзекуции крестьян явились подтверждением такого рода «практики». Помещики постоянно стремились увеличить оброчные платежи своих бывших крепостных. Но, несмотря на непомерное обременение надела, процесс перехода крестьян на оброк способствовал быстрому проникновению в деревню новых буржуазных отношений.
Вторым видом пореформенных крестьянских повинностей была барщина. За полный надел крестьяне обязывались со своим живым и мертвым инвентарем отработать 70 дней в году, из которых три пятых - в летнее время. Барщина отбывалась на основе «Урочного уложения», определявшего характер и объем работы, которую выполняли в течение дня каждый трудоспособный мужчина в возрасте от 18 до 55 лет и женщина от 17 до 50 лет. В случаях же, когда надельная повинность не могла быть опреде-
лена «Урочным положением», она измерялась трудовыми днями, продолжительность которых равнялась в «летнее полугодие 12, а в зимнее 9 часам. В число это не включалось время, назначенное для отдыха рабочим»[13]. После реформы наблюдается значительное сокращение барщинных крестьян: за первые пять лет на 70,7%. Правда, в Воронежской губернии наблюдалось парадоксальное явление, когда крестьяне, ранее ведущие борьбу против барщины, в новых условиях сопротивлялись переходу на оброк, так как нужные для выплаты оброка деньги они могли добыть с большим трудом. Уничтожение барщины уменьшало привязанность крестьян к личному хозяйству, создавая подвижность сельского населения, имевшее прогрессивное значение.
Завершающим актом освобождения крестьян от крепостной зависимости явилась выкупная операция. В Воронежской губернии первая выкупная сделка заключена в 1861 г., последняя - в 1890 г. В первое двадцатилетие после реформы на выкуп вышло 79,9% всех крестьян. Несмотря на обременение крестьян платежами, выкупная операция способствовала ликвидации системы феодальных отношений в деревне, создавая предпосылки для развития капитализма в сельском хозяйстве.
Реформа 1861 г. была половинчатой, непоследовательной и грабительской. Прежде всего это касается крестьянских наделов, значительно сокращенных в пользу помещиков. Число наделов, которые в той или иной степени подверглись сокращению в Воронежской губернии, составило 88263 или 61,4%. Процент отрезанной у крестьян земли не везде одинаков. Наиболее полное представление дают данные уставных грамот. По уставной грамоте у крестьян с.Верхо-Тишанка Бобровского уезда отрезано земли 3218 дес. или 1/4 часть [14]. У крестьян с. Новый Курлак того же уезда из 3836 дес. отрезано 833 дес. или 1/5 [15]. Иногда количество отрезанной земли доходило до 30 и более процентов. Так, по уставной грамоте у крестьян с.Успенского Бирючинского уезда после реформы земли осталось 729 дес., тогда как до реформы у них было 1193 дес. В Валуйском уезде крупное имение принадлежало помещице С.В. Апраксиной. Наделению землей подлежало 3288 душ. Все получили высший надел. Отре.зано 1161 дес. В целом по имению отрезка выглядит умеренной - 9,7% [16]. У крестьян дер. Бриллиан-товка Воронежского уезда малопоместная княгиня Кра-поткина «самопроизвольно в 1864 году отрезала от крестьянского надела 59 десятин, крестьянам предоставлено только 19 десятин, а по уставной грамоте им следовало получить 78 дес.», т.е. 75% земли, которой они владели до реформы, было отрезано [17]. Процент отрезки колебался от 7,6% в Землянском уезде до 43,2% в Павловском, составляя в среднем по губернии 26,7%, а по 36 губерниям Европейской России отрезки доходили до 18% [18]. Помещики отрезали, как правило, такие земли, без которых крестьяне не могли обходиться. «..Отрезок, - писал А.Н. Энгельгардт, - существенно необходимый крестьянам, поступив в чужое владение, стеснил крестьян уже по одному своему положению, так как он обыкновенно
охватывает их землю узкой полосой и прилегает ко всем
трем полям, а потому, куда скотина ни выскочит, непременно попадет на принадлежащую пану землю. Значение отрезков все понимают, и каждый покупатель имения, каждый арендатор, даже не умеющий по-русски говорить немец прежде всего смотрит, есть ли отрезки, как они расположены и насколько затесняют крестьянам» [19].
