В.А. Соколова
Особенности употребления основных образов в поэзии Ирины Кнорринг
В статье рассматриваются одни из основных образов поэзии Ирины Кнорринг (1906-1943), представителя младшего поколения первой волны русской эмиграции. Материалом послужили стихотворения зрелого периода творчества, 1930-х гг., в которых используются образы темноты, ночи, тишины, боли и тоски. Анализ представленных стихотворений позволяет лучше понять завершающий этап творческого пути Ирины Кнорринг с его усилившимся трагизмом мироощущения. При этом фокус исследования сосредоточен на индивидуальных особенностях употребления образов автором.
Ключевые слова: Ирина Кнорринг, «дневниковая» поэзия, поэтический образ, образ темноты, образ боли, образ тоски.
Поэзию Ирины Кнорринг (1906-1943) отличает искренность и естественность дневника. Эта манера письма проявилась у нее очень рано - в детстве, во время скитаний ее семьи в годы Гражданской войны по югу России [4; 6], а в дальнейшей эмигрантской жизни эта черта сблизила творчество Кнорринг с поэзией «парижской ноты».
Формально не относясь к этому течению, Кнорринг была близка к ней интонационно, и слова, сказанные Ю. Иваском о «ноте», соотносимы и с ее творчеством: «Простота в изложении, размышления о самом главном, тоска и порывы...» [3, с. 46]. Несколько ранее, хоть и в критическом ключе, о приглушенной интонации «парижан» сказал А. Бем [1, с. 317], их идейный противник.
В дальнейшем особая интонация у Кнорринг будет отмечена многими критиками. Так Г. Струве в своем труде «Русская литература в изгнании» писал, что ее поэзия «очень личная - едва ли не самая грустная во всей зарубежной литературе» [7, с. 238]. А Георгий Иванов в статье «Поэзия и поэты», рассматривая ее посмертный сборник «После всего» (1949), сказал своеобразное надгробное слово: «Кнорринг была не очень сильным, но настоящим поэтом. Ее скромная гордость и требовательная строгость к себе, мало кем оцененные, будут, я думаю, все же со временем вознаграждены. У скромной книжки Кнорринг есть шансы пережить многие более "блестящие" книги ее современников. И возможно, что, когда иные из них будут давно "заслуженно" забыты, - бледноватая прелесть стихов покойной Кнорринг будет все так же дышать тихой, не
ш яркой, но неподдельно-благоуханной поэзией» [2, с. 585-586]. Чтобы уви-^ деть эти черты в живой стихотворной ткани, обратимся непосредственно к § поэтическим текстам и рассмотрим употребление основных поэтических Ц образов, формирующих глубоко индивидуальную камерную поэзию & Кнорринг.
Для этой цели мы выбрали следующие произведения: «Надоели скитанья без цели...», «Собаки», «Окно в столовой», «Где-то пробили часы...». Все они написаны в 1930-е гг. и представляют творчество уже сложившегося зрелого поэта. При анализе этих произведений мы будем опираться на образы, характерность которых для поэзии Кнорринг показывает частота употребления некоторых слов. Так, в книге «После всего» [5], на данный момент наиболее полном собрании ее поэтических текстов (содержащем 2503 поэтические строки, включая 2 эпиграфа с самоцитированием), слово ночь и его производные формы употребляется 61 раз (для немногословной лирики Кнорринг - это достаточно часто), тишина - 52 раза, темнота - 50 раз, а боль и тоска - 35 раз. Все они входят в группу 50 наиболее употребляемых автором слов.
В стихотворениях Кнорринг, в том числе и выбранных нами, чувствуется особая интонация, выделяющая ее поэзию среди других лириков русского зарубежья - скорбная печаль и тихий голос. Используемые в них образы темноты, боли, ночи, тишины и тоски являются одними из основных в поэзии Кнорринг. Важно, что среди выбранных стихотворений представлены и личные мотивы, доминирующие в ее творчестве на протяжении многих лет, и те, поздние, связанные с войной, что выводят за рамки личных переживаний и возвращают ее поэзии качества гражданской лирики, проявлявшиеся у нее на раннем этапе творчества.
