CC BY
8
13. Dal V.I. Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka: v 4 tomakh [Explanatory dictionary of the living Great Russian language. In 4 volumes]. Moscow, RIPOL klassik Publ., 2006, vol. 4. R-Ya. 672 p. (In Russ.).
14. Frazeologicheskiy slovar'russkikh govorov [Phraseological dictionary of Russian dialects]. Moscow, Nauka Publ., 1983. 232 p. (In Russ.).
15. Felitsyna V.P. Russkie poslovitsy, pogovorki i krylatye vyrazheniya: lingvostranoved. slov. [Russian proverbs, sayings and catchphrases. Linguistic and cultural dictionary]. Moscow, Rus. yaz. Publ., 1988. 269 p. (In Russ.).
16. Felitsyna V.P., Mokienko V.M. Russkie frazeologizmy: Lingvostranovedcheskiy slovar'[Russian phraseological units. Linguistic and cultural dictionary]. Moscow, Russkiy yazyk Publ., 1990. 220 p. (In Russ.).
17. Tyupa V.I. Mifologema Sibiri: k voprosu o "sibirskom tekste" russkoy literatury [Mythology of Siberia: on the issue of the "Siberian text" of Russian literature]. Sibirskiy filologicheskiy zhurnal [Siberian Journal of Philology], 2002, no. 1, pp. 27-35. (In Russ.).
УДК 27-4
Doi: 10.31773/2078-1768-2022-60-35-46
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ АДАПТАЦИИ ПРАВОСЛАВИЯ В РОССИИ В РАМКАХ ПРОЦЕССОВ СЕКУЛЯРИЗАЦИИ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА И ГОСУДАРСТВА (XVIII-XX ВЕКА)
Кошкаров Анатолий Геннадьевич, директор Православной гимназии во имя Святителя Луки Войно-Ясенецкого (г. Новокузнецк, РФ). E-mail: koshkaroff@mail.ru
Миненко Геннадий Николаевич, доктор культурологии, профессор, профессор кафедры культурологии, философии и искусствоведения, заместитель заведующего кафедрой теологии и религиоведения, Кемеровский государственный институт культуры (г. Кемерово, РФ). E-mail: antropolog-min@mail.ru
Статья посвящена проблеме социокультурной адаптации православия в России в рамках процессов секуляризации и индустриализации. Авторы подробно рассматривают предварительные общестра-новые условия адаптации религиозной традиции и анализируют факторы, повлиявшие на структуру и функции транслирующих ее институтов. В частности, дана характеристика православной традиции в ее русском варианте на 1917 год: отмечены особенности ее изменения, трансформации и адаптации за предшествующие 200 лет (со времени Петровских реформ) - укрепление иерархии и рождение церковной бюрократии, рационализация богословия и приходской жизни, укрепление сословных границ между священством и мирянами. Авторы отмечают, что реформы, инициированные государством за указанный период, повлияли на русскую религиозную традицию на всех ее уровнях в значительной степени, в отличие от других сфер общественной жизни.
После 1917 года вплоть до второй половины ХХ века религия давала ответ кризису, порожденному советским государством. Исследование религиозной сферы общественной жизни после 1917 года авторы осуществляют на основе трудов и воспоминаний представителей русского духовенства - современников рассматриваемого периода: митрополита Вениамина Федченкова, святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Антония (А. Б. Блума), протопресвитера В. В. Зеньковского и других. В заключении авторы приходят к выводу, что кризис во взаимоотношении Церкви и государства мог повлиять на внешние структуры самоорганизации традиции, физически деформировать ее, но не изменить аксиологическое содержание русского православия, чему способствовал высокий адаптационный потенциал русского церковного общества и православных институтов.
Ключевые слова: религия, традиционное общество, советское индустриальное общество, религиозная адаптация.
MAIN TRENDS IN THE SOCIO-CULTURAL ADAPTATION OF ORTHODOXY IN RUSSIA WITHIN THE FRAMEWORK
OF THE PROCESSES OF SECULARIZATION AND INDUSTRIALIZATION OF THE RUSSIAN SOCIETY AND THE RUSSIAN STATE (18TH-20TH CENTURIES)
Koshkarov Anatoliy Gennadyevich, Director of Orthodox Gymnasium in the name of Prelate Luka Voino-Yasenetsky (Novokuznetsk, Russian Federation). E-mail: koshkarofff@mail.ru
Minenko Gennadiy Nikolaevich, Dr of Culturology, Professor, Professor of Department of Culturology, Philosophy and Art History, Deputy Head of Department of Theology and Religious Studies, Kemerovo State University of Culture (Kemerovo, Russian Federation). E-mail: antropolog-min@mail.ru
The article is devoted to the problem of socio-cultural adaptation of Orthodoxy in Russia within the framework of secularization and industrialization processes. The authors examine the preliminary countrywide conditions for adaptation of religious tradition in detail and analyze the factors influenced the structure and functions of institutions communicating it. In particular, the authors present the characteristics of the Orthodox tradition in its Russian version in 1917: the features of its change, transformation and adaptation for the previous 200 years (since Peter the Great's reforms), namely: the strengthening of the hierarchy and the birth of the church bureaucracy, the rationalization of theology and parish life, the strengthening of class boundaries between the priesthood and the laity. The authors note that the reforms initiated by the state during this period have influenced all levels the Russian religious tradition to a significant extent, unlike other spheres of public life.
After 1917, until the second half of the 20th century, religion responded to the crisis generated by the Soviet state. The authors carry out the study of the religious sphere of public life after 1917 on the basis of the works and memoirs of representatives of the Russian clergy - contemporaries of the period under consideration: Metropolitan Veniamin Fedchenkov, prelate Ioann (Maksimovich), Metropolitan Antoniy (A.B. Blum), Protopresbyter V.V. Zenkovskiy and others. At the end of the article, the authors conclude that the crisis in the relationship between the church and the state could affect the external structures of the tradition's self-organization, physically deform it, but not change the axiological content of Russian Orthodoxy, which was facilitated by the high adaptive potential of the Russian church society and Orthodox institutions.
