CC BY
20-•М. Козырева
ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ И СУБЪЕКТИВНОЙ МОБИЛЬНОСТИ
Процессы социальной самоидентификации тесно связаны с расслоением общества и адаптацией населения к рыночным реформам. При анализе указанных проблем мы исходили из того, что механизмы социальной самоидентификации основаны на выделении «своих групп» в социальном пространстве [12] и что социальная идентичность отражает восприятие, оценивание, классификацию индивидом самого себя как агента, занимающего определенную позицию в социальном пространстве [6, с. 239].
В исследовании самоопределения респондентов в социальном пространстве на основе данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) за 1994— 2002 годы (подробнее о мониторинге см.: [10]) использовались
три основных измерения — шкалы богатства, власти и уважения, которые включали 9 ступеней (от низшей до высшей). Ответы на идентификационные вопросы послужили основанием для определения субъективных статусов, точнее, статусных характеристик, которые фиксируют положение людей на социальной лестнице и отражают переплетающиеся, но в то же время относительно автономные системы неравенства: собственности, власти
и уважения. Эти «положения» могут быть интегрированы в совокупный, обобщенный индекс социального статуса.
Мы распределили респондентов по трем уровням иерархии — нижнему, среднему и высокому. Эти уровни обозначили контуры своеобразной эмпирической модели социальной структуры в соёнании людей. Иерархия эта достаточно условна, поскольку достроена на показателях осознания людьми своего положения, основывается на самооценках, не всегда и не полностью отражающих реальную картину. Поскольку мы имеем дело с субъективными статусами, свидетельствующими в определенной степени о притязаниях индивидов, дифференциация выстраивается на различиях, выявляемых большей частью в результате сравнения образов жизни и норм поведения. В настоящее время, когда от-
сутствуют устоявшиеся критерии социальной идентификации, представления людей о социуме и своем положении в нем существенно разнятся. Кроме того, положение людей в той или иной системе социальных координат очень часто меняется, что в немалой степени вызвано сложностью процессов адаптации и дезадаптации в трансформирующемся обществе. В результате усиления кратко-срочной социальной мобильности, под влиянием других причин процесс социальной самоидентификации становится размытым и включает немало условностей.
Эти оговорки нелишни с той точки зрения, что предупреждают малопродуктивные поиски классовой идентичности. Приходилось также учитывать, что в силу известных причин мониторинг не охватывает «самые верхние» и «самые нижние» социальные слои, без которых общая картина выглядит незавершенной. Распределение респондентов по уровням и ступеням социальной иерархии, основанное на ответах респондентов, демонстрирует существенную дифференциацию идентификаций по шкалам богатства, власти и уважения (табл. 1).
Анализ рассогласованности в парах субъективных статусных характеристик, проведенный С. Г. Саблиной на материалах РМЭЗ (1994—1998 гг.), показывает, что наиболее согласованными оказываются самооценки богатства и власти. В остальных парах степень консистентности была гораздо ниже, что скорее всего вызвано относительной независимостью иерархии уважения от иерархий как богатства, так и власти [9]. Взаимосвязанные, переплетающиеся между собой конфигурации иерархий богатства и власти в сознании россиян как бы отделены от иерархии степени уважения. Нередко низкий уровень показателей в первых двух соседствует со средним или высоким положением в последней. Другими словами, эта неконсистентность — следствие того, что многие люди не связывают уважение с наличием или отсутствием богатства и власти.
Подобные взгляды характерны для значительной части пенсионеров и людей старшего возраста в целом, квалифицированных рабочих, учителей, врачей, кадровых военнослужащих и других категорий специалистов, занятых в сферах, в которых особенно очевидно несоответствие между социальной значимостью профессии и оплатой труда. Исследование фиксирует довольно высокую согласованность самооценок уважения и идентификации по шкале профессионального мастерства («профессионалы» — «начинающие»)1
Данный вопрос включен в вопросники 1996 и 1998 гг.
Таблица 1. Распределение респондентов по уровням и ступеням шкал богатства, власти и уважения; 1994—2002 гг.*
Шкалы Уровни шкалы , % Меап 8М. N
Нижний Средний Высокий Беу.
