CC BY
158
ИСТОРИЯ российских РЕГИОНОВ
УДК 94(470) «16/18» О.В. Игнатьева*
ОТ ИМПЕРАТОРСКОГО МУЗЕЯ - К МУЗЕЮ НАЦИОНАЛЬНОМУ: ЗНАЧЕНИЕ ЧАСТНОГО КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ В РАЗВИТИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ В РОССИИ XIX в.
В статье рассматривается проблема взаимосвязи европеизации России и коллекционирования как репрезентации государственной власти, прежде всего - монархии XIX в. Автор приходит к выводу о том, что придворное коллекционирование XIX в. соответствовало продолжающемуся неоднозначному процессу европеизации. Увлечение романтизмом и формирование национализма ведут к переориентации коллекционирования только с европейского искусства к национальному. Кроме того, постепенное разделение частного и публичного пространства власти приводит к тому, что для придворного круга коллекционирование все больше отходит в сферу частного, личных вкусов и интересов, а для общества, напротив, - в сферу публичных коммуникаций.
Ключевые слова: история России, европеизация, коллекционирование, репрезентация власти
From imperial to national museum: the importance of private collecting for the development of national ideas in xIxth century Russia. OKSANA V. IGNATIEVA (Perm State Humanitarian-Pedagogical University)
The article focuses on the relationship between Europeanization of Russia and collecting as a representation of the government, first of all, the monarchy of the XIX century. The author concludes that the court collecting of the XIXth century was in line with the ongoing ambiguous process of Europeanization. Passion for romanticism and the formation of nationalism led to the reorientation of collecting from European to Russian art. In addition, the gradual separation of private and public space of power led to the situation when collecting practices for the court circle became a part of the sphere of privacy, personal tastes and interests, and for the general public, on the contrary, - a part of the public communications sphere.
Keywords: Russian history, Europeanization, collecting, representation of power
«Нация» оказалась изобретением, на которое невозможно было заполучить патент» Б. Андерсон
Процесс европеизации, инициированный в России в XVIII в., привел к заимствованию и распространению первоначально в узком придворном
кругу новых европейских практик. Среди прочих были и практики коллекционирования, прежде всего, европейского искусства. Коллекционирование выступало репрезентацией социального статуса, одним из измерений которого стало в XVIII в. следование просвещенному праздному потреблению.
Идеи десакрализации политической власти, национализма, выдвинутые Французской рево-
* ИГНАТЬЕВА Оксана Валерьевна, кандидат исторических наук, заведующая кафедрой культурологии Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета. E-mail: [email protected] © Игнатьева О.В., 2016
люцией 1789 г., воспринимались русской монархией как угрожающие собственному «сценарию власти» [17]. С этого времени для европейских заимствований в России на государственном уровне будет характерна своего рода амплитуда от максимального приближения до стремления к самоизоляции. В истории придворного коллекционирования XIX в. не только и не столько отражаются личные вкусы монархов, как модели культурных трансферов России и Европы. По мнению М. Ау-ста, Р. Вульпиуса и А. Миллера, можно выделить три типа ситуации, запускающие трансфер: трансфер через соревнование, трансфер «по выбору» и случайное заимствование [3, с. 8-9]. При этом заимствования могу касаться институтов, идей, технологий, практик и т.д. Практики, заимствованные в более ранний период, как это было с коллекционированием, могут модернизироваться под влиянием новых идей.
В XIX в. одним из ключевых явлений, сопутствующих рождению индустриальной эпохи, был национализм. Символами национальных государств, по меткому замечанию Б. Андерсона, становятся карта, перепись и музей [2]. Если роман и газета стали техническими средствами для репрезентирования нации, то музей визуализировал нарратив национальной истории. Не случайно идея нации как источника политической власти и публичного музея появляются практически одновременно, в годы Французской революции. Лувр, бывший королевский музей, первым открывает двери широкой публике и становится музеем национальным. Если королевские собрания были символом статусного разделения, то их преобразование в национальные музеи репрезентирует власть, которая заинтересована в единой культуре, объединяющей нацию.
