CC BY
22
УДК 821.161.1'06-311.1
Ван Цзяо
Особенности автопсихологической прозы Романа Сенчина (повесть «Минус»)
Статья посвящена выявлению своеобразия современной автопсихологической повести Романа Сенчина «Минус». Новизна исследования заключается в том, что в нем предпринята попытка проанализировать сенчинский текст с точки зрения его жанровой дефиниции, рассмотреть конститутивные черты повести Сенчина под углом зрения соотношения образов автогероя и повествователя. Выяснено, что повесть Сенчина «Минус» не может быть однозначно отнесена к автобиографической прозе, скорее, к прозе автопсихологической. Названное произведение представляет собой своеобразное психологическое повествование, пронизанное чертами автобиографической наррации. Сенчиным-писателем в повести сделан акцент на сегодняшнем состоянии неустроенного автогероя, на его психологии и сознании. Повесть «Минус» нацелена на показ героя «здесь» и «сейчас», при этом не лишая его протобиографической базы и протособытийного фундамента.
Ключевые слова; Роман Сенчин, повесть «Минус», герой и автор, авторская позиция, психологическое повествование, автобиографическая наррация.
Wang Jiao
The features of the autopsychological prose by Roman Senchin (the novel «Minus»)
The article is devoted to identifying of the features of the modern autopsychological novel «Minus». The scientific novelty of this article lies in the fact that Senchin's text is analyzed from the point of view of its genre definition, and the features of the novel «Minus» are considered from the viewpoint of interaction of the hero and author. The results showed that the novel «Minus» by Roman Senchin couldn't be unequivocally attributed to autobiographical prose rather to autopsychological prose. Novel «Minus» is an exceptional psychological story with traits of autobiographical narrative. In this novel the focus is on the current state of the hero and his psychology. The Senchin's prose is aimed at showing the hero «here» and «now» but the novel doesn't lose its biographical base and foundation of events.
Key words: Roman Senchin, novel «Minus», hero and author, author's position, psychological story, autobiographical narrative.
Повесть прозаика Романа Сенчина «Минус» появилась в 2001 г. в журнале «Знамя» (№ 8). С момента ее появления критики (в частности, Н. Иванова1) отметили элементы автобиографизма в этой повести. Действительно, главный герой произведения не только носит имя и фамилию автора (в тексте чаще приводится ее сокращение, «кликуха» центрального персонажа - «Сэн»), но и, по-видимому, пол-
Section 1 • Ways of depicting a person and the world in the literature of the XIX—XXIth centuries ностью повторяет хронику событий реальной жизни писателя. Прозаик в тексте изначально сближает хронотоп биографический (хронотоп героя) и хронотоп эпический (хронотоп автора-повествователя).
Повесть «Минус» представляет собой своеобразное психологическое повествование, пронизанное чертами автобиографической нар-рации. При создании произведения Сенчин намеренно сохраняет все реальные имена-обозначения, и каждому из них он старается придать черты знаковые и значимые. Так, события в повести разворачиваются в Минусинске. С одной стороны, это реальный город в Красноярском крае, с другой - это Минусинск художественный. За этим «отрицательным» прозванием ощущается отсутствие в этом художественном городе чего-то важного, сущностного, жизнеобеспечивающего и жизнетворче-ского. Художественный Минусинск - действительно Минус, где все в минусе: жизнь, увлечения, друзья, книги, музыка. И дело, конечно, не в скудости и нищете бытовой жизни Минусинска, а в самой атмосфере города-минуса, вычитающего из жизни горожан смысл жизни, интерес к ней, мечты и возможность их реализации, аннигилирующего саму сущность человеческого существования (о бытии в данном контексте речь даже не заходит). Все герои Сенчина, как и автобиографический персонаж, с готовностью через сон и пьянство входят в ирреальность, чтобы уйти от реальной жизни и отгородиться от ее проблем.
Сенчин в произведении обращается не к длительному периоду становления юного героя, но к короткому времени из жизни двадцатипятилетнего автогероя (точнее, это отрезок времени в несколько недель с поздней осени до ранней зимы). Изображаемый период избран художником неслучайно: Сенчин остановился на самых темных (в природном смысле) неделях года, которые, без сомнения, накладывают свой отпечаток на психологическое самочувствие персонажа повести.
Главный герой повествования Роман Сенчин - монтировщик сцены в местном провинциальном театре. Примечательно, что писатель, реальный Сенчин, действительно работал в Минусинском театре, но художественное сознание прозаика позволяет ему преодолеть конкретику реальных событий, придать им некое символизирующее звучание: разглядеть театральность, ненастоящность самой жизни. Принципиально важно, что герой - не актер, а реквизитор, писатель намеренно создавал образ обыкновенного героя, создавал его таким, как многие. Его отличает от других лишь одно - умение наблюдать и подмечать важное.
