CC BY
115
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
К 110-летию со дня смерти Н.Я. Грота (продолжение)*
ОСНОВАНИЯ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ**
НИКОЛАЙ ГРОТ IV.
Возможен ли вообще чисто-психологический эксперимент? Вопрос мы ставим таким образом потому, что опыт последних десятилетий в достаточной мере доказал возможность и пользу смешанных - психофизических и психофизиологических экспериментов. Однако, в нашей науке господствуют еще довольно сбивчивые понятия об отношении этих форм эксперимента к чисто-психологическим опытам. «Психофизический эксперимент, - говорит Вундт***, - ставит себе задачей производить путем физических воздействий изменения в состоянии сознания, из которых можно было бы делать заключения относительно происхождения, состава и течения «во времени» психических процессов. Поэтому его цели совершенно отличны от целей физиологического эксперимента, который исследует всегда только физические жизненные процессы, между тем как в психофизическом эксперименте физиологические воздействия служат исключительно для исследования психических явлений и их законов. Этот эксперимент пользуется поэтому всегда внутренним восприятием (innere Wahrnehmung), которое он однако старается освободить от неустойчивости, какою оно само по себе отличается, строго урегулированною принудительностью
Фо о Х-*** -1—г
изиологических воздействий»****. «Психо-
* Материал подготовлен В.С. Воробьевым.
** Окончание. Начало см. Журнал «Теоретическая и экспериментальная психология», 2009, Т. 2, № 3, с. 78-91.
*** Logik. II. Methodenlehre. Lpz. 1883, стр. 483.
**** Там же, стр. 484.
физический эксперимент, - продолжает Вундт далее, - ставит себе три логические задачи: 1) выяснение отношений, в которых элементарные психические феномены находятся [,] к сопровождающим их физическим и физиологическим процессам (метод психофизики в тесном смысле), 2) исследование психологического состава и законов образования сложных представлений, 3) исследование течения (пробега - Verlauf) «во времени» представлений по их количественным и качественным от-
х-х-х-х-х-ч -I—г
ношениям )»... «Последниедваметодаот-носятся к экспериментальной психологии в собственном смысле. Здесь физическое воздействие является только вспомогательным средством для вызывания известных психических реакций».
Изложенные воззрения Вундта на отделы и задачи экспериментальной психологии, конечно, особенно интересны, так как нет сомнения в том, что именно неутомимым исследованиям этого германского ученого мы обязаны развитием и обособлением экспериментальной психологии в отдельную специальную науку с обширным составом новых задач, методов точного исследования и с остроумными приспособлениями, в виде множества психо-физических [так у авт.] приборов, что и привело к учреждению в европейских и американских университетах десятков богато снабженных психофизических кабинетов и лабораторий. Но несмотря на большой авторитет Вундта, мы осмеливаемся высказать мысль, что Вундт дает недостаточно точное и ясное определение задач настоящей психологической экспери-ментации, путая в одном смутном понятии психофизики вообще настоящую психофизику с психофизиологией и «экспериментальной психологией» в тесном смысле, отчего зависела отчасти односторонность и недостаточная плодотворность (в психоло-
***** Этот отдел экспериментальной психологии в последнее время получил преимущественное название психометрии.
гическом отношении) работ, которые производились до сих пор, как в его лаборато-
хрии, так и в других, устроенных по ее типу .
Главных ошибок Вундта в определении задач и разграничении областей экспериментальной психологии две. Одна заключается в том, что, безусловно признавая общее положение, что «вся психология основана на внутреннем опыте»**, он все-таки преувеличивает вспомогательное значение внешнего опыта в психологической экспериментации. Другая состоит в том, что он не различает достаточно ясно трех совершенно раздельных задач в области психологической экспериментации в обширном смысле слова.
Скажем сначала о последней ошибке. Изучая душевную жизнь, мы можем логически ставить себе три задачи, но не те, о которых говорил Вундт, а именно 1) определение зависимости и связи психических явлений и процессов с физическими явлениями и воздействиями среды, 2) определение связи и зависимости душевных явлений и процессов от физиологических процессов и анатомических условий в организме, 3) определение чисто-психических отношений - связи и зависимости между
* Когда мы писали эту главу, мы еще не имели в руках недавно вышедшей переработанной Вундтом 2 части II тома его Methodenlehre (Stuttgart, 1895). Теперь нам удалось достать ее. Хотя здесь В[ундт]. значительно расширяет взгляд на психологический экспер[имент]. и его перспективы, но все же повторяет мысль, что во всех психологич[еских]. экспериментах непременно нужны «physische Einwirkungen» и что «im diesen Sinne kann es natuerlich nur psychophysischeExperimente geben», хотя изучение физических воздействий только Huelfsmittel, а не Zweck (См. главу «Die allgemeine Bedeutung der experimentellen Methode fuer die Psychologie»). Точно также в другой главе (Die Physiologie als psychologische Huelfswissenschaft und die Psychophysik) он по-прежнему настаивает на том, что «Alle experimentellen Methoden der Psychologie nehmen die Physiologie in Anspruch», что в экспериментальной]. психологии «es keine rein psychischen, sondern nur psychophysische Objekte giebt» (стр. 227). Мы с обоими взглядами несогласны [так у авт.].
** Там же (1-е изд.), стр. 482 и след. Ср. 2-е изд., стр. 170 и след.
психическими явлениями, законами и процессами, как таковымиПервая область исследований составляет содержание психофизики. Сюда относится, наприм[ер]., проблема Фехнера о зависимости интенсивности ощущений от интенсивности раздражений, а также отчасти проблема психометрии, состоящая в определении времени различных психических реакций на более или менее сложные внешние раздражения. Вторая область есть область психофизиологии, с которою тесно связана и область психопатологии. Сюда принадлежат, наприм[ер].: исследование проблем локализации душевной деятельности в мозгу и других центрах нервной системы; исследование строения и функций периферических органов ощущения в связи с ролью их в процессах восприятия, а в частности, наприм[ер]., исследование значения мышечной деятельности в представлениях о пространственных отношениях и протяженных величинах; исследование вопроса о действии ядов на сознание, чрез посредство производимых ими изменений в нервной системе; исследование зависимости различных психических расстройств от патологических изменений в строении и функционировании нервной системы, и т.п. Третья область есть собственно область психологии и сюда относится всестороннее изучение законов связи, зависимости и иных отношений всех психических процессов и явлений между собою в отношении состава, преемства, способов возникновения и развития, и т.д. Вундт называет и эту область изучения, насколько оно может быть, по его мнению, поставлено на строго экспериментальную почву,
*** В упомянутом втором издании 2 части II тома Methodenkhre (стр. 173 и сл.) Вундт уже и сам говорит о третьей стадии в развитии экспериментальной методы в психологии, когда признана была возможность изучать отношения и связи чисто психических процессов между собою, а не с физическими или физиологическими процессами, хотя и придает наблюдению этих последних и пользованию ими, как средством, то преувеличенное значение, на которое мы только что указали.