Богатства 1994 г. 53,6 44,5 1,9 3,38 1,49 3550
1996 г. 54,6 43,5 1,9 3,32 1,51 3586
1998 г. 61,1 37,7 1,2 3,11 1,47 3629
2000 г. 49,9 47,6 2,5 3,56 1,54 3632
2002 г. 44,4 52,8 2,8 3,71 1,42 3649
Власти 1994 г. 70,2 28,0 1,8 2,67 1,62 3519
1996 г. 68,7 29,5 1,8 2,80 1,59 3520
1998 г. 73,2 25,6 1,2 2,60 1,53 3570
2000 г. 63,3 33,5 3,2 3,01 1,75 3587
2002 г. 57,8 38,7 3,5 3,26 1,63 3600
Уважения 1994 г. 11,5 53,8 34,7 5,69 1,93 3456
1996 г. 9,8 56,1 34,1 5,75 1,80 3456
1998 г. 10,7 53,1 36,2 5,76 1,84 3454
2000 г. 9,1 51,1 39,8 6,03 1,85 3524
2002 г. 6,8 55,5 37,7 5,90 1,67 3580
Средние и стандартные отклонения рассчитаны на основании распределения респондентов по 9-балльной шкале.
и в то же время разительное несоответствие самооценок уровня профессионального мастерства и положения респондентов на идентификационных шкалах богатства и власти. Субъективный статус, определяемый по шкалам богатства и власти, зачастую оказывается ниже, чем самооценка по шкале профессионального Мастерства. Причем, с 1996 по 1998 гг. доля считающих себя профессионалами высокого уровня выросла с 34,4 до 37,3%, а
признающих себя начинающими сократилась — с 16 до 14,5%. Следует также учитывать, что идентификация по уровню профессионального мастерства нетождественна профессиональной идентификации. Во многом по этой причине взаимосвязь оценок профессионального мастерства с субъективными статусами богатства и власти практически не ощущается.
За время российских реформ в рассматриваемой структуре произошли значительные изменения, связанные с усилением процессов вертикальной мобильности. Хотя следует заметить, что в начале наблюдений мониторинг фиксировал относительно устойчивую структуру идентификации. Во многом это было связано с тем, что наиболее существенные изменения в социальном положении населения произошли до начала систематических наблюдений (декабрь 1994 г.). На следующих этапах перемещения на микроуровне приобрели иной характер и уже не вызывали столь значительных сдвигов на макроуровне, происходивших в начале 90-х годов.
Вплоть до 2000 г. на шкале богатства большинство респондентов, с трудом преодолевающих адаптационные трудности, располагались в диапазоне нижних позиций, соответствующих невысокому уровню материального благосостояния, бедности и нищете. Низкий уровень жизни основной массы населения предопределил широкое распространение стратегий и способов адаптации, ориентированных главным образом на достижение быстрого материального успеха, причем нередко в ущерб долгосрочной перспективе. Еще больше респондентов попадали в нижний диапазон на шкале власти. И только на шкале общественного признания большинство опрошенных россиян занимали ее среднюю часть.
Самые низкие показатели в рассматриваемый период приходятся на конец 1998 г., когда было отмечено значительное сужение средних и верхних слоев и расширение нижних. Финансовоэкономический кризис, разразившийся в августе 1998 г., вызвал сильнейшую аномию в обществе, трансформацию, ломку всех социально-групповых идентичностей и спровоцировал резкое усиление нисходящей субъективной мобильности, намного превосходившей по своим масштабам и интенсивности восходящий поток. Однако эта тенденция не получила дальнейшего развития и после 2000 г. приобрела обратную динамику.
В 2002 г. в сравнении с 1998 г. доля респондентов, относящих себя к средним слоям на шкале богатства, выросла почти в полтора раз а с 37,7 до 52,8%, впервые превысив долю тех, кто отно-
Ь себя к малообеспеченным или бедным. Доля последних за #ЮТ период сократилась с 61,1 до 44,4%. Данный факт особенно важен, поскольку материальная обеспеченность сегодня важнейший критерий самоидентификации, подчиняющий все остальные. В полтора раза (с 25,6 до 38,7%) выросла также доля респондентов, определяющих свои позиции как средние на шкале власти при адекватном сокращении нижних слоев (с 73,2 до 57,8%). Более чем вдвое увеличились соответствующие доли респондентов, относящих себя к верхним слоям.
