CC BY
170
ТЕЧЕСТВЕННАЯ МОДА В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ «СОВЕТСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ» В 20-Е ГОДЫ ХХ ВЕКА
УДК 008:930.85 Н. С. Пунанова
Московский государственный институт культуры
Статья посвящена характерным тенденциям развития отечественной моды в контексте формирования «советской идентичности» в 20-е годы ХХ века. Мода рассматривается как культурная практика, посредством которой осуществляется и репрезентация советской идентичности, и её конструирование; как способ манифестации самоопределения советского гражданина и как инструмент распространения в обществе идеологических и социально-культурных установок государства. В статье автор подчёркивает значение народных традиций в процессе создания массовой советской моды. Анализируются причины актуализации «русской» темы и в западноевропейской моде 20-х годов ХХ столетия, во многом связанной с культурой «русского зарубежья». На примере советской моды рассматриваемого периода автор показывает переход от множества стилевых форматов Серебряного века к доминирующему художественному стилю — конструктивизму.
Ключевые слова-, советская мода, конструирование идентичности, форма репрезентации, советское общество, социально-эстетические представления, народные тенденции, культура русской эмиграции, конструктивизм.
N. S. Punanova
Moscow State Institute of Culture, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury), Bibliotechnaya str., 7, 141406, Khimki city, Moscow region, Russian Federation
DOMESTIC FASHION IN THE CONTEXT OF THE FORMATION OF A "SOVIET IDENTITY" IN THE 20 YEARS OF THE TWENTIETH CENTURY
The article is devoted to the characteristic trends in the domestic fashion in the context of the formation of the "soviet identity" in the 20 years of the twentieth century. Fashion considering as a cultural practice, by which the representation of the Soviet identity and its construction; as a way of an external manifestation soviet citizen self-determination and as a tool of the spread of the ideology and social and cultural attitudes states. The author emphasizes the importance of the folk tradition in the process of creating a mass of Soviet fashion. Analyze the causes of the popularity of "Russian" themes in Western fashion, largely associated with the culture of the "Russian abroad" in the 20 years of the twentieth century. The example of the Soviet fashion of the period, the author shows the transition from multiple formats of the Silver Age style to dominantly the artistic style of constructivism.
Keywords: Soviet fashion, the construction of identity, form of representation, Soviet society, social and aesthetic ideas, popular trends, culture of Russian emigration, constructivism.
В первые годы становления Советской власти отечественная культура претерпевала значительные трансформации. Советы поставили перед обществом конкретную задачу - сформировать новое государство, с новой
политической системой, экономикой, идеологией, культурой и новым «советским человеком». В это время в прессе писали: «Мы живём на вулкане, ещё не остывшем, ещё грозящим новыми потрясениями» [10, с. 2].
ПУНАНОВА НАТАЛИЯ СЕРГЕЕВНА — аспирантка кафедры теории культуры, этики и эстетики социально-гуманитарного факультета Московского государственного института культуры 125
PUNANOVA NATALIA SERGEEVNA - doctoral student of the Department of the theory of culture, ethics and aesthetics, Faculty of Social Sciences and Humanities, Moscow State Institute of Culture
e.mail: n.punanova@yandex.ru © Пунанова Н. С., 2016
Как отмечают историки и философы, большевистская империя станет наследницей царской России. Н. Бердяев запишет в 1937 году: «Русский коммунизм более традицио-нен, чем обыкновенно думают, это и есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи» [4, с. 152].
Исследователи также отмечают и византийский вклад в формирование Советской России. Так, например, «по мнению А. Тойн-би, это византийское наследие возрождалось и в реформах Петра Первого, и в последствиях революционной деятельности Ленина и Троцкого» [30, с. 335]. Цикличность развития отечественной культуры, которую многие исследователи считают отличительной особенностью российской культуры, прослеживается и в это переходное время. Произошедший в начале ХХ столетия «надлом империи» (Н. А. Хренов) в России сопровождался культурным ренессансом, который вошёл в историю отечественной культуры под названием Серебряного века. Исследователи этого периода отмечают, что это была «грандиозная и, может быть, даже беспрецедентная мутация культуры, когда логика истории, что была характерной для предыдущих эпох, нарушается и те фазы, что в истории возникали последовательно, оказывались существующими одновременно» [30, с. 44]. Этот период характеризовался множеством художественных стилей и направлений в отечественном искусстве: «Пренебрегая сакральностью "большого стиля", искусство эпохи надлома рассыпается на множество индивидуальных творческих репрезентаций, рождая эстетические интенции и "маленькие стили", избыточные для жёсткой структуры имперского сознания» [19, с. 95].
