CC BY
24
Псковский регионологический журнал. Том 19. № 2 / 2023 УДК 324 DOI: 10.37490/S221979310025441-8
А. Горохов
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»,
г. Москва, Россия E-mail: agorokhov@hse.ru
ОСОБЕННОСТИ РЕГИОНАЛЬНЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ ОППОЗИЦИОННЫХ ПАРТИЙ В РОССИИ В РАМКАХ ВЫБОРОВ
2018-2022 гг.
Анализ результатов оппозиционных партий в рамках электорального цикла 2018-2022 гг. в России остаётся актуальной и требующей всестороннего анализа задачей. Исследования традиционно больше фокусируются на результатах партии власти или же состоянии партийной системы в целом, игнорируя тем самих особенности и региональное измерение поддержки оппозиционных партий.
Целью исследования является обобщение и анализ результатов парламентских оппозиционных партий в контексте как электоральных результатов и региональных особенностей, так и дальнейших перспектив партий в связи с завершением федерального электорального цикла.
С помощью методов статистического и сравнительного анализа было получено, что оппозиционные парламентские партии последовательно теряли поддержку электората как в контексте электоральной поддержки, так и в региональном измерении. Было также установлено, что участие партий в выборах глав регионов является малоэффективным с точки зрения как результата, так и получаемой поддержки. Проведённый анализ даёт возможность оценить общую динамику поддержки партий в региональном разрезе, сделать предположения и выводы о её динамике с точки зрения ожиданий и текущих проблем.
Ключевые слова: оппозиционные партии, выборы, электоральные результаты, география поддержки, динамика поддержки, корреляционный анализ.
Для цитирования: Горохов А. Особенности региональных результатов оппозиционных партий в России в рамках выборов 2018-2022 гг. // Псковский регионологический журнал. 2023. Т. 19. № 2. С. 14-28. DOI: https://doi.org/10.37490/S221979310025441-8
A. Gorokhov
National Research University "Higher School of Economics", Moscow, Russia.
E-mail: agorokhov@hse.ru
CHARACTERISTICS OF REGIONAL RESULTS OF OPPOSITION PARTIES IN RUSSIA DURING THE 2018-2022 ELECTIONS
The analysis of the results of opposition parties in the framework of the electoral cycle of2018-2022 in Russia remains an urgent and requires a comprehensive analysis task. Research traditionally focuses more on the results of the party in power or the state of the party system as a whole, thereby ignoring the specifics and regional dimension of support for opposition parties.
The aim of the study is to generalize and analyze the results ofparliamentary opposition parties in the context of both electoral results and regional characteristics, as well as the future prospects of the parties in connection with the completion of the federal electoral cycle.
Using statistical and comparative analysis methods, it was found that the opposition parliamentary parties consistently lost the support of the electorate both in the context of electoral support and in the regional dimension. It was also found that the participation of parties in the elections of the heads of regions is ineffective, in terms of both the result and the support received. The analysis makes it possible to assess the overall dynamics ofparty support in the regional context, to make assumptions and conclusions about its dynamics in terms of expectations and current problems.
Keywords: opposition parties, elections, electoral results, geography of support, dynamics of support, correlation analysis.
For citation: Gorokhov A. (2023), Characteristics of regional results of opposition parties in Russia during the 2018-2022 elections, Pskov Journal of Regional Studies, vol. 19, no. 2, pp. 14-28. (In Russ.). DOI: https://doi.org/10.37490/S221979310025441-8
Введение. Электоральные кампании в России обладают широким спектром особенностей, связанных как с их формальными чертами (такими, как их проведение, механизм регистрации и допуска кандидатов, особенности проведения выборов и др.), так и подведением итоговых результатов и общей динамики электоральных процессов. Более того, это накладывается на многоуровневость российской политической системы, в рамках которой выборы как федерального, так и регионального уровней (а зачастую и оба уровня в совокупности) представляются значимыми как в контексте своего влияния на политическую жизнь, так и в контексте их анализа.
Особую выраженность в этом случае приобретают именно региональные электоральные кампании. Несмотря на безусловно определяющую роль федеральных выборов на особенности политического развития страны и основные политические институты — президента и парламент — в целом, исследователи отмечают, что именно от успешности выстраивания аккумуляции электоральной поддержки в регионах и зависят во много результаты подобного голосования на федеральном уровне, что было неоднократно продемонстрировано исследователями на целом ряде электоральных циклов и кампаний. Кроме того, нельзя отрицать и тот факт, что именно региональные исследования находятся в центре внимания в силу своей многогранности и возможности получения различных эмпирических выводов и интерпретаций.
С этой точки зрения, исследовательский подход к анализу региональных электоральных кампаний через призму электоральных циклов (региональных выборов, проходящих между выборами федерального уровня) является удобным инструментарием для анализа, т.к. позволяет следовать за общей логикой федеральных изменений. Несмотря на то, что формально электоральный цикл завершится лишь в 2024 г. выборами президента, количество изменений, произошедших в политической жизни с момента президентской кампании 2018 г., чрезвычайно, что связано как с внешнеполитическими событиями, так и внутрироссийским контекстом. В этих обстоятельствах традиционная политическая оппозиция оказывается в состоянии кризиса: это и потеря ЛДПР своего бессменного лидера В. Жириновского, и фрустрация позиционирования КПРФ и «Справедливой России», общая неопределённость оппозиционных сил и их сплоче-
ние в плане повестки и инициатив вокруг «Единой России». Всё это свидетельствует о грядущих проблемах для оппозиции в целом и отдельных её представителей в частности, однако нельзя утверждать, что данный процесс начался лишь в 2022 г.
