CC BY
186 Барабанов В.А. Исторический опыт и проблемы оборонно-промышленного комплекса в государственной политике России (1991—2003гг.) Автореф.дис. ... докт. ист. наук. М., 2003. С. 18.
7 Кириллов Н. Ахиллесова пята обороноспособности страны // Независимое военное обозрение. 2006. №41. С.6.
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ
Публикация: Жарский Анатолий Петрович —
старший научный сотрудник Института военной истории МО РФ, подполковник запаса, кандидат военных наук (Санкт-Петербург)
П.М. Курочкин
Основные причины недостаточно устойчивой работы связи в начальный период войны
Из Генерального штаба всё чаще и чаще поступали запросы о положении 1-го механизированного корпуса. Наконец, И.В.Сталин лично вызвал к аппарату командующего фронтом генерал-майора П.П.Собенникова, интересуясь тем же. В ответ услышав сведения трёх-четырёхчасовой давности, потребовал более поздних данных. Но ими штаб фронта не располагал из-за отсутствия связи с «онемевшим» соединением. Сталин приказал принять все необходимые меры, добавив, что исход боевых действий корпуса имеет большое значение. Требование Верховного командующий с начальником штаба довели до меня. Вот и стал я думать, что же можно сделать для обеспечения связи с 1-м механизированным.
Дело происходило ночью. Направить в район боевых действий корпуса самолёт связи было нельзя, поскольку у нас тогда отсутствовали лётчики, умеющие летать в тёмное время суток. Послать туда автомашину — нецелесообразно: понадобится 8—10часов, чтобы преодолеть расстояние в 250 с лишним километров. За это время обстановка может измениться до неузнаваемости. Может быть, использовать вспомогательные узлы, организованные на линиях проводной связи? Один из таких имелся вблизи Уторгоша, второй — возле Шимска, третий — недалеко от Сольцов. К этим узлам проведены телефонные линии от штаба фронта.
Вызываю начальников узлов и приказываю направиться на автомашинах в район боевых действий замолкнувшего корпуса, найти любого командира и помочь ему немедленно связаться с военным советом фронта.
Расстояние от первого и третьего узлов связи до района боевых действий корпуса — километров 40—50, от второго — 80—90, то есть в несколько раз меньше, чем от штаба фронта. Следовательно, информацию можно получить значительно быстрее.
Доложил командующему и начальнику штаба о своём решении, они одобрили его. Предпринял всё, что нужно, и мы стали ждать с нетерпением результатов. Ну а из Москвы поступает один и тот же запрос так часто, что у всех нас нервы напряжены до предела.
Между тем начальнику Шимского узла капитану Бортнику удалось часа через полтора после моего указания доставить к себе одного из командиров искомого соединения. Но, к сожалению, тот оказался работником тыла и не смог достаточно полно доложить командующему фронтом обстановку. Сообщил только, что корпус, неся большие потери, отошёл на восток от рубежа реки Великой. Существенные уточнения удалось получить через посланного мною старшину со второго узла, сумевшего вывести на связь с командующим фронтом заместителя командира одной из дивизий. Он доложил более обстоятельно о положении корпуса. Затем наши представители с других узлов связи разыскали и пригласили для доклада обстановки ещё нескольких командиров частей и подразделений из того же корпуса, положение которого стало более ясным, о чём и было доложено в Ставку Главнокомандования.
В первых числах июля 1941года штаб фронта посетили Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов и секретарь ЦКВКП(б) А.А.Жданов. Первый из них в то время являлся главнокомандующим, а второй — членом военного совета Северо-Западного стратегического направления. В ходе доклада комфронта Ворошилов поинтересовался состоянием управления и связи. К нему спешно вызвали меня.
На то время в моём ведомстве дело обстояло неплохо, радио- и проводная связь обеспечивались, можно сказать, надёжно и повсеместно. К примеру, со штабом 11 -й армии, располагавшимся в районе Дно, проводная связь была установлена по двум направлениям: через Старую Руссу и Валдай, как и со штабом 27-й, находившимся в Холме; также с 8-й армией (район Таллина) — через Ленинград и Нарву. С Генеральным штабом тоже была устойчивая проводная связь по трём направлениям.
