CC BY
53
Новый филологический вестник. 2016. №4(39).
---
А.В. Голубков (Москва)
ОТ «LA PRECIOSA» К «LA PRETIEUSE» (1613-1659):
на пути к «Смешным жеманницам» Мольера
Аннотация. В статье рассматривается эволюция представлений о прециозни-це во французской литературе и культуре 1610-1650-х гг. Как обозначение особого типа женщин, отмеченных нравственной и физической чистотой, слово «пре-циозница» начинает употребляться на волне популярности во Франции новеллы М. Сервантеса «Цыганочка». Несмотря на то, что в 1630-1640-е гг. данное слово активно популяризируется в парижских салонах, свидетельством чему оказывается светская поэзия и проза, с середины 1650-х гг. заметно нарастание негативного отношения к данному социальному феномену, воплотившееся в пьесе Мольера «Смешные жеманницы» (1659).
Ключевые слова: прециозность; галантность; французская салонная литература; Мольер; М. де Сервантес.
A. Golubkov (Moscow)
From "la preciosa" to "la pretieuse" (1613-1659): The Road to Moliere's "The Ridiculous Précieuses"
Abstract. The article deals with development of ideas about "précieuses" in French literature and culture of 1610-1650s The word combination "precious woman" as symbol of moral and corporal purity begins to be used in France accord a thank to popular exemplary novel of M. Cervantes "The little Gipsy Girl". In spite of the fact that in the 1630-1640s this word is actively popularized in the Parisian salons, in the Salons poetry and prose. From the middle of the 1650s the increase of negative attitude to this social phenomenon realized in Molière's play "Les Précieuses ridicules" (1659) is noticeable.
Key words: preciosity; elegance/gallantries; French Salon literature; Molière; M. Cervantes.
В своей знаменитой одноактной комедии «Смешные жеманницы» (вернее - «Смешные прециозницы», 1659) Мольер в сатирическом ключе представил особый французский женский тип, уже сложившийся к моменту создания пьесы и получивший у современников наименование «прециозница». Героини пьесы Мадлон и Като (их имена совпадают с именами Мадлены де Скюдери и Екатерины де Рамбуйе - хозяек двух самых ярких парижских салонов середины XVII в.) отказываются от предложений брака, полученных от двух аристократов, и сразу же становятся «жертвами» кавалеров подложных, коими выступили слуги отвергнутых воздыхателей Маскариль и Жодле. Примечательно, что девицы отвергают вполне приземленные радости семейной жизни, избирая салонную болтовню и флирт, который в принципе не может закончиться любовным актом (фальшивые кавалеры подчеркивают, что были ранены, а Маскариль даже готов продемонстрировать последствия мнимого ранения в пах).
После представления этой весьма едкой пьесы Мольера, закончившейся сатирическим высмеиванием девиц, французские дамы категорически отказывались именоваться прециозницами; этот термин практически всегда употребляется после 1659 г. преимущественно мужским сообществом. Знаменитый литератор Шарль Сорель в своем трактате 1671 г. «О познании добрых книг» признавался: «О прециозницах говорят так, как если бы это был какой-то новый вид дам и девиц, которые по сравнению с прочими отличались бы большими способностями в манерах складывать свои речи. Мы же не видели ни одной, которая бы этим отличалась <.. .> Они сейчас вынуждены скрываться из-за войны, которую им объявили»1. Безусловно, эффект пьесы Мольера был вполне ощутим еще в 1670-х гг., ибо «война», о которой говорит Сорель, - это то осмеяние, которому представительницы салонной культуры подвергались во время постановки пьесы и в течение нескольких десятилетий после представления.
