CC BY
201
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.161.1
С. Ф. Желобцова, О. В. Сизых
Особенности поэтики романа Л. Е. Улицкой «Казус Кукоцкого»
Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Амосова, г. Якутск, Россия
Аннотация. Актуальность исследования поэтики романа определяется новыми литературоведческими задачами, которые сегодня стоят перед литературной критикой, осмысливающей художественный текст произведений, получивших знаковые литературные премии. Кроме того, роман Л. Е. Улицкой «Казус Кукоцкого» продолжает оставаться сложным для чтения произведением, требующим профессионального комментария. Цель статьи заключается не только в аналитическом обзоре существующих работ, но и в выработке стратегической позиции в новом прочтении классики ХХ в. При этом теоретической основой анализа является поэтика художественного текста, особенности которой рассматриваются через категории идеи, сюжета, образной системы, проблематики. Для достижения итоговых выводов решаются три задачи: 1) рассмотреть исторический контекст замысла романа; 2) проследить жизнь главного героя и персонажей на фоне судьбы России в переломный период; 3) оценить художественные открытия писательницы в связи с традициями русской классики и процессом формирования метатекста новой прозы. В творческой истории романа «Казус Кукоцкого» четко виден стиль работы Улицкой над художественным текстом. Особое внимание обращается на важный этап авторского переосмысления времени и пространства в поэтике романа. Становится понятной интенция в логике объединения различных исторических периодов, персонажей,
ЖЕЛОБЦОВА Светлана Федотовна - канд. филол. наук, доцент кафедры русской литературы ХХ века и теории литературы ФФ СВФУ им. М.К. Амосова.
E-mail: [email protected]
ZHELOBTSOVA Svetlana Fedotovna - Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of Russian Literature of the twentieth century and the theory of Literature of Faculty of Philology, M.K. Ammosov North-Eastern Federal University.
СИЗЫХ Оксана Васильевна - канд. филол. наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы ФФ СВФУ им. М.К. Амосова.
E-mail: [email protected]
SIZYKH Oksana Vasilievna - Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of Russian and Foreign Literature of Faculty of Philology, M.K. Ammosov North-Eastern Federal University.
представляющих разные этнические и социальные группы, жизнь которых протекает в разных географических поясах. В статье значительно расширяется сопоставительный фон, когда роман Улицкой правомерно соотносится с произведениями 1970-х годов: В. Д. Дудинцева «Белые одежды», А. Н. Рыбакова «Дети Арбата». Жанровая традиция семейного романа строится на биографии четырех поколений семьи Кукоцких. Перед нами духовный мир русской интеллигенции. Именно поэтому закономерен отсыл определенных глав романа к произведениям С. Аксакова, М. Салтыкова-Щедрина, М. Горького, М. Шолохова, Ф. Абрамова. Отличительным контентом данной статьи является попытка связать художественные поиски Улицкой с исканиями молодых писателей А. В. Иличевского и А. В. Геласимова, представляющих новую прозу России. Выводы данного исследования органично вписываются в теоретическую стратегию литературоведения рубежа веков в рассмотрении преемственных связей русской классической и современной литератур, исследовании проблем творческой индивидуальности и трансформации жанровой природы русского романа. В практическом аспекте данный материал может использоваться в интерактивных курсах по истории русской литературы ХХ-ХХ1 вв.
Ключевые слова: современная русская проза, жанр, роман, поэтика, Улицкая, традиция, метатекст, творческая индивидуальность, стиль.
