CC BY
389
КОНТРОЛЬ, АУДИТ, ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ КОРРУПЦИИ
УДК 338.23
Основные подходы в вопросах определения и измерения коррупции
Статья посвящена рассмотрению и систематизации существующих трактовок термина «коррупция». Показаны проблемы, стоящие на пути измерения коррупционной составляющей экономики страны. Рассматриваются основные оценочные показатели коррупции, рассчитываемые различными международными и российскими организациями. Необходимость регулярного проведения комплексных исследований коррупционных рынков России определяется как необходимое условие эффективной борьбы с коррупцией.
Ключевые слова: коррупция, взяточничество, определение коррупции, масштабы коррупции, измерение коррупции.
Текущий экономический кризис обострил проблему, давно стоящую перед экономикой России, — коррупцию. Произошло увеличение неформальных отчислений, выплачиваемых бизнесом в пользу коррумпированных представителей власти. Об этом наглядно свидетельствуют данные МВД России. За первое полугодие 2015 года, по сравнению с аналогичным периодом 2014 года, средний размер взятки увеличился приблизительно в два раза и составил 208 тыс. рублей [10]. Можно предположить, что причиной данной ситуации является падение курса национальной валюты. Поскольку потребление дорогих импортных благ стало обходиться коррупционерам дороже, они повысили размеры налагаемого ими «теневого» платежа. Еще одним фактором увеличения силы коррупционного давления на бизнес является уменьшение спроса. Конечный спрос со стороны населения в 2015 году снизился примерно на 8%, что было вызвано падением реальных доходов и изменением потребительской модели населения. Наконец, нельзя обойти вниманием падение цен на нефть. Сокращение сверхприбыли, получаемой бизнесом на рынке нефти, объективно сокращает базу административной ренты, которая перераспределяется бюрократией в свою пользу. Однако коррумпированные чиновники не склонны к проведению антициклической политики в виде сокращения размера взяток. В результате рост коррупцион-
© Балог М.М., Троян В.В., 2016
В.В. Троян
ной нагрузки способен существенно ослабить нефтяную отрасль, а следом и национальную экономику в целом.
Переходя к вопросу определения коррупции, мы обнаружим отсутствие единого понимания данного социально-экономического явления. Это неудивительно в силу изменяющегося многообразия коррупционных практик, эволюционирующих в неотъемлемом единстве с экономической системой и обществом в целом. Поскольку движущий мотив коррупционеров — получение личной выгоды, они будут весьма изобретательны в нахождении новых способов незаконного обогащения. Кроме того, невозможность универсального определения коррупции проистекает из культурного многообразия нашей планеты. «Политический лидер или государственный чиновник, оказывающий помощь друзьям, членам семьи и соратникам, в одном обществе может рассматриваться как достойный уважения гражданин, а в другом — как презренный коррупционер», — пишет по этому поводу Роуз-Аккерман [15, с. 5].
Расхождения в трактовке термина «коррупция» характерны как для представителей научной общественности, так и для законодателей. Как отмечает А.Ф. Ноздрачев, сложность правового определения коррупции явилась причиной его отсутствия во многих странах, таких как Австрия, Великобритания, Дания, Индия, Китай, США, Швейцария, Финляндия и др. Наказание за конкретные коррупционные правонарушения осуществляется на основе определений соответствующих составов: «взятка», «подкуп», «злоупотребление властью» и т. д. В нормативно-правовых актах других стран термин «коррупция» определен, однако, по мнению А.Ф. Ноздраче-ва, эти определения не отличаются четкостью и логичностью [13].
Правовое определение коррупции в России существует в Федеральном законе от 25 декабря 2008 года №273-Ф3 «О противодействии коррупции». Согласно этому документу, коррупция — это: а) злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами; б) совершение деяний, указанных в подпункте «а» настоящего пункта, от имени или в интересах юридического лица [1].