В этой связи вполне логичным оказывается вопрос о том, как относились к прециозницам до Мольера и до постановки пьесы «Смешные [прециозницы]», случившейся 18 ноября 1659 г. Так, Ж. Таллеман де Рео в одной из своих «занимательных историй», созданной на рубеже 1650-х-1660-х гг. (т.е. именно во время создания Мольером своей пьесы), сообщает о том, что в конце 1640-х гг. в Париже популярностью пользовались представления актерской труппы, главной звездой которой была цыганка Лианс, прославившаяся светским образом жизни и необыкновенным целомудрием в поведении: «Лианс - французская Пресьоса: после прекрасной Цыганочки Сервантеса я не думаю, чтобы кто-нибудь видел кого-нибудь более достойного любви. Она родом из Фонтенэ-ле-Конт, что в Нижнем Пуату; это высокая особа, которая ни слишком толста, ни слишком худа, у нее лицо прекрасно, а разум живой; она есть само совершенство. Если бы она совсем не пачкала себе лицо, то она была бы светло-смуглой»2. Известно, что Лианс перебралась в Париж в 1645 г., и спустя 15 лет Таллеман при ее характеристике все еще использует отсылку к героине сервантесовской новеллы «Цыганочка», созданной в 1613 г., при этом оставляя испанское написание слова, дабы читатели не перепутали его со словом «прециозница», уже активно использовавшимся в Париже (возможно, данная historiette была написана сразу после представления мольеровой пьесы). Примечательно, что еще в конце 1650-х гг. Таллеман де Рео помнит о сервантесовской героине и может сравнивать реального человека с испанским литературным героем. Александр Чиоранеску считает, что популярность французского слова «прециозный» как раз и начинается после прочтения во Франции новеллы Сервантеса и того колоссального интереса к цыганской теме, который за этим последовал3.
Напомним, что в центре рассказа, входящего в цикл «Назидательных новелл», стоит история девушки, которую старуха-цыганка воспитала под видом своей внучки и дала ей прозвище Пресьоса, следуя цыганской традиции присваивать девочкам в качестве имени название драгоценного камня. В случае с Пресьосой мы наблюдаем присвоение ей имени «Драгоценная». Пресьоса у Сервантеса от рождения необыкновенно красива, не
слишком смугла и очень умна; вся интрига завязывается из-за ее абсолютного бескомпромиссного целомудрия, не так часто присущего обычным танцовщицам-цыганкам. Успех сервантесовской новеллы во Франции был поистине огромен, и он лишь усилился после выхода перевода на французский язык, выполненного Франсуа де Россе и изданного под названием «Прекрасная египтянка» (египтянами традиционно именовали цыган во Франции) уже в 1615 г., впоследствии неоднократно переиздававшегося. По мотивам этой новеллы известный драматург Александр Арди в 1626 г. поставил одноименную трагикомедию, текст которой был издан в 1628 г. Примечательно, но уже в 1630 г. появилось еще одно переложение сервантеского сюжета по названием «Невинная египтянка», сделанное известным новеллистом Жаном-Пьером Камю, в сборнике «Кровавый амфитеатр»; правда, в этой истории имя главной героини (Пресьоса) не упоминается. В 1642 г. появилась новая трагикомедия на данный сюжет -«Прекрасная египтянка» Сальбре. Два года спустя в 1644 г. при дворе был поставлен балет «Книжник с Нового моста, или Романы», который получил значительный светский успех; особенной популярностью, согласно замечаниям в светской прессе, имел выход под названием «Прекрасная египтянка», сопровождавшийся следующей партией:
Une conduite glorieuse,
Malgré cent obstacles divers,
Me fait voir à tout l'univers
D'effect et de nom précieuse:
On me vola subtilement,
Mais depuis ce fâcheux moment,
En l'art de m'en venger je suis si bien sçavante,
Que nul homme ne se presente,
À qui par un charme vainqueur
Je ne vole le cœur.
«Славным поведением в пучине различных препятствий, а также своим драгоценным [прециозным] именем - вот чем я произвожу впечатление на все мироздание. Я пала жертвой изящного похищения [сердца], и с того злосчастного момента в искусстве отмщения я столь изощрена, что нет такого мужчины, которого с помощью своего очарования я не победила, похитив его сердце»4.
Исаак Бенсерад, знаменитый салонный поэт, сочинил «Королевский ночной балет», который был представлен 23 февраля 1653 г. Согласно сценарию, юный король (Людовику XIV еще не исполнилось 15 лет) в костюме предводителя бродяг выступил с «цыганским танцем». Есть предположения, что именно Жюли д'Анженн (или м-ль де Рамбуйе, дочь маркизы де Рамбуйе) в конце 1630-х гг. на волне популярности сервантесовской цыганочки стала обращаться к некоторым посетительницам салона своей матери «ma précieuse» (т.е. «моя драгоценная» или «моя пресьоза»). Поэт Венсан Вуатюр в своем послании к Жюли д'Анженн от 29 ноября 1638 г. (за 20 лет до «Забавных прециозниц» Мольера) называет м-ль де Рамбуйе
именно этим эпитетом; слово, заметим, еще не субстантивировано, но сам факт его употребления в письме, вполне возможно, уже свидетельствует о распространенности среди завсегдатаев салона: «Я признаю, что Вы самая драгоценная часть этого мира, и я с опытом убеждаюсь, что все услады на земле этой горьки и неприятны без Вас»5. Другой салонный поэт Франсуа де Буаробер употребляет слово в середине 1640-х гг. в своем «Диалоге между г-жой графиней Энгиенской и м-ль де Бутвиль, представленных под именами Дафна и Драгоценная (Précieuse)»:
Quel charme se peut comparer Aux doux attraits de Précieuse? Chacun se plaît à l'adorer Moi-même, j'en suis amoureuse, Précieuse n'a point de prix.
