CC BY
324Я • 7universum.com
Ж UNIVERSUM:
/уу\ филология и искусствоведение
ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ЛАТИНСКИХ КРЫЛАТЫХ ВЫРАЖЕНИЙ С ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫМИ МЕСТОИМЕНИЯМИ В РУССКИХ ТЕКСТАХ РАЗНОГО ТИПА (на материале Национального корпуса русского языка)
Грудева Елена Валерьевна
д-р филол. наук, профессор, заведующая кафедрой отечественной филологии и прикладных коммуникаций,
Череповецкий государственный университет,
Россия, г. Череповец E-mail: egrudeva@gmail.com
FUNCTIONAL PECULIARITIES OF LATIN ELOQUENT EXPRESSIONS WITH POSSESSIVE PRONOUNS IN RUSSIAN TEXTS OF DIFFERENT TYPES (as exemplified in Russian National Corpus)
Grudeva Elena
Doctor of Philological Sciences, Professor, Head of National Philology and Applied Communication Chair,
Cherepovets State University, Russia, Cherepovets
АННОТАЦИЯ
В статье рассмотрены вопросы классификации заимствованных крылатых выражений на примере латинских выражений, функционирующих в русских текстах. Объектом анализа являются крылатые латинские выражения, включающие в свой состав притяжательные местоимения первого лица (meus, mea, meum; noster, nostra, nostrum). Выявлено, что притяжательные местоимения первого лица единственного и множественного числа в составе
Грудева Е.В. Особенности функционирования латинских крылатых выражений с притяжательными местоимениями в русских текстах разного типа (на материале Национального корпуса русского языка) //
Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2015. № 1 (15) . URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/1875
крылатого выражения — в силу своей принадлежности к индексным символам — позволяют автору сообщения отождествлять себя с конкретной ситуацией, обозначенной с помощью латинского выражения.
ABSTRACT
The article deals with the questions of borrowed eloquent expressions classification on the example of Latin phrases functioning in Russian texts. The object of the analysis is eloquent Latin expression including the first person possessive pronouns (meus, mea, meum; noster, nostra, nostrum). It is revealed that the possessive pronouns of the first person singular and plural forms as a part of an eloquent expression — by virtue of their belonging to the index symbols — allow the author to identify himself with the situation marked by a Latin expression.
Ключевые слова: заимствованные крылатые выражения, латинские выражения, притяжательные местоимения, кодовые переключения, Национальный корпус русского языка.
Keywords: borrowed eloquent expression, Latin expressions, possessive pronouns, code transition, Russian National Corpus.
Работа выполнена в рамках государственного задания в сфере научной деятельности № 2014/267 от 31 января 2014 г. (проект «Компьютерные технологии в структурно-функциональном изучении текста»).
Латинские выражения относятся в русском языке к числу так называемых заимствованных крылатых выражений. О.В. Беркова предложила трёхчленную классификацию крылатых выражений с точки зрения их происхождения: 1) интернациональные, 2) региональные и 3) национальные [5, с. 87—88]. С этих позиций латинские крылатые выражения, функционирующие в русских текстах, могут быть отнесены к интернациональным крылатым выражениям, поскольку они используются в большинстве языков, многими народами.
В «Большом словаре крылатых слов и выражений русского языка» В.П. Беркова, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежковой предлагается разграничивать иноязычные крылатые единицы, которые обычно употребляются в русской речи без перевода (типа Omnia mea mecum porto), и иноязычные крылатые единицы, которые послужили основой для русских крылатых единиц (типа рус. Жребий брошен от лат. Alea jacta est). Именно крылатые единицы второго рода авторы словаря называют интернациональными языковыми единицами [4].
