CC BY
88
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
УДК 1 ББК 87
А. Н. Ерыгин
ОТ ИДЕИ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВА К ИДЕЕ «ЧЕЛОВЕКА-ГОСУДАРСТВА» В ТРАКТОВКЕ АНТИЧНОСТИ
(А. Ф. ЛОСЕВ - М. К. ПЕТРОВ)
В статье рассматривается философско-историческая интерпретация Античности в трудах А. Ф. Лосева и М. К Петрова. Автор показывает, таким образом марксистское понятие «рабовладельческое государство» редуцируется к формулах Гегеля «господин-раб» и «человек-государство».
Ключевые слова: философия истории, культура, рабовладельческое государство, «человек-государство», миграционная модель.
FROM THE IDEA OF THE SLAVE STATE TO THE IDEA OF A «PERSON STATE»
IN THE INTERPRETATION OF ANTIQUITY (A. F. LOSEV - M. K. PETROV)
In article deals with the philosophic and historical interpretation of antiquity in the A. F. Losev and M. K Petrov works. Author shows the Marxist concept of «the slaveholding state» at first is reduced to Hegel's formulas «mister-slave» and «person-state».
Key words: history philosophy, culture, slaveholding state, person state, migratory model.
Тема права и государства, как в их естественном пересечении - со времени рождения цивилизации, так и в органическом единстве (при правовом обеспечении и оформлении самой жизни и функционирования государства) - в греко-античной «классической» ситуации, сегодня представляет особый интерес: чем больше Россия входит в миры демократии и правовой организации своей социальности и государственности, тем отчетливее пустота и освобождение от них на Западе в реальном содержании внутренней жизни и особенно внешней политике. Греческая Античность с ее непростой исторической судьбой классического государства и права как специальный экран дает нам возможность увидеть конкурентное противостояние неожиданных соперников не по известной схеме Остапа Бендера и ксендзов в роли хорошего «третейского судьи», тихого, спокойного, молчаливого, но понятного, если не отказываться от его пояснений, критики и оправданий.
Но так ли однозначен портрет и характеристики греческого города-государства с его
законами и политикой на специальном экране? Не рождает ли обращение к этому «третейскому суду» ситуацию, в которой придется приложить немало усилий, для того чтобы получить необходимые условия для принятия в будущем справедливых решений?
В данной статье впервые осуществляется попытка привлечь внимание юристов, историков и теоретиков государства и права к неожиданным и серьезным результатам работы в области философии истории, представившей в культурологической парадигме феномены «право» и «государство», специфически характерные для греческой античной социальности эпохи рождения в ней философии как уникального способа мысли и универсальной формы человеческого самосознания. Речь идет прежде всего о таких выдающихся трудах, созданных в середине 60-х годов прошлого века, в Москве и Ростове-на-Дону, как «История античной эстетики» (том 1) А. Ф. Лосева [1] и «Античная культура» М. К. Петрова [2]. Помимо философской и историко-философской составляющих, предметом глубокого осмысления в этих работах стали культура, общество
и государство предполисной и классической полисной эпох греческой Античности.
Общей отправной точкой отсчета в их понимании выступало характерное для советской науки представление о существовании рабовладельческого общества, государства и права. Так, в учебнике «История государства и права зарубежных стран», как и во всей юридической, исторической, философской, экономической, политической литературе того времени, период «феодального государства и права» Средневековья характеризуется как «рабовладельческое государство и право» древности и на Востоке, и в странах античного мира [3, с. 19, 508]. Рассмотрим позицию А. Ф. Лосева и М. К. Петрова по этой проблеме.
А. Ф. Лосев: Античность сквозь призму понятия «рабовладельческое общество». Даже если исходить в рассмотрении взглядов А. Ф. Лосева только из их представленности в первом томе знаменитого второго «восьмикни-жия» (1963-1994), то этого достаточно, чтобы ориентироваться на историческую и философскую составляющие античной культуры в качестве уже готовых результатов антиковедче-ских исследований (в том числе в отношении общества и государства).
Например, отвечая на вопрос об отношении понятия «судьба» к рабовладельческой формации, А. Ф. Лосев сказал: «Рабовладельческий интеллект ограничивается материально-чувственными интуициями. Будучи ограничен как оформитель бессмысленных вещей, он вовсе не может претендовать на права абсолютного духа, который выше всякого разума и всякой судьбы» [4, с. 229, 223]. Обратимся к первому тому второго «восьмикни-жия», в котором античная тема осмысливается сквозь призму «Феноменологии духа» и «Философии истории» Гегеля. Отметим, что выход книги А. Ф. Лосева почти совпал с началом дискуссии, посвященной азиатскому способу производства и теории общественных формаций. Однако Лосева интересовала не полная всемирно-историческая схема, а только европейская линия развития, где вслед за мифологией появилась философия, а базисные социально-исторические условия того и другого четко ассоциировались с родовой ступенью развития и античным рабовладением. Даже в конце жизни ученого его взгляд на данную проблему, отразившийся в первых обобщающе-тезисных публикациях 1988 и
1989 годов, не изменился. Приведем несколько высказываний.
