CC BY
996
ОСОБЕННОСТИ СИСТЕМЫ ПЕРСОНАЖЕЙ В ФИЛОСОФСКОМ РОМАНЕ У. ГОЛДИНГА «ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ»
© Гудакова Е.В.*, Зиновьева Т.А.*
Белгородский государственный университет, г. Белгород
В статье затрагивается тема философского творчества английского писателя XX века Уильяма Голдинга. Особое внимание уделяется системе персонажей в романе «Повелитель мух».
Ключевые слова: Голдинг, английская литература XX века, система персонажей, сюжет, философский роман.
Уильям Голдинг (1911-1993) - английский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, одно из самых ярких явлений британской послевоенной прозы.
Его перу принадлежат романы «Повелитель мух», «Наследники», «Воришка Мартин», «Свободное падение», «Шпиль», «Пирамида» и другие. Всего за свою карьеру Голдинг издал двенадцать романов, но всемирную известность ему принес «Повелитель мух», считающийся одним из выдающихся произведения мировой литературы XX века. Исследованиями произведений Голдинга занималось огромное количество ученых как в английском и американском, так и в отечественном литературоведении (Г. Аникин, Г. Анджапаризде, А. Елистратова, А. Зверев, В. Ивашева, Б. Минц, Н. Ми-хальская и другие). В данной статье мы разберем систему персонажей в романе «Повелитель мух», выявим причины столь необычного сюжета, подробно охарактеризуем главных героев романа.
«Повелитель мух» возникает в послевоенное время (1954 г.), когда Голдинг, рассуждая о фашизме и ужасах Второй Мировой войны, приходит к выводу о том, что фашисты «творили потому, что какие-то заложенные в них возможности, склонности, пороки, называйте как хотите - оказались высвобожденными, и они такие же люди, как и мы, но в иных обстоятельствах» [1, с. 205]. Он размышляет о том, как люди, будучи ранее цивилизованными, могут стать такими озверевшими и дикими. Ведь не зря в качестве главных героев автор берет английских детишек, которые озверели от одиночества на необитаемом острове. Тем самым он пытается доказать нам, что неважно, какой человек национальности и откуда он, важно то, что стоит у него за душой.
Причиной столь необычного сюжета об одичании группы подростков могла также стать педагогическая деятельность писателя. Читая в послево-
* Студент.
* Студент.
енное время роман Баллантайна «Коралловый остров» (1858), где воспевались оптимистические имперские представления викторианской Англии, Голдинг решил создать своего рода пародию на это произведение. «Коралловый остров» вызвал у него раздражение своим «бодрячеством» и «правильностью». В своем романе Голдинг гротескно выворачивает наизнанку все сюжетные коллизии и повороты «Кораллового острова». Его герои не только не укрепляются в джентльменстве, но вырождаются в дикарское племя. История цивилизации как бы прокручивается писателем вспять - от современности к первобытному варварству. Для Голдинга важны не приключения, а идеи связанные с проблемами власти, человеческой природы, рационального познания. Он не поддерживает традиционную для английской литературы идею «робинзонады», восходящую к самым первым утопиям о том, что человек в жестких условиях первобытного выживания обязательно остается джентльменом и создает свою антиутопическую мрачную антиробинзонаду, где царит истерия и ужас.
В своем произведении автор показывает нам три группы героев, попавших на остров в результате авиакатастрофы:
- «охотники» во главе с Джеком;
- Ральф, Саймон и Хрюша;
- малыши.
Каждый из выделенных нами героев представляет свою определенную позицию, сторону человеческой души в борьбе двух миров - мира зла, страха, дикарства, жестокости, безответственности и мира добра, здравого смысла, цивилизации, взаимопомощи и взаимопонимания.
На протяжении всего романа чувствуется явное противопоставление Ральфа и Джека, которые изображаются как два разных типа. Лишь только вначале между ними возникает дружба и сочувствие. Проявление лидерских качеств и желания спастись объединяют их. «Блестя глазами, открыв рты, сияя, они смаковали свои хозяйские права. Головы кружила высота, кружила дружба» [1, с. 46].
Но решение проблемы власти обостряет отношения Ральфа и Джека и затем делает их непримиримыми врагами.
В образе Джека выявляется с одной стороны воля, энергичность, целеустремленность, с другой стороны жестокость, эгоизм, лицемерие, подлость. Джек оказывается самым зрелым из мальчиков, он умеет руководить и по личностным качествам является лидером группы мальчиков-хористов.
Умело манипулируя психологией толпы, эксплуатируя страхи мальчиков, апеллируя к их темным племенным инстинктам, освобождая их от чувства ответственности и долга, Джек захватывает власть на острове. Самым страшным для детей становится испытание голодом. Никто не отказался от куска жареной свинины - власть Джека и его команды была закреплена.