В состав крестьянского надела предполагалось включать одни только удобные земли. Но часто оказывалось так, что крестьянам предоставляли земли, совершенно непригодные для ведения хозяйства. Из прошения временнообязанных крестьян с. Масловка Воронежского уезда видно, что земля, отведенная им в надел, находится «на значительной возвышенности, неудобна к возделыванию как каменистая. А помещица Оленина в с.Староживотинном того же уезда отобрала у крестьян луга и леса и наделила их «песчаной землей», с которой едва можно пропитать семейства. Воронежские крестьяне совершенно справедливо заявляли, что земли им «все ж таки не хватает на всех. На душу, на живую по пол-десятинки в поле приходится, а усадьбы и полудесятины нет...», да и земля им отведена там, где «пески все больше, камень, чернозему мало...». Даже официальные власти признавали низкое качество надельных крестьянских земель. В своем донесении от 2 октября 1868 г. помощник начальника Воронежского губернского жандармского управления писал в III отделение о бедственном положении крестьян слободы Харьковка Острогожского уезда. Причину этого он видел в том, что «слобода Харьковка по качеству земли принадлежит к самым бедным местностям Острогожского уезда. При утверждении в этой слободе обязательного выкупа крестьянам был отведен надел, состоящий почти из сплошь кряжей и глины» [20].
Экономическое положение крестьян усугублялось предоставлением права разверстания угодий исключительно только помещикам. Анализ крестьянских жалоб и прошений показывает, что нередко помещичьи земли тесно окружали деревню, лишая крестьян возможности использовать единственный прогон к водопоям и пастбищам. В хут. Волчьем Валуйского уезда крестьяне были связаны с внешним миром и своими пахотными угодьями посредством единственной дороги, пролегавшей по земле Н.Н. Шидловского, который в марте 1866 г. запретил ею пользоваться. Все просьбы крестьян об обмене дороги на другие земли Н.Н. Шидловский отверг, в результате чего они продали весь скот, а сами оказались вынужденными в барской экономии принимать на себя работы или вовсе бесплатные или мало оплачиваемые. Тоже самое произошло у крестьян слободы Писаревка Богучарского уезда, где помещик оставил в их пользовании всего лишь «один прогон для скота и водопою».
Наличие таких дорог и прогонов приводило к постоянным штрафам за потравы, к постоянной боязни крестьян нарушить эти границы. Крестьянам приходилось прикладывать немало усилий, чтобы преодолеть подобные преграды. Но не всегда удавалось это сделать. Характерную оценку выгона скотины описывает воронежский писатель А.И. Эртель: «В деревне выгоняли скотину. Длин-
16
ная цепь стариков, ребятишек и баб стояла на меже, отделявшей барский выгон, цепь стерегла скотину. Какая-то не в меру бойкая коровенка успевала прорваться, невообразимый крик поднялся вдоль цепи. За коровой помчались и старые, и малые. Но их уже предупредил верховой: размахивая нагайкой, он погнал корову на барский двор. Ругань, проклятия, божба так и повисли в мглистом воздухе» [21]. Поддерживая требования помещиков, воронежское губернское по крестьянским делам присутствие приняло специальное постановление, определявшее таксу за потраву помещичьих угодий. Ее величина доходила до 1 руб. 10 коп.
Во время проведения реформы 1861 г. часто случалось то, что у крестьян отрезали и пахотные земли, пастбища, луга, леса. Жители с. Старая Чигла Бобровского уезда писали в губернское присутствие, что помещик «продал ранее им принадлежавшие лесные угодья». А уставная грамота с. Ксизова Задонского уезда лишила крестьян рыбной ловли в Дону, которая оставалась исключительно «в распоряжении одного помещика без участия крестьян». Помещики всячески старались стеснить крестьян, заставить их пользоваться помещичьими молотилками, водяными мельницами, чтобы не уменьшить своих доходов. В уставной грамоте с. Бродового Бобровского уезда записано, что «водяные мельницы, существующие на реке Чи-голке, принадлежат помещику, и он имеет исключительное право постройки вновь таковых мельниц» [22].
Помещикам выгодно было держать крестьян в экономической зависимости, а значит, в постоянном страхе и трепете, тем самым воспитывая у них чувство боязни и уважения. Управляющий гарденинским имением Эртель А.И., бахвалясь, прямо заявлял: «Без барского выгона мужикам прямо петля. Зачем же мы будем зря петлю-то затягивать?. Понадобится - затянем, а пока бог с ними... Нужно, чтоб люди из повиновения не выходили, чтоб господам от них польза была. Скажу не в похвальбу - деревня у нас вот где (Мартин Лукьяныч (управляющий имением - В.Ф.) сжал кулак). Ежели стиснуть - пошевелиться невозможно. Одним водопоем можно сжить» [23]. Крестьяне были вынуждены арендовать эти земли на кабальных условиях. Арендная плата за такие земли доходила до 14-20 руб. за десятину под яровое и до 20-28 руб. под озимое, при средних арендных ценах за пахотную землю 7 руб. и 8,8 руб. за сенокос[24].
