CC BY
44
С. В. АКОПОВ
ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ПОСТРОЕНИЮ ПОЛИТИЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Ключевые слова:
глобализация, транснационализм, мультикультурная компетентность, политическая дружба, толерантность
Автор статьи излагает три подхода к построению политического сообщества в эпоху глобализации. Первый основывается на философии паритета силы и агонизма, второй — на необходимости транзита в сторону западных либерально-демократических ценностей. Автор пытается доказать, что реальная толерантность и подлинное уважение к чужим правам могут быть достигнуты только на основе третьего подхода, базирующегося на шести важных принципах формирования транснациональных сообществ: «диалектическое понимания
глобализации», «мультикультурная компетентность», «культурное многообразие, гармонично сочетаемое с политическим единством», «живое знание, синтезированное в кросскультурные нарративы», «космополитическое образование» и «политическая дружба».
В современном мире можно выделить три основных подхода к построению политического сообщества как на уровне отдельно взятого государства, так и на уровне межгосударственных отношений. Своеобразным воплощением первого является реалистическая школа в теории международных отношений (восходящая к трудам Н. Макиавелли и Т. Гоббса). Квинтэссенци-
Key words:
globalization, transnationalism, multicultural competence, political friendship, tolerance
The author of this article describes three approaches towards building a political community in an era of globalization. The first approach is based on a philosophy of power parity and agonism, the second — on the need for transition towards the Western liberal-democratic values. The author tries to argue that the real tolerance and genuine respect for other people’s rights can be achieved only through obtaining the third approach. This approach is based on six key principles of formation of transnational communities: dialectical understanding of globalization, multicultural competence, cultural diversity, harmonized with the political unity, the “life knowledge”, synthesized in cross-cultural narratives, cosmopolitan education and political friendship.
ей такой политической философии можно считать идеи немецкого мыслителя К. Шмитта, полагавшего, что «покуда народ существует в сфере политического, он должен самостоятельно различать определение друга и врага. В этом состоит существо его политической экзистенции» [7, с. 284]. Идеи К. Шмитта нашли свое оригинальное воплощение во взглядах известного англий-
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
ского политолога Ш. Муфф. Последняя полагает, что эпоха Просвещения окончательно утвердила в Западной культуре идею плюрализма человечества, что в свою очередь может быть интерпретировано двояко: «человечество многообразно» либо «человечество разделено». Муфф полагает, что М. Фуко, Ж. Делез, а также (с либеральных позиций) Д. Роулз, Ю. Хабермас и Х. Арендт поддерживают идею «плюрализма» человечества. Вместе с тем у этих авторов плюрализм не сопровождается идеей антагонизма, ибо все они объединены общим убеждением, что многообразие человечества может быть сведено к гармоничному сосуществованию. Однако, отмечает Муфф, другой род плюрализма можно найти в работах М. Вебера и Ф. Ницше, убежденных, что люди разъединены и находятся в состоянии перманентно возникающего конфликта. «Я, — отмечает Муфф, — разделяю именно последнюю позицию. Плюрализм в таком смысле означает, что окончательное примирение невозможно. Именно эта уверенность и становиться фундаментом моего понимания политики» [11, р. 972].
Ш. Муфф, последовательницу Л. Альтюссера и А. Грамши, принято относить к сторонникам социальной философии «агонизма». Агонисты не верят в возможность преодоления глубокого раскола между людьми, независимо от того, идет
ли речь об их культурных, гендерных и классовых различиях. Онтологическая предпосылка Муфф состоит в том, что политика в обществе есть лишь постольку, поскольку существуют конфликты. Соответственно, на ее взгляд, любой вид общественного порядка является продуктом гегемонии. Реальность и ее содержание напрямую связаны с артикуляцией воли того или иного гегемона, даже если кому-то его воля представляется обычным «здравым смыслом».
Развивая идею Ф. Ницше о воле к власти через культурное творчество, Муфф полагает что «политика» связана не только с государством или партиями. Политика — это нечто, находящееся в тесной связи с культурой, со СМИ, с искусством и вообще со всем, что обеспечивает поддержание гегемонии одних людей над другими. Более того, любое повествование (нарратив) Ш. Муфф рассматривает именно как идеологию, строящуюся на свободной артикуляции таких принципов, как «объективность», «нравственность» или «истина». «В идеале я вижу роль средств массовой информации, — отмечает Муфф, — в создании полемического общественного пространства, в рамках которого у каждого человека будет возможность высказывать свое несогласие, обнародовать существующие противоречия и альтернативы» [11, р. 971].