Keywords: religion, traditional society, Soviet industrial society, religious adaptation.
Петровские судоверфи, демидовские заводы, горнодобывающие предприятия Алтая и Урала начали активно действовать в начале XVIII века. К моменту реформ Александра II Россия была уже в значительной степени технологически оснащена, а с 1861 по 1913 год продемонстрировала свою экономическую устойчивость и жизнеспособность. Наряду с экономическими и государственными преобразованиями Петр I пристальное внимание уделял изменениям повседневной жизни подданных, созиданию новой культуры европейского образца, в том числе религиозной ее составляющей. Для Петра Великого примерами оказались не только голландские верфи и
шведская армия, но и религиозные учреждения протестантских и католических стран.
Европейская Реформация ворвалась в Россию в виде Духовного Регламента Петра I. То, что увидел Петр на Западе, убедило его в необходимости введения этого и в России. В первую очередь он увидел часть Европы, свободную от папской власти. Для Петра Папа Римский и Патриарх Московский являлись тождественными фигурами. В протестантских церквях он увидел возможность богослужения без папы, патриарха или иной фигуры, несущей некоторые регалии высшей власти. Отсюда становится понятной организация церковного управления в России в лютеранском
и англиканском духе - с подчинением духовных властей светским. В частности, Священный Синод виделся как бюрократическая структура, в которой решаются основные церковные дела. Он был создан под непосредственным контролем государственных чиновников по немецкому лютеранскому образцу. Учреждению Синода предшествовало фактическое упразднение патриаршества. Новый патриарх по смерти Адриана в 1700 году просто не был выбран. Общей идеей петровских преобразований церковных институтов стало ослабление традиционной иерархии, основанной на авторитете, верности традиции и определенных личных заслугах, создание регулярной церковной бюрократии, тесно связанной с государством и лояльной ему, а также подчинение всех церковных вопросов этому бюрократическому аппарату. Подобные преобразования вызывали недоумение и протест многих церковных деятелей, иерархов, священников и простых мирян. Показательны слова современника: «На благочестие и веру нашу православную наступили, но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредитель-ное искореняют» [15, с. 95].
Наиболее заметными для носителей традиции были внешние изменения: вместо традиционного одноголосого - знаменного - в церквях зазвучало партесное многоголосное пение; иконы стали писать по католическим образцам, где господствовали чувственные образы: «пухленькие» ангелочки, «румяные» мученики. При этом русские допетровские иконы закрашивались, постепенно изменялась под влиянием западных образцов и храмовая архитектура. Но более важным следствием государственной бюрократизации и централизации Церкви оказалась трансформация богословия и богословского образования.
В России к началу правления Петра уже существовала местная православная традиция, находившаяся в постоянном контакте и под сильным влиянием западного богословия. Это была традиция Восточной Украины, перешедшая из Польши в Москву в 1654 году. Обычным для украинских иерархов было хорошее знание латыни и европейских языков, близкое знакомство с католической и лютеранской литературой, довольно регулярный ее перевод на «славянское наречие» - местный ва-
риант церковно-славянского языка. В частности, к подобным иерархам относятся Иоанн Максимович (1651-1715), архиепископ Черниговский, в конце своей жизни митрополит Тобольский и Сибирский, многие из трудов которого были переводами книг католических и лютеранских бо-гословов1.
В правление Петра архиереи такого рода получали назначения на кафедры за пределами Украины, их деятельность и труды, ранее воспринимаемые в Москве и других городах с непониманием, получили государственную поддержку.
Богословское образование, ранее опиравшееся скорее на личную инициативу и самоорганизацию, также было устроено на регулярной основе по европейским образцам - славяно-греко-латинские школы, затем система епархиальных училищ и семинарий во главе с Духовной академией в Петербурге. К организации учреждений были допущены в основном люди, разделявшие взгляды императора на необходимость церковных преобразований. Таким образом, католическая и лютеранская литература, соответствующие образцы и сам тип богословского мышления с XVIII века прививались будущим священникам и епископам, а затем от них передавались и прихожанам.
Многочисленные дословные переводы католических катехизисов и книг догматического и апологетического содержания готовились для непосредственного применения в православных общинах. Отсюда появилось выражение, характеризующее петровскую и послепетровскую эпоху в жизни Церкви, данное исследователями конца Х1Х-ХХ века: «пленение православного богословия западным».
В этом отношении трансформация богословия подтвердила отказ от традиционной иконописи и храмовой архитектуры, стала фундаментом для выхолащивания богослужения. Изменения коснулись и приходской жизни. Церковная община традиционно состояла из духовенства и мирян, которые содержали клир и являлись прихожанами храма. На клириков государством были возложены не относящиеся к религии функции: чтение на
1 «Святитель Иоанн Тобольский в качестве оригинального латинского текста пользовался текстом произведения немецкого писателя и проповедника монаха Иеремии Дрекселя (1581-1638)» [10, с. 3].
богослужениях государственных указов, приказов, манифестов, «предупреждения и пресечения возможных волнений» [10], ведение метрических книг, выдача свидетельств, проведение «брачных обысков», регистрация смертей. Священник становился не столько служащим представителем общины, сколько представителем государственной власти в общине. Укрепление сословных границ, разный образовательный уровень, разные права и обязанности перед государством дополнительно закрепили эту рознь между священством и прихожанами. Для духовенства перспектива нереализованных возможностей сулила недовольство по разным поводам. Это «ограничения в карьерном росте <...> способностей, личных амбиций и стремлений. Отсюда проистекали чувство приниженности, комплексы неполноценности и "маленького человека"» [17, с. 33]. Священническая среда реагировала на это отходом от традиционного сословного принципа: отец священник -сын священник. Дети духовенства в семинарии начали идти не по желанию дальнейшего служения церкви, а по причине более дешевого способа обучения. В начале ХХ века из семинарий только пятнадцать или двадцать процентов выпускников шли в пастыри. Остальные по окончании семинарий шли в «университеты, в разные институты, в учителя» [14, с. 117].