Первое из выбранных нами стихотворений, «Надоели скитанья без цели.», [5, с. 71] относится к 1931 г.
Стихотворение - знаковое, его строки Ночью снятся мне белые стены / И широкие окна на юг дали название второму сборнику стихов Ирины Кнорринг «Окна на север» (1939). Мы видим изначально заложенное автором противопоставление своей обыденной тяжелой жизни и невозможной мечты. Повседневность предстает как непрерывная череда скитаний, связанная с глубокой раной - потерей родины и невозможностью вернуться, закончить бег. Эта ситуация представлена как данность. Слова скитанья без цели, бивуак в тексте прямо указывают на отсутствие дома, а давящая атмосфера обреченности подчеркивается перечислением пристанищ с примитивно непрочным уютом. Кнор-ринг описывает те места и отели, где приходилось жить большей части русских эмигрантов, как закоулки глухие, кривые и облупленные,
неживые, / двухсотлетние эти дома. Помимо боли и тоски сквозит ш х здесь бесконечное экзистенциальное одиночество человека, брошенного ¡5 | в холодный внешний мир. Романтизация такого состояния возможна 1 лишь через фальшиво-восторженные слова и опровергается реальностью § грязных углов. ©
Мотив одиночества особо подчеркнут повтором: одиночество темных отелей, /одиночество темных минут. При этом значение образа темноты расширяется: с одной стороны - это темнота помещения, с другой -темные минуты, мрак души. Образ темноты входит в описание быта через перечисление: нищета, темнота, полутьма. В следующей строфе (этих грязных и темных углов) помимо бытописания дается физическое ощущение спертого и давящего пространства. (Перед нами предстает картина, сходная с описаниями подобных «углов» у Ф.М. Достоевского и других классиков русской литературы, что лишний раз подчеркивает укорененность творчества Кнорринг в литературной традиции.)
Кнорринг характеризует жизнь следующим образом: Жить, подобно бездомной собаке, / Не приткнуться нигде, никогда.... Прожитые годы получают у нее характеристику неживых, а жизнь - тугой, неизменной. Причем слово неизменная выделено особо, отдельной строкой, поскольку оно призвано подчеркнуть невозможность выхода из заколдованного круга - образ, взятый из фольклора, а в повседневном обыденном использовании подчеркивающий бессмысленность и безнадежность ежедневного повторения. Такому существованию противопоставляется недостижимый сон про белые стены / и широкие окна на юг. Свет, белый цвет и пространство, показанное через широкие окна, дано по принципу контраста с описанным выше номером отеля. Образ темноты, по количеству упоминаний явно преобладающий в стихотворении, противопоставлен образу белого цвета.
Рассмотренное стихотворение поднимает тему скитаний, отсутствия дома, и - в скрытой форме - отсутствия родины. Символом этой утраты может служить используемый Кнорринг образ бездомной собаки. С его помощью перебрасывается своеобразный смысловой мостик к ее следующему стихотворению «Собаки» [5, с. 90-91]. Оно написано в 1933 г. и представляет нам развитие рассматриваемого образа. Однако есть между этими обращениями к одному и тому же образу важное отличие. В предыдущем стихотворении образ собаки был призван символизировать тяжесть изгнанничества и характеризовать переживания лирической героини, в стихотворении 1933 г. образ собаки пришел из внешнего мира как его деталь.
ш Эпиграфом Кнорринг берет строку О лай - о чем-то знающих собак!
^ Довида Кнута, представителя своего поэтического поколения.
§ Образы темноты и мрака, как ее апофеоза, открывают стихотворение:
Ц В тяжелом сгустившемся мраке, / На темном пустынном дворе....
& Присутствующая здесь «логическая неправильность» (мрак на темном дворе) создает особо тягостное ощущение темноты. Впечатление усилено и эпитетами тяжелый, сгустившийся, пустынный. Конура на дворе, по сути, представляет то самое спертое пространство, которое уже появлялось в предыдущем стихотворении в образе давящего на сознание крошечного номера отеля. Потому в следующей строфе Кнорринг так свободно переходит к описанию собственных переживаний. Мне страшно, мне тесно, мне скучно... - эти слова передают ощущение тоскливой безысходности. Особое внимание стоит обратить на слово тесно, которое придает всей группе характеристику замкнутого пространства. Только в данном случае это пространство внутреннее, душевное.
