Особенности экономической культуры России Текст научной статьи по специальности «История и археология»

© 2007 г. В.К. Королев

ОСОБЕННОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ РОССИИ

Особенности, традиции и «модельные» характеристики позволяют дать анализ традиционной экономической культуры России. Не претендуя на его полноту, можно выделить основные элементы всех ее групп (так как в реальном функционировании экономической культуры практически все элементы многофункциональны, в данной работе нет четкого разделения элементов на группы, но их рассмотрение идет в русле предложенной классификации).

Как и культура в целом, экономическая культура России столь же сложна и противоречива. Для нее характерны:

1. Отсутствие экономической самодостаточности, социальная ориентация ее целей, мотивов, стереотипов, стимулов:

- особая роль патриотического служения в хозяйственной деятельности. В частности, крестьянство воспринимало «тягло» как свое служение государству наряду с другими формами служения дворян, купцов, духовенства. Попытки модернизации (Петр I, Александр II, Столыпин) всегда осуществлялись во имя «великой России». (В частности, будущий мобилизационный характер экономической культуры прямо связан с этикой патриотического долга, особенно в период войн, восстановление хозяйства). Потребности служения обществу, государству предполагают хозяйственную деятельность не как средство обогащения, а как долг, как службу во имя России;

- высокая роль государства в экономической деятельности (заказы, контроль, арбитраж и т.п.), что привело к формированию и закреплению принципа - богатеть вместе с государством, в сотрудничестве с ним, а не независимо от государства (как на Западе);

- сравнительно низкий статус личностной мотивации, не связанной со служением. Это относится прежде всего к предпринимательству, кото -рое выступало не в производительной, а торгово-финансовой форме. В российском обществе не было культа сильной, деловой личности (скорее -наоборот, см. пьесы А.Н. Островского). Ситуация начинает меняться только в начале ХХ в., когда крепнет идея важности и неизбежности индустриальной деятельности, промышленного развития России. Тем не менее предпринимательская культура России успела сформировать отличительные черты. Для нее были характерны ориентация на долгосрочную перспективу, на прибыль

за счет высоких объемов, а не цен, на важность деловой репутации, на низкую роль закона в разрешений экономических коллизий.

2. Особая трудовая этика, традиции «нравственного» труда:

- рассмотрение труда не столько как средства обогащения, сколько нравственной деятельности. Это ярко проявляется в феномене «страды», выражающем архетипический настрой крестьянского труда. Однако долгие годы крепостничества подрывали его мотивацию, разрывали единство труда и хозяйствования, формировали двойной стандарт (работа на себя, и на «барина», государство);

- созерцательность деятельности - склонность к размышлениям, которые не всегда доходят до практических дел, нерешительность в будничной экономической деятельности, неумение сочетать в ней расчет и риск (знаменитая русская пословица утверждает, что утро вечера мудренее, тогда как не менее знаменитая латинская призывает не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня); неразвитость функций конкретной хозяйственной деятельности и волевой мобилизации в повседневном будничном труде;

- слабость «срединного начала в труде (об этом хорошо говорил Н. Бердяев в своей знаменитой работе «Судьба России»), при наличии ярких проявлений культуры «крайностей» (маргинальной);

- периферийность религиозной мотивации повседневного, будничного труда. Как уже отмечалось, в православии нет аналога протестантским этическим принципам, в нем главные устремления реализуются в сфере духа, ритуалов, а не в мирской жизни; сутью религиозного спасения остается духовное служение, а не труд (ситуация со староверами не является исключением, их хозяйственные успехи были вызваны не столько религиозной ролью этой сферы, сколько тем социальным обстоятельством, что карьеру себе они могли делать только в экономике, государственная и духовная сферы для них были практически закрыты);

- рассмотрение труда прежде всего как проявления духовно-нравственной деятельности, а не рациональной;

- высокая роль духовной мотивации труда, его внематериальных стимулов, факторов успеха;

- рассмотрение «хозяйства» как духовно-нравственной категории.

