CC BY
68
УДК 930.1
ОТКРЫТАЯ ИСТОРИЯ И ЕЕ ВРАГИ
© 2014 г. А.А. Алферов
Алферов Анатолий Александрович -доктор философских наук, профессор кафедра социальной философии, факультет философии и культурологии, Южный федеральный университет, пр. М. Нагибина, 13, г. Ростов-на-Дону, 344038. E-mail: [email protected].
Alferov Anatoliy Aleksandrovich -
Doctor of Philosophy Sciences, Professor,
Department of Social Philosophy,
Faculty of Philosophy and Culture,
Southern Federal University,
M. Nagibina Ave., 13, Rostov-on-Don, 344038.
E-mail: [email protected].
Вводится понятие «открытой истории», т.е. не ограниченной каким-либо конечным состоянием общества. Анализируются взгляды на историю К. Поппера и Ф. Фукуямы и делается вывод, что оба философа являются противниками открытой истории, у обоих история заканчивается определенным общественным состоянием - обществом либеральной демократии. Но попытки «закрыть» историю противоречат ее истинному характеру и у обоих мыслителей вызваны их политическими предпочтениями.
Ключевые слова: открытое общество, открытая история, историцизм, конец истории, либеральная демократия, неоконсерваторы, К. Поппер, Ф. Фукуяма.
The author introduces the concept of «open history», i.e. not limited to any final state of society. K. Popper's and F. Fukuyama 's points of view on the history are analyzed and it's proved that both ph i-losophers are opposed to the concept of «open history», for the both scientists the history ends in definite social status - society of liberal democracy. But attempts to «close» the history are in contradiction with its true character and are caused by the political preferences of these thinkers.
Keywords: open society, open history, historicism, end of history, liberal democracy, neoconser-vatives, K. Popper, F. Fukuyama.
Тот, кто в названии этой статьи усмотрит связь с известной книгой К. Поппера «Открытое общество и его враги», будет совершенно прав: введение К. Поппером в оборот понятия «открытое общество» [1] провоцирует размышления и об открытой истории. Философ выступил приверженцем «открытого» общества и соответственно критиком «закрытого». Казалось бы, открытому обществу должна соответствовать и открытая история. Однако она у Поппера оказывается закрытой.
В качестве открытого у него фигурирует современное буржуазное общество, буржуазно-демократическое общественное устройство, исторически восходящее к Просвещению. Но почему это общество следует считать открытым и в каком смысле? К. Поппер
рассматривает его с разных сторон - экономической, политической, правовой, моральной, останавливаясь на таких признаках, как частная собственность, верховенство закона, индивидуализм, и выставляя их в качестве характеристик открытого общества, не объясняя, почему его следует считать таковым. Например, не делает общество «открытым» власть закона, поскольку закон всегда что-нибудь ограничивает и в этом смысле функционально выполняет ту же работу, что и традиция или авторитет. Индивидуализм как определенный принцип организации общества и принцип поведения людей тоже не делает его открытым, но вполне служит его сохранению и воспроизводству.
Но один момент, упоминаемый К. Поппе-ром, действительно может «открывать» общество. А именно: современное демократическое общество является самым самокритичным и восприимчивым к реформам из всех, до сих пор существовавших. Это значит, что благодаря присущему ему критицизму оно способно меняться, развиваться, что и характеризует его со стороны «открытости» всему новому. Тут и намечается связь открытого общества с открытой историей, позволяющая сказать, что не может быть одного без другого.