Несмотря на то что ряд положений концепции Муфф выглядят убедительно (особенно в рамках постструктуралистского дискурса), по части агонизма следует высказать несколько замечаний.
Во-первых, философия политики агонизма подпадает под наше понимание социального дарвинизма [2].
Во-вторых, агонизм сопутствует использованию в политических целях образа «врага». Политические лидеры, отмечает психолог Ф. Мог-хаддам, часто специально фабрикуют образы врага, чтобы переносить вовне существующую внутри общества фрустрацию и агрессию. Фиксация на внешнем враге (или опасности) мобилизует социум изнутри и придает легитимность власти его лидера. Чем выше фрустрация внутри общества, тем сильнее переносится агрессия. Вы можете заставить людей любить друг друга подобно братьям и сестрам, пока есть те, кого они ненавидят. Примечательно, что в качестве целей для перенесенной агрессии лидеры выбирают тех, кто наиболее непохож, т. е. «чужих» [16, р. 167]. Более того, если в настоящий момент «враг» отсутствует, общество должно придумать его и держать на случай забвения социальной иерархии. «Известно, что Афины содержали фармаков, которые умерщвлялись или изгонялись в случае каких-либо бедствий или распрей <...> Очистительная
жертва умиротворяла и объединяла общество, превращаясь в священную» [6, с. 58]. Понятно, что делать это легче в рамках философии аго-низма.
В-третьих, агонизм по сути культивирует различия между людьми и таким образом подпитывает разного рода фобии, в том числе ксенофобию. Р. Тарас в книге «Европа старая и новая» разворачивает научную дискуссию вокруг ксенофобии, используя такие термины, как мизоксения (misoxenia) и ксенофи-лия (xenophilia). Мизоксения—кате-горическое неприятие, ненависть к иностранцам, крайняя форма ксенофобии. Ксенофилия, наоборот, симпатия к иностранцам [18, p. 93]. Чтобы понять, в кого целят люди, страдающие ксенофобией, Р. Тарас предлагает рассмотреть понятие «далеких местных» (far-away locals), введенное З. Бауманом. «Далекие местные» — люди, живущие в других концах мира, о которых мы узнаем из глобальных СМИ. Все, что нам известно о жизни этих людей, — убийства, эпидемии, мародерство, обычные в их странах [18, p. 94].
Тарас полагает, что понятие «далеких местных» может быть применимо и к меньшинствам внутри общества. Собственно, не столько само пересечение границы превращает мигрантов в «чужих» (strangers), сколько попирание ими сложившегося у «настоящих» местных чувства защищенности [18, p. 95]. Ав-
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
тор высказывает мнение о том, что выражение «далекие местные» может подразумевать самых разных людей: и мигрантов, и гостей, и временных переселенцев, и представителей той или иной диаспоры, и даже коренных членов общества, рассматривающихся, однако, большинством в качестве тех, кто к этому обществу не принадлежит. Причем это почти не связано с гражданским статусом таких людей или периодом времени, в течение которого они пребывают на территории страны. Американский исследователь указывает, что это могут быть как «кавказцы», евреи или цыгане в России и Восточной Европе, так и мусульмане в Западной Европе. Более того, близкими к «далеким местным» оказываются и «вненациональные» (non-national) группы, обладающие субнациональной либо сверхнациональной идентичностью, не считающие страну проживания своим настоящим «домом». Подобные группы кристаллизуются уже не по национальному, а по идеологическому признаку. В качестве таких «вненациональных» групп Р. Тарас приводит в пример сторонников возврата к советскому режиму в современной России, хорватов, ностальгирующих по Югославии, и евреев, часто считающихся космополитами в странах той же Восточной Европы. Вместе с тем, подчеркивает исследователь, если враждебность против «далеких местных»
может долго сохраняться на достаточно низком уровне, то «вненациональным» группам при определенных обстоятельствах грозит полное исключение из сообщества [18, р. 96].
