CC BY
45
И. Ю. Крылатова
Уральский государственный юридический университет (Екатеринбург)
ОТДЕЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ НОРМАТИВНО-ПРАВОВОЙ И КОНСТИТУЦИОННО-СУДЕБНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА
Человеческое достоинство представляет собой сложную правовую категорию с элементами неюридического потенциала. Большое количество моральных норм, лежащих в основе понимания сущности человеческого достоинства, делает указанное явление особенно пластичным в свете последних достижений в биотехнологиях и активным пользованием личностью своими соматическими правами. По этой причине значение имеет не только установление единых стандартов закрепления достоинства, но и следование международным принципам закрепления и защиты достоинства личности несмотря на культурно-исторические особенности его восприятия.
Целями работы являются анализ новейших изменений в подходах к пониманию достоинства личности в связи с современными достижениями в международном праве, конституциях зарубежных стран и конституционной доктрине Российской Федерации, формулирование соответствующих выводов и прогнозирование последствий и опасностей отступления национальных законодателей от международных стандартов закрепления достоинства личности.
Позитивно оцениваются попытки оперативной конституционной регламентации достоинства личности после принятия Конвенции о правах человека и биомедицине. Большое внимание уделяется анализу современной конституционно-судебной доктрины в сфере суррогатного материнства и трансплантации (рассмотрены решения Конституционного Суда РФ и особые мнения его судей).
Ключевые слова: достоинство личности, международное нормативное регулирование прав и свобод, внутригосударственное нормативное регулирование прав и свобод, Конституционный Суд РФ, Конвенция о правах человека и биомедицине, соматические права
Для цитирования
Крылатова И. Ю. Отдельные аспекты нормативно-правовой и конституционно-судебной трансформации человеческого достоинства // Российское право: образование, практика, наука. 2021. № 1. С. 4-14. DOI: 10.34076/2410_2709_2021_1_4.
УДК 342.72
Сегодня нет единого подхода к пониманию и нормативно-правовому закреплению человеческого достоинства. В традиционных и новаторских концепциях человеческого достоинства внимание акцентируется на отдельных аспектах.
В частности, достоинство может характеризоваться как динамический принцип1,
1 Riley S. Human Dignity and Institutions: The Changing Circumstances of Justice // URL: https://humandignity. sites.uu.nl (дата обращения: 11.09.2020).
DOI: 10.34076/2410_2709_2021_1_4
высшая2 или нравственно-правовая ценность [Власова 2011: 45], в том числе унифицированная система ценностей3, включая конституционно-правовой аспект [Невинский 2018b: 106], а может и возводиться в ранг
2 Gisbert P. Overcoming Doctrinal School Thought а Unifying Approach for a New Understanding of Human Dignity // URL: https://humandignity.sites.uu.nl/ (дата обращения: 11.09.2020).
3 Rios Oyola S. M. Human Dignity in Times of Transition // URL: https://humandignity.sites.uu.nl (дата обращения: 11.09.2020).
основной нормативной концепции1 или фундаментальной нормативной категории2.
Соглашаясь c позицией последних авторов (A. Etinson, S. M. Rios Oyola), а также c мнением В. В. Невинского о том, что достоинством можно считать некий конституционный ориентир (правило), отметим, что, как любое правило или норма поведения в обществе, достоинство проходит определенную трансформацию. «Временные пределы пребывания человека с момента зародыша могут регулироваться социальными нормами, среди которых особое значение имеют правовые нормы, исходящие от народа или государства» [Невинский 2018а].
На меняющиеся концепции человеческого достоинства влияют не только «классические» исторические, культурные, национальные факторы (которые, как известно, не всегда сопровождаются нормативной регламентацией), но и прежде всего вопросы универсальной правовой регламентации, представляющей для юристов наибольший интерес. Универсальную регламентацию можно условно разделить на международную и национальную с оговоркой, что регламентация может происходить и на наднациональном уровне. В последнем случае, немного перефразируя С. А. Авакьяна, можно отметить, что возникают блоки права, «строящегося посредством соединения внутренних норм конституционного права и правил функционирования институтов», становящихся общими для различных стран и союзов [Ава-кьян 2017: 5] (например, Евросоюз, Союз России и Белорусии и др.). То есть несмотря на существенные различия страны стараются придерживаться единых подходов.
Международный уровень регламентации -более «жесткий» и вследствие этого более эффективный вариант правовой регламентации достоинства личности, так как подразумевает принятие международных нормативных правовых актов, «обобщающих опыт внутригосударственных институтов конституционного права и дополняющих их международным обобщением того, что в последующем долж-
1 Etinson A. What's So Special About Human Dignity// URL: https://humandignity.sites.uu.nl (дата обращения: 11.09.2020).
2 Rios Oyola S. M. Human Dignity in Times of Transition.
но войти и в национальные конституционно-правовые системы» [Авакьян 2017: 7].