Русский народ, ценя монастырское аскетическое служение, в повседневной мирской жизни утверждал служение иное - «трудничество». Лишь тем откроются небесные врата жизни вечной, кто здесь, на земле, в жизни временной проводит дни не в праздности, а в трудах праведных.

Отсюда - особая трудовая этика нашего крестьянина: труд в идеале он воспринимал как священнодействие, в котором важно не только достижение материальных благ, но и духовное, нравственное удовлетворение. Эти идеи хорошо выражены в творчестве Н.А. Некрасова. В его «Железной дороге» мужики называют себя «божьими работниками». О бесчеловечных условиях труда строители - «страстотерпцы» - говорят не потому, что хотят просто жаловаться на тяготы жизни. Скорее, наоборот, эти тяготы лишь увеличивают и укрепляют сознание высшей справедливости их трудового подвижничества. Ведь трудились-то они не только ради пропитания, но на пользу общую и во славу Божию; не деньги помогали им переносить трудовые страдания, а надежды на богоугодность «великой работы», уверенность, что «Бог труды любит». И поэтому в лунную ночь они любуются делом рук своих и даже радуются, что во имя Божие претерпели великие муки и страдания.

Именно «трудничество» - характерная черта героев Некрасова. Так, в стихотворении «Дума» батрак, нанимаясь на работу, мечтает не только о материальном вознаграждении, но и о вдохновении и необходимости хозяйственной деятельности. В свете такого «духовного» отношения к труду весьма показателен финал «железной дороги». Его горечь выражена не только в обличении рабской психики трудового народа; поэт крайне возмущен тем, как цинично и нагло используют сильные мира сего эту важную духовную трудовую мотивацию, жестоко эксплуатируя ее в интересах обогащения. (Как созвучно это нынешнему времени, когда миллионы людей, способные добросовестно работать, месяцами не получали свою честно заработанную грошовую зарплату.) Не случайно в поэме «Современники» Некрасов говорит о «неумелой Руси», пасующий (как и ныне) перед наглыми буржуазными хищниками. Но, возможно, в этой неумелости заключается «глубокая правда» русского труда?

- высокая роль архетипа коллективизма («общинного»), норм справедливости, круговой поруки, взаимопомощи и др. Это не означает отсутствия индивидуалистических установок, главное - оптимизация индивидуальных интересов с коллективной системой организации труда (самой популярной формой такого баланса была

артель с ее персональным учетом трудового вклада).

Когда русские работали в артелях, в которых доход делился поровну, главной задачей артельщика было следить не столько за теми, кто работал хуже, сколько за «передовиками», иначе возникали серьезные проблемы при разделе доходов. (Исследователи русской деревни единодушно замечают, что если нет индивидуального стимула труда, то на общественных работах, без понукания, русские будут равняться на худшего работника).

Отмеченный А.В. Лубским псевдоколлективизм социальных отношений, самозакрепощающий русского человека в социуме, признание приоритета совместных действий в достижении определенных результатов и отсутствие представлений о связи этих результатов с деятельно -стью отдельного человека - все это сужало моти-вационную сферу его труда. На ее деформации сказывалась и длительность периода господства внеэкономических форм принуждения;

- противоречивость отношения к труду -крайности бескорыстного героического энтузиазма, и стремления «сачковать», восприятие труда как постылой необходимости. Причина этого коренится в многовековом разрыве в массовом сознании связи между трудом и распределением, ибо последнее часто осуществлялось не по количеству и качеству труда, а по социальному статусу его субъекта. Кроме того, такая «двойственная» трудовая ментальность была вызвана тем обстоятельством, что результаты труда «отчуждались» сначала господами, потом государством, что обусловливало слабую трудовую мотивацию. Формировалась привычка как бы раздваиваться -работать спустя рукава «на барина, на дядю», добросовестно - на себя, на «общество»;