Словом, перед высоким начальством мне тушеваться не пришлось.
— А как обстоит дело со связью в войсках, внизу? — всё же нашёл слабину Ворошилов.
— Вот о чём вы нам доложите.
— Здесь — похуже. А всё потому, что не хватает средств, армейские части не развёрнуты, в корпусных и дивизионных частях имеются значительные потери в людском составе и имуществе.
— Помогать им нужно. Вы, наверное, в первую очередь забираете средства для фронтовой связи, а затем уже что остаётся даёте войскам.
— Помогаем и войскам, товарищ Маршал Советского Союза. Но ресурсы очень скудные. Совершенно нет запасов. Особенно плохо обстоит дело с радиостанциями. Ведь мы не имеем даже половины того, что положено.
— Вы должны понимать, что сейчас государство не может дать столько техники, сколько требуется. Нужно уметь обеспечивать связь при том количестве средств, которое имеется. Вы ведь участвовали в Гражданской войне. Помните, как тогда устанавливали связь? При
отсутствии техники её поддерживали на обывательских подводах, конными ординарцами, комсомольцы доставляли донесения из войск. Надо проявлять инициативу, а не ожидать техники.
— Позвольте доложить, товарищ Маршал Советского Союза. Условия сейчас другие. С помощью обывательских подвод нельзя установить связь с авиацией, находящейся в воздухе, или с механизированными войсками. Тут без техники не обойтись.
— Я не говорю, что следует обходиться совсем без техники, но нужно её экономно использовать, беречь.
— Трудно на такой войне уберечь технику. Вот, например, батальону связи сорок первого корпуса три дня тому назад выдали сто пятьдесят километров кабеля, а вчера получено донесение, что почти весь этот кабель утерян при отходе.
— Это безобразие! Как можно это допустить! Потерять полтораста километров кабеля за сутки! Вы хоть расследовали это дело?
— Так точно, расследовал. Батальон связи был вынужден вести арьергардные бои, прикрывая отход частей, и не смог снять развёрнутые линии. Отход наших частей был очень поспешным.
— Это тоже безобразие! При ограниченных средствах использовать батальон связи как стрелковую часть. Нужно запретить это, товарищ Собенников! — возмутился Ворошилов, обращаясь уже к командующему фронтом.
От также отметил, что у нас неправильно расположен штаб фронта —«Очень далеко от войск!» — отчего в низах не видят и не знают командующего, а командующий не видит ни людей, ни поля боя.
По предложению Ворошилова, посоветовавшего организовать передовой пункт управления главного удара, командующий и начальник штаба после отъезда начальства отдали соответствующее распоряжение. В связи с этим нам, связистам, прибавилось работы, поскольку обеспечение фронта связью теперь должно было происходить уже с двух пунктов, в то время как технических средств едва хватило только для одного пункта. Хорошо, что место для второго (передового) оказалось выгодным, так как там, в Шимске, что в шестидесяти километрах к юго-западу от Новгорода, был достаточно развитый узел гражданской связи. Туда же переместился из Пскова и военный вспомогательный узел, возглавляемый капитаном Бортником. Некоторые людские резервы и технические средства для передового пункта управления были выделены из фронтового полка связи (линейный взвод, радиостанция, телеграфная аппаратура), а за надёжную работу этого пункта отвечал заместитель начальника войск связи фронта полковник Н.С.Матвеев.