«психофизикой в обширном смысле». Но правильно ли такое расширение понятия «психофизики»?
Несомненно, что Вундт, а за ним и десятки и даже сотни его последователей, впадают здесь в странное недоразумение. Из того факта, что психическое взаимодействие субъектов, взаимное их психическое влияние друг на друга и искусственное пробуждение в других лицах новых психических состояний, для целей экспериментального исследования, происходит при посредстве физической среды и с участием физиологических процессов, - отнюдь не следует, что это влияние, воздействие и их эффект в сознании - должно называть «психофизическими». Ведь из того факта, что психические состояния, т.-е. ощущения, восприятия, представления и даже процессы мышления, являются необходимыми условиями (conditio sine qua non) в опытах физика, химика и физиолога, мы не делаем заключения, что физику (науку о явлениях вещества) надо называть психофизикой, химию - психохимией, физиологию растений и животных - психофизиологией и т.д. В этих науках мы изучаем физические, химические и физиологические процессы и явления в веществах и организмах, хотя и при посредстве своих ощущений и вообще психических процессов (ибо иное изучение и познание чего-либо и невозможно), но совершенно независимо от вопроса о природе этих последних и о непосредственном влиянии их на химические, физические и физиологические учения науки. Точно также, если в психологическом наблюдении и даже в самих психических процессах и психическом взаимодействии субъектов присутствуют известные физические и физиологические моменты, то это еще не значит, что психологию следует называть психофизикой или психофизиологией, как скоро она задается целью изучения чисто психического содержания того или другого субъекта, независимо от сопровождающих физических и физиологических процессов. Иначе мы спутаем все понятия наук: исто-
рия окажется тоже органической химией и физиологией, так как в организмах исторических деятелей совершаются химические и физиологические процессы, филология окажется физикой и физиологией, так как в развитии языка играет роль звуковой элемент и участвуют органы речи, гистология окажется психологией зрения, так как ее наблюдения слагаются при помощи зрительных ощущений, и проч.
Физическое и психическое в природе и в познании - нераздельны; различные роды физических процессов (наприм[ер]. механических, чисто-физических, химических и т.д.) тоже взаимно переплетаются в реальных фактах жизни природы. Но предметы и задачи наук все-таки различаются тщательно, сообразно объектам, ими изучаемым и мысленно от[в]лекаемым из того реального единства «природного существования», в котором они сложно перепутаны.
Чистая экспериментальная психология, как и вообще психология, есть поэтому та наука, которая изучает законы и связи душевных явлений, состояний, фактов, -совершенно независимо от значения и характера физических и физиологических явлений и процессов, сопровождающих психическую деятельность и психическое взаимодействие субъектов.
И в этой психологии, как мы выше показали, главную роль играет самонаблюдение или внутренний опыт, а внешний опыт имеет значение совершенно побочное, -как в химии и физике, наоборот, главная роль принадлежит внешнему опыту, тогда как внутренний, посредством которого мы несомненно отдаем себе отчет в своих «ощущениях химических и физических
о *
явлений» и в мыслях о них, имеет значение второстепенное. Недостаточное сознание этого факта было второй роковой ошибкой Вундта, которая всецело объясняется тем, что он, в сущности, разделяет отчасти предрассудок позитивистов и ма-
* См. выше, стр. 577.
териалистов о коренной «субъективности, недостоверности и неточности» самонаблюдения как органа познания*. Ему кажется, что внутренний опыт, на котором зиждется, однако, «вся психология», и основанное на нем объективное наблюдение психической жизни может быть объективным и точным «только под условием принудительного воздействия строго урегулированных физиологических условий психической деятельности». Но можно ли сказать, что, наприм[ер]., «экзаменатор», производящий эксперимент допроса ученика, с целью определения уровня его познаний в известном предмете, который он потом оценивает точною цифрою балла, да еще часто с минусом или плюсом в придачу, - озабочен «принудительным урегулированием физиологических условий своего умственного общения с учеником?» Нам скажут, что этот эксперимент и не бывает никогда точным, вследствие чего баллы, -да еще с минусами и плюсами, - столь же игрушечно-точные измерители действительных познаний учеников, как и показания известных игрушечных «thermomètres d'amour» или лепестков маргаритки относительно действительной силы страсти молодых людей разного пола друг к другу. С этим мы вполне согласимся. Но такие неточные чисто-психологические эксперименты (без примеси физики и физиологии) нисколько не исключают возможности более и даже совершенно точных, хотя и столь же отдаленных от приемов физики и физиологии.
В экзаменационных экспериментах нисколько не соразмерены результаты оценки (общий вывод о познаниях ученика в языке или в известном отделе математики, выражаемый баллом) с действительными средствами, которые употребляются для их получения. Но если точно соразмерять психологические задачи с путями и средствами, которые даны для их решения, то a
* См. во 2-м изд. Главу «Die zufaellige innere Wahrnehmung».
priori можно предполагать, что получаемые результаты будут точны и строго научны.
Поэтому мы теперь несколько видоизменим и подробнее разберем вопрос, поставленный в начале настоящей главы, а именно: возможен ли чисто-психологический, но совершенно точный, научно-достоверный эксперимент, как путь к решению разнообразных психологических проблем?
V.
Прежде всего нужно обозреть возможные виды или формы настоящего психологического эксперимента, независимо от вопроса о его точности и научной достоверности. Теоретически психологический эксперимент можно делить на три главные вида: 1) эксперимент над собою, над своими собственными психическими состояниями, процессами и деятельностью, 2) эксперимент над другими психическими существами, без их ведома, согласия и участия, 3) эксперимент над другими психическими существами, с их ведома, согласия и при их сознательном участии. Возможны ли на самом деле все эти формы психологического эксперимента и каково их значение?
