CC BY
157
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.531 DOI 10.52070/2542-2197_2021_1_843_173
Д. В. Мосейчук, М. В. Солдатова
МосейчукД. В., преподаватель Военного учебного центра Московского государственного лингвистического университета е-таН: [email protected]
Солдатова М. В., кандидат филологических наук; доцент кафедры дальневосточных языков Военного университета Министерства обороны РФ; доцент кафедры восточных языков Российского государственного гуманитарного университета
е-таН: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ СОДЕРЖАНИЯ ЮЖНОКОРЕЙСКОЙ ПРОЗЫ О КОРЕЙСКОЙ ВОЙНЕ (1950-1953) КАК ОТРАЖЕНИЕ КОЛЛЕКТИВНОЙ ПАМЯТИ
Авторами статьи исследуется содержание коллективной памяти южнокорейского общества о Корейской войне (1950-1953) посредством выявления повторяющихся мотивов в произведениях писателей Южной Кореи на данную тему. Предпринимается попытка с помощью анализа содержания произведений разных лет проследить эволюцию коллективной памяти южных корейцев о войне. В процессе последовательного рассмотрения произведений, героями которых являются селяне, горожане и военнослужащие, изучаются взаимосвязи между повторяющимися мотивами.
Ключевые слова: Корейская война; корейская литература; литература о войне; коллективная память.
D. V. Moseichuk, M. V. Soldatova
Moseichuk D. V., Lecturer, Military Training Center, Moscow State Linguistic University e-mail: [email protected]
Soldatova M. V., PhD (Philology), Associate Professor,
Far Eastern Languages Department, Military University of the Ministry of Defense of the RF; Oriental Languages Department, Russian State University for the Humanities [email protected]
SOUTH KOREAN LITERATURE ABOUT THE KOREAN WAR. ASPECTS OF CONTENT AS A REFLECTION OF COLLECTIVE MEMORY
The article analyzes the contents of collective memory about the Korean War (1950-1953) in South Korea by determining the recurrent motives that are found in South Korean fiction writings about the war. We attempt to trace back the evolution of collective memory about the Korean War by analyzing the contents of writings that represent different afterwar time periods. With recurrent motives determined for stories about the peasantry, the citizens and the military respectively, we attempt to find out whether there is any correspondence between them. Key words: Korean War; Korean literature; war literature; collective memory.
Введение
С момента окончания Корейской войны прошло почти 70 лет, однако это трагическое событие продолжает занимать важнейшее место в структуре коллективной памяти как южных, так и северных корейцев.
Историк Р. Козеллек подчеркивает, что со временем «насыщенное личным опытом настоящее прошлое очевидцев, переживших его, становится чистым прошлым», «исследовательские критерии становятся более трезвыми, но... и более бесцветными, менее насыщенными эмпирикой» (цит. по: [Ассман 2018, с. 207]. В то же время историк и культуролог А. Ассман говорит о потере монополии историков на реконструкцию, толкование и репрезентацию прошлого: «Рядом с историком появилось множество медийных конкурентов и форматов, участвующих в разрешении той же задачи. Взамен примата научного исследования и постепенной историзации появляется множество форм и жанров воспоминаний, которые отчасти сотрудничают, а отчасти конкурируют с исторической наукой» [Ассман 2019, с. 223]. Индивидуальная память оказывается включена в более крупные структуры, частью которых она является и с которыми она взаимодействует.
При этом возникает вопрос: «Может ли история быть объективной?» На одноименной конференции в МГУ В. А. Тишков говорил: «История перестала быть просто академической дисциплиной, это часть общей культуры гораздо в большей степени, чем это было во все прошлые эпохи. Сегодня историки не могут считать себя исключительными владельцами даже профессионального исторического знания. Они вынуждены делиться с целым рядом новых авторов
правом на интерпретацию, на объяснения и просто разговоры на тему истории. Это прежде всего то, что называется просвещенная публицистика или историческая беллетристика» [Может ли история быть объективной 2012, с. 7-8]. Л. С. Белоусов отмечал: «В переломные эпохи, как правило, возрастает интерес к историческому прошлому, общество вовлекается в активные дискуссии о нем, а сами дискуссии зачастую утрачивают научный характер, становясь инструментом политической и идейной борьбы. В результате в обществе утрачивается представление об истории как науке» [там же, с. 19].
Основоположник исследований коллективной памяти М. Хальб-вакс писал: «История - это не все прошлое, но она и не все то, что остается от прошлого. Или, если угодно, наряду с письменно зафиксированной историей существует живая история, которая продолжается или возобновляется через годы и в которой можно обнаружить большое количество прежних течений, казавшихся иссякшими... мы вполне свободны восстановить эту среду и воссоздать вокруг нас эту атмосферу, в частности при помощи книг, гравюр, картин.» [Халь-бвакс URL].