Надо сказать, что указанное разграничение достаточно трудно провести при классификации латинских крылатых выражений, т. к., несмотря на то что многие интернациональные крылатые выражения в русском языке восходят к латинским (ср. то же рус. Всё своё ношу с собой от лат. Omnia mea mecum porto; рус. Жребий брошен от лат. Alea jacta est; рус. Моя вина от лат. Mea culpa и т. п.), в русских текстах часто употребляется и тот, и другой вариант, причём часто независимо друг от друга. Так, например, по данным Национального корпуса русского языка (далее — НКРЯ) [19], крылатое выражение Omnia mea mecum porto без соответствующего русского перевода / эквивалента встречается 15 раз (например: «Omnia mea mecum porto» — кто это сказал, был мудрый человек [10]); русское выражение Всё своё ношу с собой без каких бы то ссылок на латинский оригинал встречается 5 раз (например: — Никак нет, — спокойно ответил Гуров, хлопая себя по пиджаку. — Все свое ношу с собой. Должно быть, как-то ненароком отключился [18]), в 2 случаях латинский вариант дополняется русским (или наоборот) (например: Omnia mea mecum porto («Все свое ношу с собой»), думаю [6]). Что касается выражения Жребий брошен, то в русском варианте оно встретилось 51 раз (например: Вы не ошиблись. Можно сказать: «жребий брошен». И, пробормотав еще какие-то неловкие и стесненные прощальные слова, мы разошлись... [22], в латинском варианте — 17 раз (например: Впрочем, повторяю: на нынешний состав литературы я и не полагаю никаких надежд. Alea jacta est. Что будет, то будет, а будет, что бог даст [21]), при этом
не встретилось ни одного случая, где бы в тексте присутствовали оба варианта как дополняющие, поясняющие друг друга. Вопрос о причинах выбора оригинального (в данном случае — латинского) / интернационального (в данном случае — русского) варианта в каждом конкретном случае требует специального изучения.
В данной статье нас будут интересовать крылатые латинские выражения, которые содержат в своём составе притяжательные местоимения первого лица. В местоимённой системе латинского языка выделяют пять притяжательных местоимений, каждое из которых изменяется по родам (meus, -a, -um; tuus, -a, -um; suus, -a, -um; noster, -tra, -trum; vester, -tra, -trum).
Проведённое нами ранее корпусное исследование 15 распространённых латинских выражений (общее число употреблений — 1345) показало, что в целом латинские выражения как будто бы чаще встречаются именно в текстах нехудожественной литературы, «причём обнаруживается тенденция к увеличению числа латинских выражений в текстах нехудожественной литературы со временем» [11, с. 96]. Что же касается текстов художественной литературы, то, по сравнению с XIX веком, в ХХ — начале XXI вв., по данным НКРЯ, латинские выражения здесь стали более редкими [12]. В силу сказанного в рамках данного исследования поиск осуществлялся в подкорпусе нехудожественной литературы.
Поскольку нас интересовали латинские выражения, включающие в свой состав притяжательные местоимения, поиск осуществлялся по заданным местоимениям (а не по целым выражениям). В результате были получены контексты, включающие латинские притяжательные местоимения, но эти контексты структурно представляют собой разные типы кодовых переключений: от целых связных фрагментов на латыни (например: "Qui philosophi vocantur, si qua forte vera et fidei nostra accomoda dixerunt, ab eis tanquam ab injustis possessoribus in usum nostrum vindicandum est " (если так называемые философы провозгласили нечто истинное, соответствующее нашей вере, то мы можем отобрать это у захватчиков для нашего
употребления), — так определял Августин свое отношение к греческой философии [23]) до вкрапления отдельного латинского местоимения (например: Мне часто приходилось спать в гораздо худших лачугах. Поговорив с дикарями на их языке, мы убедились, что они имеют хорошее представление о законности, "meum" и "tuum" [13]). После этого необходимо было вручную отобрать те контексты, в которых имеет место реализация крылатого латинского выражения.
Крылатые латинские выражения, включающие притяжательное местоимение первого лица единственного числа meus, mea, meum ('мой', 'моя', 'моё'), представлены в указанном подкорпусе 20 примерами. В составе обнаруженных крылатых выражений оказались следующие: In Deo salus mea; Deus mea spes; Omnia mea mecum porto; Mea culpa; Pro domo mea; Magistra mea; In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum! и нек. др.
