CC BY
30
А.Г.ДОРОЖКИН (Магнитогорск)
ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ РОССИИ В ОЦЕНКАХ СОВРЕМЕННЫХ ГЕРМАНСКИХ ИСТОРИКОВ
На протяжении ХХ в. в Германии дважды наблюдался интерес к проблеме российской капиталистической индустриализации - в начале столетия и в последней его трети. В первые два десятилетия ХХ в. разнообразные аспекты промышленного развития России рассматривали, как правило, не профессиональные историки (лишь О.Хетч составлял исключение), а экономисты, публицисты, сотрудники дипломатических служб, многие из которых бывали в России или находились в ней по долгу службы (О.Хетч,О.Гебель, К.Виденфельд)1. Они могли поэтому оперировать собственными наблюдениями. Соответственно, исследовательские и публицистические труды, вышедшие в Германии в начале ХХ в. и рассматривающие проблемы русской индустриализации, имеют не только историографическую, но и в известной степени также и ис-точниковую значимость.
Интерес к изучению указанной тематики возобновился в Германии (в тот период по преимуществу в ФРГ) в 60-70-е гг. прошлого столетия. Проблеме российской капиталистической индустриализации уделялось внимание и в 80-х гг., после чего можно говорить о снижении интереса. Восточногерманская историческая наука, со своей стороны, рассматривала вопросы промышленного развития дореволюционной России выборочно - в основном уделялось внимание участию иностранного капитала в экономике страны (Й.Май, Х.Лемке), операциям русских коммерческих банков (Х.Лемке)2; непосредственно итоги капиталистической индустриализации рассматривались историками бывшей ГДР исключительно в количественном выражении.
Если же говорить о Западной Германии, то в 60-80-х гг. исследования, посвященные промышленному развитию России, велись по преимуществу во Фрайбурге (значительная часть нынешних молодых немецких историков-специалистов по указанной теме - ученики фрайбургского профессора Х.Хауманна), Штутгарте, в восточноевропейских институтах Берлина и Мюнхена, в университетах Бохума и Геттингена. В последнее время интерес к изучению истории России в целом и ее индустриализации в частности в Германии несколько снизился, что в конце ХХ в. было отмечено И.А.Дьяконовой. Источниковая база германских историков в последние полтора-два десятилетия, однако, заметно расширилась, в т.ч. за счет привлечения данных российских архивов; обычно же труды германских исследователей проблемы основывались на документации, опубликованной в СССР; широко использовались также периодика (русская и зарубежная), публицистика, справочные издания, труды российских и западноевропейских экономистов начала ХХ в. В отдельных случаях, особенно при изучении иностранного капитала, привлекались разнообразные материалы зарубежных архивов. Некоторые работы, вышедшие в 60-80-х гг., носят чисто компилятивный характер (труды К.Функена, Д.Гайера, Х.Шерера3) - их авторы использовали исключительно сведения, почерпнутые из работ советских, англоязычных и отчасти белоэмигрантских историков.
Принимая во внимание чрезвычайное многообразие вопросов, относящихся к результативности капиталистической индустриализации, автор счел возможным ограничиться в рамках предлагаемой работы лишь рассмотрением некоторых аспектов проблемы в интерпретации современных германских историков. К числу этих аспектов относятся уровень развития русской промышленности, достигнутый ею к 1914 г., ее техническое состояние, взаимосвязь концентрации производства с отсталостью страны и - в предельно общем виде - результативность в целом индустриализатор-ской политики самодержавия в канун Первой мировой войны. Социальные последствия индустриализации и интерпретация их германскими историками требуют отдель-
ного анализа и не затрагиваются в данной статье.