На национальном уровне особенности восприятия и попытки регламентации достоинства могут быть связаны с особенностью восприятия его этническими группами или, к примеру, различными конфессиями, а также с особенностями восприятия, вытекающими из национально-территориальных особенностей субъекта РФ в части отношения к репродуктивным правам.
Сегодня прослеживается замкнутый круг правовой регламентации: путем договоренностей государств вырабатывается международный стандарт, который «спускается» для исполнения в национальные системы, где может настолько изменяться в зависимости от особенностей страны, что теряет первоначальное содержание и фактически превращается в национальное правило. Анализируя данную коллизию, можно в полной мере согласиться с мнением М. А. Лихачева о том, что взаимодействие двух систем парадоксально на фоне их конкуренции и стремления к приоритету [Лихачев 2020: 33].
Представляется, что одним из первоисточников указанной трансформации является, как отмечал Н. С. Бондарь, «высокий удельный вес неправового, неюридического нормативного потенциала» [Бондарь 2017] категории достоинства. Иными словами, понимание моральных норм, лежащее в основании явления достоинства, не подверженное четкой правовой регламентации, запускает процесс толкования существа самого явления достоинства и как следствие - различия в правовой регламентации.
В частности, не четко выстроенная лаконичная концепция, а, скорее, декларация принципа человеческого достоинства (в основном как международного принципа) отражена в таких ключевых документах, как Всеобщая декларация прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах, Устав Организации Объединенных Наций и др. Указанный принцип заключается в том, что признание равного достоинства всех членов человеческого сообщества является основой свободы, справедливости и всех неотъемлемых прав личности, условием их существования и соблюдения.
Вместе с тем непредсказуемый век развития биотехнологий обнажает проблему срочной трансформации идеологии, заложенной в указанных документах. Первая декларативная попытка такой трансформации отражена в преамбуле и ст. 1 Конвенции о правах человека и биомедицине (далее - Овьедовская конвенция или Конвенция о биомедицине). Согласно им использование биологии и медицины может привести к действиям, которые поставили бы под угрозу человеческое достоинство, следовательно, требуется не только его гарантирование, но и переосмысление, при котором уважение человека и его достоинства должно сводиться не только к необходимости уважать его как индивидуума, но и к принадлежности его к человеческому роду.
Жесткая международная норма о неприкосновенности достоинства личности в любых условиях смягчается и развивается
в связи с неопределенностью перспектив научных открытий в области биоинженерии
Идея переосмысления человеческого достоинства ведет, по мнению отдельных авторов, и к трансформации подходов к международному нормативному регулированию с преобладанием уже методов «мягкого права», которые позволяют формулировать правила поведения, становящиеся общими стандартами и направлениями правового дискурса. При этом нормы мягкого права остаются гибкими, не ограничивают суверенитет государств, их принимающих1. О данном процессе может свидетельствовать преобладание среди международных документов именно актов рекомендательного характера.
Одним из примеров подобной мягкой трансформации соблюдения принципа неприкосновенности человеческого достоинства, стоящим первым по важности, может служить моральная дилемма по сохранению
1 Косилкин С. В. Рекомендации международных организаций (акты «мягкого права») и законодательство Российской Федерации в сфере правового регулирования геномных исследований: общий тренд, разные подходы // URL: https://eulaw.edu.ru/wp-content/uploads/ 2019/10/rezultaty-simpozium-1.pdf (дата обращения: 01.01.2021); см. также: [Фогельсон 2013: 128-130].
человеческого достоинства при экспериментах над эмбрионом. Жесткие универсальные нормы, закрепленные в Овьедовской конвенции и дополнительных протоколах к ней, а также в перечисленных выше общих международных актах, сглаживаются более детальной регламентацией Парламентской ассамблеи Совета Европы (далее - ПАСЕ) (см., например: Рекомендации ПАСЕ № 1100 (1989) об использовании эмбрионов и плодов в научных целях, № 934 (1982) о генетической инженерии, № 1046 (1986) об использовании эмбрионов и плодов в диагностических, терапевтических, научных, промышленных и коммерческих целях).
В частности, если дословно читать текст Овьедовской конвенции, то можно сделать однозначный вывод о том, что любые эксперименты над эмбрионами запрещены и что необходимо придерживаться жесткого правила о недопустимости нарушения постулата о человеческом достоинстве. В силу ст. 18 Овьедовской конвенции «если закон разрешает проводить исследования на эмбрионах in vitro, он же должен предусматривать надлежащую защиту этого эмбриона. Создание эмбрионов человека в исследовательских целях запрещается». Вместе с тем в развитие данной Конвенции приняты многочисленные рекомендации ПАСЕ, в которых уже не прослеживается подобный императивный запрет. Так, согласно Рекомендации ПАСЕ № 1100 (1989) государства вправе развивать собственное универсальное законодательство и правоприменение, применяя рекомендацию о запрете использования эмбрионов в исследовательских целях лишь в той степени, насколько это возможно.