Предложение Ворошилова, реализованное нами, впрочем, оказалась весьма кстати. Это выяснилось после того, как немецко-фашистские войска, упорно стремившиеся в Ленинграду, предприняли попытку прорваться к Пскову вдоль Ленинградского шоссе на лужском направлении. 12июля они всё-таки сумели подойти к Луге, но, встретив организованное сопротивление войск Северного фронта, дальше продвинуться не смогли. Вторую попытку прорваться к Ленинграду, тоже неудачную, противник предпринял в направлении на Остров, Новгород. Его первоначальное успешное наступление сменилось вскоре паническим бегством. За четыре дня он был отброшен войсками 11 -й армии на 40километров к западу. Нам достались значительные трофеи, в том числе и имущество
связи. Капитан Бортник, например, прислал в Новгород 13 автомашин, загруженных немецким тяжёлым полевым многожильным кабелем.
В период нанесения контрудара командующий фронтом генерал Собенников руководил боевыми действиями, именно находясь на передовом пункте управления в районе Шимска, хотя тот подвергался частым ударам авиации и обстрелам вражеской дальнобойной артиллерии. Тяжёлая обстановка, конечно же, сказывалась, поэтому непосредственная связь от этого пункта поддерживалась только со штабом 11-й армии, наносившей контрудар, а со штабами других армий и соседних фронтов она обеспечивалась через узел связи фронта, находившийся в Новгороде. О том, как это удавалось, можно судить хотя бы по тому, что уже упоминавшиеся полковник Матвеев, капитан Бортник и некоторые другие военные и гражданские связисты были награждены орденами за период нанесения контрудара нашими войсками.
В последующем противник стал сосредоточивать на новгородском направлении крупные силы, создавая угрозу глубокого обхода Ленинграда с юга. В связи с этим перед нами встала необходимость подготовить новый район для размещения штаба фронта. Вначале наметили Крестцы (100км юго-восточнее Новгорода), затем генерал-лейтенант Ватутин утвердил район Валдая. Примерно в это же время в состав нашего фронта была передана из резерва Ставки 34-я армия. Она предназначалась для нанесения контрудара из района южнее Старой Руссы в направлении Дно, то есть во фланг и тыл главным силам противника, сосредоточенным на новгородском направлении. Для руководства войсками намечалась организация вспомогательного пункта управления в районе Демянска.
Количество частей связи фронта к этому времени увеличилось. Прибывали отмобилизованные во внутренних военных округах отдельные роты, батальоны связи, почтовые учреждения; прибыл также отдельный полк связи, сформированный в Московском военном округе. Для укомплектования соответствующих армейских частей были использованы не в полном составе батальоны связи стрелковых корпусов, которые как командные инстанции были упразднены 15июля.
Однако по-прежнему недоставало имущества и технических средств, плохо обстояло дело с автотранспортом, полученным из народного хозяйства сильно изношенным, а также с запасными частями к нему и авторезиной. Не ощущалось заметного перелома во взглядах общевойсковых штабов (дивизий, полков), часто перемещавшихся без учёта наших возможностей, недостаточно использовавших радиосвязь. Отрицательно сказалось на организации управления и связи в армиях упразднение корпусных звеньев управления. Дело заключалось в том, что в каждой армии в три-четыре раза возросло число подчинённых инстанций (вместо двух-трёх корпусных каждая армия стала иметь в своём составе шесть-девять дивизионных), количество же технических средств оставалось прежним, рассчитанным на обеспечение управления армии, имевшей корпусную организацию. К тому же нужно учесть, что армии в то время действовали в широких полосах, которые достигали несколько сотен километров, вследствие чего расстояния между пунктами управления армии и дивизий были очень большими. В ряде случаев на такие расстояния невозможно было обеспечить устойчивую радиосвязь из-за недостаточной мощности радиостанций штабов дивизий. Таким образом, резко ухудшились условия организации и обеспечения управления войсками, не говоря уже о том, что нарушилась выработанная в мирное время и привычная для войск система управления.