DOI 10.25587/SVFU.2020.76.61508
S. F. Zhelobtsova, O. V. Sizykh
The specifics of Poetics Novel L. E. Ulitskaya "Incident of Kukotsky"
M.K. Ammosov North-Eastern Federal University, Yakutsk, Russia
Abstract. The relevance of the study of the poetics of the novel is determined by the new literary tasks that today face literary criticism that interprets the artistic text of works that have received significant literary awards. In addition, Ulitskaya's novel "Incident of Kukotsky" continues to be a difficult-to-read work requiring professional commentary.The purpose of the article is not only to provide an analytical overview of existing works, but also to develop a strategic position in the new reading of the classics of the twentieth century. At the same time, the theoretical basis of the analysis is the poetics of a literary text, the features of which are examined through the categories of idea, plot, figurative system, and problematics. To achieve the final conclusions, three tasks are solved: 1) to consider the historical context of the novel's plan; 2) trace the life of the main character and characters against the background of Russia's fate in a crucial period, 3) evaluate the writer's artistic discoveries in connection with the traditions of the Russian classics and the process of forming the metatext of the new prose. In the creative history of the novel "Incident of Kukotsky", Ulitskaya's work on fiction text is clearly visible. Particular attention is drawn to the important stage of the author's rethinking of time and space in the poetics of the novel. It becomes clear intention in the logic of combining various historical periods, characters representing different ethnic and social groups whose life takes place in different geographic zones. The article significantly expands the comparative background, when Ulitskaya's novel legitimately corresponds to the works of the 70s - V. D. Dudintsev "White clothes", A. N. Rybakov "Children of the Arbat". The genre tradition of the family novel is based on the biography of four generations of the Kukotsky family. The distinctive content of this article is an attempt to connect Ulitskaya's artistic search with the searches of young writers A. V. Ilichevsky and A. V. Gelasimov, representing the new prose of Russia. The findings of this study fit perfectly into the theoretical strategy of literary criticism of the turn of the century to consider the successive ties of Russian classical and modern literature, explore the problem of creative individuality and the transformation of the genre nature of the Russian novel. In practical terms, this material can be used in interactive courses on the history of Russian literature of the XX-XXI centuries.
Keywords: modern Russian prose, genre, novel, poetics, Ulitskaya, tradition, metatext, creative individuality, style.
Введение
Роман «Казус Кукоцкого» (2001) является этапным в творческой работе Л. Е. Улицкой над жанровой природой русского романа. Писательница, имеющая в личном опыте практику исследования генетики в МГУ, службу в камерном еврейском музыкальном театре, авторскую разработку инсценировок для радио, рецензий и переводов, начала издаваться с рассказов. Произведения были объединены ею в сборник «Бедные родственники», а затем был расширен жанровый диапазон в тексте повести «Сонечка». Художнический интерес к жанровой природе семейного романа был с успехом реализован в «Медее и ее дети», отмеченного Букеровской премией. Следующий роман «Казус Кукоцкого» был отмечен премией «Smimoff-Букер» и другими литературными наградами. Следует отметить, что романы, вышедшие позже, а это «Даниэль Штайн, переводчик», «Искренне Ваш, Шурик», «Зеленый шатер», «Лестница Якова», были последовательно и справедливо награждены премиями Русский Букер, Книга года, Пене, Большая книга, Гринцане Кавур, Симоны де Бовуар и давно являются главными книгами читателей мира.
Известно, что востребованные читательской аудиторией произведения Л. Е. Улицкой достаточно широко осмыслены литературной критикой: Г. Л. Нефагина, Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий, С. И. Тимина, В. Н. Альфонсов, Л. В. Куклин А. С. Немзер, М. Н. Золотоносов исследовали творчество писательницы. Историки русской литературы ХХ в. Г. Л. Нефагина, Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий органично вписывают творчество Л. Е. Улицкой при всей его многосложности в русло реалистического направления отечественной литературы: «...в 1990-е годы появился целый ряд произведений, близких традиции классического реализма. В этом ряду нужно назвать романы А. Азольского («Клетка», «Диверсант»), Ю. Давыдова («Бестселлер»), Л. Улицкой («Веселые похороны», «Казус Кукоцкого».)» [1, с. 522].
Обзор критических мнений показывает, что по манере художественного письма писательницу обоснованно и правомерно причисляют к направлениям нового реализма, постмодернизма, феминистской литературы или креативно видят в ней ученого-генетика, рассматривающего в микроскоп анатомию человека.
Обобщая критические оценки, нельзя не заметить перспективу литературоведческого исследования поэтики художественного текста в направлении углубления процесса текстообразования на основе рассмотрения сюжетообразующей роли истории советского общества, обрамляющей частную автобиографию отдельного человека. Сопоставляя данный роман с хрестоматийным материалом «Медея и ее дети», авторы статьи уточняют жанровые черты традиционной семейной хроники в прозе Л. Е. Улицкой. Исследовательской задачей статьи является также проработка так называемых второстепенных персонажей образной системы романа на основе их самоидентификации, вскрытия их функции в психологической характеристике главного героя врача Павла Алексеевича Кукоцкого.