Трудности, страх, опасности, поначалу объединившие ребят, начинают вскоре свою разрушительную работу, подтачивают солидарность, пробуж-
дают смутно дремавшие инстинкты. И первыми дичают «охотники» во главе с Джеком Меридью.
Убийство свиньи, кровь, азарт и ярость погони - все это мало-помалу развращает их, делает из них маленьких дикарей, готовых на чудовищные по жестокости поступки.
Что, однако, за сила делает благопристойных английских мальчиков, певших в церковном хоре, дикарями, разрушителями? Отчего Джек так легко перетягивает в свою дикарскую вольницу большинство ребят?
По мнению Дружининой, первое, что позволяет увидеть автор: чувство мальчишеской солидарности сильно как в зле, так и в добре. Джек Меридью -смелый, достаточно волевой, жестокий и твердый, чтобы увлечь ребят за собою и держать всех в узде. Его приманка - не только жареная свинина, но сладость полного подчинения авторитету вождя, освобождения себя от ответственности, от страха перед жизнью, растворение в стадном чувстве. Он помогает ребятам расстаться с угрызениями совести: раскрасив лицо цветной глиной, «охотники» теряют личное «я», они как бы надевают на себя некую форму, всех уравнивающую и разрешающую им все. Джеку, ничего не стоит переступить через жестокость, избить малыша, разбить очки Хрю-ше. «На кой черт нам эти законы... Мы сильные ... мы охотники!», - кричит Меридью [1, с. 101]. Писатель часто сопоставляет Джека со зверем. А в короткой третьей главе называет его даже безумным.
В отличие от Ральфа, Джек действительно прирожденный лидер. Он не допускает промахов, в непредвиденных ситуациях всегда находит выход, тонко чувствует настроения толпы и умело ею манипулирует. Например, в сцене на берегу, Джек снова сумел объединить воедино уже рассыпающееся племя, ловко замяв вопрос о лидерстве и переключив внимание перепуганных грозой мальчишек на ритуальные пляски.
В группе хористов, которая находится под началом Джека, автор выделяет также отдельных представителей. Интересен образ Роджера.
Роджер является правой рукой Джека. Его функция в романе определяется необходимостью показать, как прогрессируют садистские наклонности. Он несколько моложе и физически слабее. Внешний вид Роджера говорит о многом: «Был тощий дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк» [1, с. 40]. Внешне угрюмый мальчик молчаливо взращивает в себе садистские наклонности, которые прогрессируют буквально с каждым днем.
«Роджер метался вокруг общей свалки, тыча копьем в мелькавшее то тут, то там свиное мясо. Джек оседлал свинью и добивал ее ножом. Роджер наконец нашел, куда воткнуть копье, и вдавливал, навалясь на него всем телом. Копье дюйм за дюймом входило все глубже, и перепуганный визг превратился в пронзительный вопль» [1, с. 154].
Жестокость все чаше прорывается на поверхность, хотя по-прежнему еще сдерживаются воспоминания о цивилизованном порядке. Это мы видим в сцене, когда Роджер бросает камни в Генри, но старается в него не попасть.
Лагерь добра и взаимопомощи представляет Ральф. Фигура Ральфа, так же как и Джека, представляется нам неоднозначно.
Ральф - двенадцатилетний мальчик, энергичный, ловкий и смелый. Многие события читатель видит его глазами, он первым появляется в начале книги и последним уходит с ее страниц. Это простой здравомыслящий подросток, в котором ум и страсти представляются сбалансированными. Обстоятельства делают его руководителем, но удержать власть он не может. Увы, он не прирожденный лидер и управлять другими он не умеет. Кроме того, вначале он, как и большинство героев, не понимает ни самого себя, ни человеческой природы, ни сил, игрушкой которых они стали. Ральф слишком часто откровенно впадает в отчаянье и признает себя побежденным. Авторитетный лидер не может позволить себе неуверенность, колебания, нерешительность, а тем более в присутствии своих людей. Ральф слишком сомневающийся, мягкий, и другие это чувствуют.
К миру здравого смысла относится также Хрюша. Неуклюжий и близорукий, больной, беспомощный без своих очков, толстяк Хрюша становится воплощением прагматического и самоуверенного рационалиста, для которого все логично, однозначно и просто. Согласно точке зрения Ивашевой, именно Хрюша пытается всеми способами воссоздать на острове цивилизованный мир, создать парламент. Но его попытки упорядочить жизнь, большей частью, нелепы и только раздражают окружающих [4, с. 185]. Хрюша убежден, что «зверя» не существует, просто не надо друг друга пугать. Хрюши-ны очки играют многофункциональную роль в произведении. Во-первых, они нужны для коррекции зрения самого их владельца, во-вторых, они нужны для разведения костра.
«Хрюша отдал очки Ральфу, и теперь он ждал, когда ему вернут зрение. Дрова были сырые; они уже в третий раз пытались их зажечь. Ральф встал и буркнул себе под нос:
- Нельзя вторую ночь без костра» [1, с. 160].