В целом положительная реакция научной общественности на принятие данного закона не лишена ряда критических замечаний. Н.В. Щедрин полагает необходимым определить перечень субъектов коррупции. Важность этого объясняется, например, тем, что согласно статье 1 действующей редакции закона (где дается определение коррупции), юридические лица не могут являться субъектами коррупции, что противоречит статье 14
«Ответственность юридических лиц за коррупционные правонарушения». Кроме того, прописанное в законе определение цели коррупции как извлечение имущественной выгоды выводит за пределы коррупционных деяний целый пласт служебных злоупотреблений для получения неимущественных выгод [17]. Э.В. Талапина отмечает, что в законе сделан акцент на незаконности действия служащего, однако зачастую коррупционные преступления могут совершаться с использованием служебного положения при формальном следовании букве закона (например, коррупционная стимуляция предоставленного законодательством права выбора служащего). Кроме того, пишет Э.В. Талапина, в законе были перечислены не все известные преступления коррупционной направленности, например, незаконное участие в предпринимательской деятельности и легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества [23, с. 6].
Существующие в научной литературе взгляды на понимание сущности коррупции можно разделить на три группы. Критерием классификации здесь будет выступать тот или иной набор преступлений, попадающих в разряд коррупционных.
Первая точка зрения нашла отражение в работах ряда исследователей-криминологов и была сформулирована задолго до принятия законодательного определения коррупции в нашей стране. Согласно данному подходу, коррупция отождествляется исключительно с продажностью представителей власти. Инициатором и основным выгодоприобретателем коррупционной сделки в виде подкупа может быть как чиновник (взяткополучатель), так и представитель бизнеса, или гражданин (взяткодатель). Отметим, что подобное толкование коррупции соответствует представлению о ней среди большинства наших сограждан. Как отмечает Н.П. Купрещенко, в России отсутствует четкое понимание коррупции, общественное мнение под этим термином понимает исключительно взяточничество [11].
А.И. Долгова приводит следующее объяснение столь узкой трактовки коррупции: «...Чрезмерно широкое толкование коррупции практически означало объединение под одним термином очень разных по своей криминологической характеристике явлений: и хищений, и должностных преступлений, и коррупции в собственном смысле слова как подкупа-продажности» [10, с. 708]. По мнению А.И. Долговой, только подкуп-продажность носит обязательный для коррупции характер двухсторонней сделки. Хищение, злоупотребление должностными полномочиями и их превышение может совершаться субъектами в одиночку. Как отмечает Н.Ф. Кузнецова, более широкое понимание коррупции, чем подкуп одних лиц другими, «не только нецелесообразно, но не согласуемо с принципом дифференциации вины, ответственности и дифференциации наказания. В уголовном праве это весьма осложнило бы законодательную регламентацию хозяйственных и должностных преступлений, внесло бы путаницу в квалификацию преступлений и их наказуемость» [16, с. 22—23]. По наше-
му мнению, понимание коррупции как синонима взяточничества неплодотворно, поскольку сужает понимание данного явления в сравнении как с международными правовыми актами, в которых коррупция понимается как любое использование власти ради получения личной выгоды, так и с российским законодательством.
Вторая точка зрения на сущность коррупции значительно шире, поскольку относит к коррупции любое корыстное поведение чиновника. Б.В. Волженкин в связи с этим отмечал, что коррупция представляет собой «социальное явление в разложении власти, когда государственные (муниципальные) служащие и иные лица, уполномоченные на выполнение государственных функций, используют свое служебное положение, статус, авторитет занимаемой должности в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах» [6, с. 47]. Схожую позицию по вопросу высказывал Г.Н. Борзенков, полагавший, что коррупция есть «разложение управленческого аппарата, основанное на использовании чиновниками своего служебного положения в корыстных целях» [8, с. 30]. Недостатком подобного подхода является локализация коррупции исключительно в сфере государственного и муниципального управления.
Третья точка зрения в вопросе определения коррупции предполагает расширение списка субъектов коррупции, а следовательно, и набора коррупционных преступлений. К коррупционерам причисляются также представители коммерческих и иных структур, использующих должностное положение в целях извлечения личной выгоды. Так, С.В. Максимов пишет, что «коррупция — это использование государственными, муниципальными и иными публичными служащими (в том числе депутатами и судьями) либо служащими коммерческих и иных организаций (в том числе международных) своего статуса для незаконного получения каких-либо благ (имущества, прав на него, услуг или льгот, в том числе неимущественного характера) либо предоставление последним таких преимуществ» [12, с. 10]. Отметим популярность данного подхода за рубежом. В статье профессора университета Сассекса Дэниэла Хью, опубликованной во влиятельном американском издании Washington Post, коррупция определяется как проблема, поразившая не только государственный сектор, но и частный бизнес. Примерами этого автор статьи называет скандал с межбанковской ставкой Libor в Великобритании и скандал, связанный с занижением вредных выбросов от автомобильных двигателей в США, в центре которого оказался Volkswagen. В обоих случаях корыстное поведение представителей бизнеса привело к негативным общественным последствиям, будь то влияние на процентные ставки по ипотечным кредитам или экологическая безопасность [3].