Однако возникает вопрос, как далеко простираются изменения, которые способно принять то или иное общество, являются ли они безграничными или чем-то ограничиваются, «закрываются»? Прежнее общество опиралось на традицию и религиозные установления, которые считались абсолютными, незыблемыми и не могли быть подвергнуты сомнению. А открытое общество Поппера не имеет ничего табуированного и готово пересмотреть все основы, на которых оно покоится? Нет, конечно. В работах «Открытое общество и его враги» и «Нищета истори-цизма» он выступает в качестве идеолога либерализма и не допускает, что можно отказаться от принципов, лежащих в основании этого общества [1, 2]. Показателен в этом смысле характер изменений, которые философ считает приемлемыми для «открытого» общества. Они происходят постепенно и обусловлены текущими потребностями. Проведение изменений К. Поппер именует социальной и частичной инженерией и представляет в качестве научного подхода к социальным преобразованиям, противопоставляя их «утопической социальной инженерии», стремящейся воплотить в жизнь некий образец, идеал социального устройства, что, по его мнению, не есть научный подход к социальному реформированию. «Утопическая социальная инженерия» выдвигает некоторую конечную цель и затем разрабатывает способы ее достижения и этапы на пути к ней, а «научная инженерия» исходит из того, что есть, из наличной социальной действительности и пытается ее как-то улучшить. Если отбросить оценки «научный», «утопический», которые в применении к социальному познанию и социальной практике, как правило, имеют идеологический характер, и взглянуть в основание проводимого Поппе-
ром различения «утопической» и «научной» социальной инженерии, то найдем, что первая не приемлема для него потому, что она предполагает коренные социальные преобразования, он прямо обвиняет ее в радикализме и холизме (стремлении переустроить общество в целом), а вторая является «научной» потому, что она предполагает изменения, не затрагивающие фундаментальных оснований существующего социального порядка.
«Утопическую социальную инженерию» К. Поппер связывал с «историцизмом», т.е. признанием исторической необходимости (признание существования закона или законов, которым подчиняется история) и предсказаниями будущего, которые делаются на основании мнимого постижения этой необходимости (подобные предсказания он называет «историческими пророчествами»). Он выражал убеждение, что никакой исторической необходимости нет и будущее вполне зависит от нас, от человеческой деятельности, подчеркивая, что законы, которым пытаются подчинить историю, не имеют ничего общего по характеру с обычными научными законами, устанавливаемыми естествознанием.
Критика Поппером историцизма нам представляется верной, если под историцизмом понимать именно признание исторической необходимости и не более того. Нужно, однако, заметить, что мнимое постижение последней не обязательно служит предсказаниям будущего, оно может присутствовать и в таких концепциях истории, которые ничего не пророчествуют относительно будущего, потому что склонны завершать историю настоящим (как, например, философия истории Гегеля). С другой стороны, обращенность к будущему и стремление реализовать какой-либо социальный идеал может иметь место и у тех мыслителей, которые не признают исторической необходимости. Отметим также, что в понятие «историцизм» К. Поппер вкладывал более широкое содержание, чем просто утверждение о существовании исторической необходимости, - содержание, которое сближало его с понятием историзма, и критика историцизма у него в сущности оборачивалась критикой историзма.
Историзм есть признание исторической обусловленности всех социальных явлений, для него нет никаких вневременных, внеисто-
рических сущностей, поскольку все подвластно историческим изменениям, все имеет исторически преходящий характер. К. Поппер же был склонен объявить ценности современного либерально-демократического общества именно вневременными, абсолютными. Но тогда история оказывается закрытой, ей некуда и незачем двигаться. К. Поппер жестко привязывался к настоящему и историзм осуждал за «измену» настоящему [1, т. 2]. Дело, однако, заключается в том, что сама история всякий раз совершает именно этот грех - изменяет настоящему, в этом состоит ее сущность и избавить ее от этого недостатка можно единственным способом - завершить, закончить ее тем или иным способом, т.е. убить. Если есть намерение увековечить настоящее, то воевать придется с самой историей. Что же касается исторической необходимости, то историзм не связан с ней неразрывным образом, его можно принимать, не признавая исторической необходимости.
