Осмысление феномена пути в русской гуманитаристике XIX–XX вв. (В. О. Ключевский, Н. А. Бердяев, М. М. Бахтин) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ИЗВЕСТИЯ

ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012

IZVESTIA

PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES

№ 27 2012

УДК 008

ОСМЫСЛЕНИЕ ФЕНОМЕНА ПУТИ В РУССКОЙ ГУМАНИТАРИСТИКЕ XIX-XX ВВ. (В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ, Н.А. БЕРДЯЕВ, М.М. БАХТИН)

© С. В. СБОТОВА, М. В. ПАЦ Пензенский государственный университет архитектуры и строительства, кафедра иностранных языков e-mail: [email protected]

Сботова С. С., Пац М. В. - Осмысление феномена пути в русской гуманитаристике XIX-XX вв. (В. О. Ключевский, Н. А. Бердяев, М. М. Бахтин) // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 58-61. - В статье определена семантика понятия «путешествие» («путь»), показано его значение как универсалии культуры; определены основные особенности осмысления темы пути в русской гуманитарной науке XIX - XX вв. Согласно В. О. Ключевскому, степь создает тип русского странника - «казака», бездомного человека, не имеющему определенных занятий и постоянного места жительства. Н. А. Бердяев видит парадоксальность русской истории и русской души, склонность к странничеству - в разрозненности женского и мужского начал. М. М. Бахтин рассматривает путь (дорогу) как категорию хронотопа, как способ связи пространства и времени, объясняя этим ее богатую языковую метафоризацию.

Ключевые слова: путешествие, путь, дорога, странник, хронотоп.

Sbotova S. S., Pats M. V. - Interpretation of the “way” phenomenon in the Russian humanities of the 19th-20th centuries (V. Klyuchevsky, N. Berdyaev, M. Bachtin) // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im. V.G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 58-61. - The article gives definitions to the notional concepts of “travelling” and “way”. According to V. Klyuchevsky, the steppe creates the image of a Russian traveller “kazak”, a homeless person without any occupation. N. Berdyaev realizes the paradox of the Russian history and the Russian soul, the inclination to wandering in the oddness of the masculine and feminine nature. M. Bachtin examines the “way” (“road”) as the category of chronotop, as means of connection in time and space thus explaining its rich linguistic figurativeness.

Keywords: travelling, way, road, traveller, chronotop.

Культурная универсалия «путешествие»

(«путь») играет большую роль в русской культуре, в русском языке, литературе, изобразительном искусстве.

Немаловажную роль оно играет в историософии Василия Осиповича Ключевского (1841-1911), который с его помощью обосновывает особенности русской ментальности. Ключевский считает, что ее сформировали особенности среднерусского ландшафта.

Ключевский сравнивает «народно-психологическое действие» ландшафта в Западной и Восточной Европе с одной стороны, и в России - с другой. То, что путник видит вокруг себя на Западе, «настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, точной отчетливости и ежеминутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда» [5].

В России «все отличается мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок, все оставляет неопределенное, спокойно-неясное впечатление. Жи-

лья не видно на обширных пространствах, никакого звука не слышно кругом - и наблюдателем овладевает жуткое чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночества, располагающего к беспредметному унылому раздумью без ясной отчетливой мысли» [5].

Русский историк анализирует воздействие на русского человека таких ландшафтных факторов, как лес, степь и река. Лес и особенно степь действовали на русского человека двусмысленно: с одной стороны, степь символизирует волю, разгул, широту, не ограниченную никакими узами или запретами; с другой, степь - это опасное пространство, заселенное хищными кочевниками и гуляками-ворами, непредсказуемыми в своем поведении, несущими разорение и разрушение любой социокультурной стабильности: «...Степь широкая, раздольная, как величает ее песня, своим простором, которому конца-края нет, воспитывала в древнерусском южанине чувство шири и дали, представление о просторном горизонте, окоеме, как говорили в старину ...» [5].

При этом степь несла русскому народу немало бедствий, являясь вечной угрозой. Ее историческим продуктом, соответствовавшим ее характеру и значению, является казак. Казак - это тип русского странника, этимологически слово «казак» восходит к значению «бездомный и бездольный», «гулящий» человек, не приписанный ни к какому обществу, не имеющий определенных занятий и постоянного места жительства. ключевский отнюдь не идеализирует этот тип странника [5].

любовь русского человека к реке позволяла преодолеть «двусмысленность» леса и степи; река - соседка и кормилица, водяная и ледяная дорога: «Река является даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе, она и сама любит порядок, и закономерность . Русская река приучила своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности. Река воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному, артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, общаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение» [5].

