CC BY
334
Языки мира. Сопоставительное языкознание. Сравнительно-исторические и типологические исследования. Проблемы межкультурной коммуникации. Переводоведение
Национально-культурная специфика языковых единиц. Проблемы семантики. Газетный текст
УДК 811.134.2; 811.151
М. В. Кутьева
ОСОБЕННОСТИ ИСПАНСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА: ИХ СЛЕД В «ПЕРВОЙ СОТНЕ» ИСПАНСКИХ СЛОВ
Статья посвящена анализу способов воплощения национально-культурного своеобразия мышления в наиболее узуальных лексико-грамматических конструкциях испанского языка, изучаемых на начальном этапе.
The article is concerned with the ways of expression of national and cultural specificity in the most usual lexical-grammatical Spanish constructions which are studied at the initial level.
Ключевые слова: ментальность, национальный характер, экспрессивность, индивидуализм.
Keywords: mentality, national character, expressiveness, individualism.
B данной статье мы постараемся показать, как, делая самые первые шаги в изучении испанского языка, можно обнаружить нюансы, описывающие качества характера его носителей.
Мы разделяем гипотезу Сепира-Уорфа в ее смягченном виде и склонны полагать, что строй языка способен оказывать определенное воздействие на общий строй мышления говорящего на нем человека. Идущий в страну испанского языка уже в начальных разговорных формулах может ощутить эмоционально-психологические особенности вербального воплощения ментальности испанского народа. Так, в обязательной формуле знакомства «Как тебя зовут? - Меня зовут (люди, родственники, друзья)...» в русском языке выявляется (часто это не осознаётся) тот факт, что называют тебя так, а не иначе, именно другие, а не ты сам: глагол зовут стоит в 3 лице мн. ч. B испанском языке, как и в большинстве европейских языков вообще, формула представления себя другому основана на абсолютно ином
© Кутьева M. В., 2012
психологическом принципе: на Я-принципе: ¿Cómo te llamas? - Yo me llamo Juan. Дословно это Как ты сам себя называешь? - Я называю сам себя Хуан. Или: "Tú te apellidas Molina" I Твоя фамилия - Молина. Здесь возвратный глагол apellidarse (от существительного apellido/фа-милия) поставлен во второе лицо. Как же так? Разве в мыслях человек сам к себе обращается: Хуан, сделай то-то и то-то? Ведь на самом деле его так назвали, а не он сам себя так называет. Внутренний взгляд испанца вовне из его Я-мира обнаруживается с первых шагов обучения. В кажущемся легким, но трудно усваиваемом русскими высказывании «Я иду в театр. Ты идёшь со мной?» глагол идти переводится на испанский язык двумя разными глаголами - ir/идти и venir/ приходить: "Voy al teatro. ¿Vienes conmigo?" Дословно: «Я иду в театр. Ты приходишь со мной?» В чём здесь дело? Почему говорить надо именно так? Потому что самое главное, это я. Я иду, а ты ко мне присоединяешься: сначала идешь в мою сторону, а потом уже в театр, и мы идем вместе: Vamos juntos! В канву эгоизма прекрасно вписывается знаменитая на весь мир испанская манера всюду опаздывать. Девиз таков: «Неважно, что кто-то меня ждёт. Подождёт! Главное, чтобы мне было комфортно».
О непобедимом эгоизме и индивидуализме испанца сказано немало. Так, вживаясь в испанскую реальность, автор замечательного очерка «Наши в Испании» эмигрант Н. Кузнецов рассказывает, как однажды он спросил испанского преподавателя курсов «Язык и культура Испании», есть ли среди испанцев такая дружба, которая значила бы «преданность», «верность»,
«готовность к самопожертвованию». И услышал ответ коренной испанки: «В литературе такое понятие существует, в жизни - нет. В жизни каждый за себя». Товарищ Н. Кузнецова по курсам, англичанин, дополнил ответ учительницы: «Настоящего друга в Испании не встретишь, здесь тебе не Англия» [1]. Добавим: и не Россия, где «друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг», где «на миру и смерть красна», где «один в поле не воин», где когда-то был значимым девиз «один за всех и все за одного» и была популярна песня со словами «отдай ему рубаху, руку, душу, всё, что ты можешь, другу отдай». В испанском поле воюет один - прочно вошедший в мировую литературу - одинокий эгоист Дон Кихот. Да и сама Испания, в отличие от России, соприкасающейся со множеством стран, географически одинока: от Франции ее отрезают Пиренеи, от всего мира - моря. Русское слово счастье своей внутренней формой намекает на участие, на необходимость быть частью чего-то огромного и осмысленного. Некоторую трудность для изучающих русский язык как иностранный представляют наши сочетания личных местоимений типа мы с тобой. Возникает вопрос: «Сколько вас (нас) всего?» Для русского крайне важно, что это именно мы - качественно иное образование по сравнению с испанской формулой tú y yo - ты и я, где я, оказавшись на последнем месте, от этого лишь становится весомее, перетягивая на себя логическое ударение. Сами испанцы о себе говорят: "En España, amigos de hoy, enemigos mañana" - «В Испании сегодняшние друзья завтра становятся врагами». На тему «дружбы» известна не одна поговорка: "No hay mejor amigo que un duro en el bolsillo" (Нет лучшего друга, чем монета в кармане). Горьким разочарованием отдают такие результаты жизненного опыта: - Amigo, amigo, mientras tengas trigo; que el trigo acabado, al amigo se le da de lado (Друг, ты - друг, пока у тебя есть пшеница; закончилась пшеница - друга оставляют в стороне). - Amigos, hasta de aquí a la mar; pero de prestarle dinero, ni hablar. (Мы друзья - отсюда и до моря, но чтоб денег дать взаймы - об этом речи быть не может!) - Amigos hasta morir, pero de prestarle mi burra, no hay nada que decir (Друзья до гроба, но чтоб осла на время дать -об этом не может быть и речи!). Русское слово друг вроде бы и имеет полный эквивалент в испанском языке, но его нравственный вес в двух языках неравнозначен. В Испании другом назовут первого встречного, с которым довелось перекинуться парой приветливых фраз, т. е. не-вра-га. Вот так поверхностность взаимоотношений оставила свой множественный след в языковом сознании народа. Справедливости ради надо бы упомянуть и русскую поговорку «Дружба друж-
бой, а табачок - врозь». В русском языке подобных паремий гораздо меньше, чем в испанском.