«Тип античной культуры, - утверждает А. Ф. Лосев, - есть предельная обобщенность природно-человеческой телесности с ее специфически жизненным назначением». При этом, согласно Лосеву, «в Античности никогда до конца не изживались элементы первобытно-общинной формации», поэтому в попытках истолкования ее сущности «родственные отношения целиком переносились на природу и мир», что и рождало мифологию (со всеми богами и демонами); другое дело - «вопрос о соотношении рабовладения как базы с рабовладельческими культурными надстройками». Именно «рабство принесло с собою строгую необходимость различать умственный и физический труд... Такое раздвоение тут же вызвало и мыслительную необходимость различать бездушную вещь и управляющего этой вещью человека» [4, с. 220, 223, 225]. Если прямо поставить вопрос о философии и ее возникновении, то услышим в ответ, что «античная философия в VI веке до н. э. как раз и зарождается вместе с рабовладельческой формацией, но общинно-родовая формация целиком никогда не исчезала в античное время. Поэтому дофилософская основа античной философии, проявлявшая себя как общинно-родовая и рабовладельческая формации, должна быть учтена в первую очередь» [5, с. 8].
Вместе с тем А. Ф. Лосев странным образом не замечал возникающего в этом случае противоречия: если во всемирном плане Античность следует за Востоком (согласно Гегелю, Марксу и Лосеву), то чисто «европейская», или античная, типологическая трактовка ставит перед рабовладением, полисом, рациональным мышлением и философией первобытно-общинную формацию, родовую организацию, «мифологические фантазии» и собственно мифологию. Ясно, что Востоку здесь нет места. А если есть и он тоже рабовладельческий по своей природе, то почему в этих «рабовладельческих» обществах и культурах не появилась философия как их культурная надстройка?
Но вернемся к рассмотрению первого тома «Истории античной эстетики». Интересует нас именно Античность как зона локализации, согласно общепринятым марксистским представлениям, классического «рабовладельческого» способа производства. Его философско-ис-
торическое осмысление Лосеву нетрудно было увязать со знаменитой формулой Гегеля «господин-раб», впервые упомянутой в «Феноменологии духа» и позже конкретизированной в его «Философии истории». «Гегель утверждал, что Античность представляет собою существенное равновесие и отождествление "идеи" и "материи". Идея, говорил он, понимая под нею духовную жизнь свободной индивидуальности, не дана здесь в своем чистом и самостоятельном виде... Гегель, однако ...не понял, что и вся социально-экономическая жизнь античного мира также входит в эту "скульптурную" характеристику и даже не только входит, но и является для нее реальной жизненной базой. В нашем понятии рабства эти две стороны неразъединимы» [1, с. 53-54].
Итак, гегелевская «эстетическая» формула Античности принимается А. Ф. Лосевым с учетом марксистской «рабовладельческой» поправки, а фактически - формулы «господин-раб» Гегеля. Но ирония ситуации, сложившейся к этому времени, состояла в том, что сохранить классически-философское (Гегель) и социально-экономическое (Маркс) представления об Античности как рабовладельческой формации (после открытий Эванса и расшифровки М. Вентрисом доэллинской и, как оказалось, все-таки греческой письменности) просто невозможно. Крито-микенская и классическая цивилизации Греции существенно отличались друг от друга множеством принципиальных характеристик.
А. Ф. Лосев в ответ сконструировал две рабовладельческие Античности: «раннюю рабовладельческую формацию» крито-микенского периода и «рабовладельческую развитую формацию» классической эллинской эпохи [1, с. 99108]. М. К. Петров в своей статье-рецензии на книгу А. Ф. Лосева называет их, соответственно, «бронзовой» и «мраморной» Античностью [6, с. 91-105]. Главная идея А. Ф. Лосева заключалась в том, чтобы максимально снизить значение неожиданно ворвавшейся в греческую историю языковой вентрисовской крито-ми-кенской вставки и увидеть в единстве мифологический (первобытно-общинный) и фило-софско- эстетиче ский (рабовладельче ский) слои Античности.