Практически все современные историки едины в признании высоких темпов роста русской индустрии в конце Х1Х - начале ХХ вв., естественно, признавая и фактор цикличности развития. Историки-«пессимисты» (Ю.Нецольд, К.Функен, Х.Шерер), как и не принадлежащий безоговорчно к ним Х.Хауманн и осторожный «оптимист» К.Тальхейм подчеркивают при этом, что цикличность наиболее была выражена в ориентированной прежде всего на госзаказ тяжелой индустрии и обуславливалась внеэкономическими обстоятельствами4. Непосредственно предвоенный промышленный подъем германские историки до настоящего времени увязывают почти исключительно с выполнением военной программы царского правительства, стимулировавшей прогресс машиностроения. Реальное положение, однако, было гораздо сложнее -в 1909-1913 гг. на производство вооружения расходовалось лишь 7% выплавляемого в России металла, в то время как свыше 70% его составляли потребительские сорта5. Доля железных дорог как потребителей металлопродукции снизилась, по признанию Ю.Нецольда, до 17% в 1913 г.(в 1895 -32%). В то же время Х.Хауманн, разделяя устоявшийся подход, должен был признать рост удельного веса сельхозмашиностроения в структуре отрасли. В 1913 г. на сельхозмашины пришлось 20,5% всей продукции машиностроения против 7,5% в 1900 г.6 Тем самым Х.Хауманн фактически ставит под сомнение правомерность разделяемого им тезиса - доля выпуска товаров, предназначенных для аграрного сектора экономики, почти сравнялась с частью продукции отрасли, шедшей на выполнение военных заказов. Таким образом, и относящиеся к производству средств производства отрасли русской индустрии в начале ХХ в. уже в большей, чем ранее, степени, ориентировались на потребительский спрос - германская же историография признает такую ориентацию лишь за легкой промышленностью страны.
Д.Гайер и Х.Хауманн, признавая опережающие темпы роста отраслей группы «А» в периоды индустриального роста, признают вместе с тем сохранение за группой «Б» преобладания в структуре промышленного сектора. Об этом же говорил в начале 1970-х гг. историк старшего поколения К.Тальхейм. Х.Хауманн отмечает, однако, изменение соотношения между двумя категориями отраслей: соотношение стоимости производств групп «А» и «Б», составлявшее в 1890 г. 30:70, в 1913 г. вновь вышло на уровень 1900 г. и составило 40:60. Таким образом, заключает историк, промышленная структура России приблизилась уже к западноевропейскому стандарту7.
Наиболее полные данные, характеризующие место отдельных отраслей российской индустрии в мире к 1914 г., были приведены К.Тальхеймом. Он отметил, что русская горная промышленность уступала тогда по объему производства английской и германской, значительно превосходя французскую. По выплавке чугуна Россия занимала 5-е место в мире, по производству стали - делила 4-е место с Францией, существенно опережая последнюю по машиностроению. Электропромышленность России стояла на 6-м месте в мире, золотодобыча - на 4-м. Страна занимала второе место в мире по объему производства нефтяной и сахарной промышленности и третье - по целлюлозно-бумажному производству. Ахиллесовой пятой России К.Тальхейм считает химическую индустрию (за исключением резинового производства, успехи в развитии которого в начале ХХ в. отмечали Гебель и Виденфельд) - по производству суперфосфатов империя стояла только на 9-м месте8 . Данное обстоятельство особенно подчеркивает К.Функен; Б.Лер, не отрицая в целом слабого уровня развития российской химической индустрии, говорит, однако, и о быстрых темпах ее развития в 1909-1913 гг.9 Несмотря на все успехи в развитии машиностроения, Россия оставалась крупнейшим в мире импортером машин. Подчеркивая этот факт как свидетельство сохранения зависимости страны от ввоза данной продукции, и особенно сложных ее видов, К.Тальхейм, а затем Х.Хауманн и М.Шпет вместе с тем усмотрели здесь и несомненный показатель быстрой модернизации и технизации индустрии10.
Сходные данные о результатах российской индустриализации к 1914 г. приводят и
другие германские историки. «Пессимисты» при этом акцентируют внимание на сохранении разрыва между Россией и наиболее развитыми странами мира в количественных показателях; ими, особенно Ю.Нецольдом, К.Функеном, Х.Шерером, особенно подчеркивается отставание Российской империи от ведущих капиталистических государств по производству промышленной продукции на душу населения. Это же обстоятельство отмечают К.Тальхейм и Х.Хауманн. При этом, однако, не принимается во внимание наличие колоний у многих из этих государств; В.И.Бовыкин указывал также на необходимость учитывать при сопоставлениях подобного рода и естественно-географический фактор11. Говоря о тенденциях развития российской индустрии, Х.Хауманн, М.Шпет, Б.Бонвеч, отчасти М.Хильдермайер избегают говорить о росте отставания России от ведущих стран Запада по объему промышленного производства; Ю.Нецольд, К.Функен, Д.Гайер, Х.Шерер напротив, акцентируют на этом особое внимание. В действительности, по данным В.И.Бовыкина, к 1913 г. возросло отставание России от США по данному показателю, если принять за точку отсчета последние годы Х1Х в. Тем не менее, разрыв все же был меньшим, чем в середине 1880-х гг. По отношению к Англии отставание российской индустрии уменьшилось за 1885-1913 гг. втрое, по отношению к Германии - на четверть. Интересно отметить, что и сам К.Функен говорит о темпах промышленного развития России в конце Х1Х-на-чале ХХ вв. как наивысших в Европе - тем менее доказателен его тезис о постоянном увеличении разрыва между нею и другими ведущими странами континента12.