Иными словами, жесткая международная норма о неприкосновенности достоинства личности в любых условиях смягчается и развивается в связи с неопределенностью перспектив научных открытий в области биоинженерии. Для того чтобы не допустить остановки научного прогресса, трансформируются (повторим) подходы к правовой регламентации самой концепции человеческого достоинства. Международное сообщество вводит все больше оговорок и допущений, влекущих разное понимание категории достоинства личности в геномике, трансплантологии, эмбриологии и т. д.
В свою очередь отдельные государства предпринимают попытки оперативной конституционной нормативной регламентации с учетом национальных особенностей. Обратимся к конституциям, принятым после Конвенции по биомедицине, и к правовому опыту государств, ратифицировавших ее. В частности, Конституция Республики Польша содержит самую развернутую национальную правовую концепцию человеческого достоинства. Прирожденное и неотъемлемое достоинство признается нерушимой основой Республики Польша и источником свобод и прав человека и гражданина (преамбула, ст. 30 и 38)1. Более кратко тезис о признании достоинства в качестве основы государства зафиксирован в Конституции Республики Албания (преамбула, ст. 3) и, наконец, в Союзной Конституции Швейцарской Конфедерации просто говорится о том, что достоинство человека подлежит уважению и охране (ст. 7). Интересен также опыт Финляндии, закрепившей в своей Конституции особое отношение к ребенку как к равному индивиду и одновременно запрет подвергать кого-либо воздействию, унижающему человеческое достоинство (параграфы 1, 6, 7).
Приведенные примеры демонстрируют разницу в национальном мировоззрении и подходах к обязательной нормативной регламентации человеческого достоинства в различных правовых культурах на основе разного исторического опыта и системы рамочной регламентации приоритета прав человека в унитарных и конфедеративных государствах. Так, правовая регламентация достоинства личности в Польше отражает историческую память об оккупации страны фашистской Германией. Статья 81 Конституции Польской Народной Республики 1952 г. (с изм. от 1976 г.) запрещала «унижение гражданина на основании различия национальности, расы или вероисповедания». После Второй мировой войны Польша одной из первых стран провозгласила этот тезис наряду с Федеративной Республикой Германией, Японией и Италией.
В ст. 14 Конституции Японии 1946 г. закреплялось, что «все люди равны перед законом и не могут подвергаться дискриминации
1 Здесь и далее конституции зарубежных стран приводятся по: Конституции государств (стран) мира: URL: https://worldconstitutions.ru.
в политическом, экономическом и социальном отношениях по мотивам расы, религии, пола, социального положения, а также происхождения». Согласно ст. 3 Конституции Итальянской Республики 1947 г. «все граждане имеют одинаковое общественное достоинство без различия пола, расы, языка, религии, политических убеждений, личного и социального положения». И наконец, ст. 1 Основного закона Федеративной Республики Германии 1949 г. гласит, что «человеческое достоинство неприкосновенно».
В продолжение дискуссии о польском опыте необходимо отметить последовательную позицию Польши по вопросу конституционного закрепления постулата о достоинстве личности. Примером является и дискуссия о праве на жизнь и достоинство нерожденного ребенка. По многим экспертным оценкам, Польша имеет самое жесткое законодательство об абортах в Европе. Кроме того, 22 октября 2020 г. Конституционный трибунал Республики Польша вынес решение, согласно которому разрешенный в стране аборт по причине патологии плода противоречит Основному закону. За этим последовал новый виток острейшей морально-этической дискуссии, приведший к тому, что указанное решение не вступило в силу в связи с его неопубликованием по состоянию на 20 января 2021 г.2 Спор о балансе соматических прав по распоряжению своим телом и неприкосновенности жизни и достоинства нерожденного ребенка (с учетом национально-исторической памяти страны и новейших угроз, отраженных в Конвенции о биомедицине), скорее всего, будет развиваться.
В противовес Республике Польша Швейцарская Конфедерация, соблюдавшая нейтралитет во время Второй мировой войны и не имевшая настолько трагического опыта, использует максимально мягкие и сдержанные формулировки при закреплении неприкосновенности человеческого достоинства. Причем интересно то, что Швейцарская Конфедерация, в отличие от Республики Польша, только подписавшей 7 мая 1999 г. Конвенцию по биомедицине, не просто подписала ее в тот же день, но и ратифицировала 27 июля 2008 г.
2 Официальный сайт Конституционного трибунала Республики Польша: URL: http://www.trybunal.gov.pl/ (дата обращения: 20.01.2020).
Таким образом, очевидно всемирное признание необходимости уважения, охраны и защиты достоинства человека как неотъемлемого свойства личности, имеющего универсальную правовую и экзистенциальную природу, культурную и географическую специфику. Растет число универсальных и региональных актов международного публичного европейского права и количество конституций современных государств, которые содержат ясные ссылки на человеческое достоинство [Кравец 2020Ь: 43], вызывающие острейшие современные общественно-правовые и этические дискуссии.
Гарантирование неизменности и универсализма человеческого достоинства на международном и внутригосударственном уровне как отражение сути его незыблемости является важнейшей предпосылкой конструирования человеческого достоинства как национальными государствами, так и международными объединениями.