Задаваясь вопросом о причинах возникновения особого отношения к иностранцам, Тарас отмечает, что в странах ЕС развитие ксенофобии четко коррелирует с ростом числа мигрантов. На каждый процент дополнительно приезжающих в Европейский союз на 9,9 % возрастает количество людей, говорящих о мигрантах как о проблеме. При этом запускается процесс стигматизации, обвинения мигрантов в обострении криминогенной ситуации, терроризме, безработице и повышении государственных расходов [18, р. 93]. Применительно к постсоветским странам необходимо упомянуть в данном контексте работу З. Баумана под названием «Европа: неоконченное приключение». В этой книге английский социолог польского происхождения связывает развитие ксенофобии в странах Восточной Европы с попыткой спасти1 представления о былой советской солидарности и проецировать их на общественные отношения, существующие в условиях соревнования и рынка — в эпоху, когда «приез-
1 З. Бауман использует здесь многозначное слово «salvage», которое переводится не только как «спасение», но и, например, «подъем затонувших судов».
жим» удается встраиваться в социальные структуры, в то время как «местное» население маргинализуется [10, р. 99].
К сожалению, агонизм, определяющий конфликтную природу политического, до сих пор является существенной, если не сказать преобладающей, политической философией. Особенно это ощущается в международной политике, где он выступает в виде «реалистической школы международных отношений». Мы согласны с В. Мартьяновым, который считает, что в современном глобальном мире более сильны будут позиции тех игроков, которые могут предложить человечеству предельно эгалитарные, универсальные, космополитические варианты решения всеобщих проблем, иначе говоря — варианты, исходящие из интересов всего человечества, а не выгоды отдельных классов, наций, регионов мира и блоков союзных государств [4, с. 336]. Вместе с тем сам Мартьянов не без сожаления отмечает, что «мировая элита после периода биполярности (1945-1991), относительно устойчивой в ценностно-нормативном измерении, все чаще предпочитает бокс, а не шахматы», и ситуативный тактический прагматизм вместо долговременных нормативных стратегий. В результате таких «боев без правил», к сожалению, интересы глобальных нормативных акторов не превращаются в глобальную от-
ветственность за свои действия и их последствия [4, с. 288].
Как бы там ни было, мы не можем разделить неошмиттианскую трактовку природы политики, т. к. она чаще всего оборачивается социальным дарвинизмом со свойственным ему биологическим детерминизмом, обостренным чувством «свой — чужой» и в конечном итоге — оправданием морального релятивизма и насилия. Мы согласны с замечанием А. Абизадеха, что хотя космополитическая мечта о единой мировой идентичности может столкнуться с множеством практических препятствий, тем не менее ее нельзя считать невозможной метафизически или же просто продуктом концептуальной неразберихи [8, р. 45].
Вместе с тем мы не можем в полной мере поддержать и второй подход к построению политического сообщества, а именно позицию тех, кто считает существующие абстрактные идеалы толерантности, либеральной демократии или концепцию прав человека достаточными основаниями для преодоления агонизма и создания прочной системы планетарной безопасности.
Относительно идеи толерантности следует вспомнить вопрос К. Поппера: должно ли толерантное общество толерантно относиться к проявлениям интолерантности? Проявляется ли толерантность как устойчивая и эффективная позиция
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
только в случае ее признанности всеми сторонами? Однако справедливо будет предположить, что подобная обоюдность может возникнуть лишь при наличии общих ценностей и взаимном признании исторически сложившегося статус-кво. В противном случае толерантность не пойдет дальше декларации о ней.
В книге «Открытое общество и его враги» утверждается, что «эмоционально все мы разделяем людей на близких и неблизких. Разделение человечества на друзей и врагов — это наиболее очевидное из эмоциональных разделений. Даже лучший христианин <...> не может чувствовать равной любви ко всем людям. Мы действительно не способны любить “абстрактно”. Мы можем любить только того, кого знаем. Таким образом, нашей “естественной” реакцией является разделение человечества на друзей и врагов, на тех, кто принадлежит к нашему эмоциональному сообществу и тех, кто находится вне его, на класс товарищей и класс противников, на ведущих и ведомых» [5, с. 272-273]. Очевидно, что в одном Поппер прав — мы действительно не можем любить того, кого не знаем. В противном случае мы порождаем «политкорректность» двойных стандартов.