Подобный подход в трактовке коррупции представляется наиболее привлекательным с точки зрения авторитетной в экономической теории модели принципал-агентских отношений. Принципал (собственник) деле-
гирует полномочия на текущее управление компанией агенту (менеджеру). При этом агент склонен к проявлению оппортунистического поведения, то есть реализации своих эгоистичных интересов, в ущерб интересам акционеров. Данная проблема может быть также перенесена на отношения между гражданином и государством. Согласно статье 3 Конституции Российской Федерации, народ, являющийся носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации, передает часть своих властных полномочий органам государственной власти и местного самоуправления [1]. Таким образом, в этих отношениях граждане выступают принципалом, а государство — агентом. Соответственно представители государства, точно так же, как и менеджеры, будут выступать источником оппортунистического поведения, то есть реализовывать свои личные или корпоративные интересы за счет интересов общественных. Оппортунистическое поведение агентов становится возможным благодаря асимметрии информации, то есть ситуации, когда агент владеет большей информацией о текущем положении дел, чем принципал. На основе модели принципал-агентских отношений Г. Сатаров определяет коррупционное поведение как «разновидность оппортунистического поведения агента, при котором последний использует ресурсы принципала не для решения задач принципала, а для достижения своих собственных целей» [5, с. 24]. Признаками коррупционного поведения агента, по мнению исследователя, являются: нарушение контракта (в том числе неформального) с принципалом, предательство интересов принципала, воровство или неэффективное использование ресурсов принципала. При этом Г. Сатаров отмечает, что данное определение фиксирует только коррупционное поведение, являющееся одной из составляющих такого сложного и многогранного явления как коррупция. Дать же универсальное определение коррупции просто не представляется возможным [5, с. 24]. Согласимся с данным утверждением. Попытка дать всеобъемлющее определение коррупции приведет к построению чрезмерно громоздкой и неудобной для решения конкретных исследовательских задач конструкции.
Несмотря на свои теоретико-методологические достоинства, максимально широкая трактовка коррупции имеет существенный недостаток — сложность измерения. В связи с этим Г. Сатаров, глава фонда ИНДЕМ, проводившего ряд широкомасштабных социологических исследований коррупции в России, отмечает, что проводимые фондом исследования не смогли охватить все коррупционное пространство. Вне поля зрения оказались корпоративная коррупция; коррупция внутри органов власти, например, вертикальное движение коррупционных доходов между различными уровнями власти; коррупция, связанная с криминальным бизнесом. Кроме того, лишь ограниченному изучению подвергался крупный бизнес, поскольку его представители недоступны интервьюерам количественных опросов [14, с. 58].
Переходя к вопросу измерения коррупции, следует отметить, что эта задача является весьма сложной по ряду причин. Во-первых, определение уровня коррупции затруднено из-за неоднозначности трактовки самого термина коррупция. Перед исследователями стоит вопрос, определять ли коррупционный рынок только размерами взяток или сюда следует включать все доходы, возникающие у субъектов, наделенных правом распоряжения не принадлежащими им ресурсами в результате использования ими своего положения в целях извлечения личной или корпоративной выгоды. Во-вторых, незаконность данного экономического поведения подразумевает то, что оно по большей части укрыто от официальной статистики, а вовлеченные в него субъекты не склонны афишировать свое участие.