& Усиление восходящей субъективной мобильности отмечено в различных социально-демографических группах, но особенно среди лиц молодого возраста. Молодые люди более амбициозны, чем старшее поколение, и у них не возникает подспудного желания сравнить свое нынешнее положение с дореформенным. У этого поколения — иной комплекс переживаний, иные жизненные приоритеты, иная трудовая мотивация, иная самооценка, иные критерии общественного признания. У них, в отличие от старшего поколения, меньше степень рассогласованности оценок своего статуса по различным параметрам. Обращая внимание на подобные особенности, исследователи перемен в российском обществе уже не раз отмечали, что сама шкала возраста, или поколенческая шкала, превращается сегодня в особое измерение не просто психологической адаптации, но и социальной мобильности, становится даже чем-то вроде оси социальной стратификации [4, с. 23 7]. г/ Повышение позиций на идентификационных шкалах богатства и власти, характерное в последние годы для значительной части респондентов, перемещение из нижних слоев в средние, из средних в верхние или из нижних непосредственно в верхние -важные свидетельства улучшения условий жизни и роста адап-тированности населения к реформам. Об этом говорит и более осмысленная, чем 5 или 10 лет назад, оценка людьми общей направленности и результатов своих перемещений в социальном пространстве. Если ранее до четверти и более респондентов не выли способны артикулировать свое положение в обществе или проото оказывались идентифицировать себя в том или ином плане; находя такую идентификацию либо бессмысленной, либо невозможной, то сегодня эта доля сократилась более чем втрое.
Нередко субъективное восприятие масштабов отдельно взятого перемещения по социальной лестнице, «взлета» или «падения»
• для индивида гораздо большее значение, чем сам факт изме-'ооциального положения. Немаловажную роль играет сравне-
ние своего места в социальном пространстве и возможностей его изменения с положением и возможностями других индивидов. В одних случаях субъективная оценка может служить мобилизующим фактором, способствующим внутренней концентрации и более эффективному использованию адаптационных ресурсов, в других — вызывать апатию и подавленность, конформистские ориентации, пассивное приспособление к жизненным обстоятельствам. В целом, процессы адаптации и дезадаптации чрезвычайно значимы в формировании возможностей и перспектив восходящих и нисходящих перемещений респондентов по ступеням социальной лестницы. Направленность и содержание адаптационных процессов во многом задает субъективное восприятие социальных позиций и перемещений в социальном пространстве.
Итак, адаптивные и дезадаптивные процессы играют исключительно важную роль в социальной идентификации, поскольку в немалой степени определяют оценку индивидом своего места в социальном пространстве. Социальная идентичность постсоветского человека, как отмечает Г.Г. Дилигенский, — это не столько определение им своего устойчивого места в обществе, сколько отражение опыта индивидуальной адаптации и выстраивание ее возможных перспектив. Она включает совокупность представлений и социальных установок, отражающих оценку индивидом своих возможностей активного или пассивного приспособления к наличным социальным условиям, его восходящей или нисходящей мобильности, либо стабилизации своей ситуации в рамках этих условий [3, с. 61]. Такая идентичность намного сложнее и многограннее, чем самооценка места в стабильной социальной системе, где существуют устоявшиеся и универсальные критерии идентификации. Она предполагает оценку индивидом возможных, потенциальных перемещений в социальном пространстве посредством сопоставления своих возможностей с возможностями других людей.
Несмотря на определенную адаптацию населения к резким переменам их жизненного уклада, традиционные способы идентификации еще не дают достаточного основания для осмысления людьми их нового положения в обществе. Слишком велики, масштабны различия сегодняшней и прошлой жизни, опыта новых и прежних поколений. С одной стороны, социально-экономическое и общественно-политическое развитие современного российского общества обусловливает множество специфических особенностей современной действительности. С другой стороны,
лГ^г ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ_133
прежние статусные характеристики (образование, профессия, ква-двфпкацпя, социальное происхождение и т.п.) зачастую не дают представления о реальном положении индивида в обществе: наблюдаются огромные несоответствия между уровнем и качеством образования, объемом властных полномочий, должностными позициями, профессионально-квалификационными характеристиками и уровнем доходов, размером собственности.
Таким образом, важнейшая особенность переходного периода — отсутствие устоявшегося механизма социальной идентификации. Неустойчивость социальной структуры современного российского общества, проявляется как на уровне массовых социальных процессов, так и на уровне осознания индивидом своего положения в социальной иерархии в целом. Сегодня индивиду не просто определить свое место в той или иной, отдельно взятой системе социальных координат, но еще сложнее определить принадлежность к слою или группе, которые составляют основу социальной структуры общества, и оценить результирующую направленность перемещений в социальном пространстве. Помимо разделения людей по доходам, собственности, власти, престижу существует огромное количество других, менее заметных, но играющих огромную роль неравенств. Тем не менее, в условиях переходного периода самоидентификация и субъективная мобильность нередко могут быть для исследователя намного более информативными, чем реальное положение индивида и объективная мобильность. В этой связи отмечается, что социальная мобильность и осознание людьми направленности своих перемещений в социальном пространстве становятся и важнейшими характеристиками процессов социально-экономической трансформации, и параметрами, позволяющими оценить ее перспективы [1, -£еу-398].