На самом деле, большинство неспециалистов черпает информацию об исторических событиях не в архивных документах и научных статьях, а в школьных учебниках, развлекательно-познавательных телепередачах, музеях, кино и художественной литературе. Конечно же, литературное произведение, как и фильм, не обязательно является достоверным источником фактологической информации. Как подчеркивает российский историк, специалист по военной истории России XX века. Е. С. Сенявская, оно ценно в другом отношении: как источник, отражающий ментальность, настроения, общественное сознание своего времени, то есть некую социальную реальность [Сенявская 2001]. Не случайно довольно трудно провести четкую границу между художественной литературой и мемуарами.
Художественная литература выполняет важные социальные функции: например, сохраняет, а также передает из поколения в поколение мировоззренческие и другие ценности, позволяет эмоционально пережить события, произошедшие с другими людьми. С одной стороны, в той или иной степени отражает коллективное сознание общества, с другой - участвует в его формировании.
Важно отметить, что коллективная память, столь необходимая для решения определенных социальных задач, - это память исключительно
вербализованная. Кроме того, эта память не предполагает случайных образов и обязана являть собой некую систему, логичную хотя бы на неаналитический взгляд. События становятся объектом коллективной памяти, будучи трактованы тем или иным образом, и именно в этой трактовке приобретают своего рода вечное значение [Солдатова 2017].
Мы ставим своей задачей изучение содержания коллективной памяти южнокорейского общества о Корейской войне посредством выявления повторяющихся мотивов в произведениях писателей Южной Кореи на данную тему. Анализируя содержание произведений разных лет (с середины XX в. до начала XXI в.), мы стремимся проследить эволюцию коллективной памяти южных корейцев о войне. Для удобства изучения взаимосвязей между мотивами мы последовательно рассматриваем произведения, в которых главными героями являются селяне, горожане и военнослужащие. Считаем нужным заметить, что в ряде произведений действуют представители разных групп, но это не искажает общую картину, а делает ее более полной.
Литературе Республики Корея и КНДР о Корейской войне посвящены работы таких исследователей, как Ким Мунсу, Пак Синхон, Син Хёнги, Син Ёндок, Ю Хагён (Республика Корея), Дж. де Вит (Германия), Д. Зур (Израиль), К. Станциу (Румыния), М. В. Солдатова (Россия).
Выбор послевоенной литературы в качестве отдельного объекта исследования обусловлен тем, что литературное творчество времен войны по большей части служило единственной цели: четко и эмоционально указать читателю на противника, поддержать боевой дух соотечественников [Солдатова 2018]. Дж. де Вит замечает: «Только после окончания войны писатель может рассмотреть ее как законченное событие, а также составить мнение относительно такового»1 [Jerome 2015, с. 17].
Корейская война в художественной литературе Война глазами сельского жителя
Республика Корея к началу Корейской войны была небогатой сельскохозяйственной страной. Большую часть населения, как и в колониальный период, составляли крестьяне, жизнь которых напрямую зависела от урожая. В рассказе Хван Сунвона «Белые журавли»
1 Перевод наш. - Авт. 176
действие разворачивается в деревне. Главные герои рассказа - два близких друга, которых жизнь развела по разные стороны межкорейской границы.
Во дворе стоял какой-то парень со связанными руками. Вроде бы не местный. Да это же Токчэ - закадычный друг детства! (Хван Сунвон, 1953, пер. Г. Рачкова).
Сонсам - член южнокорейского Комитета охраны порядка, Токчэ - заместитель председателя Крестьянского союза деревни. Сонсам конвоирует Токчэ, схваченного в отбитой у северян родной деревне. По мере развития событий Сонсам осознает, что жизнь и самочувствие друга детства Токчэ значат для него больше, чем идеологические убеждения.
Внезапно подумал: а, может, Токчэ тоже хочет курить? Он вспомнил, как еще подростками они тайком от всех курили у забора сухие тыквенные листья (там же).
Сонсам с трудом сохранил серьезный вид. Он спросил о детях просто так, для приличия, и, услышав ответ, едва не расхохотался, представив себе кургузую Каракатицу с огромным брюхом (там же).
Возвращение на родную землю и встреча с другом детства воскрешают в памяти главного героя довоенную жизнь. Автор сообщает, что, бежав на Юг, Сонсам оставил на произвол судьбы семью, а себя обрек на муки совести.
Осеннее солнце припекало лоб. Погожий день для молотьбы, подумал Сонсам.