Наблюдения над языком романа сопровождаются комментарием речевого модуля, построенного на отобранном ряде примеров интертекста, лексике, реминисценций.
Материал и методы
Методологической основой статьи является целостный подход к исследованию романа «Казус Кукоцкого» как части оригинальной творческой системы (концепция М. М. Бахтина) [2]. Анализ поэтики романа является ключом к раскрытию идиостиля писательницы, ее места в русской литературе. При анализе текста используются методы сравнительно-сопоставительного исследования, итоги которых дают возможность проследить традиции русской классики в ее творчестве и новации.
Тема данной статьи позволяет предметно рассматривать прозу Л. Е. Улицкой в эстетическом аспекте, последовательно высвечивая ее авторскую работу с сюжетом и композицией, языком и художественными деталями.
Впервые в литературной критике, посвященной творчеству Л. Е. Улицкой, проводится сравнение с доктором Юрием Андреевичем Живаго из романа «Доктор Живаго». Дополнительную литературоведческую информацию дает анализ языкового пласта произведений. Кроме того, делается попытка обозначить место романа «Казус Кукоцкого» в жанрово-стилевых поисках современной русской прозы.
Летопись истории страны и биография человека
В формировании романа «Казус Кукоцкого» прослеживается главная стилевая черта творческой работы Л. Е. Улицкой над художественным текстом, когда происходит трансформация хронотопа путем соединения различных временных пластов на первый взгляд несоединяемых сюжетных линий или персонажей из разных социальных групп и диаспор, возрастных категорий в разных пространственных локусах, отмеченных знаковыми топонимами. Профессиональная жизнь врача-гинеколога Павла Кукоцкого связана с трагическими событиями борьбы советской идеологии с инакомыслием. Примечательна авторская позиция Л. Е. Улицкой в оценке репрессий, направленных против докторов, вовлеченных в «дело врачей», хрущевского уничтожения русского авангарда, преследовании поклонников джазовой музыки, высылки из СССР писателей «третьей волны» русской эмиграции или вычеркивании из медицинского образования генетики, арестов и расстрелов людей. Нередко в разных интервью писательница подчеркивала доминанту жизненной правды над литературным вымыслом, когда каждый художественный эпизод скрупулезно сверялся с историческим фактом. Творческая лаборатория Л. Е. Улицкой принципиально отличается реалиями факта, документа, свидетельства. Поэтому ее роман исторически сопоставим с романами-открытиями В. Д. Дудинцева «Белые одежды», А. Н. Рыбакова «Дети Арбата», давшими читателю правду «белых пятен» советской летописи.
Актуальность исследования поэтики романа определяется не столько количеством литературных статей, но и уровнем рейтинга произведения для читателей XXI в. Об этом свидетельствуют бесконечные дискуссии вокруг романа со дня его публикации.
Кинособытием 2005 г. стал многосерийный фильм режиссера Ю. Грымова по мотивам романа «Казус Кукоцкого». Мониторинг интернет-отзывов и рецензий также продолжает поддерживать живой интерес к роману. Для учителей-словесников и учащихся, студентов-бакалавров, разрабатывающих мультимедийные проекты или виртуальные литературные тематические экскурсии, будет полезна режиссерская презентация фильма. Примечательно, что кинематографическая работа построена на воссоздании исторического времени, начиная с 1940-х гг. и заканчивая 1980-ми, возрождении «мысли семейной» Л. Н. Толстого, когда через призму автобиографии одной семьи раскрывается летописная биография страны. Ю. Грымов подает историю семьи Кукоцких как «... рассказ о преемственности поколений, о том, как важно, чтобы у каждого предыдущего поколения было то, что можно без стыда передать последующим: традиции, культуру, веру в себя и свою страну» [3]. Л. Е. Улицкая, отдавшая работе над романом десять лет, всегда осторожно относящаяся к критическим отзывам, театральным постановкам, дала высокую оценку телероману: «Я и не думала об экранизации, но Юрий Грымов рассказал мне, как он видит эту историю в кино, и мне показалось это очень интересным. Кроме того, он обладает, как мне кажется, не только очень выразительным, зрелым и ярким киноязыком, он вообще умеет разговаривать на языке массовой культуры, и это представляется мне чрезвычайно важным» [3].