Испанские формулы определения времени года, числа отличаются от русского обихода также по эго-признаку. По-русски мы говорим: Сейчас осень, сегодня пятое число. Иными словами, мы констатируем самостоятельное существование осени и числа вне нас и независимо от нас. Носитель испанского языка произнесёт: Estoy en invierno, т. е. Я нахожусь в зиме, в лете, в осени. Или спросит вас: "¿A cuántos estamos? (В каком числе мы находимся?); estamos de vacaciones = мы находимся на каникулах, т. е. у нас каникулы. Обратимся к примеру из современной испанской художественной литературы: "Estábamos en 1984 y teníamos veinte años" [2]. Дословно: «Мы находились в 1984 году. Мы имели 20 лет». Естественно, переведем мы по-русски не так, а «Это был 1984 год, нам было по 20 лет». В типично русской конструкции типа «его нет» посыл идет от констатации наличие/отсутствие. Нет - это синтаксическая основа фразы, точка отсчета. Затем выясняется: кого нет? Могущественное нет в русском мышлении является априорным принципом и довлеет надо всем. В испанском языке, наоборот, активным элементом является лицо, субъект, а не абстрактная категория состояния: no está (его нет; дословно: он не находится); estuvimos fuera de Moscú/мы находились вне Москвы. По-русски естественнее звучит «нас не было в Москве». Сравним также такие испанские устоявшиеся обороты, как tengo mucha suerte - (я имею большую удачу) = мне везёт.
Выясняя, нужно ли что-то делать, русский спрашивает: «Читать? Закрыть дверь?» Глагол при этом стоит в инфинитиве, в неопределенной форме! Испанец поинтересуется: ¿Leo? Я читаю? ¿Traduzco? Перевожу? ¿Voy bien a la plaza de Toros? Я правильно иду на площадь быков? Это вам не безличное «Как пройти?» или: «Puedo?/ Могу?» (а не абстрактное, дорогое русскому сердцу «Можно?»). Кстати, если в ответ прозвучит сакраментальное «Нельзя», звучащее жестче, чем испанское "No se puede" буквально -не можно, то русский промолчит, а испанец машинально возмутится: ¡Y por qué!
Русский сомневается: «Вам понятно?» Испанец: "Me explico?" Дословно: «Я сам себя объясняю? » Испанский глагол стоит в первом лице. Прагматическое ядро вопроса - я. Если принять за аксиому утверждение о том, что язык «воспитывает» своих носителей, влияя на их сознание, то придется согласиться, что испанский язык формирует эгоистов на подсознательном уровне, в сфере подкорки. Замечу мимоходом: работая гидом с испанскими туристами, я очень часто сталкиваюсь с тем, как любят мои подопеч-
ные останавливаться в дверях, на ходу, оживленно при этом беседуя и размахивая руками. Пытаясь намекнуть, что, мол, есть же другие люди, которым мы мешаем пройти, я слышу от сеньоров, продолжающих стоять в дверях, наращивающих жестикуляцию и не спешащих освобождать проход: «No estreses. No me interesan los demás. Me intereso yo (No me importan los demás. Me importo yo). / Не надо стрессов. Меня не интересуют другие. Меня интересую я (Мне не важны другие. Мне важен я)».
А. Ганивет отмечает две определяющие черты испанского характера - мистицизм и фанатизм, связывая их с особенностями исторического развития страны. «El misticismo, que fue la exaltación poética, y el fanatismo, que fue la exaltación de la acción. El misticismo fue como una santificación de la sensualidad africana, y el fanatismo fue una reversión contra nosotros mismos, cuanto terminó la Reconquista, de la furia acumulada durante ocho siglos de combate. El mismo espíritu que se elevaba a los más sublimes conceptos, creaba instituciones formidables y terroríficas; y cuando queremos mostrar algo que marque con relieve nuestro carácter tradicional, tenemos que acudir, con aparente contrasentido, a los autos de fe y a los arrebatos de amor divino de Santa Teresa [3]. Перевод (если не указан автор перевода, это означает, что перевод наш. - М. К.): «Мистицизм, который был экзальтацией поэтической, и фанатизм, который стал экзальтацией действия. Мистицизм был освящением африканской чувственности, а фанатизм оказался поворотом против нас самих, после Реконкисты, ярости, накопленной в течение восьми веков сражений. Тот самый дух, который поднимался до самых высоких понятий, создавал установления и великолепные, и ужасающие; и когда мы хотим показать нечто рельефно подчеркивающее наш национальный характер, мы должны прибегнуть, с кажущимся противоречием здравому смыслу, к аутодафе и вспышкам божественной любви Святой Терезы».
Между двумя высотами - фанатичной жестокости и романтичного, любвеобильного милосердия - лежит долина испанской самовлюбленной души, готовой пожертвовать всем ради спасения иллюзии своего достоинства. Чувство контрастности, быстротечности, неповторимости и спонтанности жизни - важнейшая составляющая испанского мироощущения. Испанец склонен к импровизации, бессознательному творчеству, интуитивному видению мира, богатому деталями, но не идеями. «Жить - это действовать для англичан, мыслить - для французов, чувствовать -для испанцев» [4].