В связи с тем, что для войск фронта, которые в начале августа 1941-го вели бои на лужской оборонительной полосе, создавался ещё и оборонительный рубеж западнее и
юго-западнее Новгорода, нам, связистам, довелось заблаговременно поусердствовать в интересах последнего. Телеграфно-строительная рота установила на этом рубеже несколько десятков километров «суррогатных» проводных линий на карликовых столбах высотой 1,5—2метра, на которых подвешивалась сенопрессовальная проволока. В качестве изоляторов применялись фарфоровые ролики, а иногда куски авторезины. Зная, что в войсках, которые должны оборонять рубеж, ощущается острая нужда в проводных линейных средствах, мы старались этой работой как-то помочь им. Однако наши старания оказались безуспешными. Войска, оборонявшие лужскую полосу, после ожесточённых боёв под натиском почти в три раза превосходящего противника были вынуждены отойти, не задерживаясь и на другом, уже подготовленном рубеже. Так что построенные нами линии не были использованы.
Обеспечение связи с группой войск, предназначенной для нанесения контрудара, затруднялось тем, что в районе сосредоточения 34-й армии и на направлении её наступления почти не было местных постоянных линий, кроме коротких (низовой связи), ведших к сельсоветам. Для устройства новых линий недоставало проволоки, крючьев, изоляторов, не имелось заранее заготовленных столбов. Приходилось демонтировать на многопроводные линии других направлений, а в качестве столбов применять брёвна от разобранных крестьянских сараев. Помню, подобную линию вели от села Залучье в направлении Жуково, Виджа.
Так или иначе, но к началу контрудара связь с передового пункта управления фронта была подготовлена, обеспечивая с помощью радио- и проводных средств переговоры с Генеральным штабом, со штабом главкома Северного стратегического направления, а также со штабами всех армий, кроме 48-й, которая во время отхода была переподчинена Ленинградскому фронту. Одновременно была подготовлена связь из района Валдая, куда к этому времени переместился наш штаб.
Неожиданное и весьма быстрое оставление войсками нашего фронта района Новгорода и недостаточно эффективный контрудар 34-й и 11-й армий из района юго-восточнее Старой Руссы послужили причиной освобождения генерала П.П.Собенникова от должности командующего. Сменил его генерал-лейтенант Павел Алексеевич Курочкин.
Когда меня представляли новому комфронта, он с улыбкой заметил:
— Кое-что я о вас знаю. Ещё во время Советско-финляндской войны мне было известно, что есть такой связист, мой однофамилец, а сейчас вот судьба свела для совместной службы. Что ж, будем работать. Надеюсь, дружно. Дело у нас общее, большое и ответственное.
К сожалению, эти пожелания не подтвердились делом. 22августа во второй половине дня в воздухе появилась группа вражеских самолётов, подвергнув нас жестокой бомбардировке. Я находился в это время на узле связи и вёл переговоры по аппарату Бодо с Н.Д.Псурцевым, заместителем начальника Главного управления связи Красной армии. Вдруг — мощный взрыв бомбы. Стёкла разлетаются вдребезги, телеграфные аппараты, столы, стулья опрокидываются, людей какой-то неведомой силой отбрасывает в сторону. Меня тоже швырнуло к стене, одновременно, словно горячим железом, резануло в левую ногу. Я подал команду: «В щели!». И тут же почувствовал жгучую боль. Кровь обильно сочилась сквозь брюки и заливала сапог. Оказавшиеся здесь офицеры шифровального отдела помогли мне сделать перевязку и отвели в полевой госпиталь. Оттуда меня эвакуировали в стационарный госпиталь в город Калинин для рентгеновского исследования и лечения.
Командующий, провожая меня, старался подбодрить тёплыми словами, советовал не падать духом, пожелал скорейшего выздоровления. Я в свою очередь сердечно распростился со своими заместителями — Матвеевым и Захаровым.
До Калинина добрались благополучно. Там меня оперировали, а спустя две недели эвакуировали в Москву, в главный госпиталь, для скорейшего лечения.