Подытоживая литературную полемику о художественном мире романа, следует отметить, что авторы статей оставили спор открытым как перспективу новых исследований. Функциональна связь писательской манеры Л. Е. Улицкой с ее кумиром Ф. М. Достоевским в плане эстетических традиций русской психологической школы. Поэтому для нее важны физиология и психология поступков героя Павла Алексеевича
Кукоцкого. Подобно героям классика русской литературы врач-хирург, занимаясь здравоохранением советского общества, обнаруживает страшную статистику женской смертности от нелегальных абортов. С нравственным максимализмом Кукоцкий предлагает профессиональный выход из трагической ситуации, но наталкивается на бюрократизм чиновников ЦК.
Личностный психологический портрет потомственного медика Павла Кукоцкого выстраивается с опорой на ряд культурных и научных аргументов, которые свидетельствуют о его высоком профессионализме как врача-гинеколога и внимательном, отзывчивом и ответственном человеке. Будущий доктор с детства увлекается медицинской энциклопедией, трактатом Леонардо да Винчи по анатомии, увлеченно познает науку о здоровье женщины в Московском университете. Сформированное трудом и стремлением спасать жизнь «внутривидение» помогает врачу в сложной медицинской практике, например, в случае хирургической операции, спасшей его будущую жену Елену Георгиевну. Первую часть книги можно назвать биографией семьи Кукоцких, в которой каждый из персонажей - жена Елена, ее дочь Татьяна, приемная девочка Тома, монахиня Василиса Гавриловна - занимают свое место в доме блестящего врача Павла Кукоцкого.
Первым кульминационным моментом развития сюжета становится ссора между Кукоцким и его женой из-за смерти дворничихи и, как следствие, его борьбы за легализацию абортов. Следующим поворотом сюжета, собравшим в драматический узел профессиональные, поколенческие, личные коллизии, становится решение их дочери Тани, биолога по образованию, нарушить человеческую этику, что привело ее к уходу из сферы, унаследованной от отца. Разочарованная в муже и дочери Елена Георгиевна заболевает болезнью Альцгеймера. Писательница мастерски использует характерное для ее стилевой манеры включение в реальные события сновидений. Так, в части второй (раздел шесть) воспроизводится послеоперационный сон героини, в котором она следует за Иудеем по известному библейскому пути: «Дорога спускалась вниз, петляя между холмами. Они шли скорым шагом под уклон дороги и ощущали ту внутреннюю особую тягу, влекущую пешехода все дальше и дальше, такую сильную, что требуются некоторые усилия, чтобы становиться, словно в воображаемом конце дороги поет призывную песнь ветреная придорожная сирена.» [4, с. 356]. Древний мир проникает в сознание персонажей не только трудной дорогой, но и чувственным ощущением его в запахе корицы, аромате миндаля, осязания пергаментности старой кожи. Автор моделирует контент - инаковость - другого пространства, других людей, иных мыслей: «Качнулась арена, и остывающий шар, и край светлеющего неба, и все это ушло в сторону, как тень облака. Они снова шли вереницей по серой песчаной пустыне, и ноги увязали в песке, и слабенький ветер нес песчинки, бросал в лицо.» [4, с. 366]. Композиционное спиралевидное построение сна логично возвращает героев к началу их пути, соединяя его с финалом.
Обобщение элементов поэтики романа четче выявляет метафорический контент, основанный на опыте работы писательницы в Институте педиатрии. Художественное описание безумия Елены Георгиевны, ее галлюцинаций и видений соответствует медицинскому описанию болезни. Неслучайно вся вторая часть книги словно «вырвана» из сюжетной динамики реальности и перенесена в плоскость психологического состояния тяжело больной Елены Сергеевны. Находясь в пограничном состоянии между здоровьем и болезнью, героиня приобретает способность особенно остро воспринимать сильный запах жасмина, отдающий холодом, ощущает сок раздавленного травяного стебля, земляничного листа, ромашки, ассоциирующиеся в ее сознании с образом конкретного человека. Стилевая манера писательницы, как всегда, обнаруживается в реинтерпретации библейской сцены посещения чистилища: «.Вода. Она плескалась у щиколоток, потом поднялась выше. Сначала этот подъем воды был медленным, потом вода стала хлестать сбоку и сверху, и она уже не стояла на дне водоема и поплыла.