Окончание истории предполагал и Ф. Фу-куяма. Он обращался к Гегелю и соглашался с ним в том, что история идет к своему разумному завершению. Он также вслед за А. Ко-жевым утверждал, что Гегель усмотрел завершение истории в идеях Французской революции, в либеральном государстве (Александр Владимирович Кожев (наст. имя А.В. Кожевников) - французский философ русского происхождения, чьи лекции по Феноменологии духа Гегеля, читавшиеся им в Париже в 1933 - 1939 гг. и изданные в 1947 г., имели значительное влияние на интеллектуальную жизнь Франции, см. [3]). К. Поппер относился к Гегелю резко негативно, обличая в нем теоретика «тоталитаризма» и «историцизма». А Фукуяма благосклонно воспринимает истори-цизм Гегеля и ценит в нем мыслителя, который отчетливо высказал мысль о конце истории, а также согласен с Гегелем в том, что историческое развитие определяется состоянием сознания, идеями. Таким образом, отношение к философии истории Гегеля у К. Поп-пера и Ф. Фукуямы, различно, что свидетельствует о различном понимании ими характера истории. Главное отличие между ними в интерпретации истории состоит в том, что Фу-куяма принимает идею исторической необходимости, а Поппер ее отрицает. Он - специалист в области методологии научного познания - хорошо понимает и объясняет, что не-
обходимость, устанавливаемая для мировой истории человечества, неизбежно будет иметь метафизический характер, независимо от того, мыслится ли она сверхъестественной, трансцендентной или мнимоестественной (эволюционизм). А Ф. Фукуяме, когда он познакомился с интерпретацией Гегеля А. Ко-жевым, понравилась мысль о том, что история имеет направленность, она движется к определенной цели и к своему завершению, что она собственно уже завершилась. Отношение к Гегелю у К. Поппера и Ф. Фукуямы различно, но что касается попыток закрыть историю, свернуть ее, их взгляды в общем совпадают, только делают они это по-разному: К. Поппер -более деликатно, тоньше.
Предполагаемое завершение истории Ф. Фу-куяма связывал с торжеством идеологии либерализма. В своих работах [4, 5] он выражал убеждение в том, что эта идеология победила окончательно. Он утверждал, что с падением фашизма и резким ослаблением позиций марксистской идеологии в мире после известных событий в России и странах Восточной Европы у либеральной идеологии не остается более серьезных конкурентов, жизнеспособных альтернатив. Современная религиозная и националистическая идеологии, по его мнению, такими конкурентами не являются, они проигрывают либерализму в отношении всеобщности и привлекательности. Не видит Ф. Фукуя-ма и внутренних противоречий, которые могли бы подорвать либерализм, с которыми он был бы не в состоянии справиться.
И Фукуяма высказывает убеждение, что победа либеральной идеологии в современном мире отнюдь не случайна, что существует общая эволюционная закономерность для человеческих обществ, ведущая к либеральной демократии, и история человечества определяется именно такой внутренней необходимостью и целью. Провозглашение либеральной демократии исторической необходимостью и целью связано у него с утверждением, что движущей силой истории является стремление человека к признанию со стороны других людей и что либеральная демократия адекватно удовлетворяет эту человеческую потребность, поскольку обеспечивает всеобщее и равное признание человека как такового. В то же время она, дескать, смиряет неумеренную жажду признания отдельных индивидов и сообществ людей, которая является источ-
ником тирании и империализма, вводит ее в безопасные рамки. Теперь остается только закрепить победу либеральной демократии в сознании людей утверждением соответствующего общественного устройства во всех странах мира, и это будет означать окончание истории, выход человечества из истории в постисторию. Ф. Фукуяма писал: «Наблюдаемое ныне - это, возможно, не просто окончание холодной войны или завершение какого-то периода послевоенной истории, но конец истории как таковой; иначе говоря, это финальная точка идеологической эволюции человечества и универсализации либеральной демократии Запада как окончательной формы правительства в человеческом обществе» [4, с. 85].
Ф. Фукуяма пытался вывести направленность истории так же из развития научного знания, каковое через технологию и организацию материального производства, военную технику, систему образования воздействует затем на всю жизнь людей. Развитие Европы, а затем и всего человечества в Новое и новейшее время действительно было связано с наукой, однако какого-либо направления социальных изменений развитие науки не предопределяет. В самом развитии научного знания нет какой-либо направленности, многие научные открытия были сделаны случайно, по-видимому, могли быть сделаны какие-то иные открытия. А затем те или иные научные достижения могут быть использованы в каких-то областях человеческой жизнедеятельности, а могут и не использоваться, или использоваться в другом направлении. Некоторые из важнейших изобретений, сделавших переворот в европейской истории, давно были известны китайцам, однако там они подобного эффекта не имели. Современная наука и техника снабдили нас информационными технологиями, которые могут обеспечить свободное общение людей на всем земном шаре. Но эти технологии могут обеспечить и тотальный контроль над людьми, и определенные политические силы используют такую возможность. Разнонаправленное воздействие на социальную жизнь оказывают в сущности все крупные достижения науки. Рассуждения Ф. Фукуямы об истории строятся на предпосылке, что проделанный человечеством путь развития был единственно возможным, но это иллюзия. Современное историческое состоя-
ние является результатом исторического сцепления разнообразных факторов и обстоятельств, и результат мог получиться иным.