«Какое очарование может себя сравнить, С нежными чарами Прециозницы? Каждый находит удовольствие в том, чтобы ее обожать. Я сама, я сама в нее влюблена, Прециозница бесценна»6.
Мы замечаем один из первых случаев субстантивирования прилагательного: Буаробер представляет госпожу де Бутвиль-Монморанси под прозвищем Прециозница, наряду с другими дамскими прозвищами, которые фигурируют в тексте (Дафна, Клорис и Филис): контекст, соотносящийся с цыганской темой, отсутствует, однако сохраняется связанный с сервантесовской новеллой мотив целомудрия. В письме Поля Скаррона к маркизе де Севинье, написанном в декабре 1651 г., наличествует такая характеристика шестнадцатилетней м-ль де Лавернь: «Нижайше целую руки Монсеньору Севинье, м-ль де Лавернь, такой светящейся, такой драгоценной (toute lumineuse, toute précieuse), всей такой, такой <...>, а также Вам, Госпожа, от Вашего смиренного и преданного слуги»7. Известный теоретик галантности Антуан Гомбо (шевалье де Мере) в 1654 г. в своих письмах к м-ль де Скюдери использовал данное слово и как прилагательное, и, очевидно, уже как субстантив. Так, в письме от 7 февраля 1654 г. он пишет, употребляя прилагательное в ряду эпитетов, имеющих отношение к драгоценным камням: «Взирая на жемчужины, изумруды и золото моих апельсиновых деревьев, я шлю Вам пожелание иметь натуру не такую хрупкую, как им присущую; я погружаюсь в раздумья о богатствах Вашего разумения, что стоят много больше всех драгоценных камней (les pierres précieuses). Они настолько изобильны, что Вы не должны быть скупы и обделять меня. Пишите же мне почаще, моя драгоценная Сапфо»8.
Тот же Годо в письме м-ль де Скюдери от 19 апреля представил ее сидящей близ фонтана в обществе коленопреклоненного поэта В. Вуатюра и г-жи де Рамбуйе - «этой драгоценной (précieuse) маркизы, которая сейчас живет в уединении»9. В новом балете Бенсерада «Брак Пелея и Фетиды», сыгранном при дворе 14 апреля 1654 г., принимали участие придворные дамы и фрейлины; в последнем выходе, озаглавленном «Свободные искус-
ства», Кристина д'Эстре исполняла аллегорическую партию Астрологии:
Pour Mlle d'Estrées, représentant l'Astrologie,
Je n'ai pas mon esprit tellement dans les nues
Que les choses d'en-bas ne me soient bien connues
Nature fit d'heureux efforts,
En travaillant après mon corps,
Et me fit l'âme ingénieuse
Et de ses passions maîtresse impérieuse,
Mais toujours un peu curieuse,
Et le ciel répandit tout ce qu'il a de mieux,
Et ses dons les plus précieux,
Sur une délicate et fine précieuse.
М-ль д'Эстре, воплощающей Астрологию, - Мой разум не настолько в облаках, дабы не замечать земных вещей. // Природа успешно потрудилась, обтачивая мое тело, // И вложила мне замечательную, всегда стремящуюся к знаниям, душу - властную хозяйку своих страстей, // И Небо было так расточительно, // что [наделило] всеми своими драгоценными (précieux) дарами // деликатную и утонченную прециозницу10.