Не менее значителен и упадок монашеской жизни. Его причины можно искать как в государственном влиянии2, так и в отсутствии богословской поддержки, в следствиях более раннего кризиса русского православия середины XVII века. В итоге в конце XVIII - начале XIX века монашеская традиция была заново «экспортирована» в Россию из Молдавии уроженцем Украины Па-исием Величковским, который, кроме того, заложил основания для возрождения традиционного православного богословия, переведя на славянский язык несколько важных греческих сборников святоотеческих трудов. В той или иной мере с Паисием связаны все последующие деятели данного возрождения: Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, оптинские старцы. Первенству-
2 Петр ввел ряд законодательных ограничений для деятельности монастырей, в середине XVIII века уже в качестве реакции на дезорганизацию данной сферы государство просто закрыло значительное число монастырей.
ющим и официальным оставалось православие «западного» облика, представленного системой семинарий, Синодом, Академией, большинством архиереев и священников.
В целом о XVШ-XIX веках в истории русского православия можно говорить как о времени весьма значительной трансформации традиций, проводимой по абсолютной государственной инициативе, порой наталкивавшейся на глухое недовольство или сопротивление церковных низов, реже - иерархов и опережавшей общественные изменения. Данные изменения традиций, имеющих католические и умеренно протестантские образцы, можно сопоставить с традиционно протестантской в институциональном отношении и неокатолической в богословском отношении религиозной традицией в Европе. Однако данному опережающему религиозному процессу соответствовало более архаичное, традиционное и мало индустриализованное общество, взорвавшееся под грузом собственных противоречий в 1917 году.
Если изменение религиозной традиции в России, начавшееся с Петровских реформ, в итоге достигло самых низов - приходской жизни и отношений, то реформы государственного устройства, высокой культуры и экономики чаще характеризуются как верхушечные, затронувшие только аристократию, высшее дворянство и тех людей иных слоев, которые с энтузиазмом восприняли новые порядки. По итогам преобразований начала XVIII века Россия приобрела современные на тот момент армию, правительство и бюрократию, оставшись при этом аграрной страной, большинство жителей которой руководствуются нормами традиционного общества и тяжело идут на контакт с представителями и структурами «нового» государства. Начавшееся при Петре I ужесточение крепостного права закончилось при его преемниках трансформацией данного права в институт, скорее напоминающий рабство. Данное разрешение скрытого конфликта между европеизированными «верхами» и большинством традиционных «низов» можно признать логичным, осуществлявшимся через колонизацию и порабощение более развитым обществом менее развитого, но его сложно признать позитивным с точки зрения общей трансформации русского
общества - его перехода из состояния аграрно-традиционного к индустриальному. Скорее, результатом столетнего существования крепостного права в самых жестких его формах стали закрепление прежнего уклада и мировоззрения крестьянства и даже его некая архаизация, приобретение крестьянами таких культурных черт, которые не были характерны для него до XVIII века.
Таким образом, о начале полноценного перехода к индустриальному обществу и заимствовании европейских образцов уже на уровне народных масс можно говорить лишь начиная с 1861 года - времени отмены крепостного права. «В промышленном развитии пореформенной России можно выделить пять этапов» [5]: становление фабрично-заводского производства (1850-60-е годы); подъем фабрично-заводской промышленности (1885-1900-е годы); индустриальный кризис (1901-1902) и депрессия (1903-1908); экономический подъем (1909-1913); развитие индустриализма в военное время. Перечисленные этапы индустриализации естественным образом способствовали росту городского населения, что затронуло помимо сельской общины и приходскую - церковную общину.
Возникающие крупные города страны оказываются анклавами рождающегося индустриального общества, ключевыми элементами которого оказываются интеллигенция, городские разночинцы и высшее дворянство, ведущие образ жизни, во многих элементах близкий быту средних слоев населения передовых европейских стран, также купечество и рабочие, включенные в отношения экономики нового типа - рыночной и индустриальной. Именно в больших городах рождается новая индустриальная культура и, наконец, востребованным оказывается существующий и насаждаемый государством европеизированный тип религиозности.
При этом анклавы индустриальной экономики и индустриального общества все также были окружены «сельским морем». Россия и после полувека активной индустриализации оставалась преимущественно аграрной страной - 86,3 %, «городское население составляет всего лишь 13,7 процентов» [11, с. 38-39]. Это «сельское море» только при взгляде извне казалось единой массой, а на деле оказывалось раздробленным
на множество локальных групп с диалектными низовыми культурами, построенными вокруг зачастую архаических общинно-родовых традиций. Вышеописанная религиозная традиция европейского облика в подобных условиях может рассматриваться как традиция высших слоев общества. «Их» религия не воспринимается в полной мере народным большинством, трактующим существующие символы и ритуалы в архаическом духе, смешивая суеверия и христианство.
Так как именно исчезновение и вытеснение мифологического мышления стало основным признаком религиозной трансформации в Европе Х^ХУШ веков, то в нашем случае можно говорить лишь об изменении собственно религиозной традиции, но не о религиозной трансформации общества в целом, значительные группы которого вообще оказались на доаграрной стадии развития культуры. В последующий период попытки быстро изменить и индустриализовать общество под государственным давлением совпадут с экстремальным влиянием на религиозную традицию, попытками полностью исключить ее воздействие на какие бы то ни было общественные процессы и по возможности уничтожить саму традицию и ее носителей. Вследствие Октябрьской революции 1917 года государственное отношения к религиозным институтам в корне изменилось.