Экспериментом или опытом в обширном смысле слова называется «всякое произвольное изменение человеком каких-либо явлений для получения предполагаемого определенного результата, проверяемого сознанием». Напр[имер]., если человек сеет в землю семена растения, чтобы получить это растение, и проверяет результаты, то он совершает эксперимент. Если он устраивает печь, чтоб она нагревала его жилище, то он производит эксперимент. Если художник расставляет предметы так, чтоб они производили известное художественное впечатление, то он делает эксперимент. В науке экспериментом называется такое произвольное изменение явлений, которое могло бы дать в результате возможность более достоверного и полного их познания. Но
цель познания есть только одна из многочисленных целей, которые может себе ставить экспериментатор, когда он намеренно производит новые явления или изменяет отношения существующих. Поэтому научный эксперимент есть только частная форма эксперимента в обширном смысле (experior - испытываю)*.
В этом обширном смысле слова вся наша психическая жизнь, насколько она произвольна, т.-е. направляется и видоизменяется волей в виду известных целей, есть «непрерывная цепь экспериментов над собою» и, точно также, все наше активное психическое воздействие на других людей, насколько оно имеет сознательною целью изменение их душевных состояний и поступков, есть «ряд экспериментов второго и третьего из указанных выше видов»**.
Мы экспериментируем над собою, когда идем в театр или в концерт, чтобы доставить себе удовольствие или расширить свой эстетический кругозор смотрением пьесы или слушанием музыки. Мы совершаем психологический эксперимент, когда берем книгу и читаем ее для того, чтобы чему-либо научиться или просто развлечься. Изложение своих мыслей в письме или статье есть тоже психологический эксперимент, но уже не только над собою, а и над другими людьми, «для которых» пишешь. Игра актера есть психологический эксперимент его и над собою, насколько она должна явиться точным и правдивым воспроизведением известного типа, характера или психического положения, и над зрителями, на которых игра эта должна произвести известное психическое действие.
* Experimentis cognitum erat genus Numidum infidum esse. Cic[ero:]. Tusc[ulan Disputationes]., 3, 30, 74 [Из опыта известно существование коварного племени нумидийцев. Циц. Тусц. 3, 30, 74].
** Что касается до нашей пассивной психической жизни, то Вундт справедливо замечает, что вся она есть род эксперимента, производимого над нами природой (jeder Sinneseindruck ist gewissermassen ein Experiment das die Natur an uns anstellt, стр. 175, 2-го изд.).
Такой же «двойной психологический эксперимент» - над собою и над другими -производят все художники, ораторы, педагоги, когда они творят, излагают, учат. Всякий спор и умственное состязание есть также двойной эксперимент - над собою и другими. Психологические эксперименты над другими мы можем делать с их ведома, участия и согласия, или без их ведома и участия, даже против их воли - насильно. Воспитание является совокупностью экспериментов того и другого порядка: наказание есть, наприм[ер]., всегда «насильственный» психологический эксперимент. В судебное следствие, которому подвергаются виновники преступления, входит всегда ряд экспериментов второго порядка. Допрос свидетелей и очная их ставка могут заключать в себе также черты эксперимента «без согласия и сознательного участия» тех, кто ему подвергается. Экзамен, устный и письменный, есть обыкновенно эксперимент, производимый с согласия и участия экзаменующегося, - точно также, как и эксперимент актера, музыканта, писателя и художника вообще, - над зрителем, слушателем, читателем и созерцателем художественного произведения.
Мы не будем умножать этих примеров, имевших целью только показать, как разнообразны, обильны и повседневны чисто-психологические эксперименты человека над собою и другими людьми, совершенно чуждые всякого психофизического и психофизиологического элемента. Всеми этими и другими, им подобными, способами искусственного изменения психического содержания, - своего и чужого, - можно пользоваться для целей психологического изучения. Вопросы, которые подлежат теперь нашему обсуждению, состоят в том: 1) какое относительное значение для науки, т.-е. для точного и вполне достоверного теоретического познания психических явлений и законов, могут иметь эксперименты трех указанных видов, 2) как их обставить и организовать ради этой научной задачи?
Рассмотрим сначала первый вопрос. Часто психологические эксперименты, совершаемые человеком над самим собою, имеют обыкновенно практическое значение. Человек стремится в этих опытах доставить себе известное удовольствие, обогатить свой ум знаниями, переработать свои навыки и привычки, подавить известные чувства и склонности, выработать свою волю и характер, выразить и воплотить в формы свою мысль, свое чувство, продукты своего творчества, свои стремления и намерения. Эксперименты над своею психическою жизнью могут иметь и теоретическую задачу «научного самосознания», и есть, конечно, люди, которые, видя главную свою цель и находя особенное удовольствие в познании законов душевной жизни, способны отвлекаться в экспериментах над своими психическими процессами от всякого практического интереса и даже приносить эти практические свои интересы в жертву теоретической задаче познания душевных явлений.
Но эти люди представляют редкое исключение даже среди психологов, посвятивших всю свою жизнь познанию психологических законов. Несомненно, что такие люди должны иметь, кроме светлой головы и научно-философской эрудиции, большую дозу самообладания. Рефлектирующие над каждым своим психическим процессом люди встречаются иногда не только среди психологов, философов и художников, но и среди остальных смертных. Но последние не умеют и не могут объективно и строго научно обставлять эксперименты над своею душевною жизнью. Поэтому, за редкими исключениями, изолированный психологический эксперимент над своею душевною жизнию (так у авт.) не может иметь научно-объективной цены. Эксперимент над собою может приобретать настоящую научную цену только при постоянной поверке его психологическими экспериментами над другими людьми и существами; сам же по себе он может
только содействовать более глубокой научной постановке вопросов и уяснению проблем психологии, но не может окончательно оправдывать их решения.
При естественном взаимном недоверии людей психолог даже и не поверит результатам эксперимента не только непсихолога, но и другого психолога над самим собою, если они не проверены самолично, или не подтверждены опытами других людей, - точно также, как настоящий химик, физик и гистолог не поверят результатам личного эксперимента своего коллеги, если он не проверен ими самими или не подтвержден опытами целого ряда других лиц и авторитетов науки.
