Научная статья на тему 'От «Слабой былинки» к «Мыслящей тростинке»: об истории переводов «Мыслей» Паскаля'

От «Слабой былинки» к «Мыслящей тростинке»: об истории переводов «Мыслей» Паскаля Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
915
251
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Б. ПАСКАЛЬ / МЫСЛЯЩИЙ ТРОСТНИК / ПОНИМАНИЕ / ПЕРЕВОД / B. PASCAL / THINKING REED / UNDERSTANDING / TRANSLATION

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Алташина Вероника Дмитриевна

Правильное понимание «Мыслей» Блеза Паскаля и их адекватное выражение на русском языке встречает на своем пути ряд препятствий. Ни один из русских переводов не сохраняет стилистических особенностей оригинала, не достигает желанной гармонии философского, образного и грамматического начал.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

From the «Weak Rush» to the «Thinking Reed»: on the History of Translations of Pascal’s «Thoughts»

The right understanding of Blaise Pascal’s «Thoughts» and its adequate expression in the Russian language meets numerous obstacles. No Russian translation has kept safe original stylistic features and reached desired harmony of philosophical, figurative, and grammatical elements.

Текст научной работы на тему «От «Слабой былинки» к «Мыслящей тростинке»: об истории переводов «Мыслей» Паскаля»

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Имена и сюжеты

В. Д. Алташина

от «СлАБой Былинки» к «мыСлящЕй троСтинкЕ»: об истории переводов «мыслей» паскаля1

Э.-М. Вогюэ (1848—1910), знаток и пропагандист русской литературы во Франции, писал, что удовольствие от чтения неудачного, хотя и добротного, перевода такое же, как от созерцания трупа красавицы, душа которой уже отлетела от тела. Гейне сравнил перевод с женщиной: если верна, то некрасива, если красива, то неверна. Переводы «Мыслей» Паскаля на русский язык и неверны и некрасивы, в них нет ни красивого тела, ни прекрасной души: русский Паскаль все еще «ряб лицом», как некогда заметил Л. Толстой. Какого же Паскаля читаем мы до сих пор на русском языке?

Несмотря на то что весьма авторитетные авторы2 указывают на то, что некоторые мысли Паскаля были переведены и опубликованы с 1777 по 1780 гг. в «Утреннем свете» Новикова, это не верно: под паскалевской маской скрывается «Продолжение «Характеров» Феофраста и «Мыслей» Паскаля», написанное П.-Ж. Брийоном в 1697 г., как это убедительно доказывает С. М. Власов3.

Впервые русский читатель смог открыть для себя Паскаля лишь в 1843 г., когда появился перевод, сделанный И. Бутовским. Хотя этот перевод получил высокую оценку В. Г. Белинского, который писал, что переводчик «заслуживает полную благодарность за перевод дельной книги»4, читатель вряд ли мог составить себе верное представление о труде Паскаля, ибо под общим заглавием «Мысли» были собраны разные философские трактаты, а самая значительная часть, связанная с религией, была и вовсе опущена. Но винить в этом переводчика не приходится: его перевод точно

1 Статья написана в рамках проекта РГНФ № 12-04-00180 «Блез Паскаль: pro et contra: Личность и творческое наследие Паскаля в восприятии и оценке русских философов и писателей».

2 Кляус Е. М., Погребысский И. Б., Франкфурт У И. Паскаль (1623-1662). — М., 1971; Стрельцова Г. Я. Паскаль и европейская культура. — М., 1994; Тарасов Б. Н. Мыслящий тростник: Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. — М., 2005.

3 Власов С. В. Первое знакомство с «Мнениями Паскаля» в России: перевод ПсевдоПаскаля в «Утреннем свете» Н. И. Новикова // Зарубежная литература в университетском образовании. — СПб., 2012. — С. 59-60.

4 Кляус Е. М., Погребысский И. Б., Франкфурт У И. Паскаль (1623-1662). — М., 1971. — С. 304.

Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2012. Том 13. Выпуск 4

105

соответствует первому тому издания Ренуара, вышедшему в 1803 г. и неоднократно переиздававшемуся на протяжении двух десятилетий. Любопытное совпадение: русский перевод выходит в знаковый для изданий Паскаля год, начиная с которого последуют переиздания «Мыслей» в связи со знаменитым выступлением В. Кузена во Французской академии о необходимости нового издания, соответствующего подлиннику.

И. Бутовский явился основоположником широко практиковавшего в дальнейшем перевода избранных мыслей Паскаля (Орлов, Гюнсбург), правда, вкупе с мыслями Ларошфуко, Лабрюйера и других французских моралистов XVII-XVIII вв.

Первый более основательный (260 с.), хотя и не полный, перевод, сделанный П. Д. Первовым, появился в конце XIX в., в 1888 г. (переиздан в 1899 и 1905 гг.), на основании издания Ш. Луандра 1854 г., переизданного в 1866 г. Как указывает французский редактор, текст соответствует подлинному рукописному тексту, однако и в нем сохранено предложенное в более ранних изданиях (Боссю) деление на две части: о человеке и о религии, чего самим Паскалем предусмотрено не было, но что стабильно сохранялось и в более поздних изданиях, где уже четко было выделено две части: Человек без Бога и Человек с Богом.

В следующем году выходит книга А. И. Орлова «Французский мудрец Влас Паскаль. Его жизнь и труды» (переиздана в 1911 г.), составитель которой выбирает, как об этом пишут многоуважаемые авторы Кляус, Погребысский, Франкфурт5, «преимущественно религиозные мысли». Утверждение, не соответствующее действительности: Орлов делает краткий перевод все тех же мыслей о величии и ничтожестве человека, которые уже были переведены Бутовским, но в еще меньшем объеме. Как отмечают все те же исследователи, этот план и перевод был одобрен Л. Толстым (к этому я еще вернусь, говоря о переводах самого Толстого), который посоветовал свое расположение материала, однако это совместное начинание завершено не было. Об интересе Л. Толстого к Паскалю свидетельствуют и его собственные произведения: «Круг чтения» (1904-1908) и «Путь жизни» (1910), в которых «Мысли» цитируются более 200 раз: в последнем больше Паскаля упоминается только Иисус Христос. В этих книгах Паскаль заговорил языком Толстого, который с увлечением переводит поразившие его отрывки.

В 1892 г. (переиздан в 1902 г.) выходит новый перевод С. Долгова, впервые с некоторыми комментариями, заимствованными из французского источника. К сожалению, пока мне не удалось установить, на какое французское издание опирался переводчик: по результатам просмотра несколько десятков различных изданий Паскаля этого периода полного совпадения ни с одним обнаружено не было. Можно предположить, что переводчик проявляет самостоятельность в расположении материала, перенимая опыт французских издателей, весьма вольно обращавшихся с материалом. Задача поисков источника — не из простых, ибо Паскаль переиздавался в огромном количестве, и каждый издатель старался внести свою лепту в труд мыслителя.

Затем Паскаль был забыт почти на 70 лет, и новый перевод Э. Линецкой был изначально напечатан в значительном сокращении в сборнике «Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры» в 1974 г. Полный же перевод, сделанный по изданию Ж. Шевалье в «Плеяде» 1954 г., вышел лишь в 1995 г. В этом же году появился и новый перевод, сделанный Ю. Гинзбург, который регулярно переиздается в последние десятилетия. Отмечу, что переводчица, претендуя на научность и полноту издания, не указывает при этом источник, на основании которого

5 Там же. С. 321.

был сделан данный перевод, хотя отмечает, что в скобках приводятся номера мыслей по «самому распространенному и уже использовавшемуся нашими переводчиками» изданию Брунсвика. Видимо, под «нашими переводчиками» имеется в виду Э. Линецкая, ибо изданием Брунсвика пользовалась лишь она. Как удалось определить, Ю. Гинзбург делает перевод на основании издания Лафюма (1952), не самому авторитетному в 1990-х гг., когда уже вышли в свет издания одного из крупнейших специалистов по Паскалю Менара (1964) и Ле Герна (1977).

В 1994 г. О. Хома, возродив перевод Долгова, издает в Москве и Киеве в издательстве под знаковым для Паскаля названием Пор-Рояль не только «Мысли», но и «Провинциальные письма», а также «Трактаты, полемические сочинения и письма» — целых три тома паскалевских сочинений.