Формирование нового социалистического государства и его идеологических основ, конечно, повлияло на формирование новой «советской идентичности». Под идентичностью мы понимаем «осознание индивидом своего единства с культурой того или иного сообщества, глубинное, почти сакраль-
ное переживание этого единства и соответствующие культурные формы его манифестации» [18,с.22]и учитываем, что «идентичность личности во многом формируется социальным контекстом, поскольку представление индивида о себе с неизбежностью предполагает осознание его принадлежности к той или иной общности людей» [18, с. 28]. Как правило, «... процесс осознания групповой общности сопровождается идентификацией индивидов с этнокультурной группой в соответствии с доминирующим основанием социальной консолидации» [18, с. 150].
Важно отметить, что Советский Союз объединял многие народы и представлял собой многонациональное государство. Конечно, это влияло на формирование советской идентичности, носящей интернациональный характер. Как отмечает И. В. Малыгина: «Национальная идентичность сохраняет в своей структуре и "парадигму родства", и этнокультурные основания социальной консолидации, преломляя их, однако, через призму унифицированной гражданской идентичности» [21, с. 13].
Само понятие национального характера, национальной души, национального самосознания «как основной дефиниции нации берёт своё начало в трудах немецких романтиков и получает широкое распространение в трудах русских славянофилов (К. Аксаков, И. Аксаков, И. Киреевский, А. Хомяков и другие), в концепциях культурно-исторических типов Шпенглера и Данилевского, в трудах философов русской эмиграции и русских религиозных философов» [15, с. 5]. Как отмечают современные исследователи: «Нации, национальное представительство, интересы, национальные проекты и т.п. наделяются положительным смыслом как институции (деятельность), способствующие стабилизации, упорядочению культурных, социальных, институциональных структур, организации социального взаимодействия» [12, с. 35]. А сама «проблема идентичности актуализировалась именно с наступлением эпохи модерна» [13, с. 110].
Национальная идентичность в концепциях современных исследователей нередко предстаёт как идентичность конструируемая. В работах Б. Андерсена нация представлена как идея или как проект, конструирующийся с помощью дискурсивных практик: научных, художественных, политических. А «в национальной идее выражается то, чем нация хочет быть для себя, но ещё и то, чем она хочет стать для мира» [22, с. 10]. «В концепции немецкого исследователя Э. Геллнера нация трактуется как форма соединения государства и "высокой" культуры . а национальная идентичность перестаёт быть автономной сферой коллективного субъекта и представляет собой искусственную конструкцию, внедряемую в сознание субъекта при помощи системы социальных институтов» [15, с. 12]. И если социальная реальность создаётся в процессе деятельности конкретных субъектов, то и феномен идентичности во многом является управляемым. Как отмечает В. А. Тишков: «идентичность - это своего рода система культурно-исторических координат, которые изобретаются обществом, могут меняться или подвергаться коррекции в зависимости от политики и других факторов» [31]. Российский учёный подмечает: «идентичности выражаются не только во внутренних ментальных образах, но и во внешних координатах» [31]. К внешним координатам можно отнести традиции, обычаи, правила и нормы, ведь «все этнические, а затем и национальные культуры отличаются более или менее выраженной самобытностью своих конкретно-исторических черт» [29, с. 31]; а также конкретные явления культуры и культурные практики, которые являются маркерами идентичности. Так, говорят о «русском» балете, «русской» опере, «русской» литературе, «русском» театре, в то время как массовая культура и её элементы в современном обществе представляются как лишённый национальных корней «культурный проект глобализации» [20], и «нельзя не видеть, что вектором, определяющим сегодняшнее движение её развития,
выступает глобализация» [25, с. 66].