Как видим, в приведённом перечне достаточно много выражений из латинской Библии, например: In Deo salus mea (В Боге спасение моё — Псалом 62, стих 7); In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum! (В руки Твои, Господи, предаю дух мой! — Евангелие от Луки, глава XXIII, стих 46). Здесь возникает важный теоретический и практический вопрос, связанный с определением границ понятия «крылатые выражения», а также о разграничении крылатого выражения и цитаты из текста. В приведённых выше выражениях мы видим прямые цитаты из разных библейских книг. Не случайно большинство авторов словарей крылатых латинских выражений не включают такого рода единицы в словари. Так, например, в «Словаре иноязычных выражений и слов, употребляющихся в русском языке без перевода» A.M. Бабкина и В.В. Шендецова мы находим выражение In manus tuas [3]. Вероятно, авторы не посчитали возможным привести целое высказывание из евангельского повествования, принадлежащее Господу Иисусу Христу в Его последней молитве во время крестных страданий.
В то же время в литературе, посвященной изучению лексикографических традиций описания заимствованных крылатых слов и выражений, предлагаются
достаточно чёткие критерии разграничения крылатых выражений, с одной стороны, и цитат — с другой. Так, в работе Н.А. Бабарика эти критерии выглядят следующим образом: «Цитата неотрывна от своего источника, в речь вводится для подкрепления излагаемой мысли авторитетным высказыванием, не развивает свою собственную семантику» [2, с. 111], обязательным условием существования цитаты является точность воспроизведения оригинала с указанием ссылок на источник. Что касается крылатого выражения, то в отличие от цитаты крылатое выражение «используется в речи в качестве готового способа выражения мысли <...>, служит информантом о каком-либо событии, явлении или человеке, характеризуя прямо или опосредованно новую реалию» [там же]. Таким образом, разница между крылатым выражением (восходящим к цитате) и прямым цитированием в тексте заключается, во-первых, в структуре высказывания — при цитировании требуется ссылка на источник и соответствующее оформление, при употреблении крылатого выражения эти условия не являются обязательными; во-вторых, в значении — крылатое выражение характеризуется обобщенным значением, наличием закреплённой связи между обозначающим и обозначаемым, тогда как у цитат такое значение и такая связь отсутствуют [14, с. 42—48].
Рассмотрим с этих позиций материал, извлечённый нами из НКРЯ. «Медленно опустилась Мария Стюарт на скамью и, положив голову на плаху, произнесла пресекающимся, замирающим голосом: In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum!» [16]. В сочинении П.П. Каратыгина евангельские слова Христа Спасителя вложены в уста Марии Стюарт, произнесённые ею в последние минуты перед смертной казнью. В данном случае мы, действительно, имеет дело не с прямым цитированием Евангелия со стороны Марии Стюарт (хотя перед нами, безусловно, евангельский текст), а с усвоением и присвоением этих слов личностью Марии Стюарт, которые она произносит от своего имени, обращаясь к Богу в свой предсмертный час.
Выражения In Deo salus mea; Deus mea spes функционируют в составе высказываний, где о данных выражениях говорится как о надписях или девизах
на фамильных гербах. Например: На вершине самого высокого стоит деревянная фигура; она была выкрашена; но краску смыло водою; осталась одна надпись: Deus mea spes (Бог моя надежда) [15]; На гербе князей Волконских, несколько поколений которых неустанно заботились о процветании усадьбы Суханово, начертан девиз: "In Deo spes mea" («На Бога упование мое») [8]. И в том, и в другом случае в тексте имеет место точная передача надписи, что сопровождается соответствующим оформлением (заключением в кавычки), однако автор не цитирует первоисточник, а лишь дословно передаёт то, что написано на объекте его описания (в одном случае на статуе, в другом на гербе). Следует отметить, что и В.А. Жуковский, и наш современник Н. Гаврюшин предлагают в своих текстах перевод соответствующего крылатого выражения на русский язык для русских читателей. В обоих случаях перевод даётся в скобках сразу же после оригинального латинского выражения. В данном случае употребление притяжательного местоимения первого лица указывает на тех, от имени кого составлены надписи.