В качестве курьеза отмечу и книгу В. Халтомы «Импровизация на тему: французские моралисты», вышедшую в 2010 г. в Москве, где избранные мысли, приведенные в переводе Ю. Гинзбург, переложены автором в назидательные четверостишия.

Обратимся к анализу вариантов перевода одной из самых знаменитых мыслей о мыслящем тростнике, которая в издании Брунсвика идет под № 347, в издании Лафумы — № 200 и у Ле Герна — № 186.

L'homme n'est qu'un roseau, le plus faible de la nature, mais c'est un roseau pensant. Il ne faut pas que l’univers entier s’arme pour lecraser; une vapeur, une goutte deau suffit pour le tuer. Mais quand l’univers lecraserait, l’homme serait encore plus noble que ce qui le tue puisqu’il sait qu’il meurt et l’avantage que l’univers a sur lui, l’univers nen sait rien.

Toute notre dignite consiste dono en la pensee. Cest de la qu’il faut nous relever et non de l’espace et de la duree, que nous ne saurions remplir.

Travaillons donc a bien penser: voila le principe de la morale.

Бутовский:

Человек есть не что иное, как слабая былинка в природе; но это — былинка мыслящая. Не нужно целой вселенной вооружаться, чтобы подавить ее. Одно испарение, одна капля воды может ее убить. Но хотя бы вселенная и раздавила человека: он все остается превосходнее того, что умертвило его: он знает, что он умирает; а вселенная не знает своего преимущества перед ним! Итак, все наше достоинство заключается в способности мыслить. Ею-то должно возвышаться, а не пространством, которое занимаем в природе, и не продолжительностью нашего существования. Постараемся же мыслить хорошо: вот основание нравственности.

Появление «былинки» вместо «тростника или камыша», предложенных словарем Макарова, вполне объяснимо и трогательно понятно для русского читателя. Отсутствие превосходной степени сравнения — «самая слабая» — при былинке естественно — слабее быть просто ничего не может. Однако переводчик позволяет себе выбросить часть паскалевской мысли и добавить уточнения, не соответствующие идее Паскаля: в его мысли речь не идет о нашем конкретном месте в природе и нашем существовании, которые мы волне заменяем собой, но о пространстве и длительности, которые мы «не смогли бы заполнить».

В переводе Первова:

Человек не что иное, как тростник, очень слабый по природе, но этот тростник мыслит. Незачем целой вселенной ополчаться, чтобы его раздавить. Пара, капли воды достаточно, чтобы его умертвить. Но если бы даже вселенная раздавила его, человек был бы еще более благороден, чем то, что его убивает, потому что он знает, что он умирает; а вселенная

ничего не знает о том преимуществе, которое она имеет над ним. Итак, все наше достоинство состоит в мысли. В этом отношении мы должны возвышать себя, а не в отношении к пространству и времени, которое мы не сумели бы наполнить. Постараемся же хорошо мыслить: вот принцип нравственности.

Переводчик не очень верно отказался от превосходной степени сравнения «самый слабый», важной для постижения глубины паскалевских размышлений, и заменил причастие на глагол, т. е. вместо эпитета тростника — «мыслящий, думающий» использовал сказуемое. Зачем менять структуру паскалевской метафоры, столь легко и адекватно переводимой на русский язык и звучащей в дословном переводе как «мыслящий тростник»? Думаю, что причиной тому знаменитое стихотворение Ф. Тютчева «Певучесть есть в морских волнах» 1865 г., где впервые появляется эта метафора. Переводчик просто не осмеливается на присвоение чужой находки, даже если это вредит переводу. Только в следующем веке Э. Линецкая позволит себе вернуться к тютчевскому переводу, при этом на него не сославшись!

Тютчев находит наиболее точное воплощение этого образа, и это не случайно: неоднократно отмечалось глубокое воздействие идей французского философа на русского поэта, чье творчество буквально пронизано реминисценциями из Паскаля. Именно благодаря Тютчеву образ этот становится столь известным и востребованным в русской литературной и философской традиции. Отмечу, что на родине Паскаля большей известностью пользуются две бездны, король без развлечений и «безмолвное молчание бесконечных пространств».