Однако в 20-е годы ХХ столетия в России мода, как элемент массовой культуры, может рассматриваться как маркер и инструмент формирования новой советской идентичности. Во многом формирование советской моды было связано с заказом власти, пытающейся строить новое государство с новой идеологией и идеалами. В первые годы советской власти складываются новые социальные классы, «нарождается новая публика и в своём количественном отношении она далеко превосходит все виды и типы публики, которые до сих пор имели место. В истории снова возникает ситуация, когда основой развития искусства становятся коллективные ценности» [30, с. 135]. А коллективным ценностям потребовалась общая единая форма выражения. Отчасти советская мода и стала такой формой. Кроме того, Советский Союз формировался как индустриальное государство, а «индустриальная цивилизация вызвала к жизни массовые общества и коллективные формы деятельности. В этом омассовлении жизни многие усматривали стимул для развития искусства, которое, пытаясь соответствовать духу массовости, возрождало имеющие место в истории искусства монументальные формы» [30, с. 135].
Советская власть в первые годы своего существования поставила задачу - построить «новое общество» на принципах социального равенства. А изменение общества требовало трансформации культуры и её составляющих. Культура должна была стать пролетарской, народной и социальной. Конечно, нельзя не отметить и роль народной традиции в формировании советской культуры. Как отмечает Б. Андерсен: «Революционеры наследуют государство у поверженного режима, причём не только территориальные и людские ресурсы, но и коды предшествующей системы» [1, с. 177].
Культура Советского государства учитывала и во многом опиралась на достижения отечественной культуры предшествующих эпох. В. И. Ленин писал: «Строительство
новой культуры возможно только на почве всестороннего усвоения старой культуры» [28, с. 5]. Как отмечает А. А. Аронов: «Ряд факторов свидетельствует о несомненно внимательном отношении Ленина к культурному наследию дореволюционной России и о понимании им необходимости охраны этого наследия» [2, с. 98]. В это же время нарком просвещения А. В. Луначарский отмечал: «Охраняя богатое наследство, во владение которым должен вступить трудовой народ, и покровительствуя новому творчеству, возникающему в самих массах, мы <...> достигли кое-каких результатов, имеющих даже международное значение» [16, с. 12].
Доминирующее положение в самоопределении народа Советы отводили рабочему и крестьянскому классам. В это время известный деятель культуры Е. Б. Вахтангов в дневнике записал: «Революция красной линией разделила мир на "старое" и "новое". <...> И, если художник хочет творить "новое", творить после того, как пришла она - революция, то он должен творить вместе с народом» [28, с. 2]. В советских журналах этого времени писали: «Уже стало совершенно ясно, что искусство должно войти в обиход практических вопросов и в различные отрасли нашей возрождающейся промышленности. Мощное, самостоятельное творчество русских художников должно быть источником новых форм художественной промышленности» [23, с. 3]. Особое внимание отводили культуре быта, не только по содержанию, но и по внешним характеристикам. В сферу заинтересованности властей попал внешний вид и костюм советского человека. Советский костюм и мода этого периода должны были стать внешним выражением социалистической идеологии. Народный комиссар здравоохранения В. А. Семашко в статье, посвящённой советскому костюму, писал: «Вопрос об искусстве одеваться далеко не второстепенный вопрос в нашем быту, одежда играет громадное значение в жизни людей. Прежде всего одежда является внешним мерилом культурности.»
[26, с. 5]. Многие советские художники этого периода также уделяли костюму особое внимание. К. Ф. Юон писал: «Тот крупный сдвиг в культурно-социальных формах жизни, который мы переживаем, - неминуемо захватит и область костюма, - причём не только со своей внешнеэстетической стороны.» [24, с. 6]. Возможно, именно в советское время мода в целом и костюм в частности стали рассматривать как способ внешней манифестации самоопределения человека, а также как инструмент формирования советской идеологии. Мода Советского государства, конечно, влияла на общественное сознание, так как «любое восприятие элементов материальной культуры как знаковых и символических может повлиять на идеологический характер и процессы самовыражения» [32, с. 7]. Это хорошо было продемонстрировано в агитационно-рекламной графике, в советском плакате («Раскрепощённая женщина -строй социализм!», «Выполним план великих работ», «Наши силы неисчислимы» и другие), кино и, конечно, в скульптурных монументальных формах этого периода.