- в характере труда преобладала авральность, готовность к чрезвычайным условиям, но в ко -роткое время, а не расчетливая систематичность. Это объективно обусловлено климатическим фактором - долгой зимой и коротким летом, жизнью в лесах [1];

- сочетание аритмичности трудовой деятельности и ее посильности, несуетливости, что рождает особую био- и социоритмику труда;

- сосуществование творческого начала в труде (смышленость, сообразительность) с недостатком методичности, пунктуальности, трудовой дисциплины, усердия в однообразной методической работе, в мелкой «доводке» результатов труда;

- трудности самонастройки на жесткий режим в обычных, стандартных, «негероических» ситуациях;

- аритмичная героика труда также обусловлена традициями служивой аскезы. В России доля ратно-служивого времени было намного больше, чем на Западе. Аскеза служивого государства по необходимости является коллективной и по сути своей не может быть методической: политик и воин живут не в мерном (хозяйство), а в особом времени [2]. Именно служивая, а не деятельная аскеза выражает своеобразную энергетику нашего коллективного трудового духа;

- потребность во внутреннем покое в работе, в резерве времени, стремление работать несуетливо, без большого напряжения, без постановки себе жестких сроков, высоких целей.

Интересные мысли об особенностях русского труда высказывает Ф.А. Степун. В своей работе «Мысли о России» (1926) он связывает эти особенности с обилием земли, постоянным ростом территории государства Российского за счет освоения новых земель: «Труд, положенный русским народом на создание Державы Российской, был, конечно, громаден, и все же он никогда не был тем, что под словом „труд" понимает трудолюбивая Европа... он не был упорною, медленной работой, систематическим преодолением сопротивления материала.» [3].

Это приводило к формированию специфической экономической культуры: «Так столетиями создавался в России стиль малокультурного, варварского хозяйствования, психология безлюбовного отношения к любимой земле, ощущение в качестве земли-кормилицы не столько собственной земли под сохой, сколько земли за чертой своей собственности» [3].

Очевидно, наши необъятные пространства развратили человека: зачем стараться обустраивать землю, когда ее так много!

Пренебрежительное отношение к земле, труду на ней рождало неуважение ко всему, что окружало человека, да и к нему самому тоже. Широта русской души не замечала мелочей, деталей, которые наполняют, формируют, благоустраивают жизнь. Поэтому русского человека легко оторвать от земли, увлечь всяческими идеями:

- разная оценка разных видов труда: изначальный приоритет крестьянского физического труда, низкий статус труда интеллектуального, а также оторванного от земли;

- отношение к труду как единственному источнику преимущественных прав;

- понимание экономики как принципиально продуктивной, трудовой, а не спекулятивной;

- рассмотрение капитала как неоплаченного труда, излишка сверх определенного уровня потребления; безоговорочный приоритет производительного труда, «вторичность» финансовой сферы.

Особенности традиционной экономической культуры находят свое выражение в пословицах и поговорках русского народа. Так, в характеристиках «работы - праздности» весьма высока положительная оценка лени (конечно, работать надо, но хорошо бы и не работать); не подтверждается особая роль коллективизма, тогда как собственнические ориентации просматриваются достаточно ярко, равно как и зависть к чужому богатству, скорее приниженность перед ним, а не осуждение; слабо выражена связь счастья и труда, он не рассматривается как источник богатства; нет явного осуждения воровства и т.п. [4].

Весьма интересно отношение к труду в русских народных сказках. Их можно условно разделить на две группы: сказки о трудолюбивых героях, живущих сугубо своим трудом, которые не боятся работать («Морозко», «Дочь и падчерица», «Хаврошечка», а также сказки, имеющие сюжет, аналогичный «Золушке»), и сказки о ленивых, о тех, кому «неохота» что-либо делать, о любителях «полежать на печи» («Сивка-Бурка», «По щучьему велению», «Золотое кольцо» и др.).