Неверной представляется замена паскалевской «длительности» на банальное «время»: именно длительность станет одной из важнейших категорий философии Бергсона, чего, разумеется, не мог знать переводчик, который тем не менее должен был бы задаться вопросом, почему Паскаль употребил не temps, но duree. К тому же человек не только знает, что умирает, но он сознает то преимущество, которое вселенная имеет над ним, чего не сознает вселенная.

Долгов в своем переводе возвращается к образу былинки, предложенному Бутовским:

Человек самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей вселенной, чтобы раздавить ее. Для ее умерщвления достаточно небольшого испарения, одной капли воды. Но пусть вселенная раздавит его, человек станет еще выше и благороднее своего убийцы, потому что он сознает свою смерть; вселенная же не ведает своего превосходства над человеком.

Таким образом, наше достоинство заключается в мысли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и продолжительностью, которых нам не наполнить. Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности.

Эпитет «ничтожная» не мог бы принадлежать Паскалю, который подчеркивает физическую слабость, но, напротив, говорит о превосходстве человека над вселенной. Прибавление «небольшого» к испарению не оправдано ни смыслом, ни стилем, оно отяжеляет мысль, равно как и «выше и благороднее» — последнего вполне хватает. Замена относительного придаточного — «того, что его убивает» на «своего убийцу» тоже неоправданна: вселенная не может быть убийцей, ибо последний действует вполне сознательно, а вселенная, по мысли Паскаля, ничего не сознает. Вновь выпущена важная часть фразы о том, что человек сознает преимущество вселенной над собой. К тому же замена условного наклонения — «мы не смогли бы заполнить» на констатацию — «не наполнить» ведет к обеднению смысла.

Л. Толстой предлагает вольный перевод, по-своему красивый, но далекий от простоты и четкости Паскаля-математика:

В сравнении с окружающим его миром человек — не более как слабый тростник; тростник, но тростник, одаренный способностью мысли.

Какого-нибудь пустяка достаточно, чтобы убить человека. И все-таки человек выше всяких тварей, выше всего земного, потому что он, и умирая, будет сознавать, что он умирает.

Человек может сознать ничтожество своего тела перед природою. Природа же ничего не сознает.

Все наше преимущество заключается в нашей способности мыслить. Мысль наша возвышает нас над остальным миром. Будем же ценить и поддерживать нашу силу мысли, и она осветит нам всю нашу жизнь, укажет нам, в чем добро, в чем зло.

Замена «мыслящий» на перифразу придает пафосность, равно как и финальная фраза, слишком далеко ушедшая от простоты оригинала. «Испарение» и «капля воды» — по сути «пустяки», но для Паскаля важна природная основа того, что убивает человека. И конечно, Паскаль никак не сравнивает человека с «тварями», божественная составляющая человека для него несомненна. Л. Толстой, который призывал держаться «только подлинника» при переводе Паскаля, к сожалению, сам далеко от него отходит.

Сравним этот перевод, помещенный в «Круге жизни», с переводом А. И. Орлова, одобренным Толстым:

В сравнении с окружающим его миром человек — не более как слабый тростник; но он — тростник, одаренный разумением.

Какого-нибудь пустяка достаточно, чтобы убить человека. И все-таки человек выше всяких тварей, выше всего земного, потому что он, и умирая, будет разумом своим сознавать ничтожество своего тела перед природою.

Природа же ничего не сознает.

Все наше преимущество заключается в нашей способности разуметь. Одно только разумение возвышает нас над остальным миром. Будем же ценить и поддерживать наше разумение, и оно осветит нам всю нашу жизнь, укажет нам, в чем добро, в чем зло.

Толстой не только вольно перефразирует Паскаля, но и перевод Орлова.

Что же изменилось в ХХ в., когда появились научные издания и труды, посвященные «Мыслям» Паскаля? Стали ли переводы более адекватными?