Прослеживается и определенная оппозиция образов: с одной стороны - душа героини с ее переживаниями, с другой - образ неотлучно находящегося на дворе пса. Особое знание, доступное собакам, заявлено еще в эпиграфе. От него Кнорринг во многом и отталкивается, когда пишет: О чем они знают, собаки? (интересна и речевая шероховатость самого выражения - о чем они знают вместо что они знают). И далее строка Приподняты чуткие уши... говорит о чуткости к чему-то такому, что не чувствует человек. Эта инаковость подчеркивается словами по-волчьи сверкают глаза, в которых, вместе с тем, заключено предчувствие опасности, заставляющее собаку превращаться в волка.
Оба - и человек, и зверь - томимы ощущением тревоги, приближением чего-то неясного, давящего. Поэтому героине тесно и душно. От этого ощущения духоты и физической, и эмоциональной у героини возникают слезы - бессильные, безвольи (отметим используемый неологизм).
О чем же идет речь? Обратимся к дальнейшему тексту Кнорринг: И хочется крикнуть: "Мне больно! / Я долго, я страшно больна!". Здесь одновременно говорится о душевной боли и многолетней тяжелой болезни Кнорринг - сахарном диабете. Таким образом, физический и эмоциональный планы соединяются.
Тема болезни в ее творчестве плотно связана с темой смерти, особенно явно это проявляется в последние годы жизни. Над черной, ночной колокольней / Блестит неживая луна - образы смерти, переносимые на природу. Вообще для поэзии Кнорринг использование образов ночи и ночных пейзажей достаточно характерно, и связаны они с глубокими переживаниями и размышлениями о жизни. Образ колокольни также
возникает на фоне ночного пейзажа, поскольку колокольня связана с ш х часами, то этот образ указывает одновременно и на вечность, и на конеч- ¡5 ность жизни. В одной небольшой фразе проглядывает мироощущение 1 поэта. Следующей строкой Кнорринг обрывает это слишком глубоко § зашедшее повествование, рывком возвращаясь в реальный мир: И первым © раскатистым лаем /Мне вторит бессонная ночь.... Внешний мир отзывается на внутренние переживания героини.
Строки Я слабая, глупая, злая, / И кто мне посмеет помочь? -своеобразная кульминация стихотворения. Подобная самохарактеристика во многом связано с оценкой Кнорринг своей жизни как неудавшейся. Интересно и то, как звучит вопрос: кто мне посмеет помочь? В слове посмеет ощутим определенный вызов. Вероятнее всего, что слово использовано как синоним слов решится, рискнет, но, на наш взгляд, здесь присутствует и вопрос к высшим силам.
Далее следует описание, Я вижу, как длинные тени / Трепещут под белой стеной, передающее контраст темного и белого цвета. Тени соединяются с образом безликого - жестокого-чужого, приближающегося, ползущего по ступеням. Этот образ у Кнорринг нельзя назвать распространенным. Безликий символизирует образ неведомого, страшного, своеобразной «изнанки» внешнего мира, который мучает человека. Во многом это отголосок тем болезни и смерти.
Безусловный успех Кнорринг в создании этого образа - в отсутствии детализации, в добавлении загадки и смысловой глубины. От него действительно веет сверхъестественной жутью: Он может смеяться беззвучно, /Пройти сквозь закрытую дверь. И тут же идет очередное снижение напряжения: И снова мне страшно, мне скучно / От невыразимых потерь! Подразумеваемое слово больно заменяют слова страшно и скучно, которые в поэтическом словаре Кнорринг служат для передачи боли и безнадежности жизни. Это их значение подкрепляется и словами самой Кнорринг, говорящей о невыразимых потерях.