Таким образом, можно согласиться с мнением И. А. Кравца о том, что существует дилемма признания человеческого достоинства в качестве экзистенциальной или моральной ценности, которая формирует представления о правовой природе и юридических гарантиях (международных и внутригосударственных) достоинства личности [Кравец 2020а: 41].
Несомненно, в данных процессах присутствует своя специфика, но так или иначе и государства, и объединения прислушиваются к соответствующим конституционным и судебным доктринам, а также к правовым позициям высших судов, в силу чего важными представляются не только исключительно сама юридическая сила судебных решений, но и доктринальное видение судейским корпусом проблемы соотношения международных и национальных норм.
Зачастую конституционное нормативное внутригосударственное регулирование в сфере правового регулирования человеческого достоинства сопрягается с поэтапным оформлением и развитием конституционной доктрины в области интерпретации человеческого достоинства (в том числе в сфере репродуктивных технологий). По сути происходит глубокая конституционализация [Крусс 2017] категории достоинства. Н. С. Бондарь указывает, что «без учета правовых позиций Конституционного Суда РФ как квинтэссенции
ценностных начал его решений невозможно в полном объеме представить конституционно-категориальный статус достоинства человека» [Бондарь 2017: 6]. Достаточно отметить, что по состоянию на 20 августа 2020 г. в спра-вочно-правовой системе «КонсультантПлюс» достоинство в различных контекстах упоминается 1235 раз. Таким образом, не вдаваясь в особенности правовой природы конституционной доктрины (опираясь на общепринятую формулировку правовой доктрины как системы идей о праве, имеющих соответствующие формы выражения, признаваемые официально государством или юридической практикой [Шуберт 2017: 49]), можно отметить очевидную первостепенную роль в этом процессе правовых позиций, сформулированных судьями Конституционного Суда РФ.
Традиционно категория достоинства личности встраивалась в элементы конституционного статуса личности, включающие механизм гарантирования, в частности посредством эффективной реализации и защиты прав и свобод человека. Судебным гарантиям исторически отводилось особое место в процедуре обеспечения прав и свобод личности, в том числе при условии неотъемлемости достоинства человека от его сущности и универсальном значении достоинства человека [Конституционное право России 2003: 124, 137, 151]. Выявленный конституционными судами зарубежных стран и Конституционным Судом РФ конституционно-правовой смысл достоинства личности «перевел» данную конструкцию из сферы уголовного и гражданского права в междисциплинарную сферу, использующую медицинские, этические и биоэтические подходы (один из наглядных примеров того - приведенное выше решение Конституционного трибунала Республики Польша по абортам).
В российской правовой системе, несмотря на то что Конституционный Суд РФ ссылается на невозможность создания новых норм в ходе официального толкования Конституции РФ (Определение Конституционного Суда РФ от 1 июля 1999 г. № 98-О), выявленный в истолковании конституционно-правовой смысл правовой нормы обретает новую семантику.
В частности, Суд очень осторожен при разрешении правовых коллизий, связанных с последними достижениями в трансплантации и суррогатном материнстве. На-
пример, в Определении от 4 декабря 2003 г. № 459-О он отметил, что отношения между донором и реципиентом построены на сложной правовой связи, при которой при достижении баланса прав каждой из сторон необходимо учитывать также нравственные аспекты этого вида медицинского вмешательства и принципов как достойного отношения к человеку и его телу после смерти, так и общегуманных принципов, включая один из ключевых биоэтических принципов - максимальное сохранение жизни больного и заботу о его здоровье всеми доступными методами. Право на неприкосновенность в данных отношениях корреспондирует с правом на государственную охрану достоинства личности.
Гарантированность права на достоинство личности со стороны государства, как отмечал в другом своем решении Конституционный Суд РФ, предполагает необходимость создания условий для полного учета мнений ближайших родственников по вопросам правоотношений, возникающих в связи со смертью гражданина. В этом решении подробно исследованы пределы распоряжения человеком и его родственниками своим соматическим правом, в том числе посредством информированного согласия. Конституционный Суд РФ пришел к выводу о допустимости презумпции согласия на изъятие органов с точки зрения как конституционных установлений, так и положений международно-правовых актов. Суд отметил, что развернулась широкая дискуссия по актуальным вопросам медицинской отрасли, подчеркнул деликатность данной проблемы и посчитал преждевременным свое вмешательство в процесс обсуждения законопроекта «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации» (Определение Конституционного Суда РФ от 10 февраля 2016 г. № 224-О).
Другим ярким примером попытки сущностной новейшей интерпретации в связи с применением новых медицинских технологий может служить позиция самого Конституционного Суда РФ и его судей по делам, связанным с суррогатным материнством.