Определенное представление о масштабах коррупции может дать анализ статистики коррупционных правонарушений, а также исследование коррупциогенности действующего законодательства. Однако наиболее эффективным инструментом измерения коррупции являются социологические исследования. Их можно разделить на три группы. Первая — социологические опросы, например, проект «Worldwide Governance Indicators», проводимый Всемирным банком. Вторая — экспертные оценки, наиболее известным примером здесь является исследование «Nations in transit», осуществляемое общественной организацией Freedom House. Третья — обобщающие показатели, выставляемые на основе агрегирования предлагаемых различными организациями рейтингов коррупционности. Самым авторитетным здесь является Индекс восприятия коррупции, составляемый международной неправительственной организацией «Transparency international» [16, с. 3]. Результаты упомянутых выше исследований представлены в виде индексов, при помощи которых можно сравнить уровни коррупции в разных странах. Однако социологическое изучение коррупции предполагает и возможность количественного измерения данного явления. Такой подход представлен в серии социологических исследований, проводившихся Фондом ИНДЕМ в России.
Исследование отечественных коррупционных рынков осуществлялось Фондом ИНДЕМ на протяжении 2001—2010 годов. Специалистами фонда была представлена динамика бытовой коррупции, лежащей в сфере повседневных взаимодействий представителей государства и граждан, и деловой коррупции, возникающей в отношениях между властью и бизнесом. Эволюция отечественного рынка бытовой коррупции характеризовалась снижением интенсивности коррупции (среднее число взяток в год для дающих взятки) за рассматриваемый период с 1,19 до 0,761 случаев. Средний размер взятки с 2001 по 2010 год увеличился с 1817 рублей до 5285 рублей. Однако доля взятки в величине прожиточного минимума уменьшилась с 121% до 93%. Годовой объем рынка бытовой коррупции вырос с 84750 млн рублей в 2001 году, до 164211 млн рублей в 2010 году. При этом важно отметить, что относительно валового внутреннего продук-
та годовой объем рынка бытовой коррупции сократился с 0,95%, до 0,42% [14, с. 284]. Причиной относительного сокращения рынка бытовой коррупции, по мнению исследователей Фонда, стала проводимая в России антикоррупционная компания.
Динамика рынка деловой коррупции в Российской Федерации подробно представлена в результате двух опросов, проведенных Фондом ИНДЕМ в 2001 и 2005 годах. Интенсивность коррупции за рассматриваемый период снизилась с 2,248 до 1,795 случаев в год. Однако средний размер взятки существенно увеличился с 329,8 тыс. рублей в 2001 году до 3911,1 тыс. рублей в 2005 году. Соответственно общий рынок коррупции за данный период вырос с 1013363 млн рублей до 9063930 млн рублей. Оценка рынка деловой коррупции в долларах США по курсам тех лет составляет 33,8 млрд долларов и 318 млрд долларов соответственно. Относительно ВВП годовой объем рынка деловой коррупции увеличился с 11,2%, до 53,7% [14, с. 314]. Подобная динамика деловой коррупции объясняется добровольным выбором предпринимателями коррупционного поведения в качестве способа минимизировать собственные издержки.
К сожалению, в настоящее время приходится констатировать недостаток исследований коррупционных рынков России. Вследствие этого существующие данные о текущем состоянии коррупции нельзя назвать полными. Определенное представление о проблеме может дать анализ статистики коррупционных преступлений, содержащейся в отчетах МВД России или Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Однако эти данные имеют ограниченную научную ценность в виду отражения в них исключительно выявленных случаев коррупции.