В госпитальной палате, после того как утихла боль, я попытался разобраться, что же произошло за начальные два месяца войны. А перетерпеть довелось очень многое, крайне неутешительное для нас. Только за первые три недели боёв войсками нашего фронта были оставлены Литовская и Латвийская республики, где размещались склады с оружием, боеприпасами, техникой и различным тыловым имуществом. В последующие три-четыре недели враг на нашем направлении захватил Эстонию и значительную территорию РСФСР, в том числе рубеж реки Великой с укрепленными районами в Пскове и Острове, ряд подготовленных к обороне городов — Лугу, Новгород, Старую Руссу; создалась угроза Ленинграду...
Слишком много неудач за такой короткий срок! Правда, были и успехи. Вспомнились нанесение первого контрудара силами 12-го и 3-го механизированных корпусов, разгром 56-го немецкого корпуса под Сольцами, контрудар 11-й и 34-й армий из района южнее Старой Руссы. Эти операции не принесли сколько-нибудь заметных территориальных и оперативных успехов, но показали, что немецко-фашистские войска не так уж непобедимы, как кажется. Надо сказать, что наши войска, несмотря на крайне неблагоприятную обстановку, обладали большой выдержкой, упорством, настойчивостью и инициативой. Судил, правда, я тогда об этом в большей степени по действиям фронтовых частей связи, ну а если в общем, то лишь по донесениям, поступавшим в штаб нашего фронта от армий. Объективность, понятно, несколько заужена. И всё же поводов было много для того, чтобы сказать — настроение наших войск было боевое.
Естественно, что я как военный связист анализировал всё происшедшее за первые два месяца войны прежде всего под углом зрения качества управления войсками, пытаясь выявить степень влияния военной связи на управление. Главный вопрос, на который я пытался дать себе ответ, заключался в том, почему войскам нашего фронта не удавалось выполнить поставленные боевые задачи. Может быть, рассуждал я, задачи, которые ставились наркомом обороны фронту, а командующим фронтом — армиям, не соответствовали обстановке? Не вина ли в том тех, кто должен был доводить систематически и достоверно составляющие этой обстановки до командования?
В боевых донесениях, оперативных сводках штаба фронта часто мелькали, к примеру, фразы: «Оперативная сводка от 11-й армии не поступала», «Сведений о действии военно-воздушных сил нет», «Данных об обороне восточного берега р.Неман не имеем», «5, 33, 188 и 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся», «41-й стрелковый корпус — состояния не знаю», «Войска СЗФ уже двое суток ведут бои на всём фронте», «До сего времени почти ни в одном из звеньев командования нет сведений о силах и группировке противника» и тому подобное... Сколько в этих драматических, а зачастую и трагических горестных выкриках в эфир пищи для размышлений. Чего здесь больше — стратегических просчётов высшего командования или же недостаточной распорядительности низовых командиров? Думаю, и того, и другого. Ну а как же связь? Вроде бы связь работала, коль всё это передавалось. Но, получается, обеспечивала она в большей мере «верхи», надолго замолкая «в низах». Иногда оттуда, «с низов», даже при возможности передать нужные сведения, не всегда это делали: то запаздывали, то не решались быть точными, то сами не владели обстановкой.
Все эти нюансы снижали степень оперативной осведомлённости руководства фронта и армий в начальный период войны. Недостаточная осведомлённость могла стать причиной, например, того, что командующий фронтом к вечеру второго дня войны в одном из боевых распоряжений приказывал командующему 11 -й армией: «Перед вами равные силы противника, возможно, меньшие. Приказываю ликвидировать прорыв противника в районе Каунаса, уничтожить его, не дав уйти за р.Неман». На самом же деле, как было позже установлено, силы противника значительно превосходили силы 11 -й армии. Против трёх дивизий, развернувшихся в первом эшелоне, наступали шесть пехотных и три танковые немецкие дивизии. Вполне очевидно, что при данной ситуации боевое распоряжение командования фронта не соответствовало обстановке, а задача 11 -й армии была невыполнимой.