Используя философско-этический обобщающий и междисциплинарный подходы, а также прием «конституционного взвешивания» ценностей с целью соблюдения баланса личных и общественных интересов, Конституционный Суд РФ указал, что наилучшее
обеспечение интересов ребенка связано с его потребностью в любви и постоянной заботе (Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 2015 г. № 15-П). Вместе с тем он неоднократно отказывает в принятии к рассмотрению жалоб граждан, вытекающих из правоотношений по суррогатному материнству (Определения Конституционного Суда РФ от 15 мая 2012 г. № 880-О, от 27 сентября 2018 г. № 2318-О). Представляется, Суд лишь откладывает рассмотрение сущности института суррогатного материнства как нового вида вспомогательных репродуктивных медицинских технологий, получившего широкое распространение в связи с достижениями современной биомедицины. Активное использование гражданами своих соматических прав привело в правоприменении уже не к правовым, а к морально-этическим и биоэтическим коллизиям и необходимости переосмысления самого института материнства, а также обеспечения права новорожденного ребенка на достойную жизнь.
При этом сами судьи Конституционного Суда РФ как в 2012 г., так и в 2018 г. признавали необходимость устранить конкуренцию «материнских» и «отцовских» прав, призывали задуматься об этических основаниях фактического приоритета прав суррогатной матери по отношению к биологической при определении судьбы ребенка, сомневались в следовании отечественного законодателя конвенционным требованиям в сфере прав ребенка, обращали внимание на отсутствие у категории «мать» четкой законодательной дефиниции и на необходимость использования медицинского подхода к определению происхождения человека путем установления совокупности генов. (Особые мнения судей Конституционного Суда РФ С. Д. Князева и Г. А. Гаджиева к Определению Конституционного Суда РФ от 15 мая 2012 г. № 880-О). Необходимость наличия в законодательстве по данному вопросу выверенных, пусть отчасти и оценочных критериев отмечалась А. Н. Кокотовым (Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ А. Н. Коко-това к Определению Конституционного Суда РФ от 27 сентября 2018 г. № 2318-О).
Судьи Конституционного Суда РФ вновь и вновь возвращаются в вопросу суррогатного материнства и установления родительских прав. В 2019 г. Г. А. Гаджиев в своем
особом мнении, не согласившись отчасти с А. Н. Кокотовым, подчеркнул, что надлежащий баланс интересов не всегда может быть заранее установлен законодателем в обобщенной форме ввиду многообразия и специфичности жизненных ситуаций, складывающихся в сфере установления и оспаривания отцовства (материнства). Он отметил, что Европейский Суд по правам человека последовательно исходит из того, что биологические и социальные реалии обычно должны превалировать над правовыми презумпциями и стремлением достичь правовой определенности в семейных отношениях. В связи с этим следует избегать строго формального подхода к предмету проверки подобных дел, учитывая их деликатный характер (Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ Г. А. Гаджиева к Определению Конституционного Суда РФ от 28 февраля 2019 г. № 397-О).
В свете заявленной Конституционным Судом РФ позиции о праве Российской Федерации решать отдельные вопросы законодательного регулирования в сферах, затрагивающих сексуальные и связанные с ними межличностные отношения, не отрицая при этом необходимости учета требований Конституции Российской Федерации и международно-правовых актов относительно индивидуальной автономии личности (Заключение Конституционного Суда РФ от 16 марта 2020 г. № 1-З), остается надеяться на появление новых конституционно-судебных правовых позиций.
Интересно, что концепция негативного понятия неприкосновенности достоинства, через которую в основном формировалась практика конституционных судов, раскрывающая и формулирующая сущность запретов, связанных с его реализацией, в отношении соматических прав трансформируется в более позитивное право, наоборот связанное с активным разрешением личности к пользованию своими правами через свободу распоряжения своими клетками, органами и тканями. В связи с этим согласимся с Н. С. Плотниковым в том, что сегодня достоинство становится одновременно и описанием, и неким предписанием, что является предметом дальнейшей философско-правовой дискуссии1.
1 Плотников Н. С. Достоинство как правовая категория // URL: https://postnauka.ru/video/12371 (дата обращения: 01.01.2021).
Таким образом, в процессе изменения под воздействием биомедицинской революции достоинство личности вплотную подходит к биоэтическим стандартам, берущим начало из деонтологии и медицинской этики, но расширившимся в связи с новыми достижениями и вызовами современности. В связи с этим актуальным стал вопрос о возможности адаптации современной концепции достоинства личности к нормативным государственно-правовым стандартам, а также о выделении постоянных и вариативных частей категории достоинства на международном и внутригосударственном уровне.
На первый взгляд, неочевидным элементом трансформации сущностного наполнения права на достоинство личности является возможность процедурного применения норм международного права в сфере национального нормативного регулирования. Дискуссия о соотношении ст. 79 и 125 Конституции РФ, возникшая после принятия конституционных поправок в 2020 г., обнажила сложность надлежащей защиты права на достоинство личности при выявлении Конституционным Судом РФ в конкретных делах примата внутринационального регулирования над международным.