Если спросить себя, что дает вообще характер «полной достоверности экспериментальным выводам науки», то ответом будет, что эта достоверность приобретается в науке, как и в судебном процессе, показаниями свидетелей. Если бы даже сам покойный Гельмгольц констатировал известное новое физическое явление или факт, если бы Менделеев открыл новое химическое соединение, Вальдейер новую органическую клетку в мозговой коре, если б покойный Пастер открыл новую патогенную бактерию, то мы бы им не поверили до тех пор, пока их наблюдения и выводы не подтвердили бы другие специалисты по физике, химии, гистологии и бактериологии. Следовательно, и эксперименты психолога над самим собою нуждаются в подтверждении других психологов или других психических субъектов, испытавших те же явления, процессы и психологические факты, которые добыты «самоэкспериментацией психолога». Нельзя делать окончательные выводы в науке на основании изучения экземпляров предмета или явления одним только ученым, виденных им, но никому не показанных. А психолог экспериментатор свои подлинные душевные явления никому показать не может. Поэтому в психологии, более чем во всякой другой науке опыта, настоящее научное значение может иметь
только коллективный эксперимент. При этом, конечно, показания специалистов и вообще лиц, более развитых и имеющих навык в наблюдении и анализе явлений внутреннего опыта, важнее показаний неспециалистов и особенно людей, непривыкших к самонаблюдению, напр[имер]. детей, - хотя специалист-психолог, экспериментируя над собою, может иногда, как впрочем и натуралист, напр[имер]. физик, под влиянием излюбленной теории, впасть в заблуждение. Для устранения такого заблуждения и нужна взаимная поверка самонаблюдений.
Общий наш вывод тот, что чисто-психологические эксперименты над собою, хотя они не только возможны, но могут иметь существенную теоретическую цену, в смысле пособия при постановке научно-психологических проблем, не имеют, однако, решающего значения для науки психологии - без экспериментальной проверки выводов посредством коллективного опыта. Экспериментальная психология несомненно нуждается в «сравнительном экспериментальном изучении психических явлений и процессов многих психических существ». Но каковы условия и смысл этого изучения?
Ввиду всего сказанного нами выше о шаткости основ внешнего психологического изучения чужой душевной жизни на основании ее выражений и проявлений, совершенно ясно, что эксперимент над этой чужою душевной жизнию, без ведома, согласия и участия других людей, подвергаемых экспериментации, не может иметь большой научной цены. И действительно, если другое лицо нисколько не будет помогать нам, добровольно и сознательно, в уяснении того, что оно душевно испытывает под нашим влиянием и воздействием, то мы не будем иметь никакого ручательства в том, что наше толкование его психических процессов, на основании их выражений, строго объективно и правильно. Как можем мы об этом знать? Может быть мы судим по себе, или извращаем факты под
влиянием предвзятой теории, или неверно толкуем выражения? Объективного научного критерия в таких опытах не может быть. Мы хорошо знаем трудное положение экзаменатора, когда ученик не хочет или не может обнаружить пред ним своих познаний, - неприятное положение врача, когда больной не желает рассказать ему своих ощущений, - тяжелое положение судьи, когда подсудимый искусно притворяется или запирается. Ключ от чужой души всегда спрятан в сердце или в уме ее обладателя.
Несомненно, что если возможна научная чисто-психологическая экспери-ментация, то только на почве коллективного самонаблюдения, т.-е. добровольного и сознательного участия в психологическом эксперименте нескольких лиц, самонаблюдения и показания которых могут быть проверены друг другом. Но не безразлично при этом, как мы уже указали, какие лица и в каких условиях участвуют в эксперименте. Ввиду некоторых особенностей самонаблюдения, чрезвычайно важно правильно обставлять указанные эксперименты - предупреждать в них обманы и самообманы. И это общее правило приводит нас к необходимости более подробного и тщательного анализа вопроса о способе организации чисто-психологических экспериментов для целей научного изучения психических явлений, процессов и их законов.
VI.
Двумя примерами мы попытаемся уяснить конкретную обстановку этих экспериментов.
Десять лет тому назад, в 1884 и [18]85 году, мы делали коллективные психологические эксперименты вместе со студентами Новороссийского университета, нашими слушателями, для определения форм и законов ассоциации представлений. Читая курс психологии и разбирая законы ассоциативного воспроизведения
представлений, мы пришли - на основании самонаблюдений и некоторых экспериментов над собою - к тому убеждению, что законами смежности, последовательности, сходства и контраста вовсе не исчерпываются все типы ассоциаций представлений и их ассоциативного воспроизведения в памяти. Не говоря уже о причинной связи, которая не совпадает с простою последовательностью представлений во времени и которая признавалась некоторыми психологами ассоциативной школы за особый принцип ассоциативного воспроизведения представлений, есть, повидимому, ряд других логических отношений, управляющих ассоциативным воспроизведением наших идей, наприм[ер]. отношения подчинения и соподчинения понятиям. Если я, по поводу слова «дом», вспоминаю образ своего дома в деревне, где я живу летом, то я от символа общего понятия перехожу к конкретному символу частного представления, которое в него входит. Если я по поводу произнесенного слова «болонка» мысленно перехожу к представлению «лягавой», то это может совершиться не по закону сходства или смежности, а по логическому закону соподчинения: ведь оба представления связаны в понятии «собаки». Проверить присутствие или отсутствие этого логического элемента в процессах ассоциации мы пробовали экспериментально и должны сознаться, что для нас лично эти эксперименты стали решающим фактором в дальнейших психологических воззрениях и построениях. (Я лично с тех пор стал отвергать чисто-механическую точку зрения в объяснении законов душевных явлений). Предлагая двум-трем десяткам слушателей записывать на бумаге, по поводу нескольких десятков слов, произнесенных на расстоянии известного числа секунд, первые приходившие им в голову образы или представления, мы наглядно убедились при совместном разборе нескольких сот записей, что процесс ассоциативного воспроизведения представлений подчи-
нен не механическим, а чисто-логическим законам. Пространство (смежность), время (последовательность), причинность (зависимость), тожество и противупо-ложность (сходство и контраст), подчинение и соподчинение - таковы логические категории ассоциативных соединений, и их решительно невозможно всецело подвести под эмпирические законы ассоциации идей, придуманные английскими психологами. Скорее прав Кант, что есть в нашем уме априорные логические и психологические формы распорядка представлений. Таков был результат наших экспериментов. Само собою разумеется при этом, что голые записи как объективные факты не могли иметь никакого значения для выводов. Приходилось проверять расспросами участвующих предполагаемый действительный ход их мысли почти в каждом отдельном ассоциативном сочетании и некоторые случаи отвергать как негодные, вследствие невозможности проверки их путем самонаблюдения участников эксперимента. Поэтому эксперимент был именно коллективным самонаблюдением* . Мы впоследствии не имели случая возобновить эти эксперименты, да и вообще придавали им тогда чисто-отрицательное, критическое значение -приема доказательства односторонности и неполноты ассоциативной теории: в то время мы даже несколько сомневались в общем научном значении эксперимента в психологии. Но вот явилось неожиданное экспериментальное же подтверждение значения указанных опытов.