К сожалению, концепция либеральной демократии также не представляется нам панацеей от всех бед. Непонятно, например, насколь-
ко возможно экспортировать западную либеральную демократию в ту среду, которая отказывается принять ее (ведь не все согласятся быть произведенными в демократы насильно)? Как экспортировать демократию в страны, в уклад которых она естественным образом не вписывается? Как при этом избежать проявлений прогрессорства и мессианства? Что делать с теми, кто хочет строить демократию согласно принципам Ж. Ж. Руссо, а не Дж. Локка?
Известный английский политолог А. Ливен пишет, что многие американские граждане имеют склонность воспринимать людей из других стран как потенциальных американцев, чьи национальные и культурные особенности прискорбны, но, к счастью, поправимы [15, р. 46]. Подобный американский универсализм противоречит кросс-культурным исследованиям ценностей в разных странах мира, проведенных институтом Г. Хофстеде. По мнению известного голландского ученого, культурные ценности весьма постоянны и создают почву для существования долговременных различий. Культурные ценности, утверждает Хофстеде, меняются очень медленно, поскольку формируются у людей еще в детском возрасте. Это делает базовые ценности обществ достаточно стабильными, даже несмотря на стремительные перемены в политических
практиках [14, р. 4-5]. Соглашаясь с голландским исследователем, мы полагаем, что в области культуры трудно ожидать внезапных перемен. Революции могут внести быстрые и неожиданные изменения в структуру общества, даже в механизмы распределения экономических ресурсов, но люди еще долго будут воспроизводить те поведенческие паттерны, которые коренятся в их духовных, а значит и политических ценностях.
В этой же связи следует заметить, что вот уже как минимум 20 лет не прекращается спор между сторонниками концепции универсальности человеческих прав и идеологами культурного релятивизма. Первые отстаивают точку зрения, согласно которой «более примитивные культуры» рано или поздно все равно придут к тем же представлениям о правах человека, что и западный мир. Культурные релятивисты с такой же непоколебимостью отстаивают обратную точку зрения, полагая, что традиционные культуры неизменны в своем отличии от культур, получивших господствующее распространение на Западе. Более того, для релятивистов демократизация — это только продолжение западной экспансии или новая форма модернизации 1960-х гг. и культурного империализма. Разницу между противоборствующими лагерями можно выявить и на ценностном уровне.
Так, универсалисты придерживаются индивидуализма, в то время как культурные релятивисты отстаивают коллективизм, в котором свобода индивидуального выбора часто рассматривается как угроза единству социума [17, р. 28, 31]. Мощную экспансию универсалистских северных обществ, пренебрегающих политическими и культурными особенностями южных, отмечает английский антрополог Дж. Гледхилл [13, р. 14]. Исследователи указывают, что это не случайно, т. к. большая часть мировых СМИ находится в США (39) и Западной Европе (28) и эти СМИ склонны объяснять политические конфликты в странах третьего мира их недостаточной цивилизованностью или издержками процесса «модернизации» [3, с. 209]. Очевидно, что подобная статистика играет на руку агонистам и их концепции культурной гегемонии.
Сегодня текущие этнонацио-нальные конфликты, то тлеющие, то разгорающиеся вновь (а их в мире насчитывается более 30), с трудом поддаются разрешению в рамках существующей «демократической» системы международной безопасности. В общем, указанные аргументы не дают основания полагать, что претендующая на универсальность либеральная модель демократии западного образца может снизить уровень взаимных опасений в международных отношениях. Трудно также представить, как по-
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
добная демократия будет эффективно бороться с периферийным национализмом и «этническими предпринимателями», которые успешно осуществляют массовую мобилизацию и способны создавать экстремистские группировки, раздувая политические фобии.