Изменение подходов к гарантированию судебной защиты достоинства личности как процессуальной гарантии в данном случае может привести к тому, что станет затруднительна сама реализация права на достоинство. Одновременно с этим при невозможности применения в отдельных случаях международных стандартов возникнет потенциальная опасность фактического (правоприменительного) пересмотра и переоценки нормативной концепции человеческого достоинства на национальном уровне.
Как отметил Конституционный Суд РФ, решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации, не подлежат исполнению. Данный механизм «предназначен не для утверждения отказа от исполнения международных договоров и основанных на них решений межгосударственных юрисдикционных органов, а для выработки конституционно приемлемого способа исполнения таких решений Российской Феде-
рацией при неуклонном обеспечении высшей юридической силы Конституции Российской Федерации в российской правовой системе, составной частью которой являются односторонние и многосторонние международные договоры России, в том числе предусматривающие соответствующие правомочия межгосударственных юрисдикций» (Заключение Конституционного Суда РФ от 16 марта 2020 г. № 1-З). Принцип верховенства и высшей юридической силы Конституции Российской Федерации в правовой системе России выступает основополагающим в правоприменительном процессе (Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 г. № 12-П).
Приведенная позиция российского суда совпадает с выводами Ю. А. Ялунера об опыте конституционной юстиции ФРГ, когда Федеральный Конституционный суд Германии подчеркивал необходимость использования Овьедовской конвенции в качестве вспомогательного средства толкования принципов и прав, закрепленных в Основном законе [Ялунер 2019: 20].
Данная правовая позиция КС РФ вызывает оживленные споры. В частности, отмечалось, что, признавая фундаментальное значение европейской системы защиты прав, Конституционный Суд РФ оставляет за собой право поиска границ компромисса [Султанов 2016: 441], в силу того что взаимодействие европейского и конституционного правопорядка невозможно в условиях субординации, поскольку диалог является основой их равновесия [Корякин 2019: 7]. Подчеркивалось, что возможность согласования решений международных судебных органов допускается путем конкретизации структуры межсудебного диалога [Морщакова 2017: 117]. В частности, С. А. Белов отмечал, что исходя из логики национального права Конституционный Суд РФ абсолютно прав. Однако логика международного права другая и не стыкуется с логикой конституционной. Это определенный правовой парадокс: мы видим буквальные противоречия между положениями Конституции, провозглашающими ее верховенство, и положениями Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., где сказано, что государства не могут ссылаться на нормы национального права для обоснования неисполнения меж-
дународных обязательств. Между этими нормами найти компромисс довольно сложно, и он не может быть формальным1.
Можно предположить, что проблема несколько глубже, если ее рассматривать в части соотношения международных и внутригосударственных норм о человеческом достоинстве, так как это соотношение уже переходит на ценностный уровень. И в данном случае может сформироваться коллизия между приоритетной защитой права личности на достоинство с использованием всех доступных механизмов (как национальных, так и международных) и приоритетной защитой публичных интересов или «ценностей государства, зачастую представляемых как интересы общества» [Кондрашев 2017: 12].
Таким образом, дискуссия об изменениях, внесенных в ст. 79 и 125 Конституции РФ, еще раз подтверждает тезис о цикличном процессе трансформации онтологического и семантического подходов к пониманию и нормативному закреплению механизма защиты прав и свобод человека, включая его право на достоинство, не только путем уточнения действующих национальных правовых норм (вплоть до полного изменения сущности идеи, заложенной в международных нормативных актах), но и процедурным путем посредством неприменения отдельных решений на основе выводов Конституционного Суда РФ.
Не вдаваясь в научно-практическую дискуссию о соотношении правовой силы решений различных судов, отметим, что в данной ситуации могут возникнуть множественные угрозы для гарантирования соблюдения достоинства человека в Российской Федерации, так как могут сужаться правопонимание и восприятие человеческого достоинства. Сама же идея достоинства личности, выработанная международным и национальным опытом, как представляется, будет незначительно меняться посредством мягкого расширения и углубления ее семантического и онтологического поля с учетом интерпретаций органа конституционного правосудия в изменяющихся правоотношениях в области биоэтики и биомедицинского права.
1 Белов С. А. Невозможно подходить к России с мерками западноевропейского общества // URL: https://www.kommersant.ru/doc/4233288 (дата обращения: 15.12.2020).
Список литературы
Авакьян С. А. Основные тенденции современного развития конституционного права // Конституционное и муниципальное право. 2017. № 4. С. 5-7.
Бондарь Н. С. Конституционная категория достоинства личности в ценностном измерении: теория и судебная практика // Конституционное и муниципальное право. 2017. № 4. С. 19-31.
Власова О. В. Достоинство человека как нравственно-правовая ценность: общетеоретическое исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов: Сарат. гос. акад. права, 2011. 417 с.
Кондрашев А. А. Конституционные ценности в современном Российском государстве: о конфликтах и девальвациях // Конституционное и муниципальное право. 2017. № 1. С. 6-12.
Конституционное право России: учеб. / отв. ред. А. Н. Кокотов, М. И. Кукушкин. М.: Юристъ, 2003. 538 с.