Сонсам бежал один. Скитался по Югу, по чужим городам и селам, но незнакомым улицам и дорогам, и все время думал об одном и том же: как там старики-родители, жена, дети, брошенное хозяйство? (там же).
Война разрушает уклад, который живущему на земле крестьянину представляется единственно возможным, подрывает важнейшие ценности.
Нам говорили: «Придут южане - всех перестреляют». Поэтому всех мужчин от семнадцати до сорока эвакуировали на Север. Вот и я решил: уеду. И отца увезу. Надо будет, на руках унесу. Да отец наотрез отказался. Я, говорит, крестьянин, и от своей земли убегать не стану. И ты
не можешь уехать - ты у меня единственный сын, ты должен закрыть мне глаза, когда помру. Негоже нам, крестьянам, оставлять свою землю. (Хван Сунвон, 1953, пер. Г. Н. Рачкова).
В одной из сцен главный герой принимает журавлей, вышагивающих в поле, за людей в белых одеждах. Понять метафору «журавли - корейский народ» помогает обращение к самоназванию древних корейцев - «люди в белых одеждах». К тому же журавль является одним из традиционных восточных символов долголетия. Парящие в небе журавли в финале повествования дарят надежду на будущее примирение и торжество жизни.
Слушай, давай поймаем журавля! - внезапно предложил Сонсам. <...> Он развязал Токчэ руки, лег и прополз несколько метров в густой траве <...> Токчэ бросился в траву и пополз в обход. А в это время два белых журавля, широко распластав крылья, парили высоко в голубом осеннем небе (там же).
В рассказе Ли Мунёля «Вспышки воспоминаний» главный герой -преступник, дающий показания. Рассказывая об обстоятельствах произошедшего, он углубляется в события своего детства, выпавшего на годы Корейской войны. Война разрушила семью главного героя, когда тому едва исполнился год. Его отец, подавшись в красные партизаны, погиб, а они с матерью стали приживалами в семье старшего брата отца. Мальчик, не зная, что случилось с отцом, выдумывает о нем красивые истории. Но однажды одноклассник с презрением сообщает ему правду.
- Ты отродье коммуняки! Да не просто коммуняки, а свирепого красного партизана! (Ли Мунёль, 1988, пер. М. Солдатовой, Ро Чжи Юн).
Двоюродному брату приходится признаться:
Не только противники пострадали от него. Твой отец увел за собой в леса шестерых односельчан, из которых никто не выжил - считай, он и их убил, да и мой отец умер, не дожив до пятидесяти, не иначе как из-за страданий, причиненных младшим братом (там же).
Все, кроме матери, испытывают к мальчику неприязнь.
Десятилетний сирота, ненавидимый даже родными, мог ли я рассчитывать на симпатию односельчан? (там же).
Из воспоминаний героя мы узнаем, что и сельчане обращались с партизанами крайне жестоко, только вот впоследствии предпочли об этом забыть.
Чаще всего вступали в конфликт с реальностью, эффективнейшим образом характеризуя меня как лжеца, мои воспоминания, связанные с Корейской войной. Например, о красных партизанах, которыми в то время леса за селом кишели, как швы нашего зимнего белья гнидами. Сельчане отлавливали партизан и либо отрубали им головы, которые потом выставляли на камни вдоль берега ручья, либо подвешивали их на дерево жожоба перед полицейским участком и забивали палками до смерти. <...> Но потом, когда ко мне чудесным образом стали возвращаться воспоминания, выяснилось, что такого не случалось (Ли Мунёль, 1988, пер. М. Солдатовой, Ро Чжи Юн).
Герой уходит из дома, взрослеет, наконец находит работу по душе и женится. Кажется, жизнь налаживается. И вдруг ему как сыну красного отказывают в выгодной командировке.
Я и подумать не мог, что во взрослом мире столкнусь с усвоенным мною в детстве представлением о приверженности коммунизму как о преступлении более страшном, чем любое другое - убийство, грабеж, воровство, поджог, мошенничество... Даже для убийства установлен срок давности в пятнадцать лет, а я по прошествии тридцати лет пострадал только за то, что родился сыном красного (там же).
Герою приходится расплачиваться за отца. Жена, объясняя свой уход, попрекает его плохим происхождением. Давно закончившаяся Корейская война продолжает калечить судьбы людей.
Невозможность избавиться от прошлого является важнейшим мотивом рассказа Ли Донха «Осколок». Главный герой, получив известие о смерти дяди, вспоминает историю своей семьи, расколотой войной. Его отец, присоединившись к красным партизанам, навлек на семью гнев односельчан.
А за год до начала Корейской войны он и вовсе исчез. Однако это навлекло больше бед не на его голову, а на брошенную им семью (Ли Донха 1983, пер. Е. Дроновой).