Неопределенность, размытость системы идентификации, рассогласованность статусных позиций и характеристик не устраивает людей. Это подталкивает их к использованию нетрадиционных, а нередко нелегитимных способов адаптации, распространению неправовых практик. Так, лица, занимающие солидное положение во властных государственно-политических структурах, но не обладающие соответствующим уровнем доходов, стремятся Использовать свои должностные полномочия для извлечения ма-•вриальной выгоды. Научные работники, страдающие от низких •аработков, переходят работать в коммерческие структуры. Бо-Ь шгые, наоборот, идут «во власть» и вместе с теми, кто уже достиг
ее вершин, приобретают дипломы о высшем образовании, звания академиков и т.п. В этом плане в более выгодном положении сегодня оказываются молодые люди, начинающие самостоятельную жизнь, как говорится, «с чистого листа» в относительно стабильной социально-экономической и политической обстановке.
Женщины чаще мужчин относят себя к нижним слоям как по шкале богатства, так и по шкале власти. Но при этом они не ощущают себя менее уважаемыми: какие-либо существенные различия между мужчинами и женщинами в самооценке по шкале уважения за время проведения мониторинга не фиксируются. После кризиса в 1998 г. в обеих группах отмечено синхроннопропорциональное уменьшение доли среднего слоя и увеличение нижнего, а затем (в 2000 г.) такое же одновременное их восстановление в прежних границах. Причины отмеченных особенностей, скорее всего, следует искать в плоскости тендерных различий. Но для этого необходимо от узкого рассмотрения проблем жизнедеятельности женщин в рамках демографической группы перейти к вычленению аспектов, характеризующих женщин как определенную социальную общность.
Чем старше респонденты и чем ниже их уровень образования, тем более они склонны относить себя к нижним слоям. За этим стоят объективные причины, определяющие их низкие адаптационные возможности. Эти люди зачастую заняты малоквалифицированным трудом, отстранены от участия в управлении и власти, занимают нижние ступени в служебно-профессиональной иерархии, выполняют исполнительские функции. Их костяк составляют рабочие низкой и средней квалификации, низкооплачиваемые специалисты самого разного профиля, руководители низшего звена. Подавляющее большинство респондентов, относящих себя к нижним слоям, не удовлетворены своим материальным положением, не видят особых улучшений в благосостоянии своих семей. В наибольшей мере это относится к занимающим нижние ступени в системе имущественного неравенства (табл. 2 и 3).
Нижние ступени чаще всего занимают неадаптированные или наименее адаптированные респонденты, которые не только относят себя к бедным или малообеспеченным слоям населения, но и в меньшей степени удовлетворены своей жизнью, профессиональной деятельностью, пессимистично оценивают личные и семейные перспективы. Большинство из них с огромным трудом приспосабливаются к новой экономической ситуации, ощущая острый дискомфорт, неудовлетворенность и недостаток «рыночных»
ШвШ." Таблица 2. Взаимосвязь удовлетворенности своим материальным положе-яжем • самоидентификации по шкалам богатства и власти, 2002 г. (%)
Степень Уровни шкалы богатства Уровни шкалы власти
удов летв оренности материальным положением Ниж- ний Сред- ний Верх- ний Ниж- ний Сред- ний Верх- ний
Полностью удов летв ор ены 1,2 3,4 10,7 2,0 2,8 8,6
Скорее удовлетворены 5,3 18,7 38,1 9,1 18,1 26,7
И да, и нет 8,5 20,0 16,5 11,5 19,0 с О
Не очень удов летв ор ены 36,4 39,8 24,1 37,2 41,3 33,4
Совсем не удовлетворены 46,1 16,2 9,3 38,1 17,5 15,4
Затруднились ответить 2,5 1,9 1,3 2,1 1,3 1,1
Фбблица 3. Взаимосвязь ретроспективных оценок благосостояния семей и самоидентификации по шкалам богатства и власти, 2002 г. (%)
Оценки изменений Уровни шкалы богатства Уровни шкалы власти
материального положения за Последние 12 месяцев Ниж- ний Сред- ний Верх- ний Ниж- ний Сред- ний Верх- ний
Ухудшилось 34,0 12,7 5,9 27,8 14,0 11,8
Не изменилось 51,1 55,7 44,1 53,0 55,3 47,3
Улучшилось 14,5 29,9 49,0 18,9 29,2 40,5
Затруднились ответить 0,4 1,7 1,0 0,3 1,5 0,4
качеств (табл. 4). Но то, какие стратегии, механизмы и конкретные способы адаптации выбирают эти люди, отмечая несоответствие своих качеств новой экономической ситуации, в немалой степени зависит от их отношения к самой ситуации, которое варьируется в пределах оценок «нормальная конкурентная среда»
— «дикий капитализм».