Современный испанский философ Хулиан Мариас объясняет оригинальность испанского мышления игровым отношением к жизни: «Ис-
панец воспринимал жизнь как неустойчивость и не считал достижение успеха оправданием жизни, поэтому он проживал ее как приключение и чувствовал симпатию к побежденным. Произведение, с наибольшей силой и чистотой выразившее все испанское, произведение Сервантеса пронизано этим способом видеть вещи» [5].
Благодаря ослепляющему и усыпляющему эгоцентризму, среднестатистический испанец обычно прекрасного о себе мнения. Вся испанская литература построена на образе эгоиста, переоценивающего свои возможности и возводящего свою точку зрения в ранг абсолютной истины в конечной инстанции. Дон Кихот - просто гимн самовлюбленности, несколько смягченной флёром романтизма и приправленной неуправляемостью фанатизма. Санчо Панса считает себя гораздо умнее хозяина и не сомневается в том, что прекрасно справится с ролью губернатора. Что уж и говорить о Дон Жуане или Казанове, которые тоже в восторге от самих себя и по-своему и фанатики, и романтики. Значительное место в испанской литературе занимает антигерой. Он тоже эгоист. Это хитрец и прохвост типа нашего Чичикова. Такого проходимца по имени Паблос увековечил Кеведо в XVII в., а в современной испанской новеллистике обрисовал Эдуардо Мен-доса в романе «Ciudad de los prodigios» / Город чудес (в испанском языке русское слово чудо имеет четыре (!) соответствия: prodigio - это чудо, вызывающее удивление, а maravilla - чудо, вызывающее восхищение). Романов с антигероем-прагматиком и приспособленцем в испанской культуре найдется не меньше, а то и больше, чем книг, воспевающих геройскую честь.
Парностью, дихотомичностью мышления и эгоцентризмом можно объяснить испанское обыкновение постоянно дискутировать на любую тему, стремление выплеснуть эмоциональный накал, оппонировать любому тезису, чтобы захватить внимание окружающих, а значит, одержать свою микропобеду в одном, отдельно взятом, баре. Неистребимый индивидуализм, увязание в пустяковых деталях, используемых как повод для самоутверждения, превращает принятие любого совместного решения в длительный и бесплодный процесс высказывания мнений. Заметьте, не в обмен мнениями, а именно в повторяемое на разные лады высказывание собственного взгляда без малейшего внимания к чужой позиции. Нередко спорщики, наращивая децибеллы, говорят одновременно, потому что они не ставят перед собой цели услышать собеседника. Страсть к бесконечным перепалкам и жарким обсуждениям отразилась в пословице "Tres españoles, cuatro opiniones" - у трёх испанцев четыре мнения. Любовь к дискуссиям отмечалась и самими испанцами. Мигель де Унамуно называл свой
народ «демократическим, а еще более - демагогическим» - "pueblo democrático y más bien demagógico" [б]. Как спор партнеров выглядит испанский традиционный танец пасодобль. Всегда конфликтно любимое испанское развлечение коррида - разве это не кровавый спор тореро и быка? Дуэль-спор человека и животного, мощного и красивого, гордого и смелого, ассоциируется с историей народа. Состязанием-трилогом танца, гитарной трели и одинокого стонущего мужского голоса представляется нам фламенко -особое испанское искусство именно личностей, утверждающих свое творческое, духовное я, а не коллектива. Андалузское кантэ хондо (в переводе - глубокое пение) неотделимо от певца. «Не в мелодии или словах, а именно в исполнении оно обретает высший, конечный смысл. <...> Кантэ <...> в каком-то смысле наименее народно: "Это искусство кантаоров"» [7]. Хороводов испанцы не водят и сиртаки не танцуют. Испанское искусство - это искусство одиночек, характеризующееся сверхразвитым чувством индивидуальности. В кан-тэ хондо нет незыблемо заданной мелодии. При каждом исполнении кантаор (певец) творит её так, как подсказывает ему настроение момента. В силу этих своих характеристик данный жанр так пышно цветет на испанской земле. Он органичен испанскому национальному характеру.
Именно в Испании расцвело такое направление в литературе, как tremendismo (от слова tremendo). А за словом tremendo в интернет-словаре Лингво фиксируются следующие значения: 1) ужасный, страшный; чудовищный; 2) огромный, здоровенный; 3) разг. потрясающий, умопомрачительный, сногсшибательный. Направление представлено одним писателем - нобелевским лауреатом Камило Хосе Селой (Camilo Jose Cela). «Для испанского искусства типичны гении, которые сами создают и сами замыкают художественные школы» [8].
Приоритет индивидуальности относится и к основным речевым стратегиям. Испанский драматург Хосе Рикардо Моралес (José Ricardo Morales) в пьесе из сборника "Españoladas" под названием "Ardor con el ardor se paga", переведенной на русский язык «Любовью за любовь», хотя буквально означает «За жар жаром расплачиваются», устами своего героя дона Хуана заявляет, что Испания - это сумма непереноси-мостей. Обратим попутно внимание и на то, как именно подаёт эту мысль герой: «... a vuestra españolada de la persecución de la intransigencia sabré oponer la mía... que es idéntica. Porque España es una suma de intolerancias, todas incompatibles entre si» [9]. Перевод: «Вашим рассуждениям об испанском преследовании и испанской неуступчивости (неуступчивость можно понимать в некоторых контекстах и как фанатичность. - М. К.)
я смогу противопоставить своё... точно такое же (суждение). Потому что Испания - это сумма непереносимостей, все они несовместимы между собой». В этом отрывке привлекает внимание то обстоятельство, что говорящий вроде бы спорит -оппонирует ранее высказанным соображениям. Но его мнение звучит в унисон, а не в противовес утверждениям, приведенным ранее. Это означает, что, хотя он и согласен с предыдущим оратором, ему первостепенно важно проявиться, обозначиться, сказать то же самое, но все-таки по-своему, а не ограничиться скромным «так и есть» или «ты прав». Испанец действует по принципу: «пусть последнее слово останется за мной». Если в английском языке одно и то же слово служит для обозначения множества понятий, то в испанском - одно и то же понятие обозначается множеством слов, что обусловлено, на наш взгляд, особой экспансивностью психического склада испанца.