Об особой «географии» русской души - о шири, зовущей к скитальчеству, не знающей чувства меры и формы, говорил русский философ Николай Александрович Бердяев (1874-1948): «Россия - страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы» [3]. Бердяев отмечает парадоксальность и загадку русской истории и русской души, и не может ответить на вопросы: почему самый не государственный народ создал такую могущественную государственность; почему самый анархический народ так покорен бюрократии? И в то же время это народ странников, скитальцев, стремящихся к бесконечной свободе, вечно ищущих. В русской душе есть какое-то бесконечное искание абсолютной, божественной правды.

Эту тайну парадоксальности русского характера Бердяев связывает с особенным соотношением женственного и мужественного начала. корень противоречий он видит в разрозненности в русской культуре этих начал. Стремление к безграничной свободе оборачивается безграничным рабством, вечное странничество - вечным застоем, потому что мужественность всегда ожидается извне, а не овладевает женственной национальной стихией изнутри. Это означает, что мужественное, действенное, направленное на раскрытие личности, которое способствует оформлению свободного бытия, свободной самоорганизации, приходит извне и обретает порабощенный характер, приводит к пассивности, инертности, лени.

Величие русского народа и призвание его к высшей жизни сосредоточены в типе странника. «Русский человек с большой легкостью духа преодолевает всякую буржуазность, уходит от всякого быта, от всякой нормированной жизни. Тип странника так характерен

для России и так прекрасен» [3]. Странник, согласно Бердяеву, - самый свободный человек на земле, он не врос в землю, вся тяжесть жизни для него - это котомка за плечами. Русский странник - это образ абсолютной свободы, как протест против вынужденного рабства.

Явление духовного странничества пронизывает всю русскую культуру, великую русскую литературу: «Русский тип странника нашел себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. И здесь мы знаем странников, свободных духом, ни к чему не прикрепленных, вечных путников, ищущих невидимого града» [3]. Странники - герои Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского. Раскольников, Мышкин, Ставрогин, Версилов, князь Андрей и Пьер Безухов

- все они воплощают тип духовного странника. Великий русский философ ХХ в. Владимир Соловьев, своеобразным продолжателем идей которого был и сам Бердяев - тоже странник: «Вл. Соловьев всегда чувствовал себя не обывателем и мещанином этой земли, а лишь пришельцем и странником, не имеющим своего дома» [3]. Примечательно, что А. Блок так описывал впечатление, произведенное на него философом: «То был уже чистый дух, точно не живой человек, а изображение. одинокий странник медленно ступал за неизвестным гробом в неизвестную даль, не ведая пространств и времен» [4].

Тип странника позже воплотил в себе и Л. Толстой, уйдя из дома. «Русской душе не сидится на месте, это не мещанская душа, не местная душа. В России, в душе народной есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града китежа, незримого дома. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными ее очами» [3], -пишет Бердяев.

Антиномия русского бытия, согласно Бердяеву, должна быть перенесена внутрь русской души, которая должна стать мужественно-женственной. Женственность русской земли должна быть соединена с мужественным духом, который потенциально заключен в русском странничестве: «Без стихии земли мужественный дух бессилен. но любовь человека к земле не есть рабство человека у земли, не есть пассивное в нее погружение и растворение в ее стихии» [3]. Любовь человека к земле, по убеждению Бердяева, должна быть мужественной: только мужественная любовь дает выход из натуралистической зависимости, из родовой погруженности в стихийный первородный коллектив. В России еще господствует натуральное хозяйство - и в материальной и в духовной жизни, из этого периода натурального хозяйства в муках выходит русский народ. Русское отщепенство и скитальчество связано с этим отрыванием от родовой натуралистической зависимости: «отрыв этот не есть отрыв от родной земли. И русские отщепенцы, и русские скитальцы остаются русскими, характерно национальными» [3].

концепт пути (дороги) подробно рассматривает в своих работах Михаил Михайлович Бахтин (18951975). В интерпретации Бахтиным концепта пути (до-

ИЗВЕСТИЯ ПГПУ им. В. Г. Белинского ♦ Гуманитарные науки ♦ № 27 2012 г.