Таблица 4. Взаимосвязь самооценки соответствия личностных качеств новой экономической ситуации и самондентнфнкации по т и м м богатства и власти, 2002 г. (%)
Самооценка Уровни шкалы богатства Уровни шкалы власти
соответствия личностных качеств новой ситуации Ниж- ний Сред- ний Верх- ний Ниж- ний Сред- ний Верх- ний
Соответствуют 8,6 10,9 16,7 8,7 12,1 13,4
Скорее соответствуют 17,4 27,1 41,2 18,2 29,3 39,4
Скорее не соответствуют 28,1 30,4 22,5 29,1 29,3 31,5
Не соответствуют 33,5 19,9 15,7 32,2 18,4 9,4
Не определились 12,4 11,7 3,9 11,8 10,9 6,3
Для представителей нижних слоев в наибольшей степени (в сравнении с вышерасположенными слоями) характерны неуверенность в собственных силах, растерянность, ощущения собственной бесполезности, беспомощности перед жизненными обстоятельствами. Причем самые низкие самооценки принадлежат лицам, которые по их собственной самооценке занимают нижние ступени на шкале общественного признания. Более половины из них считают, что не в состоянии самостоятельно справиться со своими проблемами и бессильны влиять на события, затрагивающие их интересы; 64,8% — не способны реализовать свои намерения и осуществить планы; до 60% — ощущают беспомощность перед проблемами, возникающими в их жизни; 78% — уверены, что их усилия не могут привести к каким-либо значительным переменам в жизни.
Представителям нижних слоев свойственна также наименьшая степень удовлетворенности работой в целом, а также различными сторонами и элементами системы труда. Независимо от того, по какой шкале осуществляется идентификация, уровень общей удовлетворенности работой составляет около 45%. До 65% респондентов данных групп не устраивает оплата труда, более 40% — возможности профессионального роста и немногим ме-
нее трети — условия труда.
Субъективные средние слои крайне неоднородны, формируются из представителей самых разных профессий и специальностей, людей, отличающихся по уровню жизни, доходам, властным полномочиям и культуре. Поэтому для них характерна размытость межгрупповых и внутригрупповых границ, высокая рассогласованность статусных характеристик и позиций. Ранее мы отмечали в исследованиях, что провозглашение определенной частью населения принадлежности к среднему классу - свидетельство не столько прямой статусной оценки ими своего положения в экономико-политической или социально-культурной структуре общества, сколько проявление на вербальном уровне их социального самочувствия. Это выражение амбивалентности в их отношении к такому положению — заинтересованности в его сохранении и одновременно в его улучшении [7].
Неоформившаяся внутригрупповая дифференциация свидетельствует о том, что в России только создается общество с новым соотношением классов и социальных групп. В одном из последних исследований эмпирический размер средних классов определяется в 20% домохозяйств. Между тем, лишь около 7% составляют их ядро, демонстрируют достаточно высокую концентрацию материальных и социальных активов, позволяющих говорить об этой социальной группе как об устойчивом среднем классе [11, с. 432]. На эмпирическом уровне средний класс все еще выглядит «разношерстной» массой, но его очертания стали вырисовываться все же намного четче, чем прежде. Аналогичные процессы происходят и на уровне массового сознания. Бели не так давно «средний класс» в массовом сознании отнюдь не представлялся элементом общественной структуры, занимающим срединное положение в социальном пространстве, периферия которого представлена «высшим» и «низшим» классами, истеблишментом и «социальным дном», то сегодня принявшие более отчетливые очертания периферийные социальные образования делают более четкими и границы среднего класса.
В отличие от тех, кто занимает нижние ступени, представители среднего класса более успешны и с большим оптимизмом смотрят в будущее, которое ассоциируется с рыночными ценностями — индивидуализмом и культом успеха, с амбициозностью, материальными достижениями и высокими технологиями. Их материальное благополучие зачастую результат выбора и реализации активной стратегии адаптации, инициативного и предприимчивого экономического поведения, а профессиональные успехи
138 П.М. КОЗЫРЕВА
объясняются наличием качеств, востребованных рыночной экономикой. Не случайно представители средних слоев примерно в полтора раза чаще, чем респонденты, занимающие нижние ступени, отмечают, что у них достаточно качеств, которые ценятся в сегодняшней экономической ситуации, что они способны добиться профессиональных успехов и самостоятельно изменить свою жизнь к лучшему. Эти люди, обладающие достаточно высоким социальнопрофессиональным статусом и получающие сравнительно высокую заработную плату, чаще проявляют активность на рынке вторичной занятости и имеют дополнительные доходы, т.е. становятся еще обеспеченнее.