На безысходность и бессмысленность тавтологических испанских дискуссий, часто мешающих делу, сетуют испанские пользователи Интернета в различных блогах, например: "En general mi percepción es mucho mejor en los servidores extranjeros que en los españoles, básicamente porque a los españoles les gusta discutir y son muy expresivos y la mayoría no se bajan de la burra aunque se equivoquen con tal de seguir discutiendo y levantando la voz por temas a veces muy ridiculos, ademas de caer enseguida en los insultos lo cual me parece lo peor de todo el tema". [eu.battle.net/wow/es/forum/ topic/2868804187]. (В целом понимание (восприятие) гораздо удачнее на иностранных серверах, чем на испанских, в основном потому что испанцам нравится спорить и они очень экспрессивны, большинство из них не уступает (дословно: они не спешиваются со своего осла), даже если ошибаются, и продолжают спорить и повышать голос из-за порой смешных тем, опускаясь до оскорблений, что, на мой взгляд, хуже всего).
Апогей испанской потребности высказаться, пусть даже не будучи услышанным, запечатлен в романе Мигеля Делибеса «Пять часов с Марио» [10]. Роман этот представляет собой беспрерывный монолог одного-единственного персонажа -безутешной вдовы, которая в течение пяти часов, ни на секунду не умолкая, «разговаривает» с мужем ... мёртвым! На двухстах пятидесяти семи страницах она высказывает ему всё, что думает о нем. Вслух она отчитывает благоверного за неадекватное поведение, упрямство, ошибки и пеняет ему на то, сколько фантастических возможностей было упущено ею из-за него. При этом ей абсолютно безразлична реакция «слушателя». То есть смерть мужа, точнее, состояние, когда физически он еще здесь, в спальне, а функционально его уже нет, - это уникальная возмож-
ность для жены сказать без каких-либо ограничений всё, что у нее наболело за годы супружеской каторги, поправшей свободу ее слова. Её в этой конкретной «речевой ситуации» и жизненных коллизиях вообще интересует только она сама. Кстати, одно из замечаний героини по имени Кармен касается того, что за свободу слова ее муж готов был пожертвовать многим: "... que tú prefieres que te quiten la cartera antes de que te quiten una palabra" [11]. (Ты скорее позволишь, чтобы у тебя отняли кошелек, нежели право высказаться.)
Болезненно-повышенное внимание к себе не исключает любезного и вежливого отношения к собеседнику, а предполагает его. Для испанца, отличающегося изрядной общительностью, характерно некое театрализованное подобие живого участия в том, что накипело у вас. При встрече первым делом он спросит: "¿Qué tal? ¿Cómo estás? ¿Qué hay?" Тройной каскад вопроса, произнесенного почти взахлёб или почти навзрыд, заставит вас поверить в искренность заинтересованности положением дел у вас. Однако не обольщайтесь! Это всего лишь дань вежливости, признак хорошего воспитания, это фиктивная участливость, повергающая в недоумение русского человека, демагогия, как подметил Унамуно. Темперамент и повышенный тонус добавляют красок в эту иллюзию. Общение для испанца - это то же самое я, но в функции экспансии. Импульсивность влечет за собой обильную междометизацию суб-стантивов, входящих в состав слов «первой тысячи». И еще до того, как прозвучит вопрос-приветствие, вы увидите распростертые объятия и услышите что-нибудь вроде: «Hombre! Mujer! Ostras! (эвфемизм от hostias) Naranjas! Caracoles! (эвфемизм от carajo)». Русский и испанец в этом плане зеркально противоположны. Русский коллективизм, при коллективном хамстве, грубости, угрюмости и беспардонности, противопоставлен испанскому индивидуализму при вежливости, улыбчивости, поверхностном дружелюбии, лицемерии и любезности. Воистину, стихи и проза, лёд и пламень - не столь различны меж собой! Улыбка, веселость, добродушный смех - обязательные атрибуты воспитанного человека в ис-паноязычных странах. На свете нет испанского туриста, который бы, приехав в Россию, не спросил своего гида: «Почему никто не улыбается? Тяжелое наследие коммунизма сказывается?» Приходится отвечать, что, мол, «простим угрюмство, разве это сокрытый двигатель» русского человека, «он весь - дитя добра и света...... Хотя
куда мы денем народную мудрость, вылившуюся в пословицы «Смех без причины - признак дурачины» и «По хохоту издалека узнаешь дурака»? Внутренне, подспудно и исконно русский человек осуждает весёлость, полагая, что она
уместна лишь после принятия нескольких рюмок. Нормой в России считается сдержанная грусть или грустная сдержанность. Такой взгляд чужд испанскому темпераменту.
Импульсивность приводит испанца - вне него, вне его мира я, - к обильному использованию множественного числа там, где логически его быть не должно, и к графическому удвоению: простановка знаков вопроса и восклицания не только в конце, но и в абсолютном начале высказывания: ¿? ¡!. Наблюдается тенденция к собирательному видению, как минимум - к удвоению: buenos día s/ добрый день; buenas noches/добрый вечер; gracias/ спасибо; las matemáticas/математика; correos/по-чта; los grandes almacenes/универмаг, las navidades/ рождество, las autoridades/власть, los cielos/небо, en visperas/накануне; llueve a mares / дождь идет морями (море присутствует больше, чем в русском es la mar de simpático; arar en el mar, azul marino), llueve a cántaros / букв.: дождь идёт кувшинами, а у нас - дождь льёт как из ведра (из одного ведра); no estar en sus casillas/быть не в себе (не в своих клетках); con los hígados en la boca / в гневе (букв.: с печенью (во мн. ч. печенями) во рту); por narices/кровь из носу, т. е. обязательно; en las espaldas/на спине, de mil maravillas, например: "El aspirante a tremendista se las arregla a las mil maravillas con las becerritas" [12]. (Кандидат в успешные тореадоры прекрасно справляется с телочками.) Вступившему в мир испанского языка бросаются в глаза злоупотребление превосходной степенью: "No sabes cuantisimo te lo agradezco" [13], а также повторы.