М. К. Петров: Античность и предантич-ность сквозь призму идеи «человек-государство». Развивая в работах «Античная культу-
ра», «Пираты Эгейского моря и личность» и «Социальные основы самосознания и научного творчества» (1966-1967) (таково авторское название книги, которое после его смерти было сокращено) свое собственное, отличающееся и от гегелевского, и от марксистского объяснение специфики Античности как культуры, как способа жизни и производства, как социальности и государственности, М. К. Петров, в отличие от А. Ф. Лосева, не стал смягчать обнаружившийся разрыв между «бронзовой» и «скульптурной» эпохами, а также описал давно уже известное различие между этими цивилизационными формами, с одной стороны, и первобытностью - с другой. Говоря проще, три социальных элемента-структуры своего предшественника он рассматривал как самостоятельные и при этом, в данном случае, хронологически следующие один за другим.
Первобытность предстала в его концепции как носитель лично-именного культурного кода [2, с. 18-25; 7, с. 18-26].
Крито-микенская социальность и государственность (вместе со всеми подобными ей «бронзовыми» цивилизациями, выраставшими в культурно-мировоззренческом плане из мифологий «олимпийского» образца) рассматривались как вариант профессионально-именного типа культуры и одновременно как своеобразное «морское» отклонение от «нормальных» «сухопутных» цивилизаций с аграрной экономикой, централизованных государств типа «восточных» деспотий, а также как религиозно-мифологический способ мышления [2, с. 11-18, 25-43; 7, с. 26-43].
Классическая полисная социальность и государственность, то есть собственно греческая Античность (классика) в качестве единственного в истории случая выражения универсально-понятийного кода культуры, неожиданно представлены М. К. Петровым не как марксистский или лосевский вариант рабовладельческого общества и государства, но как реализация в условиях «эгейской катастрофы» возникшей неожиданно линии на «отклонение», обусловившее появление мира «людей-государств» [2, с. 47-112; 7, с. 51-74].
В результате потери традиционной формы социальности и государственности обычного типа, характерной для «восточных деспотий» или более примитивных государственных образований, по М. К. Петрову, впервые произошедшей в мировой истории, возник
греческий полис (город-государство с зако-ном-номосом и полновесными республиканскими политическими структурами и институтами, пусть примитивной, но товарно-денежной, рыночной экономикой, театром как формой политического самосознания гражданского общества, философией в качестве его теоретического самосознания) и вообще вся европейская культурно-историческая традиция [2, с. 112-188; 7, с. 74-87].
Методологическая позиция М. К. Петрова имела и другой нюанс. Если марксистская, формационная, и гегелевская, диалектическая, философско-исторические схемы представляли линейный подход, предлагая некоторую расчлененную во времени целостность крупных исторических эпох, а им противостоявшая локалистская цивилизационная модель -своеобразную россыпь отдельных «замкнутых культур», «цивилизаций» или «обществ», то М. К. Петров в своей строго научной исторической концепции использовал чисто типологический подход при осмыслении социокультурной реальности. Лично-именной, профессионально-именной и универсальный (европейский) типы культур в его концепции -это только фиксация различных способов адаптации в окружающей среде природного, социального и разумного (творческого) существа, каковым является человек.
Между тем для объяснения этого выпадающего из нормы случая потребовались гипотезы катастрофы, «пиратский» фактор и объединяющая их идея исторического отклонения, которые выражали ориентацию М. К. Петрова уже не только на характерное для европейского способа мысли системное теоретическое, или объективно-научное, воспроизведение предметов и процессов, но и на специфически-современное, рождаемое эпохой научно-технической революции миграционное осмысление реальности и методов ее познания. Данное методологическое нововведение М. К. Петров назвал «новой моделью» [7, с. 156-162; 8, с. 95-11; 9, с. 96-132].
Но вернемся к «Античной культуре» и к ее резюме - работе «Пираты Эгейского моря и личность», где уже с первых строк понятно, что автор не разделяет позицию Маркса, ибо она содержит «ряд неожиданных и далеко идущих выводов», позволяющих сформировать «новую точку зрения на античное общество и культуру», на сам характер социальности, которая складывалась на побережье и островах Эгейского моря
между XV и IX веками до н. э. «В порядке рабочей гипотезы, - пишет М. К. Петров, - мы дадим этому типу социальной структуры название "человек-государство" в отличие от других типов государства и, прежде всего, в отличие от полиса - "города-государства"» [10, с. 180].