Вода же все прибывала, лила на голову, заливала нос и рот, и дышать стало трудно. Невозможно» [4, с. 442]. Вода символизирует течение времени вспять, которое позволяет Елене преодолеть препятствия и очищенной и одухотворенной снова быть счастливой.
Л. Е. Улицкая не склонна к идеализации Павла Кукоцкого, показывая его человеческие слабости, проявления малодушия, объяснимой боязни врачебной ошибки, например, осознанный алкоголизм, оскорбительное напоминание жене о ее невозможности стать матерью, проявление равнодушия к гистологическим опытам дочери. При этом герой продолжает оставаться человеком одаренным, ду шевно талантливым, профессионально зрелым, способным к покаянию, страданию и возрождению.
Сопоставимы финалы повести «Сонечка» и романа «Казус Кукоцкого» в плане утверждения автором пастернаковской мысли о первичности жизни. Несмотря на все трагические перипетии, смерть беременной Тани в одесской больнице, чередовании здоровья и нездоровья ее матери, смерти Кукоцкого, жизнь Елены Георгиевны продолжается в семье Томы радостью встреч с внучкой Женей. Чтение русской классики постаревшей Сони «закольцовывает» композицию произведения, в котором она отказывается от приглашения родной и приемной дочерей, продолжая жить. Обратим внимание на эпиграф к роману «Казус Кукоцкого» из книги Симоны Вайл «Тяжесть и благодать» («Истина лежит на стороне смерти»), который уточняет самоценность человека в прохождении его пути от рождения до смерти. Перевод с латинского слова «казус», обозначающий «затруднительное обстоятельство или замечательный случай, происшествие или встречу», помогает ей объяснить название романа, в котором читатель встретился со «случаем» Кукоцкого. Перед нами прошла жизнь необыкновенного и много пережившего человека, обрамленная непростыми историческими событиями, встречами с разными людьми в столице и провинции его страны. Согласно эстетическим законам искусства, конкретная жизнь человека, осмысленная автором как случай, возвышена моральной идеей борьбы против абортов, когда долг врача подобен миссии сохранения жизни. Комментарии к выбору фамилии главного героя также можно назвать «случаем», только уже в жизни самой писательницы. Прототипом хирурга является академик С. И. Спасокукоцкий, который, будучи молодым земским врачом, оперировал ее деда в Смоленске, а позже она училась вместе с его внучкой. Таким образом, в истории фамилии героя содержится определенный знак, воплощающий благодарную память людям-спасителям.
«Духовный род автобиографии...» (Д. С. Лихачев)
Подобно Б. Пастернаку, воссоздавшему семейную историю московских дворян Живаго в автобиографии Юрия, Л. Е. Улицкая прослеживает фамильную биографию Кукоцких, базируясь на пастернаковском прочтении конфликта быстротечной жизни и вечной духовности. Поэтическим рефреном непростой жизни Павла Кукоцкого, его потерь и приобретений, сомнений и открытий могут быть пастернаковские строки из стихотворения «Гефсиманский сад»:
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пуская же сбудется оно. Аминь [5, с. 639].
«Письма о добром и прекрасном» академика Д. С. Лихачева («Человек всегда должен думать о самом важном для себя и для других, сбрасывая с себя все пустые заботы. Надо быть открытым к людям, терпимым к людям, искать в них прежде всего лучшее. Умение искать и находить лучшее, просто «хорошее», «заслоненную красоту» обогащает человека духовно. Самая большая ценность в мире - жизнь: чужая, своя, жизнь животного мира и растений, жизнь культуры, жизнь на всем ее протяжении - и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. А жизнь бесконечно глубока. Мы всегда
встречаемся с чем-то, чего не замечали раньше, что поражает нас своей красотой, неожиданной мудростью, неповторимостью» [6, с. 112]) подтверждают справедливость его суждения о жанровой природе романа «Доктор Живаго», которые выводит произведение из ограниченного ряда семейной хроники в «духовный род автобиографии» («Размышления над романом Бориса Пастернака «Доктор Живаго»).