Особое значение имело для помещиков перенесение крестьянских усадеб. С одной стороны - это улучшало качество помещичьих угодий, так как отбирались лучшие унавоженные земли, с другой - способствовало еще большему обнищанию крестьян, увеличивая их зависимость от помещиков. В архивных материалах имеется немало свидетельств о том, что даже официальные представители властей признавали переселения бедствием для крестьян. Когда помещик Задонского уезда перенес усадьбы жителей сельца Гороховка на узкую полосу супеси и песка, где не существовало ни водопоя, ни прогона, мировой посредник в конфиденциальном письме губернатору обращал внимание на то, что «вопиющее по своей несправедливости решение князя угрожает крестьянам окончательным
разорением и нищенством». В донесении мирового посредника того же уезда отмечается, что все переселения «основаны на разверстывании угодий, а это величайшее бедствие для крестьян и вознаградить их за убытки при переселении почти невозможно» [25]. С октября 1861 г. по май 1867 г., по данным Земского отдела МВД, в Воронежской губернии проведено разверстание в 631 имении, где проживало 80853 крестьянина. Из них в 195 имениях оно связано с перенесением крестьянских дворов, в которых проживало около 20000 крестьян.
Помещики и не стремились к окончательной ликвидации чересполосицы, производили разверстание лишь с выгодой для себя. Так, помещица Раевская из слободы Подосиновка Новохоперского уезда, выбирая из всех полей себе земли, «выбрала чересполосно места самые лучшие и в виде конфорок очажной плиты вырезала для себя 300 десятин, а прочие (места), означающие песок, горы, бугры и овраги, с самыми стеснительными покосными лугами отвела в надел крестьянам». Поэтому и после разверстания чересполосность помещичьих и крестьянских наделов оставалась. В Воронежской губернии земли 63 тыс. крестьян (43,7%) были не-разверстанными.
В пореформенное время в помещичьей деревне усилился земельный голод. Поэтому крестьяне стали прибегать к аренде и покупке недостающих угодий. Но деньги у большинства из них отсутствовали. Типичные бюджеты беднейших крестьянских хозяйств Острогожского уезда представляли незавидную картину. Крестьянин слободы Старая Калитва А.И. Мельников имел строений на 65 руб., инвентаря на 3 руб. до коп., утвари и одежды на 133 руб. 50 коп., скота на 8 руб. 30 коп. Общий доход составлял 109 руб. 50 коп., расход - 102 руб. 20 коп. Хлеб покупал с октября. Крестьянин слободы Новая Калитва И.Г. Сердюков имел строений на 115 руб., инвентаря на 2 руб.50 коп., утвари и одежды на 72 руб. 60 коп., имел 4 куренка на 80 коп., доход от батрачества составлял 98 руб. 50 коп., расход - 84 руб. 70 коп. Хлеб покупал круглый год. Крестьянин слободы Лизиновка С.Р. Чередник имел строений на 127 руб., инвентаря на 5 руб., утвари и одежды на 162 руб. 60 коп., 10 кур на сумму 5 руб. Ежегодно не хватало 48 руб. 60 коп. [26]. Это беднейшее крестьянство было вынуждено из года в год занимать деньги у богачей, идти в кабалу к помещику и своему односельчанину-кулаку. Пользуясь бедностью и нищетой крестьян, кредиторы давали в долг с огромными процентами, бесцеремонно обирая свои жертвы. В среднем проценты колебались от 10 до 60. Но иногда достигали исключительной величины. Ф. Щербина приводит наиболее типичные 10 примеров такого кредита по Острогожскому уезду. Всего в 10 случаях взято 266 руб. с платою 448 руб. 20 коп. или 168,5% [27]. Как правило, долг обеспечивался всем имуществом или частью его, которое забиралось в случае неуплаты в срок или продавалось с молотка кредиторами. Поэтому крестьяне постепенно попадали в полную экономическую зависимость от соседних землевладельцев-помещиков и кулаков.
Прогрессивное значение, как подчеркивалось выше, имело проведение выкупной операции. Однако выкуп был настоящим грабежом крестьян в пользу помещиков и крепостнического государства. Размер выкупной ссуды исчислялся путем капитализации крестьянского оброка из 6% годовых. Например, крестьяне с. Замятино Задонского уезда платили оброк в сумме 286 руб. Если капитализировать эту сумму, то величина выкупа составляла 4766 руб. Общий крестьянский надел определялся в 69 дес. 120 кв.саж. Таким образом, цена одной десятины равнялась 68 руб. при средней рыночной цене земли в Воронежской губернии 41 руб. 07 коп. Общая выкупная ссуда крестьян губернии определялась в 14 677029 руб., фактически же выкупные платежи составили 30 702960 руб. Разница в 16 025931 руб., как ростовщический доход, пошла в пользу государства. В результате непомерных годовых окладов из года в год росли недоимки, достигая к середине 80-х гг. XIX в. 108,7% [28].