Этих ужасных дней я не смогу забыть до конца жизни. На моих глазах ее [мать] с позором протащили по всей деревне и бросили умирать в навозную кучу (там же).
Тут снова звучит мотив жестокости, невообразимой в обычных обстоятельствах. Клеветы и предрассудков оказывается достаточно, чтобы побудить охваченных страхом людей к расправе с невиновными. Дядя, служивший в южнокорейской армии, спасает мать героя от смерти. Заподозрив впоследствии, что дядя имел отношение к гибели его отца, герой разрывает отношения с семьей.
Дверь в мир моего прошлого была прочно заперта (Ли Донха 1983, пер. Е. Дроновой).
Известие о смерти дяди он воспринимает отчасти с облегчением, надеясь окончательно распроститься со страшными воспоминаниями.
Если бы можно было удалить их, пусть с частью мозга, я бы не раздумывая согласился (там же).
Я похороню мрачное и бесславное прошлое. Я не могу в последний момент раскрыть жене тот темный мир, который столько лет прятал ото всех любой ценой (там же).
Но, как дяде не удалось избавиться от застрявшего в груди осколка, так и герою, скорее всего, не удастся избавиться от воспоминаний.
В рассказе Ку Хёсо «Мешки с солью», как и во многих других произведениях южнокорейских писателей о Корейской войне, место действия сначала переходит под контроль северян, а затем снова отвоевывается южанами.
Главная героиня рассказа - мать семейства. Неся ответственность за жизнь своих детей, она вынуждена была готовить для северян соевый творог, и односельчане после возвращения южан тут же припомнили ей это.
Мать была вынуждена кормить солдат вражеской армии, так что, когда северяне отступили, она сразу же была причислена к предателям. Предателем считался и ее брат (КуХёсо 2005, пер. Т. Акимовой).
Страх перед обвинениями в пособничестве врагу заставляет людей бежать, бросив семью и хозяйство.
Когда пришли наши, дядя скрылся, бросив старуху-мать, жену и двухлетнего сына (там же).
Отвечать за всё приходится тем, кто остался.
Члены правого молодежного отряда старым серпом отрезали голову его жене в персиковом саду. <...> Мать тоже привязали к персиковому дереву (Ку Хёсо 2005, пер. Т. Акимовой).
Отец рассказчика, даже не попытавшийся защитить жену, не имеет никаких политических убеждений.
Его взяли в правый молодежный отряд только за то, что он скрылся, когда пришли вражеские войска (там же).
Другой герой рассказа, образованный и верующий Пак Сонхён, вступает в правый отряд вполне осознанно.
Помня, каким преследованиям подвергались при власти Севера христиане, он не мог бездействовать (там же).
Именно Пак Сонхён спасает мать рассказчика от смерти.
Активисты правого движения тоже голодают, как когда-то солдаты Народной армии, и он велел матери готовить соевый творог (там же).
Женщина стала готовить соевый творог для южан. Она должна была выжить, чтобы выжили ее дети.
Зато... вы... живы. (там же).
Селянам, в отличие от горожан, продающих свой труд, некуда бежать со своей земли. С другой стороны, продукты, которые они производят, нужны и южанам и северянам. На селе очень крепкие связи между родственниками. Тем большей трагедией становится раскол семьи, когда кто-то из нее встает на сторону правых, а кто-то - левых. Так происходит и в рассказе «Сезон дождей» Юн Хынгиля.
Наш дядя по отцу, до этого момента разгуливавший с красной повязкой на рукаве, ушел вслед за Народной Армией, а наш дядя по матери, которому приходилось в собственноручно вырытой среди бамбуковой рощи пещере скрываться от китайских «народных добровольцев», вступил в ряды правительственных войск (Юн Хынгиль 1973, пер. В. Тихонова).
К сквозным мотивам можно отнести переход южанина на сторону Севера (или, реже, северянина на сторону Юга) и последствия этого поступка для родственников. Решение перейти на сторону противника, обрекая на несчастье свою семью, как правило, не является прихотью или случайностью и редко прямо осуждается автором. Перебежчик
покидает родину либо по идеологическим соображениям, либо спасаясь от преследования властей. А оставшаяся без кормильца семья впадает в нужду и вдобавок подвергается социальной изоляции и клевете. Этот мотив встречается в рассмотренных рассказах «Белые журавли» Хван Сунвона, «Осколок» Ли Донха или «Вспышки воспоминаний» Ли Мунёля, а также «Сезон дождей» Юн Хынгиля, «Земля отца» Лим Чхору и ряде других.