Произведение Л. Е. Улицкой, в котором прослеживается жизнь четырех поколений семьи Кукоцких, претендует на воспроизведение духовного мира русской интеллигенции. Главы, соединенные авторским видением человеческой судьбы и движения истории, композиционно напоминают структуру произведений С. Аксакова, М. Салтыкова-Щедрина, М. Горького, трансформацию их традиций в прозе М. Шолохова, Ф. Абрамова, В. Аксенова, Д. Рубиной.
Следуя традициям семейной хроники в русской литературе, Л. Е. Улицкая по-своему обозначает мифо-знаками жизненный маршрут героев, главными духовными пунктами являются «дом», «семья», «дети», которые зеркально отражают разрушение института семьи в современном обществе. Достаточно обратиться к ее роману «Медея и ее дети», в котором бездетная Медея Синопли демонстрирует материнское достоинство и человеческую любовь к ближним. Наблюдения над расстановкой персонажей в образной системе произведений раскрывают сниженную авторскую оценку героинь, которые в силу своей бездуховности, социальной безответственности разрушают гармонию семейных взаимоотношений. Такой является Яся («Сонечка»), вторгшаяся в семью художника и Тома Полосухина («Казус Кукоцкого»), внесшая разлад в семью, которая удочерила ее.
Художественные открытия Л. Е. Улицкой в формировании метатекста новой прозы
Сложно совместить на одном исследовательском уровне произведения Л. Е. Улицкой и молодых писателей А. В. Иличевского и А. В. Геласимова, осознанно «заточенных» на показ метафизического состояния человека, уходящего от невыносимой реальности в природу или находящегося в предельных обстоятельствах апокалипсиса. Но ясно одно, что русских писателей привлекает натура человека, к которому они испытывают любовь и сострадание. Дискуссионность проблемы метатекста в теории литературы выделяет определение термина А. Вежбицкой, когда «комментатором текста является сам автор» [7, с. 404] и мысль о «скрытом двухголосье» [2, с. 315], высказанной М. М. Бахтиным. Поэтому своеобразный диалог писателя с собственными выводами, на наш взгляд, является художественной приметой метатекста и наблюдениями за «метатекстовыми нитями», обеспечивающими эстетическую целостность художественного произведения. Исходным в данном исследовании является широкое понимание термина на основе анализа поэтики, выявления метасредств и их суммирования на уровне стилевой неоднозначности
Символом смерти для Л. Е. Улицкой становится поваленный ураганом тополь с обломанными сучками, влажным еще живым стволом и сильным последним запахом листвы. В другом мире, где уже нет жизни, исчезают тени, солнечные блики, оттенки природы: «Здесь все было зыбким, коричневым. здесь совсем не было теней. У тьмы не бывает теней. Тени возможны лишь при свете» [4, с. 172]. Возможно интерпретировать фрагменты текста, обладающие романным сюжетом, проникнутые чувствами персонажей, как авторские размышления, в которых писательница раскрывает творческое кредо или художнический манифест: «Мне совершенно ясно, что мои потусторонние путешествия во всякие странные места хоть и нелегальны, но пребывание там не менее реально, чем все то, что окружает нас здесь. То, что я вижу - что мне рассказывают и показывают - во сне, гораздо богаче и значительнее того, что я могу перенести на бумагу. У меня прекрасное пространственное воображение, профессиональное в некотором смысле. Наверное, я особо чувствительна к пространству и по этой причине попадала
в таинственные его закоулки, вроде того «среднего мира». С другой стороны, ничто не утешает меня так, как милое мое черчение, где каждое построение строго и совершенно прозрачно» [4, с. 179]. Данное наблюдение раскрывает природу метатекстового высказывания автора как компонента метатекста.