Революционеры созидали новую религиозность, против чего выступал В. И. Ленин, хотя преодолеть это не пытался. Первый нарком просвещения А. В. Луначарский считал, что «философия Маркса есть философия религиозная»: «Социализм вытекает из религиозных исканий прошлого, он религиозен по существу, хотя и оплодотворен фактом экономического роста человечества» [12]3. Это была рациональная
3 А. В. Луначарский даже сочинял молитвы: «Да приидет царствие Божие, Regnum gloriae, апофеоз человека, победа разумного существа над прекрасной в
своем неразумии сестрой его - природой. Да будет воля Его, его хозяйская воля, от предела до предела, то есть без предела. Да святится имя Его. На троне миров воссядет Некто, ликом подобный человеку, и благоустроенный мир устами живых и мертвых стихий, голосом красоты своей воскликнет: "Свят, свят, свят, полны небо и земля славы твоей" ...И человек-бог оглянется и улыбнется, ибо вот все добро зело» [12].
религия, от ума. А Луначарский выступал как жрец большевистской религии, основанной на марксизме [12].
Как в свое время христианство «пришло в Россию не только как религия, но и как мировоззрение, во всем объеме его содержания, охватывающего самые различные темы» [8, с. 29-30], так и большевики принесли не только мировоззрение, охватывающее все стороны политической и социальной жизни, но и религию, претендующую на духовное господство.
Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви, запрещение церковного «набатного звона» были первыми законодательными актами советского государства, которые еще лежали в рамках европейского опыта. В дальнейшем - с конца 1920-х и до начала 1940-х годов большевистская власть перешла к не имевшим в мировой практике аналогов мерам государственного террора против Церкви и священнослужителей. Тому же самому подверглись другие элементы «старого общества» - дворянское, купеческое, городское сословия.
Стратегия уничтожения сменилась другим направлением. Не надо совершенно уничтожать религию, необходимо взять ее под пристальный контроль. Жизнь в церкви решили поддерживать, но в «коматозном» состоянии. Разработку программы ограничения религии в советском государстве взяли на себя органы госбезопасности.4
Подобная стратегия относится еще к 1920-м годам, когда низовая приходская жизнь была относительно свободной.
В 1927 году появилось скандальное заявление митрополита Сергия (Страгородского). В нем выражались мысли, в которых митрополит «при-
4 В документе № П-173, Отчетном докладе начальника VI отделения Секретного отдела ОГПУ Е. А. Тучкова заместителю председателя ОГПУ В. Р. Менжинскому о работе отделения в 1923 году было настоятельно рекомендовано создать такую осведомительную сеть, которой можно было бы «руководить <.. > всей церковью <.. > После этого и имея уже целую сеть осведомления возможно было направить церковь по такому пути, какой нам был нужен». Эта методика достигнет своего апогея во второй половине ХХ века [1].
крывал» антирелигиозный характер советской власти. На что, естественно, последовала буря недовольства в зарубежной прессе. Звучали разгневанные возгласы и осуждения эмигрантов-со-отечественников5.
Советская система дистанцировалась от институтов индустриально-капиталистического Запада, таких как демократия и свободный рынок. После принятых решений XIV съезда партии в 1925 году взяли курс на то, чтобы на равных противостоять мировому капитализму. За первую (1929-1932) и вторую (1933-1937) пятилетки были построены новые и реконструированы старые предприятия. Сталинградский, Челябинский, Харьковский тракторные заводы, Днепровская ГЭС, Магнитогорский металлургический комбинат, Кузнецкий металлургический комбинат, Туркестано-Сибирская железная дорога, этими и другими стройками в стране начал созидаться советский индустриализм, а с ним и новые идеологические «подпорки».
После Великой Отечественной войны, во второй половине двадцатого века, получает распространение «Сен-Симоновский индустриализм» в связи с появлением понятия конвергенции -той идеи, благодаря которой начали серьезно и методично искать точки соприкосновения социализма и капитализма, пытаясь заимствовать из другой системы позитивные свойства и характерные черты. Сама идея на Западе получила свое развитие в работах Дж. Гэлбрейта, У Ростоу, П. Сорокина, Я. Тинбергена, Р. Арона. В СССР с этой идеей выступил общественный деятель, а позже диссидент и правозащитник, академик АН СССР, один из создателей первой советской водородной бомбы - А. Д. Сахаров. Суть его выступлений сводилась к тому, что необходимо заканчивать с холодной войной и начать создавать единую не милитаризированную цивилизацию.
5 «Это окаменение во всем - в спорах о "русско-сти", в "национальных организациях", потому что оно в самом сознании. Поэтому эмиграция реакционна по самой своей природе. Не участвуя в реальной жизни страны, народа, культуры, она может только "реагировать", но реакция эта, определенная изнутри этим отрывом, мертворожденная, иллюзорная. Все это я почувствовал, если не осознал.» [19, с. 122].
Религиозные организации индустриализму в Советском Союзе не сопротивлялись, так как, во-первых, религиозные работники заводов на свои «кровно заработанные» содержали духовенство и храмы, что делало этот труд «богоугодным». Во-вторых, во времена петровских преобразований, несмотря на государственную бесцеремонность в решении некоторых церковных вопросов, у Церкви авторитет был несопоставим со временами советского «атеизма». Официальная церковь против нового вида хозяйствования голоса не возвышала. В-третьих, между капитализмом (индустриализмом) и социализмом существует большая разница. Как замечал Б. П. Вышеславцев, западный индустриализм построен на индивидуалистическом капитализме, а советский индустриализм базируется на государственном капитализме [4]. Так что в советской индустриальной системе экономические аспекты не противоречат общинным установкам церкви.
Начиная с 1948 года теплые государственно-церковные отношения 1943-1947 годов сменяются холодом идеалогической отчужденности. У государства в лице ЦК появились претензии к Церкви. Исследователь этой проблемы А. В. Горбатов данные претензии суммировал в двух позициях. Первое - это негласное управление Русской православной церковью и контроль должны принадлежать Отделу пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Второе - Совет по делам РПЦ при Совете министров СССР должен отказаться от роли посредника и координатора Церкви и стать, по сути, управляющим административным механизмом, действующим «в интересах партии и социалистического строительства» [7, с. 166]. «Социалистическое строительство» и было той самой индустриализацией. Тема индустриализма стала актуальной, если не сказать самой значимой, почти во всех государственных начинаниях.