роги) прослеживаются следы Гете и Ницше, также можно обнаружить переклички с Хайдеггером и с Бердяевым. Известно, что И. В. Гете, наряду с Ф. М. Достоевским и Ф. Рабле, был третьим героем творчества Бахтина, причем наиболее тесно связанным с проблематикой пространства и времени. Бахтин по-особому прочитал тексты Гете, поставив на первое место его «умение видеть время в пространстве» [2], идеи о зримой форме времени в пространстве; о полноте времени как синхронизме, сосуществовании времен в одной точке пространства, например, тысячелетнем Риме

- «великом хронотопе человеческой истории». Вслед за Гете Бахтин подчеркивал, что само прошлое должно быть творческим, т.е. действенным в настоящем; он видел, что Гете «разносил рядом лежащее в пространстве по разным временным ступеням, эпохам становления» [2], раскрывал современность одновременно как разновременность - остатки прошлого и зачатки будущего; размышлял о бытовых и национальных особенностях «чувства времени».

Именно Бахтин сумел глубоко понять образы движения у Ницше. Бахтин - один из немногих, кем положительно оценен опыт вечного возвращения Ницше. Бахтин оценил в «вечности» Ницше, хотя и наивно механистически выраженный, символообразующий момент: «В большом опыте мир не совпадает с собою (не то, что он есть), не закрыт и не завершен. В нем - память, не имеющая границ, память, опускающаяся и уходящая в дочеловеческие глубины материи и неорганической жизни.. Эта большая память о прошлом (в отвлеченно-временном смысле); время относительно в ней. То, что возвращается вечно и в то же время невозвратно...Момент возвращения уловлен Ницше, но абсолютно и механистически интерпретирован им» [1].

Бахтин ввел в гуманитарное знание термин «хронотоп» (пространство-время). Этот математический термин, основанный на теории относительности А. Эйнштейна, имеет для культурфилософии «метафорическое» значение: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе «времяпространство» . Нам важно выражение в нем неразрывности пространства и времени [1]. Бахтин так описал процесс слияния времени и пространства: «Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно зрелым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысляется и измеряется временем» [1]. Это слияние и характеризует хронотоп. Хронотоп - это существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе. Хронотопом определяется единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности. В силу этого хронотоп всегда включает в себя ценностный момент, выделить который можно, однако, только в абстрактном анализе.

Бахтин считает, что в языковой модели мира «дорога», «путь» - это способ связи двух простран-

ственных координат. В своей работе «Формы времени и хронотопа в романе» М.М. Бахтин пишет о хронотопе дороги: «Значение хронотопа дороги в литературе огромно: редкое произведение обходится без каких-либо вариаций мотива дороги, а многие произведения прямо построены на хронотопе дороги и дорожных встреч и приключений» [1].

основа хронотопа дороги - фольклорная: «реализация метафоры жизненного пути в разных вариантах играет большую роль во всех видах фольклора. Можно сказать, что дорога в фольклоре не всегда бывает просто дорогой, но всегда либо всем, либо частью жизненного пути; выбор дороги - выбор жизненного пути; перекресток - всегда поворотный пункт жизни фольклорного человека; выход из родного дома на дорогу с возвращением на родину - обычно возрастные этапы жизни (выходит юноша, возвращается муж); дорожные приметы - приметы судьбы и проч. [1]. Дорога - место случайных встреч, там пересекаются в одной временной и пространственной точке представители всех сословий, состояний, вероисповеданий, национальностей, возрастов: «Здесь могут случайно встретиться те, кто разъединен социальной иерархией и пространственной далью, здесь могут возникнуть любые контрасты, столкнуться и переплестись различные судьбы» [1]. Дорога - точка завязывания и место совершения событий. Здесь своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней. Здесь время как бы вливается в пространство и течет по нему, отсюда и такая богатая ме-тафоризация пути-дороги: «жизненный путь», «вступить на новую дорогу», «исторический путь».

Движение является основным свойством, основным признаком жизни, - и в философском, семиотическом, историческом и т.п., и во вполне обыденном, «переживаемом» человеческом смысле. Движение может быть рассмотрено весьма широко: движение в буквальном смысле, то есть перемещение (живых существ и предметов), мимика и пантомима и т.п., и движение в метафорическом смысле, то есть изменение в менталитете, в языке, в традиции, в культуре; иными словами, речь идет о движении во времени и о движении в пространстве, о движении в хронотопе и о хронотопе движения. Текст также может быть представлен как путь и как многомерное пространство.

Литературные хронотопы имеют, прежде всего, сюжетное значение, являются организационными центрами основных описываемых автором событий. Несомненно, также изобразительное значение хронотопов, поскольку сюжетные события в них конкретизируются, а время и пространство приобретают чувственнонаглядный характер.