В итоге боль и невозможность ее избыть приводят к молчанию и мраку: Молчанье, пустое молчанье. / Тяжелый, бесформенный мрак. Молчанье (характерно, что оно пустое) - одновременно и реакция героини, и действие внешнего мира. Мрак же - и концентрированный образ темноты, и в то же время скрытый образ смерти как распада формы. Именно это бесформенное давящее проявление внешнего мира и узнают рычащие собаки.
Рядом с образом темноты в стихотворении соседствует другой, не менее характерный для Кнорринг образ тишины. Тишина у нее присутствует даже на фоне лая собак, она - явление глобальное, практически всегда
ш связанное по смыслу с образами темноты, тоски и боли. В образе тишины ^ (и ее варианта - молчания) проступает тема глубокого одиночества, § которая пронизывает всю лирику Кнорринг.
^ Еще глубже эта тема раскрывается в стихотворении «Окно в столовой» | [5, с. 106-108] 1938 г.
Образы темноты и ночи опять господствуют, стихотворение открывается словами Снова - ночь. И лето снова / (Сколько грустных лет!) - произносит героиня, развивая мысль о бесконечном одинаковом повторении времени. Слово лето и его множественная форма лет употребляется тут сразу в двух значениях: для констатации времени года, а затем в значении грустных лет, повторяющихся по заведенному кругу. Тому самому заколдованному кругу из первого рассмотренного нами стихотворения - «Надоели скитанья без цели...». Здесь Кнорринг воссоздает его через описание: Папироса. Пламя спички. Она верна заветам акмеизма, передающего сознание через бытие. Картина действия рисуется отдельными штрихами. Во многом эта обрывочность оправдывается еще и тем, что комната изначально погружена во мрак: Я в прокуренной столовой / Потушила свет, происходит уход во тьму внешнюю и внутреннюю. Неслучайно соседствуют слова мрак и тишина - это не просто пустота комнаты, это два важных образа-символа в поэтической системе автора, означающие обреченность и одиночество.
Тишина - сквозной образ практически всех стихотворений Кнорринг. Он связан с одиночеством души. В поздней поэзии к этому чувству добавляется еще и восприятие тишины как привычного состояния больного одинокого человека, соединяясь с привычной покорностью судьбе: И покорно, по привычке /Встала у окна. Покорность эта связана с болезнью и осознанием своей жизни как неудавшейся.
Мрак и тишина лишь обостряют эти переживания. Героиня обращается к воспоминаниям и подводит итоги: Сколько здесь минут усталых / Молча протекло! Так стекло окна, что характерно, темное, становится отражением душевной боли лирической героини. Вообще образ окна у Кнорринг один из распространенных и является символом связи с внешним миром, находящимся за стенами дома и вне самой героини. По сути, окно - это «взгляд» наружу, связь с жизнью, в отличие, например, от двери, образ которой используется редко и не предназначается в поэтической системе автора для общения и взаимодействия, скорее, служит разделению людей.
Также темное окно (во многом и самохарактеристика), помимо боли за прошедшие годы, отражало еще и много слов и строчек четких, т.е. с образом окна в данном случае увязывается один из главнейших аспектов
жизни Кнорринг - творчество. Эта строфа обрывается многоточием, за ш х
которым скрывается многозначительная недосказанность. ¡5 &
Возвращаясь из мыслей о прошлом к настоящему, героиня отмечает 1
обыденную, на первый взгляд, деталь: о
В отдаленье - <§ Гул Парижа (По ночам - слышней).
Этот гул - символ внешнего мира, и воспоминание об оставленном ею литературном мире Монпарнаса, куда ее муж, поэт Юрий Софиев, продолжал уходить вечерами, и откуда она ожидала его возвращения. Неслучайно гул Парижа даже выделен отдельной строкой. Он находится в отдалении, указывая на разъединенность героини с жизнью внешнего мира, а по ночам становится слышнее. Внешний гул просачивается сквозь тишину ближайшего круга пространства, осознаваемого как своего, почти всегда «ограниченного», небольшого. Я ведь только мир и вижу, / Что в моем окне, - признается она, передавая ощущение тесноты с помощью образа окна (не двери) как единственного выхода во внешний мир. Это чувство подчеркивается и видом, открывающимся ей из окна: Вижу улицу ночную, / Скучные дома. Характерно использование эпитета скучные в отношении домов, который говорит не только об их непривлекательном виде, но и о перенесении на них эмоций героини. Параллель между внешней жизнью и внутренними переживаниями в следующих строках выводится еще объемнее:
Жизнь бесцветную,
Пустую,
Как и я сама.