Метафору жизнь-театр Сенчин словно бы переводит на профессиональный уровень, реализует ее через профессию: автогерой монти-
Раздел 1 • Способы изображения человека и мира в литературе XIX—XXI веков рует декорации, наблюдает за актерами, воспринимает жизнь через декорации театра, постигает сущность актерства в обычной жизни и на сцене. В рамках театральной среды и театральной профессии, в которые погружен главный герой, хронотопы биографический и эпический дополняются хронотопом театральным (шире - мифическим, по сути своей - ненастоящим, неподлинным, условным). Время бытовое (биографическое) проникает во время мифическое (театральное), порождая симбиоз времени эпического (типического, намеренно типизированного). Благодаря точке зрения автогероя читатель-зритель смотрит на сцену не из зала, но из-за декораций. То есть, условно говоря, не жизнь проникает в театр, а театр пронзает реальность жизни, наделяя ее чертами игры, подделки, масочности, декораций.
Концептуально значимо, что среда обитания автогероя - не авансцена, а арьерсцена, не дом и квартира, а общежитие (причем не театральное, а общежитие мебельной фабрики). Другими словами - высокая тема искусства «снижается», сфера обитания героя - закулисье, «задник», «черный ход». Но с другой стороны, в «вечно сонном» и «закисшем» Минусинске, городе-Минусе, Сенчин (герой и автор) через театр умеет разглядеть атмосферу желания другой жизни, пусть не настоящей, но прекрасной, краткой и доступной. Жизнь-театр, как показывает Сенчин, охватывает все слои общества: и театралов, и людей, далеких от них, и артистов, и чернорабочих. Театральность (в самом широком смысле) пронизывает и сцену (жизни), и ее закулисье.
По автогерою, вся жизнь - не просто театр и сцена, а сплошной балаган (вертеп) в духе старорусских ярмарок и базаров. Неслучайно в повести Торговый центр Минусинска - это второй центр (наряду с театром) сосредоточения всей жизни города, где можно не только купить любой товар, пообедать, развлечься, но и встретить того, кого ты долго не видел (даже родителей). Сенчин намеренно соединяет рассказ о театре, в котором работает герой, с расположенным неподалеку от него Торговым центром, попросту «толкучкой». Незаметно для читателя (специально не акцентируя и не педалируя эту тему) писатель напоминает о наступлении времени торгашей, времени купли и продажи всего и вся, о «рыночном времени» 1990-х гг. Как в предшествующих размышлениях сознание героя плотно занимал театр, позволяя писателю реализовать мотив «жизнь/театр», так теперь прозаик настраивает реципиента на восприятие образов нового времени - «жизнь/ базар», «жизнь/толкучка», «жизнь/торжище». Как театр в деталях представал в пытливом сознании героя, так теперь торговые ряды и прилавки, палатки и ларьки становятся предметом пристального интереса
Section 1 • Ways of depictinga person and the world ¡n the literature of the XIX—XXIth centuries и рефлексии персонажа-наблюдателя. По существу Сенчин исподволь реализует в тексте древнеримскую метафору Ювенала: «Хлеба и зрелищ!» (лат. Panem et circenses). Торговый центр и Театр суть главные места-пристанища ущербных жителей художественно убогого Минус-города.
Если в предшествовавшей Сенчину русской литературе уверенно проводилась мысль, что «книга - источник знаний», что литература -нравственная опора общества, то в художественном мире героев Сен-чина даже книга меняет свою роль и утрачивает некогда приписываемые ей функции. Воспитанный в семье интеллигентов и учившийся по книжкам тому, «Что такое хорошо и что такое плохо», герой вырос «юношей достаточно правильным»2. Однако жизнь продемонстрировала герою, что «книга - ложь» (как «сказка - ложь»), что все написанное в ней - вымысел. По прошествии времени герой называет ранее любимые книги дурацкими и лживыми. О себе сегодняшнем персонаж признает, что он не читал ни одной книги за последние годы.
Русская классическая литература всегда задавалась вопросом: в чем смысл жизни? И если подростком герой терзался этой риторикой, то теперь он определяет его как вопрос идиотский и в ответе на него находит смысл жизни в добывании еды. По мысли героя, искать смысл жизни - это право лишь подростков.