При характеристике итогов индустриализации важны, однако, не только количественные данные, но и качественные показатели, позволяющие судить о технической оснащенности различных отраслей, энерговооруженности, производительности труда и т.д. Из германских историков в последней трети ХХ в. определенное внимание данным аспектам проблемы уделили Х.Хауманн, М.Шпет, Т.Стеффенс и, в известной степени восточногерманский исследователь Х.Лемке. Последний, как и М.Шпет, отметил трудности перехода к новым технологиям и источникам энергии в России: объективная необходимость в этом к началу капиталистической эволюции страны была менее очевидной, чем в Западной и Центральной Европе. М.Шпет особо подчеркнул невозможность механического перенимания Россией образцов западной техники и технологии - требовалось учитывать ряд специфических факторов, исключавших простое копирование13.
Х.Хауманн и М.Шпет отметили определенные успехи в плане технического усовершенствования русской индустрии в предвоенное пятилетие. В итоге, указывает Х.Хауманн, по уровню механизации крупная промышленность страны вышла на третье место в мире, превзойдя Германию и Францию. Энергообеспеченность предприятий крупной индустрии возрастала опережающими темпами по сравнению с увеличением численности занятых на них. Выросла производительность труда в хлопчатобумажной промышленности, угледобыче, металлургии, металлообработке. Х.Хауманн и особенно М.Шпет отмечают также рост затрат на техническое переоснащение предприятий в начале ХХ в. Ссылаясь на труды М.И.Туган-Барановского и «Записки ИРТО», М.Шпет говорит о выделении в период предвоенного подъема значительных средств на техническую реконструкцию Юга России, а также ряда машиностроительных заводов. Тем не менее, имели место недостаточное использование производственных мощностей, широкое применение устаревшей техники и ручного труда. Производительность росла не везде; в нефтяной индустрии после значительного спада в 1905 г. и последующего застоя наблюдался некоторый рост, сменившийся, однако, новым уменьшением показателя. Но и в среднем по уровню производительности труда в пересчете на одного занятого Россия существенно отставала от наиболее развитых капиталистических государств14.
Данное обстоятельство, наряду с Х.Хауманном, отмечает и М.Шпет, также признающий как достижения, так и трудности технического усовершенствования русской промышленности. Он говорит о нерешенности в полной мере проблемы техниче-
ской реконструкции даже на крупных предприятиях.На средних и мелких положение было еще хуже. Неудовлетворительно складывалась ситуация с модернизацией деревообрабатывающих, керамических, целлюлозно-бумажных предприятий средней величины; высокие транспортные расходы существенно усложняли осуществление реконструкции на таких фабриках. Вместе с тем М.Шпет явно преувеличивает роль торфа и древесного угля в топливно-энергетическом балансе России и отсталость последнего. Недавнее исследование И.А.Дьяконовой показало, однако, выдающуюся роль нефти в этом балансе, притом, что ее расходование было далеко не экономичным15. Вместе с тем М.Шпет отмечает достаточно широкое распространение в России дизельных моторов, усматривая в этом попытку компенсировать высокую себестоимость индустриальных процессов за счет более экономного расходования топлива. Рассмотрение М.Шпетом производительности труда в русской промышленности не свободно от тенденциозности - продуктивность производственной деятельности в различных отраслях российской индустрии он сравнивает с соответствующим показателем в странах с наиболее высоким уровнем развития данных отраслей. К тому же целесообразно принимать во внимание более высокие энергозатраты в российских климатических условиях при таких сопоставлениях. Вместе с тем очевидно, что меньшую производительность труда в России предопределили и такие отмеченные М.Шпетом факторы, как наличие устаревшей техники, неэкономное использование оборудования, нехватка квалифицированных кадров, нерациональные в ряде случаев методы хозяйствования16. Помимо этого, очевидно, приходится принять во внимание более чем частые забастовки, сопротивление рабочих попыткам введения более рациональной системы организации труда (это признает и сам М.Шпет), а также отмеченный Б.Бонвечем и Т.Стеффенсом постоянный приток на производство необученной рабочей силы из деревни.