Необходимо отметить, что за 11 дней до этого представления слово «прециозница» было использовано в письме Рене-Рено де Севинье (ему, как мы помним, передавал привет Скаррон в цитированном выше письме 1651 г.) савойской герцогине Кристине Французской. Рене-Рено рассказывает об аресте кардинала де Реца и скором приезде в Париж королевы Кристины Шведской, мимоходом сообщая о новой породе парижских дам: «Есть такая порода (nature) девиц и дам в Париже, коих именуют преци-озницами, у них свой собственный жаргон и свои повадки, отличающиеся какой-то прелестной надрывностью (qui ont un jargon et des mines avec un démanchement merveilleux); кто-то смастерил им карту для того, чтобы передвигаться в их стране. Мне бы хотелось, чтобы она на какое-то время отвлекла Ваше Королевское Величество от всех горестей, которые доставляет il nostro briguello» (имеется в виду кардинал Мазарини)11.
Безусловно, именно с апреля 1654 г. мы уже можем говорить о том, что слово «прециозница», во-первых, не является именем собственным; во-вторых, не апеллирует к цыганкам или драгоценным камням, в-третьих, обозначает сложившийся женский этос. Об особенностях этого этоса свидетельствуют и Бенсерад, и Рене-Рено де Севинье: прециозница отличается умом, холодностью и странными повадками, прежде всего - культивированием особого жаргона, который мольеровский герой Горжибюс, отец Мадлон, назовет через 4 с половиной года назовет «дьявольским». Поль Скаррон в адресованном г-же де Монпансье посвящении к пьесе «Саламанский школяр, или Щедрые враги» в самом конце 1654 г. писал о существовании особого дамского алькова, претендующего на экспертное
мнение:
«Мою комедию возненавидели прежде, чем с ней ознакомились. Прекрасные дамы, которым принадлежит возможность определять судьбу бедных людей, захотели сделать несчастной судьбу моей бедной комедии. Они собирались в алькове, чтобы задушить ее с самого ее рождения. Некоторые из них, наиболее пристрастные, разносили по домам пасквили, как это делают, затевая процесс, и с несравненной изящностью сравнивали ее с горчицей, смешанной со сливками. Благородные и величественные сравнения вовсе не запрещены, и хотя с помощью множества суждений они опорочили репутацию моей комедии, аплодисменты, что были ею вызваны при дворе и в городе, значили больше, нежели чем заговор прециозниц»12.
Заметим значимое изменение в тональности Скаррона: если в письме 1651 г. г-жа де Лавернь (т.е. будущая г-жа де Лафайет) была названа в позитивном и даже льстивом ключе, то уже через 3 года тот же Скаррон говорит о «заговоре прециозниц». Если в 1651 г. он употребляет данное слово исключительно как эпитет, то в 1654 г. речь идет о некой организации, кружке, который выступает с уже конкретными эстетическими задачами. В течение 1655 и 1656 гг. слово «прециозница» широко употребляется в положительном оценочном ключе на страницах рукописных газет «Историческая муза», «Королевская Муза» и «Галантная газета», в выпусках которой от 11 и 16 июня 1657 г. м-ль де Скюдери была названа Принцессой прециозниц и Государыней прециозниц. Автор и издатель газеты «Исторической музы» Жан Лоре неоднократно награждает таким эпитетом м-ль де Монпаньсе (Великую Мадмуазель). Весьма интересна и характеристика, данная голландцами братьями Вильер в их известном дневнике, созданном во время пребывания в Париже в 1657-1658 гг. Запись относится к событиям 4 января 1658 г.:
«Во второй половине дня 4-го числа, мы поехали к маркизе де Лафайет, которая проживала по соседству у господина де Сен-Пон, ее дядюшки. Она только что прибыла из провинции и еще не устроилась у себя. Это женщина большого ума и великой репутации, у нее с самого утра назначают встречи множество учтивых и красноречивых людей этого города. Она была очень уважаема, когда еще девушкой звалась Мадмуазель де Лавернь, и она таковой остается в не меньшей степени и теперь, будучи замужем. Наконец, она одна из прециозниц самого высокого ранга и самого высокого полета»13.