В России идея национального музея была заимствована из европейских стран образованной частью общества в начале XIX в., но ее адаптация властью продолжалась в течение всего столетия в своеобразном соревновании не столько с европейскими дворами, сколько с инициативами в самом российском обществе.
В конце XVШ в. под влиянием революционных идей и событий в Европе появляется романтизм. Среди многочисленных новых идей этого направления для развития коллекционирования важна идея историзма, ядром которого была «замена генерализирующего способа рассмотрения исторических и человеческих сил рассмотрением индивидуализирующим» [7, с. 6]. Рождающийся историзм особое внимание уделял не глобальной истории, а истории наций. Романтики не только
стали первооткрывателями темы детства человека, но во многом и темы детства наций. Именно в детстве, т.е. в истории искали ответы на многие вопросы современности, используя ключ истории как для собственного творчества, так и для одухотворения эстетики жизни. По мнению Бер-ковского, именно через романтиков новая традиция эстетики жизни побеждает эстетику вещей, свойственную XVIII в. и отражавшую «интересы и вкусы собственников, приобретателей и собирателей, коллекционеров» [4, с. 30]. Выскажем предположение, что инициативы со стороны общества в организации публичных, национальных музеев на основе своих собраний в первой половине XIX в. могли быть вызваны всеобщим увлечением романтизмом, новой эстетикой жизни, энтузиазмом, который противопоставлялся романтиками эгоизму аристократов [4, с. 26].
С одной стороны, увеличивается количество частных даров в виде исторических предметов, древностей, что находит отражение в том числе в указе Александра I от 10 марта 1806 г., разрешающем принимать эти дары в Оружейную палату, пропечатывать имена дарителей в документах [12, с. 136]. С другой стороны, под влиянием новых идей, частично уже реализующихся в Европе, один за другим появляются проекты национального музея. Все эти проекты были обращены к власти, но не получили поддержки.
Так, в 1817 г. Ф.П. Аделунгом был предложен проект учреждения русского национального музея. Под национальным музеем («всенародное собрание») автор понимал «сколь возможно полное собрание всех предметов, относящихся к Истории, состоянию и произведениям какой-либо земли и ее жителей» [1, с. 171]. Аделунг отмечает, что подобных музеев национальных древностей нет нигде в Европе, кроме Венгрии. В России инициатором подобного музея, по мнению автора, должен стать «великий пример Монарха» [1, с. 179]. Музей мыслился как национальный не только по содержанию, но и по форме комплектования. Что же касается посетителей, то в гораздо большей степени он адресовался путешественникам, чем обычной «порядочно одетой» публике [1, с. 181].
В 1820 г. появляется проект Российского Отечественного музея, который должен включать в себя «все, что относится к отечественной Словесности и к произведениям народного гения», представленный Б.Г. Вихманом [5, с. 185]. Автор приводит примеры подобных музеев в европейских странах, а сам музей мыслится в представленном Б.Г. Вихманом проекте как национальное заведение под высшим покровительством монар-
2016 • № 3 • гуманитарные исследования в восточной сивири и на дальнем востоке
57
ха - «Александровский Отечественный музей». Но при этом, например, в портретной галерее музея «не будет допущено преимущество породы или звания: изображение достойного гражданина, в ознаменование справедливаго к нему уважения, пусть будет висеть наряду с портретом отличнаго Государственнаго человека или Полководца» [5, с. 194].
По примеру с иностранными музеями, где имелись не только исторические, художественные, но и промышленные отделы, подобный раздел предлагался и для нового музея: «Если Француз, раз-сматривая произведения отечественных Художников и ремесленников, если Австриец, проходя залы своего Политехнического Института, восхищаются совершенством трудолюбия своих соотечественников; то и Россиянин будет чувствовать не менее удовольствия...» [5, с. 195].
В 1829 г. на основе своих коллекций предлагал организовать «Русский музеум» П.П. Свиньин, в 1851 г. архитектор Е.Д. Тюрин предложил открыть публичную картинную галерею в Москве, ссылаясь в своем проекте на императорские инициативы в коллекционировании: «Мне тогда уже было известно, что Великий преобразователь России всеобъемлющий гений Император Петр I много заботился о покупке в чужих краях достойных картин. <...> Императрица Екатерина Великая и Император Александр Благословенный не щадили золота на приобретение сокровищ изящных искусств. Впоследствии узнал я, что и благополучно царствующий монарх наш, Николай Павлович, еще более приобретал знаменитые произведения живописи, на славу своего государства и на удивление Европы» [15, с. 253].