Самым частотным выражением с притяжательным местоимением первого лица единственного числа, по данным подкорпуса нехудожественной литературы в рамках НКРЯ, является выражение Mea culpa (Моя вина). В «Толковом словаре иностранных слов» Л.П. Крысина латинское выражение Mea culpa толкуется как «мой грех, моя вина; по моей вине» [17]. Восходит это выражение к первой фразе покаянной молитвы, которая читается в Римско-католической церкви на исповеди, а потому в целом выражение Mea culpa воспринимается еще и как формула покаяния и исповеди у католиков.
В русских текстах указанное латинское выражение часто используется в дневниковой прозе, одной из особенностей которой является исповедальность. Автор дневника, используя выражение Mea culpa, отождествляет себя с автором этого выражения благодаря притяжательному местоимению первого лица. Например: Мне нужна была другая заповедь: «Будь как старший». 5) Mea culpa (моя вина лат.): я потому жалок и бессилен
теперь в отношении к моей бывшей семье и Аксюше, что всякая их грубость открывает рану моей вины и поражает личность мою, потому что не могу я им объяснить, что виноват в своей же доброте [20]. Следует обратить внимание на тот факт, что в приведённом фрагменте автор, действительно, рассуждает о своей вине перед родными и близкими, ср.: рана моей вины; виноват в своей же доброте; само латинское выражение автор переводит в скобках на русский язык, тем самым в тексте еще раз появляется русская лексема вина. Христианские ассоциации у автора дневника проявляются и в использовании лексемы заповедь, которая изначально связана с богооткровенным знанием о том, как следует жить человеку на земле (ср.: десять ветхозаветных заповедей; девять евангельских заповедей блаженства).
Любопытны и другие употребления латинского выражения Mea culpa, свидетельствующие о развитии новых значений этого выражения в русском языке. Несколько лет позднее эпидемия громогласных "mea culpa" [я виноват] нахлынула [1]. В данном случае выражение mea culpa употреблено в функции существительного, о чём свидетельствует согласование с прилагательным громогласный и заключение в кавычки. Значение можно описать как покаяние, в данном случае публичное. В этом смысле прилагательное громогласный призвано подчеркнуть, что покаяние было не тихое, тайное, принесённое на исповеди, а именно публичное. В том же значении мы встречаем употребление этого выражения у М.В. Вишняка: Mea culpa — всегда достойно уважения, как акт мужества со стороны прегрешившего [7].
Рассмотрим латинские крылатые выражения, включающие в свой состав притяжательное местоимение первого лица множественного числа — noster, nostra, nostrum ('наш', 'наша', 'наше'). Всего в подкорпусе нехудожественной литературы обнаружено 6 употреблений такого рода крылатых выражений (Cor nostrum sit semper in Ecclesia!; Mare Nostrum; Мопатиг pro regina nostra; Pereant qui ante nos nostra dixerunt).
Так же, как и в случае с рассмотренным выше евангельским фрагментом, в НКРЯ обнаружено два функционально разных употребления латинского
выражения Pereant qui ante nos nostra dixerunt ('Да погибнут же те, кто раньше нас сказал то, что говорим мы теперь'). В одном случае это выражение представляет собой цитату: «Когда Шопенгауэру указали на сходство его учения с учением Спинозы, он воскликнул: pereant qui ante nos nostra dixerunt.» [24], однако Шопенгауэр (в изображении Л.И. Шестова) употребил в своей речи расхожую фразу, а не изрёк нечто новое по латыни от себя. По данным словаря А.М. Бабкина и В.В. Шендецова, указанная фраза восходит к грамматисту и комментатору середины IV века Элию Донату и употребляется (обычно шутливо или иронично) «при выражении досады под влиянием впечатления от вольного или невольного совпадения идей, мыслей и т. п. у разных авторов» [3, т. 3, с. 1004].