Руководство СССР прокладывало курс индустриального строительства. Вместе с появлением советского индустриализма в церковной среде стали происходить диалектически-риторические изменения, связанные с заводскими традициями.
Дисциплинарные установки индустриальных заводов получили место в церковных общинах, так как выходцы именно из этой среды ста-
новились прихожанами и работниками различных храмов.
Собрания «трудового коллектива», выговоры «товарищам», лишение премиальных «нарушителей трудовой дисциплины» и многое другое стало возможным услышать и увидеть в церковных коридорах.6
Что касается ментально-психологических установок индустриального человека, то можно сравнить позиции Декарта, Ламетри, Кеплера, ставящих в один ряд людей, животных и вселенную с механизмами, и, например, Н. И. Бухарина, который выводил из коммунизма особый вид трудовой кооперации «людей, рассматриваемых как живые машины в пространстве и времени» (см. [18, с. 59-60]). Поэтому следует учитывать, что для европейских мыслителей их механицизм - скорее пафосная метафора, ни к чему грандиозно революционному не обязывающая. Для Н. И. Бухарина это политическая программа. Бухарин писал о том, что «процесс строительства коммунизма является в значительной мере сознательным, то есть организованным» (см. [18, с. 58]). А капитализм организовывать необходимости не было, так как «его не строили, он сам строился» (см. [18, с. 58]). Социализм во всех проявлениях, в том числе в индустриализме, был продуктом «социальной инженерии» (см. [18, с. 58]).
Можно предположить, что именно по этой причине на первый взгляд ничего не представ-
6 В такой системе страдает идея пастырства как наиглавнейшего составляющего элемента церков-но-общинной жизни. «Самое название священника -пастырь, отец духовный, заимствованы из области
житейской практики: пастырь - пастух, отец духовный - отец семейства» [16, с. 13]. Отличительные «черты дара священства: пастырю дается благодатная, сострадательная любовь к пастве, обусловливающая собой способность переживать в себе скорбь борьбы и радость о нравственном совершенствовании своих пасомых, способность чревоболеть о них, как апостолы Павел или Иоанн. Такое свойство пастырского духа и выражает самую сущность пастырского служения» [16, с. 18]. В представлении члена церковной общины пастырство - это «не ремесло, не техника, не руководство, не властвование, а именно ласковое, жертвенное служение» [2, с. 16].
ляющий из себя тост, произнесенный на приеме в Кремле в честь участников Парада Победы 25 июня 1945 года И. В. Сталиным, до сегодняшнего дня обсуждается наравне с речью В. И. Ленина о том, что «каждая кухарка должна научиться управлять государством»7.
«Железный занавес» опустился, и для каждого «винтика» большой страны стали актуальными и приобрели новое и особенное звучание идеи, впервые озвученные в 1930-х годах: «Догнать и перегнать!». Мысли советских граждан сконцентрировались на этой индустриальной гонке. Улицы городов, поселков стали называться индустриальными именами. К «сонму» героев революции и Великой Отечественной войны стали приписывать ударников заводского труда, инженеров и руководителей заводских предприятий. Авторы художественных произведений, фильмов, представители различных направлений культуры смотрели в этом же направлении. Спорт, при том, что он далек от социально-политических установок, но даже из него сделали рупор индустриализма. Взять, к примеру, названия спортивных команд: «Металлург», «Химик», «Локомотив», «Трактор», «Шахтер» и пр. Все силы страны сконцентрировали на этой гонке, только Церковь посреди всего этого стояла особняком.
Социализм в противовес капитализму настаивал на принудительной обязательности исполнения производственных функций, обслуживающих индустриализм. Демократии как неизменной
7 «Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают "винтиками" великого государственного механизма, но без которых все мы - маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо "винтик" разладился - и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за "винтики", которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это -скромные люди. Никто о них не пишет, звания у них нет, чинов мало, но - это люди, которые держат нас, как основание держат вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей» [13, с. 1].
сущности капитализма в социализме не предви-делось8.
Вся тоталитарная советская «машина» двигалась в этом направлении, но поразительным образом Церковь оставалась вне этой системы, так как, во-первых, законодательно была отделена от государства, а, во-вторых, государство, в лице своих вождей, само не желало видеть Церковь в числе своих помощников.
Грандиозные индустриальные планы, пятилетки, ударный труд и прочее - все это непосредственно церковных организаций не касалось и в церковной среде язык «винтиков» был вытесняем традиционным обращением к живым образам: «я лоза, а вы ветви» (Ин. 15:5) и прочее. В Церкви существовал свой устав и своя иерархия (в том числе ценностей).
Так как религиозное сообщество не «понимало», чего от него хочет добиться советское общество, то иногда создавалось впечатление, что собственно государство на правах сильного, просто так («для профилактики») использовало модель манипулирования, которую исследователь религиозной жизни Сибири А. В. Горбатов определил как программную государственную триаду: «контроль (управление) - профилактика - репрессии» [6, с. 121].
И. В. Сталин к 1943 году уже решил, как сделать из Церкви свою опору и помощника, об этом свидетельствует его встреча с тремя православными иерархами и радикальное смягчение советской политики к Церкви из-за «церковной патриотической позиции». Н. С. Хрущев даже не рассматривал подобный вариант. Если для И. В. Сталина перспектива мягкого управления Церковью - посредством создания министерства, где появился Совет Русской православной церкви - была чем-то вроде аналога дореволюционного министерства, возглавляемого оберпроку-рором Священного Синода, то для Н. С. Хрущева верующие - это отсталые, малограмотные люди. Лидеры на местах стали требовать от «уполномоченного», чтобы он с жесткостью исполнял
8 В социалистической системе церковь чувствовала себя неуверенной: «"где Дух Господень - там свобода", и "к свободе призваны вы, братья". Во имя этого принципа отрицается прежде всего тоталитарная диктатура марксизма и утверждается свободная правовая демократия» [4].