Представляет интерес вопрос о трактовке германской историографией взаимосвязи высокой концентрации производства в России с проблемой технической отсталости. Х.-Д.Леве полагает, что прямая связь между ними наличествовала в текстильной промышленности; в металлообработке, напротив, она свидетельствовала о высоком уровне развития отрасли. Х.Хауманн воздерживается от такого противопоставления, но также акцентирует внимание на наличии такой связи в сфере текстильного производства17. М.Шпет в противоречии с высказанными им же суждениями о невысокой в целом производительности труда в российской индустрии и нерешенности, при всех достижениях, проблемы технической реконструкции к 1914 г., пытается возражать против тезиса о высокой концентрации рабочей силы как оборотной стороне отсталости. Он говорит в этой связи о наличии на ряде крупных предприятий страны, в частности, на Сормовском заводе, достаточного количества высококвалифицированных рабочих и применении на них передовой техники. Неясно, однако, какое именно количество квалифицированных рабочих владельцы этих предприятий находили достаточным для поддержания производства и какова была их доля в относительном выражении. Сам же немецкий исследователь отмечает стремление предпринимателей добиваться увеличения выпуска продукции посредством использования в значительном масштабе дешевой, низкоквалифицированной рабочей силы. С другой стороны, приводимый М.Шпетом пример с петербургской машиностроительной фабрикой Семенова свидетельствует, что именно средние предприятия могли лидировать в техническом отношении18. С тезисом о высокой концентрации рабочих как оборотной стороне технического отставания российской индустрии вполне согласуется вывод Т.Стеффенса о медленных темпах проникновения инноваций даже в петербургскую индустрию и значительном удельном весе ручного труда во всех без исключения ее отраслях. К этому можно добавить, что Т.Стеффенс и Б.Бонвеч отмечают значительный приток рабочей силы из деревни именно на машиностроительные предприятия в годы предвоенного подъема - данное обстоятельство является дополнительным свидетельством верности разделяемой Т.Стеффенсом точки зрения о ши-
роком применении мускульной энергии как следствии все еще недостаточной оснащенности предприятий страны передовой техникой19.
Высокая степень концентрации производства, как единодушно признают все германские историки, облегчала процесс монополизации русской промышленности. Не все исследователи при этом признают наличие в стране трестов и концернов к 1914 г. В ряде случаев допускается преувеличение роли иностранного капитала в монополистических объединениях (К.Функен, отчасти Х.Шерер, Б.Лер). Но в целом современная германская историография не гипертрофирует роль этого фактора. До последнего времени не без влияния советской историографии деятельность монополий в России трактовалась немецкими историками почти исключительно в негативных тонах; такой подход доминирует до сих пор. К.Хеллер недавно отметил, на примере работы К.Функена, противоречие в позиции «пессимистов»: говоря о частом сдерживании синдикатами прогресса производства, они вместе с тем признают высокий уровень технической оснащенности на ряде крупных предприятий. Но, с другой стороны, сам К.Хеллер полагает, что ограничение конкуренции со стороны монополий негативно сказывалось на совершенствовании технологий20. Необходимо, однако, принимать во внимание сохранение и отчасти даже усиление конкурентной борьбы и в период монополистического капитализма - данное обстоятельство могло стимулировать как сдерживание, так и поощрение технического прогресса.