Современная литература, в представлении Сенчина-героя, стала иной, чем раньше. Она выстраивает в сознании читателей иные (чем прежде) идеалы. Так, во время одного из застолий сосед автогероя по «общаге» Паша подробно и страстно пересказывает содержание книги-бестселлера Мишеля Спорте «Адская троица». Писатель-Сенчин в данном случае моделирует «текст в тексте», пишет «роман в романе». Сенчин не ограничивается указанием на сюжетный ряд - он его подробно «воспроизводит» со слов Паши. Детали романного мира французских героев оказываются весьма близки чертам того мира, в котором живут и персонажи Сенчина в городе-Минусе. В ряду фабульных событий французского романа - обстановка в семье все хуже, драки, увольнения, любовники и любовницы, уход из семьи, самоубийство и другие проблемы. В итоге, по рассказу Паши, у одного из персонажей зарождается идея, что он избранный как Раскольников... Герой романа готов к преступлению и совершает его (по содержанию французского романа «адская троица» идет на грабеж).
Рассказчик Паша называет отступление автора самым интересным моментом в этом французском романе-бестселлере, считая, что словно бы растворенный в образах героев французский автор на самом деле
Раздел 1 • Способы изображения человека и мира в литературе XIX—XXI веков на стороне своих героев-ребят. Введенный в текст повести «чужой» текст явно эксплицирует собственную позицию автора повести: Сен-чин-автор тоже полностью за героев-ребят, на стороне автогероя и его приятелей. В текст Сенчина незаметно, посредством «французского» «претекста», привносится точка зрения «невидимого» создателя повести. Его «середнячки» почти в точности соответствуют пересказу Паши и, как следствие, заслуживают сочувствия и понимания Сенчина-автора. Однако только экспликацией авторской позиции роль этого - важного в цепи событий повести - эпизода не исчерпывается. «Претекст» актуализирует в «посттексте» сходные сюжетные перипетии: герои Сенчина вскоре и сами додумаются до того, как достичь справедливости в несправедливом мире. Пример «французского романа» придает героям уверенность в себе и служит «оправдательным документом» для их поступков (преступлений). Художественное пространство города-Минуса активизирует в персонажах «минусы» их души и совести, особенно под воздействием еще одного «минуса» - спиртовой продукции местного производства.
Французский роман, столь подробно изложенный Пашей, называют книгой правильной. И эта оценка отзовется как саркастический парафраз известных слов Ленина о книге М. Горького «Мать». А распространенным «крылатым выражением» для героев этого минус-мира станет не «Что такое хорошо и что такое плохо» по Маяковскому, а «Украл, выпил, в тюрьму - романтика!» по знаменитому фильму «Джентльмены удачи» (1971, режиссер А. Серый).
Авторская «нейтральность» в повести Сенчина, несомненно, мнимая и иллюзорная. Автор сознательно скрывает собственную аксиологию, отношение к поступку и поведению персонажа, чтобы сосредоточить внимание исключительно на эгогерое, на его «субъективной объективности». Герой старается быть честным с самим собой и таковым предстать перед читателем-реципиентом, но воспринимающему субъекту понятно, что в ядре персонажной объективности неизбежно доминирует субъективность. Однако автор сознательно допускает это «несоответствие» - ему необходимо как можно более приближенно показать «внутреннего героя» и попытаться понять, есть ли в сердцевине героя потенция выхода из минуса жизни (или нет), есть ли у персонажа «обратная» перспектива.
В предложенном автором «независимом» положении герой оказывается словно бы сам по себе, он один - перед собой и читателем, без видимого посредства автора-создателя. Автогерой в повести - не деятель, не активист, не вершитель событий. Он легко отступает от реа-
Section 1 • Ways of depicting a person and the world in the literature of the XIX—XXIth centuries лизации любого плана (тем более - от воплощения мечты), с готовностью поддается влиянию окружающих и воздействию «толпы» (шире -среды, мотив «среда заела»). Герой-Сенчин характеризует себя сам и, заметим, далеко не лицеприятно: «Монтировщик я - тупой, злобнень-кий, вечно похмельный рабочий сцены...»3. Все, что читатель узнает о нем, будь то нечто хорошее или плохое, автогерой сам вспоминает о себе и не скрывает истины от реципиента-читателя, скорее наоборот - выводит собственные недостатки на передний план. Персонаж воспринимает себя таковым, какой он есть, «без прикрас». Установка Сенчина-писателя через нелицеприятное «самокопание» автоперсонажа обретает характер допустимой достоверности, только сам герой способен видеть себя таким, какой он есть на самом деле, изнутри, с доступной (его и читательскому) пониманию мотивикой действий, поступков, мыслей. Психологический ракурс повествования тем самым набирает свою силу, достигает высшего градуса.