Герои первой группы в конце обязательно вознаграждаются за свой труд, за все невзгоды и лишения, которые они испытали. Но и герои второй группы, хотя и ленивые, достигают благополучия за счет чуда, волшебного средства. Например, в сказке «Сивка-Бурка» герой - Иван-дурачок - за послушание отцу получает от него волшебного коня, с помощью которого находит свое счастье.

Необходимо заметить, что и в тех, и в других сказках герой достигает благополучия не потому, что он в первом случае работает от зари до зари, а во втором - не работает вообще, а потому что появляется «помощник героя», который одаривает его волшебным средством. Любопытно, что на такое средство везет именно бездельникам, лентяям. Так, в сказке «По щучьему велению» Еме-ля-дурачок целый день лежит на печке, знать ничего не хочет, все ему «неохота» работать: но именно он вытаскивает из проруби волшебную щуку, которая все за него делает.

Часто герои русских сказок вместо того чтобы работать и своим трудом сделать себе состояние, достичь благополучия, надеются и ждут, пока кто-то другой за них все сделает, надеются на чудо, на то, что все само по себе образуется. Очевидно, это является своеобразной реакцией на аритмию труда, надеждой избавления от сверхусилий, и в конечном счете выражает противоречивость традиционной экономической культуры России.

3. Исключительно важным в интересующем нас плане является то обстоятельство, что исторически в России не получила высокого (как на

Западе) развития мотивация цивилизованного частного собственника, хозяина. Это было вызвано отсутствием у большинства народа частной собственности (прежде всего на землю), а также неразвитостью гражданского общества и правового государства. Традиционно преобладала мотивация подданного, служивого человека, источником благ для которого, была благосклонность начальства, а не собственная трудовая активность. Отсюда стремление ждать помощи и награды от государства, его бюрократии, доходящее до иждивенчества:

- рассмотрение собственности как функции труда, а не капитала: негативное отношение к ростовщичеству, финансовой деятельности;

- отличное от Запада отношение к частной собственности - нет ее рассмотрения как абсолютной, универсальной ценности; осуждение чрезмерной и «неправедной» собственности, неуважение к казенной собственности;

- «Божья» принадлежность земли, неприятие частной собственности на землю.

4. Своеобразным было отношение к богатствУ:

- приоритет достатка над богатством, причем антитезой богатству выступала не бедность, а «душевность»;

- высокая способность к самоограничению, отсутствие экспансии потребительства;

- понимание свободы как независимости от денег (Запад: свобода - через деньги);

- дуализм практицизма, утилитаризма и духовности, ориентации на «мир горний»;

- сочетание традиционного осуждения бытового практицизма и личного обогащения («мещанства»), неразвитости бытового потребления с высокой оценкой «крепкого» хозяина, богатеющего честным трудом.

5. Экономическая идеология представлена служивой аскезой, указанным пониманием базисных экономических понятий (труд, собственность, богатство), авантюрно-консервативным подходом к решению экономических проблем. Следует особо отметить:

- недостаточность «экономического рационализма»: Россия не знала Реформации, Просвещение не шло дальше светских салонов и элитарных образовательных учреждений. Рациональность как уверенность в том или ином ходе событий, их прогнозируемость, контролируемость, возможность просчитывать, планировать не могла достичь западного развития в условиях рискованного земледелия и традиционного волюнтаризма власти. Эта слабость рационального начала в труде (планирования, расчета), ориентация на «авось», значительно ослабляла мотивацию трудовой деятельности;

- экономические идеалы определялись дер-жавностью и духовностью, выражали мессианские убеждения и консервативные предрассудки.

Представляется исключительно важным, что в течение последних ста лет наша экономическая культура уже третий раз переживает переходное состояние. Эта постоянная недосформирован-ность рождает вопросы об укорененности в традиционной советской экономической культуре представления о парадоксальности трансформационных процессов.