В сборнике «L'année psychologique, Beaunis и Binet», первый том которого (за 1894 г.) появился в начале нынешнего года в Париже, напечатано замечательное, по
* Такие опыты над ассоциациями идей производились позднее и в лаборатории Вундта (см. работу E.W. Scripture в Philosophische Studien, 1891. VII. I Heft). Если они не привели к одинаковым результатам, то потому, что задача экспериментаторов была несколько иная (чисто психологическая). Здесь не место излагать эти опыты подробно.
широте приемов, оригинальное экспериментальное исследование французских ученых Бине и Виктора Анри над законами памяти. Дело идет об опытах письменного воспроизведения по памяти отдельных произнесенных слов и целых фраз. Опыты производились и в низших классах училищ над учениками, и в лаборатории над специально приглашенными для этого лицами. Ввиду важного участия самонаблюдения в толковании объективных данных (записей) последние эксперименты конечно должны иметь больше значения. Результатом явились остроумно составленные статистические и графические таблицы, а вывод из опытов над памятью фраз получился весьма существенный и оригинальный, вполне подтверждающий общий вывод, сделанный нами из произведенных в Новороссийском университете экспериментов над процессами ассоциации. Память, как и ассоциация идей, как доказали опыты Бине и Анри, подчинена известным логическим законам. «Les pertes de mémoire, - говорят экспериментаторы, подводя итоги своему анализу, - portent sur les parties accessoires du récit et non sur ses parties essentielles, qui se trouvent ainsi comme disséquées; par parties essentielles, il faut entendre celles qui ont une importance psychologique et aussi celles qui ont une importance logique. La mémoire des phrases, - говорится ранее, - est vingt cinq fois supérieure à la mémoire des mots isolés»* (L'année psychologique, I, стр. 58-59). Общий смысл этих выводов экспериментального анализа воспроизведений памяти по нашему мнению тот, что ассоциация идей подчинена логике, а не логика законам ассоциации идей. «Les enfants ont une tendence à simplifier la syntaxe et à remplacer les mots dictés par des synonimes du langage
* «Потери памяти относятся к второстепенным частям рассказа, а не к существенным, которые этим путем как бы отсекаются одна от другой. Под существенными частями мы разумеем психологическую и логическую их важность. - Память фраз в 25 раз превосходит память отдельных слов».
familier»**. Опять чисто-логический закон
- господства понятия над образом, а не образа над понятием. Вот, для примера, чисто-логический способ воспроизведения на память (немедленно и через двадцать дней) двух фраз, заданных экспериментаторами, причем крупный шрифт [курсив] будет обозначать преобладающие у большинства субъектов эксперимента воспроизведения, а мелкий шрифт [обычный]
- слова, которые преобладающим образом подвергались забвению:
1. Une vieille paysanne agée de 64 ans qui habitait une petite maison des Récolets avait conduire son troupeau aux champs. Pendant qu'elle faisait de l'herbe pour ses animaux, une vipère cachée derrière les fagots s'élanca sur elle et la mordit à plusieures reprises au poignet. La pauvre femme en est morte.
2. Dimanche plusieurs enfants s'amusaient à faire marcher une machine à mortier. L'un d'eux, Victor Antiquet, eut sa main gauche écrasée dans l'angrenage. Il a reçu les premiers soins dans une pharmacie d'où il a été porte chez ses parents***.
Выделив из текста слова, написанные крупным шрифтом [курсивом] и которые лучше всего запоминались, мы, очевидно, получим логический скелет данной мысли. И таких экспериментальных примеров основных законов воспроизведения приведено авторами исследования на первый раз более десяти. Мы от души приветствуем такого рода чисто-психологическую экс-
** «Дети имеют наклонность упрощать синтаксис и заменять продиктованные слова их синонимами из обычной разговорной речи». Весьма любопытна в этом отношении таблица субституции слов, которую дают экспериментаторы на стр. 53 своей статьи.
*** «Старая крестьянка 64 лет, которая жила в маленьком доме Реколе, повела в поле свое стадо. Пока она готовила траву для своих животных, ехидна [гадюка], спрятавшаяся в хворосте, бросилась на нее и укусила ее несколько раз в кисть руки. Бедная женщина от этого умерла. - В Воскресение несколько детей забавлялось приведением в ход машины... Одному из них, Виктору Антике, раздавило левую руку в колесах. Ему сделана первая перевязка в аптеке, откуда его перевезли к его родителям.
периментацию без физических приборов и физиологических аппаратов, которая может быть доступна всем педагогам и даже родителям, сколько нибудь занимавшимся
о о *
психологиеи и логикои.
Нужно быть очень узким эмпириком и весьма посредственным ученым, чтоб отрицать научное значение таких психологических экспериментов и ставить их ниже физиологических и психофизических опытов. Тот, кто решился бы утверждать, что это только статистика, а не эксперимент, пусть подумает, сколько именно нужно раз и какому числу наблюдателей посмотреть в микроскоп, чтоб убедиться в реальном существовании известной клетки или бактерии. Одного раза и наблюдений одного наблюдателя тоже недостаточно. Вся наука основана на статистике экспериментов, наблюдений и утверждений. Вся наука - продукт коллективного эксперимента - наблюдения или же самонаблюдения. Другой науки и не существует.
Но все-таки надлежит спросить себя, при каких условиях этого рода эксперименты могут быть наиболее производительны для науки.
Бине и Анри, при изложении системы своих экспериментов о памяти, откро-
* Советуем всем, интересующимся этими опытами, подробнее изучить статьи Бине и Анри о памяти слов и памяти фраз, чтобы узнать между прочим, как искусно и серьезно экспериментаторы пользовались в этих опытах самонаблюдением экспери-ментируемых лиц, для правильного толкования записей: Aussitôt après l'expérience, chaque personne qui venait de server de sujet était interrogée avec soin sur ses impressions, son état mental, sur les procédés qu'elle avait employés pour retenir les mots (et les phrases?) sur la forme dans laquelle les mots s'étaient conservés dans sa mémoire. Ces divers renseignements ont été écrits immediatement et forment un assez volumieux dossier [Сразу же после опыта каждому лицу, принимавшему в нем участие, задавались вопросы о его впечатлениях, умственном состоянии, о его методах запоминания слов (и фраз?), о форме, в которой слова сохраняются в памяти. Эти различные воспоминания немедленно записываются и составляют довольно объемистое досье] и проч. L'année psycholog, I, стр. 4.