В рамках данной статьи будут проанализированы региональные электоральные кампании 2018-2022 гг. (как в разрезе выборов в законодательные собрания, так и выборов глав регионов) через призму результатов и перспектив для представителей политической оппозиции в контексте как электоральных результатов (в контексте голосов избирателей), так и территориальной географии поддержки.
В качестве методологического инструментария в статье используются количественные методы, используемые для сравнительного анализа как электоральных кампаний, так и их результатов в различном разрезе, что позволяет раскрыть представления о результатах оппозиции в рамках анализируемого периода.
Цель статьи — систематизация результатов представителей от оппозиции в рамках электоральных кампаний текущего (и продолжающегося) электорального цикла 2018-2022 гг. в региональном разрезе и с точки зрения дальнейших перспектив.
Исходные предпосылки. Исследованию оппозиции часто придаётся особая важность в силу ряда причин. Чаще всего, исследователи отмечают стабилизирующую роль оппозиции, необходимость в которой проистекает из возможности аккумулировать общественное недовольство и выражать его в ходе электоральных кампаний [14]. Чаще всего, подобную логику можно обосновать из теории рационального выбора, согласно которой акторы будут действовать рационально в своём желании максимизировать результат от будущих выборов [13].
Однако, говоря об анализе выборов и оппозиции в российском контексте, неизбежно возникает необходимость учитывать особенности российской политической системы. Можно выделить три наиболее значимые из них. Во-первых, это электоральное поведение избирателей, активность на выборах которых зависит от уровня выборов: менее активно электорат участвует в муниципальных выборах, а активнее всего — на федеральных [3; 7]. В результате и поддержка, получаемая партиями на региональных выборах, как правило, ниже. Вторая особенность следует из специфики отношений «федеральный центр — регионы»: после возвращения прямых выборов глав регионов в 2012 г., федеральный центр взял курс на рост управляемости и предсказуемости политики в регионах, которым в т. ч. могла помешать и активность оппозиции [9]. К этому можно добавить активное использование практик назначения ВРИО, а затем и «беспартийных» кандидатов от власти. Наконец, ещё одной особенностью будет изменившаяся кадровая политика в отношении глав регионов, вытекающая из предыдущего пункта. После 2016 г. федеральный центр стал больше вовлекать представителей федеральных властей в рекрутирование региональных, и чаще всего их выбор падает как раз не на представителей оппозиции [3]. Отмечаемые особенности больше способствуют тому, что потенциальное окно возможностей для оппозиции будет сужаться.
Говоря непосредственно об анализе выборов в региональном разрезе, неизбежно возникает проблематика электоральной географии с одной стороны, и устойчивости электоральной поддержки — с другой. Ответом на эти аспекты стал индекс национализации партийной системы, под которым понимается территориально гомогенная поддержка партий/кандидатов с учётом её воспроизводства на всей территории страны [10, с. 164-165]. Вместе с тем, учитывая сложную электоральную
географию, а также факторы поддержки политических сил на разных территориях, нельзя не учитывать такое явление, как регионализация, а именно её трактовку как поддержку общенациональных партий на уровне отдельных регионов или тренд на более высокую поддержку в отдельных регионах по сравнению с общестрановым голосованием [10, с. 175-176].
Исследования, посвящённые проблематике региональных результатов в разрезе электоральной географии, представляют собой масштабный пласт литературы, и анализируют различные аспекты и особенности как голосования, так и территориальной поддержки. Однако вместе с этим, нельзя не отметить и тот факт, что, как правило, данные работы фокусируются больше на общем состоянии партийной системы, отдельных её составляющих при анализе элементов и факторов. В частности, наиболее распространёнными являются исследования через призму партийной конкуренции [5; 11]. При этом, изучения именно оппозиционных партий и политических сил находятся скорее на втором плане, в качестве одного из элементов партийной системы в целом, зачастую игнорируя тем самым паттерны изменчивости и динамики электоральной поддержки.
Кроме того, характерной чертой является и то, что при анализе региональных выборов и поддержки партий неизбежно сопоставление данных результатов с федеральными. В то же время, сравнение этих уровней чаще используется для демонстрации важных тенденций и различий, так и в качестве инструментальной переменной для анализа. Важно отмечать и тот факт, что большая часть исследований отмечает, что региональные выборы сильно персонифицированы, что сужает возможности для трактовки и анализа [5, с. 94-95]. Но при этом, зачастую это является скорее следствием проводимой в отношении регионов политики, и всё ещё оставляет возможности для анализа с точки зрения изменчивости поддержки оппозиции и её дальнейших перспектив.
Таким образом, существующие исследовательские представления оставляют пространство для углубления исследований об изменчивости поддержки оппозиции в региональном разрезе.