С этим мотивом часто связан другой - звериная жестокость самых обычных людей, напуганных непредсказуемым происходящим. Во времена, когда человеческая жизнь стремительно теряет в цене, любой, даже надуманный повод годится, чтобы нажиться на чьей-то беде, свести личные счеты или ощутить власть над обстоятельствами через насилие. В таких произведениях, как «Осколок» Ли Донха, «Вспышки воспоминаний» Ли Мунёля, «Мешки с солью» Ку Хёсо, мы видим сцены изощренных расправ как с партизанами, так и с родственниками перебежчиков.
Ни те, кто проявлял жестокость, ни их жертвы, ни свидетели страшных сцен не могут впоследствии найти объяснения и оправдания произошедшему, поэтому стремятся изгнать невыносимые воспоминания, но это не всегда получается. В рассказах, написанных через два-три десятка лет после войны, выделяется мотив невозможности избавления от трагического исторического наследия.
Война глазами горожан
События романа «Действительно ли была та гора?» Пак Вансо происходят в Сеуле во время его повторного захвата войсками КНДР. Из-за раненного брата рассказчицы ее семья не уехала в эвакуацию. Декорации первых глав романа - опустевший Сеул, оставленный южанами и пока еще не захваченный северянами. Брат рассказчицы, ушедший к северянам во время первой оккупации, а потом вернувшийся домой, боится сурового наказания.
Ужас ему внушал не идеологический вакуум, а ожидание того, что потом ему придется ответить за сотрудничество с северянами (Пак Вансо 2005, пер. Г. Ли).
Главная героиня переживает, что впоследствии ее родным придется лгать, будто они были в эвакуации.
Нам ни в коем случае нельзя будет говорить, что семья оставалась в Сеуле (Пак Вансо 2005, пер. Г. Ли).
Она понимает причины, по которым семья не смогла уехать, но не может сдержать обиды на мать и брата.
Не в силах смириться с этим, я была зла и обижена на мать (там же).
Между членами семьи возникает разобщенность. В суровых, угрожающих жизни обстоятельствах убеждения теряют свою значимость. Брат героини начинает мечтать о спокойной мирной жизни.
Он говорил, что хочет, работая днем и ночью, заработав кучу денег, жить как премьер-министр. Но я не понимала, как об этом может говорить мой брат, всегда бывший противником такой жизни. Мне хотелось заткнуть уши. Для меня его слова были предательством (там же).
Он всегда начинал с одного и того же: «Когда жизнь станет лучше... » (там же).
Он говорил: «Неважно, что было раньше, как жили другие, это меня не касается, я буду жить, думая лишь о своей семье» (там же).
Через все произведение проходит мотив голода и борьбы за выживание. Припасы заканчиваются, а купить новые негде и не на что.
«Мы выходим на борьбу за выживание» - эти слова она сказала вечером того дня, когда на завтрак, обед и ужин мы ели только суп из кимчхи (там же).
Сюжет романа Чхве Инхуна «Площадь» начинает разворачиваться накануне Корейской войны. Отец главного героя Ли Менджуна после освобождения Кореи от власти Японской империи перебирается на Север. Некоторое время спустя умирает его мать, и мальчик оказывается на попечении старого друга отца - господина Пёна. Изучая философию в университете, главный герой ищет ответ на вопрос о смысле жизни, критически относится к южнокорейской действительности с ее всемогуществом денег и безнравственностью чиновников, перекочевавших в высокие кабинеты из японской колониальной администрации. Однажды Ли Мёнджуна как сына активного члена коммунистического движения вызывают в полицию на допрос, где, избивая, пытаются заставить признаться в не имевшем места пособничестве красным.
Ты сын оголтелого «красного» и с детства воспитывался в коммунистическом духе. Так ведь? (Чхе (Цой) Инхун 1960, пер. Тё Ен Гира)
Такую красную сволочь, как ты, мы запросто можем прикончить прямо здесь (там же).
Главный герой поражен жестокостью и несправедливостью государственной системы.
Разве можно тайно, без суда, убить человека и не бояться возмездия? (там же).
Все отворачиваются от него, даже опекун.
- Господин Пён? Он не дает за тебя поручительства. Дело уж больно серьезное... (там же).
Герой, оказавшись в КНДР, рассчитывает увидеть там новое, справедливое общество, однако сталкивается с разочарованием.
В его груди что-то рухнуло и разбилось вдребезги. Такое уже случалось с ним: в тот злополучный день, когда он, зверски избитый, с окровавленным лицом выбирался из полицейского участка (там же).
Как на Севере, так и на Юге многими руководят самые низкие мотивы: жажда наживы, жажда власти. Надежда героя найти смысл жизни в любви также терпит крах. После войны военнопленным, среди которых оказывается и Мёнджун, предоставляется возможность выбрать в качестве места жительства Юг, Север или одну из нейтральных третьих стран. Удрученный тем, что видел на Юге, и тем, что видел на Севере, Мёнджун отправляется в нейтральную страну.