А. В. Иличевский в романе «Матисс» оправдывает своего героя, обменявшего материальные блага на призрачную свободу в мире природы. В главе «Король» авторское обращение к феномену памяти позволяет герою восстанавливать свой мир посредством синестетических ассоциаций. Так, узнаваемые «запах пасты шариковой ручки - потекший катастрофой стержень, пальцы вытираются о форменные брюки, синие, как измаранные ладони.» [8, с. 99] возвращают к приметам советской школы, к страницам программных произведений Паустовского, ранцу, заклеенному казеином. Но реальный мир врывается в душу героя холодом зимних сумерек, запахом мокрой тряпки для меловой доски или деревянных стружек на уроках труда, пресным вкусом снега. Органичны описания, уносящие героя во времена года, в другие страны, в годы детства и юности, раннего познания самой жизни: «Осень тоскливо пахнет антоновкой и листьями, которые дети сгребают в городском парке на физре... Но вдруг вспышка губ и немота, и куртка прожжена, и стыд, и потрясения, а после, в раздевалке невероятный - неведомый гул в груди от жемчужного пятна на трусах, невероятно проступившего от поцелуя. в Варшаву, Прагу, Берлин, Белград, Дубровник, Триест, Венецию, распускаясь желто-голубыми кувшинками в конфорках квартирок и палаццо, вознося над кастрюлями, соусниками, кофейниками ароматные пары, растворяющиеся над лагуной, над каналами и площадями «размокшей баранки», «красивой утопленницы», Цивилизации» [8, с. 101-102]. Метафрагменты функциональны в романе, сюжетно воспроизводящем многогранность жизни человека от рождения до смерти.
Автор молодежных бестселлеров прозаик Андрей Геласимов подобно Л. Е. Улицкой продолжает работать над исследованием метафизического состояния человека в природе. Так, арктические минус пятьдесят градусов в романе «Холод» становятся не только маркерами климата севера, но и внутренним смыслом существования человека. Своеобразна композиция романа, представленная тремя действиями с антрактами «Заморозки», «Точка замерзания», «Абсолютный ноль». Важно, что писатель считает главной идеей произведения не столько холод сам по себе, а мироощущение замерзающего человека: «Психологический стержень персонажа - это не я, это кто-то другой, а то, что я добавил для достоверности некие черты своей судьбы. Ну так, а к чему же мне еще апеллировать?» [9, с. 10] В поэтике романа значима его автобиографическая основа, переосмысленная в духовном мире, философском и психологическом ареале героя. Метафизический метод, художественно переработанный Л. Улицкой в романах «Медея и ее дети» и «Казус Кукоцкого», в прозе А. Геласимова ориентирован на познание явлений вне развития, вне противоречий, как устойчивый и неизменный привлекает читательский интерес и становится стилевой приметой автора и эстетической тенденцией новой российской прозы. Разумеется, существует поколенческая близость А. В. Иличевского и А. В. Геласимова, а также эстетическая близость в художественном воссоздании прошлого. Особое психологическое состояние Фили, когда стирается грань между холодом и теплом, верой и безверием, спокойствием и тревогой, обрамляется винтажными образами детство пятнадцатилетнего мальчика, идущего в школу темным якутским утром. Узнаваемы непроницаемый туман, обволакивающий прохожих, спортивная сумка, застывшая от холода, дети, одетые в полушубки из армейского тулупа на овчине. Холод кратно усиливает чувство страха, делая людей беззащитными также, как у Л. Е. Улицкой и А. В. Иличевского, замерзший город ассоциируется у замерзшего героя А. В. Геласимова с античными городами, погребенными под слоем пепла: «Снежная толща поглотила город. Кристаллы затвердевшего холода миллиардными колониями облепляли в городе любую
поверхность, едва столбик термометра опускался ниже сорока» [9, с. 265]. Осмысление данного сравнения северного города Якутска с Помпеей оценивается как проявление метатекстового компонента, который несет авторскую мысль о гибели культуры в бездуховном социуме. Герой А. В. Геласимова, так же как и Елена в романе Л. Е. Улицкой «Казус Кукоцкого», преодолевает все препятствия и возвращается в естественное состояние человека, нуждающегося в душевном тепле. В интервью о роли литературы в обществе писатель не боится повторять: «Ваши страхи, ваши радости, ваши переживания, ваши эмоции - это так важно. А что не скучно - так это люди, наша любовь, наши надежды, наши тревоги, наши страхи и наши победы - вот это важно. И вот здесь есть то единственное место, куда следует смотреть художнику» [10, с. 10].
Метатекст, так интересно заявленный Л. Е. Улицкой, интерпретируется молодыми писателями в соответствии с историко-общественными координатами времени, художнической задачей, творческими идеями их произведений о метафизическом смысле судеб героев.