Наиболее известным оценочным показателем, позволяющим судить о масштабах коррупции в той или иной стране мира, является Индекс восприятия коррупции (ИВК), составляемый международной неправительственной организацией «Transparency international». Данный индекс представляет собой ежегодно составляемый интегральный показатель, измеряющий уровень восприятия коррупции в государственном секторе различных стран. Методика составления ИВК представляет собой агрегирование результатов рейтингов коррупционности, полученных посредством опросов экспертов и представителей деловых кругов независимыми экспертными организациями. В ходе исследования страны ранжируются по шкале от нуля до ста баллов, где ноль означает максимальный, а сто — минимальный уровень восприятия коррупции в государственном секторе страны. Россия впервые была включена в ИВК в 1996 году и набрала тогда 2,6 балла из 10 (по старой 10-балльной шкале), заняв 47-е место из 54 присутствующих в списке стран. Затем позиция России в индексе стала ухудшаться, и в 2000 году она охарактеризовалась всего в 2,1 балла. Последующая положительная динамика достигла своего максимума в 2004 году, когда Россия набрала 2,8 балла и заняла 90-ю позицию из 145 возможных,
после чего наступило очередное падение. В 2014 году Российская Федерация получила 27 баллов из 100 (на один балл меньше, чем в 2013 году) и заняла 136-е место из 175 возможных, поделив его с Нигерией, Ливаном, Кыргызстаном, Ираном и Камеруном. По мнению экспертов организации, устойчивое нахождение России в нижней трети ИВК на протяжении последних лет свидетельствует о «нерешительности в преследовании коррупционных преступлений и хаотичности мер по предотвращению коррупции...» [7]. В 2015 году Россия несколько улучшила своё положение, набрав 29 баллов и заняв благодаря этому 119-е место из 167 стран, оказавшись в одном ряду с Азербайджаном, Гайаной и Сьерра-Леоне. Согласно комментарию вице-президента Transparency International Е. Панфиловой, изменение места России в ИВК вызвано процессом «сжимания коррупционной "кормовой базы" в силу текущей экономической ситуации, а также введением в правовое поле целого ряда весьма обременительных для публичных должностных лиц ограничений в части декларирования имущества и доходов, а также владения зарубежной собственностью» [12]. Несмотря на это незначительное улучшение, Россия по-прежнему имеет репутацию чрезмерно коррумпированной страны и остается в последней трети входящих в рейтинг стран.
Еще одним широко известным исследованием, измеряющим уровень коррупции, является «Worldwide Governance Indicators», которое проводит Всемирный банк. В рамках проекта осуществляется обобщение информации об эффективности государственного управления, полученной посредством проведения социологических опросов граждан, представителей бизнеса и экспертов. Информация для составления рейтинга поступает более чем из 30 независимых источников. В результате исследования выстраивается оценочная шкала от одного до ста процентов, на которой размещается тот или иной показатель определенной страны. Более высокий процент говорит о более эффективном государственном управлении в той или иной сфере. Интересующий нас показатель — контроль коррупции — имел для России примерно ту же динамику, что и ИВК. Начиная с 1996 года, когда Россия набрала 15,6%, стала наблюдаться положительная тенденция, приведшая в 2003 году к показателю в 28,3%. После этого небольшого успеха произошло падение, которое достигло своего дна в 2009 году с показателем в 11,5%. В настоящее время ситуация немного улучшилась. На 2014 год контроль коррупции составил 19,71%, что несколько лучше, чем в 2013 году, когда он находился на уровне 16,75% [4].
Заслуживает определенного внимания проект «Nations in transit», реализуемый общественной организацией Freedom House, имеющей штаб-квартиру в США. В рамках данного проекта происходит исследование уровня развития демократии в странах так называемого «переходного периода», то есть имеющих недавнее коммунистическое прошлое. Методология исследования предполагает ранжирование определенных показателей
по шкале от 1 до 7, где 1 означает максимально высокий уровень демократического прогресса, а 7 самый низкий. Тот или иной бал выставляется на основе экспертных оценок. Одним из семи изучаемых показателей является коррупция, индекс которой для России середины 2000-х годов находился на уровне 6 баллов, после чего стал изменяться в худшую сторону. В календарные 2013 и 2014 годы рассматриваемый показатель приблизился к возможному максимуму и составил 6,75 балла, ухудшившись на 0,25 балла по сравнению с 2012 годом, когда он находился на уровне 6,5. Столь высокое значение уровня коррупции объясняется в отчете «Nations in transit» высокой коррумпированностью Президента и его ближайшего окружения. Борьба с коррупцией в России определяется как избирательная мера, призванная лишь дисциплинировать непослушные элиты [2]. Однако вероятнее всего объективность экспертов американской организации была искажена охлаждением внешнеполитических отношений с Россией. Напомним, что США крайне недружественно отреагировали на присоединение Крыма к России и позицию России по украинскому вопросу. Данное опасение не беспочвенно, поскольку, согласно финансовым отчетам Freedom House, приблизительно 80% доходной части бюджета организации формируется за счет грантов правительства США. Любопытно отметить, что согласно отчету «Nations in transit» уровень коррупции в Украине, чья правящая элита пользуется поддержкой американской администрации, напротив снизился, и составил 6,00 баллов в 2014 году по сравнению с 6,25 баллами в 2013 году [3].