Преодолевая силу самооправдания, я стремился объективно проанализировать основные причины недостаточно устойчивой работы связи в начальный период войны. Этому же мешало существенное противоречие. Дело в том, что по существовавшим в то время организационным положениям обеспечение связи было обратно пропорционально её оперативной значимости. Так, в тактических звеньях управления, где от неё зависел успех боевых действий батальона, полка и дивизии, обеспечение ею предусматривалось на 60— 70проц. В оперативных же звеньях управления (армия и фронт), где от качества связи зависит руководство огромной массой войск, действующих на обширной территории, связь обеспечивалась примерно на 12—15проц. потребностей военного времени. Считалось, что армейские и фронтовые части связи будут развёртываться в ходе войны, и полная потребность в них будет обеспечена на двадцатый-двадцать пятый день. Кто-то упорно не хотел понять, что связь для штаба фронта и штабов армий будет нужна с первых же минут войны, а не спустя двадцать дней.
Для нас этот парадокс не был неожиданным, поскольку ещё накануне войны начальник штаба округа безуспешно просил разрешения на частичное развёртывание фронтовых и армейских частей связи.
Недостаток во фронтовых и армейских частях связи мог быть частично компенсирован путём широкого использования соответствующих общегосударственных средств, находившихся на территории Прибалтики. Однако в силу того, что общегосударственная связь из-за отсутствия средств и времени не была должным образом подготовлена к войне, она оказалась весьма неустойчивой: обходных линий было мало, резервные и запасные узлы отсутствовали, каблирование важнейших узлов было только в проекте. К тому же противник легко нарушал такую систему связи авиационными бомбардировками. А если к этому добавить очень ограниченные возможности предприятий Наркомата связи по восстановлению разрушенных средств связи и полное отсутствие родственных эксплуатационных частей в армиях и во фронте, то можно себе представить, с какими трудностями приходилось сталкиваться при использовании общегосударственных сил и возможностей.
Впрочем, и этот недостаток не был для нас неожиданным. Он обеспокоил нас с первых дней образования Прибалтийского военного округа, но для устранения столь существенного препятствия нужны были средства и время. Ни того, ни другого в нашем распоряжении не оказалось.
К таким выводам я пришёл, размышляя о качестве связи в начальный период войны в оперативных звеньях управления.
В тактических звеньях дела обстояли, можно сказать, не лучше. И это несмотря на то, что штатами и табелями там предусматривалось достаточное количество средств связи. Здесь была другая причина — низкая техническая укомплектованность войск и отсутствие в распоряжении фронта запасов для пополнения потерь, которые неизбежны в любой войне.
Я вспоминал, как настойчиво меня атаковали командиры частей, особенно артиллерийских и танковых, справедливо требуя выдачи положенных по табелям средств связи. «Поймите, — доказывали они, — от связи полностью зависит боевая работа артиллерии. Нет связи — мы не можем стрелять».
Я отлично их понимал и отдавал распоряжения выдавать вместо полевых радио- и проводных средств старинные, громоздкие настенные индукторные телефонные аппараты, «позаимствованные» в гражданских предприятиях Наркомата связи, а вместо полевого кабеля рекомендовал применять колючую или сенопрессовальную проволоку. Больше я ничем не располагал.
В моих размышлениях о печальных итогах первых дней войны очень часто и, можно сказать, назойливо вставало ещё одно «почему». Почему все общевойсковые командиры и штабы, не отрицая значения связи для управления войсками, пренебрежительно относились к её организации, не считались со сложностями и трудностями её установления в таких подвижных формах боя, какие были в первые дни войны? Почему почти во всех инстанциях, от полка до фронта, общевойсковые командиры считали, что связь должна быть во всех случаях как нечто само собой разумеющееся, при этом непременно проводная. Радио даже крупные военачальники не считали полноценным средством управления. Помню такую дописку руководства фронта в оперативной сводке: «Связь разрушена авиацией противника, почти не действует. Связь поддерживается только по радио».