Ф. Фукуяма пытался и прямо связать развитие науки с движением к либеральной демократии. У него выходило, что наука, вызывая рост материального производства и расширяя возможности потребления, способствует формированию человека-потребителя, которого интересует только индивидуальное материальное благополучие, не способного стремиться ни к чему иному и потому оказывающегося благодатной почвой для утверждения либеральной идеологии, для «всеобщего и равного признания». Всякие иные стремления человека у Фукуямы проходят со знаком минус, так как они означают желание выделиться, прославиться в какой-либо области деятельности, не связанной с собственным материальным благополучием, и тем самым нарушают достигнутое всеобщее признание. Человек, который вполне удовлетворится подобным всеобщим признанием его потребительских вожделений, и есть у Фу-куямы «последний человек», вершина исторического развития.
Взгляды американского ученого со временем претерпевали изменения. Так, движущую силу истории он стал связывать не со стремлением людей к признанию, а с модернизацией (т.е. с экономическим развитием), а либеральную демократию стал рассматривать как сопутствующий продукт модернизации. Он попытался отмежеваться от политики неоконсерваторов, с которыми был тесно связан на первом этапе своей карьеры, - от идеологии и политики, провозглашавшей право США насильственно свергать недемократические, нелиберальные режимы в других странах ради приближения окончательной победы либеральной демократии. Однако его расхождение с неоконсерваторами коснулось только тактических вопросов.
Анализируя акцию США в Ираке, он приходит к выводу, что внедрение демократического режима посредством военного вторжения и оккупации страны является очень дорогостоящим и ненадежным методом, предпочтительней использовать «мягкую силу», нельзя действовать так прямолинейно, как Дж. Буш в ситуации с Ираком, пренебрегая мировым общественным мнением и даже мнением ближайших союзников, а нужно все же сооб-
разовываться с ними и пытаться их убедить [6]. Некоторые сомнения относительно будущего либеральной демократии появляются у Фукуямы в откликах на новейшие события, в частности, на мировой финансовый кризис 2008 г. [7]. Американский политолог выражает опасения по поводу того, что современное экономическое развитие ведет к вымыванию среднего класса в развитых странах, а так как средний класс является социальной опорой либеральной демократии, то он призывает противодействовать этой тенденции политическими средствами, с помощью государства, т.е. спасать средний класс и либеральную демократию.
Обращаясь к международной политике, Ф. Фукуяма критиковал политику реализма, которую обосновывал и проводил в свое время Г. Киссинджер, занимавший пост государственного секретаря США в 1973 - 1977 гг. Эта политика исходила из реально сложившейся ситуации на международной арене, где действовали государства с различным общественным строем, и признавала их легитимными субъектами международных отношений, не ставя под сомнение их право на существование. Ф. Фукуяма же считает, что международную политику США должна определять идеология. Это значит, что с государствами либеральной демократии должны быть одни отношения, а с нелиберальными - другие. Поскольку для первых история завершилась, они принадлежат к постисторическому миру, а остальные находятся еще в историческом мире, «застряли в истории».
Ф. Фукуяма также произвольно утверждал, что между государствами либеральной демократии войны уже невозможны - все конфликты между ними не выходят за рамки экономической конкуренции, а вот исторический мир является источником войн, агрессии, империалистических устремлений. Поэтому либеральные государства должны объединиться и совместно противостоять угрозам, исходящим от остального мира, и внедрять там либеральную идеологию как лучший способ справиться с этими угрозами. Таким образом, Ф. Фукуяма решительно делит мир надвое -на «постисторический» и «исторический», белый и черный, мир добра и зла, а право относить кого-либо к тому или другому миру, разумеется, оставляет за собой. Он ставит в заслугу либерализму то, что тот укротил вой-
ны, порождаемые религиозной идеологией, бушевавшие в свое время в Европе, установил религиозную терпимость, но его собственная идеологическая нетерпимость поощряет противостояние, ничуть не уступающее религиозному. Он не может понять, что та миссия по распространению либеральной демократии, которую он взваливает на плечи США и других стран Запада, и является причиной угроз его миру от остального мира, насколько они не вымышлены.