Так, именно объективность в саморепрезентации героя и становится предпосылкой возможности поиска персонажем жизни другой, смысла иного, чем только выпить и заснуть. Герой-недеятель в окружающей жизни сохраняет способность быть деятельным внутри, на уровне сознания, на уровне мечты. В итоге автогерой не очень уверенно, но все-таки приходит к тому, что во всех его бедах, в его нынешнем положении виноват он сам: «.я сам виноват, сам во всем виноват»4. Важным оказывается то, что удручающее самокопание героя, нелюбовь к самому себе приводят его к здравой (хотя и знакомой по предшествующей русской литературе) мысли, что ответственность за происходящее вокруг лежит на самом человеке (герое). В финале повести герой-Сенчин остается все тем же монтировщиком сцены. Но теперь последнее словосочетание - «монтировщик сцены» - прочитывается уже иначе, чем в начале повествования: остается пусть и слабая, но все-таки надежда, что внутренне недовольный собой герой сумеет смонтировать новую сцену собственной жизни. И даже если этого не происходит в рамках повести «Минус», важно, что психологизм прозы Сенчина ориентирует его героя на иную жизнь.
В «Минусе» Сенчина дифференциация хронотопа биографического (героя) и хронотопа эпического (автора-повествователя) затруднена. Если в собственно автобиографических романах автор-повествователь был серьезно удален по времени от протогероя, от биографического героя в прошлом, если точка зрения «взрослого» героя (нарратора) не совпадала с точкой зрения героя «молодого» (героя-деятеля), то в повести Сенчина эта граница намеренно стерта. Видимой дистанции,
Раздел 1 • Способы изображения человека и мира в литературе XIX—XXI веков сознательно выдерживаемой автором, в данном случае нет. Скорее наоборот, Сенчин-автор старается создать иллюзию приближенности к Сенчину-герою. Повествование Сенчина разворачивается перед читателем словно бы «in life», как в реальной жизни, «вживую». Оно не предполагает наличие думающего нарратора-автора, который поможет осмыслить и оценить поступки и характер эгогероя. В повести почти нет ностальгии по детству (и описания прошлого мало). Автор не возвращает своего героя в детство, как принято в традиционном автобиографическом повествовании, он намеренно подчеркивает состояние не-детства, хочет акцентировать взгляд на сегодняшнем состоянии неустроенного героя, его психологии, его сознании, его душевной немощи.
В отличие от множества собственно автобиографических текстов, в повести Сенчина истинность и правдивость повествования не обеспечиваются привлечением документа или близких к нему материалов (записей, дневников, писем и проч.). Художественность его повествования позволяет спроектировать такой мир, в котором истинность героя доказывается его «реальной» (текстовой) жизнью, мыслями, суждениями, поступками. Автор (как бы) намеренно не вмешивается в жизнь героя, но следит за ним, словно бы подробно фиксирует (через близость самосознания) внутренние движения личности, души героя. Атмосфера похожести художественного мира на мир реальный позволяет Сенчину-прозаику убедить читателя в том, что все рассказанное (точнее - изображенное) есть жизненная реальность, которая настолько жива и ярка, что не предполагает никаких дополнительных доказательств.
Видимая динамика характера традиционного литературного автоперсонажа у Сенчина утрачивает свою релевантность и актуальность. Если в автобиографическом (традиционном) повествовании автор стратегически намечает вектор художественной эволюции своего автобиографического героя, вырисовывает этапы его становления и факторы его личностного развития, то в художественном повествовании Сенчина речи о динамике характера, о кардинальном изменении героя нет. Проза Сенчина нацеливает читателя на восприятие героя здесь и сейчас, при этом не лишая его протобиографической базы и протособытийного фундамента. Сенчин говорит о себе, но создает характер художественного персонажа, т. е. героя типизированного, «среднего», обычного и похожего на многих. По словам С. Белякова, «герои Сенчина узнаваемы, но не равны своим прототипам. Достоверность и документальность не одно и то же»5. Черты индивидуаль-
Section 1 • Ways of depicting a person and the world in the literature of the XIX—XXIth centuries ные (как в традиционном автоперсонаже) не выделяют героя из всех, не свидетельствуют о личностном начале автогероя, а наоборот, сближают его с другими. Сенчин-автор создает портрет поколения - «героя своего времени».
Итак, Сенчин-писатель уводит свое повествование от собственно автобиографической наррации к автопсихологической, но и в данном случае автопсихологическая повесть Сенчина построена на основе автобиографического материала, отрефлексированного автором-нарра-тором.
Примечания
1 Иванова Н. Без слез // Все о Сенчине. В лабиринте критики / сост., предисл.
B. Огрызко. М.: Литературная Россия, 2013. С. 105-107.
2 Сенчин Р. В. Минус // Знамя. 2001. № 8. С. 17.
3 Там же. С. 57.
4 Там же. С. 101.
5 Беляков С. Роман Сенчин: неоконченный портрет в сумерках // Все о Сенчине. В лабиринте критики / сост., предисл. В. Огрызко. М.: Литературная Россия, 2013.
C. 389.