Результаты исследования. Говоря об анализе оппозиции в рамках регионов, исследователи справедливо отмечают, что наиболее активна она в рамках именно региональных парламентов. При этом справедливо будет отметить и тот факт, что, несмотря на разделение кандидатов на партийные и одномандатные списки, фактор принадлежности к партии и политической силе, как правило, менее явный при голосовании по одномандатным спискам. В данном случае, избиратели больше склонны ориентироваться на личное позиционирование кандидата — его персональную известность, политическую и иную карьеру, предвыборную кампанию и др. [12]. А потому, основное внимание в анализе будет сфокусировано вокруг выборов в единых округах, где партийная идентификация играет наиболее значимую роль.
Как уже отмечалось выше, анализу партийных систем в регионах, а также отдельных особенностей и показателей, посвящён целый блок исследований. В рамках этой статьи, фокус больше смещён именно на оппозицию, причём как на парламентскую, так и непарламентскую (не представленную на федеральном уровне), однако последней в силу объективных причин будет уделено меньше внимания.
Говоря о прошедших выборах в региональные заксобрания в 2018-2022 гг., стоит прежде всего отметить неоднородность количества электоральных кампаний — в
2018 г. это 16 регионов, в 2019 г. — 13, 2020 г. — 11, 2021 г. — 39 и 2022 г. п — 61. Столь масштабное количество голосований в 2021 г. оказалось сбалансировано введённым ЦИК РФ трёхдневным голосованием, однако эффект нововведений для партийного голосования оказался неоднозначным.
Переходя к общей динамике электоральных результатов в региональном разрезе, следует прежде всего сосредоточиться на динамике голосования за «Единую Россию» и основные парламентские партии. Данную динамику можно представить в виде усреднённых значений разницы, получаемой от сравнения процентного голосования между выборами, проведёнными в указанный год, и предыдущими выборами в региональные заксобрания, прошедшие 5 лет назад:
Таблица 1
Средняя динамика голосования за партии в рамках электоральных кампаний, в %
Table 1
Average dynamics of voting for parties within electoral campaigns, in %
Год Среднее кол-во голосов, ЕР +/- Среднее кол-во голосов, КПРФ +/- Среднее кол-во голосов, ЛДПР +/- Среднее кол-во голосов, СР +/-
2018 41,55 -10,51 23,13 8,98 15,04 6,76 8,66 2,68
2019 51,9 -19,43 15,51 7,77 14,93 5,45 6,27 3,97
2020 47,67 -12,78 13,49 1,37 11,57 0,96 7,79 -2,05
2021 41 -1,05 21,77 4,65 10,73 -9,5 9,38 1,45
2022 62,5 1,16 12,29 -0,23 6,86 0,4 6,91 0,86
Как можно убедиться, «Единая Россия» как партия власти стабильно теряла электоральную поддержку в рамках анализируемых регионов. При этом, характер этих потерь не является равномерным: наибольшие усреднённые расхождения были отмечены в 2019 г. — фактически 20 % голосов, в то время как в 2022 г. динамика уже была положительной. Что характерно, динамика основных оппозиционных партий за этот же период чаще положительная, что свидетельствует о росте электоральной поддержки в тех регионах, где проводились выборы в указанный год.
Наибольшую положительную динамику демонстрировала КПРФ, особенно в региональных кампаниях 2018-2019 гг., где результаты партии оказались выше по сравнению с предыдущими кампаниями на 8-9 %. Однако в разрезе отдельных регионов, динамике электоральной поддержки была ещё более внушительной: поддержка увеличилась более чем на 15 % в 2018 г. в Ульяновской (22,16 %) и Иркуской (15,07 %) областях, а также в Хакасии (16,61 %); в 2019 г. значимые различия наблюдались в республиках Алтай (17,39 %) и Марий Эл (13,1 %), а также Севастополе (14,96 %). Минимальными же значения были в Калмыкии в 2018 г. (1,8 %) и Тыве в 2019 г. (0,29 %). Однако, начиная с 2020 г., региональная электоральная поддержка партии снижается
— в частности, в 2020 г. это было в 3-х из 12 регионов, в 2021 г. — в 5-ти из 39, в 2022 г.
— в 4-х из 6. Это можно наблюдать и в рамках снижения общей динамики голосования
— в рамках последнего единого дня голосования она даже была отрицательной. При этом, в региональном разрезе данное падение также стало значимым — в 2020 г. мак-
1 Здесь и далее: Архив избирательных кампаний ЦИК РФ. [Электронный ресурс]: URL: http://www. cikrf.ru/banners/vib_arhiv/ (дата обращения 22.04.2023).
симальная разница была в Новосибирской области (-7,89 %), в 2021 г. — в Орловской (-1,2 %), а в 2022 г. — в Пензенской (-4,61 %). Однако важно отметить и тот факт, что сохраняются и регионы, где поддержка КПРФ сильно увеличивалась — в 2020 г. таким регионом была республика Коми (7,41 %), в 2021 г. — Приморский край (17,07 %) и Вологодская область (9,22 %), а в 2022 г. — Северная Осетия (5,76 %). По итогу можно утверждать, что несмотря на очевидное доминирование при голосовании «Единой России», КПРФ остаётся главной оппозиционной силой, которая всё ещё способна аккумулировать электоральную поддержку и даже наращивать её.