Кроме того, астма и близорукость Хрюши, ассоциируются у детей с миром взрослых и являются, подтверждением его умственного превосходства над ними. Однако рационализм не дает герою всецело понять всю многоплановость жизни, заставляя его все упрощать и сводить к разумной основе. Темная, иррациональная сторона человека для него не существует. Хрюша не способен понять зло и найти его источник. Не понимая закономерностей зла, Хрюша не может использовать и единственное свое оружие - рассудок. В данном случае близорукость героя явно символична. Следует отметить также, что именно с гибелью этого героя на острове гибнет человечность.
Уильям Голдинг на протяжении всего своего творчества размышлял над проблемами добра и зла, человеческой природы, бытия Бога. В образе еще одного не менее важного героя Саймона воплотились представления писателя о любви, сострадании и жертвенности.
Саймон, живущий не рассудком, а интуицией, - единственный из мальчишек, кому открывается тайна «зверя»: он ощущает зло как глубинный недуг человечества и самого себя, это потаенные страхи, жестокость, и чувство стадности, готовность убивать, пока убийство не наказуемо. Именно он произносит пророческую фразу: «Зверь - это мы сами» [1, с. 111].
Исследователь Е.Д. Ефимова считает, что в образе Саймона воплощены библейские аллюзии. Скрытое сопоставление с апостолом присутствует уже на уровне имени героя. «Саймон» («Симон») - имя одного из двенадцати апостолов, который был призван Христом и которому Господь дал новое имя - Петр. Иисус нарекает Симона Петром, это имя означает «камень», на этом «камне» Христос задумывает основать свою Церковь. В романе Гол-динга Саймон превращает джунгли в церковь: «Они... остановились, с любопытством рассматривая кусты вокруг. Саймон заговорил первый:
- Как свечи. Кусты в свечах. Это такие почки.
Кусты были темные, вечнозеленые, сильно пахли и тянули вверх, к свету, зеленые восковые свечи» [1, с. 47].
Саймону не случайно приходит на ум такое сравнение: он был певчим церковного хора, скорее всего, католической церкви, где во время богослужения зажигается множество свечей. Описание зеленых свечек в тексте встречается каждый раз, когда Саймон уходит в джунгли, чтобы побыть одному. По христианским представлениям свеча - символ души человеческой перед Богом. И быть может, упоминание о зеленых свечках предназначено дать нам понять, что он уединяется для молитвы [3, с. 66].
Не только имя, но и внешность Саймона значима. Он похож на традиционный образ Иисуса Христа. Он аскетичного телосложения, длинные темные волосы, худое лицо с широким низким лбом и сияющие глаза.
Таким образом, с точки зрения Голдинга в человека заложены природой как положительные, так и отрицательные качества, и выявляются они не тогда, когда ребенок социализируется, а когда попадает он в пограничную ситуацию выбора и у него появляется право развивать свои сильные стороны или подавить их. Очень часто общество оказывается не во власти здравомыслия и добросердечия, а во власти того, кто может манипулировать страхом. Поэтому у Хрюши нет сил и ловкости, у Саймона нет способности убеждать, у Ральфа нет умения руководить. С другой стороны Джек достигает власти, потому что они оказываются беспомощными в противопоставлении с ним. По логике Голдинга в критической ситуации каждый отдельный человек и толпа в своем выборе вожака руководствуются не его высокими морально-этическими качествами, а своими собственными атавистическими страхами и инстинктами.
Что касается малышей, то в переносном аллегорическом смысле романа они могут вызвать еще ассоциации с теми силами в реальном обществе, которые хаотичны, спонтанны, не имеют свою точку зрения и готовы присоединиться к любой политической группе, которая их накормит и пообещает защитить. А в связи с тем, что на самых первых страницах нашего исследования мы говорили о том, что роман Голдинга создавался в условиях глубоких размышлений писателя над итогами Второй Мировой Войны, можно говорить и о том, что именно эта третья сила, толпа во многом привела гитлеризм к власти в условиях экономического кризиса 20-х годов ХХ века.
Список литературы:
1. Голдинг У Повелитель Мух. Шпиль. Чрезвычайный посол / У Гол-динг. - М.: Издательство АСТ, 2003. - 713 с.
2. Дружинина А. Роман У Голдинга «Повелитель мух» / А. Дружинина // К проблемам романтизма и реализма в зарубежной литературе к. XIX -н. XX века. - М.: Наука, 2000. - С. 146-191.
3. Ефимова Д.А. Библейские аллюзии и образ Саймона в романе Уильяма Голдинга «Повелитель мух» / Д.А. Ефимова // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». - 2009. - № 5. Филология. - С. 13-18.
4. Ивашева В.В. В споре о человеке: Голдинг от «Повелителя мух» до «Зримой тьмы» / В.В. Ивашева // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. - 1980. - № 5. - С. 36-43.