На первый взгляд, мало кто усомнится в универсальности доктрины защиты прав человека, этого достижения школы естественного права, активно развиваемого со времен Г. Гроция и Дж. Локка. Именно доктрина защиты прав человека — один из краеугольных камней современной либеральной демократии. В случае серьезных нарушений прав человека Совет Безопасности обязан докладывать об этом Генеральной Ассамблее ООН. Совет Безопасности ООН совместно с Уголовным Судом могут принимать меры, направленные на предотвращение нарушений прав человека, вплоть до санкционирования использования международной военной силы. Вместе с тем многие проблемы до сих пор ждут своего решения. Помимо уже указанных и до сих пор не разрешенных противоречий между универсалистами и культурными релятивистами существует также серьезное противостояние между сторонниками приоритета прав человека и теоретиками, отстаивающими примат национальной безопасности. Особенно остро это противостояние
обнаружилось в связи с введением в ряде стран после 2001 г. антитер-рористического законодательства, предусматривающего в целях общественной безопасности некоторые ограничения прав человека: права на тайну переписки, тайну личной жизни и т. д.
С другой стороны, не до конца понятно, являются ли (и в какой степени) органы ООН легитимными и высшими акторами, участвующими в процессе принятия решений в современной международной политике. События в Косове стали опасным прецедентом, продемонстрировавшим, что помимо ООН существует еще ряд игроков на мировой сцене, иногда открытых (НАТО, ЕС), а иногда завуалированных, но весьма влиятельных. Именно они в силах оспаривать экспертизу ООН по вопросам нарушения прав человека. Помимо этого ООН оказалась неспособна остановить массовые нарушения прав человека во время дарфурского кризиса в Судане, событий в Сребрени-це и геноцида в Руанде.
Особое место в этой связи приобретает вопрос геноцида. В последнее время это понятие все более выходит из сугубо юридического поля, часто становясь инструментом деятельности СМИ. Сегодня декларации о геноциде, которые призваны санкционировать вмешательство миротворческих сил, принимаются не столько в результате взвешенной
и всесторонней оценки ситуации компетентными органами (Институтом изучения геноцида или экспертами организации Amnesty International), сколько под сильнейшим давлением политизированных транснациональных медиа-групп. Нарративы геноцидов, фабрикуемые в угодном для политиков формате, часто представляются как проявление национализма и всевозможных фобий. Датский исследователь Б. Фливбьерг отмечает, что каждый человек — «существо, рассказывающее истории», однако при этом совсем не обязательно, что профессиональные рассказчики историй — это добросовестные исследователи конкретных случаев и ситуаций [12, p. 221, 240].
Вышеприведенные примеры, на наш взгляд, являются свидетельством того, что в обществах за пределами западного мира индустриализация, капитализм, либеральная демократия не были неизбежным результатом культурной эволюции. Для них эти элементы политической культуры (так же как и «неотъемлемые» права человека) — признаки западного империализма, порожденные помимо прочего работорговлей, колониализмом, консюмеризмом и др. Таким образом, следует подчеркнуть, что невозможно установить универсальную систему прав человека, если эффекты модернизации, породившей такое понимание названных прав, воспринимаются
в мире по-разному и оцениваются неодинаково.
Исходя из вышесказанного, мы предлагаем третий подход к проблеме политической мобилизации: не против конкретного образа «врага», но и не на основе абстрактных идеалов демократии, толерантности и универсальных прав человека. Каков же третий подход к формированию политического сообщества? На наш взгляд, он должен основываться не на конфликтном или нормативном подходах к природе политики, но на антропологическом и коммуникативном: на понимании разнообразия политических культур и диалоге между их представителями. Речь идет об общении людей и складывающемся в результате такого общения транснациональном сообществе, основанном на живых дружеских, родственных и творческих связях, на том, что иногда называют народной, гражданской или общественной дипломатией. Мы предлагаем шесть принципов строительства транснационального сообщества в эпоху глобализации в России.
1. Принцип «диалектического понимания глобализации». Диалектическое понимание глобализации связано с двумя подходами к интерпретации ее последствий. С одной стороны, глобализация уничтожает культурное многообразие и нивелирует личностный опыт, сводя гражданина к потребителю (Р. Фальк, А. Турен). С другой стороны, есть
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
и более широкое понимание глобализации. Безусловно, многим она обеспечивает широкий доступ к потреблению, однако для различных людей это может быть абсолютно разный опыт потребления. Процесс глобализации предоставляет нам возможность испытывать больший спектр культурных влияний и приобщаться к разным традициям, смешиваться и соединяться в процессе собственного самоопределения и повышать свой уровень образования. При этом образованные люди в гораздо большей степени, чем необразованные, будут ставить под сомнение продвигаемые поли-тиками-популистами националистические идеологии, а равно расовые и культурные стереотипы (П. Хоппер).
