CC BY
48
сознательном варианте, и в варианте философского мифа полагания некоторой тождественности, - характерен определенный потенциал позитивной «наивности» - веры в то, что бытие на самом деле присутствует (даже в модусе отсутствия), открывается нам той стороной, который мы схватываем в представлении-образе и сохраняем в описании.
Осознание ускользающей, непрозрачной для внутреннего самоопределения природы мифического (как фундирующего любое понимание) возможно лишь в диалоге различных позиций. Каждая из них - исторически сложившаяся онтологическая и эпистемологическая традиция. Рефлексивное понимание мифа здесь выступает как продвижение по пути самопонимания оснований онтоло-гий, осуществимого лишь в перспективе их сравнительного анализа, сопоставления тех вариантов конфигурирования семиотического и семантического пространства, которые порождаются первичным (мифическим) выбором онтологической позиции. В такой перспективе мифический способ самоидентификации как порождения смысла в его внутри-онтологической инвариантности может рассматриваться как процесс становления образцовых идентичностей во взаимодействии внутреннего и внешнего (самоорганизация смысла).
Не следует понимать все выше сказанное как апологетику мифа - миф не абсолют, но необходимая составляющая жизни сознания и человеческой
экзистенции. Миф дополняется и преодолевается в теоретическом, аналитическом и рефлексивном логосе. За счет этого возможно построение общего коммуникативного пространства. Но оно будет толерантным лишь в случае взаимного осознания локальности собственной позиции, в случае преодоления несимметричности исследовательской установки: «мы исследуем, но не нас исследуют». Понимание иного есть продвижение по пути понимания своего. Поэтому миф есть методологическое средство установления возможностей понимания и коммуникации разнородного. В рефлексии осуществляется трансцендирование за пределы локала и разрушение субстанциальности мифа. Но разрушение предполагает новое созидание, мыслящий, сознающий, существующий не может постоянно оставаться в разреженном пространстве чистой мысли, не может постоянно заниматься «критикой критической критики». Он всегда говорит и мыслит из определенного топоса, из определенной парадигмы или онтологической позиции принимаемых «различений-идентификаций». Поэтому он опускается на землю повседневности и естественности (в многообразии модификаций данной естественности), которая предполагает существование чего-то сакрального и несомненного. Возвращение к полноте человеческого существования подразумевает мифическое как неизбывное поле экзистенциального самоосуществления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Молчанов В.И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. - М.: Модест Колеров и Изд-во «Три квадрата», 2004. - 328 с.
Книгин А.Н. Философские проблемы сознания. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. - 338 с.
Зильберман Д.Б. Генезис значения в философиях индуизма. -М.: Наука, 1999. - 432 с.
УДК 894.344'3
ОСОБЕННОСТИ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОЗЫ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЛИТЕРАТУР ПОВОЛЖЬЯ
А.Ф. Мышкина
Чувашский государственный университет. г. Чебоксары E-mail: alb-myshkina@yandex.ru
Проанализированы современные литературные произведения известных писателей народов, проживающих на территории среднего Поволжья. Показано, что общим подходом при описании характеров героев литературных произведений является одна из неоднозначно толкуемых и вечных идей - самопожертвование.
Произведение художественной литературы, особенно не русскоязычных народов, всегда сохраняет свою национальную самобытность, которая основывается в первую очередь на истории, быте, традициях и религии народа. Это своеобразие национальной литературы весьма существенно как для понимания идейной особенности отдельного произведения, так и всего творчества писателя. Несмотря на все различия индивидуального харак-
тера, между произведениями писателей разных наций существует и нечто общее, которое, естественно, вытекает из единственной для всех литератур специфики его художественности.
Так, некоторая параллель в раскрытии характеров, в стиле и в художественном приеме прослеживается в творчестве известного марийского писателя Юрия Артамонова, ведущего татарского писателя Аяза Гилязова и одного из талантливых писате-
Социально-экономические и гуманитарные науки
лей Чувашии Юрия Скворцова. Сразу же следует отметить, что Ю. Скворцов творил в тот период (70-е годы ХХ века) развития советской литературы, когда во всех национальных литературах возросла роль отдельного человека, когда наметилась тенденция исследования жизни через чувства, мысли и понятия персонажей («Плаха» Ч. Айтматова, «Сотников» В. Быкова и др.). Именно такая особенность и легла в основу философской прозы Ю. Скворцова и А. Гилязова, а также произведений Ю. Артамонова.