Нельзя не отметить и ещё одну характерную особенность советской моды в начале ХХ столетия - выраженный народный тренд и опору на традицию. Действительно, традиционные мотивы народных росписей, элементы фольклорного творчества, вышивка, ткачество и даже крой народного платья стали основными доминантами в период становления советского костюма. Н. П. Ла-манова в статье о современном костюме в 1924 году писала: «. в народных костюмах, несмотря на всю их зависимость от быта, от традиции, мы видим известную целесообразность, - ту цель, для которой делается платье» [14, с. 62]. Во многом появление традиционных народных мотивов в советском костюме было связано с сознательной ориентацией на народные массы, имеющие крестьянское происхождение. К тому же традиционная русская культура является глубинным основанием и ценностно-смысловым ядром русской идентичности, и её элементы
должны были отразиться в моде. Также можно говорить и о том, что народный тренд был унаследован Советами от искусства модерна и эпохи Серебряного века в России. Можно предположить, что появление русских традиционных мотивов в отечественной моде этого периода было реакцией на распространяющуюся идею интернационала.
Вместе с тем процесс конструирования советской идентичности невозможно представить без использования кодов традиционных культур народов, образующих Советский Союз. Это выразилось в появлении в советской моде некоторых элементов и аксессуаров традиционных костюмов народов СССР. Например, в мужском костюме этого периода были популярны тюбетейки. Идея интернационализма выразилась и в «механическом наложении орнаментальных мотивов прикладного искусства народов СССР на модный силуэт» [9, с. 70].
В поисках объединяющего начала в строительстве социалистической культуры Советы обратились к народным художественным промыслам. Освещая художественно-промышленную выставку, состоявшуюся в Москве в 1923 году, пресса писала: «Перед глазами сквозь деревянную резьбу, сквозь роспись по дереву, сквозь узоры вышивок и кружев, - в какой-то таинственной дымке вдруг развёртываются стороны многоплеменной и разнородной России» [33, с. 42]. А Л. Д. Троцкий после посещения кустарного павильона промышленной выставки в 1924 году напишет: «Сколько достижений и главное - сколько возможностей впереди» [27, с. 55]. Возможно, советская власть видела как технологический, так и художественно-эстетический потенциал в отечественных промыслах, а возможно, народные традиции рассматривались своеобразным консолидирующим основанием новой советской культуры.
Интерес к русской народной традиции в это переломное время прослеживается и в странах Западной Европы. Во многом этому способствовала русская эмиграция, сфор-
мировавшая культуру русского зарубежья. Необходимо отметить, что культура русской эмиграции сумела не просто влиться в западноевропейскую культуру, но и представить уникальность и своеобразие русской культуры Западу. Как пишет А. А. Аронов: «первая послеоктябрьская эмигрантская волна из России . объективно сумела совершить просто немыслимое» [3, с. 18]. Эта волна действительно продолжила историко-культурную миссию Серебряного века. Важно отметить, что культуре русского зарубежья удалось удачно интегрировать тренды русской традиционной культуры в западноевропейские модные тенденции. Александр Васильев в свой книге «Красота в изгнании» отмечает: «Отделки мехом, шапки в форме кичек, вшитые рукава, косоворотки, высокие сапоги - вот далеко не полный перечень элементов "русской моды" в коллекциях больших домов на сезоны 1920-1923 годов» [5, с. 85]. Конечно, интеграцию русских традиций и символических кодов в культуру Запада можно объяснить огромным желанием русских людей сохранить свою культуру, свою идентичность, а также с помощью выразительных форматов позиционировать себя в западном мире. Вероятно и то, что мощная динамичная энергия Серебряного века не могла просто исчезнуть с приходом Октябрьской революции, она должна была вырваться и распространиться, но уже на просторах западного мира. Но необходимо отметить, что подобный выход энергии носил не только бессознательно-эмоциональный характер, а был логичным целенаправленным воспроизводством русской культуры в условиях эмиграции. Как отмечает А. А. Аронов: «У русских изгнанников не было никаких сомнений в исключительной значимости и объективной необходимости их патриотической культурной миссии.» [3, с. 30]. Можно говорить и о том, что творчество русской эмиграции возложило на себя особую миссию - презентации русской культуры и её тенденций в западном мире. Кратко и выразительно сформулировал эту
же мысль Д. Мережковский: «Мы не в изгнании, мы в послании» [3, с. 32].