2. Принцип «мультикультурной компетентности» — бикультурной компетентности как способности индивида эффективно функционировать в мультиэтническом плюралистическом окружении, умении жить сразу в двух измерениях (В. Ачкасов). При этом идею бикультурной идентификации можно использовать как применительно к извечному российскому вопросу «славянофил или западник?», так и в межгосударственн-ных отношениях, ибо в большинстве случаев лишь тот, кто любит и знает свою культуру, способен любить иную, и наоборот.
3. Принцип «культурного многообразия, гармонично сочетаемого
с политическим единством». Как представляется, дабы вписать существующие идентичности в некую большую, объединяющую их и при этом не противопоставляющую их друг другу идентичность, важно соединять принцип свободы и принцип единства, найти своеобразную форму «единства во множестве». Современная реальность ставит перед ученым сообществом абсолютно новую задачу — деполитизации эт-ничности или деэтнизации политики (А. Кузнецов). Решение этой задачи предусматривает утверждение общей демократической политике -ской культуры, обособленной от национальных культур (Дж. Хьюс-менс), сохранение единства России через внедрение в общественное сознание россиян либеральной идеи значимости отдельной личности «россиянина», а не отдельно взятых этнических общностей (В. Тишков).
4. Принцип «живого знания, синтезированного в кросскультурные нарративы». Мы видим единственный способ отойти от неошмитти-анского подхода, предполагающего деление мира на «друзей» и «врагов», в том, чтобы направить усилия на формирование международного сообщества интеллектуалов, объединенных личностным опытом преодоления негативизма в отношении других культур. Тексты авторов, опирающихся в своих исследованиях на этот принцип, имеют больший потенциал кросс-культур-
ной коммуникации, т. к. они синтезируют разнообразные ценностные ряды. Задача современного гуманитарного знания в целом, в том числе политической и культурной антропологии и политической коммуни-кативистики состоит в том, чтобы избавляться от нарративов, опирающихся на идентичности, выстраиваемые по типу «свой — чужой», и преодолевать разного рода «цент-ризмы», фобии и образы врага приобщением к принципиально новым, открытым дискурсам, опирающимся на философскую антропологию «мы-чувства» и «живого знания» С. Франка.
5. Принцип «космополитического патриотизма и образования». Космополитический патриотизм способен преодолевать преграды между людьми и позволить им быть доброжелательными ко всем без исключения (М. Нуссбаум). Мы разделяем отстаиваемую американской исследовательницей модель «космополитического образования», полагая, что навязывание абстрактного уважения к чужим правам — в том случае, когда люди остаются лишь равнодушными наблюдателями по отношению к «другим», — может порождать в обществе политику
двойных стандартов и политкорректность, прикрывающую национализм. Нам хорошо известно, что декларируемое уважение к чужим правам не останавливает начало многих военных действий, а часто, наоборот, служит прикрытием для них.
6. Принцип «политической дружбы». Несмотря на то что обычно дружба рассматривается как феномен частной сферы, в классической политической философии и в недавних трудах по политике дружбы (А. Макинтайр, Ж. Деррида) подчеркивается ее фундаментальное значение для публичной политической жизни. Проблема построения гражданского общества в России во многом сегодня сводится к необходимости мирной трансформации обширной сферы военных, негражданских отношений, т. е. к их преображению с помощью принципов ненасильственной интеграции, столь свойственных, например, для дружеских сетей. Поэтому принципы дружбы должны использоваться для трансформации негражданского общества в гражданское (О. Хар-хордин)1.
1 Подробный разбор принципов построения
транснационального сообщества см. в [1; 8].
1. Акопов С.В. Принципы формирования транснационального сообщества в эпоху глобализации // Личность. Культура. Общество. 2010. Вып. 4. С. 277-282.
2. Акопов С. Теория «мимов», социальный дарвинизм и проблема гуманизма в общественных науках // Управленческое консультирование. 2007. № 4. С. 122-132.
3. Малахов В. Государство в условиях глобализации. М., 2007.
Акопов С. В. Основные подходы к построению политического сообщества в эпоху глобализации
Политика и правовое государство
4. Мартьянов В. Метаморфозы российского модерна. Екатеринбург, 2007.
5. Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. М., І992. Т. 2.