В диалогах испанцы очень любят повторять последнюю реплику собеседника. Испанские филологи [14] окрестили такую практику «construccionesecos» - эхо-конструкции. В диалогах между испанцами принято поддерживать друг друга, «вытаскивать» в случаях ступора, потери мысли. Собеседники ведут себя как альпинисты на подъёме в гору, дают в паузах хези-тации подсказку, вариант позабытого собеседником или ускользнувшего от него слова, а также подхватывают последнюю синтагму фразы собеседника, дополняя ее своей. Например: "- El corazón lo tenemos todos <...> - Tienes razón, el corazón lo tenemos todos los cristianos. Lo que pasa es que unos lo tienen pa una cosa y otros pa otra..." [15]. Перевод: «- Сердце у каждого есть! - Да, ты прав. Сердце у каждого есть. Дело лишь в том, что одни его используют для одного, другие - для другого». Цель повторов - поддержать коммуникацию как непрерывный процесс. Смысл процесса заключается в продолжении самого процесса. Если убрать из диалога все лишнее, то исчезнет идиоматическая экспрессивность, эта особая испанская выразительность. Эмотивность достигается за счет вкрапления дополнительных,
часто десемантизованных элементов. Ср.: Y adémas pasan cosas raras, ¡pero que muy raras! «И кроме этого происходят странные вещи! Действительно очень странные!» Более взволнованной становится речь также при удвоении лексемы: "Pa ser torero hay que se hombre muy hombre" [16]. (Чтобы быть тореро, надо быть мужчиной -мужчиной.)
Избыточность проявляется и в сфере оборотов с числовым компонентом. Если для русского два - это мало, а три - в самый раз (в сказках всё осуществляется с третьего раза), то в испанском языке мало и двух, и трех, и даже четырех. Четыре - показатель малочисленности: vinieron a la clase cuatro gatos / на занятия пришли четыре кота, т. е. мало людей; cuesta cuatro duros / стоит четыре пятака (у нас теперь говорят «три копейки»). Cuatro gatos - так называется детский журнал www.cuatrogatos.org, а также ресторан в Саламанке - www.cuatrogatos.es.
Экзальтированность психики можно обнаружить и в форме местоимения Usted. Обращаясь уважительно к кому-либо, мы говорим Вы. Это всего лишь форма множественного числа. В испанском языке Вы/Usted - форма, образованная путём стяжения от Vuestra Merced (не больше, не меньше, как Ваша Милость).
Испанской языковой личности присуща повышенная, по сравнению с русской, персонали-зация. Именно этот когнитивный признак национального характера обусловил такое явление, как удвоение личного местоимения в синтаксических конструкциях мне больно (a mi me duele): a mi me pasa lo mismo que a Usted, ¿a ti que te importa?. Любезность и вежливость обусловили существование для личных местоимений дательного падежа в его этической функции, который так и называется в грамматике - dativo etico: le ruego a Usted, le dije al dependiente. Язык обязан стремиться к экономии своих средств. Но он терпит эту избыточность ради эстетических приоритетов! На фоне русской сдержанности испанская галантность выглядит гротескной: Le importa cerrar el paraguas; que le vaya bien, tiene en Sevilla su casa, ya tiene casa en Granada, recuerdos a Su Familia, encantado de haberle conocido, ¡No faltaba mas!; Dichosos los ojos que le ven; su seguro servidor; estoy a su entera disposición; en seguida quedará Usted servido; tenga la bondad, haga el favor. Все эти фигуры речи напоминают стиль барокко с его манерными завитками и красивостями. Перечисленные формулы отдают напыщенностью и жеманством. В них немало прилагательных с семантикой абсолюта: в полном распоряжении, надёжный слуга, счастливы те глаза, что видят Вас. Так отразились в языке позёрство, фиглярство, манерность, маньеризм как модус быта. Многое говорится, чтобы завязать разговор, т. е.
с контактоустанавливающей целью. Многое - для того, чтобы поднять себе настроение. Чувство юмора - испанская национальная черта. Подтверждается оно в окказиональных сравнениях типа "Se ha quedado más esbelto que un bailarín con sobredosis de yogures Danone" (Он стал стройным, как танцор, передозировавший йогуртов Данон); mas despistado que un sordo en un baile (такой неуклюжий, как глухой в танце); más despistado que un gallo en un eclipse de sol (сбитый с толку, как петух при солнечном затмении); más rojo que lápiz de labios de la Pasionaria (красный, как помада Долорес Ибаррури - ее называли Пасиона-рия) [http://www.insultar.es/insulto/44l/].