В нейтральной стране у него масса возможностей. Вот почему он едет туда (там же).
Однако душевная пустота, одиночество и отсутствие перспектив заставляют его покончить с собой.
В рассказе Ким Донни «Эвакуация из Хыннама» главный герой - член агитбригады. Пак Чхоль и его товарищи с энтузиазмом занимаются культурно-агитационной работой на северокорейских территориях, занятых силами южнокорейской армии и ООН. Действие рассказа разворачивается на фоне отступления и эвакуации союзников из города Хыннам под натиском северокорейской армии
и китайских добровольцев. Но люди не могут всё время думать только о войне. Пак Чхоль и его товарищи шутят, едят и выпивают, обращают внимание на женщин.
Чонсик был сильно пьян и шумел. Чхоль тоже уже изрядно захмелел, но всё равно хотел, чтобы Сиджон сидела рядом, пела и общалась с ним.
(Ким Донни 1955, пер. А. Сафроновой).
Местные жители, общаясь с ними, строят планы на будущее.
Сиджон, как будто ей не было никакого дела ни до китайской армии, ни до отступления, просто радовалась их возвращению (там же).
Я собираюсь вслед за вами поехать в Сеул - она смущенно улыбнулась, и на ее левой щеке появилась ямочка (там же).
Несмотря на то, что главный герой верит в правоту своего дела, он, видя призрак жены, испытывает чувство вины перед оставленной семьей.
А когда его жена всё-таки подняла голову, Чхоль понял: молитва или проклятие, что она бубнила себе под нос, - о нем. Как бы то ни было, она упрекала Пак Чхоля, который не мог одеть детей в теплую одежду, обуть их, накормить, купить лекарства, угостить тубучиге с анчоусами, сводить в парикмахерскую или хотя бы в парк (там же).
Возможно, его жена уже давно была мертва, и он видел всего лишь ее призрак. Где же тогда их дети? Где дети, которые должны быть вместе с матерью? (там же).
Автор рассказа показывает, насколько по-разному могут вести себя люди в опасной ситуации. Когда наступает пора эвакуироваться, главный герой уступает свое место местному жителю, опасающемуся расплаты за сотрудничество с южанами.
До сих пор они как деятели искусства взывали <...> к справедливости, к человечности и свободе. И сейчас, когда вопрос касался жизни и смерти, Чхоль не мог сказать «Разбирайся сам, я уеду отсюда первым» (там же).
Между тем как сам этот житель бросает на произвол судьбы семью.
Что же станет с его пожилой матерью, маленькими детьми и больной женой? Они либо умрут с голоду дома, либо замерзнут на улице. Пусть так,
он все равно не может здесь больше оставаться и ждать, когда коммунисты схватят его и казнят (Ким Донни 1955, пер. А. Сафроновой).
В рассказе Пак Вансо «Цветы анемона тех дней, когда убивали в боях» действие происходит в одной из приграничных деревень, где то и дело меняется власть. Автор подчеркивает, что в условиях хаоса, обещающего безнаказанность, многие люди ведут себя не самым достойным образом.
В зависимости от того, кто захватывал <...> школу, у жителей деревни появлялось желание обвинить своих нелюбимых соседей то в связи с «красными», то уничтожить их, причислив к «реакционным элементам» (Пак Вансо 1977, пер. Ли Сан Юн, Хам Ён Чжун).
Однако кто-то сохраняет способность к самопожертвованию. В первой части рассказа, когда деревня переходит под контроль войск ООН, пожилая женщина позволяет американским солдатам забрать себя, надеясь спасти от бесчестия молодых женщин.
- И всё-таки, видно, мне придется сыграть роль девушки для янки, -медленно проговорила старая женщина сухим голосом (там же).
Плача тонким голосом, она думала о том, насколько трудно лишать саму себя жизни. А умереть, откусив свой язык, все равно придется (там же).
Для южнокорейских произведений о войне характерен мотив перехода территорий, на которых разворачиваются события, то от южан к северянам, то наоборот. Такой переход неизменно вызывает ужас у тех, кто сотрудничал со стороной, утратившей власть. На самом деле многие люди сотрудничают с той или иной властью не по идеологическим соображениям, а просто из необходимости хоть каким-то образом добывать средства для пропитания. В рассказе «Встреча в аэропорту» Пак Вансо подчеркивается, что корейцев, выносивших продукты с американских складов, нельзя считать ворами. Людям, чтобы выжить, приходится поступаться не только принципами, но и моралью. И всё же, несмотря на доминирование мотива готовности пойти на что угодно ради спасения своей семьи или даже только себя в ущерб семье, в таких рассказах, как «Эвакуация из Хыннама» Ким Донни или «Цветы анемона тех дней, когда убивали в боях» Пак Ван-со, появляются герои, жертвующие собой ради других.