При анализе ЛДПР ситуация не столь однозначная. С одной стороны, партия также стала одним из бенефициаров снижения голосования за партию власти — в 2018-2019 гг. партия в среднем набирала больше на 5-6,5 %, чем на выборах в зак-собрания предыдущего созыва. Однако, данный эффект длился по сути меньше, чем у КПРФ — в 2020 г. усреднённое количество голосов было выше на менее чем 1 %, а в 2021 г. даже упало на 9,5 %. Более показательно и то, что снижение поддержки в отдельных регионах началось ещё в 2019 г. (Карачаево-Черкессия, на 0,06 %), и лишь усиливалось — в 2020 г. результаты партии снизились в 3-х из 12 регионов, в 2021 г. — в 34-х из 39, а в 2022 г. — в 3-х из 7. В рамках кампаний 2021 г. масштабы снижения поддержки были самые значимые — более чем на 10 % в 9 регионах, а сильнее всего в Еврейской АО (-17,29 %), Амурской (-16,54 %) и Оренбургской областях (-12,45 %), а также Ставропольском крае (-13 %). В остальных случаях колебания, как правило, находятся в среднем на уровне 3 %. При этом, были и уникальные случаи сильного увеличения поддержки, как это было в Хабаровском крае в 2019 г. — рост составил аномальные 42,78 %, что впрочем объясняется поддержкой администрации губернатора от ЛДПР С. Фургала, а также в Севастополе — 11,16 %, что можно связать с разочарованием от партии власти за прошедший электоральный цикл в целом (что подтверждается резким ростом голосования за все оппозиционные партии). В целом, электоральная география партии за анализируемые периоды демонстрирует скорее отрицательную тенденцию, которая может лишь усилиться в силу внутрипартийных проблем.
Наконец, говоря о «Справедливой России», сразу бросается в глаза её нестабильность регионально-электоральной поддержки, которая на фоне остальных партий свидетельствует о хоть и стабильной, но слабой поддержке. При этом, тенденция на снижение этой поддержки прослеживается с 2018 г., где была уже видна в 1-м регионе (Забайкальский край -1,48 %) из 16, в 2019 г. — уже в 4-х из 12, в 2020 г. — в 8-ми из 11, в 2021 г. — в 13-ти из 39, и в 2022 г. — в 2-х из 6. При этом, были кейсы и значительного увеличения электоральной поддержки, но не столь явные, как у предыдущих партий — 5,98 % в 2018 г. в Кемеровской области, 6,96 % в 2019 г. в Севастополе, 0,33 % в 2020 г. в Калужской области, 6,76 % в Мурманской области и 4,05 % — в Северной Осетии в 2022 г. Однако важно отметить, что на фоне в целом невысоких результатов партии на выборах, данные отклонения воспринимаются более ярко, чем у более значимых соперников по оппозиции.
В целом, общая динамика как среднего количества голосов, так и сравнение с предыдущими выборами этого же уровня показывает, что основные оппозиционные партии скорее теряют свою привлекательность в регионах, и, несмотря на некоторое падение голосов за ЕР в динамике, оппозиция продолжает терять голоса на регио-
нальных выборах, даже несмотря на ряд исключений в ходе единых дней голосования или выборок из нескольких регионов.
Что же касается непарламентской оппозиции, то хоть она и не столь явно представлена на федеральном уровне, на региональном её динамика выглядит более чем положительно.
Таблица 2
Динамика поддержки непарламентской оппозиции
Table 2
Dynamics of support for non-parliamentary opposition
Год выборов Динамика поддержки, +/-
2018 1,97
2019 5,16
2020 12,24
2021 9,07
2022 5,9
Во многом, данные показатели объясняются прежде всего инструментально — в силу того, что ряд партий ранее не имел широкой поддержки со стороны электората, а то и вовсе не был представлен на политическом спектре (в частности, «Новые люди», «За правду» (до объединения с СР), «Партия Прямой демократии», «Зелёная альтернатива»). Тем не менее, динамика их поддержки на региональном уровне свидетельствует о зачастую более грамотной работе с избирателями, что как следствие позволяет отдельным представителям даже избираться в региональные парламенты. И хотя говорить о регионах стабильной поддержки для них ещё рано, это является подтверждением упадка поддержки традиционных оппозиционных сил. Однако более детальный анализ, в т. ч. с помощью статистических методов, будет возможен лишь в случае стабильно высокой поддержки на протяжении ряда электоральных циклов.
В контексте стабильности региональной поддержки партий, а как следствие, и географии регионов с устойчивой поддержкой оппозиции, важно учитывать и то, насколько сохраняется/различается поддержка на федеральном и региональном уровнях. При этом важно и то, происходит ли процесс перераспределения голосов в ходе различных электоральных циклов. Для этого был использован коэффициент корреляции Пирсона, который используется для анализа географической общности. В частности, в тех случаях, когда значения показателя, принимающего значения от -1 до 1, приближается к крайним, можно говорить о том, что партии или результаты имеют схожее электоральное районирование [4, с. 41-42]. В случае высокого положительного значения доля голосов за одну партию растёт пропорционально доле другой, и наоборот — в случае высоких отрицательных значений речь может идти об электоральных расколах между партиями и перетягиванием электората.