Исследования произведений этих писателей позволяет говорить о некоторых явственных сходствах в решении конфликта и создании характера в их творчестве. К примеру, повести «Кокшага моя: с голубой каймой, в зеленом платочке» Ю. Артамонова и «Березка Угаха» Ю. Скворцова не отличаются изысканным сюжетом или многообразием характеров. На первый взгляд их мало что объединяет. Героиня Ю. Скворцова чувашская девушка, пережившая все тяготы военного времени и так трагически погибшая от болезни, а герой Ю. Артамонова - марийский паренек, не знающий никаких бед. Более того, казалось бы, и сюжеты этих произведений ничем не похожи. В первой повести рассказано о героическом труде чувашского народа в тылу во время Великой Отечественной войны, а во второй повести повествуется о мирном труде марийского народа в наши дни. Тем не менее, в них есть нечто, что их объединяет - это стремление писателей раскрывать характеры героев через явления природы. В этих повестях окружающая природа не просто фон, а один из путей изучения духовного мира, поиск не социальной, а естественно-природной сущности человека. Именно поэтому вне этой природы, без непосредственного сближения с ней герои не находят гармонии и в самом себе.
Вот как описывает подобное состояние своей героини Ю. Скворцов: «Есть ли кто-нибудь еще в округе, кто так же как Угахви умеет радоваться красотам природы?... Когда расстаешься с ней - душа горит, словно здесь остается сиротой любимый. Нет, Угахви чувствует будто сама расстается с другом ... Хочется подобно божьей коровке с раскрытыми крыльями бросится в ее объятья. Возможно, это из-за отсутствия любимого? Единственный друг для утешения души, для откровенного раскрытия своих чувств и мыслей у Угахви - родная окрестность, чёрный лес близ деревни ... Даже с самыми близкими своими подругами - с Ольгой и Фёклой - Угахви не говорила так откровенно, со всей душой. Со сколькими своими сокровенными мечтами не делилась она с этим лесом! ... Если же человека нельзя понять, не зная его друзей, то и Угахвию нельзя понять без ее самых близких друзей - без этой окрестности: леса, полей, лугов» [1. С. 77] (Перевод наш - А.М.).
Как и автор «Березки Угаха» Ю. Артамонов с первых строк своей повести начинает воспевать родную сторонку и речку Кокшага. Однако, в отли-
чие от Скворцова, он делает это восторженно, словно гимн. Тогда как у Скворцова пейзаж описывается в большей степени в тревожных и грустных тонах, будто сама природа предчувствует трагическую судьбу героини. Тем не менее, в этих повестях мельчайшие изменения в природе одинаково напрямую соотносятся с внутренним, духовным состоянием героев. Именно поэтому природа и в повести Скворцова (лес), и в повести Артамонова (река) становится свидетелем развития характера героя, свидетелем его трагедии (Угахви) и счастья (Лавруш). «А в душе все звенит, ликует - она уже там, на берегу Кокшаги. Нет, дело совсем не в том, чтоб накосить сена для двух овечек, совсем не в том. Он встретится с Кокшагой, с закадычным другом, единомышленником, с которым не виделся, наверное, сто лет. Не с той речкой, мимо которой, почти не замечая, каждый день проносился на мотоцикле, а с той, которую помнит с детства, с которой нужно быть долгое время наедине, всматриваться и вслушиваться в нее, жить одной жизнью, вникая в каждую мелочь, чтобы понять и полюбить» [2. С. 14], - так описывает внутреннее состояние своего героя Лавруша Ю. Артамонов.
В повести «Кокшага моя .» огромное место занимает образ реки. Это символ покоя, молодости, любви и, самое главное, жизни. Для героев повести она становится связующим звеном между прошлым и настоящим (для Карпа), между настоящим и будущим (для Лавруша). Вот, к примеру, уже старый Карп ежегодно приходит к этой реке как на свидание со своей молодостью. «Дак к следующему сенокосу восемь десятков набежит. Эх-хе-хе. А вот взгляну на Кокшагу - и будто превращаюсь в мальчишку. Таким же глупым и тихим был, как ты . Все говорили, что русалку я здесь подкараулил, к ней бегаю. Я ведь и свадьбу с Проской здесь хотел праздновать, на лугах» [2. С. 23], - говорит Карп. И для Лавруша эта река становится тем заветным местом, где он встретит свою любовь на всю жизнь. «Бежит Кокшага. А куда и зачем? Не пару ли себе ищет? Ведь на ее лугах каждая травка растет в паре, парами стоят деревья, и рыбы плавают тоже парами. Что уж о человеке говорить: не только жить, но и дышать этим чистым и свежим воздухом не может он в одиночку» [2. С. 37], - к такой простой истине, к естественной философии повседневной жизни приводит своего героя писатель Ю. Артамонов.
Возвращаясь к творчеству Ю. Скворцова, заметим, что его мастерство основывается на принципах гуманизма, чувашской национальной философии и глубокого психологического анализа. Он стремится изучить непростые связи между человеком и миром, раскрыть секрет этой взаимосвязи. Общество и личность, природа и человек, развитие истории и люди - все это приобретает у Скворцова философское толкование. Вместе с тем в его произведениях огромное значение имеет проблема «маленького человека», которая решается писателем очень своеобразно: духовное развитие героя,
его взгляды и ценности в первую очередь объясняются национальными традициями и бытом. В этом плане очень схожи повести Ю. Скворцова «Девушка с берегов Сормы» и А. Гилязова «В пятницу вечером».