У Линецкой читаем:

Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не нужно, чтобы на него ополчилась вся Вселенная: довольно дуновения ветра, капли воды. Но пусть бы даже его уничтожила Вселенная, — человек все равно возвышеннее своей погубительницы, ибо сознает, что расстается с жизнью и что он слабее Вселенной, а она ничего не сознает.

Итак, все наше достоинство — в способности мыслить. Только мысль возносит нас, отнюдь не пространство и время, в которых мы — ничто. Постараемся же мыслить благопристойно, в этом — основа нравственности.

Начало перевода весьма удачно — даже не очень привычная «погубительница» не вызывает отторжения, хотя опять же лучше было быть ближе к оригиналу: «того, что его убивает», а вот его завершение не выдерживает никакой критики. Переводчица вновь не учитывает того различия, которое существует между «временем» и «длитель-

ностью». Конечно, в силу сложившейся ситуации (перевод был сделан в 1970-х гг.), быть может, Бергсон6 и не был ей знаком, однако, вчитавшись и вдумавшись в Паскаля, познакомившись с его математическими трудами, мы видим совершенно очевидное различие между этими понятиями: Паскаль остается математиком и в своих философских трудах и не терпит вольности. Нельзя заменить в формуле А на В лишь на том основании, что тебе ближе В, чем А!

«В которых мы — ничто» — мысль глубоко не паскалевская, иначе он не задавался бы вопросом «что же он такое — человек во Вселенной? Небытие в сравнении с вечностью, все сущее в сравнении с небытием, нечто среднее между всем и ничем». И если человек не обретший Бога — небытие, то человек обретший Бога превращается во «все сущее». И наконец, «мыслить благопристойно» — сам Паскаль, которого отличала смелость и независимость научной и философской мысли, так никогда не мыслил!

И наконец, последний на сегодняшний день перевод Ю. Гинзбург:

Человек — всего лишь тростинка, самая слабая в природе, но это тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает.

Итак, все наше достоинство заключено в мысли. Вот в чем наше величие, а не в пространстве и времени, которых мы не можем заполнить. Постараемся же мыслить как должно: вот основание морали.

Переводчик неоправданно использует уменьшительное «тростинка» — тростник, по Паскалю, и так самое слабое создание в природе и не нуждается в преуменьшении. И вновь замена паскалевской «длительности» на «время», которая теперь уже не может быть оправдана незнанием философии Бергсона, противопоставившего время

6 Прикоснуться к жизни и к творческой эволюции можно лишь с помощью понятий «длительность» (duree) и «жизненный порыв» (elan vital). «Длительность» — сложное понятие, с помощью которого Бергсон пытается разрешить сразу несколько задач. Во-первых, длительность, согласно Бергсону, позволяет прикоснуться к самой сущности жизни, к ее непрерывному и необратимому течению. Жизнь именно длится благодаря тому, что прошлое в ней неразличимо сливается с настоящим и будущим. Во-вторых, понятие длительности направлено на преодоление объективистского уклона традиционных философских концепций времени. Для традиционной мысли время — орудие, с помощью которого процессы природы хотят сделать однородными, предсказуемыми, объективируемыми. Согласно Бергсону, понимание жизни невозможно без учета временных координат. Однако речь должна идти о совершенно особом подходе к проблеме времени. «Вселенная существует во времени. Чем больше углубляемся мы в природу времени, тем лучше мы понимаем, что время означает изобретение, творчество форм, непрерывное изготовление абсолютно нового». В-третьих, с помощью понятия длительности Бергсон пытается наиболее адекватно осмыслить и описать наше сознание, наше Я, свойственное ему схватывание времени. Собственно, о длительности жизни мы способны узнать благодаря интуиции, направленной на схватывание потока нашего сознания, его длительности. «Существует по меньшей мере одна реальность, которую мы схватываем изнутри, путем интуиции, а не простым анализом... Это наше Я, которое длится». В-четвертых, моделируя длительность по процессам сознания, Бергсон как бы проецирует черты, присущие сознанию, в саму природу: «Длительность предполагает, следовательно, сознание; и уже в силу того, что мы приписываем вещам длящееся время, мы вкладываем в глубину их некоторую дозу сознания». В различии между традиционным пониманием времени и приобщением к длительности Бергсон усматривает лишь одну из форм противостояний чисто ин-теллектуалистской философии прошлого и собственно философии, не только не ограничивающейся вниманием к интеллекту, но особо подчеркивающей роль интуиции и инстинкта.