Таким образом, созданная на западе институциональная система борьбы с коррупцией может выступать инструментом политического и правового давления на Россию в условиях обострившейся геополитической обстановки. При этом речь идет не только о составляемых за рубежом коррупционных рейтингах. Как отмечает О.Б. Иванов, «потенциальной зоной риска и правовым механизмом оказания дополнительного давления на отечественные компании, ведущие внешнеэкономическую деятельность ... являются правовые акты зарубежных государств, имеющие экстерриториальное действие (например, закон США "О коррупционных практиках за рубежом" — Foreign Corrupt Practices Act, 1977 — FCPA; закон Великобритании "О взяточничестве" — The Bribery Act 2010 of the United Kingdom)» [11, с. 27].
В связи с подобными оценками коррупции в России со стороны международных организаций, бесспорный интерес представляет отражение коррупции в общественном мнении россиян. По данным опроса, проводимого Фондом общественного мнения в период с марта 2013 года по декабрь 2014 года, почти в два раза (с 43 до 22%) сократилось количество наших сограждан, считающих, что уровень коррупции растет. Большинство опрошенных респондентов полагало, что он не меняется [9]. Опрос, проводимый ВЦИОМ в октябре 2015 года, показал не менее любопытные ре-
зультаты. Количество россиян, определяющих борьбу властей с коррупцией как успешную, достигло 48% опрошенных против 45% в 2013 году. Индекс коррупции, рассчитываемый на основе ответов респондентов о степени распространения коррупционных практик в обществе, достиг девятилетнего минимума, опустившись с 76 пунктов в 2013 году до 70 пунктов в октябре 2015 года [8]. Можно предположить, что снижение уровня коррупции в общественном мнении связано со сплочением общества вокруг власти в условиях нарастания враждебности во внешнеполитическом окружении страны.
Подводя итоги, следует отметить необходимость регулярного проведения национального социологического исследования коррупционных рынков России, основанного на единой методологии. Ведущими принципами в этой работе должны стать системность, объективность и независимость. Внимание, на наш взгляд, следует уделять измерению уровня коррупции не только на общероссийском уровне, но и в региональном разрезе. Подобная диагностика представляется нам необходимым условием эффективной борьбы с коррупцией.
Литература
1. Конституция Российской Федерации. Москва.: Кодекс, 2011. 30 с.
2. Федеральный закон от 25 декабря 2008 года № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» // Российская газета. 2008. 30 декабря. № 4823.
3. Dan Hough. Here's this year's (flawed) Corruption Perception Index. Those flaws are useful. Available at: https://www.washingtonpost.com/news/ monkey-cage/wp/2016/01/27/how-do-you-measure-corruption-transparency-international-does-its-best-and-thats-useful/ (accessed 25 February 2015).
4. Russia 2015 Nations in transit. Available at: https://www.freedomhouse.org/ report/nations-transit/2015/russia (accessed 20 February 2015).
5. Ukraine 2015 Nations in transit. Available at: https://www.freedomhouse.org/ report/nations-transit/2015/ukraine (accessed 20 February 2015).
6. Worldwide Governance Indicators. Available at: http://info.worldbank.org/ governance/wgi/index.aspx#home (accessed 20 February 2015).
7. Антикоррупционная политика. М.: РА «СПАС», 2004. 368 с.
8. Борзенков Т.Н. Уголовно-правовые меры борьбы с коррупцией // Вестник МГУ. Сер. 11. 1993. № 1. С. 30—31.
9. Волженкин Б.В. Служебные преступления: комментарий законодательства и судебной практики. СПб.: Юридический центр Пресс, 2008. 560 с.
10. Генпрокуратура зафиксировала рост преступности // Известия. 2015. 1 сентября.
11. Иванов О.Б. Формирование системы противодействия коррупции в ОАО «Российские железные дороги» // ЭТАП: Экономическая Теория, Анализ, Практика. 2015. № 4. С. 26—38.