Однако проекты по открытию национального публичного музея не были поддержаны российской монархией в первой половине XIX в., хотя все они ориентировались на патронаж власти. Одной из возможных причин того, что это не произошло в данный период, было обращение авторов проектов к европейскому дискурсу нации, в то время как нормативная «самоколонизация» на уровне официального языка еще не произошла, слишком явно этот дискурс отсылал к идеям и событиям Французской революции. Вместе с тем, по мнению А. Миллера, понятие «нация» могло выступить как «способ преодоления разрыва между дворянской и народной культурой» [10]. При этом основным вопросом было то, «как перейти от империи подданных к империи как сообществу, не теряя легитимности скрепляющей силы монархии» [10].
Имперский сценарий власти если и мог включить в европейские образцы классической культу-
ры новое народно-историческое содержание, то «только в ампирных одеждах», «гармонизированное» [13, с. 91]. По примеру европейских империй, в первую очередь Франции, ампир становится ведущим художественным стилем России в первой половине XIX в. Придворное коллекционирование соответствовало новым имперским амбициям, правда, гораздо в меньшей степени, чем армия и военные победы. Из приобретений Александра I для Эрмитажа главным образом известна Мальме-зонская картинная галерея императрицы Жозефины, приобретенная в какой-то степени случайно.
Гораздо в большей степени известна собирательская деятельность Николая I. Один из дореволюционных историков искусства, Н. Врангель, дал императору и его художественным вкусам следующую оценку: «Человек узких мыслей, но широкого их выполнения; ум небольшого кругозора, всегда непреклонный, почти упрямый и никогда ни в чем не сомневающийся. мощный властитель, часто с нерусскими мыслями и вкусами, но с размахом всегда чисто русским; непреклонный, повелительный, непомерно честолюбивый, император во всем, что он делал: самодержец в семье, в политике, в военном деле и в искусстве. В последнем он мнил себя особым знатоком, знатоком, каким должен быть всякий в его положении. Но прежде всего и во всем император был военным, военный в муштровке, в манерах и вкусах, военный во всех помыслах и делах» [6, с. 156].
Слова Кольбера, обращенные к Людовику XIV о том, что «ничто лучше не выражает величие духа королей, чем то, что ими построено; и все потомки мерят это величие по великолепным замкам, воздвигнутым в их царствование», вполне можно отнести к строительным планам Николая I. Новый Эрмитаж или «Императорский музеум» был открыт в 1852 г. и полностью соответствовал ведущим европейским музеям своего времени. Во время поездки по Германии в 1838 г. Николай I осмотрел новые музеи Мюнхена, Пинакотеку и Глиптотеку, построенные архитектором Лео фон Кленце. Известный архитектор «Баварских Афин» был приглашен для руководства строительством Нового Эрмитажа.
Античное собрание императорского музея пополняется как традиционным способом, покупкой европейских и русских коллекций, так и благодаря археологическим раскопкам. На юге России к этому времени уже проводились археологические исследования античных памятников, кроме того Николай I приобрел земельный участок в Риме для археологических разысканий, в Риме также была организована специальная ар-
хеологическая комиссия для покупок античных древностей. Одним из сотрудников этой комиссии был С.А. Гедеонов, благодаря его усилиям для императорского музея было куплено большое количество античных скульптур, знаменитая коллекция маркиза Д. Кампаны. Протесты против вывоза этих художественных сокровищ из Италии еще более увеличивали престижность коллекции для российской монархии.
Такое увлечение Николая I античной скульптурой объясняется не только приверженностью ампиру и классицизму. Государство в лице имперской монархии все более стремится контролировать, подчинять общество. Монументальная архитектура и при непосредственном отсутствии власти репрезентирует ее могущество и тотальный контроль. Возможно, данным дискурсом надзора власти можно объяснить не только архитектуру Санкт-Петербурга николаевского времени, но и приверженность к собирательству скульптуры.