Корякин К. Д. Формирование доктрины правовой идентичности в Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 9. С. 7-10.
Кравец И. А. Dignitatis Humanae, современный конституционализм и правовая экзистенция: филолсофско-антропологические, конституционные, международно-правовые и социально-политические аспекты (часть 1) // Общественные науки и современность. 2020a. № 5. С. 38-52. DOI: 10.31857/S086904990013046-2
Кравец И. А. Конституционализация достоинства личности и перспективы права на социальное благополучие // Государство и право. 2020b. Вып. 1. С. 41-53. DOI: 10.31857/ S013207690008349-5.
Крусс В. И. Конституционализация права: основы теории. М.: Норма; Инфа-М, 2017. 240 с.
Лихачев М. А. Международное и внутригосударственное право: есть ли первый среди равных? // Российский юридический журнал. 2020. № 3. С. 30-43.
Морщакова Т. Г. О некоторых актуальных проблемах конституционного правосудия // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 3. С. 117-124.
Невинский В. В. Право человека на достойную жизнь в системе конституционных ценностей (не взятый рубеж постсоветской истории) // Конституционное и муниципальное право. 2018a. № 12. С. 56-65.
Невинский В. В. Сущность и универсализация конституционных ценностей в современном обществе // Lex Russia. 2018b. № 11. С. 106-120.
Султанов А. Р. Теория и практика коллизии норм в свете теории соотношения норм международного и национального права // Теория государства и права в науке, образовании, практике / отв. ред. Т. Я. Хабриева. М.: Издат. дом «Юриспруденция», 2016. С. 441-450.
Фогельсон Ю. Б. Мягкое право в современном правовом дискурсе // Журнал российского права. 2013. № 5. С. 37-47.
Шуберт Т. Э. Роль доктрины в законотворчестве и правоприменении (на примере Конституционного Суда Российской Федерации) // Журнал российского права. 2017. № 2. С. 48-56. DOI: 10.12737/24114.
Ялунер Ю. А. Проблемы имплементации решений Европейского Суда по правам человека в интерпретации Федерального Конституционного суда Германии: значение немецкого опыта для российского правопорядка // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 5. С. 20-26.
Ирина Юрьевна Крылатова - кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного права Уральского государственного юридического университета, директор Центра биоэтики и права Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: [email protected].
ORCID: 0000-0003-4624-998X
Legal Transformation of Human Dignity
Human dignity is a complex legal category with large percentage of non-legal nature. Moral and ethic norms are a core stone of human dignity making the dignity concept extremely flexible. This can be seen in biomedical sphere and in the latest challenges of biotechnologies where people have become active users of their somatic rights. Comprehensive understanding of human dignity concept is a matter of understanding the limits of enjoyment of somatic human rights which are currently in focus of biotechnological achievements. With this respect the international principle of inherent dignity should be the key principle of national rule of law and legislation. Intense national debate about human dignity focuses on various cultural and historical traditions and should not reduce the international understanding and international guaranties of human dignity protection.
This paper reviews legal transformation of the issue of human dignity and the essence of this category in the light of biomedical breakthrough. The discussion will turn to human dignity as it is understood in international law, domestic constitutional law of foreign countries and constitutional doctrine. Starting with the analysis of various approaches of stipulation of dignity at international and domestic level, the paper indicated the risk of setback to the achievements in reaching international consensus of inherent dignity. The author overviews the most important constitutional amendments focused on human dignity as a key concept of legal system in foreign countries after adoption the Oviedo Convention.
Based on the analysis of the practice of the Constitutional Court of the Russian Federation and separate opinions of its judges in the sphere of surrogacy motherhood and organ donation the author makes the conclusion about the interdisciplinary transformation process of the human dignity concept and its nature.
Keywords: human dignity, international regulation of rights and freedoms, national regulation of rights and freedoms, the Constitutional Court of Russia, Convention on Human Rights and Biomedicine, somatic rights
Recommended citation
Krylatova I. Yu. Otdel'nye aspekty normativno-pravovoi i konstitutsionno-sudebnoi transformatsii chelovecheskogo dostoinstva [Legal Transformation of Human Dignity], Rossiiskoe pravo: obrazovanie, praktika, nauka, 2021, no. 1, pp. 4-14, DOI: 10.34076/2410_2709_2021_1_4.
References
Avak'yan S. A. Osnovnye tendentsii sovremennogo razvitiya konstitutsionnogo prava [Principal Tendencies of Contemporary Constitutional Law Development], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2017, no. 4, pp. 5-7.
Bondar' N. S. Konstitutsionnaya kategoriya dostoinstva lichnosti v tsennostnom izmerenii: teoriya i sudebnaya praktika [Constitutional Category of Human Dignity in Value-Based Measurement: Theory and Court Practice], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2017, no. 4, pp. 19-31.
Fogel'son Yu. B. Myagkoe pravo v sovremennom pravovom diskurse [Soft Law in Contemporary Legal Discourse], Zhurnal rossiiskogo prava, 2013, no. 5, pp. 37-47.