В случае же сопоставления результатов регионального и федерального уровней, целью будет рассмотреть скорее сохранение паттернов голосования, а именно, насколько сильно география, уровень выборов и электоральные результаты влияют на устойчивость поддержки партий. Для этого были сопоставлены электоральные результаты на выборах регионального уровня с соответствующими результатами на выборах в Государственную Думу в 2016 и 2021 гг.
Таблица 3
Корреляция голосования между региональными и федеральными выборами
Table 3
Voting correlation between regional and federal elections
Год «Единая Россия» КПРФ ЛДПР «Справедливая Россия»
2018/2016 0,88 0,84 0,91 0,79
2018/2021 0,65 0,62 0,86 0,43
2019/2016 0,92 0,81 0,84 0,19
2019/2021 0,95 0,87 0,85 0,05
2020/2016 0,84 0,63 0,59 0,89
2020/2021 0,92 0,71 0,86 0,86
2021/2016 0,91 0,73 0,65 0,66
2021/2021 0,99 0,69 0,93 0,72
2022/2016 0,77 0,05 0,61 -0,45
2022/2021 0,85 0,64 0,89 0,81
Как мы можем убедиться, фактически у всех партий география голосования на выборах регионального и федерального уровня находятся на высоких положительных значениях, что говорит о том, что географическая общность голосования сохраняется. При этом, ряд исключений виден для КПРФ и «Справедливой России» — в частности, значение корреляции для анализа выборов 2022 и 2016 гг., стремящееся к нулю, свидетельствует о том, что в указанных регионах произошло изменение географии голосования, что подтверждается высокими значениями при сравнении с результатами 2021 г. Случай же «Справедливой России» показывает, что территориальные паттерны голосования за партию не являются устойчивыми за всё время, о чём говорят показатели 2019/2016 и 2019/2021 гг. Однако, поскольку остальные показатели партии за схожие периоды отличаются не столь явно, данный год с точки зрения территориальных паттернов оказывается скорее исключением. Показатели же 2022/2016 гг., которые даже являются отрицательными, свидетельствуют о том, что партийные изменения, в т. ч. организационного характера, заметно повлияли на географию голосования, в результате чего поддержка, полученная партией на выборах в ГосДуму в 2021 г., уже отличается от той, что была у неё раньше. Данный фактор может быть более явным при более детальном анализе голосования в отдельных регионах с учётом внутренней специфики.
Наконец, после рассмотрения динамики поддержки оппозиционных партий, а также географических паттернов этой поддержки в контексте выборов двух уровней, стоит остановиться на более практическом вопросе — каким образом на поддержку партий влияют конкуренты? В данном случае, удобным статистическим методом будет являться корреляционная матрица, которая покажет то, какие партии наиболее сильно влияют на географию присутствия электората тех или иных партий. В качестве базового референса также оставлена «Единая Россия» для анализа потенциальных перетоков электората. Рассмотрим электоральное районирование партий в ходе описанных выше кампаний.
Таблица 4
Корреляционная матрица результатов региональных выборов 2018 г.
Table 4
Correlation matrix of the results of the 2018 regional elections
Партия ЕР КПРФ ЛДПР Справедливая Россия
ЕР 1,00
КПРФ -0,80 1,00
ЛДПР -0,86 0,43 1,00
Справедливая Россия -0,04 -0,32 0,12 1,00
Как мы видим, базово электорат партии власти и основных оппозиционных КПРФ и ЛДПР сильно пересекается: чем выше голосование за ЕР, тем соответственно ниже поддержка оппозиционных партий. При этом столь явной связи с «Справедливой Россией» нет. ЛДПР и КПРФ при этом позитивно влияют на поддержку друг друга, что может быть объяснено позиционированием регионов как более оппозиционных на фоне остальных. Наконец, поддержка КПРФ и СР отрицательно влияют друг на друга.
Таблица 5
Корреляционная матрица результатов региональных выборов 2019 г.
Table 5
Correlation matrix of the results of the 2019 regional elections
Партия ЕР КПРФ ЛДПР Справедливая Россия
ЕР 1,00
КПРФ -0,71 1,00
ЛДПР -0,80 0,22 1,00
Справедливая Россия 0,01 -0,31 -0,32 1,00
В 2019 г. все отмечаемые ранее тенденции сохранились, хотя значения несколько снизились. Наиболее интересные с точки зрения интерпретации результаты у СР — партия на этих выборах положительно пересекается с географическим электоратом КПРФ, но при этом отрицательно — с поддержкой ЛДПР.
Таблица 6
Корреляционная матрица результатов региональных выборов 2020 г.
Table 6
Correlation matrix of 2020 regional election results
Партия ЕР КПРФ ЛДПР Справедливая Россия
ЕР 1,00
КПРФ -0,52 1,00
ЛДПР -0,40 0,08 1,00
Справедливая Россия -0,51 0,23 0,30 1,00
На выборах 2020 г. тенденция осталась без изменений, хотя показатель корреляции СР и ЛДПР вновь стал положительным. В целом, данная тенденция демонстрирует, что в регионах, где сильна поддержка оппозиции в целом, мало значения придают поддержке определенных политических сил, ориентируясь скорее на альтернативы власти в целом.
Таблица 7
Корреляционная матрица результатов региональных выборов 2021 г.