венно рассказывают о тех помехах, какие встречал их опыты - в привычке учеников школы лгать учителям, списывать и лицемерить. В последнее время в литературе психологии начинают входить в обычай вопросники, обращенные к неизвестным лицам и просящие указаний этих лиц относительно их самонаблюдений и субъективных опытов в той или другой области психологических исследований (наприм[ер]., в области явлений психической наследственности, ощущений, памяти, иллюзий, правдивых галлюцинаций, состава сновидений и проч.)**. Все эти вопросники, однако, не могут иметь почти никакого научного значения, - это все равно, что обращаться к людям улицы с вопросами о химическом составе воздуха, о физических законах света и т.п. В психологических экспериментах ученый прежде всего должен иметь дело с определенною личностью или личностями. Если они ему не известны, то их показания не имеют для него цены. Сознательный обман и бессознательный самообман могут
/" ***
извратить результаты любого опыта***.
Первое правило всякого психологического эксперимента: возможность полного доверия к личности, подвергаемой психологическому испытанию, как и этой личности к психологу-экспериментатору, для чего конечно необходимо непосредственно друг друга знать. Второе правило: пользоваться каждым субъектом для экс-
** История «Вопросников» (которые ввел англ[ийский]. ученый, друг Дарвина, Гальтон) [не только друг, но и родственник: двоюродный брат - ред.] и главные психологические темы, которые при их помощи исследовались, излагаются в упом[янутой]. выше книжке Бине: Введение в экспериментальную]. психологию, Спб., 1895, стр. 167 и след.
*** Это отчасти признают и Бине и Куртье, указывая на малую достоверность показаний лиц незнакомых и ответов анонимных (стр. 161), а также на малую цену «вопросников», помещаемых в журналах, на которые отвечают единицы из сотен и тысяч людей. Но не оттого ли ответы редки, что публика сама сознает их малую цену для психологов, которые ее не знают и которым она не доверяет, ибо сама лично не знает их?
перимента только в пределах его психического развития, сознания и самосознания, которое определимо опять лишь при непосредственном знакомстве (экспериментальным путем). Если бы, экспериментируя над двенадцатилетним мальчиком гимназистом, мы попросили его дать нам отчет в его философском миросозерцании и логических элементах последнего, то это было бы явным абсурдом, но такой вопрос можно задать зрелым людям с известным философским развитием. Допрашивая экспериментально природу, мы не делаем ошибок перспективы, ибо давно научились толково обращаться с нею. Физиолог не спрашивает розовый цветок о его органах чувств и об организации его нервных центров. Того же метода должно держаться в области «психологической экспери-ментации». Нужно допрашивать психологически в пределах данного и доступного субъекту, на основании наших непосредственных наблюдений и научного изучения предмета, психического содержания. Но и при таком ограничивающем условии психологическая экспериментация может дать самые богатые результаты, так как задачи экспериментальной психологии разнообразны, всеобъемлющи и чрезвычайно глубоки. Мы теперь только наметим путь к их открытию и уяснению и со временем
вернемся к более подробному обозрению
*
этих задач .
VII.
Если бы педагоги, юристы и врачи были в то же время психологами, то они могли бы быть отличными экспериментаторами в области душевной жизни, так как и без
* В соч. L'année psychologique и в книжке Бине об экспериментальной]. психологии, как и в Philosophische Studien Вундта, и в американских журналах (The psychological review Больдвина и Кэттеля и American journal of psychology Стенли Голля) их указано чрезвычайно много, но не дается еще надлежащей их психологической классификации, да и многие задачи совершенно не намечены и не формулированы.
того, по самым профессиям своим, они принуждены постоянно психологически экспериментировать над другими существами, с целью изучения их психической жизни или воздействия на нее. Если же они теперь редко пользуются этими экспериментами для научных обобщений, то обыкновенно потому, что не знают психологии, часто даже не интересуются ею и не умеют правильно ставит задач, которые могли бы подлежать их экспериментальному научному исследованию. В особенно благоприятных условиях для психологической экс-периментации находятся педагоги. И несомненно, что успех их собственной деятельности был бы гораздо значительнее, если б они экспериментально изучали душевную жизнь своих учеников и воспитанников. Этим путем они лучше узнавали бы почву, на которой сеют знания и принципы, и могли бы выработать более сознательные и вернее достигающие своей цели приемы воздействия на души воспитываемых. Со временем так и будет. Школы сделаются именно обширными лабораториями для всевозможных психологических экспериментов, ибо теперешнее обучение и воспитание, производимые ощупью, без всяких сознательных психологических правил, без надлежащего знания личности каждого воспитываемого и обучаемого, с калейдоскопической сменою предметов преподавания и внушаемых ученикам взглядов, без сомнения - совершенная аномалия. Если такое воспитание не окончательно уродует детей, их мышление, миросозерцание и характер, то только потому, что интеллектуальная и нравственная природа их борется против вредных воздействий школы и часто торжествует в этой борьбе, как успешно борется физический организм против действия ядов и бактерий.
Всякий учитель, строго говоря, обязан быть психологом-экспериментатором в известной области психологических вопросов и проблем. Математику дан прекрасный случай экспериментально изучать логические законы мышления, состав и
законы умозаключений. Историку дана возможность экспериментально изучать законы памяти и ассоциации идей, а также природу нравственных чувств и стремлений детей. Филологу, с своей стороны, удобно исследовать экспериментально и законы памяти, и законы логической работы мышления, насколько она выражается в построении речи и в пользовании словом, как орудием мысли. Физику и натуралисту должно экспериментально изучать ощущения и наблюдательные способности детей. Необходимо только уметь ставить психологические задачи, умело пользоваться самообладанием детей, направляя его в надлежащую сторону и постепенно изощряя его, и заставлять работать над этими задачами весь класс, заинтересовывая его результатами. При этом конечно нужны и письменные ответы (тут же в классе), как средство объективной регистрации фактов, и устные отчеты, которые должны служить способами анализа и проверки добытого материала на почве самонаблюдения учащихся.
Задачи учителя-экспериментатора могут быть такие.