Kondrashev A. A. Konstitutsionnye tsennosti v sovremennom rossiiskom gosudarstve:
0 konfliktakh i deval'vatsiyakh [Constitutional Values in the Morden Russian State: Conflicts and Devaluations], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2017, no. 1, pp. 6-12.
Kokotov A. N., Kukushkin M. I. (eds.) Konstitutsionnoe pravo Rossii [The Constitutional Law of Russia], Moscow, Yurist, 2003, 538p.
Koryakin K. D. Formirovanie doktriny pravovoi identichnosti v Rossiiskoi Federatsii [The Establishment of the Legal Identity Doctrine in the Russian Federation], Konstitutsionnoe
1 munitsipal'noe pravo, 2019, no. 9, pp. 7-10.
Kravets I. A. Dignitatis Humanae, sovremennyi konstitutsionalizm i pravovaya ekzistentsiya: filolsofsko-antropologicheskie, konstitutsionnye, mezhdunarodno-pravovye i sotsial'no-politicheskie aspekty (chast' 1) [Dignitatis Humanae, Modern Constitutionalism and Legal Existence: Philosophical
and Anthropological, Constitutional, International Legal and Socio-Political Aspects (Part 1)], Social Sciences and Contemporary World, 2020a, no. 5, pp. 38-52, DOI: 10.31857/S086904990013046-2.
Kravets I. A. Konstitutsionalizatsiya dostoinstva lichnosti i perspektivy prava na sotsial'noe blagopoluchie [Constitutionalization of Human Dignity and Prospects for the Right to Social Well-Being], State and Law, 2020b, no. 1, pp. 41-53, DOI: 10.31857/S013207690008349-5.
Kruss V. I. Konstitutsionalizatsiya prava: osnovy teorii [Law Constitutionalization: Basic Theory], Moscow, Norma, Infra-M, 2017, 240 p.
Likhachev M. A. Mezhdunarodnoe i vnutrigosudarstvennoe pravo: est' li pervyi sredi ravnykh? [International and Domestic Law: What's the Last but not the Least?], Zhurnal rossiiskogo prava, 2020, no. 3, pp. 30-43.
Morshchakova T. G. O nekotorykh aktual'nykh problemakh konstitutsionnogo pravosudiya [Some Current Issues of Constitutional Justice Development in Russia], Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, 2017, no. 3, pp. 117-124.
Nevinskii V. V. Sushchnost' i universalizatsiya konstitutsionnykh tsennostei v sovremennom obshchestve [Essence of the Universalization of Constitutional Values in Modern Society], Lex Russia, 2018b, no. 11, pp. 106-120.
Nevinskii V. V. Pravo cheloveka na dostoinuyu zhizn' v sisteme konstitutsionnykh tsennostei (ne vzyatyi rubezh postsovetskoi istorii) [The Human Right to the Decent Life in the System of Constitutional Values of Russia (an Unconquered Milestone of the Post-Soviet History], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2018a, no. 12, pp. 56-65.
Shubert T. E. Rol' doktriny v zakonotvorchestve i pravoprimenenii (na primere Konstitutsionnogo Suda Rossiiskoi Federatsii) [Role of the Doctrine in Legal Drafting and Enforcement (Evidence from the Constitutional Court of the Russian Federation)], Zhurnal rossiiskogo prava, 2017, no. 2, pp. 48-56, DOI: 10.12737/24114.
Sultanov A. R. Teoriya i praktika kollizii norm v svete teorii sootnosheniya norm mezhdunarodnogo i natsional'nogo prava [Theory and Practice of Balance between International and Domestic Law], Khabrieva T. Ya. (ed.) Teoriya gosudarstva i prava v nauke, obrazovanii, praktike [Theory State and Law in Science, Educations, Practice], Moscow, Yurisprudentsiya, 2016, pp. 441-450.
Vlasova O. V. Dostoinstvo cheloveka kak nravstvenno-pravovaya tsennost': obshcheteoritiches-koe issledovanie [Human Dignity as a Moral and Legal Value: General Theoretical Research]: doct. jur. sc. thesis, Saratov, Sarat. gos. akad. prava, 2011, 417 p.
Yaluner Yu. A. Problemy implementatsii reshenii Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka v interpretatsii Federal'nogo Konstitutsionnogo suda Germanii: znachenie nemetskogo opyta dlya rossiiskogo pravoporyadka [Issues of Implementation of the Judgments of the European Court of Human Rights in the Interpretation of the Federal Constitutional Court of Germany: the Importance of German Experience for the Russian Law and Order], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2019, no. 5, pp. 20-26.
Irina Krylatova - candidate of juridical sciences, associate professor of the Constitutional law department, director of the Centre of bioethics and law, Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomolskaya str., 21. E-mail: [email protected].
ORCID: 0000-0003-4624-998X
Дата поступления в редакцию / Received: 17.09.2020
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 01.02.2021