Table 7
Correlation matrix of 2021 regional election results
Партия ЕР КПРФ ЛДПР Справедливая Россия
ЕР 1,00
КПРФ -0,36 1,00
ЛДПР -0,26 0,22 1,00
Справедливая Россия -0,26 0,09 0,25 1,00
Выборы 2021 г. демонстрируют продолжение тенденции на снижение коэффициентов влияния партий друг на друга.
Таблица 8
Корреляционная матрица результатов региональных выборов 2022 г.
Table 8
Correlation matrix of 2022 regional election results
Партия ЕР КПРФ ЛДПР Справедливая Россия
ЕР 1,00
КПРФ -0,91 1,00
ЛДПР -0,78 0,61 1,00
Справедливая Россия 0,10 0,20 -0,55 1,00
Наконец, в рамках последних выборов 2022 г. можно констатировать, что наиболее сильное противостояние голосования у КПРФ и ЕР, в то время как у ЛДПР данный раскол чуть менее выражен. Электораты КПРФ и ЛДПР пересекаются между собой сильнее всего за весь анализируемый период, что совпадает с отмеченной ранее тенденцией на снижение среднего числа голосов за партии. Кроме того, ярко оформился раскол между ЛДПР и СР, что в целом выливается в потенциальный переток электората между партиями. В целом, можно подчеркнуть, что оппозиционные партии сильно зависят от электората «Единой России», что осложняется ещё также территориально-электоральной созависимостью КПРФ и ЛДПР, что ставит по сути партии в трудное положение. У «Справедливой России» территориально электорат больше тяготеет к ЕР, чем остальные партии, однако наиболее сильно выраженный раскол с ЛДПР может затруднять перспективы партии в тех регионах, которые можно охарактеризовать как «более оппозиционные».
Пару слов стоит сказать и о выборах глав регионов. Несмотря на то, что исследователи справедливо указывают на снижение конкуренции за данный пост, а также
переход к практике назначения ВРИО после согласования кандидатур в федеральном центре [8], борьба за данный пост всё ещё остаётся актуальной для оппозиции. Однако, в силу специфики факторов, оказывающих ключевое влияние на данные выборы, их интерпретация будет отличаться от партийного голосования.
Таблица 9
Сводная таблица результатов выборов губернаторов 2018-2022 гг.
Table 9
Summary table of 2018-2022 gubernatorial election results
Год Количество выборов Количество назначенных ВРИО Кандидаты от оппозиции, выигравшие выборы Средняя доля голосов за оппозиционных кандидатов
2018 26 20 Орловская область — А. Клычков (КПРФ), Омская область — А. Бурков (СР), Хакасия — В. Коновалов (КПРФ), Владимирская область — В. Сипягин (ЛДПР), Хабаровский край — С. Фургал (ЛДПР) 41,93
2019 19 14 - 28,07
2020 20 10 Чувашия — О. Николаев (СР), Смоленская область — А. Островский (ЛДПР), 29,07
2021 11 8 Хабаровский край — М. Дегтярев (ЛДПР), Ульяновская область — А. Русских (КПРФ) 31,98
2022 15 8 - 22,15
Как можно убедиться, наиболее успешным для оппозиции с точки зрения результатов оказался лишь 2018 г., когда вторые туры выборов прошли в Приморье, Хакасии, Владимирской области и Хабаровском крае. Несмотря на то, что перевыборы в Приморье впоследствии прошли с победой кандидата от «Единой России», общий тренд оказался самым «протестным» за период наблюдения — оппозиция в среднем набирала 41,93 % на выборах (с исключением «внезапных побед» в 3-х регионах — 38,85 %). Основной причиной стало возмущение электората проводимыми социально-экономическими реформами, что нашло своё отражение как на выборах в региональные парламенты, так и на выборах губернаторов. Кроме того, столь неожиданные результаты стали следствием общей инерции работы федерального центра с регионами и чрезмерное использование административного ресурса без учёта внутрирегиональных особенностей и контекста [6, с. 143-144].
Однако с точки зрения наиболее резонансных кейсов, федеральным центром были сделаны соответствующие выводы насчёт ротации губернаторов, но выводы эти были не в пользу оппозиции. В частности, среди применявшихся технологий на выборах стало самовыдвижение действующих губернаторов или ВРИО с целью снижения негатива от партийной аффилиации — среди 19 кандидатов 6 были представлены именно как самовыдвиженцы. Однако, безусловно, вскоре после выборов все они так или иначе вступали в «Единую Россию», и лишь глава Забайкальского края А. Осипов до сих пор является беспартийным. Начиная с 2019 г., победа на выборах представителя от оппозиции является результатом партийных договоренностей федерального уровня — наиболее ярким кейсом здесь является М. Дегтярёв, возглавивший регион после резонансного дела вокруг своего предшественника-однопар-тийца С. Фургала. Общая логика губернаторских выборов стала смещаться в сторону увеличения патронажа и лоббирования кандидатов на данную должность, чаще связанную с близостью к федеральным чиновникам и партийным функционерам [2], а потому оппозиции на данных выборах была отведена скорее второстепенная роль, что подтверждает снижение среднего суммарного процента голосов за оппозицию на выборах 2022 г. до 22 %.