Война глазами военных
Особое внимание следует уделить тому, как в южнокорейской прозе о войне изображаются военные. В рассказе Ли Мунёля «Яблоки и пятеро солдат» выросший в буддистском монастыре главный герой по имени Пэк Мансо приезжает в родную деревню. Частично от матери, частично от одного из старожилов деревни он узнает трагическую историю своей семьи. Однажды, когда линия фронта проходила рядом с деревней, пятеро солдат южнокорейской армии были безжалостно расстреляны южнокорейскими же военными полицейскими рядом с домом семьи Пэк Мансо за то, что оставили боевые позиции и пришли в деревню на поиски пропитания.
Страшные были времена - надеюсь, они никогда не повторятся! Все пятеро погибли в расцвете лет. Чьи-то любимые сыновья... (Ли Мунёль 1981, пер. М. Солдатовой, Ро Чжи Юн) Познавшие вкус крови люди будто сошли с ума (там же).
Солдаты - не герои войны, они такие же ее жертвы, как и мирные жители.
Это были пятеро солдат, одетых в такие обноски, каких в наши дни на военных, пожалуй, не увидишь (там же).
[Лица солдат] блестели от жира, будто их не мыли несколько дней, торчащие скулы и воспаленные глаза говорили о недоедании и крайней изнуренности (там же).
Южнокорейские власти впоследствии заявляют, что пятерых солдат убили переодетые северяне.
Появились политкомиссары и полицейские из южан и вдруг озаботились возданием дани усопшим (там же).
Заявили, что пятерых солдат убили переодетые южнокорейскими полицейскими северокорейские разведчики или диверсанты (там же).
И люди с готовностью верят в эту ложь, дополняя ее собственными домыслами, будто брат матери героя, уехавший ранее на Север, чуть ли не лично принимал участие в расстреле. Опасаясь осуждения окружающих, другой ее брат вступает в южнокорейскую армию и погибает. Вскоре она лишается и отца.
Глава семьи, который и так был в плохом состоянии из-за перенесенных мучений и неведения о судьбе старшего сына, узнав о гибели среднего, зачах, как старое дерево (Ли Мунёль 1981, пер. М. Солдатовой, Ро Чжи Юн).
Прикованная болезнью к постели мать героя рассказывает ему, что один из пятерых расстрелянных солдат заходил к ней в тот трагический день.
Будто спеша исполнить давно данное друг другу обещание, мы занимались любовью, отчаянно и торопливо (там же).
Я очень обрадовалась, когда впервые почувствовала, как ты зашевелился во мне. Выяснилось, и в моем больном теле могла зародиться новая жизнь (там же).
Зарождение жизни в то время, когда вокруг царит смерть, представляется настоящим чудом.
В рассказе Хван Сунвона «Время для тебя и меня» раненого капитана южнокорейской армии Чу по лесам тащат к своим товарищи -лейтенант Хён и рядовой Ким. На протяжении повествования подчеркиваются сложность ситуации, в которой оказались военные.
На поле боя его серьезно ранили в ногу (Хван Сунвон 1964, пер. Е. Дро-новой).
Но сегодня с утра рана начала гноиться, нога полностью онемела и перестала слушаться (там же).
Уже второй день они питались только корнями и листьями съедобных растений (там же).
Лейтенант Хён не готов расстаться с жизнью, исполняя долг.
Теперь, когда капитан не может передвигаться самостоятельно, он стал всего лишь тяжким бесполезным грузом для своих спутников. Но они не могут бросить старшего по званию в горах. Вот лейтенант и ждет, когда же начальник сам догадается пустить в ход пистолет (там же).
Надеясь обрести шанс на спасение и возвращение к любимой, лейтенант сбегает, но всё равно погибает.
Капитан понимает, что рядовой Ким тоже может уйти. А рядовой Ким не уходит, но наконец лишается последних сил. И вот, заслышав
вдалеке лай собаки, капитан, угрожая пистолетом, заставляет рядового тащить его вперед.
«За той горой будет дом!» <...> Перед домом стоял человек, а рядом - лаяла
собака. В тот же миг пистолет перестал давить ему в затылок, а тело
капитана тяжело обмякло (Хван Сунвон 1964, пер. Е. Дроновой).