Организация Объединенных Наций, по его мнению, изжила себя, потому что в ней присутствует много нелиберальных государств, которые могут блокировать решения либеральных. Следовало бы создать международную организацию, в которую входили бы только либеральные государства, но проблема заключается в том, как сообщить ей должную легитимность. В этой связи он возлагает надежду на появление новых международных институтов. Они возникнут не на основе договоров между суверенными государствами, отберут функции у старых организаций типа ООН, а также часть суверенитета у государств.
Как видим, Ф. Фукуяма направляет свой удар не только на старые международные организации, которые он обвиняет в неэффективности, но и на суверенные национальные государства. Мироустройство на их основе, по его мнению, устарело, принцип невмешательства во внутренние дела других стран, установленный в свое время Вестфальским мирным договором, больше не актуален. Он говорит, что уважение традиционного государственного суверенитета - это позиция реализма, которая не может быть позицией революционной в последнем счете американской внешней политики [6, с. 235 - 236]. Ф. Фу-куяма делит государства на слабые и сильные, и у него получается, что сильными являются страны либеральной демократии с развитой экономикой и устоявшимися институтами управления, а слабыми - не сумевшие внедрить у себя институты либеральной демократии и не преуспевшие в развитии на этом пути [8]. Суверенитет последних он ставит под сомнение: поскольку они не способны обеспечить у себя должное управление, то должны быть признаны нелегитимными и управлять ими должны США или международное сообщество. «...Мы находимся в пред-
дверии колоссального кризиса утраты суверенности», - предрекает Ф. Фукуяма [6, с. 236]. Для окончания истории, следовательно, требуется еще, ни много ни мало, отобрать суверенитет у большинства развивающихся и у многих развитых стран [6, с. 236]. Это был бы действительно эффектный акт по завершению истории, в сущности - возвращение к колониальной системе.
Остановить историю, однако, невозможно. Она имеет открытый характер, т.е. открыта новому, возникновению новых форм жизни. Изменения происходят рано или поздно во всех сферах жизни общества и под влиянием различных факторов и обстоятельств. В современном мире мощнейшим фактором обновления является наука, но она, как мы отметили, не влечет нас к чему-то определенному, не задает какого-либо направления социальных изменений, тем более не ведет к их прекращению. И если нам кажется, что история уже завершилась или близка к завершению, то это - либо ограниченность нашего воображения, неспособность представить что-то другое, принципиально отличающееся от настоящего, либо религиозная эсхатология, политическая тенденциозность, спекулятивная философская потребность построить завершенную, законченную картину истории.
Исторический процесс развития может быть интерпретирован в категориях возможности и действительности: в нем какие-то возможности реализуются и превращаются в действительность, а из нее проистекают новые возможности. Всякое достигнутое историческое состояние есть результат реализации определенной возможности развития, одной из многих, и это состояние в свой черед беременно еще какими-то возможностями. Разумеется, превращение той или иной возможности в действительность осуществляется в ис-
Поступила в редакцию
тории через человеческую деятельность и сами возможности существуют не иначе, как в деятельности людей.
Исторические возможности, однако, нам не известны - ни относительно прошлого (в нем мы знаем только ту возможность, которая реализовалась, а об иных, которые несомненно были, приходится только гадать), ни, тем более, относительно будущего. Мы, конечно, предполагаем, что наличное историческое состояние ограничивает каким-то образом поле возможностей последующего развития, но это не сообщает нам способности делать научные предсказания относительно будущего, так как мы не знаем ни этих возможностей, ни того, сколько их. Мышление об истории как о возникновении нового подразумевает признание принципиальной неопределенности исторического процесса.
Литература
1. Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. М., 1992.
2. Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993. 188 c.
3. Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003.
4. Фукуяма Ф. Конец истории // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134 - 148.
5. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2004. 588 с.
6. Фукуяма Ф. Америка на распутье: Демократия, власть и неоконсервативное наследие. М., 2008. 282 с.
7. Фукуяма Ф. Будущее истории. URL: http://polismi.ru/politika/geografiya-i-politesy/250-bu-dushchee-istorii.html (дата обращения: 05.12.2013).
8. Фукуяма Ф. Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2007. 220 с.
12 декабря 2013 г.