12. Индекс восприятия коррупции — 2014: оценка России упала на один балл. [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http:// www.transparency.org.ru/indeks-vospriiatiia-korruptcii/indeks-vospriiatiia-korruptcii-2014-otcenka-rossii-upala-na-odin-ball (дата обращения 20.02.2015).
13. Индекс восприятия коррупции — 2015: Россия поднялась на 119 место [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.transparency.org. ru/indeks-vospriiatiia-korruptcii/indeks-vospriiatiia-korruptcii-2015-rossiia-podnialas-na-119-mesto (дата обращения 20.02.2015).
14. Коррупция в России: после «дела Гайзера». [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115440 (дата обращения 12.02.2015).
15. Коррупция и взяточничество в России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/11912 (дата обращения 12.02.2015).
16. Криминология: учебник для вузов // 3-е изд., переработ, и доп. М.: Норма, 2005. 912 с.
17. Кузнецова Н.Ф. Коррупция в системе уголовных преступлений // Вестник МГУ. Сер. 11. 1993. № 1. С. 21—26.
18. Купрещенко Н.П. Влияние коррупции на экономические отношения в Российской Федерации // Налоги. 2008. Специальный выпуск. Январь.
19. Максимов С.В. Коррупция. Закон. Ответственность // 2-е изд., переработ. и доп. М.: ЗАО ЮрИнфоР, 2008. 255 с.
20. Ноздрачев А.Ф. Коррупция как правовая проблема в вопросах и ответах // Адвокат. 2007. № 10. С. 34—49.
21. Российская коррупция: уровень, структура, динамика. Опыт социологического анализа. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2013. 752 с.
22. Роуз-Аккерман С. Коррупция и государство. Причины, следствия, реформы // 2-е изд. М.: Логос, 2010. 356 с.
23. Состояние бытовой коррупции в Российской Федерации: Доклад Министерства экономического развития РФ. М., 2011. 56 с.
24. Талапина Э.В. Комментарий к законодательству Российской Федерации о противодействии коррупции (постатейный). М.: Волтерс Клу-вер, 2010. 178 с.
25. Щедрин Н.В. Определение коррупции в федеральном законе // Криминологический журнал БГУЭП. 2009. № 3. С. 31—36.
26. Элементы использования валового внутреннего продукта [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ rosstat_main/rosstat/ru/statistics/accounts (дата обращения 14.02.2016).
References
1. Konstitucija Rossijskoj Federacii [Constitution of the Russian Federation], Mosœv. Kodeks Publ., 2011, 30 p. (In Russian).
2. The federal law of December 25, 2008 no. 273 Federal Law «About Corruption Counteraction». Rossijskaja gazeta [Russian newspaper], 2008, December 30, no. 4823 (In Russian).
3. Dan Hough. Here's this year's (flawed) Corruption Perception Index. Those flaws are useful. Available at: https://www.washingtonpost.com/news/ monkey-cage/wp/2016/01/27/how-do-you-measure-corruption-transparency-international-does-its-best-and-thats-useful/ (accessed 25 February 2016).
4. Russia 2015 Nations in transit. Available at: https://www.freedomhouse.org/ report/nations-transit/2015/russia (accessed 20 February 2016).
5. Ukraine 2015 Nations in transit. Available at: https://www.freedomhouse.org/ report/nations-transit/2015/ukraine (accessed 20 February 2016).
6. Worldwide Governance Indicators. Available at: http://info.worldbank.org/ governance/wgi/index.aspx#home (accessed 20 February 2016).
7. Antikorrupcionnaja politika [Anti-corruption policy], Moscov. SPAS Publ., 2004, 368 p. (In Russian).
8. Borzenkov G.N. Ugolovno-pravovye mery bor'by s korrupciej. [Criminal and legal measures of fight against corruption], Vestnik MGU [Bulletin of MSU], Series 11. 1993. no. 1. Pp. 30-31 (In Russian).
9. Volzhenkin B.V. Sluzhebnye prestuplenija: kommentarij zakonodatel'stva i sudebnoj praktiki [Office crimes: comment of the legislation and jurisprudence], Saint-Petersburg. Juridicheskij centr Press Publ., 2008, 560 p. (In Russian).
10. Genprokuratura zafiksirovala rost prestupnosti. [The State Office of Public Prosecutor has recorded rise in crime], Izvestija [News], 2015, September 1 (In Russian).