Наибольшую уверенность в собственных силах демонстрируют лица, занимающие средние позиции на шкалах власти и богатства. Три четверти из них уверены, что могут справиться со всеми своими проблемами; около 65% — проявляют самостоя-
тельность, стараются опираться только на собственные силы и убеждены, что могут влиять на собственную судьбу; более половины — всегда могут выполнить задуманное, найти правильный выход из трудной ситуации.
Но и среди представителей средних слоев немало людей, ощущающих в новой экономической ситуации неуверенность, испытывающих значительные адаптационные затруднения. Их материальное благополучие весьма относительно даже с учетом российских стандартов потребления. Только 8,2% из тех, кто помещает себя на средние ступени на шкале богатства, имеют возможность при желании улучшить жилищные условия, т.е. купить дом, квартиру или отдельную комнату; 15,2% могут откладывать деньги на крупные покупки (машину, дачу и т.д.). Примерно каждый третий в данной группе (из тех, к кому это имеет отношение) способен оплачивать обучение ребенка в вузе и немногим менее половины — дополнительные занятия детей в музыкальной школе, на курсах иностранных языков, занятия с репетитором и т.п. (табл. 5).
В рассматриваемой группе довольно широко распространены ощущения социального дискомфорта и недовольства, во многом связанные с невысоким уровнем материального благосостояния. Около половины из них не удовлетворены своей жизнью, немногим менее 60% — материальным положением. Но, как известно, неудовлетворенность теми или иными аспектами жизни в отношении обеспеченных людей часто свидетельствует о повышенном уровне притязаний, на основе которых могут строиться амбициозные жизненные планы и активные стратегии адаптации.
Таблица 5. Оценка возможности приобретения дорогостоящих предметов и услуг респондентами с разным материальным уровнем, 2002 г. (% к ответившим)
Имеют возможность Уровни шкалы богатства
Нижний Средний Верхний
Оплачивать дополнительные занятия детей (музыкальную школу, иностранные языки ИТ п.) 23,1 46,9 69,3
Оплачивать учебу ребенка в вузе 12,4 31,9 53,6
Откладывать деньги на крупные покупки (машину, дачу и др.) 4,7 15,2 39,3
Улучшить жилищные условия (купить квартиру, комнату, дом) 2,4 8,2 31,4
Провести всей семьей отпуск за границей 1,3 4,2 7,9
В отличие от нижних слоев, представители субъективного среднего класса в профессиональной деятельности ориентируются не только на материальный успех, но и стремятся к самореализации, автономности труда и самостоятельности. Одним из следствий неоднородности данных слоев выступает рассогласованность показателей, характеризующих их отношение к труду. У респондентов, идентифицирующих себя со средними слоями на шкалах богатства и власти, уровень общей удовлетворенности работой существенно выше, чем у респондентов, относящих себя к средним слоям на шкале уважения (соответственно 58% и 49%). Аналогичная картина наблюдается и в отношении удовлетворенности отдельными сторонами труда.
Наиболее инициативные и предприимчивые люди, с высокими, судя по самооценкам, адаптационными возможностями составляют незначительное меньшинство. Их характеризует довольно высокий уровень самостоятельности труда и стабильность материального положения, интегрировянность во властные структуры разного уровня, возможность влиять на решения, касающиеся собственного трудового процесса и повседневных проблем. -Основная их часть занята в частном секторе, чаще всего это руководители, имеющие в подчинении других людей, выполняющие ответственные функции. Многие респонденты, занимающие верхние ступени, благодаря своей предприимчивости и активности на рынке труда сохранили прежний статус, приобретенный на начальном этапе реформ, или укрепили позиции на рынке труда.
Около 58% поместивших себя на верхние ступени на шкале богатства определяют свои качества как полностью или частично соответствующие нынешней рыночной ситуации. В большинстве своем это самостоятельные, амбициозные, уверенные в собственных силах люди, не позволяющие помыкать собой на работе и в повседневной жизни. Их властность и жесткость нередко сочетаются с самоуверенностью и самонадеянностью, убежденностью в собственной значимости и незаменимости. Наиболее амбициозны лица, занимающие по самооценке высшие ступени на шкале властных полномочий. Две трети из них не сомневаются, что всегда могут выполнить задуманное и реализовать свои планы, более 80% — относят себя к удачливым людям, полагаются только на собственные силы и уверены, что всегда могут справиться со своими проблемами. За ними с очень небольшим отрывом идут богатые и только потом те, кто относит себя к наиболее уважаемым людям. Из этого следует, что ощущение обладания полнотой власти и значительным состоянием в большей степени, чем ощущение уважения и общественного признания, согласуется с уверенностью в собственных силах и амбициозностью.