Роль России этого периода была во многом определяющей для Европы. Происходило не только формирование нового Советского государства, происходило зарождение и распространение идеи о «Мировой революции», несущей коммунистическую идеологию в народные массы уже других государств. Как известно, европейские страны не приветствовали русскую революцию и не сразу признали новое государство в лице Советского Союза. Именно поэтому для советской власти в первые годы существования стояла задача воссоздать «советское лицо». Отечественная мода этого периода, можно сказать, стала таким «лицом». А уже в 1925 году на международной промышленной выставке в Париже советский павильон произвёл очень яркое впечатление на западный мир. Образцы советской моды, разработанные Н. П. Ламановой в соавторстве с художницами В. Мухиной и Е. Прибыльской, были признаны лучшими в мире и получили Гран-при выставки. Модели, разработанные Н. П. Ламановой, демонстрировали не только традиционный народный колорит, они были очень современны, эргономичны, рациональны, они подарили западному миру новый стиль - конструктивизм. В нём отчётливо выразилась жизнестрои-тельная миссия современного искусства, и «на первый план в конструктивизме выйдет уже общественная жизнь и жизнь, связанная с поведением массы. Как утверждает Д. Сарабьянов, этот стиль будет узаконенным в 20-е годы» [30, с. 133]. Русские конструктивисты, можно сказать, «дали толчок развитию магистрального художественного направления искусства ХХ века, изменившего стиль и образ повседневной жизни» [6, с. 145]. Конструктивизм станет первым общим социалистическим стилем в Союзе, а в моде будет не только отражать рациональные и эргономичные тенденции, но и использовать характерные элементы традиционного народного платья. Конструктивизм был
знаком и актуален на Западе в этот период, что свидетельствовало: «мода - это то, что определённая эпоха считает красивым, это вкус эпохи, признаваемый обществом и разделяемый большинством людей» [11, с. 17], а также демонстрировало, что отечественная мода в начальный советский период находилась в общеевропейском векторе развития.
Если обращение отечественной моды начала ХХ века к примордиальным основам традиционной культуры (отразившимся в модных тенденциях модерна) можно объяснить тем, что Российская империя в это время оставалась во многом традиционным аграрным обществом, то мода Советской России может рассматриваться как идеологический конструкт. Сконструированный паттерн внешнего облика «нового» советского общества воплощал в себе мировоззренческие и эстетические приоритеты коммунистической идеологии и социалистической культуры, стал способом манифестации конвенциональных ценностей национального государства нового типа и их позиционирования в мире.
Советская культура и искусство пропагандировали основные постулаты Советского государства. Агитационный плакат, рекламная графика советского периода, кино и скульптура позиционировали «успешность» рабочего класса в советском государстве, формируя необходимое представление о том, что нужно делать и как выглядеть, чтобы стать достойным гражданином своего государства. Не случайно А. В. Луначарский отмечал: «Искусство есть могучее средство заражать окружающих идеалами, чувствами и настроениями. Агитация и пропаганда приобретают особую остроту и действенность, когда они одеваются в привлекательные могучие формы художественности» [17, с. 10]. Нужно также отметить, что «любая стадия развития культуры обладает соответствующими технологиями формирования общественного мнения» [8, с. 63]. В данном случае советская мода, как и советское искусство, «одетая в привлека-
= Философия культуры. Культурология ВНТг 1
тельные могучие формы художественности», оказывала влияние на доминирующие тенденции в социуме и на формирование общественного мнения. Можно сказать, что советская мода создавала характерный модный стандарт (монументальная скульптурная композиция - «Рабочий и колхозница» - очень выразительно олицетворяла этот модный стандарт). Под модными стандартами мы понимаем «разновидность культурных образцов, то есть некие способы или правила поведения или действия, зафиксированные в культуре особыми средствами» [7, с. 24].