Кнорринг говорит о глобальных пустоте и одиночестве: пусто во вне, пусто и во мне. И когда эту суровую тоску не хватает сил превозмочь, героиня обращается к конкретному моменту, растворяется в тишине и ночи. Прежде негативно окрашенные образы приобретают новые смысловые оттенки. Так тишина и темнота ночи оказываются неожиданно защитниками от тоски. Заданные в начале стихотворения как отражение одиночества и обреченности, к концу они, не меняясь кардинально, приобретают дополнительные значения покоя, воспоминаний, возможности принятия себя и своей боли.
Тема одиночества раскрывается глубже и под новым углом зрения: Прислонясь к оконной раме В темноте ночной, Бестолковыми стихами Говорю с тобой.
ш Идет обращение к мужу, и на фоне темы одиночества подспудно ^ поднимается одна из главных тем поэзии Кнорринг - любовь. При этом § общение двух человек происходит не напрямую, а косвенно, через поэзию. Ц Вновь вплетается и мотив творчества, осознаваемый Кнорринг, если не & как основа собственной жизни, то, без сомнения, как глубоко правдивое истинное ее содержание. И характеристика стихов бестолковые - здесь более самохарактеристика.
В этом ночном разговоре героине отвечает не отсутствующий ты, а наши камни, наши звезды / и цветы в окне. Т.е., несмотря на отсутствие прямого ответа с его стороны, отвечают те предметы, которые связывают этих двоих и имеют для них свое особое значение - наши - наши с тобой. В этой системе ценностей камни, цветы на окне и звезды оказываются равноценными величинами. И отвечают они всегда тепло и просто, утешая и ободряя. Само слово просто у Кнорринг имеет положительное значение. И связано оно с ее стремлением видеть красоту и смысл внешнего мира в повседневных простых вещах, в противовес метафизическому восприятию мира. Ее вообще привлекает акмеистическая традиция, усвоенная на раннем периоде творчества через поэзию Ахматовой.
Такое изображение действительности мы находим и позднее, в ее стихах военного времени, где отразились темы смерти и войны. В последний период творчества Кнорринг, когда в ее жизнь вошла Вторая мировая война и усилилась многолетняя болезнь, размышления о болезни, войне и близкой смерти тесно переплелись в ее стихах. Одно из таких стихотворений - «Где-то пробили часы.» [5, с. 112], датированное ноябрем 1940 г.
Стихотворение открывается образом часов, которые находятся на колокольне, перекликаясь с образом колокольни в стихотворении «Собаки». Ночная тематика опять оказывается ведущей. Часы и колокольня в образной системе Кнорринг практически всегда связаны с этим временем суток. Таким образом, данное стихотворение представляет собой еще одно ночное размышление героини, только в этот раз она говорит о вещах глобальных. Для этого периода ее творчества характерен выход за рамки внутреннего камерного круга и проникновение в ее поэзию гражданских мотивов.
Также с первых строк появляется и образ болезни: Всем, кто унижен и болен, / Кто отошел от побед. Кнорринг говорит во многом о себе. Это ее сломила болезнь. Фразу-обращение к тем, кто отошел от побед, можно понимать обобщенно, как связанную с войной (относящуюся к Франции, победившей Германию в Первой мировой войне, а теперь в 1940 г. самой вынужденной капитулировать). Однако, зная творчество
Кнорринг, следует всегда помнить о слое индивидуального прочтения ш х (субъективное для нее важнее объективного),
текстах. Общее поражение созвучно внутреннему ощущению поэта: свою 1
о
жизнь Кнорринг считала «проигранной». §
Теперь она адресует братский привет таким же, как и сама, униженным © и больным, сопереживает им. Речь о людском братстве - проявление тех общественных мотивов, о которых говорилось выше.