свои функции, через которые государство стало диктовать Церкви что, где и когда делать, как помогать советскому правительству. Н. С. Хрущев поддался старому искушению: «что не понятно, то необходимо уничтожать». Хотя, например, в социалистической Румынии был опыт сора-ботничества Церкви с государством и как раз это время совпадает с индустриальными пятилетками в Румынии9.
И последнее. Западное индустриальное общество построено на индивидуализме - наперекор общинной традиционной системе ценностей. Советское индустриальное общество имело квазиобщинно-коммунистическую систему, что в корне меняет ментально-психологический подход к самоидентификации и культуре советского индустриального общества. Сравнивая европейское традиционное доиндустриальное общество с индустриальным, мы находим в традиционном обществе общинные, или в религиозном ключе - соборные идентификационные обоснования, а в индустриальном - индивидуалистические, антиобщинные.
Заключение
Характер развития отношений Церкви и государства в дореволюционный (синодальный) период в рамках процессов секуляризации и индустриализации российского общества и государства можно охарактеризовать, прежде всего, как стремление ослабить традиционную православ-
9 В 1944 году священник после совершения службы закрывает храм и тут слышит голос мужчины. Тот просит укрыть его от преследования. Он тут же открывает храмовые двери и вталкивает его внутрь. Пробегающим мимо полицейским указывает в заведомо неверном направлении. Беглец через два года стал президентом коммунистической Румынии. Звали его Георге Георгиу-Дежу. Своего спасителя он сделал патриархом. «Третьим патриархом Румынии стал Юстиниан Марина, избранный 24 мая 1948 года» [3]. Мало того, Церковь в Румынии не была отделена от государства и священнослужители получали зарплату от государства. Даже пионеры, проходящие с пионервожатыми возле храма, организованно останавливались и крестились в сторону куполов. Так, в социалистической Румынии церковная проповедь благословляла индустриальное строительство «родного социалистического богоспасаемого отечества». Положение оставалось таковым до прихода Николае Чаушеску.
ную иерархию путем государственной бюрократизации церковных институтов. Усиление Церкви поддерживалось государством только в вопросах социальной и просветительской значимости. Вследствие индустриализации и урбанизации трансформации подверглась церковная община -путем роста числа прихожан за счет сельской общины. При этом вследствие секуляризации произошел отход от традиционных сословных принципов наследования сана и прихода.
Развитие отношений Церкви с советским обществом выстраивалось путем исключительной дискредитации православной традиции всеми инструментами государства. Вплоть до Великой Отечественной войны 1941-1945 годов само существование церковной общины было поставлено под сомнение.
Индустриализация требовала особого идеологического импульса, который она нашла в стахановском движении и ему подобных процессах. В этом ключе прослеживаются попытки подмены советскими идеологами традиционных религиозных институтов квазирелигиозными коммунистическими идеологемами.
Наше предположение состоит в том, что этот кризис мог повлиять на внешние структуры самоорганизации традиции, физически деформировать ее, но не изменить аксиологическое содержание русского православия, что можно увидеть в нижепредставленных выводах.
1. Допетровское православие имело и дорожило своими религиозными особо русскими чертами. Приходы были архаичными и консервативными. Нахождение в общине предполагало полное приятие форм и традиций. С момента петровских преобразований эти формы и традиции были поколеблены. С этого времени начался процесс обратной адаптации, где общины начали усваивать те «завезенные продукты», которые являлись характерными для иных религиозных толков. Появление этих форм закрепило и переработало новую культуру, о чем свидетельствуют архитектура, художественная культура, музыка и литература. Таким образом, Церковь адаптировалась к новым формам.
2. Священника сделали представителем государственной власти, возложив на него регистрационную и фискальную работу учета и исполнения гражданских вопросов, связанных с регистра-
цией рождения, бракосочетания, смерти. Также контроль над гражданами относительно участия в церковных таинствах, что, безусловно, ставило духовенство в разряд не популярных институтов. Церковная общественность так и не смогла адаптироваться к этой роли, что видно из тенденций сокращения численности и отношения духовного сословия к этим повинностям.
3. Индустриальное общество породило новый - европеизированный тип российской религиозности. Отход от архаических общин, родовых традиций протекал гладко и размеренно, во всем совпадая с процессами урбанизации, поэтому адаптация религии к новым условиям носила мягкий и безболезненный характер.
4. Советские попытки изменить и индустриализировать общество совпали с экстремальным давлением на религию, что предрешило своеобразный ответ на этот вызов последней. Религиозные
институты показали способность адаптироваться к подобным ситуациям, создавая прецеденты не только для выживания, но и для развития.
5. Государственные заимствования методик и практик, взятых в качестве образца у религии, не разрушили отношение граждан к традиционной вере. Советская квазирелигиозность в совокупности со светскими обрядами не сакрализи-ровала советскую власть, здесь религия осталась не конкурентной.
6. Дисциплинарные уставы, терминология, особенности заводских трудовых взаимоотношений были безболезненно усвоены церковным сообществом. Это адаптация стала практически безальтернативной установкой, которая по сей день таковой и остается.
7. На семантическом уровне индустриальные механистические символы не смогли вытеснить традиционные «живые» религиозные символы.
Литература
1. Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 2. Политбюро и церковь. 1922-1925 годы. Документы разных дел из фондов АПРФ, ГАРФ, РЦХИДНИ, ЦА ФСБ. 1922-1925 [Электронный ресурс] / издание подготовили: Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. - М.: РОССПЭН, 1998. - URL: https://azbyka.m/otechmk/books/file/24099-Архивы-Кремля-Политбюро-и-Церковь-Книга-2-1922-1925-ггpdf (дата обращения: 10.05.2022).