и длительность. Время человек может заполнить собой, поскольку оно ограничено и предельно, а вот длительность — не смог бы, опять мы видим необоснованный отказ от сослагательного наклонения. Что значит «мыслить как должно»? И почему должно так, а не иначе? Кем и когда установлено, что должно, а что не должно? Мыслить хорошо, правильно — вот идея Паскаля.

На перевод Гинзубрг опирается В. Халтома, перекладывая паскалевские мысли в четверостишия:

Человек — тростинка малая.

Слабосильная, усталая,

Но мыслительной способностью Затеняет все огромности!7

Возможно, в таком переложении мысль Паскаля становится более доступной для современного восприятия, как на то надеется автор, который пишет: «и если я своей работой заставлю хоть кого-то задуматься над вечными истинами, то буду совершенно доволен собою!» — лично мне это кажется сомнительным.

Любопытно, что ни один переводчик не использует образ камыша, что было бы оправдано оригиналом и вполне отвечало бы русской природе.

Зато эта синонимия сполна обыгрывается И. Губерманом:

Паскаль бы многое постиг,

Увидь он и услышь,

Как пьяный мыслящий тростник Поет «Шумел камыш»8.

«Мысли» Паскаля задают больше вопросов, чем дают ответов: и на языке оригинала, они имеют разную структуру, деление на главы и расположение материала. В переводах к этим проблемам добавляется еще одна: правильное понимание Паскаля и его адекватное выражение на иностранном языке.

В одном из интервью Милорад Павич заметил, что он вообще не уверен, что в Японии, по-японски читают его, Милорада Павича. Можно с уверенностью сказать, что в России до сих пор читают «псевдо-Паскаля».

литература

1. Власов С. В. Первое знакомство с «Мнениями Паскаля» в России: перевод ПсевдоПаскаля в «Утреннем свете» Н. И. Новикова // Зарубежная литература в университетском образовании. — СПб., 2012. — С. 59-60.

2. Губерман И. Гарики на каждый день. — М., 1992 // ЦЖ: lib.ru/GUBERMAN/gariki2.txt (дата обращения — 04.10.2012).

3. Кляус Е. М., Погребысский И. Б., Франкфурт У. И. Паскаль (1623-1662). — М., 1971.

4. Стрельцова Г. Я. Паскаль и европейская культура. — М., 1994.

7 Халтома В. Импровизация на тему: «Французские моралисты». — М., 2010. — С. 334.

8 Губерман И. Гарики на каждый день. — М., 1992 // иЯБ: lib.ru/GUBERMAN/gariki2.txt (дата обращения — 04.10.2012).

5. Тарасов Б. Н. Мыслящий тростник: Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. — М., 2005.

6. Халтома В. Импровизация на тему: «Французские моралисты». — М., 2010.

Переводы «мыслей» Паскаля

Паскаль Б. Мысли. Перевод И. Бутовского. — СПб.: типография И. П. Бочарова, 1843. — 302 с.

Паскаль Б. Мысли. Перевод П. Д. Первова. — СПб.: Пантеон литературы, 1889. — 260 с. Паскаль Б. Мысли. Перевод С. М. Долгова. — М.: типография И. Д. Сытина, 1892. — 208 с.

Избранные мысли Паскаля. Перевод с французского М. Э. Гюнсбурга. С кратким биографическим очерком автора. — СПб.: В. Губинский, 1904. — 42 с.

Французский мудрец Паскаль, его жизнь и труды. Составлено А. И. Орловым: в 2 частях. — М.: типография типографского дома М. В. Балдин, 1911. — 62 с.

Паскаль Б. Мысли. Перевод Э. Линецкой. — СПб.: Северо-Запад, 1995. — 574 с.

Паскаль Б. Мысли. Перевод О. Хомы и С. Долгова. — Киев: Port-Royal, 1994.

Паскаль Б. Мысли. Перевод Ю. Гинзбург. — М.: Астрель, 2011. — 530 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.