Заключение
Анализ жанровой природы романа Л. Е. Улицкой «Казус Кукоцкого» раскрывает его полифонизм, доминантами которого становятся семейное, историческое, психологическое, притчевое начала. При этом автор выстраивает понятный и последовательный сюжет, раскрывающий жизнь и профессиональную судьбу Павла Кукоцкого.
Новое произведение Л. Улицкой раскрывает характерную для нее кропотливую и тщательную работу над историческим контекстом, в которую биографически вписываются этапы жизненного пути главного героя и других персонажей. Реализация пространственных и временных параметров происходит в переплетении исторических фактов, идеологических конфликтов главным образом в духовной сфере, что позволило сопоставить героя романа с Юрием Андреевичем Живаго (Борис Пастернак «Доктор Живаго») и проследить трагический путь русской интеллигенции на основе сравнения идейных замыслов с романами В. Д. Дудинцева «Белые одежды», А. Н. Рыбакова «Дети Арбата».
Психологизм произведения, значимость ирреального контекста, мифологического компонента особенно заметны в сопоставительном анализе романа «Казус Кукоцкого» с «Медеей и ее дети», в выделении главного архетипа «дом» в художественном мире писательницы.
Наблюдения над нейрологическим содержанием поэтики романа Л. Е. Улицкой уточняют характеры персонажей, объясняют их культурную и ментальную наполненность. В исследовании выявлены внефабульные элементы, осмысленные как метавысказывание, метафрагмент и метатекстовый компоненты. Раскрывается значение творческой работы Л. Е. Улицкой над созданием метатекста романа для продолжения художественного эксперимента в этом направлении авторами новой прозы России. Опыт соотнесения произведений А. Иличевского и А. Геласимова в плане традиций и новаторства дает новый материал для исследования русской литературы ХХ в.
Роман Л. Е. Улицкой рубежного периода, не теряя художественной ценности, необходим личности, думающей о высоком предназначении человека в современном мире, реально созидающей счастье в адекватных обстоятельствах XXI в.
Л и т е р а т у р а
1. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е гг: В 2 т. - Т. 2. - М.: ИЦ «Академия», 2003.
2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Художественная литература, 1975.
3. Юрий Грымов представил «Казус Кукоцкого». РИА НОВОСТИ. URL: https://ria.ru/ kaleidoscope/20051128/42243486.html
4. Улицкая Л. E. Казус Кукоцкого. - М.: Эксмо, 2004.
5. Пастернак Б. Л. Доктор Живаго. - М.: Эксмо, 2006.
6. Лихачев Д. С. Письма о добром и прекрасном / сост., общ. ред. Г. А. Дубровской. - М.: Дет. лит., 1985.
7. Вежбицкая А. Метатекст в тексте. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. - М.: Прогресс, 1978.
8. Иличевский А. В. Матисс. - М.: Время, 2008.
9. Геласимов А. В. Холод. - М.: Эксмо, 2005.
10. Геласимов А. Полюбите жизнь, и она полюбит вас в ответ. - Якутск вечерний. 2015, 10 апреля.
R e f e r e n c e s
1. Lejderman N. L., Lipoveckij M. N. Sovremennaya russkaya literatura: 1950-1990-e gg: V 2 t.
- T. 2. - M.: IC «Akademiya», 2003.
2. Bahtin M. M. Voprosy literatury i estetiki. - M.: Hudozhestvennaya literatura, 1975.
3. YUrij Grymov predstavil «Kazus Kukockogo». RIA NOVOSTI. URL: https://ria.ru/ kaleidoscope/20051128/42243486.html
4. Ulickaya L. E. Kazus Kukockogo. - M.: Eksmo, 2004.
5. Pasternak B. L. Doktor ZHivago. - M.: Eksmo, 2006.
6. Lihachev D. S. Pis'ma o dobrom i prekrasnom / sost., obshch. red. G. A. Dubrovskoj. - M.: Det. lit., 1985.
7. Vezhbickaya A. Metatekst v tekste. Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Vyp. VIII. Lingvistika teksta.
- M.: Progress, 1978.
8. Ilichevskij A. V. Matiss. - M.: Vremya, 2008.
9. Gelasimov A. V. Holod. - M.: Eksmo, 2005.
10. Gelasimov A. Polyubite zhizn', i ona polyubit vas v otvet. - YAkutsk vechernij. 2015, 10 aprelya.
írírir