В начале ХХ столетия традиционные народные мотивы, отразившиеся в моде модерна, были исключительно декоратив-
Примечания
1. Андерсен Б. Воображаемые сообщества : Размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В. Г. Николаева. Москва : Канон-Пресс-Ц : Кучково поле, 2001. 286, [1] с.
2. Аронов А. А. История русской культуры: узловые вопросы (1Х-ХХ века). Гении русской культуры : учебно-методическое пособие / Московский государственный университет культуры и искусств. Москва : Экон-Информ, 2012. 271 с.
3. Аронов А. А. Культурный ренессанс Русского Зарубежья : учебное пособие для гуманитарных вузов / Московский государственный университет культуры и искусств, Международная педагогическая академия. Москва : Экон-Информ, 2007. 264 с. табл.
4. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма / АН СССР, Научный совет по проблемам культуры. Репринтное воспроизведение. Москва : Наука, 1990. 220, [2] с.
5. Васильев А. Красота в изгнании : [в 2 томах] / науч. ред. Елена Беспалова. Москва : Слово, 2008. Том 2: Русские дома моды: Париж, Лондон, Нью-Йорк. Москва : Слово, 2008. 368 с.
6. В гостях у Родченко и Степановой. Альбом. Москва : Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, 2014. 268 с.
7. Гофман А. Б. Мода и люди : новая теория моды и модного поведения. 5-е изд. Москва : Книжный дом «Университет», 2013. 227 с. ил., табл.
8. Дробышева Е. Э. Культура vs цивилизация: взгляд через «Окно Овертона» // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 5 (67). С. 58-64.
9. Ермилова Д. Ю. История домов моды : учебное пособие для высших учебных заведений. Москва : Академия, 2003. 288 с.
10. Ермаков Е. Психика моды // Искусство одеваться. 1928. № 9. 100 с.
11. К творчеству // Искусство и труд. 1922. № 2. 32 с.
12. Козьякова М. И. Ценности и смыслы «национального проекта»: палимпсест и апокриф // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 4 (66). С. 34-41.
13. Краснопольская А. П. Становление множественной идентичности и принципы коммуникативной рациональности // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 5 (67). С. 109-116.
14. Ламанова Н. П. О современном костюме // Красная нива. 1924. № 27. 24 с.
15. Лукина А. В. Социокультурные технологии формирования национальной идентичности (историко-мето-дологический аспект) : дис. на соиск. учён. степ. кандидата культурологии : 24.00.01 - теория и история культуры (культурология) / Лукина Анастасия Владимировна ; Уральский государственный университет имени А. М. Горького. Екатеринбург, 2004. 156 с.
ными и позиционировали «русский характер» на Западе. Это было продемонстрировано в «Русских сезонах» С. Дягилева, в творческих работах русских художников -модернистов, авангардистов, футуристов, а также в моде русского зарубежья. Советская же мода в начале 1920-х годов, используя элементы традиционной культуры и этнические мотивы, выступала как инструмент конструирования советской гражданственности. И если русская мода в начале ХХ столетия явилась маркером культурной идентичности, то советская мода в начале 1920-х годов не только выступала как способ репрезентации национальной идентичности советских граждан, а непосредственно участвовала в формировании этой идентичности.
16. Луначарский А. В. Речь А. Луначарского перед началом концерта в Большом театре 10 декабря // Вестник театра. 1919. № 46. 50 с.
17. Луначарский А. В. Речь перед спектаклем «Зори» в театре РСФСР // Вестник театра. 1920. № 74.
18. Малыгина И. В. В лабиринтах самоопределения: опыт рефлексии на тему этнокультурной идентичности / Московский государственный университет культуры и искусств. Москва : МГУКИ, 2005. 282 с.
19. Малыгина И. В. Императивы империи. Бегство от свободы или побег из неволи? (О чём умалчивает книга Н. А. Хренова «Культура и империя») // Вопросы культурологии. 2014. № 9. С. 94-98.
20. Малыгина И. В. Массовая культура и казус самоопределения, или Новые идентичности в древних одеждах // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2012. № 6 (50). С. 21-25.
21. Малыгина И. В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика : дис. на соиск. учён. степ. доктора философских наук : 24.00.01 - теория и история культуры / Малыгина Ирина Викторовна ; Московский государственный университет культуры и искусств. Москва, 2005. 305 с.