Это своеобразное общество-общежитие стихийно составлялось, по Петрову, в первую очередь из «людей-государств» («одиссеев»), а также людей-аутсайдеров, не подымавшихся в живой исторической «табели о рангах» до высот первых. Оно, видимо, принадлежит, согласно классификациям историков (например, В. П. Яйленко), к так называемой «миграционной» эпохе и к ранней архаике [11, с. 128], образующих вместе общие контуры как бы «провалившейся» в историческое небытие знаменитой гомеровской эпохи. В классической историографии (до Г. Шлимана), длившейся века и даже тысячелетия, гомеровским временем обычно и начиналась Античность, точнее, ее мифологическое преддверие, вводящее в раннюю архаику с ее географической экспансией, учреждением олимпиад, первыми законами (Ликург). Следует отметить, что термин «миграция» М. К. Петров использовал и при изучении колонизации, переселения. Однако с середины 60-х годов XX века, насколько позволяют судить известные работы ученого, появляется новое его значение (обновление, творчество) и вводится чисто петровское новаторское словосочетание «миграционная способность», характеризующее, как уже было сказано выше, «новую модель» мышления («миграционный способ мысли». - А. Е.).
Вслед за крахом крито-микенской культуры в эпоху «миграций» следует архаика -начало как бы вновь зарождающейся будущей эллинской цивилизации, той самой, которая многие века и тысячелетия считалась единственной греческой цивилизацией. Ее становление и развитие происходят до VI-IV веков до н. э., то есть до зарождения классической эллинской культуры, говоря о которой, А. Ф. Лосев отмечал, что она «развивается в период между крушением первобытнообщинного строя и монархией Александра Македонского...» [1, с. 256].
Это оригинальное общество и время фундаментальных перемен и наслоений в культуре как минимум трех ее эпох рассматривается Петровым, с одной стороны, как финальное состояние процесса постепенного угасания и
распада социокультурной и политической целостности крито-микенской эпохи, близкой по своим основным характеристикам «параллельным» по хронологии обществам и культурам Древнего Востока. С другой стороны, они мыслятся как исходный (отправной) пункт генезиса полисной классики античного мира с ее специфическим феноменом «целостной личности» (а также с такими следствиями, как рынок, демократия, свободное искусство и философия). Наконец, Петров видит в этом также первое в истории «отклонение» (в социокультурном отношении) от «нормальных» цивилизаций олимпийского типа, имеющих устойчивую систему общественного разделения труда и господства профессионализма на всех уровнях существования (включая функционирование режима властных структур и духовно-знаковой надстройки в культуре).
Итак, М. К. Петров предложил вместо понятия «рабовладельческое общество и государство» для осмысления эпохи греческой классики использовать генетический и базовый для ее существования феномен «человек-государство», так или иначе, но объясняющий «греческое чудо». Причем в ситуации, когда историки (до расшифровки Вентрисом линейного письма В) склонялись к простому предположению о последовательности (в бассейне Эгейского моря) двух самостоятельных культур догрече-ского и греческого происхождения, а после открытия ученого были вынуждены, с одной стороны, искать в природных катаклизмах или переселениях и завоеваниях причины краха кри-то-микенской культуры, а с другой стороны, делать вид, что из родового строя пришельцев-варваров развился уникальный политический строй демократии, неизвестный в иных очагах культуры и предопределивший в определенной мере будущий феномен европейской культурно-исторической традиции.
Отвергать «омолаживающее» влияние «варварства» на культурные сломы истории (сколько их можно насчитать и в переднеази-атской, и египетской, и китайской, и индийской истории!) едва ли следует. Европейцы всегда их объясняют собственным приходом (в эпоху Великого переселения народов) в культурные области греко-римского мира, который явственно разделяет Античность и оформившееся Средневековье (хотя бы с Карла Великого или эпохи Крестовых походов) «фаустовской культуры» и чем-то действительно напоминает гомеровские темные века. Однако, за-
нимая в споре позицию как «романистов», так и «германистов», трудно приписать «варварству» (с его знаменитым «личностным началом» и «дружинным бытом») даже возможность авторства чего-то сопоставимого с греческой политической свободой, а тем более с феноменом философии или теории в культуре. Без греческого оригинала и его римской компиляции-повтора ни философию, ни демократию, ни институт частной собственности на западноевропейской почве представить невозможно.