Ответ на эти «почему» я пытался найти, обращаясь к прошлому, к практике командно-штабных учений и манёвров предвоенных лет, на которых общевойсковые командиры и штабы учились управлению войсками. Анализируя эту практику, я вспоминал, как решались тогда вопросы организации связи в оперативных звеньях управления. Трудностей почти не было. Связь в районе учений и манёвров подготавливалась всегда заблаговременно, за две-три недели. Для её обеспечения на манёврах, проводимых в каком-либо одном военном округе, собирались многие соответствующие части из других военных округов. Широко применялась общегосударственная связь. Все подготовленные средства и объекты использовались только для оперативного управления войсками. Что же касается связи, необходимой для управления противовоздушной обороной, военно-воздушными силами, тылом, то она или не учитывалась вовсе, или её организация изучалась на специальных занятиях, на которых вопросы обеспечения ею для оперативного руководства не разбирались, то есть опять создавались благоприятные условия. При таких условиях командиры и штабы свыкались с тем, что организация связи не представляет никаких трудностей: в их распоряжении всегда будет связь, и не какая-нибудь, а именно проводная.
Не эта ли создаваемая в мирное время видимость благополучия в обеспечении связью привела к тому, что общевойсковые командиры и штабы пренебрегали трудностями в её организации, встречавшимися на каждом шагу с самого начала войны? Не по этой ли причине недооценивалась роль радиосвязи? Не являлось ли это одной из причин, приводивших к большим затруднениям в руководстве войсками, а часто и к полной потере управления?
Трудности в осуществлении управления и связи значительно возросли, когда в середине июля 1941года были упразднены соответствующие корпусные звенья. Оставляя в стороне суждение об оперативной значимости этого мероприятия, я считал, что в отношении организации управления и связи оно, безусловно, было ошибочным: в армиях создалось чрезвычайно тяжёлое положение со связью. Дело заключалось в том, что при наличии корпусных управлений от штаба армии устанавливалась связь с тремя-четырьмя штабами корпусов, составляющих армию. В связи с ликвидацией корпусных управлений штаб армии был обязан устанавливать при тех же силах и средствах связь со штабами десяти-двенадцати дивизий. Количество направлений увеличивалось втрое, пространственный размах системы связи армии — вдвое, средства остались теми же, а трудности возросли неимоверно.
Наряду с вопросами, относящимися непосредственно к моей работе, невольно вставали многие другие, также связанные с войной и навеянные горечью поражений. В них мне тоже хотелось разобраться. Но для этого нужно было понадежнее стать на ноги, поскорее выйти из госпиталя и возвратиться на свой Северо-Западный фронт.
Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2008. № 1, 4, 5.
Публикация: ДЁМИН Анатолий Анатольевич —
старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники имени С.И.Вавилова РАН, кандидат технических наук (Москва)
А.И. Ковтун-Станкевич
РУМЫНСКИЕ ЗАПИСКИ
Мой дед генерал-майор Андрей Игнатьевич Ковтун-Станкевич (далее Ковтун) прожил долгую (1900—1986) и богатую событиями жизнь. В 1919году добровольцем вступил в Красную армию, участвовал в Гражданской войне. Служил в дивизии Щорса, затем в конном полку Червонного казачества. Стал членом ВКП(б) в 1919году. В 1927году демобилизован с должности начальника штаба — врид командира полка и до 1939года находился на хозяйственно-партийной работе: заведовал рыболовецкими совхозами на Азовском море и на Дальнем Востоке, отвечал за хлебозаготовки на Украине, стал одним из первых в стране директоров машинно-тракторной станции (МТС), затем вторым секретарём райкома.
С началом Второй мировой войны «бомбил» рапортами руководство Красной армии, требуя вернуть его в кадры РККА. В 1940году призван из запаса и в звании капитана откомандирован в 25-ю Чапаевскую дивизию, летом того же года вошедшую в Бессарабию. Когда началась Великая Отечественная война, он в составе дивизии оборонял Севастополь и Одессу, где в конце августа 1941года принял 287-й стрелковый полк. Впоследствии памятник его героическим воинам был установлен в посёлке Дальник под Одессой.