22. Неженец Н. И. Концепты русского национального характера // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 4 (66). С. 10-14.
23. От редакции // Ателье. 1923. № 1. 50 с.
24. Своевременно ли рабочему и работнице подумать об искусстве одеваться? // Искусство одеваться. 1928. № 1. 100 с.
25. Ремизов В. А. Культура и цивилизация: конформизм и нонконформизм в современной России // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 5 (67). С. 65-71.
26. Семашко Н. А. Гигиена костюма // Искусство одеваться. 1928. № 3. 100 с.
27. Советские кустари // Искусство и промышленность. 1924. № 1. 114 с.
28. С художника спросится // Рабочий и театр. 1924. № 7. 32 с.
29. Флиер А. Я. Некоторые закономерности исторического социокультурного развития // Вестник Московского государственного института культуры. 2015. № 4 (65). С. 30-32.
30. Хренов Н. А. Избранные работы по культурологии. Культура и империя. Москва : Согласие, Артем, 2014. 528 с.
31. Тишков В. А. : личный сайт [Электронный ресурс]. URL: http://www.valerytishkov.ru/cntnt/nauchnaya_/ obrazy_rossii/starie-i-novie-i.html
32. Этнография восточных славян : Очерки традиционной культуры / [К. В. Чистов, М. Г. Рабинович, М. Н. Шмелева и др.] ; отв. ред. К. В. Чистов ; [АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая]. Москва : Наука, 1987. 556, [1] с., [2] л. ил.
33. Язвицкий В. Выставка художественной промышленности в Москве в 1923 г. // Ателье. 1923. № 1. 50 с.
References
1. Andersen B. Voobrazhaemye soobshchestva: Razmyshleniya ob istokakh i rasprostranenii natsionalizma [The imagined communities: Reflections about sources and distribution of nationalism]. Moscow, KANON-press-C Publ., 2001. 287 p.
2. Aronov A. A. Istoriya kul'tury: uzlovye voprosy (1Х-ХХ veka) [History of the Russian culture: nodal questions (9-20th century)]. Moscow, Ekon-Inform Publ., 2012. 271 p.
3. Aronov A. A. Kul'turnyi renessans Russkogo Zarubezhya [Cultural Renaissance of the Russian Abroad]. Moscow, Ekon-Inform Publ., 2007. 264 p.
4. Berdyaev N. A. Istoki i smysl russkogo kommunizma [Sources and sense of the Russian communism]. Moscow, Akademizdatcenter "Nauka" RAS, 1990. 222 p.
5. Vasilyev A. Russkie doma mody: Parizh, London, Nyu-Iork [Russian fashion houses: Paris, London, New York]. Krasota v izgnanii, v 2 tomakh, tom 2 [Beauty in exile, in 2 vol. Vol. 2.]. Moscow, Publishing house «Slovo», 2008. 368 p.
6. V gostyakh u Rodchenko i Stepanovoi. Al'bom [Visiting Rodchenko and Stepanova. The album]. Moscow, Publishing house of Pushkin State Museum of Fine Arts, 2014. 268 p.
7. Gofman A. B. Moda i lyudi. Novaya teoriya mody i modnogo povedeniya [Fashion and people. A new theory of fashion and fashion behavior]. 5nd edition. Moscow, Publishing house «University», 2013. 227 p.
8. Drobysheva E. E. Culture vs Civization: overlook through the "Overton Window". Vestnik Moskovskogo gosu-darstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 5 (67), pp. 58-64. (In Russian).
9. Ermilova D. Yu. Istoriya domov mody [History of fashion houses]. Moscow, Publishing house «Academia», 2003. 288 p.
10. Ermakov E. Psikhika mody [Fashion Psyche]. Iskusstvo odevatsya [The Art of Dress]. 1928, No. 9. 100 p.
11. K tvorchestvu [To creativity]. Iskusstvo i trud [Art and Work]. 1922, No. 2. 32 p.
12. Kozyakova M. I. The values and meanings of the "national project": palimpsest and the apocrypha. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 4 (66), pp. 34-41. (In Russian).
13. Krasnopolskaya A. P. The formation of multiple identities and the principles of communicative rationality. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 5 (67), pp. 109-116. (In Russian).