Эти данные, а также результаты предыдущего анализа приводят к выводу о том, что власть и богатство вообще крайне слабо связаны с уважением в сознании респондентов. По-видимому, это имеет корни в широко распространенных в годы советской власти представлениях о престижности труда, социального положения и т.п. Это находит, в частности, подтверждение в соотношении таких ценностей, как «уважаемая работа» и «ответственная работа» в сознании россиян. Сравнительное исследование, проведенное в разных странах, показало, что первая из этих ценностей выражена в России заметно сильнее, чем у работников более продвинутых экономик, а вторая, наоборот, вдвое слабее [8, с. 443]. Подобная ситуация может также свидетельствовать и о наличии определенного комплекса неполноценности у россиян (когда нужно всем доказывать, что ты не такой плохой, как кажешься). У большинства респондентов этот комплекс - следствие бедности, неуверенности в собственных силах, потери веры в то, что они живут в сильном государстве, с которым считаются и которое уважают. Ощущение утраты всех достижений государства, которыми его граждане раньше гордились, имеет для них не менее важное значение, чем личные потери, понесенные в результате реформ.
За прошедший 2002 год 4 4,1% респондентов анализируемой группы сохранили и 49% улучшили свое и до этого высокое материальное положение. Но и в верхних слоях по-настоящему богатых людей не так уж и много. Около трети респондентов, поместивших себя на верхние позиции шкалы богатства, в состоянии купить (построить) дом или квартиру, приблизительно 40%
— имеют возможность откладывать деньги на такие крупные покупки, как автомобиль или дача, 8% — провести при желании отпуск всей семьей за границей. 54% из тех, к кому это имеет отношение, могут оплачивать обучение ребенка в вузе. Довольно высок в данной группе уровень материальных запросов и притязаний. Только около половины из них в большей или меньшей степени удовлетворены своим материальным положением.
Для представителей субъективных средних слоев характерна наиболее высокая согласованность оценок общей удовлетворенности своей работой (по всем шкалам — около 58%). Однако частные уровни удовлетворенности различными сторонами труда существенно разнятся. Респонденты, занимающие верхние ступени во властной иерархии, больше других удовлетворены условиями работы (55,9%), возможностями профессионального роста (45,6%) и меньше всего — оплатой своего труда (17,6%). Лица, считающие себя богатыми, напротив, чаще других удовлетворены оплатой труда (32%), но реже — его условиями (44%) и возможностями профессионального роста (36%). Те же, кто считает, что пользуется большим общественным признанием, по степени удовлетворенности отдельными сторонами работы занимают промежуточные позиции.
Анализируя изменения в распределении индивидов по ступеням идентификационных шкал, следует учитывать условность выделения статистических совокупностей, которые лишь отчасти соответствуют реально существующим стратам. Если ориентироваться на субъективные статусные характеристики, то средний слой на шкале богатства стал шире нижнего. Но по объективным критериям средний слой оказывается в действительности намного уже, чем тот, который располагается непосредственно под ним. Как уже не раз отмечалось, в настоящее время социальная структура российского общества выглядит как «придавленный к основанию треугольник», в отличие от «лимона» в развитых странах или «Эйфелевой башни» — в латиноамериканских. Помимо всего прочего, сегодня средний слой (класс), по меткому выражению М.К. Горшкова, представляет собой «перекресток» мобильностей,
от чего проистекают трудности с попытками четко зафиксировать его подвижные и изменчивые границы [2, с. 7].
Отсутствие высокоразвитых средних слоев и преобладание работников, занимающихся малоквалифицированным и низкооплачиваемым трудом, безработных, людей, располагающих ресурсами ниже прожиточного минимума и испытывающих острую нужду в улучшении условий своего существования, становится серьезным фактором, противодействующим развитию интеграционных тенденций в обществе. По мере расслоения общества усилилась изолированность страт. Удаленность основной массы населения от верхних этажей социальной иерархии, отчужденность от собственности и участия в осуществлении политики порождают у части людей пессимизм и апатию, ощущение бесперспективности попыток поиска взаимопонимания и сотрудничества с теми, кто занимает высокое положение в обществе и распоряжается основными ресурсами.