В целом, на уровне выборов глав регионов тенденции для оппозиции выглядят неоднозначными, в силу как традиционно более сильного фактора голосования за кандидата, а не партию, так и общим трендом на увеличение управляемости регионов за счёт акцента скорее на менеджерских и патронажных факторах при принятии решений о назначениях.
Выводы. Подводя итог проведённому анализу, стоит сделать несколько предварительных выводов о поддержке оппозиции в регионах. Прежде всего, несмотря на зачастую даже положительную динамику (особенно в разрезе отдельных регионов), среднее количество голосов, а также замедление этой динамики в рамках последних региональных выборов говорит о том, что поддержка оппозиции в контексте регионов снижается. Кроме того, учитывая тот факт, что она высоко коррелирует с результатами на федеральном уровне, можно говорить о том, что эта тенденция имеет стабильный характер.
Если говорить в целом о динамике поддержки отдельных партий, то наиболее чувствительно падение для КПРФ, поскольку партия долгое время считалась главной оппозиционной силой. Снижение как средней поддержки партии, так и положительной динамики на фоне усиливающихся управленческо-идеологических противоречий лишь подтверждает проблемы партии. Схожая ситуация и у ЛДПР, последовательное снижение голосов которой вкупе с резким снижением поддержки на фоне предыдущих региональных кампаний говорит о том, что партии будет трудно удерживать как лояльный электорат и географию поддержки, так и привлекать новую. Проблематичной ситуацию выставляет и тот факт, что электорат партии пересекается с КПРФ, что потенциально может ещё больше влиять на подобное снижение. Анализ «Справедливой России» говорит о том, что несмотря на рост поддержки в 2021 г., партия всё ещё испытывает проблемы с стабильностью региональной поддержки.
Кроме того, важно отметить и тот факт, что проблемы и противоречия партий, особо ярко проявившиеся в 2022 г., не являются чем-то одномоментным, а следствием стабильного снижения региональной поддержки. Усугубляется это угрозой со стороны непарламентской оппозиции (особенно «Новых людей»), популярность
которых может серьезно повлиять на поддержку в т. ч. и на федеральном уровне, поскольку паттерны поддержки регионального и федерального уровня фактически совпадают. Кратковременный всплеск поддержки оппозиции в 2021 г. может быть связан как раз с параллельным проведением голосования двух уровней, поскольку уже в 2022 г. результаты вновь падают.
Наконец, говоря о перспективах партий в борьбе за пост глав регионов, стоит констатировать фактически единичные случаи получения ими этих постов, а также снижение голосования за оппозицию с каждым голосованием в целом. После во многом аномальных случаев победы оппозиции в 2018 г., федеральный центр лишь усилил контроль над этими должностями, в результате чего победы кандидатов от оппозиции являются скорее исключениями и связаны больше с лоббистскими способностями на федеральном уровне, чем уровнем поддержки в регионе.
В целом, данные результаты анализа показывают, что в преддверии будущих федеральных выборов 2024 г., а также начала нового электорального цикла, партии системной оппозиции подходят в состоянии в состоянии как ряда внутренних проблем, так и снижении поддержи на региональном уровне. И от того, каким образом они будут разрешать имеющиеся противоречия и проблемы, будут зависеть их дальнейшие перспективы.
Литература
1. Ахременко А. С. Электоральное участие и абсентеизм в российских регионах: закономерности и тенденции // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2005. № 3. С. 95-113.
2. Баландин Ю. А. Патронаж как ключевой предиктор ротации губернаторов: факторы устойчивости глав регионов России после возвращения губернаторских выборов в 2012 г. // Вестник Пермского университета. Политология. 2022. № 16. С. 73-84. https://doi.org/10.17072/2218-1067-2022-4-73-84.
3. Гайворонский Ю. О., Баландин Ю. А. Рекрутирование губернаторского корпуса в современной России: эволюция патрональных сетей (2017-2021) // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. 2022. № 4. С. 146-167. http://doi.org/10.30570/2078-5089-2022-107-4-146-167.
4. Гришин Н. В. Динамика электоральных предпочтений населения Юга России: Сравнительное исследование. Москва: Социально-политическая мысль, 2008. 182 с.
5. Курочкин А. В. Механизм ограничения электоральной конкуренции между российскими политическими партиями // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История. Международные отношения». 2020. № 1. С. 89-98. https://doi.org/10.28995/2073-6339-2020-1-89-98.
6. Кынев А. В. Феномен губернаторов-«варягов» как индикатор рецентрализации. Опыт 1991-2018. // Полития. 2019. № 2. С. 125-150. https://doi.org/10.30570/2078-5089-2019-93-2-125-150.
7. Любарев А. Е. Активность избирателей на федеральных, региональных и муниципальных выборах в Российской Федерации // Социодинамика. 2013. № 8. С. 138-209. http://doi.org/10.7256/2306-0158.2013.8.8778.
8. Палитай И. С., Матюсова А. И. Губернаторский корпус РФ: сравнительный анализ механизмов отбора и каналов рекрутирования «новичков» и «старожилов» // Вестник Московского государственного областного университета. 2020. № 4. С. 114-130. https://doi.org/10.18384/2224-0209-2020-4-1040.
9. Семёнова В. Г. Возврат к прямым выборам губернаторов: новые технологии управляемой демократии // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия Социология. Политология. 2014. № 14 (2). С. 84-90.