Второй случай представляет собой типичное крылатое выражение: Но вот является книга, идущая далеко дальше всего, что было сказано мною, Pereant, qui ante nos nostra dixerunt, и спасибо тем, которые после нас своим авторитетом утверждают сказанное нами и своим талантом ясно и мощно передают слабо выраженное нами [9]. А.И. Герцен использует латинское выражение в контексте рассуждений о ситуации совпадения мыслей, выраженных у разных авторов, но выраженных по-разному: у кого-то лучше, у кого-то хуже. В терминологии теории кодовых переключений в данном случае мы имеем дело с внешним кодовым переключением. Внешнее переключение кодов — это переключение между целыми фразами на двух или более языках (в отличие от внутреннего переключения кодов, или смешения кодов). Синтаксически у Герцена латинская фраза, оформленная как отдельная предикативная часть в составе сложного предложения, выполняет функцию вставки, в которой как раз и выражается авторская досада, однако досада эта, вероятно, выражается в шутливом тоне, т. к. в дальнейшем рассуждении автор благодарит тех, кто выражает высказанные им мысли лучше и сильнее.
Притяжательные местоимения первого лица единственного и множественного числа в рассмотренных нами латинских крылатых выражениях в приведённых контекстах относятся, по мысли Р.О. Якобсона,
к индексным символам, которые лежат на пересечении кода и сообщения [25]: с одной стороны, каждое из местоимений имеет своё общее значение в языке, с другой стороны, поскольку притяжательные местоимения первого и второго лица (так же, как и личные местоимения) представляют собой «слова на предъявителя», — они привязаны к конкретной ситуации и конкретному сообщению.
Список литературы:
1. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч (1966) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
2. Бабарика Н.А. Заимствованные крылатые слова и выражения в славянской и западноевропейской лексикографической традиции // Проблемы истории, филологии, культуры. — Москва, Магнитогорск, Новосибирск: РАН. — 2009. — № 2 (24). — С. 111—115.
3. Бабкин А.М., Шендецов В.В. Словарь иноязычных выражений и слов, употребляющихся в русском языке без перевода. 2-е изд., исправ. — СПб.: КВОТАМ, 1994. — В 3-х томах.
4. Берков В.П., Мокиенко В.М., Шулежкова С.Г. Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка. — Магнитогорск: МаГУ, Greifswald: Ernst — Moritz — Arndt — Universität, 2008—2009. — Т. I—II.
5. Беркова О.В. Крылатые слова и проблемы их лексикографирования: дис. ... канд. филол. наук. — Л., 1991.
6. Васильев Б. Картежник и бретер, игрок и дуэлянт (1998) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
7. Вишняк М.В. Два Пути (Февраль и Октябрь) (1931) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
8. Гаврюшин Н. Суханово: соприкосновение двух миров (2002) // «Ландшафтный дизайн», 2002.03.15 // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
9. Герцен А.И. Былое и думы. Часть шестая. Англия (1864) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
10. Григорьев С.Т. Казарма (1925) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
11. Грудева Е.В. Кодовые переключения с русского языка на латынь в русских текстах разного типа (на материале Национального корпуса русского языка) // Вестник Череповецкого государственного университета. — 2014. — № 4 (57). — С. 93—97.
12. Грудева Е.В., Павлова Т.И. Функционирование латинских выражений в русских текстах разного типа (на материале Национального корпуса русского языка) // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии / Сб. ст. по материалам XXXII междунар. науч.-практ. конф. № 1 (32): — Новосибирск: Изд. «СибАК», 2014. — С. 119—128.
13. Дионео. Магистериум (1919) // «Грядущая Россия», 1920 // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
14. Дядечко Л.П. «Крылатый слова звук», или Русская эптология. — Киев: ИПЦ «Киевский университет», 2006.
15. Жуковский В.А. Отрывки из письма о Швейцарии (1821) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
16. Каратыгин П.П. Временщики и фаворитки 16, 17 и 18 столетий. Книга вторая (1871) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
17. Крысин Л.П. Толковый словарь иностранных слов. — М: Русский язык, 1998.
18. Леонов Н., Макеев А. Гроссмейстер сыска (2003) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
19. Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
20. Пришвин М.М., Пришвина В.Д. Мы с тобой. Дневник любви (1940) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
21. Салтыков-Щедрин М.Е. Пестрые письма (1884—1886) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
22. Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания (1953) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
23. Шестов Л.И. Афины и Иерусалим (1938) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
24. Шестов Л.И. Философия и теория познания (1910) // Национальный корпус русского языка / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 10.01.2015).
25. Якобсон Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. — М., 1972. — С. 95—113.