14. Lamanova N. P. O sovremennom kostyume [About contemporary suit]. Krasnaya niva [Red Field]. 1924, No.27. 24 p.
15. Lukina A. V. Sotsiokul'turnye tekhnologii formirovaniya natsional'noi identichnosti (istoriko-metodologich-eskii aspekt). Diss. kand. kul. [Social and cultural technology of formation of national identity (historical and methodological aspect). Cand. cult. st. diss.]. Ekaterinburg, 2004. 156 p.
16. Lunacharsky A. V. Rech' A. Lunacharskogo pered nachalom kontserta v Bol'shom teatre 10 dekabrya [Lunacharsky's speech before the concert at the Bolshoi Theatre on December 10]. Vestnik Teatra [The Bulletin of Theatre], 1919. № 46. 50 p.
17. Lunacharsky A. V. Rech' pered spektaklem "Zori" v teatre RSFSR [Speech before the performance "Dawns" in the theatre of the RSFSR]. Vestnik Teatra [The Bulletin of Theatre]. 1920. № 74.
18. Malygina I. V. V labirintakh samoopredeleniya: opyt refleksii na temu etnokul'turnoi identichnosti [In the maze of self-determination: the experience of reflection on the theme of ethnic and cultural identity]. Moscow, Publishing house of Moscow State University of Culture and Arts, 2005. 282 p.
19. Malygina I. V. Empire imperatives: flight from freedom or escape from bondage? (Or what the book of N. A. Hrenov "Culture and Empire" holds bask). Voprosy KuTturologii. 2014, No. 9, pp. 94-98. (In Russian)
20. Malygina I. V. Massovaya kul'tura i kazus samoopredeleniya, ili Novye identichnosti v drevnikh odezhdakh [Popular culture and the case of self-determination or new identity in ancient robes]. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2012, No. 6 (50), pp. 21-25.
21. Malygina I. V. Etnokul'turnaya identichnost': ontologiya, morfologiya, dinamika. Diss. dok. filos. nauk [Ethnocultural identity: ontology, morphology, dynamics. Dr.philos. sci. diss.]. Moscow, 2005. 305 p.
22. Nezhenets N. I. Concepts of Russian national character. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 4 (66), pp. 10-14. (In Russian).
23. Ot redaktsii [From edition]. Atelye [Atelier]. 1923. № 1. 50 p.
24. Svoevremenno li rabochemu i rabotnitse podumat' ob iskusstve odevat'sya? [The employee's working time and think about the art of dress?] Iskusstvo odevatsya [The Art of Dress]. 1928, No. 1. 100 p.
25. Remizov V. A. Culture and civilization: conformity and nonconformity in modern Russia. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 5 (67), pp. 64-71. (In Russian).
26. Semashko N. A. Gigiena kostyuma [Health costume dress]. Iskusstvo odevatsya [The Art of Dress]. 1928, No. 3. 100 p.
27. Sovetskie kustari [Soviet handicraftsman]. Iskusstvo ipromyshlennost [The art and industry]. 1924, No. 1. 114 P.
28. S khudozhnika sprositsya [With the artist will be judged]. Rabochii i teatr [Work and Theater]. 1924, No. 7. 32 P.
29. Flier A. Ya. Some regularities of historical sociocultural development. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. 2015, No. 4 (66), pp. 30-34. (In Russian).
30. Khrenov N. A. Chosen works on cultural science. Culture and empire. Moscow, Soglasie Publ., Artem Publ., 2014. 528 p. (In Russian)
31. Tishkov V. A. Personal site. Available at: http://www.valerytishkov.ru/cntnt/nauchnaya_/obrazy_rossii/starie-i-novie-i.html
32. Chistov K. V., ed. Etnografiya vostochnykh slavyan. Ocherki traditsionnoi kul'tury [Ethnography of the Eastern Slavs. Essays on traditional culture]. Moscow, Akademizdatcenter "Nauka" RAS, 1987. 556 p.
33. Yazvitsky V. Vystavka khudozhestvennoi promyshlennosti v Moskve v 1923 g. [The art industry exhibition in Moscow in 1923]. Atelye [Atelier]. 1923, No. 1. 50 p.