Глубокие национальные корни в характере героев - это то общее, что так отчетливо проявляется в названных повестях чувашского и татарского писателей. И, наверное, совсем не случайно то, что все действия героев связаны и все события происходят во время таких народных праздников, как сабантуй («В пятницу вечером») и Соромское гулянье («Девушка с берегов Сормы»). Остановимся на них подробнее.
Вот, к примеру, как описывает значение сабантуя А. Гилязов: «Вот на сабантуе и встречаются, знакомятся, обручаются. А не то и женятся, замуж выходят. А сабантуй собирает всех. На нем встречаются родные и близкие, соединяются» [3. С. 383]. Действительно в повести «В пятницу вечером» от начала до последних строк тонкой нитью прослеживается волнующее чувство ожидания праздника. Однако для главной героини Бибинур этот всенародный праздник становится причиной тревог, воспоминаний и в конце концов ее гибели.
А вот описание Соромского гулянья: «Молодежь этих окрестностей почти всегда женится на Чуваш Соромском гулянье. Гулянье это всегда бывает во время сенокоса, 12 июля. На гуляньях перед этим парни «присматривают себе девушку». И уже на Соромском гулянье - «крадет девушку».... Хотя еще неделя до Соромского гулянья - вся деревня как обычно готовится варить пиво. В каждом доме поговаривают зарезать барашка, из дома в дом бегают, беря в долг хмель, дрожжи, закваску». И опять же именно праздник становится днем изменения судьбы главной героини повести Сухви - замужества за нелюбимого человека. Хотя назвать причиной всех бед Бибинур и Сухви народные праздники - это совсем не правильно. Вернее будет сказать, что они страдают от непонимания детей (Бибинур) и любимого человека (Сухви).
Как в повести Гилязова, так и в повести Сквор-цова описание праздника имеет определенное смысловое значение. Это не просто традиция, не только веселье. Это та «живая ткань» произведения, на которой сращивается сюжет, без которой герой теряет свою национальную самобытность. И если не заглядывать глубоко в идею произведений
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Скворцов Ю.И. Березка Угаха: Повести и рассказы / На чувашском языке. - Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1993. - 509 с.
2. Артамонов Ю.М. Малиновые облака: Повести и рассказы / Перевод с марийского. - Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 1991. - 382 с.
названных писателей, можно сказать, что это повести о не счастливой судьбе татарской женщины и чувашской девушки. Однако, к примеру, идея повести «В пятницу вечером» выходит далеко за рамки обыденных жизненных проблем: «Когда, попрощавшись с этим местом, я уходил, то, оглянувшись, не увидел с дороги ни самого скособоченного домика, ни его печальных, крест-накрест забитых окошек, - увидел только эти тонкие, как детские ручонки, рано спиленные и неошкуренные березовые стволы, которые, казалось, тихо плыли куда-то во мраке ... Не в сторону ли таинственной, неведомой реки по имени Вечность?» [3. С. 348].
Вечность. Время без начала и конца. Человек часть этой вечности и эта вечность в каждом из нас. Наверное, именно в этом суть человеческой жизни. Меняются поколения, века, но всегда найдется та, которая как Сухви или Бибинур пожертвует своей мечтой и своим будущим ради счастья любимого, ради будущего детей. «Я умею быть счастливой и с маленьким счастьем», - такими словами объясняет Сухви своему возлюбленному Саня свою нынешнюю жизнь. Она смирилась с тем, что ей не суждено быть рядом с ним. «Кто, кроме самой Бибинур, знал, что, не будь Джихангира, любви к нему, - давно бы оборвалась ее жизнь. А если бы жизнь ее оборвалась - она не смогла бы соединить Зихрабану и Га-ликая. Ушла бы в вечность с огромным долгом. Какой ответ держала бы она перед Гайшой, как бы встретилась с Габдуллазяном?! Они бы спрашивали ее там . А человеку с чистым сердцем уходить из этого мира с долгом на душе тяжело. Бибинур в подаренные ей Джихангиром последние годы успела рассчитаться со всеми долгами!» [3. С. 472] - так гармонично сочетаются в характере старой татарки общечеловеческие и религиозно-национальные черты. При таком подходе к характеру героев идея повестей становятся одной из неоднозначно толкуемых и вечных. В нашем случае - это идея самопожертвования.
Как видим, в философской прозе национальных литератур Поволжья органически сочетаются общечеловеческие и национальные духовные ценности. Вместе с тем здесь национальное мировосприятие становится единственно приемлемым (ведь в этом и заключена вся их особенность!) методом раскрытия характера. И если в татарской литературе характер героя определен мусульманской религией, то в чувашской - сочетанием православии и язычества, в котором преобладающим является язычество.
3. Гилязов А.М. В пятницу вечером: Роман, повесть / Пер. с татар.
Э. Сафонова. - М.: Современник, 1985. - 496 с.