11. Ivanov O.B. Formirovanie sistemy protivodejstvija korrupcii v OAO «Rossijskie zheleznye dorogi». [Formation of system of counteraction of corruption in JSC Russian Railways], JeTAP: Jekonomicheskaja Teorija, Analiz, Praktika [ETAP: Economic Theory, Analysis, Practice]. 2015. no. 4. Pp. 26—38 (In Russian).
12. Indeks vosprijatija korrupcii — 2014: ocenka Rossii upala na odin ball. (An index of perception of corruption — 2014: the assessment of Russia has dropped by one point) Available at: http://www.transparency.org.ru/indeks-vospriiatiia-korruptcii/indeks-vospriiatiia-korruptcii-2014-otcenka-rossii-upala-na-odin-ball (accessed 20 February 2016).
13. Indeks vosprijatija korrupcii — 2015: Rossija podnjalas' na 119 mesto (An index of perception of corruption — 2015: Russia has risen to the 119th place) Available at: http://www.transparency.org.ru/indeks-vospriiatiia-korruptcii/ indeks-vospriiatiia-korruptcii-2015-rossiia-podnialas-na-119-mesto (accessed 20 February 2016).
14. Korrupcija v Rossii: posle «dela Gajzera» (Corruption in Russia: after «I have put Gayzer») Available at: http://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115440 (accessed 12 February 2016).
15. Korrupcija i vzjatochnichestvo v Rossii (Corruption and bribery in Russia) Available at: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/11912 (accessed 12 February 2016).
16. Kriminologija [Criminology], Moscow. Norma Publ., 2005, 912 p. (In Russian).
17. Kuznecova N.F. Korrupcija v sisteme ugolovnyh prestuplenij. [Corruption in system of criminal offenses], Vestnik MGU [Bulletin of MSU], Series 11. 1993. no. 1. Pp. 21—26 (In Russian).
18. Kupreshhenko N.P. Vlijanie korrupcii na jekonomicheskie otnoshenija v Rossijskoj Federacii. [Influence of corruption on the economic relations in the Russian Federation], Nalogi [Taxes], 2008, January. Special release (In Russian).
19. Maksimov S.V. Korrupcija. Zakon. Otvetstvennost' [Corruption. Law. Responsibility], Moscow. ZAO JurInfoR Publ., 2008, 255 p. (In Russian).
20. Nozdrachev A.F. Korrupcija kak pravovaja problema v voprosah i otvetah. [Corruption as a legal problem in questions and answers], Advokat [Lawyer], 2007. no. 10. Pp. 34—49 (In Russian).
21. Rossijskaja korrupcija: uroven', struktura, dinamika. Opyt sociologi-cheskogo analiza [Russian corruption: level, structure, dynamics. Experience of the sociological analysis], Moscow, 2013, 752 p. (In Russian).
22. Rouz-Akkerman S. Korrupcija i gosudarstvo. Prichiny, sledstvija, reformy [Rose-Akkerman S. Corruption and state. Reasons, consequences, reforms], Moscow. Logos Publ., 2010, 356 p. (In Russian).
23. Sostojanie bytovoj korrupcii v Rossijskoj Federacii: Doklad Mini-sterstva jekonomicheskogo razvitija RF [A condition of household corruption in the Russian Federation: Report of the Ministry of Economic Development of the Russian Federation], Moscow, 2011, 56 p. (In Russian).
24. Talapina Je.V. Kommentarij k zakonodatel'stvu Rossijskoj Federacii o protivodejstvii korrupcii (postatejnyj) [The comment to the legislation of the Russian Federation on corruption counteraction (itemized)]. Moscow. Volters Kluver Publ., 2010, 178 p. (In Russian).
25. Shhedrin N.V. Opredelenie korrupcii v federal'nom zakone. [Definition of corruption in the federal law]. Krimino-logicheskij zhurnal BGUJeP [BGUEP Criminological magazine], 2009. no. 3. Pp. 31—36 (In Russian).
26. Jelementy ispol'zovanija valovogo vnutrennego produkta (Elements of use of gross domestic product) Available at: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ rosstat_main/rosstat/ru/statistics/accounts/# (accessed 14 February 2016).