Стремление Николая I к контролю и военному порядку проявлялось и на плацу, и в императорском музее. Впервые было дано распоряжение провести своего рода инвентаризацию художественных собраний Эрмитажа, сведение счетов коснулось и коллекций. Так, по указу Николая I переплавили серебряные сервизы, изготовленные по заказу Екатерины II. В связи с польским восстанием 1830-1831 гг. было приказано продать и уничтожить художественно-исторические коллекции, прибывшие из Варшавы. Только чудом статуя Вольтера работы Ж.-А. Гудона была спасена от приговора Николая I «Истребить эту обезьяну». Кроме того, впервые в истории Эрмитажа были выставлены на торги произведения искусства, признанные недостаточно значимыми для императорского музея. Часть из них была приобретена позднее заново, но уже за более высокие суммы.
Если в XVIII в. для императорских собраний покупалось большое количество современной для того времени европейской живописи, то в первой половине XIX в. произошли значительные перемены, когда вследствие союза романтизма и Французской революции победило политическое искусство, и «даже самые неидеологизирован-ные художники становились в большинстве своем ярыми сторонниками чего-либо, часто считая политическую деятельность своей главнейшей задачей» [16, с. 56]. Известным в официальных кругах европейским художникам, как правило, заказываются только портреты членов императорской семьи.
У искусства с точки зрения патронажа государственной власти появился в XIX в. сильный
конкурент в лице науки. В индустриальную эпоху наука выходит на первый план, определяет развитие промышленности, техники и военной мощи. Символом новой эпохи являются не столько художественные салоны, сколько всемирные промышленные выставки, первая из которых прошла в Лондоне в 1851 г., дав начало как новому типу коллекций, так и новому типу музеев - художественно-промышленных. Научным обществам, музеям и выставкам покровительствует монархия и аристократия, Россия не была здесь исключением.
Увлечение открытыми на территории Российской империи античными памятниками приводит не только к пополнению Эрмитажного собрания, но и к учреждению в 1859 г. Императорской археологической комиссии (ИАК). Выполнение распоряжений ИАК относительно археологических находок, обнаруженных на государственных землях, приводит к активизации в провинциях России деятельности, связанной с собирательством и изучением древностей.
В начале XIX в. решающую роль в возникновении и развитии историзма играл романтизм, с середины века «история становится полем борьбы за «манящую национальную идентификацию» [2]. «Официальный национализм» особенно ярко проявился в правление Александра III. Даже внешний вид императора для современников стал олицетворением «русскости»: «Всё, что о нем можно сказать, это то, что он русский и только русский. Он представляет даже замечательный пример влияния среды согласно теории Дарвина: в его жилах течет едва несколько капель русской крови и, однако, он до того слился с этим народом, что всё в нем - язык, привычки, манеры, даже самая физиономия отмечены отличительными чертами расы. Где бы его ни увидели, везде назвали бы его родину. Резюмируя в нескольких словах положение вещей, можно сказать, что мы, вероятно, увидим такое царствование, которое в известном смысле оправдает прозвище «крестьянского императора», уже ныне данное царю» [14].
Коллекционирование как форма репрезентации власти не могло не отражать новой официальной идеологии. Александр III считал олицетворением современной национальной культуры творчество передвижников, лично посещал выставки и покупал картины художников. Стремление императора контролировать выбор тем привело к тому, что художники-передвижники не принимали заказов от двора, Александр III, как и прочие покупатели, мог приобретать картины во время выставок [11].
Императорский двор продолжал «выполнять роль личных покровителей искусства», но это
влияние не сравнится с прежними временами господства придворного искусства. В этом смысле показательно, что уже не обществом, а Александром III будет выдвинута идея создания Русского музея, а осуществить ее сможет Николай II при финансовой поддержке Ю.С. Нечаева-Мальцева в 1895 г. Но сама идея национального музея, как и пятьдесят лет назад, возникла под европейским влиянием. Посещение Александром королевского музея древностей в замке Розенборг привело к «желанию учредить нечто подобное у нас. Понятно, что центром этого избрана была Москва и вопрос этот цесаревич принял горячо к сердцу. <.> На мысль цесаревича посмотрели как на затею. С одной стороны, равнодушие и непонимание истинного значения дела, с другой - желание воспользоваться случаем для личных целей и отсутствие всякого руководства передало это дело в руки случайные.. .Отсутствие средств явилось главным препятствием. Не мало слышалось отзывов, возражений, сомневались в пользе такого музея. «Для чего музей, говорили иные, собирать какие-то черепки? На что!» [8].