И все же на смену размытой переходной социальной структуре идет жесткая, но чрезвычайно многообразная социальная дифференциация, постепенно вырисовываются критерии индивидуальной и групповой идентичности. Уже весьма определенно выделяются границы самых верхних и самых нижних слоев, в общих чертах оформились группы собственников, менее размытыми становятся рамки средних слоев, хотя нечеткость этих границ все еще остается наиболее характерной чертой современного российского общества. Если в середине 90-х годов, как отмечала Т.П. Заславская, пространство стратификации имело «тенденцию свертываться чуть не до одного измерения — капитала, дохода, собственности» [5, с. 7], то сегодня более достойное место начинают занимать другие критерии, в том числе образование, квалификация, престиж профессии и др. Постепенно проходит всеобщее преклонение перед предпринимательством и бизнесом, связанное с доходностью этих сфер деятельности, и все чаще люди обращают свои взгляды в сторону других сфер и видов занятий. В новых условиях многие профессии способны обеспечивать соответствие престижа, образования и доходов на уровне, отвечающем общемировым стандартам.
Важнейшими предпосылками становления новой социальной системы выступает экономическая и политическая стабилизация, массовая адаптация населения к обновленным социальноэкономическим условиям. В этой связи особое значение приобретает проведение эффективной государственной политики, направленной на поддержку среднего и малого бизнеса, науки, об-
разования и культуры, играющих решающую роль в формировании и становлении среднего класса. Здесь важно обратить внимание на то, что перспективы среднего класса в России обычно связываются только с развитием среднего и малого бизнеса, расширением слоя предпринимателей. При этом игнорируются другие не менее важные группы, в том числе профессионалы среднего и высокого уровня, люди, занятые квалифицированным умственным трудом (научные работники, преподаватели вузов и техникумов, школьные учителя, врачи, работники культуры, руководители среднего звена и другие управленцы и т.д.).
Проведенный анализ приводит к выводу, что нынешнее российское общество значительно дифференцировано по уровню адаптации к трансформирующимся социальным условиям. Даже внутри групп, находящихся на различных ступенях «субъективно» оцениваемой адаптации, наблюдается существенная дифференциация в экономическом, социальном, культурном и психологическом измерениях. Как точно подмечено Г.Г. Дилигенским, «в одних случаях мы наблюдаем практическую адаптацию, более или менее успешное материальное и социальное выживание при угнетенном психическом состоянии... В других случаях — при низком уровне практической адаптации, бедной и крайне трудной жизни поддерживается высокий уровень психологической адаптации, достигаемый за счет предельного занижения уровня потребностей. Есть и люди, у которых позитивное социальное самочувствие, оптимистический настрой вполне гармонично кор-релируется с реальным материальным и социальным статусом» [3, с. 273 — 274]. Глубокая дифференциация общества, размытость границ, разделяющих социальные страты, отсутствие устоявшейся системы социальной идентификации, универсальных критериев самоидентификации определяют еще одно измерение спектра особенностей современного российского общества.
ЛИТЕРАТУРА
1. Богомолова TJO, Тапилина B.C. Субъективная мобильность населения по материальному положению // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы
/Отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. Новосибирск: Наука. 1999.
2. Горшков MJC. Средний класс по-российски: Не фантом, но молчаливое меньшинство // НГ-Сценарии. 1999. № 7.
3. Дилигенский ГТ. Люди среднего класса. М.: Институт Фонда «Обще-
ственное мнение», 2002.
4.Дубин Б&. О поколенческом механизме социальных сдвигов // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития / Общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Аспект-Пресс, 1995.
б. Заславская ТЖ. Структура современного российского общества // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1996. №6.
6. Кочанов ЮЛ., Шматпко Н. А, Социальная идентичность как базовая метафора рефлексивного жизнеописания // Социальная идентификация личности. Кн. 2. М.: Институт социологии РАН, 1994.
7. Козырев ЮЛ., Козырева П. М. Дискурсивность социальных идентичностей // Социологический журнал. 1996. № 2. С. 23 — 42.
8. Магун B.C. Об изменениях трудовых ценностей российского населения // Куда идет Россия?.. Власть, общество, личность / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2000.
9. Саблина С.Г. Кристаллизация статуса средних слоев в современной России // Социологический журнал. 2000. № 1/2. С. 100 —111.
10. Сваффорд М., Косолапое М.С., Козырева ИМ. Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ): изменение благосостояния россиян в 90-е годы // Мир России. 1999. Том VIII. № 3. С. 163—172.
11. Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / ЕМ. Авраамова и др.; Под ред. Т. Малевой; Моск. Центр Карнеги. М.: Гендальф, 2003.
12. Hogg MA., Abrams D. Social identification. A social psychology of intergroup relations and group processes. London: Routledge, 1988.