Таким образом, М. К. Петров в 1966 году предложил невероятное объяснение преемственности и разрыва между крито-микенской и классической эллинской (античной) культурами в виде «пиратской» гипотезы. Он обратил внимание на «морскую» специфику кри-то-микенского общества и государства, на необходимость защиты земледелия от морских (пиратских) набегов как «основную функцию морской государственности», в результате чего государственное регулирование «впервые попадает... в чертов контур положительной обратной связи». Отсюда возникает эффект «накопления в пределах рода-общины "гражданских свойств" и роста автономии земледелия за счет поглощения государственной военно-оборонительной функции. Но вместе с тем это и расширенное воспроизводство опасности морских нападений» [10, с. 207-208]. И государство, и пираты, и земледельческая община как бы крутятся здесь «в едином беличьем колесе», но именно государство «оказывается третьим лишним». В итоге оно дробится и миниатюризируется до того момента, когда глава семьи (земледелец-воин) и пират (потенциальный глава семьи того же качества и статуса) не оказываются последними представителями угасшей окончательно «олимпийской» государственности. Разумеется, настоящими «людьми-государствами» в эту эпоху становятся далеко не все, а потому гомеровские поэмы и представляют нам элиту, «лучших людей» типа Одиссея, то есть будущую аристократию.
Палуба пиратского корабля привлекла внимание М. К. Петрова как место, где рождается новый тип целостной и творческой личности, представленный в гомеровскую эпоху «людьми-государствами», а затем сам воплотивший в культуре (в философии, теологии и науке) новооткрытый европейский способ мысли.
Литература
1. Лосев А. Ф. История античной эстетики (ранняя классика). М., 1963.
2. Петров М. К. Античная культура. М., 1997.
3. История государства и права зарубежных стран / под общ. ред. проф. П. И. Галанзы. М., 1963.
4. Лосев А. Ф. Дерзание духа. М., 1988.
5. Лосев А. Ф. История античной философии. М., 1989.
6. Петров М. К. Бронза и мрамор Античности // Россия в пределах только разума: введение в тему. Ростов н/Д, 2008.
7. Петров М. К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д, 1992.
8. Ерыгин А. Н. Россия, модернизация и феномен миграционной способности в концепции «онаучивания общества» М. К. Петрова // Вестник РМИОН. Проекты российской модернизации. Ростов н/Д, 2012.
9. Ерыгин А. Н. Миграционная модель и цивилизационные парадигмы в орбите русского самосознания. Ростов н/Д, 2014.
10. Петров М. К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995.
11. Яйленко В. П. Архаическая Греция // Античная Греция: проблемы развития полиса. Т. 1: Становление и развитие полиса. М., 1983.
12. Овчинников А. И. Библейский идеал государства: теоретический аспект // Философия права. 2014. № 4 (65).
Bibliography
1. Losev A. F. History of ancient aesthetics (early classics). Moscow, 1963.
2. Petrov M. K. Ancient culture. Moscow, 1997.
3. History of state and law of foreign countries / ed. by P. I. Galanza. Moscow, 1963.
4. Losev A. F. Adventure of the spirit. Moscow, 1988.
5. Losev A. F. History of ancient philosophy. Moscow, 1989.
6. Petrov M. K. Bronze and marble of antiquity // Russia within the limits of the mind: an introduction to the topic. Rostov-on-Don, 2008.
7. Petrov M. K. Consciousness and scientific creativity. Rostov-on-Don, 1992.
8. Erygin A. N. Russia, modernization and the phenomenon of migration ability in the concept of «onarchive society» M. K. Petrova // Bulletin RMION. The Russian modernization projects. Rostov-on-Don, 2012.
9. Erygin A. N. Migration model and civiliza-tional paradigms in the orbit of Russian self-consciousness. Rostov-on-Don, 2014.
10. Petrov M. K. Art and science. Pirates of the Aegean sea and personality. Moscow, 1995.
11. Yailenko V. P. Of Archaic Greece // Ancient Greece: issues of development policy. Vol. 1: The formation and development of the policy. Moscow, 1983.
12. Ovchinnikov A. I. Biblical ideal of the state: the theoretical aspect // Philosophy of law. 2014. № 4 (65).
УДК 130.32 ББК 27
А. В. Моисеев
«ФИЛОСОФИЯ ПРАВА» ГЕГЕЛЯ: САМОСОЗНАНИЕ И КРИТИКА ИСТОРИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ
В статье рассматривается проблема определения сущности и значения гегелевского учения о государстве и гражданском обществе в контексте изменения отношения опыта философского самосознания и реализации самоутверждения субъекта в лоне социально-исторической действительности Нового времени. Автор анализирует связь «Философии права» Гегеля с «Феноменологией духа», которая позволяет разграничивать самосознание современности и ее образ во времени.
Ключевые слова: философское самосознание, время, абсолютная форма, право, абсолютный предел, модерн.
HEGEL «PHILOSOPHY OF LAW»: SELF-CONSCIOUSNESS AND CRITIQUE
OF HISTORICAL TIME
The article considers the problem of determining the nature and importance of Hegel's doctrine of the state and civil society in the context of changing relations ofphilosophical experience of self-