Историки-«пессимисты», как и не принадлежащий к ним однозначно Б.Бонвеч, рассматривают высокую концентрацию производства в русской индустрии и раннюю монополизацию как следствие незрелости российского капитализма и недостаточного развития его «снизу». При этом, однако, лишь Ю.Нецольд признает, что пропуск определенных фаз развития формации странами, осуществляющими догоняющую индустриализацию - закономерное и необходимое явление21. Х.Хауманн полагает, что в процессе индустриализации в России сложился особый тип капитализма с государственно-монополистическими тенденциями, капитализма, искалеченного действием более архаических элементов. Данный вывод, отчасти созвучный точке зрения «нового направления» в отечественной историографии (о чем прямо говорит Х.Хау-манн), нуждается, однако, в уточнении. Представляется, что Х.Хауманн смешивает особенности российского монополистического капитализма с особенностями экономики страны в конце Х1Х - начале ХХ вв. Следует учесть также, что свободный от более архаических примесей капитализм отсутствовал повсеместно. В странах Центральной и Восточной Европы, к примеру, мощные пласты докапиталистических структур сохранялись до конца Второй мировой войны, в Южной Европе - и в более поздний период. Вместе с тем сам термин ГМК - и здесь есть основания согласиться с Х.-Д.Леве и Х.Хауманном - действительно неточен для характеристики государственного участия в промышленной и в целом в экономической жизни дореволюционной России. Причины этого участия, как признают все германские историки, объяснялись самой обстановкой догоняющей индустриализации. Соглашаясь с этим, на наш взгляд, следует принять во внимание, что и собственно государственное предпринимательство в России не было гипертрофированным22. Видимо, есть основания рассматривать государственное регулирование промышленной жизни страны в конце Х1Х - начале ХХ вв. как один из ранних примеров административно-государственного капитализма. Данный термин, используемый при характеристике экономической политики правительств ряда стран Востока, также осуществляющих догоняющую индустриализацию, уже приобрел право на существование23. Как нам представляется, он более адекватно, чем определение «ГМК», характеризует содействие царского правительства развитию промышленности в период до Первой мировой войны.
Сама же трактовка индустриализаторской политики самодержавия современной германской историографией вплоть до последнего времени была достаточно однообразной. Признавая несомненные успехи, немецкие исследователи указывали одновременно на теневые стороны таможенного протекционизма, селективность государст-
венной поддержки частного сектора, принесение в жертву быстрому росту крупной промышленности кустарного производства и особенно сельского хозяйства. Лишь в последние полтора-два десятилетия наметился отход от некоторых стереотипов. Х.-Д.Леве, отметив адекватность протекционистского курса российским условиям, на конкретном фактическом материале показал улучшение положения крестьянства и рост агрикультуры в ряде районов России с конца XIX в.24 С.Плаггенборг, подробно проанализировав финансово-бюджетную политику царского правительства с 1880-х гг., опроверг тезис о крестьянстве как основном налогоплательщике и о деревне как главном источнике средств для индустриализации к началу XX в. М.Шпет, затронув вопрос о состоянии мелкой промышленности России к началу XX в., отметил факты оказания ей поддержки со стороны государства. Впрочем, ее размеры он находил недостаточными, полагая, что субсидии на технические инновации в сфере кустарного производства не превышали 180 тыс.руб. в год25. Эта оценка, однако, не выглядит обоснованной - ассигнования казны на нужды мелкой промышленности поднялись за 1908-1912 гг. со 180 тыс. до 1531884 руб., и сомнительно, чтобы основная их часть шла на чисто административные мероприятия, как то представляется М.Шпету. Историк К.Гества в своем недавнем основательном труде отметил факт предоставления одному только павловскому предприятию в канун Первой мировой войны долгосрочной ссуды в размере 50 тыс. рублей.26 Подводя итоги, можно констатировать определенный пересмотр с 1980-х гг. ряда устоявшихся положений в германской историографии капиталистической индустриализации России. В связи с этим следует назвать отказ от однозначно-пессимистического видения возможных перспектив развития промышленности и в целом народного хозяйства страны, преодоление стереотипных представлений о крестьянстве России как основном источнике средств для капиталистической индустриализации27, признание определенных позитивных изменений в плане совершенствования технологической базы российской индустрии. Отмечая некоторый спад интереса к проблеме (прежде всего, к теоретическим ее аспектам) в 1990-е гг., следует вместе с тем признать обращение отдельных немецких историков к новым для германоязычного россиеведения сюжетам, таким, как развитие мелкой промышленности в дореволюционный период. Очевидно, есть определенные основания говорить о тенденции к сближению позиций между представителями германской и российской историографии при истолковании отдельных результатов российской капиталистической индустриализации. В пользу этого вывода говорит определенное сходство в оценках общего уровня развития производительных сил России начала XX в., роли иностранного капитала, а также пересмотр как в отечественной, так и в зарубежной, в т.ч. в германской исторической науке стереотипных представлений об источниках средств для индустриализации. Существенно, что «ревизионисты» X.-Д.Леве, С.Плаггенборг и К.Гества, наряду с трудами советских и англоязычных исследователей широко используют и первоисточники, в т.ч. разнообразный архивный материал и их работам, в отличие от трудов большинства «пессимистов», не свойственна компилятивность.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Russlands Kultur und Volkswirtschaft. Berlin-Leipzig, 1913. S. 171-202,247-283; Hoetzsch O. Russland. Eine Einfuehrung auf Grund seiner Geschichte vom japanischen bis zum Weltkrieg. Berlin, 1917.