Крестьяне Воронежской губернии, где земледелие занимало центральное место в хозяйственном балансе, из последних сил платили выкупные долги, ведя тяжелую, порой безнадежную борьбу за существование в условиях сословной неравноправности и юридических ограничений. Они оставались в тяжелом экономическом положении. Мировой посредник первого участка Павловского уезда писал в губернское присутствие: «...многие крестьяне и дворовые люди находятся в весьма жалком положении, находясь в преклонных летах, не имеют ни одежды, достаточной для прикрытия наготы и защиты от дурной погоды, ни пропитания» [29]. Экономическое положение крестьян Воронежской губернии отмечал в своем рапорте сенатор Мордвинов: «...Является неудовлетворительным и даже печальным, оно постоянно и неуклонно падает совершенно независимо от неурожаев, пожаров и других бедствий, поражавших ту или другую местность» [30].
Реформа ударила «одним концом по барину, другим по мужику». Все были недовольны ее содержанием. Реформа носила половинчатый характер, она расчистила путь развитию капитализма в земледелии, что имело прогрессивное значение, так как капитализм означал новую ступень в формировании общественных отношений, но, сохранив остатки крепостничества, реформа не уменьшила основных социально-экономических противоречий, а превратила их из чисто крепостнических в полукрепостнические и вела к усилению новых - капиталистических противоречий. Это явилось основой напряженности в русской деревне. Угнетение и эксплуатация толкали крестьянина к борьбе за демократию, к идеям уничтожения эксплуатации. В то же время хозяйский инстинкт порождал в крестьянине мечты и стремления выйти в люди, са-
мому стать буржуа, замкнуться против всего общества на своем клочке земли.
Сегодня, когда в России все перевернулось и обустраивается, имперский опыт преобразований имеет не только научное, но и важное практическое значение.
Литература:
1. Крестьянский архив, 1936. - Т.1. - С.З.
2. ГАРФ. Ф.109. Секретный архив. Оп.З. Д.2083. Л.5 об.
3. Там же. Д.2104. Л.7.
4. Обзор действий Министерства внутренних дел по крестьянскому делу с января 1861 по 19 февраля 1864 г. - СПб., 1864. - С. 1.
5. Тройницкий А. Крепостное население в России по 10-й народной переписи. Статистическое исследование. -СПб., 1861. - С. 26, 49.
6. Игнатович, И.И. Помещичьи крестьяне накануне освобождения. - М.,1925. - С.73.
7. Литвак, Б.Г. Русская деревня в реформе 1861 г. Черноземный центр 1861-1895 гг. - М., 1972. - С. 56, 153,236.
8. Степынин, В.А. Хроника революционных событий в деревне Воронежской губернии (1861-1917 гг.). - Воронеж, 1977. - С. 4.
9. Материалы по статистике движения землевладения в России. - СПб., 1901. ВыпЛУ - С. 52, 60. (Подсчитано нами. -
B.Ф.).
10. Дружинин, Н.М. Русская деревня на переломе 1861-1880 гг.
- М., 1978. - С. 145.
11. Щербина, Ф. Крестьянское хозяйство по Острогожскому уезду. - Воронеж, 1887. - С.376. Приложения. - С. 42, 49.
12. Тамже. - С. 330.
13. Крестьянская реформа в России 1861 года. Сборник законодательных актов. - М., 1954. - С. 224, 228.
14. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф.26. Оп.1. Д.218. Л.2-2 об.
15. Там же. Оп.2, д.42. Л.43 об.
16. Литвак, Б.Г. Указ. соч. - С.201.
17. РГИФ. Ф.1290. Оп.2. д.152. Л.4.
18. Литвак, Б.Г. Указ.соч. - С.180; Степынин, В.А. Указ.соч. -
C. 4.
19. Энгельгардт, А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887 гг. -М.. 1960. - С.313.
20. ГАВО. Ф.109. 4 эксп. 1868 г. Д.207. Л.11 об.
21. Эртель, А.И. Гарденины, их дворня, приверженцы и враги.
- М., 1933. - Т.2. - С. 429.
22. ГАВО. Ф.26. Оп.1. Д.61, Л.1; Д.222. Л.9.
23. Эртель, А.И. Указ.соч. - Т. 1. - С. 167.
24. Щербина, Ф. Указ.соч. - С. 231.
25. ГАВО. Ф.26. Оп.1. Д.122. Л.135.
26. Щербина, Ф. Указ. соч. - С. 381. Приложение. - С. 45,49.
27. Там же. - С.324, 326.
28. Литвак, Б.Г. Указ.соч. - С. 388, 389.
29. ГАВО. Ф.26. Оп.1. Д.194. Л.162.
30. Ревизовавшего, по высочайшему повелению, Воронежскую и Тамбовскую губернии сенатора Мордвинова всеподданнейший рапорт. - СПб., 1881. - С. 8.
18