Главный герой второй части рассказа Пак Вансо «Цветы анемона тех дней, когда убивали в боях» - рядовой солдат южнокорейской армии, которому предстоит со дня на день участвовать в своем первом бою. Но думает он не о победе над врагом, а о том, как бы остаться живым, и еще о своей девушке. Его боевой дух безнадежно подорван суеверием.
Разнесся слух, будто вражеская пуля любит девственников (Пак Вансо
1977, пер. Ли Сан Юн, Хам Ён Чжун).
Капитан в рассказе О Санвона «Отсрочка» готов нести ответственность за подчиненных, имеет твердые убеждения. Но он бессилен перед смертью. Позже его самого захватывают в плен и расстреливают северяне.
Одна смерть - в борьбе. Только так. Ничего другого не признаю.
Он взял руку умирающего и сжал ее. Что еще ему оставалось делать?
(О Санвон 1955, пер. М. Солдатовой, К. Пак).
Не с враждебностью, а с сочувствием в рассказе «Словами не передать» представляет Ким Ёнсу своего героя - китайского солдата, воевавшего за Северную Корею.
В произведениях южнокорейских писателей военные, представленные лишь рядовыми и младшими офицерами, проявляют в первую очередь не героизм и тактико-стратегические способности, а жажду жизни, как селяне и горожане.
Заключение
Анализ мотивов, повторяющихся в произведениях южнокорейских писателей, ведет к заключению, что для южных корейцев Корейская война остается трагедией, о которой больно вспоминать. Трагедией, расколовшей не только страну, но каждую семью. Судя
по художественной литературе Южной Кореи, в той войне как будто не было виноватых - лишь жертвы. Эта литература поднимает важнейший вопрос, волновавший и знаменитых русских писателей, прошедших лагеря, А. И. Солженицына и В. Т. Шаламова: можно ли в нечеловеческих условиях оставаться человеком, или сама жизнь и есть единственная незыблемая ценность.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES
Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика. М.: НЛО, 2018. [Assman, A. (2018). Dlinnaya ten' proshlogo. (Long shadow of the past). Memorial'naya kul'tura i istoricheskaya politika. Moscow: NLO. (In Russ.)]. Ассман А. Забвение истории - одержимость историей. М.: НЛО, 2019. [Assman, A. (2019). Zabvenie istorii - oderzhimost' istoriej. (History: between indifference and obsession). Moscow: NLO. (In Russ.)]. Может ли история быть объективной? : материалы Международной научной конференции. Москва, МГУ им. Ломоносова. 2 декабря 2011 года / отв. ред. С. Карпов. М.: Изд-во Московского ун-та, 2012. [Karpov, S. (ed.) (2012), Mozhet li istoriya byt' ob»ektivnoj? (Can history be objective?). Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Moscow, Lomonosov Moscow State University. 2 december 2011. Moscow: Izd-vo Moskovskogo un-ta. (In Russ.)].
Сенявская Е. С. Художественная литература как исторический источник // История: журнал Издательского дома «Первое сентября». 2001. № 44. С. 6-13. [Senyavskaya, E. S. (2001). Hudozhestvennaya literatura kak istoricheskij istochnik. (Fiction writing as a historical source). Istoriya, 44, 6-13). (In Russ.)].
Солдатова М. В. Между коллективной и индивидуальной памятью: Корейская война (1950-1953) в художественной литературе и мемуарах // Корея перед новыми вызовами. М.: ИДВ РАН, 2017. С. 358-371. [Soldatova, M. V (2017). Mezhdu kollektivnoj i individual'noj pamyat'yu: Korejskaya vojna (1950-1953) v hudozhestvennoj literature i memuarah. (Collective and individual memory about the Korean War seen through fiction writings). Ko-reya pered novymi vyzovami (pp. 358-371). Moscow: IDV RAN. (In Russ.)]. Солдатова М. В. Язык художественной литературы РК и КНДР о Корейской войне (1950-1953 гг.) // КНДР и РК - 70 лет. М.: ИДВ РАН, 2018. С. 329338. [Soldatova, M.V. (2018). Yazyk hudozhestvennoj literatury RK i KNDR o Korejskoj vojne (1950-1953 gg.) (The language of fiction writings about the Korean War). KNDR i RK - 70 let (pp. 329-338). Moscow: IDV RAN. (In Russ.)].
Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3(40-41). URL: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/ kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat.html (дата обращения: 10.02.2020). [Hal'bvaks, M. (2005). Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat' (Collective and historical memory). Neprikosnovennyj zapas, 2-3(40-41). URL: https:// magazines.gorky.media/nz/2005/2/kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat. html (data obrashcheniya: 10.02.2020). (In Russ.)].
Jerôme W. A. de Wit. Writing under Wartime Conditions: North and South Korean Writers during the Korean War (1950-1953). Leiden University, 2015.