2. Блум А., митрополит. Пастырство. - Изд. 2-е. - Таганрог: Новые Мехи; Информ. агентство Белорус. Право-слав. Церкви, 2005. - 459 с.
3. Воспоминания архиепископа Элистинского и Калмыцкого Юстиниана «Румыния времен Чаушеску и старца Клеопы» [Электронный ресурс]. - URL: https://pravoslavie.ru/orthodoxchurches/print77349.htm (дата обращения: 10.05.2022).
4. Вышеславцев Б. П. Кризис индустриальной культуры [Электронный ресурс]: избранные сочинения. - М.: Астрель, 2006. - 1037 c. - URL: http://marsexxx.com/lit/vysheslavcev-krizis_industrialnoy_kultury.htm (дата обращения: 10.05.2022).
5. Гвоздецкий В. Л. Индустриальное развитие Российской Империи (1861-1917) [Электронный ресурс]. - URL: https://www.sinref.ru/razdel/05250tehnika/03/86944.htm (дата обращения: 01.02.2022).
6. Горбатов А. В. Государство и религиозные организации Сибири в 1940-е - 1960-е годы: дис. ... д-ра исторических наук / ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет». - Кемерово, 2009. - 437 с.
7. Горбатов А. В. Государственно-церковные отношения в Сибири (1949-1952) // Известия Томского политехнического университета. - 2007. - Т. 310, № 3. - С. 166-170.
8. Зеньковский В. В., протопресвитер. Смысл православной культуры. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. - 272 с.
9. Максимович Иоанн, святитель. Илиотропион / предисл. и прим. свящ. Александра Гумерова. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2008. - 656 с.
10. Римский С. В. Российская Церковь в эпоху Великих реформ (Церковные реформы в России 1860-1870 годов) [Электронный ресурс]. - М., 1999. - URL: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/rossijskaja-tserkov-v-epohu-velikih-reform/1 (дата обращения: 10.05.2022).
11. Рубакин Н. А. Россия в цифрах. - СПб.: Изд-во Вестника знания (В. В. Битера), 1912. - 214 с.
12. Рылев К. Э. Священнослужители культуры. Почему в Москве много театров? 24 февраля 2010 года [Электронный ресурс]. - URL: http://www.chaskor.ru/article/cvyashchennosluzhiteli_kultury_15455 (дата обращения: 10.05.2022).
13. Сталин И. В. За здоровье скромных людей! // Правда. - 1945. - 27 июня.
14. Федченков В., митрополит. Россия между верой и неверием. - М.: Русь, 2003. - 733 с.
15. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. - Вильнюс, 1991. - 848 с.
16. Храповицкий А., митрополит. Пастырское богословие. - М.: Издание Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1994. - 325 с.
17. Худолеев А. Н. Отечественная историография революционной теории П. Н. Ткачева (1920-1980-е годы) / под ред. В. П. Зиновьева. - Томск: Томский государственный университет, 2012. - 348 с.
18. Шафаревич И. Р. Духовные основы российского кризиса века. Записки русского экстремиста. - М.: Алгоритм, 2005. - 320 с.
19. Шмеман А. Д., протоиерей. Дневники. 1973-1983 / сост., подгот. текста: У Шмеман, Е. Дорман, Н. Струве. -М.: Русский путь, 2005. - 720 с.
References
1. Arkhivy Kremlya. V 2 kn. Kn. 2. Politbyuro i tserkov' 1922-1925 gody. Dokumenty raznykh del iz fondov APRF, GARF, RTsKhIDNI, TsA FSB. 1922-1925 [The Kremlin Archives. In 2 vol. Vol. 2. Politburo and the Church in 19221925. Documents of different cases from the funds of APRF, GARF, Russian Center for the Storage and Study of Documents of Modern History Russian Central Archives of the Federal Security Service, Central Archive of FSB 1922-1925]. Ed. by: N.N. Pokrovskiy, S.G. Petrov. Moscow, ROSSPEN Publ., 1998. (In Russ.). Available at: https:// azbyka.ru/otechnik/books/file/24099-Архивы-Кремля-Политбюро-и-Церковь-Книга-2-1922-1925-гг.pdf (accessed 10.05.2022).
2. Blum A., Metropolitan. Pastyrstvo [Pastorate]. Taganrog, Novye Mekhi, Information agency of Belorusskaya Pravoslavnaya Church Publ., 2005. 459 p. (In Russ.).
3. Vospominaniya arkhiepiskopa Elistinskogo i Kalmytskogo Yustiniana «Rumyniya vremen Chaushesku i startsa Kleopy» [Memories ofArchbishop Justinian of Elista and Kalmyk «Romania in the times of Ceausescu and the elder Cleopa»]. (In Russ.). Available at: https://pravoslavie.ru/orthodoxchurches/print77349.htm (accessed 10.05.2022).
4. Vysheslavtsev B.P. Krizis industrial'noy kul'tury: izbrannye sochineniya [Crisis of industrial culture. Selected works]. Moscow, Astrel Publ., 2006. 1037 p. (In Russ.). Available at: http://marsexxx.com/lit/vysheslavcev-krizis_ industrialnoy_kultury.htm (accessed 10.05.2022).
5. Gvozdetskiy V.L. Industrial'noe razvitie Rossiyskoy Imperii (1861-1917) [Industrial development of the Russian Empire (1861-1917)]. (In Russ.). Available at: https://www.sinref.ru/razdel/05250tehnika/03/86944.htm (accessed 10.05.2022).
6. Gorbatov A.V. Gosudarstvo i religioznye organizatsii Sibiri v 1940-e - 1960-e gody: dis. ... d-ra istoricheskikh nauk [State and religious organizations of Siberia in the 1940s - 1960s. Diss. of Dr of historical sci.]. Kemerovo, Kemerovo State University, Publ., 2009. 437 p. (In Russ.).