Учитель математик, изложив ученикам теорему или математическое правило, предложить им, разъяснив предварительно законы умозаключения, сообщить письменно порядок суждений и умозаключений, какими ученик способен оправдать данную теорему или правило. Сличение и тщательный разбор ответов может дать важные результаты для психологии мышления и для логики, причем путем устных расспросов можно уяснить логические или эмоциональные основания того или другого пути, который избрала мысль каждого ученика в решении проблемы. Историк может предлагать ученикам записывать своими словами сделанный им рассказ какого-либо исторического события, и такие опыты будут совершенно аналогичны тем, которые производили Бине и Анри и которые были вкратце изложены нами выше. Историк же может предлагать уче-
никам давать письменно нравственную оценку очерченных им лиц или событий, и это даст обширный материал для психологии нравственного чувства и вообще характера детей, их нравственных воззрений и стремлений, для этики индивидуальной и общественной (характер ответов по слоям общества, к которым принадлежат дети). Филолог может тоже экспериментировать над памятью слов и фраз, а также над логическими процессами мышления при упражнении детей в переводах, пересказах и опытах пользования ими теми или другими грамматическими правилами и стилистическими оборотами. Натуралист, наприм[ер]. физик, может делать разнообразнейшие опыты над ощущениями детей и их наблюдательными способностями, предлагая письменное описание виденных ими явлений, самостоятельную иллюстрацию изложенных им ранее физических законов, и т.д. Исчерпать все задачи педагогической экспериментации мы здесь не можем и не намерены. Без сомнения, всякий педагог, познакомившись с содержанием наук - психологии, логики, этики, найдет сам, без нашей помощи, множество вопросов, которые могут подлежать экспериментальному исследованию при содействии учеников различного школьного возраста. Эти опыты, если они будут основаны на тщательных расспросах учеников относительно их самонаблюдений, не только будут давать чрезвычайно важные материалы для научной психологии, но, как мы уже сказали, будут помогать самим учителям в понимании детской и юношеской души и в руководстве ее развитием.
Те же и другие им подобные, и даже гораздо более сложные задачи экспериментального анализа могут быть осуществляемы психологом и могут быть обставляемы более тщательно и целесообразно в особо приспособленных для того лабораториях и кабинетах. Эти опыты, ввиду всего сказанного нами выше, только тогда и приобретут настоящее научное значение, когда они будут производиться учеными
специалистами над взрослыми, вполне сознательными людьми, привыкшими к точному само[на]блюдению и приобрев-шими [так у авт.] искусство точно и верно передавать испытываемые ими душевные состояния. Вот почему для психологических экспериментов нужна правильно организованная лабораторная обстановка, нужны «психологические кабинеты». «Психологический кабинет, справедливо говорят Бине и Куртье, не только мастерская, где ученый психолог экспериментирует над состояниями сознания при помощи усовершенствованных инструментов; кабинет должен служить также и общим центром правильно организованной работы, где бы могли быть классифицируемы все психологические материалы, каково бы ни было их происхождение»*. Мы не отрицаем важности пользования во многих из указанных выше опытов различными физическими приборами и приспособлениями - хронометрами, хроноскопами и т.п. Мы только убеждены в том, что и при этом условии можно и должно ставить для экспериментального исследования и решения чисто психологические, а не непременно психофизические и психофизиологические проблемы, и сама школа Вундта это признает, изучая экспериментально состав представлений, качественные категории их ассоциаций, явления памяти и т.п. Не надо только называть эти проблемы «психофизическими» и не надо смотреть на физические инструменты, при этих опытах употребляемые, как на момент, решающий их характер. Если учитель будет пользоваться показаниями секундной стрелки своих часов для того, чтобы произносить
* См. «Введ[ение]. в экспериментальную]. психологию, стр. 157. Заметим при этом, что для чисто психологических экспериментов нужна тоже особая обстановка: тишина, спокойствие, отсутствие развлекающих впечатлений и лишних предметов, не говоря о всех прочих приспособлениях. Об устройстве психол[огических]. кабинетов Бони и Бине в Париже, Вундта в Лейпциге и американских кабинетов см. также в приложении: Психологические кабинеты в Северо-Американских Штатах.
на правильных промежутках времени слова, которые ученики должны запомнить, то опыт от этого не превратится из чисто-психологического в психофизический.
Точно также можно пользоваться для регулирования психологических экспериментов хроноскопом Гиппа, хронометром Дарсонваля [так у авт.], хронографом Ма-рея и проч., не изменяя при этом чисто психологического характера опытов. И если психолог-специалист будет это делать, то он не превратится от этого ни в физика, ни в физиолога. Весьма в моде доказывать, что только физик или физиолог может быть психологом-экспериментатором. Но этот предрассудок мы, кажется, достаточно опровергли. Филолог не должен быть часовщиком, чтоб уметь пользоваться (в экспериментах над памятью слов) секундною стрелкой. Научиться пользоваться всякими физическими инструментами, ради целей психологического эксперимента, для образованного человека, прошедшего гимназический и университетский курсы, - совсем не мудрость. Но быть для этого психологом и философом, и даже филологом и историком - по образованию и мышлению, пожалуй более необходимо, чем быть физиком и физиологом.
Не нужно самому уметь делать инструменты, которыми в жизни или в видах науки пользуешься. Барометра не сумеет сделать почти не один сельский хозяин, а пользоваться им он отлично умеет. Хороший охотник - не оружейный мастер, могущий соорудить хорошее ружье.
Иногда даже очень умные люди впадают в странные недоразумения. Так, некоторые почтенные физиологи нашего времени доказывают, что настоящим психологом-экспериментатором может быть только физиолог, но пора бы сдать в архив столь несостоятельное утверждение, совершенно аналогичное тому, что хорошим знатоком музыки может быть только хороший органист. Всякое дело требует своего специалиста, и психолог должен быть прежде всего психологом, а не физиологом, а если он
также знает и физиологию, то тем лучше, - всякое знание расширяет горизонт человека, и мы уже сказали выше, что совершенное незнание анатомии и физиологии для современного образованного человека вообще постыдно, как было бы постыдно совершенное незнание им арифметики, геометрии, алгебры, физики, грамматики, изящной литературы, истории, и т.п.
В настоящее время идет речь об учреждении при русских университетах самостоятельных «кабинетов экспериментальной психологии», которые уже существуют на западе. Весьма было бы грустно, если бы при организации этого еще молодого дела в России мы впали в нелепое заблуждение, что экспериментальная психология есть только психофизика или психофизиология, что кабинеты экспериментальной психологии должны быть не независимыми учреждениями, а филиальными отделениями физиологических или физических лабораторий, что в них могут работать только профессора и студенты естественного или медицинского факультетов, а не философы и филологи. Что за перегородки между отделами знания, что за узкая нетерпимость и исключительность! Нынешнее факультетское деление в университетах вполне отжило свое время*. Наука одна, и вся наука в ее целом стремится стать опытной и экспериментальной, с одной стороны, спекулятивной и метафизической - с другой. Чисто опытная наука - без спекуляций и метафизического анализа понятий и проблем самого познания -такая же нелепость, как прежние чисто-метафизические и спекулятивные построения - без всякой опытной и экспериментальной почвы. В будущем столетии станут, конечно, экспериментальными и некоторые части науки о праве, и филология, и педагогика, и станут более спекулятивными и метафизиче-
* Его давно пора бы заменить широкой и разнообразной группировкой вспомогательных наук (из программ всех факультетов) около главной, наиболее интересующей студента, какою может быть каждая наука, преподаваемая в университете.