2. Mai J. Das deutsche Kapital in Russland. Berlin, 1970; Lemke H. Politik und Oekonomie in den deutsch-russischen Beziehungen vor dem ersten Weltkrieg. Bestrebungen, Russland den deutschen Geldmarkt zu sperren//Neue Studien zum Imperialismus vor 1914. Berlin, 1980.
3. Funken K. Die oekonomischen Voraussetzungen der Oktoberrevolution. Zur Entwicklung des Kapitalismus in Russland. Frankfurt a. M., Zürich, 1976; Geyer D. Der russische Imperialismus. Studien über den Zusammenhang von innerer und auswaertiger Politik. 1860-1914. Goettingen, 1977; Scherer H. Der Aufbruch aus der Mangelgesellschaft. Die
Industrialisierung Russlands unter dem Zarismus (1860 bis 1914). Giessen, 1980.
4. Noetzold J. Wirtschaftspolitische Alternativen der Entwicklung Russlands in der Aera Witte und Stolypin. Berlin, 1966; Funken K. Op. cit. S. 204; Haumann H. Kapitalismus im zaristischen Staat. 1906-1917. Organisationsformen, Machtverhaeltnisse und Leistungsbilanz im Industrialisierungsprozess. Hain, 1980. S. 26-28; Scherer H. Op. cit. S. 141-149; Thalheim K.C. Die wirtschaftliche Entwicklung Russlands //Russlands Aufbruch ins XX. Jahrhundert. Muenchen, 1971. S. 87-90.
5. Сметанин С.И. Второй этап индустриализации России //Экономическая история России XIX-XX вв.: современный взгляд. М., 2001. С. 279.
6. NoetzoldJ. Op. cit. S. 190; HaumannH. Op. cit. S. 24; Handbuch der Geschichte Russlands. Bd. 3, Lfg. 5/6. Stuttgart, 1982. S. 431, 436.
7. Geyer D. Op. cit. S. 199; HaumannH. Op. cit. S. 24; Thalheim K.C. Op. cit. S. 91-97.
8. Thalheim K.C. Op. cit. S. 91-95
9. Funken K. Op. cit. S. 245-246; Loehr B. Die “Zukunft Russlands”. Perspektiven russischer Wirtschaftsentwicklung und deutsch-russische Wirtschaftsbeziehungen vor dem ersten Weltkrieg. Stuttgart, 1985. S. 133.
10. Thalheim K.C. Op. cit., S.; Haumann H. Op. cit. S. 28; Spaeth M. Fach- und Standesvereinigungen russischer Ingenieure. 1900-1914. Berlin-Wiesbaden, 1984. S. 80-81.
11. Предпринимательство и предприниматели России от истоков до начала XX века. М., 1997. С. 138-139.
12. NoetzoldJ. Op. cit.; Funken K. Op. cit. S. 208; Geyer D. Op. cit. S. 201-205; Scherer H. Op. cit. См. также: Предпринимательство и предприниматели.... С. 140-141.
13. Spaeth M. Op. cit. S. 45-47; Lemke H. Industrielle Revolution und Durchsetzung des Kapitalismus in Russland //Genesis und Entwicklung des Kapitalismus in Russland. Berlin, 1973. S. 218.
14. Haumann H. Op. cit. S. 29-30; Spaeth M. Op. cit. S. 60
15. Spaeth M. Op. cit. S. 61, 73-74, 76; Ср.: Дьяконова И.А. Нефть и уголь в энергетике царской России в международных сопоставлениях. М., 1999. С. 97-112,130-131.
16. Spaeth M. Op. cit. S. 61, 92-93, 95.
17. Handbuch der Geschichte Russlands. Lfg. 3/ 4. S. 228; Haumann H. Staatsintervention und Monopole im Zarenreich - ein Beispiel für organisierten Kapitalismus? //Geschichte und Gesellschaft in Russland, 1979, H. 3. S. 337.