7. Gorbatov A.V. Gosudarstvenno-tserkovnye otnosheniya v Sibiri (1949-1952) [State-church relations in Siberia (1949-1952)]. Izvestiya Tomskogo politekhnicheskogo universiteta [Proceedings of Tomsk Polytechnic University], 2007, vol. 310, no. 3, pp. 166-170. (In Russ.).
8. Zenkovsky V.V., protopresbyter. Smysl pravoslavnoy kul'tury [Meaning of Orthodox culture]. Moscow, Sretenskiy Monastery Publ., 2007. 272 p. (In Russ.).
9. Maksimovich Ioann, prelate. Iliotropion [Iliotropion]. Preface and note by prelate Aleksandr Gumerov. Moscow, Sretenskiy Monastery Publ., 2008. 656 p. (In Russ.).
10. Rimskiy S.V. Rossiyskaya Tserkov' v epokhu Velikikh reform (Tserkovnye reformy v Rossii 1860-1870 godov) [The Russian Church in the Age of Great Reforms (Church Reforms in Russia 1860-1870)]. Moscow, 1999. (In Russ.). Available at: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/rossijskaja-tserkov-v-epohu-velikih-reform/1 (accessed 10.05.2022).
11. Rubakin N.A. Rossiya v tsifrakh [Russia in Figures]. St. Petersburg, Publishing house of Bulletin of Knowledge (V.V. Bitner), 1912. 214 p. (In Russ.).
12. Rylyov K.E. Svyashchennosluzhiteli kul'tury. Pochemu vMoskve mnogo teatrov? 24 fevralya 2010 goda [The priests of culture. Why is there a lot of theaters in Moscow? February 24, 2010]. (In Russ.). Available at: http://www.chas-kor.ru/article/cvyashchennosluzhiteli_kultury_15455 (accessed 10.05.2022).
13. Stalin I.V. Za zdorov'e skromnykh lyudey! [For the health of humble people!]. Pravda [Truth], 1945, 27 June. (In Russ.).
14. Fedchenkov V., Metropolitan. Rossiya mezhdu veroy i neveriem [Russia between faith and unbelief]. Moscow, Rus Publ., 2003. 733 p. (In Russ.).
15. Florovskiy G. V. Puti russkogo bogosloviya [Ways of Russian theology]. Vilnius, 1991. 848 p. (In Russ.).
16. Khrapovitsky A., Metropolitan. Pastyrskoe bogoslovie [Pastoral theology]. Moscow, Svyato-Uspenskiy Pskovo-Pecherskiy Monastery Publ., 1994. 325 p. (In Russ.).
17. Khudoleev A.N. Otechestvennaya istoriografiya revolyutsionnoy teorii P. N. Tkacheva (1920-1980-e gody) [Domestic historiography of revolutionary theory of P.N. Tkachev (1920-1980)]. Ed. P. Zinovyev. Tomsk, Tomsk State University Publ. 2012. 348 p. (In Russ.).
18. Shafarevich I.R. Dukhovnye osnovy rossiyskogo krizisa veka. Zapiski russkogo ekstremista [Spiritual Foundations of the Russian Crisis of the Century. Notes of the Russian extremist]. Moscow, Algoritm Publ., 2005. 320 p. (In Russ.).
19. Schmeman A.D., archpriest. Dnevniki. 1973-1983 [Diaries. 1973-1983]. Compiled text preparation U. Shmeman, E. Dorman, N. Struve. Moscow, Russkiy put' Publ., 2005. 720 p. (In Russ.).
УДК 130.2
Doi: 10.31773/2078-1768-2022-60-46-51
ЭКСПЕРТИЗА ПРАВОСЛАВНОЙ ИКОНЫ: ЦЕРКОВНАЯ И СВЕТСКАЯ. СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
Ефименко Виктория Павловна, аспирант кафедры истории, философии и культурологии, Омский государственный университет путей сообщения (г. Омск, РФ). E-mail: vsegda-est@rambler.ru
Природа и экспертиза иконы - темы, обладающие непреходящей актуальностью в культурологическом и искусствоведческом дискурсе. При этом данная проблематика привлекательна для широкого круга интересующихся людей: как верующих и почитающих сакральные смыслы иконы, так и для светских ценителей этого высоко значимого культурного феномена. Принижение значения различий во взглядах религиозного и светского характеров могут порождать недопонимание критериев оценивания иконы.
Научная литература широко освещает проблемы создания религиозных образов и их восприятия верующим и секулярным сообществами, но аспекты видения иконы как сакральной или художественно-исторической ценности недостаточно обобщены и сопоставлены.
В статье проанализирована разница творческих установок светских художников и иконописцев, показано, как эта разница отражается на отношении мастеров к искусству, на формировании их идей, на воплощении предмета изображения и выборе художественного языка. Кроме того, акцентируется внимание на отличии восприятия иконы верующими и светскими людьми, рассматриваются нюансы их оценивания; выявлены пересечение и различие точек зрения на предмет изучения и оценки специалистами религиозной и светской областей; обращено внимание на вариативность существовавших и существующих ценностных подходов в среде иконописцев, института церкви, реставраторов, экспертов, знатоков и любителей.
В исследовании рассмотрены ключевые художественные формы, техники и средства создания иконы как символа веры и художественного произведения. Осуществлен междисциплинарный подход, привлечены материалы трудов специалистов в области психологии, истории, искусствоведения, философии.
Ключевые слова: экспертиза икон, православная икона, оценка икон.
EXPERTISE OF AN ORTHODOX ICON: CHURCH AND SECULAR. SIMILARITIES AND DIFFERENCES
Efimenko Viktoriya Pavlovna, Postgraduate of Department of History, Philosophy and Culturology, Omsk State Transport University (Omsk, Russian Federation). E-mail: vsegda-est@rambler.ru
The nature and the expertise of the icon are the topics of enduring relevance in cultural and art criticism discourse. Notably, this issue appeals to a wide range of interested people, both, believers and worshippers of the sacred meanings of the icon, and for secular connoisseurs of this highly significant cultural phenomenon.