Характеристика, данная г-же де Лафайет менее чем за 2 года до «Смешных прециозниц» Мольера, оказывается еще сугубо положительной, хотя Вильеры и фиксируют несколько «рангов» прециозности. Мы оказываемся свидетелями нарастания негативного отношения к прециозницам уже в том же 1658 г., доказательством чему становятся ремарки аббата де Пюра, роман которого «Прециозница, или Тайна алькова» печатался с начала 1656 г. (королевская привилегия на издание первого тома была получена 14 декабря 1655 г., второй том появился на свет 30 декабря 1656 г.; третий
и четвертый вышли к маю 1658 г. - заметим, за полтора года до «Смешных прециозниц» Мольера). В посвящении к аббату Клермон-Тоннеру, предваряющем 4-й том, де Пюр уже указывает на две прециозности - истинную и ложную: «Мне слишком хорошо известна связь между ложными прециозницами и истинным прециозным [духом], между оригиналом и ее копией»14.
Есть веские основания полагать, что именно весной 1658 г., за полтора года до мольеровской пьесы, произошло значительное изменение общественного отношения к прециозницам, и это, как нам думается, можно соотнести с взлетом популярности салона («суббот») м-ль де Скюдери, во время которых начинает культивироваться особый, нарочито искусственный язык. Как замечал парижский историк и антиквар XVII в. Анри Соваль, именно м-ль де Скюдери «распространяла его благодаря своему "Великому Киру" и "Клелии" и продвигала его в салонах начиная с ноября 1653 г. и в особенности во время зимы 1657-1658 гг., когда "бланки", то есть лотереи, наделали столько шума в Париже»15.
Пьеса Мольера оказывается, таким образом, воплощением уже сложившегося направления и семантической метаморфозой слова «пре-циозница»: будучи изначально обозначением утонченной и изысканной девственницы, заимствованным из испанской культуры, оно все больше становилось обидным прозвищем манерной и аффектированной светской дамы, говорящей на «дьявольском жаргоне» и игнорирующей радости обычной жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Sorel Ch. De la connaissance des bons livres. Genève, 1979. P. 370.
2 Tallemant des Réaux G. Historiettes. Vol. 2. Paris, 1961. P. 623.
3 Cioranescu A. Le Masque et le visage. Genève, 1983. P. 37.
4 Ballets et mascarades de cour: 1868-1870. Vol. VI. Genève, 1968. P. 70.
5 Voiture V. Œuvres. Vol. 1. Paris, 1855. P. 316-317.
6 Epistres du sieur de Bois-Robert-Metel. Paris, 1647. P. 25.
7 Scarron P. Œuvres. Vol. 1. Paris, 1786. P. 175.
8 Rathery E.G., Boutron L. Mlle de Scudéry, sa vie et sa correspondence. Paris, 1873. P. 250.
9 Niderst A. Madeleine de Scudéry, Paul Pellisson et leur monde. Paris, 1976. P. 267.
10 Benserade I. Œuvres. Vol. 1. Paris, 1698. P. 86.
11 Sévigné R.-R. de. Correspondance du Chevalier de Sévigné et de Christine de France. Paris, 1909. P. 246.
12 Duchêne R. Les Précieuses, où comment l'esprit vint aux femmes. Paris, 2001. P. 268.
13 Frères Villers, Journal d'un voyage à Paris en 1657-1658. Paris, 1862. P. 372373.
14 De Pure M. La Précieuse, ou le mystère de la ruelle. Paris, 2010. P. 549.
15 Sauval H. Histoires et recherches des Antiquités de la ville de Paris. Vol. 3. Paris, 1724. P. 83.
References (Monographs)
1. Cioranescu A. Le Masque et le visage. Genève, 1983, p. 37. (In French).
2. Rathery E.G., Boutron L. Mlle de Scudéry, sa vie et sa correspondence. Paris, 1873, p. 250. (In French).
3. Niderst A. Madeleine de Scudéry, Paul Pellisson et leur monde. Paris, 1976, p. 267. (In French).
Андрей Васильевич Голубков - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН; доцент кафедры сравнительной истории литератур Института филологии и истории Российского государственного гуманитарного университета.
Научные интересы: французская литература эпохи Возрождения, XVII в. и Просвещения, французская «галантная» традиция.
E-mail: andreygolubkov@mail.ru
Andrey Golubkov - Candidate of Philology, Senior Researcher at the Gorky Institute of World Literature, Russian Academy of Sciences; Associate Professor at the Department of Comparative Studies of Literature, Institute for Philology and History, Russian State University for the Humanities.
Research interests: French literature from the ages of the Renaissance, the 17th century and the Enlightenment; the French cultural tradition of the "elegance/ gallantries".
E-mail: andreygolubkov@mail.ru