6. Савельев А. И. Образ врага. Расология и политическая антропология. М., 2007.
7. Шмитт К. Понятие политического // Политология. СПб., 200І.
8. Abizadeh A. Does Collective Identity Presuppose an Other? On the Alleged Incoherence of Global Solidarity // American Political Science Review. 2005. Vol. 99. №. І. P. 45-60.
9. Akopov S. Fertilizacion cruzada y translocacion intergrupal' frente a la representacion del 'enemi-go' // Nacionalismo y democracia. Dicotomias. Complementariedades. Oposiciones. Madrid, 2009. Р. І29-І5І.
10. Bauman Z. Europe: An Unfinished Adventure. N. Y., 2004.
11. Carpentier N. & Cammaerts B. Hegemony, democracy, agonism and journalism: an interview with Chantal Mouffe // Journalism studies. Routledge. 2006. № 7. Р. 964-975.
12. Flyvbjerg B. Five Misunderstandings about Case-Study // Qualitative Inquiry (Aalborg). 2006. Vol. І2. №. 2. P. 2І9-245.
13. Gledhill J. Power and Its Disguises. L., 2000.
14. Hofstede G. Cultures and Organizations. The Software of Human Mind. N. Y., 2005.
15. Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. N. Y., 2004.
16. Moghaddam F. M. The Staircase to Terrorism: A Psychological Exploration // American Psychologist. 2005. Vol. 60. № 2. P. І6І-І69.
17. Reichert E. Human Rights: An Examination of Universalism and Cultural Relativism // Journal of Comparative Social Welfare. 2006. Vol. 22. № І. P. 2З-З6.
18. Taras R. Europe Old and New: Transnationalism, Belonging, Xenophobia. Lanham, 2009.
References
1. Akopov S.V. Printsipy formirovaniya transnatsional'nogo soobschestva v epohy globalizatsii // Lich-nost'. Kultura. Obschestvo. 20І0. Vyp. 4. S. 277-282.
2. Akopov S. Teoriya «mimov», sotsial'ny darvinizm i problema gumanizma v obschestvennyh naukah // Upravlencheskoe konsultirovanie 2007. № 4. S. І22-ІЗ2.
3. Malakhov V. Gosudarstvo v usloviyah globalizatsii. M., 2007.
4. Martyanov V. Metamorphozy rossiyskogo moderna. Ekaterinburg, 2007.
5. Popper K. Otkrytoye obschestvo i ego vragi: v 2 t. M., І992. T. 2.
6. Savel'ev A. I. Obraz vraga. Rasologiya i politicheskaya antropologiya. М., 2007.
7. Shmitt K. Ponyatiye politicheskogo // Politologiya. SPb., 200І.
8. Abizadeh A. Does Collective Identity Presuppose an Other? On the Alleged Incoherence of Global Solidarity // American Political Science Review. 2005. Vol. 99. №. І. S. 45-60.
9. Akopov S. Fertilizacion cruzada y translocacion intergrupal' frente a la representacion del 'enemi-go' // Nacionalismo y democracia. Dicotomias. Complementariedades. Oposiciones. Madrid, 2009. Р. І29-І5І.
10. Bauman Z. Europe: An Unfinished Adventure. N.Y., 2004.
11. Carpentier N. & Cammaerts B. Hegemony, democracy, agonism and journalism: an interview with Chantal Mouffe // Journalism studies. Routledge. 2006. № 7. Р. 964-975.
12. Flyvbjerg B. Five Misunderstandings about Case-Study // Qualitative Inquiry (Aalborg). 2006. Vol. І2. №. 2. S. 2І9-245.
13. Gledhill J. Power and Its Disguises. L., 2000.
14. Hofstede G. Cultures and Organizations. The Software of Human Mind. N. Y., 2005.
15. Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. N. Y., 2004.
16. Moghaddam F. M. The Staircase to Terrorism: A Psychological Exploration // American Psychologist. 2005. Vol. 60. № 2. S. І6І-І69.
17. Reichert E. Human Rights: An Examination of Universalism and Cultural Relativism // Journal of Comparative Social Welfare. 2006. Vol. 22. № І. S. 2З-З6.
18. Taras R. Europe Old and New: Transnationalism, Belonging, Xenophobia. Lanham, 2009.