скими самые чистые опытные науки - химия, физика, физиология. Пора бросить нелепые споры о словах, всякие клички и огульные определения, пора отрешиться от кастовых предрассудков хотя бы в области науки, высшего знания, - пора сделать образование более всесторонним, а научное исследование и обучение - вполне свободным. Будет грустно и стыдно, если русские университеты откажутся от учреждения кабинетов экспериментальной психологии только потому, что нельзя будет достигнуть соглашения по вопросу о том, при каком факультете должна состоять эта полезная и необходимая наука.
Задачей нашего очерка было показать, что назрело время для признания и разработки совершенно самостоятельной науки - экспериментальной психологии, а к какому факультету будет причислена кафедра этой науки и необходимая для нее лаборатория - не все л и равно?! Экспериментальная психология - именно та наука, которая должна обнаружить всю несостоятельность и отсталость перегородок, существующих, вопреки всякой логике, между нынешними факультетами русских университетов. Экспериментальная психология, как впрочем и все философские науки, должна быть предметом преподавания на всех факультетах: в психологической и философской подготовке нуждаются и юристы, и медики, и натуралисты, и математики, и филологи, и историки. Неужели эта аксиома требует доказательств?
[Конец]
К 130-летию со дня основания
В. Вундтом первой в мире психологической лаборатории
130 лет со дня основания первой в мире психологической лаборатории исполнилось в 2009 г. Вильгельм Вундт создал ее в Лейпциге в 1879 году. Для этих целей власти выделили помещение в пансионе «Тпепапит» при Лейпцигском университете (рис. 1). Через 2 года лаборатория была преобразована в Институт экспериментальной психологии.
Рис. 1. Пансион «Trierianum», в котором размещалась психологическая лаборатория Вундта
Лаборатория стала международным центром подготовки специалистов в области психологии. В ней прошли обучение практически все германские психологи (среди них - Э. Крепелин, Г. Мюнстерберг, О. Кюльпе, А. Киршман, Э. Мейман, К. Марбе, Т. Липпс, Ф. Крюгер), стажировались американские специалисты (Джеймс Маккин Кеттел, 1860-1944 - не путать с Рэймондом Бернардом Кеттелом, 19051998, Ст. Холл, Ф. Энджелл, Э. Скрипчур, Дж.М. Болдуин, Дж.М. Стреттон, Э. Пейс, У.Дж. Смит и др.), российские (В.М. Бехтерев, В.Ф. Чиж, Н.Н. Ланге и др.).
Отдельного упоминания заслуживает Эдвард Брэдфорд Титченер (1867-1927), который, будучи англичанином по происхождению и получив базовое высшее образование в Великобритании, затем в 80-90-е гг. XIX века работал в Институте Вундта, даже был его ассистентом, защитил дис-
сертацию, после чего в 1892 году переехал в США, где, работая на кафедре Корнель-ского университета, создал собственную школу психологов «структуралистов» - оппонентов функционалистов, сторонников Уильяма Джеймса, и бихевиористов. Надо указать и на то, что и другой выдающийся ученик Вундта - немец Гуго Мюнстерберг (1863-1916), уже в бытность свою профессором Фрейбургского университета также эмигрировал в США, где стал профессором Гарвардского университета и способствовал развитию прикладной психологии (в частности, разработке проблем профессиональной пригодности).
Что особенно важно - большинство стажеров, возвращаясь из Лейпцига на родину, создавало там лаборатории по образу и подобию вундтовской. Особенно много таких лабораторий было создано в США (в разных штатах - Пенсильвания, Колумбия, Калифорния и др.). В России первую психофизиологическую лабораторию создал В.М. Бехтерев в Казанском университете по возвращении из зарубежной командировки, в том числе и в лабораторию В. Вундта. Г.И. Челпанов имел тесные связи с Институтом Вундта и при организации Психологического института при Московском университете в 1912 году многое перенял у немецкого ученого.
По сути лаборатория положила начало становлению психологии как самостоятельной науки, формированию школы Вундта, а сам учитель заслужил почетное звание «отца» экспериментальной психологии. Критика некоторых его взглядов со стороны следующих поколений исследователей ни в коей мере не колеблет то заслуженное место, которое он занял в истории науки.
В 2009 году также отмечаются
следующие юбилейные даты:
180 лет дня рождения Ивана Михайловича Сеченова (1829-1905), российского физиолога и психолога.
170 лет со дня рождения Теодюля Армана Рибо (Theodule-Armand Ribot, 1839-1916), французского психолога, автора классических книг о психологии чувств, произвольного внимания и памяти (сформулировал закон Рибо - закон регрессии памяти: забывание недавних событий на фоне удерживания прежде запечатленных). Родоначальник опытного направления во французской психологии и фактический основатель французской школы психологов (вместе с Альфредом Бине и Пьером Жане). Директор первой французской психологической лаборатории (1889).
165 лет со дня выхода в свет третьего тома книги «Сравнительная психология» Карла Фридриха Бурдаха (Karl Friedrich Burdach, 1776-1848): Burdach K.F. Blicke ins Leben. Comparative Psychologie. Dritter Band: Sinnenmaengel und Geistesmacht. Lebensbahnen. - Lepzig: Leopold Voss, 1844. - 310 S. Бурдах является выдающимся анатомом, открывшим проводящий путь спинного мозга и соответствующее ему переключательное ядро продолговатого мозга. Наряду с этим он относится к одно-
му из крупных представителей германской психологии довундтовской поры. Историки включают его в ряд известных зоопсихологов вместе с Карлом Гарусом и Гербертом Спенсером. К. Бурдах полагал, что животное не является автоматом, а действует сознательно, но не обладает рефлексией. Известна речь Бурдаха, произнесенная им в Берлине в 1828 году: «Психология как естественная наука».
160 лет со дня рождения Ивана Петровича Павлова (1849-1936), российского физиолога, автора учения об условных рефлексах.
120 лет со дня рождения Сергея Леонидовича Рубинштейна (1889-1960), отечественного психолога и философа.
100 лет со дня смерти Германа Эббин-гауза (1850-1909), немецкого психолога, создателя уникальных методов изучения памяти.
100 лет со дня выхода в свет первого тома книги Э. Титченера «A Textbook of Psychology».