18. Spaeth M. Op. cit. S. 69-71, 90.
19. Steffens T. Die Arbeiter von Petersburg 1907 bis 1914. Soziale Lage, Organisation und spontaner Protest zwischen zwei Revolutionen. Freiburg, 1985. S. 29-30; Bonwetsch B. Die russische Revolution 1917. Eine sozialgeschichte von der Bauernbefreiung bis zum Oktoberumsturz. Darmstadt, 1991. S. 85,92. Значительную изношенность произведствен-ных фондов русской промышленности конца XIX — начала XX вв. отмечает и отечественный исследователь С.В.Ильин. С течением времени эта тенденция набирала обороты. См.: Ильин С.В. Страховое дело в России (XIX - начало XX в.). М., 2001. С. 61-62.
20. Heller K. Industrielles Unternehmertum in Russland vor 1917: politische, ökonomische und soziale Rahmenbedingungen //Russlands unternehmerische Vergangenheit: ein Wegweiser in die Zukunft? Berlin, 1996. S. 28.
21. NoetzoldJ. Op. cit. S. 203-205.
22. Haumann H. Staatsintervention.. S. 350. Об относительно скромных позициях собственно казенного хозяйства в масштабе российской экономики начала XX в. см.: Лапина С.Н., Лелюхина Н.Д. Государственное предпринимательство в России и его участие в регулировании экономики (опыт начала XX в.) //Экономическая история России XIX-XX вв.: современный взгляд. М., 2001. С. 17-18, 30.
23. См., например: СкляровЛ.Е. Иран 60-80х годов: традиционализм против современности. М., 1993. С. 117-118.
24. Handbuch der Geshichte Russlands. Lfg. 3/ 4. S. 316-320; Loewe H.-D. Die Lage der Bauern in Russland. 1880-1905. St. Katharinen, 1987.
25. Plaggenborg S. Staatsfinanzen und Industrialisierung in Russland. 1883-1903. Die Bilanz der Steuerpolitik für Fiskus, Bevölkerung und Wirtschaft //Forschungen zur osteuropaeischen Geschichte. V. 44 (1990); Spaeth M. Op. cit. S. 54.
26. Обзор правительственного содействия кустарной промышленности. СПб.. С. V; Gestwa K. Proto-Industrialisierung in Russland. Wirtschaft, Herrschaft und Kultur in Ivanovo und Pavlovo, 1741-1932. Goettingen, 1999. S. 137.
27. О новых подходах к изучению положения крестьянства в период модернизации в России см.: Карагодин A.B. Аграрный кризис конца XIX — начала XX вв. и материальное положение русского пореформеннного крестьянства в освещениии современного западного россиеведения: новые подходы и текущие дискуссии //Информационный бюллетень научного семинара «Индустриализация в России». Итоги 5-летней деятельности. М., 2001. С. 65-75.
A.G.DOROZHKIN
THE MAIN RESULTS OF RUSSIA’S CAPITALIST INDUSTRIALIZATION AS MODERN GERMAN HISTORIANS SEE THEM
The article deals both with the results of Russia’s capitalist industrialization and the extent to which the problem has been studied in modern German historiography. The author’s main attention is given to the analysis of German researchers’ treating development in 1861-1914.
Н.В.ЧЕРНОВА (Магнитогорск)
«ОБОРОНА ПЕТРОГРАДА»: ПРИЗРАК СТАЛИНСКОЙ КИНОМИФОЛОГЕМЫ
Лидера невозможно представить без власти как доминирующего фактора политического поведения. Авторитарного лидера невозможно представить без стремления к монопольной власти. Нельзя отрицать, что это было характерной чертой и стимулом для Сталина с самого детства. Когда Сталин становится политическим деятелем, эта черта характера еще более в нем усиливается, и он вступает в борьбу за политическое лидерство и присвоение власти. Со временем он разработал целую систему рычагов, при давлении на которые можно было смело управлять как отдельным человеком, так и обществом. Среди них можно выделить страх, постановку промежуточных целей, формирование политического имиджа и использование политической мифологии. Миф — это своеобразное и очень эффективное средство внушения, способное подчинять, группировать и направлять людей, формировать из них партии, движения, воспитывать борцов за идею. Это коварное оружие, которое обладает анестезирующим и парализующим действием. Благодаря мифам принуждение становится нечувствительным. Политический миф, как и имидж, всегда создается «под общество», в расчете на ответную реакцию масс. Особенно сильны всплески мифотворчества в кризисные для общества и государства периоды.
Центральным образом мифа является мифологема. Это — образ-символ, знак, который лежит в основе мифа, он способен вызвать в индивидуальном и массовом сознании определенные эмоции и формировать мифологическое сознание. Одним из таких образов в сталинской мифологии был образ полководца. Государственная власть