Бахтин выделил и такую особенность хронотопов как их жанровое значение. Каждому жанру литературы присущ свой набор хронотопов, по которому можно классифицировать произведение. Причем новые хронотопы могут заимствовать мотивы из уже сложившихся стилей, но в своеобразной последовательности, что ведет к рождению абсолютно нового сочетания.

Два наиболее важных для конструирования художественного мира аспекта - время и пространство -не только тесно связаны друг с другом, но и сливаются в единое целое. Причем эти сочетания имеют жанровую принадлежность.

Бахтин подчеркивает, что всякий художественнолитературный образ в своей основе хронотопичен. Существенно хронотопичен и сам язык, являющийся исходным и неисчерпаемым материалом образов. Следует принимать во внимание также хронотопы автора произведения и слушателя-читателя.

Бахтин полагает, что в литературном хронотопе время непременно доминирует над пространством, делая его осмысленным и измеримым. Поскольку понятие хронотопа применимо не только в литературе, но и в других областях искусства, важно отметить, что даже в литературном хронотопе время не всегда является ведущим началом. (Бахтин сам ссылается в этом плане на романы Ф. М. Достоевского).

С точки зрения анализа художественного пространства средневекового искусства особый интерес представляет описание Бахтиным конкретных хронотопов ранних форм романа: средневекового рыцарского романа; «Божественной комедии» Данте; романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». В частности, у Данте, как и у средневековых художников, формообразующее устремление направлено на построение образа мира по чистой вертикали, замену всех временноисторических разделений и связей чисто смысловыми, вневременно-иерархическими связями. Однако у Данте, в отличие от средневековых художников, образы и идеи наполнены уже мощным стремлением вырваться из вертикального мира и выйти на продуктивную историческую горизонталь. К романам, в которых важную роль играет хронотоп дороги, Бахтин причисляет «Сатирикон» Г. Петрония, «Дон Кихот» С. М. Сервантеса, «Жиль Блаз» А. Р. Лесажа, «Годы учения» и «Годы странствия Вильгельма Мейстера» И. В. Гете, «Генрих фон Офтердингер» Новалиса, «Мертвые души» Н. В. Гоголя.

Границы хронотопического анализа не ограничиваются пределами искусства и литературы. Во всякой области мышления, включая и науку, мы имеем дело со смысловыми моментами, и чтобы войти в наш опыт (притом социальный опыт) они должны принять какое-либо пространственно-временное выражение, то есть принять знаковую форму, слышимую и видимую нами.

Бахтин считает, что движение является основным свойством, основным признаком жизни, - и в философском, семиотическом, историческом и т.п., и во вполне обыденном, «переживаемом» человеческом смысле. Движение может быть рассмотрено весьма широко: движение в буквальном смысле, то есть перемещение (живых существ и предметов), мимика и пантомима и т.п., и движение в метафорическом смысле, то есть изменение в менталитете, в языке, в традиции, в культуре; иными словами, речь идет о движении во времени и о движении в пространстве, о движении в хронотопе и о хронотопе движения. Текст также может быть представлен как путь и как многомерное пространство.

Таким образом, в результате проведенного анализа мы пришли к следующим выводам:

1. Концепт пути (дороги) является весьма значимым для российской гуманитаристики. Согласно В. О. Ключевскому, степь, символизирующая волю, разгул, широту, не ограниченную никакими узами или запретами, создает тип русского странника - казака, бездомного и бездольного, гулящего человека, не приписанного ни к какому обществу, не имеющему определенных занятий и постоянного места жительства.

2. Н. А. Бердяев видит парадоксальность русской истории и русской души (могущественную государственность и анархию) в склонности к странничеству, скитальчеству - в разрозненности женского и мужского начал. Мужественное, действенное, направленное на раскрытие личности, способствующее оформлению свободного бытия, свободной самоорганизации, приходит извне и обретает порабощенный характер, приводит к пассивности, инертности, лени.

3. М. М. Бахтин рассматривает путь (дорогу) как категорию хронотопа, как способ связи пространства и времени, объясняя этим ее богатую языковую метафоризацию.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит-ра, 1986.

2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.

3. Бердяев Н. А. Судьба России: Опыты психологии войны и национальности. - М.: Мысль, 1990.

4. Блок А. Рыцарь-монах // Собр. соч. М.: Правда, 1971. Т.5. С. 345.

5. Ключевский В. О. Курс русской истории. М.: Мысль, 1987. Ч. 1.