Тенденция к разделению частного и публичного коллекционирования, появившаяся в собирательской деятельности Екатерины II, получает окончательное завершение в придворном коллекционировании XIX в. Частные интересы представителей императорской семьи постепенно переходят от аристократического стиля жизни к буржуазному. Своего рода презентацией семейных ценностей становится собрание пасхальных яиц фирмы Фаберже. Начало традиции было положено в 1885 г. Александром III, Николай II продолжал заказывать изделия до 1917 г.
Таким образом, придворное коллекционирование XIX в. соответствовало продолжающемуся неоднозначному процессу европеизации. Увлечение романтизмом и формирование национализма приводили к переориентации коллекционирования только с европейского искусства к российскому. Первоначально это стремление выражала образованная часть общества, но в качестве тенденции, характерной для российского собирательства, это стремление проявится только после соответствующего дискурса власти. Кроме того, постепенное разделение частного и публичного пространства власти приводит к тому, что для придворного круга коллекционирование все больше отходит в сферу частного, личных вкусов и интересов, а для общества, напротив, - в сферу публичных коммуникаций.
В этом смысле образованные классы России, имевшие возможности для путешествий по ев-
ропейским странам, могли наблюдать, как Европа принцев превращалась в Европу промышленную - демократическую и пролетарскую. Музеи, основанные главным образом благодаря различным частным коллекциям, становились символами не только национальной культуры, но и демократизации и прогресса, доступности для разных слоев общества. В то время как для российской императорской власти образцом для подражания по-прежнему оставалась старая Европа, вернее -ее мираж. Вызовы новой Европы скорее отвергались, чем усваивались, что в контексте истории коллекционирования проявляется в долгой, более чем столетней истории с открытием национального музея в России.
список литературы
1. Аделунг Ф.П. Предложение об учреждении рускаго национального музея // Музееведческая мысль в России XVIII-XX вв.: Сборник документов и материалов. М.: Этерна, 2010. С. 170-182.
2. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001.
3. Ауст М., Вульпиус Р., Миллер А. Предисловие: Роль трансферов в формировании образа и функционировании Российской империи (1700 -1917) // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917). М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 5-13.
4. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука-классика, 2001.
5. Вихман Б.Г. Российский отечественный музей // Музееведческая мысль в России XVIII-XX вв.: Сборник документов и материалов. М.: Этерна, 2010. С. 184-199.
6. Врангель Н. Искусство и государь Николай Павлович // Свойства века. СПб.: Журнал Нева, 2001.С. 153-178.
7. Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М.: РОССПЭН, 2004.
8. Мемуары графа С. Д. Шереметева. М.: Индрик, 2001.
9. Миллер А. Приобретение необходимое, но не вполне удобное: трансфер понятия нация в Россию (начало XVIII - середина XIX в.) // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917). М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 42-66.
10. Миллер А. Империя Романовых и национализм. М.: Новое литературное обозрение, 2010.
11. Минченков Я.Д. Воспоминания о передвижниках. Л.: Художник РСФСР, 1961.
12. Полное собрание законов Российской империи. Т. XXIX. СПб., 1830.
13. Сдвижков Д. Империя в наполеоновском наряде // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917). М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 67-104.
14. Тургенев И.С. Александр III [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.litres.ru/ ivan-turgenev/aleksandr-iii/
15. Тюрин Е.Д. Объяснение об основании публичной картинной галереи в Москве // Музееведческая мысль в России XVIII-XX вв.: Сборник документов и материалов. М.: Этерна, 2010. С. 252-261.
16. Хобсбаум Э. Век революций. 1789-1848. Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.
17. Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. М.: ОГИ, 2002.
references
1. Adelung, F.P., 2010. Predlozhenie ob uchrezhdenii ruskago natsional'nogo muzeya [Proposal for the establishment of the Russian national museum]. In: Muzeevedcheskaya mysl' v Rossii XVIII-XX vv.: Sbornik dokumentov i materialov. Moskva: Eterna. (in Russ.)
2. Anderson, B., 2001. Voobrazhaemye soobshchestva [Imagined communities]. Moskva: Kanon-Press-C, Kuchkovo pole. (in Russ.)
3. Aust, M., Vil'pius, R. and Miller, A., 2010. Predislovie: Rol' transferov v formirovanii obraza i funktsionirovanii Rossiiskoi imperii (1700-1917) [Introduction: The role of transfers in the formation of the image and the functioning of the Russian Empire (1700-1917)]. In: Imperium inter pares: Rol' transferov v istorii Rossiiskoi imperii (1700-1917). Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie. (in Russ.)
4. Berkovskiy, N.Ya., 2001. Romantizm v Germanii [Romanticism in Germany]. Sankt-Peterburg: Azbuka-klassika. (in Russ.)
5. Vikhman, B.G., 2010. Rossiiskii otechestvennii muzei [Russiannationalmuseum].In: Muzeevedcheskaya mysl' v Rossii XVIII-XX vv.: Sbornik dokumentov i materialov. Moskva: Eterna. (in Russ.)
6. Vrangel', N., 2001. Iskusstvo i gosudar' Nikolai Pavlovich [Art and the Emperor Nikolai Pavlovich]. In: Svoistva veka. Sankt-Peterburg: Zhurnal Neva. (in Russ.)
7. Meineke, F., 2004. Vozniknovenie istorizma [The emergence of historicism]. Moskva: ROSSPEN. (in Russ.)
8. Memuary grafa S.D. Sheremet'eva [Memoirs of Count S.D. Sheremet'ev]. Moskva: Indrik, 2001. (in Russ.)
9. Miller, A., 2010. Priobretenie neobkhodimoe, no ne vpolne udobnoe: transfer ponyatiya natsiya v Rossiyu (nachalo XVIII - seredina XIX v.) [A necessary, but not quite convenient purchase: transfer of the concept of nation in Russia (beginning of XVIII - the middle of XIX century)]. In: Imperium inter pares: Rol' transferov v istorii Rossiiskoi imperii (1700-1917). Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie. (in Russ.)
10. Miller, A., 2010. Imperiya Romanovykh i natsionalizm [Romanov empire and nationalism]. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie. (in Russ.)
11. Minchenkov, Ya.D., 1961. Vospominaniya
0 peredvizhnikakh [Memories of the Itinerants]. Leningrad: Khudozhnik RSFSR. (in Russ.)
12. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoy imperii [Complete collection of the laws of Russian Empire]. Vol. XXIX. Sankt-Peterburg, 1830. (in Russ.)
13. Sdvizhkov, D., 2010. Imperiya v napoleonovskom naryade [Empire in Napoleonic costume]. In: Imperium inter pares: Rol' transferov v istorii Rossiiskoi imperii (1700-1917). Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie. (in Russ.)
14. Turgenev, I.S. Aleksandr III [Alexander III]. URL: http://www.litres.ru/ivan-turgenev/aleksandr-iii/
15. Tyurin, E.D., 2010. Obyasnenie ob osnovanii publichnoi kartinnoi galerei v Moskve [Explanation on the establishment of a public art gallery in Moscow]. In: Muzeevedcheskaya mysl' v Rossii XVIII-XX vv.: Sbornik dokumentov i materialov. Moskva: Eterna. (in Russ.)
16. Hobsbaum, E., 1999. Vek revolyutsiy. 17891848 [The age of revolution: Europe 1789-1848]. Rostov-na-Donu: Feniks. (in Russ.)
17. Wortman, R.S., 2002. Stsenarii vlasti. Mifi
1 tseremonii russkoy monarkhii [Power scenarios. Myths and rituals of the Russian monarchy]. Vol. 1: Ot Petra Velikogo do smerti Nikolaya I. Moskva: OGI. (in Russ.)