10. Туровский Р. Ф. Национализация и регионализация партийных систем: подходы к исследованию // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. 2016. № 1 (80). С. 162-180. https://doi.org/10.30570/2078-5089-2016-80-1-162-180.
11. Шпагин С. А. Стабильность партийных систем в регионах России: опыт статистического анализа // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. 2022. Т. 40. С. 41-47. https://doi.org/10.26516/2073-3380.2022.40.41.
12. Шпагин С. А. Партийная конкуренция на региональных выборах 2021 года. Вестник Воронежского государственного университета. История. Политология. Социология. 2023. № 1. С 69-74.
13. Hall P., Taylor R. Political Science and the Three New Institutionalisms // Political Studies. 1996. Vol. 44, No. 5. P. 936-957. https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.1996.tb00343.x.
14. TavitsM. Post-communist democracies and party organization. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 289 p.
References
1. Akhremenko A. S. (2005), Electoral participation and absenteeism in Russian regions: patterns and trends, VestnikMoskovskogo universiteta. Seriya 12. Politicheskie nauki, no. 3, pp. 95-113 (In Russ.).
2. Balandin Y. A. (2022), Patronage as a key predictor of the rotation of governors: factors of stability of the heads of regions of Russia after the return of gubernatorial elections in 2012, Bulletin of Perm University. Political Science, no. 16, pp. 73-84. (In Russ.). https://doi.org/10.17072/2218-1067-2022-4-73-84.
3. Gaivoronsky Y. O., Balandin Y. A. (2022), Recruiting the governor's corps in modern Russia: the evolution of patronage networks (2017-2021), Politeia: Journal of Political Theory, Political Philosophy and Sociology of Politics, no. 4, pp. 146-167. (In Russ.). http://doi.org/10.30570/2078-5089-2022-107-4-146-167.
4. Grishin N. V. (2008), Dynamics of electoral preferences of the population of the South of Russia: Comparative research, Moscow, Socio-political Thought, 182 p. (In Russ.).
5. Kurochkin A. V. (2020), Mechanism of limiting electoral competition between Russian political parties, Vestnik RGGU. Seriya "Politologiya. Istoriya. Mezhdunarodnye otnosheniya", no. 1, pp. 89-98. (In Russ.). https://doi.org/10.28995/2073-6339-2020-1-89-98.
6. Kynev A. V. (2019), The phenomenon of "Varyag" governors as an indicator of recentalization. Experience 1991-2018, Politeia: Journal of Political Theory, Political Philosophy and Sociology of Politics, no. 2, pp. 125-150. (In Russ.). https://doi.org/10.30570/2078-5089-2019-93-2-125-150.
7. Lyubarev A. E. (2013), Voter activity in federal, regional and municipal elections in the Russian Federation, Sociodinamica, no. 8, pp. 138-209. (In Russ.). http://doi.org/10.7256/2306-0158.2013.8.8778.
8. Palitai I. S., Matyusova A. I. (2020), Governor's Corps of the Russian Federation: comparative analysis of selection mechanisms and recruitment channels for "newcomers" and "old-timers", Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta, no. 4, pp. 114-130. (In Russ.). https://doi.org/10.18384/2224-0209-2020-4-1040.
9. Semenova V. G. (2014), Return to direct elections of governors: new technologies of managed democracy, Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya Sociologiya. Politologiya, no. 14 (2), pp. 84-90. (In Russ.).
10. Turovsky R. F. (2016), Nationalization and regionalization of party systems: approaches to research, Politeia: Journal of Political Theory, Political Philosophy and Sociology of Politics, no. 1 (80), pp. 162-180. (In Russ.). https://doi.org/10.30570/2078-5089-2016-80-1-162-180.
11. Shpagin S. A. (2022), Stability of party systems in the regions of Russia: experience in statistical analysis, Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya Politologiya. Religiovedenie, vol. 40, pp. 41-47. (In Russ.). https://doi.org/10.26516/2073-3380.2022.40.41.
12. Shpagin S. A. (2023), Party competition in the regional elections of 2021, Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya. Politologiya. Sociologiya, no. 1, pp. 69-74. (In Russ.).
13. Hall P., Taylor R. (1996), Political Science and the Three New Institutionalisms, Political Studies, vol. 44, no. 5, pp. 936-957. https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.1996.tb00343.x.
14. Tavits M. (2013), Post-communist democracies and party organization, Cambridge, Cambridge University Press, 289p.
Сведения об авторе
Горохов Александр — аспирант факультета социальных наук Национального
исследовательского университета «Высшая школа экономики», г. Москва, Россия.
E-mail: agorokhov@hse.ru
ORCID: http://orcid.org/0000-0002-3118-9403
About the author
Alexander Gorokhov, PhD student of the Faculty of Social Sciences of the National Research University "Higher School of Economics", Moscow, Russia. E-mail: agorokhov@hse.ru ORCID: http://orcid.org/0000-0002-3118-9403
Поступила в редакцию 01.05.2023 г. Поступила после доработки 05.06.2023 г. Статья принята к публикации 08.06.2023 г.
Received 01.05.2023.
Received in revised form 05.06.2023.
Accepted 08.06.2023.