Гротеск, крайности ярко прослеживаются в сравнениях. Например: "Es tan alto que cuando se mira los pies le da vértigo" / Он такой высокий, что когда смотрит на свои ступни, у него кружится голова; Era más guapo que la madre de Dios (он (!) был красивее Богоматери), Toros tan grandes como el infierno [17] (быки, такие огромные, как ад). Последний пример затрагивает важнейшую для испанского мировидения тему - бой быков. Почему она стала такой важной, эта corrida de toros? Потому что в ней есть главное, столь необходимое испанцу: Я, я-мир, эго (тореро - один на один с быком), я - покоритель мира, побеждающий сильнейшего из живых существ. Я ставлю вопрос: кто кого? Даже если я побежден, то не стыдно, бык же явно во сто крат сильнее меня! Я пал героем - обо мне заговоря-аат! А еще и страх ^ адреналин ^ накал эмоций - не в растворе, а в эссенции! Бой быков - это изобразительность (чего стоит только золотой жилет chaleco тореро), зрелищность, удаль молодецкая, изобретательность, страсть, импульс, кровь, предвкушение, ощущение, что жизнь - это миг, за него и держись!, реалистичность, материальность происходящего! Чего ж вам боле?.. Об испанском увлечении быками много писал Хемингуэй. Однако он был не самого высокого мнения о геройстве этих самых героев: «Всякому тореро необходимо производить впечатление человека если не богатого, то, по крайней мере, солидного, поскольку в Испании декорум и внешний лоск ценятся выше мужества» [18]. Руки тянутся к перу, а перо к бумаге, чтобы подкорректировать Хемингуэя: не «выше мужества», а «не ниже мужества». Понятие мужества и мужской чести, доблести очень важно для испанского менталитета. Это национально-культурная характерологическая доминанта, причудливо сочетающаяся с практичностью и прагматизмом. Важность категории честь подтверждается наличием внушительного синонимического ряда лексем, вербализующих это понятие. Так, отвага переводится словами: arrojo (однокоренное с arrojar - бросать), valentía,
braveza; temeridad (безрассудная); audacia (смелость); intrepidez (неустрашимость).
Бой быков кровав. Это как раз то, что надо! Venid a ver la sangre por las calles! / Идите смотреть на кровь, текущую по улицам! - призывал Pablo Neruda в поэме "España en el corazón" / Испания в сердце [19]. Важен как внешний блеск, так и доблестное мужество - они равны!
Приверженность материальному миру, признание его абсолютной ценности, посессивность можно проиллюстрировать на первых порах обучения хотя бы и пожеланием buen provecho (приятного аппетита) - по-испански provecho - польза, т. е. желают, на самом деле, не аппетита, а чтобы съеденное вам на пользу пошло. В этой ситуации также говорят: "¡Que aproveche!" (Пользуйтесь.) Материализм мышления хорошо иллюстрируется и оборотом estar casado / быть женатым. Casado происходит от слова casa/дом. Женившись, человек обзаводится прежде всего домом и хозяйством, а не моральной (или духовной) поддержкой в жизни. Для русского высшая ценность - это духовное родство. Любовь и настоящая дружба, другими словами, кровное и духовное родство - ради этого наш человек способен на всё. У испанца НЕТ ценности, ради которой он способен на всё, нет ничего важнее сегодняшнего дня, сегодняшнего счастья существования, сегодняшней радости бытия. Причина для этой радости есть даже тогда, когда ее нет. Внимание к миру предметов у испанца огромно. Интерес к предмету обусловливает автоматически жадность и мелочность. Иначе и быть не может. Русский же человек стремится оторваться в астрал, мечтая о светлом будущем, презирать быт, где ему мелко и скучно, не замечать ни того, что живет в грязи и в нищете, ни того, что имеет несметные богатства. Поэтому и ворует так легко - подумаешь, ерунда какая! Всего-навсего -вещь, безделка! Ну и украл, ну и что? Вы ее в гроб с собой что ли брать вознамерились? Поэтому и факт воровства осуждается обществом в минимальной степени, а к слову деньги так крепко пристал эпитет шальные, сумасшедшие, бешеные, грязные. Потому и понятие вор чуть ли не идеализируется - это вольный человек с твердыми принципами, противопоставивший себя действующему режиму, только и всего. Вот и мечется русский то в бунт, то в религию, отшельничество, то в отрицание отрицания, лишая себя середины, никогда не пребывая здесь и сейчас.
А вот обитатели иберийского полуострова, в подавляющем большинстве своем, убеждены: надо жить не зыбким будущим, а реальным настоящим, любить жизнь сегодня, здесь и сейчас, во всех ее сегодняшних проявлениях, радоваться этой жизни, шутить, смеяться - gozar, disfrutar, deleitarse, pasarlo bien (наслаждаться, хорошо
проводить время)! О шутках, кстати, говорят gastar bromas - тратить (расходовать) шутки. А мы рассказываем шутки и анекдоты, или травим их. Придавая большое значение миру предметов, испанское языковое сознание пренебрегает сферой времени. Только в испанском языке, должно быть, существует такое уникальное слово, как un rato - абсолютно не детерминированный промежуток времени, длящийся от пяти минут до нескольких часов.
Шутки часто основаны на мачизме. Мачизм также объясняется потребностью мужчины в самоутверждении, вытекающей из эгоцентризма. Возвыситься легче всего, унизив ближайшее окружение. Желательно (на всякий случай), чтобы это ближайшее окружение физически было слабее тебя. Отсюда - традиционное неустанное подтрунивание над женщиной: над её тупостью, глупостью, истеричностью, нервозностью, паникёрством и т. п. В качестве примера приведем некоторые анекдоты: ¿Como se le llama a una mujer cuando pierde la inteligencia? -Viuda. Или: ¿En qué se parece una mujer a un perro? - En que a veces parece que te entienden. А вот аргентинский анекдот: - ¿Qué le compraste a tu mujer en estas fiestas? - Un collar espectacular, ¿y vos? - No, yo todavía la dejo suelta. Факт принадлежности к мужскому полу достоин всяческих восторгов и восхищения. Сомнений в этом быть не может. Мужчине трудно: ему приходится иметь дело с женщиной. Сжалившись, мужчина иной раз и помогает жене: - ¿Cómo le ayuda el hombre a la mujer en la cocina? - Levantando los pies para que barra. (- Как помогает муж жене на кухне? - Он поднимает ноги, чтобы она подмела.)