Эта человеческая близость возникает от общего несчастья. Людей объединяет беда. Характерно и то, что привет идет от часов и колокольни: Всем этот братский привет / С древних ночных колоколен. Образ часов у Кнорринг неизменно связан с ощущением напряженной атмосферы, тяжести жизни, свершившейся утраты или же смутном предчувствии ее. Здесь мы видим характерный пример раскрытия этих смыслов в конкретном стихотворении, где часы отмеряют время, соответственно, и боль. Колокольни, на которой они расположены, есть также символ вечности: они древние, они предстают перед нами как своеобразные вехи в потоке времени. И ночная их суть тоже неслучайна, это передача состояния души.
Ночное состояние передается и другими семантически близкими образами - туманом, мглой. В мерзлом и мутном тумане слышится стенание военных сирен. Здесь нет отсылки к мифологии. (Возможность такой отсылки была отчетливо пресечена Ириной Кнорринг при упоминании сирен в стихотворении 1939 г. «О чем писать? О лете, о Бретани?»: Где рев сирен (других сирен!) в тумане [5, с. 110].)
Поэт рисует картину войны, которая захватывая все окружающее пространство, - землю, воду, небо: Шум авионов во мгле, Пушечный дым на земле, И корабли в океане!
При этом образ врага как человека не возникает, война для нее -глобальное зло.
Перед лицом этого зла она обращается к единственной силе, способной противостоять происходящему - Богу: Господи, /Дай же покой. Характерно и то, что обращение она выделяет отдельной строкой. Ее отношения с Богом, отраженные в поэзии, подчас сложны, но в данном случае перед нами традиционное моление за мир. Лирическая героиня просит покоя
ф Всем твоим сгорбленным людям:
| Мирно идущим ко сну,
Э Мерно идущим ко дну,
й. Вставшим у темных орудий.
го
& Она просит и за тех, кто не участвует в войне, и за умерших или погибших, и за воюющих.
Первые и вторые погружены в сон - временный или вечный, что подчеркнуто созвучием слов мирно и мерно. Третьи же бодрствуют у темных орудий. Интересно двойное значение образа темных орудий: они объединяют в себе и грозные, и защитные функции. Это образ не только тех, кто воюет, но и кто защищает. Позднее Кнорринг воспоет их как героев Сопротивления. Однако здесь можно найти и возможное прощение врагов, людей вставших у орудий с другой стороны, - то чувство, которое позднее выльется в стихотворение «Уверенный, твердый, железный.» (1942), обращенное к немецкому мечтательному мальчику-завоевателю.
На примере рассмотренных стихотворений мы видим, как проявляются в поэзии Кнорринг характерные для нее образы темноты, боли и тоски. Чаще всего они воспринимаются слитно, используются для передачи глубины ее чувств. С ними вместе через все ее стихотворения проходит мотив тишины как одиночества. Мы видим, какую роль играют эти образы в стихотворениях с разной тематикой, видим, как в одном стихотворении может совмещаться несколько разных тем, что естественно для дневниковой поэзии. Лишь в произведениях позднего военного периода Кнорринг начинает заново выходить из круга личных тем. Хотя и здесь ее камерная поэзия придает гражданским мотивам ту особую интонацию, которая отличает И. Кнорринг от других поэтов.
Библиографический список
1. Бем А.Л. Поэзия Л. Червинской // Бем А.Л. Письма о литературе. РгаЬа,
1996. С. 317-320.
2. Иванов Г.В. «Поэзия и поэты» // Иванов Г.В. Собр. соч. в 3-х т. Т. 3. М.,
1994. С. 583-587.
3. Иваск Ю.П. Поэзия «старой» эмиграции // Русская литература в эмиграции:
Сб. ст. под ред. П.Н. Полторацкого. Питсбург, 1972. С. 45-69.
4. Кнорринг И.Н. Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2 т. Т. 1. М.,
2009.
5. Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942. Алма-Ата, 1993.
6. Кнорринг Н.Н. Книга о моей дочери. Воспоминания. Алматы, 2003.
7. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж - Москва, 1996.