6. Становление советского государства знаменует формирование так называемого «мобилизационного» типа экономического (да и не только экономического) развития, новой экономической культуры. Для нее характерны традиции неизбежности обращения к чрезвычайным экономическим мерам, часто априорная определенность целей, уверенность в возможностях «конструирования» экономики, стереотипы высокой концентрации и интенсивности централизованной экономической политики программно-целевого характера, органичность хронической нехватки времени, сил и средств для эволюционного развития и разрешения экономических проблем, идеология приоритета волюнтаризма над самоорганизацией.

Все это имеет объективное обоснование в перманентной потребности в обороне в условиях резкого роста враждебности Запада, высокой роли внешних факторов в сравнении с внутренними, а в конечном счете - в преобладании политических потребностей над экономическими. Это привело к усилению роли государства, использующего главным образом экстенсивные методы развития экономики. (Их недостаточная эффективность обычно компенсировалась богатством природных ресурсов, широким использованием принудительного труда).

Указанная роль внешних факторов вынуждала власть ставить такие цели развития, которые часто опережали социально-экономические возможности страны, что побуждало для достижения «прогрессивных» результатов формировать нужную систему потребностей, интересов, норм, идей и идеалов нажимом сверху (от Петра I до нынешних реформаторов).

Мобилизационный тип экономического развития советской России был обусловлен и такой чертой ее социокультурной специфики, как «раскол культуры», воплощаемый сложными противоречивыми отношениями культуры и субкультур, между отдельными субкультурами, когда активизация одной вызывает активизацию и другой, с противоположными ценностями (в частности, тенденции экономического реформизма и

традиционализма), что зачастую приводит к их взаимной нейтрализации (периоды «застоя»).

Советское общество строилось, как традиционная семья, при всех неудобствах, несвободах, вплоть до тирании. Отсюда вытекал и главный принцип экономической культуры - думать обо всей семье и жить по средствам (примечательно, что внутри семьи экономическое понятие рентабельности не имеет смысла). Поэтому, очевидно, неслучайно то обстоятельство, что социализм возник в стране, еще не изжившей существенные элементы феодализма, что обеспечивало при всей болезненности преобразований их в целом приемлемость для большинства населения (например, община - колхоз). Сохраняются отсутствие потребности в экономической независимости от государства, убеждения о безграничности власти начальства, неизбежности преимущественно экстенсивного развития экономики, консерватизм, особая связь экономики с социальной сферой, расточительство, высокая роль моральных и принижения материальных факторов труда, идеология достижения благосостояния через службу, близость власти, высокая способность к самоограничению людей и т.п.

В советской экономике не прижились попытки модернизации экономической культуры, активно пропагандируемые в 20-е гг. Центральным

Южный федеральный университет

институтом труда. Более действенными оказались идейные факторы, связанные с традиционной идеологией служения и мобилизации, позволившие в кратчайшие сроки решить сложнейшие экономические задачи (индустриализация, восстановление народного хозяйства), компенсирующие слабость «срединной» экономической культуры.

Очевидно, экономическая культура социализма может рассматриваться как вариант традиционной, когда проблемы «осовременивания» экономики успешно решались с опорой на свои культурные традиции. Вряд ли можно оценивать ее как «квази-» или «контр-» модернизацию, если в СССР был за кратчайший период создан огромный экономический потенциал, страна сделала буквально скачок в современную экономику, хотя и другого характера и другими методами, чем на Западе.

Литература

1. См.: Ключевский В. Соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1985. С. 31.

2. Панарин А. Парадоксы предпринимательства, парадоксы истории // Вопросы экономики. 1995. № 7.

3. Цит. по: Русская философия собственности (ХУШ-ХХ). СПб., 1993. С. 335.

4. См. Пословицы русского народа. Собр. Даля: В 2 т. М., 1989.

14 марта 2007 г.