Мы говорим: «Делу - время, потехе - час». Вряд ли с этим утверждением согласится житель Пиренейского полуострова, откровенно отводящий делу час, а все остальное время - посещению баров и кафе. Каждый турист, посещающий Испанию, обязательно выучит слов tapas. Тапас - это закуски - холодные и горячие. Для испанцев это не просто еда, это стиль жизни. Существует даже производный от tapas глагол tapear. Можно перевести его как пробовать закуски, но вообще это «ходить по барам, общаться с друзьями и знакомыми, пить вино и есть tapas». Инокультурному гражданину трудно понять и принять приверженность местных жителей к барам и ресторанам. «Принято считать, что бар - та самая среда, "амбьенте", где эмоциональный южанин, помимо любимого ви-нопития под закуски находит удовлетворение сразу всех своих социальных потребностей: к заведению случайных знакомств, к шумному самовыражению, а также к доминированию (как минимум над барменом) и щедрости (в чаевых и взаимном угощении)» [20]. Т. е. здесь, за столи-
ком, в обществе «единомышленников», реализуются самоутвержденческие тенденции, неотъемлемые для национального архетипа средиземноморской личности - latino. В баре вам не придется искать пепельницу, чтобы выбросить туда окурок, - он отправляется прямиком на пол, под ноги. Туда же отправляются косточки от оливок, головы от креветок, салфетки и зубочистки, которые впоследствии дружно хрустят под ногами. Вероятно, это бросание и попирание тлена ногами способствует ощущению господства над данным квадратным метром планеты.
В разговорах, как и в русском языке, всуе, часто упоминается Бог. Религиозная лексика оставила свой след даже в слове Adios/пока. В испанской католической церкви внимание прихожан невольно сосредотачивается на телесных муках Христа. Перед их глазами - распятие. "Jesús de talla con los labios pálidos entreabiertos y la mirada de cristal fija, parecia dominado por el espanto, como si esperase una escena tragica inminente" [21]. (Перевод: Выточенный Иисус с полураскрытыми бледными губами и внимательным стеклянным взглядом казался объятым ужасом, как будто ожидал трагической сцены.) Если кто-то чихает, то принято говорить Jesús! (Иисус!). Образ распятия Христа запросто вплетается в шутливо-эротические куплеты (coplas): "¡Cuando estaremos, mañita, / como los pies del Señor: / el uno encima del otro / y un clavito entre los dos! [22] (Когда мы будем с тобой, дорогая, вместе, как ступни Господа: одна на другой, и обе гвоздиком пробиты!) Вот такое вот единство противоположностей и несовмести-мостей - без борьбы! С тринадцатого века в Испании было принято сочинять духовные стихи и распевать их на мотивы известных песен. Так вот, песнопение во славу Богоматери "Cancionero de Nuestra Señora" (1591), по указанию клира, нужно было исполнять на мотив частушки "Mi marido anda cuitado, yo juraré que está castrado" (Мой муж ходит печальный, клянусь, он кастрирован) [23]. Аргументом такого выбора служило следующее утверждение: нельзя отдавать дьяволу хорошие, легко запоминающиеся, популярные мелодии! Гремучая смесь такого восприятия и отношения ко всему божественному обязана своим существованием, возможно, трехсотлетней инквизиции (14811818), господствовавшей в Испании с особой изощренностью и жестокостью. Мрачная слава испанской инквизиции затмила злодеяния инквизиторов в других странах, оставив миру нарицательное имя, когда-то бывшее собственным - Торкве-мада/Torquemada. Именно из этой эпохи пришли в русский язык известные словосочетания - испанский воротник, испанский сапог, испанский галстук, аутодафэ. Почему же инквизиция была столь беспощадной именно в Испании? Возмож-
но, причина кроется в принципиальных расхождениях строя духа испанца и строя духа инквизиции, который следует сущности средневекового миросозерцания, утверждавшего: земная жизнь не имеет цены, она только приготовление к царству небесному. Если испанец согласится с этим заявлением, он перестанет быть испанцем. Собственно, это и происходило. За время инквизиции с жизнью распрощались 32 тысячи человек. Три века инквизиции оставили зарубку и в языке, какую-то горькую ухмылку в сознании, адресованную религии. Сегодня дела церковные - лишь повод пообщаться, повеселиться, встретиться с друзьями и родственниками. Религиозных праздников -огромное количество, но никто понятия не имеет, что это за святые, в честь которых организуются грандиозные шествия. «Святых женского пола не меньше, чем мужского. В отличие от своих коллег-мужчин, чьи статуи в человеческий рост носят по улицам в коричневых, серых либо грязновато-белых одеяниях, причисленные к лику святых женщины предстают перед народными очами во всем своем чарующем блеске. Со слезами на глазах, бледные, но привлекательные, они появляются и плывут над головами толпы в небесно-или лазурно-синих туниках, в белых вышитых золотом платках и в переливающихся серебряных коронах с золотистым нимбом. В свой праздник "сантос" и "сантас" выносятся на прогулку во главе целой процессии днем или вечером. Их несут на носилках двенадцать крепких мужчин, за которыми частенько несут фигуры Иисуса Христа и Святой Девы Марии» [24]. Это игра, один из способов disfrutar - получать от дня сегодняшнего максимум удовольствия. К невзгодам надо относиться с юмором.
Экспансивный эгоцентризм испанского национального характера с его орнаментальной метафоричностью и неустанной игрой воплотился в различных вербальных явлениях. Язык - это и орудие, и результат, и память мыслительно-эмоционального и духовного творчества его носителей. Возможность постепенно познакомиться с феноменом оязыковления национально-культурных особенностей психики появляется уже с первых попыток погрузиться в стихию чужого для нас языка. Углубившись в страну вербально-ду-ховных сокровищ, удивительных красот, противоречий и неожиданностей языка, открыв океаны его образности, добравшись до вершин литературно-художественной поэтической магии, покорив их и им покорившись, вернуться назад нельзя.
Примечания
1. Кузнецов Н. Наши в Испании. URL: http:// www.russpain.com/NISP/09-kak-is.htm
2. Grandes A. Castillos de cartón. Barcelona: Tusquets Editores, 2004. P. 74.
3. Гелескул А. М. Вступительная статья // Испанская народная поэзия. Cancionero español. М.: Радуга, 1987. С. 7-52.
4. Díaz-Cañabate A. Paseillo por el planeta de los toros. Madrid: Alianza Editorial, 1970. Р. 133-134.
5. Marías J. España inteligible. Razón histórica de las Españas. Madrid: Alianza Editorial, 1985. P. 421.
6. Unamuno M. de. Abel Sanchez. URL: http:// es.wikisource.org/ wiki/ Abel_Sanchez_(1917)
7. Гелескул А. М. Вступительная статья // Испанская народная поэзия. Cancionero español. М.: Радуга, 1987. С. 37.
8. Morales J. R. Españoladas. Madrid: Editorial Fundamentos, 1987. P. 141.
9. Madariaga S. Españoles de mi tiempo. Barcelona, 1974. Р. 22.
10. Delibes M. Cinco horas con Mario. Moscú: Editorial Progreso, 1979.
11. Delibes M. Cinco horas con Mario... Р. 199.
12. Díaz-Cañabate A. Paseillo por el planeta. Р. 47.
13. Delibes M. Cinco horas con Mario. Р. 255.
14. Vigara Tauste A. M. Economía y élipsis en el registro coloquial (espanol). Granada, 1992. URL: http: // www.ucm.es/OTROS/especulo /numero9/fmetalin. html; Vigara Tauste A. M. Comodidad y recurrencia en la organización del discurso coloquial // El español coloquial: Actas del I simposio sobre análisis de discurso oral, 23-25 de noviembre de 1994. Almería: Universidad de Almeria, 1994. URL: http: // www.ucm.es/info/ especulo/numero7/vig_como.htm; Fant Lars M. Procesos anafóricos y valor enfático en el español hablado // Espanol actual. № 43. Madrid, 1985. P. 5-26; Herrero G. Las construcciones exclamativas-eco en español // El Espanol coloquial: Actas del I simposio sobre análisis de discurso oral, 23-25 de noviembre de 1994. Almeria: Universidad de Almería. P. 123-146.
15. Díaz-Cañabate A. Paseillo por el planeta. Р. 42.
16. Díaz-Cañabate A. Paseillo por el planeta. Р. 77.
17. Vigara Tauste A. M. Economía y élipsis en el registro coloquial (espanol). Granada, 1992. Р. 81. URL: http: // www.ucm.es/OTROS/especulo /numero9/ fmetalin. html
18. Хемингуэй Э. Рог быка. URL: http://lib.ru/ INPROZ/HEMINGUEJ/r_rog_byka.txt_Ascii.txt
19. Neruda Pablo. España en el corazón // Pablo Neruda. Explico algunas cosas. URL: http://www.poemas-del-alma.com/pablo-neruda-explico-algunas-cosas.htm
20. Дрю Лоней. Эти странные испанцы. М.: Изд-во Эгмонт Россия Лтд., 1999. URL: http://readr.ru/dryu-loney-eti-strannie-ispanci.html
21. Alas L., "Clarín". La Regenta. Madrid: Espasa-Calpe, 1985. Р. 742.
22. Гелескул А. М. Вступительная статья... С. 223.
23. Там же. С. 20.
24. ДРЮ Лоней. Эти странные испанцы. М.: Изд-во Эгмонт Россия Лтд., 1999. URL: http://readr.ru/dryu-loney-eti-strannie-ispanci.html
УДК 10.02.04
А. А. Кузнецова
ПРОБЛЕМА ИНТЕНСИФИКАЦИИ
И ДЕИНТЕНСИФИКАЦИИ ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ СЕМАНТИКИ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА)
Данная статья посвящена исследованию формально-семантического варьирования отрицания (усиления/ослабления) в английском языке. Автор рассматривает закономерности функционирования отрицательной конструкции на разных уровнях языка. Фактический материал исследования свидетельствует о том, что отрицание в языке может принимать различные формы и нести особую эмоциональную нагрузку.
The present article is devoted to the formal-semantic variation of negation (intensification/ deintensification) in the English language. The author investigates the functional regularities of negative constructions at different linguistic levels. The material under study shows that the linguistic negation can take on various forms and carry special emotional commitments.
Ключевые слова: категория отрицания, интенсификация, деинтенсификация, эксплицитное отрицание, имплицитное отрицание.
Keywords: the category of negation,, intensification, deintensification, explicit negation, implicit negation.
Изучение отрицания является одной из важнейших проблем языкознания. В лингвистической литературе встречается немало работ, освещающих или затрагивающих эту многоаспектную категорию. Категория отрицания получает своё отражение на всех уровнях языковой системы как эксплицитно, так и имплицитно.
Будучи языковой универсалией, эта категория с особым своеобразием отражает соотношение языка и мышления. Общепризнанно, что изучение языкового отрицания возможно только с позиций одновременно логики и лингвистики. Исследователи отмечают, что семантика утверждения и отрицания есть логическое свойство предложения-суждения (в классической двузначной логике высказывание, истинное при отрицании, становится ложным при утверждении), но она одновременно является и грамматическим свойством предложения, так как для выражения указанных различий имеются особые формы предложений [1].
В классической формальной логике отрицанием называется логическая операция, которая может применяться либо к суждению в целом, либо к понятию как составному элементу высказывания. В первом случае отрицание - это такое
© Кузнецова А. А., 2012
